Хроника будущего

«Хроника будущего»

                ***
     Колеса, скрипящие и проржавевшие, медленно прокручиваются. Люди, заспанные, еле переставляющие ноги, оборачиваются с искаженными от возмущения лицами, потревоженные столь не милым слуху звуком. В толпе я вечно незаметен. Кому вообще я нужен? Город сожрал всех. Поглотил каждого. Нет разницы кого. У него нет лимита; ведь все мы в итоге вылетаем в трубу, прямиком ведущую в черную дыру. Насколько же я безликий, боже... Но зато вижу вас всех насквозь. Первый, второй, третий, а все одно на уме - беспокойство о том как не пасть в грязь лицом. Легко. Необходимо быть всадником без головы. А вот и центр с магазинами. Модницы стягиваются к бутикам, преисполненные желанием перемерить все: каждую блестящую тряпку, все головные уборы, обувь всех расцветок и моделей. Н-да. Красиво бы звучало, скажи я вам, что раньше, истекая слюной, стоял у витрины с пустым портмоне. Но у меня даже нет портмоне, поэтому едем дальше, все больше раздражая уставшую к концу недели с утра толпу скрипами проржавевших колес.
     Дети, держащие за руку родителей, уже сейчас думают, как было бы хорошо стать старше, выше, сильнее и умнее. Но ведь взрослый мир - это совсем не то, что ты сам себе напророчил. Это скорее ловушка, капкан, смерено ждущий свою жертву. И с каждым годом ты все ближе и ближе пробираешься сквозь заросли пубертатного периода к разочарованиям из подмененных ценностей. Что ж, не попробуешь - не узнаешь.
Южные кварталы. Дома видных деятелей культуры: писатели, актеры, скульпторы, художники. И чем же я хуже? Видимо линии на ладонях дали сбой, образовав морской узел. Уверен, хироманту стало бы плохо, едва завидев эти нити. Стянув в узелок свои мечты, и закинув их за спину, прокручиваю, прикладывая немало усилий, педали.
     Прямиком через парк. Бродяги, стянувшиеся отовсюду, вновь просят подаяния у сильных мира сего. В который раз объезжаю уже ставшие привычными выбоины на дороге. Я знаком с каждым из этих нищих бедолаг. Социальное дно. Именно так и думает человек, гнущий спину от рассвета до заката, а позже, за трапезой, проклинающий ничтожное жалованье, перебирая в тарелке уже вызывающий отвращение ужин, состав которого не менялся очень долгое время. Бездомные, оборванные, грязные и обиженные судьбой. Но что же в них такого? У каждого своя уникальная история. Линии судьбы здесь у половины переплетаются, образуя одну. Распадается все вокруг. Но мир для них теперь выглядит совсем иначе. Стоит ли говорить, что мечты, которые вы холите и лелеете, вызывают у этих, по вашему мнению отбросов, смех. Или же ты живешь одним днем, прожигая жизнь в баре, окруженный людьми с единой идеологией?
     Как же порой удивительно, что жизнь каждого из нас может стать отличным сюжетом для книги. Что же станет, если еще и склеить обрывки чужих судеб? Получим ли мы новый вид человека? Создадим ли новый мир? Или же выйдет очередной сумбур, который раскритикуют в итоге те, чьи дома на юге. И все же остается без ответа один вопрос: то ли мы все клоуны в цирке для верховных наблюдателей, то ли мы клоуны для тех, кто сидит в накрахмаленных рубашках в кожаном кресле? Все эти мысли закрадываются в голову, убивая время, затраченное на преодоление расстояния от моей убогой лачуги, где я влеку существование, до работы, ненавидимую мною всей душой. Но перспектива побираться в парке, окидывая задумчивым взглядом окружение, хоть и будучи совершенно свободным, честно говоря, совсем не привлекала. Вдохнув полной грудью воздух, будто бы в последний раз, открываю дверь и, здравствуй, трудовая повинность. Если хотите - работа. Как вам угодно, господа.
