Шелкопряд

Он сидел у себя и курил. Что-то подсказывало ему: не мешало бы призадуматься. А думать не хотелось. Лень вытесняла мысли, оставляя от них лишь неспокойное состояние души. Иногда смутная тревога овладевала им настолько, что в памяти всплывало главное: он всё ещё в тупике лабиринта. При всей очевидности факта сознание отказывалось его принимать, выделяя вязкую защитную лень. Но сегодня он решил, наконец, дать себе ясный отчет: что его, собственно, беспокоит?

Тем, как он жил и живёт, он мог быть вполне доволен. Сейчас он у себя, в своем уютном закутке, который устроил в одном из тупиков лабиринта. На его сооружение ушло много времени и сил, зато он чувствовал себя в полной безопасности. Это была настоящая крепость, в чем-то похожая на кокон шелкопряда. В его погребке были солидные запасы продовольствия и коллекция редких вин. Когда ему хотелось развлечься, он шел по извилистому ходу направо до ближайшей из площадей лабиринта. Отсюда он мог попасть к своим друзьям-музыкантам Н. и К. (ход справа), в домашнюю библиотеку старика-индуса Дж. (ход в центре) или к сётрам-близняшкам Л. и О. (ход слева). Да, у него было всё, что необходимо. Наскучило одно развлечение – он переходил к другому, и часто его кокон подолгу пустовал. Главное, считал он, – жить в согласии с собственной природой и не делать культа из какого-то одного занятия: полнокровную жизнь создаёт только их чередование, гармонично соразмерное индивидуальному биологическому ритму.

Он уже давно подтрунивал над теми, кто искал выход из лабиринта. Конечно, он допускал, что рано или поздно его найдут. Но почему-то ведь до сих пор не нашли. Время от времени появлялись люди, которые торжественно провозглашали себя знатоками лабиринта. Они вдохновенно уверяли, что, наконец, им открылась истина: теперь они знают, где искать выход. Они сулили всяческие блага, но прежде требовали безусловного доверия, пожертвований и строгой дисциплины. Они собирали вокруг себя толпы жаждущих выбраться на волю и стройными рядами водили их по лабиринту. Водили до тех пор, пока не обнаруживалось, что на самом деле выхода нет. Желавшие спастись каждый раз попадали на какую-то новую площадку лабиринта с целым веером неизвестных ранее ходов. Кто-нибудь узнавал в новой площадке уже знакомые черты. Толпа страждущих начинала ныть и ругаться. Выяснялось, что знаток лабиринта скрылся вместе с пожертвованиями. Разброд и шатания заканчивались обычно пьянками и драками. Толпа рассасывалась по тупикам, но вскоре опять собиралась и шла куда-то под руководством очередного знатока.

Гораздо больше он сочувствовал искателям-одиночкам. Они подкупали скромностью и мечтательностью. Говорят, будто некоторым из них и впрямь удавалось выйти из лабиринта. Но никто ведь этого не проверял: они просто уходили и не возвращались. Мало ли, может быть, они присоединялись к тем, кто считал, что главное – сам поиск выхода, а найдётся он или нет – дело второстепенное. К этим вечным странникам он относился уважительно и при случае любил с ними поболтать о том и о сём. По правде говоря, он считал их немножко сумасшедшими. Им не хватало элементарного здравого смысла. Лично он предпочитал синицу в руках журавлю в небе. Либо ему дадут план-карту лабиринта, где точно указан выход, и тогда он соберётся и пойдет – либо он по-прежнему будет жить в своём уютном закутке. Пусть его обзывают за это «шелкопрядом», пусть даже презирают, но он останется верен принципу: всё или ничего.

А потом ещё бабушка надвое сказала: он-то не строит себе никаких иллюзий, а смотрит правде в глаза. И у него хватает мужества быть ничтожеством до конца – кутилой, пьяницей, болтуном. Да-да, именно сознание собственного ничтожества возвеличивает его. В этом и заключается тайна его славы – славы, которая, казалось бы, должна принадлежать вовсе не ему. С каждым годом она ширится и укрепляется, и всё больше почитателей стекается к его кокону – поговорить, посоветоваться, посмотреть, как он живёт. Сам он палец о палец не ударил, чтобы хоть как-то прославиться. Наоборот, он всегда старался по возможности избегать людей. И вот, как ни странно, стал известен чуть ли не всем: человек, который нашёл себя в лабиринте! Человек, который первым понял, что на самом деле никакого выхода нет и не быть может, а следовательно, надо просто жить! Жить здесь и сейчас!

Так что нет у него оснований быть недовольным своей жизнью. Всё шло и идёт нормально. Почему же тогда внутреннее чувство подсказывает ему, что стоит призадуматься? Откуда эта смутная тревога? Просто в памяти всплыло, что он ещё в тупике лабиринта. Но уж кто-кто, а он был мастером преодоления экзистенциального беспокойства. Вот и сегодня, поразмыслив, он даже почувствовал себя немного бодрее и, потушив сигарету, спустился в погребок.

1980 / 2016