Не приключения одного русского в эрец исраэль или

Приезд
Аэропорт Бен Гуриона встретил кондиционерной прохладой, но даже свежесть воздуха не могла разогнать остатки самолетного сна и временного разрыва с моим, теперь далеким Красноярском. Прохожу пограничный контроль. Девушка в возвышающейся прозрачной будке внимательно изучила поданные документы, что-то спросила на английском. Ответил ей на французском. С ее лица сошла неприступная серьезность и появилась красивая улыбка. Объяснились  на смеси русских и английских слов. Наконец невидимая линия границы пересечена, я на Земле Обетованной. Длинный пологий эскалатор вывез к остановке транспорта. Шаг и … вдруг окунаюсь во влажную духоту предбанника. Густоту воздуха усиливает черный бархат ночи. Воздух чем-то пряно пахнет, но не распаренным веником. Усаживаемся в небольшой автобус. Вдоль освещенной дороги пытаюсь рассмотреть страну. Вижу бордюр дороги, мелькают столбы пальм. Потом все сливается в дорожный сон прерываемый остановкам. В салон периодически врывается тот же горячий, влажный воздух, быстро вытесняемый кондиционером поле закрывания двери.
Доехали. Добрался до постели. Провалился в сон.
Утро
Громко чирикают воробьи. Из-за их крика и проснулся. В первое мгновение пробужденное сознание спросило: - «Где я?». Воробьи орут как в моем Красноярском дворе. Второе мгновение и осознаю – я в Израиле, Земле Обетованной, родине Иисуса Христа.
Воробьи продолжают шуметь, подтверждая свой космополитизм.
Соседи
Из подъезда вышли молодые люди – девушка и парень лет восемнадцати. Похоже брат с сестрой. Стройные, с антрацитовой блестящей кожей. Черты лица, правильные, гармоничные как у греческих классических статуй, только тоньше.  Выделяются глаза – миндалевидные, большие, пронзительный, широко открытый взгляд и как будто без зрачков черные радужки. Прическа как у всякого африканца  –  черный каракуль.
Афроизраильтяне, однако.
Ярон
Детская площадка во дворе городка на берегу Средиземного моря.
- «Ярон, Ярон осторожно! Не упади!»
Годовалый Ярон, этот новый израильтянин крепко топает по Земле Обетованной оберегаемый русскими словами своей мамы.
Магазин
Захожу в маленькую лавку на первом этаже дома. Роюсь в кармане – ищу самодельный разговорник-словарик, деньги и вдруг за спиной: - «Наташа, подай, пожалуйста, бутылку пива» - понимаю, что на русском языке. Наташа без акцента ответила: - «Десять шекелей или здесь будешь?»
Запомнил. Если из горлышка и на месте, то получишь один шекель назад.
Француз или адвокат?
Садимся в такси. Сопровождают земляки хорошо говорящие на иврите. Усаживаюсь на переднем сидении. Смуглый таксист косится на меня. Деликатно рассматривает. Явно не понимает по-русски. Спрашиваю: – «За кого он меня принимает?» Получаем ответ: - «Француз? Адвокат?»
Французского во мне лишь то, что в школе и институте учил французский язык. Наверно сильно повлияло на внешность.
 Не сын адвоката, но сибирского крестьянина.
Однако русского не распознал!
Не заблудишься
Спускаюсь с горы Кармель. Чтобы не заблудиться решил спросить редких прохожих - как пройти до улицы Герцеля. Спрашиваю на могучем иврите не молодую женщину с классическим лицом изрядно постаревшей Юдифи. Внимательно и подслеповато посмотрев мне в глаза через толстые очки, вдруг сказала по-русски: - «Ай, глупый иврит! Иди вниз не промахнешься».
Как она узнала, что я русский?
Вы из России?
Нырнув в искусственную прохладу офиса из раскаленного уличного воздуха Тель-Авива подхожу к стойке рецепшена. Обмениваемся улыбками с миловидной хозяйкой стола с компьютером. Приветствую ее на чистейшем иврите: - «Шалом алейхем!».
Слышу в ответ по-русски: - «Здравствуйте, вы давно из России?».
??? – «У меня, что на лбу написано? – «Я из России!».
- «О, нет! Но с таким акцентом говорят только выходцы из России».
Я никогда не был так близок к провалу.