     Если вы наслушались сказок и насмотрелись цветных иллюзий о людях голубых кровей, то здесь, среди рабочих, все это забудется в раз. Да, судьба порою бывает снисходительна к просящим. Мой пример вызовет у вас дикий хохот, ну или хотя бы улыбку, но мне посчастливилось работать в баре, а не, ломая спину 12 часов, на фабрике. А ведь из окна этих самых фабрик открывается панорама на восточную часть города. Вот, всего-то метров триста поодаль - бизнес центр, принимающий очередных деловых партнеров. А вот и здание редакции. Журналисты, репортеры. Суета и творческая атмосфера окутала это место. Аура там что надо. А нам, смотря на дождь через окно, остается лишь записывать свои мысли в толстеющий блокнот, чтобы спустя годы, став значительно старше, но все еще сидя на том же старом  диване, вспомнить прошлое. Ведь воспоминания так хрупки и нежны. Есть ведь и такие, которые не хочется отпускать и терять, потому что вытирая пот со лба, умирая от голода, мы все равно витаем в облаках, и взмахнув крыльями, уносимся за горизонт.
     Сотни людей. Каждый день я вижу их здесь. Некоторые приходят сюда уже по привычке. Порою, за неимением дел, невольно окидываешь оценивающим взглядом толпу. Такие разные люди, но в то же время, такие схожие желания и мысли. За окном опадали листья, снег засыпал вход так, что стоило немалых усилий его расчистить, солнце палило, преисполненное желанием испепелить все живое, но всех спасала весна, будто бы вновь вдохнувшая жизнь в людей. И каждый день они были здесь.
     Время шло, и я даже не думал о том, что нужно что-то менять. Меня устраивала статика в подобном проявлении, потому что я не состоял на учете у кормушки под названием "Мечты, иллюзии и грезы". Я воспринимал мир исключительно таким, каким он и являлся. Было порою даже грустно осознавать, что столько людей сейчас насильно заставляют верить себя во что-то лучшее - в случайность, которая подарит им путевку в жизнь, - ту самую, что не давала сомкнуть глаз ночью. Заигрывая с судьбой и балансируя на натянутом над пропастью тросе, ставя на кон все, из-за легкого дуновения ветра человек оступается, падает и, наконец, осознает свою ошибку, но не торопится ее исправлять, а предпочитает не подниматься с земли, которая уже его приняла, обеспечив мягкую посадку на самое дно.
     Мир, несомненно, делится на две части. Цветная его версия и сепия. Да, находятся и те, кто видит гораздо больший спектр цветов и полутона, но дальтоникам это простительно. Ведь порою так хочется во что-то верить.
     Очередной рабочий день закончился. На кухне как обычно суета. Все остальные медленно разбрелись. Я же, надев старое пальто и нацепив перчатки осушил стакан с виски и вышел из помещения. На лицо опускаются снежинки. Фонари мягким свечением превратили унылый парк в живописное и весьма романтичное место. Я медленно шел, рассматривая окружающих. Казалось, что холод их вовсе не заботил. На лице были видны улыбки, а в глазах отражалось какое-то тепло. Но, тем не менее, все они спешили в уют, туда, где действительно тепло, и не от любящих глаз, а от камина, в котором уже давно потрескивают дрова, превращающиеся в уголь.
     Впереди меня шла девушка, слегка пошатываясь, и я уже было подумал, что дама всего лишь в нетрезвом состоянии. Ну, куда же без этого, друзья? Каждый пьёт по поводу и без. И если одни хоть как-то пытаются завуалировать процесс перехода из трезвого состояния в бессознательное, прикрываясь, будто бы щитом, поводами, то другим не нужно искать причин. Они убегают от будней. Бегут от действительности. Иногда забег оказывается длиною в жизнь. Девушка же, заплетаясь, неуклюже переставляя ноги, брела передо мной. Поравнявшись с ней, мне удалось поподробнее её разглядеть. Это был неописуемой красоты ангел во плоти. Белое личико, на голове красовался красный берет, из-под которого неловко, будто бы случайно, выглядывал русый локон. Глаза заставляли невольно задержать на них внимание. Голубые, будто бы небо, глаза. Изящный острый нос и пухлые алые губы идеально дополняли образ совершенной девушки.
- Я прошу прощения, - она вдруг заговорила со мной, из-за чего я немного растерялся, - вы так внимательно меня рассматривали. Возможно, вы приняли меня за одну из своих знакомых?
Я снова здесь. Парк. Девушка. Снег? Снег уже перестал сыпать. Фонари нежно подсвечивают обстановку. Мир вновь на связи. Я обрел дар речи и собравшись с мыслями, начал говорить.
- Если бы у меня были знакомые, хотя бы отдаленно похожие на вас, то я бы мог вам соврать, что обознался. Но, увы, это не так. Я был поражен вашей красотой. Вы обворожили меня. Глядя на вас, я будто бы провалился в омут, на самом дне которого было так хорошо, уютно и непринужденно. Ваше обращение вывело меня из забвения. Но лгать вам мне никак не хочется. Ведь какой в этом прок?
- А ты славный малый. И говоришь красиво, но это вряд ли тебя уже спасёт... - она сделала шаг мне навстречу, раскинув руки в разные в стороны, будто бы перед объятиями. Я оторопел и смутно понимал, что происходит. И вот она уже совсем рядом. Я чувствую, как меня кто-то обнял, тепло вдруг разлилось по всему телу. Все вокруг замерло. Мир вздохнул, задержал дыхание и смерено ждал. Но вот прошли секунды и он выдохнул. Поднялась метель.
- Мама, смотри, дядя говорит сам с собой, - маленькая девочка, лицо которой было красным, видимо из-за игры со сверстниками, крутила пальцем у виска, указывая на меня.
- Пойдем, солнышко, человек просто умалишенный.
     Я не понимал их. Но повернув голову туда, где еще несколько секунд тому назад был мой ангел, я увидел, как на землю все так же тихо опускались снежные хлопья. Рядом даже не было следов, которые бы свидетельствовали, что я был здесь не один. Всю оставшуюся дорогу я пребывал в растерянности. Кто или что это было? Провернув пару раз ключ в замке, оперевшись на стену, я отворил дверь. В квартире тихо и темно. Но через несколько минут уже кипела вода в чайнике. Свет сменил мрак. Переодевшись, приняв душ и смыв с себя часть усталости, я прошел на кухню. Чай готов и теперь можно поразмышлять о недавно произошедшем событии.
Сошел ли я с ума? Это был первый вопрос, забравшийся в голову. Но ведь я слышал ее голос, ощущал объятия, в конце концов, видел ее саму. Иллюзия? Никогда раньше не замечал чего-то подобного за собой. По-моему, этот день выдался слишком тяжелым. Пора уже спать. Ведь завтра мне придется начинать все по-новой. Цикличные действия будней немного меня раздражали. А был ли выбор?
     Погода за окном, мягко говоря, не радует. Кружит вьюга. Снега опять навалило. Утро выдалось ужасным. Я проснулся поздно, попутно проклиная начинающийся день. Старт дан, поэтому о моем побеге обратно, в мир под одеялом, речи даже не велось. Шаткой походкой, временами заваливаясь на стену, прохожу по коридору, делаю крутой поворот и вот я уже  стою над раковиной, умывая лицо. Я не прошу от этой жизни многого. Всего лишь отдыха. Неужели я его не заслужил? Или мне, подобно поговорке, суждено отдохнуть только на том свете. И есть ли вообще тот свет, который имеет на входе билетеров, ловко определяющих по номеру на клочке бумаги ваше дальнейшее пребывание? Ад ли или рай вам уготован? Но я думаю, что ничего такого быть не может, в принципе. Наш мозг просто перестанет функционировать, протекающие в организме биологические процессы остановятся, и на этом наша глава в книге-глобализаторе будет подытожена. Смирившись с мыслью, что убежать не получится, я заварил чай и присел за стол. Скудный завтрак. Серые мысли зарождаются в сером веществе. Серый плащ, серые глаза, серый мир. Дверь хлопнула, заставив старый шкаф содрогнуться, по квартире прокатило эхо. Ключ, как и вчера, два раза повернулся в замке, щелчками давая понять, что моя лачуга хоть как-то защищена и я, сделав глубокий вдох и выдох, могу идти. Можно было сказать, что глубоко вдохнув, я свободен и могу ступать. Но о какой свободе может идти речь, если прослеживается прямая зависимость? Хоть убейте, но я ее в упор не вижу.