Море
Средиземное море волнами накатывается на мои босые ноги. Пляж устлан загорающими телами. Солнце беспощадно шоколадит их  раскаленную кожу. Из воды кочками торчит множество голов качающихся на волнах. В воду задом пятится чернокожий парень, в не менее черных трусах с нарисованным долларом на ягодичной части. На голове целлофановый пакет, надвинутый на глаза. Уже который раз вижу такой нестандартный заход в море. Не знаю кто он. Толи афроамериканец, то ли местный? Интернационального английского ни бельмеса не понимаю. На русском спросить, как то не сочетается с цветом кожи купальщика. Так как я уже запомнил немного слов на иврите,  осмеливаюсь задать вопрос на нем родном: - «Ма зе? (Что это?)». Он показывает пальцем мне в лицо: - «Мишкав ле». О! Я понял! – Очков у него нет! На мне светозащитные очки,  которые оберегают от соленых брызг в глаза.
Начинаю понимать язык страны!
Нищий
В центре Тель-Авива на предостановочной площади, прямо на асфальте сидит попрошайка,  тянет к прохожим ладонь. Упитанный или даже толстый. Какое-то врожденное заболевание скрутило его тело. Лицо ровное, гладкое, упитанное, ничего не выражающее. Одет в арабский хитон,  затертый до  гуталиново-сапожного блеска  почему-то на плечах.  На голове платок-арафатка.
Подают довольно бойко. Сердобольных на свете много.
Хайфа
Медленно иду вдоль центральной улицы Хайфы.  Вслушиваюсь в речь проходящих людей. Кажется, вторая-третья пара говорит на родном русском языке. На углу не молодой худощавый мужчина играет на дудке. Кладу в стоящую у его ног чашечку шекель. Спрашиваю в паузе между музыкальными партиями: - «Как пройти на остановку пятьдесят первого автобуса?». Покрутив головой, музыкант ответил на русском с московским акцентом, как мне показалось: - «Если пройти немного прямо, справа будет подземный переход, рядом будет остановка». Благодарю, спускаюсь в переход. Ба! Знакомая картина! На бетонном полу сидит явно бомж! - грязный, лохматый, бородатый, с нетрезвым мутным взором. Просит денежек – наверное, на выпивку. Расстаюсь, еще с одним шекелем молча.
Бомжи всех стран соединяйтесь!
Дорога в Акко
Еду в город Акко. Знаменит тем, что его не смог взять Наполеон по пути в Египет. Мой гид и водитель Миша, чистокровный кубанский казак,  уехавший со своей Ривкой, еще с первой  большой волной эмигрантов  девяностых годов. Дорога идет вдоль стены с арками. Стена немного наклонена в сторону движения. Вдоль нее тянутся заросли кустов и деревьев. Очень живописно и красиво. Миша уточнил, что это остатки акведука построенного еще римлянами. Крепко строили, однако, эти предки итальянцев.
Много, наверное, воды утекло по этому акведуку.
Театр
Расположились на галерке. Переговариваемся, вливаясь в шум зала. Раздаются традиционные разрозненные хлопки, зал постепенно стихает. Занавес открылся. Представление началось. Заранее попросил сопровождающих меня земляков не переводить. Вслушиваюсь в звуки и мелодию чужой речи. Ни одного слова на родном могучем русском языке не слышу. Чувствую себя глухонемым или немцом, как говорили в старину. Чудно, но постепенно, начинаю понимать, о чем пьеса. Ощущение такое, что понимаю чужую речь.
Вот она великая сила искусства в действии.
 Электричка
Канун шабата. Солдаты едут явно на побывку. Винтовки М-16 на ремне через плечо. Разноцветные шапочки-кипы величиной с небольшое блюдце закреплены на макушке очень маленькими прищепками. На ногах черные и коричневые ботинки. Форма сидит чуть небрежно, но не расхристанно. Почти у всех сотовый телефон в руке. Невозмутимые, веселые лица. Некоторые, из них подозрительно голубоглазые и несколько курносые.
Впрочем, девушки-солдатки без оружия. Этим юным израильтянкам очень идет военная форма. Рядом с такими сослуживцами служить плохо невозможно.
Шабат
Нахожусь в клинике по рабочим делам. Решаем с коллегами свои профессиональные проблемы. Вдруг замечаю какое-то едва заметное усиление броуновского движения людей. Пациентов за дверью кабинета как-то заметно поубавилось. Отмечаю – местное время три часа дня. Спрашиваю коллег, что происходит? Оказывается, через три часа начинается Шабат. Страна погрузится в нирвану. Практически все магазины закроют, даже хлеба не купишь. Только кое-где будут торговать местные арабы, их «шабат» был накануне. Надо успеть совершить необходимые покупки или просидишь голодным весь выходной.
Шабат - это как воскресенье, только начинается в пятницу. Как проходит шабат? – нельзя свет включать, нельзя больше двухсот шагов сделать, нельзя еду готовить, нельзя кнопку в лифте нажимать, нельзя телевизор включать, нельзя шить, писать, рисовать, нельзя, нельзя, нельзя……., раз сто минимум.
Можно только выполнить порядок шабата. Но это уже другая история.

Дорогой читатель, это была Часть I.