     На улице многолюдно и шумно. Под ногами уже протоптаны дорожки. Все та же серая толпа. Все те же бутики вдоль Край-стрит, все те же девушки, направляющиеся к ним. Я будто бы не ложился вчера спать, а сегодня не новый календарный день, а вчерашний дубликат, настолько все одинаково. Оук-стрит, парк. Люди спешат на работу. Мой взгляд цепляется за знакомый силуэт. Красное пальто, русые локоны, стройная фигура и под цвет верхней одежды берет. Я был удивлен. А ведь уже забыл о произошедшем вчера. Я ускорил шаг, намереваясь узнать, что за акт милосердия лицезрел днем ранее. Вот я уже в шаге от нее.
- Девушка, -  я коснулся рукой ее плеча.
- А...? -  удивление на дамском лице было неподдельно. Как же она мила. Но это не та, это был не мой ангел. Поэтому извинившись за то, что потревожил юную особу, я оправдал свой поступок тем, что банально обознался.
На тот момент я даже не понимал: радоваться мне произошедшему  курьезу и сделать  вывод, что вчерашнее событие было не иначе как наваждением и минутным бредом из-за усталости  или опечалиться, потому что шанса увидеть ее вновь у меня не будет. Мысли пачкали мозги, а я сам тем временем уже подошел к заведению, в котором приходилось работать.
     День явно не задался. Стоя за барной стойкой, я умудрился разбить два рокса и бутылку виски, вызвав негодование со стороны хозяина заведения. Упитанный, лысый, розовощекий, самодовольный. Ему было явно по душе видеть, как здесь, на этих самых стульях, жизни уставших людей, еще не замечавших изменений в себе, превращалась в челночный бег - от одного шота к другому. За несколько лет работы в этом обитель зла я видел, как быстро гаснет человек. Казалось бы, яркий, пылкий, но не проходит и пары месяцев, как огонь в душе и в глазах быстро сменяется пеленой. Огненную душу гасили алкогольными осадками, вызванными непогодой.
     Мой друг, Алекс, талантливый и подававший в прошлом надежды писатель. Читатели его романов были в восторге, но разводили руками недоумевая, почему же такой одаренный человек вынужден печататься на страницах давно уже увядшего журнала. Его сравнивали с великими классиками, ждали новых творений. Время шло, а Алекс из журнального писаки превратился в знаменитость. Его наконец-то заметили. Полноценная книга, которую взялась выпустить редакция Некст Флоу, была распродана за пару недель огромным тиражом. И казалось бы, что лучшего развития событий невозможно представить. Встречи, поклонники, деньги. Все это было и могло продолжаться, не начни Алекс играть со здоровьем, в погоне за музой, ныряя в бассейн, наполненный дорогим пойлом. А стоимость в этом вопросе абсолютно не имела никакого значения. Эффект будет один и тот же. Состояние, которое было сколочено в краткий срок, стало постепенно идти на убыль. Все ждали новостей от писателя. Но его все не было. Абстрагировавшись, запершись в своей квартире, до потолка забитой пустыми бутылками, жарким летним днем по помещению разнеслось эхо от выстрела. Человек не выдержал славы. Слишком много внимания. Поняв, что высокоградусные напитки больше не дают забыться, а лишь усугубляют положение, он спустил курок. Шуму вокруг этой истории развелось немерено. Но забыть возможно всё и вся, поэтому великий писатель-аквалангист канул в лету.
     Бар был переполнен. Видимо продрогнув снаружи, люди предпочитали погреться внутри и заодно повысить градус. Снова эти пустые разговоры. А ведь у многих были семьи, к которым, по всей видимости, они не спешили. Бывает, что человек расцветает от домашнего тепла, от любящих глаз, так нежно смотрящих на него. Но бывает же случай абсолютно противоположный. Такие люди бегут из дома лишь слегка почувствовав, что суматоха, либо ее отсутствие, начинают давить. Любовь к одиночеству многие принимают за глупость или психическое расстройство. Но как же они не могут заметить, что стадо, пасущееся вокруг и пережевывающее одну и ту же информацию, раздражает еще больше. За годы, проведенные в стенах своей квартирки, я понял, что просто счастлив, когда лежу в тишине, могу позволить себе заниматься тем, что нравится мне, не выслушивая нытье и жалобы жены, которой, спасибо небесам, у меня нет, не пытаясь кому-то угодить, переступая через свои же принципы. Благодаря одиночеству я имею свою непоколебимую точку зрению. Одиночество дало мне столько свободного времени, что даже самые старые и занудные книги, пылящиеся на полке, были прочитаны от корки до корки. Если же ваше мнение расходится с моим, то это значит, что мы все еще находимся на планете Земля, где люди спорят для удовольствия; пьют без повода; путают плотское и платоническое; разносят сплетни, ковыряясь в дырявом кармане ища мятую купюру; закатывают глаза и рассказывают, что все видели лично; умирают по кому-то, задыхаясь от переполняющих душу чувств, а после, наигравшись вдоволь, подобно дитю, теряют интерес. Имея сотни друзей нам не к кому обратиться в трудную минуту, но празднества же притягивают этих лицемерных созданий отовсюду, изо всех щелей и дыр в полу уже видны их лица. Чувства же, переквалифицировавшись, превращаются в непрошибаемую стену из недоверия и скептицизма.
     Время все так же неумолимо продолжает убегать. Вот и зима позади. Тут я машу рукой красавице весне. Здесь я лежу на газоне и смотрю на небо. Солнечно, тепло. До скорой встречи, лето. Ну что, родная, я тебя ждал. Здравствуй, осень. Калейдоскоп. Все вокруг преображается, перевоплощается. Поздняя осень наглядно демонстрирует какой ужасной может быть природа. Дожди заливают улицы, а деревья, те самые, что были неотразимы, скидывают наземь свои наряды и превращаются в страшное и одновременно жалкое зрелище, демонстрируя свое уродство, будто бы пожилая дама, пожелавшая хотя бы на один день стать прекрасной молодой девой, но вот прошли 24 часа и лицо вновь покрылось морщинами, руки пробирает дрожь, угасший взгляд сменяет недавний блеск, а былая энергия канула в лету. Мисс Анна была категорически против подобного отношения к осени. Для нее она была всем. Ее душа пела, пускалась в пляс, едва завидев, как с деревьев лениво опускаются вниз багряные, избалованные летним солнцем и теплом ранней осени, листья. Что за женщина, спросите вы? А как же одиночество? Куда исчезли твои принципы? Мисс Анна была для меня единственным человеком, с которым я чувствовал себя самим собой. Мне не приходилось ей подыгрывать, не нужно было вживаться в новую роль лишь бы угодить этой девушке. Я мог быть тем, кем я был, кем я сейчас стал и таким, каким я вижу себя сам. С ее же стороны не было ни единой попытки изменить меня. Знакомство с Анной – низенькой кареглазой брюнеткой, произошло абсолютно случайно...
     Весна. Рабочий день выдался не то чтобы тяжелым, но до ужаса монотонным. Общую усталость дополняла, будто бы волны, временами накатывая, двойная порция утомленности. А что вообще за усталость у работающего человека? Это комплексное питание. На первое у нас ежедневное недосыпание, на второе – общая злоба на минувшую неделю, после которой наступит еще одна, точно такая же, десерт в виде урчащего желудка, в который раз оставшегося без обеда, а запиваем всё это мы словесным поощрением. Все не так уж радужно. С этими мыслями в голове я покидал бар. Погода выдалась неплохой, поэтому я решил пройтись по парку. Насладившись видами ожившей после зимнего анабиоза природы, было решено присесть. На лавке уже сидела девушка в очках, сдвинутых на кончик носа, читающая книгу. Очередной бульварный роман от местных писак, живущих в вымышленной вселенной. Она блаженно улыбалась. Видимо главный герой задвигал проницательную речь о том, что земля вертится вокруг их чувств - его и героини. Я должен был разрушить эту идиллию. Но не потому, что я такой ужасный человек, а лишь потому, что настроение располагало к разговорам. Я хотел было поинтересоваться содержанием чтива, но все пошло иначе.
- Девушка, неужели вы верите в этот бред? Ведь в жизни такого не бывает. А если и случается подобное, то уж точно не с нами, - я был готов к агрессии в ответ, но был слегка удивлен, когда она, повернув голову, окинула меня презрительным взглядом.
- Очередной реалист? Снова убеждения, основанные на наблюдениях. Богатый внутренний мир и прохудившийся карман. Как же вас много. Все уже придумано задолго до нас и наших предков. Сегодняшние взгляды и убеждения – не что иное, как копия тех же самых взглядов предыдущих поколений. И придерживаясь одной позиции, я не стану выделяться из серой массы, поэтому мое мировоззрение вряд ли способно стать уникальным. В книге же я не ищу успокоения, носясь по страницам, а банально убиваю время, наслаждаясь при этом погодой,- после этого я понял, что нашел свой антипод. Мы с ней сблизились. Разные взгляды на одни и те же вещи и события позволяли нам бесперебойно общаться, то и дело перебивая друг друга. Я частенько провожал ее до дома. Оук стрит, парк, по мостовой мимо бизнес центра и заводов, коптящих небосвод дымом, вдоль по набережной, стуча каблуками о брусчатку. А вот и он, спальный район города Крафстон. Один из множества. Одинаковые дома. Серость и уныние. Но она могла и здесь найти нечто замечательное. Порою казалось, что ей под силу развеять одной лишь силой мысли облака и пригласить на чашечку чая уставшее, но все так же сияющее солнце.
Вот и в этот раз Анна была в восторге увидев, как ветер танцует вальс с кучей листвы. Ох уж этот осенний ритм. Они вальсируют так, будто бы это их последняя встреча и прощальный танец. Ветер набирает обороты, и вот красавица в багряном платье парит в воздухе, выписывая немыслимые пируэты. Но вдруг возможность летать прерывается и, мягко приземлившись, актеры уходят в небытие. Анна сияет от восторга и ждет от меня хотя бы улыбки. Я оправдал ее ожидания и улыбнулся в ответ, но не от того, что был так поражен завораживающим танцем, а лишь потому, что она так этого хотела. Определенно она оказывала на меня некоторое влияние. Порою я ловил себя на мысли, что больше не ворчу, скатываться ранним утром  на пол с кровати. Я находил в драмах скрытый смысл, ранее мне недоступный. Раньше цветочные клумбы, украшавшие парк, не вызывали во мне ничего. Анна, напротив, хлопала в ладоши от радости лишь завидев как они расцвели. И казалось, что моя душа так же начинает цвести. Она была счастлива. И порою мне казалось, нет, я даже сам частично начинал в это верить, что счастливым можно быть и без повода. Просто так. Жить и радоваться. Все мои убеждения оказались под прицелом сияющих глаз невысокой брюнетки. Случайное знакомство, перевернувшее сознание, задавшее диаметрально противоположный вектор. Она будто бы магнитом притягивает весь негатив, аккумулирующийся внутри, и развивает его по воздуху. Неужели один человек способен полностью перевернуть игру?
     Все шло слишком уж хорошо. Фортуна давала мне шанс? Неужели я его заслуживаю? Хотелось бы так думать и прыгать до потолка, больно ударяя голову, чтобы это все вдруг не развеялось. Чувства, как я и предполагал, были взаимными, но мне на тот момент было уже совершенно наплевать. Если одни умирают и гниют в деревянных гробах, становясь кормом для червей, то я же умер изнутри. Все чувства вдруг испарились. Мозг вновь увидел все в сером свете. Душа, помахав мне рукой, повесилась на телефонном проводе, смотря на меня закатившимися глазами. Боже, я олицетворяю то, чего априори не существует. Это "ничто" водило меня по неизведанным тропам, заставляя сигать через препятствия, познавать что-то новое, давать волю чувствам. Я беспрекословно исполнял все приказы. Но сейчас, когда я прозрел, вновь вернулся на прежнюю дорогу, стал понимать, что все это обман. Анна вызывала у меня агрессию. Я не мог больше с ней находиться. Она прекрасно понимала, что со мной что-то не так, но я не подпускал её к себе.
Лампочка под потоком временами мерцала, погружая комнату то во мрак, то вновь освещала ее. На полу были разбросаны листы: рваные, мятые, с чернильными пятнами. На стене, монотонно отсчитывая секунды, висели часы. Где-то в ванной капала вода. Казалось, что я могу даже услышать, как по трубам идет газ, а по венам течет кровь. Я старался сохранять спокойствие, убеждая себя в сотый раз, что мое решение - самое что ни на есть верное. Где-то в голове засело сомнение. Вероятность того, что я снова стал бы прежним казалась мне абсурдом. Но все же, сидя в одиночестве, в темной комнате, перебирая в памяти серую картотеку, я понял, что жить дальше, постоянно надеясь на светлое будущее, затянув в омут Анну, у меня не получится. Изначально я был одинок. Глоток свежего воздуха видимо оказался чрезмерным. В любовь я не верил, но привязанность - вот чего я опасался. Я избегал общения с Анной. Ее попытки поговорить со мной были тщетны. Рубикон перейден и пути обратно уже нет. Бабочки в животе, о которых с таким воодушевлением говорят поэты, давно уже открыли частное кладбище и периодически оказывают новобранцам ритуальные услуги.
     Ночной мост выглядел прекрасно. Туда и сюда слонялись люди: беззаботные, счастливые, на что-то надеющиеся. Воздух был наполнен романтикой, от чего мне сразу же сделалось тошно. Мозг все еще воевал с сердцем, пытаясь убедить меня, что решение было принято верно. Сердце же, сокращаясь, гоняло литры сомнения по венам. Но как я мог впустить еще кого-то в свое одиночество? Вряд ли там найдется местечко для кого-либо, кроме меня самого. Да и кто вообще захочет со мной его делить? Мимо пробежала девочка в синем платьице, с большим бантом и в темных туфельках. Ее искренний смех и неподдельная радость на лице стали воскрешать бабочек, внутри стало как-то тепло. Я вспомнил заливистый смех Анны. Уже прошел месяц, но образ этой девушки засел глубоко в моей черепной коробке. И я был просто поражен тем, что тогда, всего-то месяц назад, мою рожу кто-то любил, а характер не был причиной скорейшего прекращения общения. Сна у меня теперь не было вовсе. Я даже не старался заснуть. Если мысли начинали говорить со мной о прошлом, я не мог остановиться и начинал вспомнить все. Порою я бредил, что в тот момент я мог сделать все по-другому, все совсем иначе. Но кого я обманываю? Я лишь утешал себя и хотя бы мысленно создавал идеальный расклад. В жизни же была полная разруха.
     Вообще, меня мало привлекли чужие разговоры. Но в этот вечер, медленно бродя по пересечению улиц, я невольно услышал диалог двух стариков. И он не был каким-то особенным. Вовсе нет. Это был очередной треп о том, что погода на дворе не та. Я шел за ними порядка двадцати минут, не стараясь ускорить темп и обогнать их. И все время они обсуждали эту самую погоду. Знаете, всегда удивляли пустые разговоры о плохой погоде. Ведь никто из нас был не не силах окунуть мордой в воду солнце, чтобы оно так жестоко не напекало голову в летней период. Ни один человек не мог заставить длиться ночь, прохладную, таинственную и прекрасную, дольше, чем ей положено. Или, может, кому-то было под силу остановить выпадение снега и дождевые осадки? Вряд ли. И ведь если собрать подобные тривиальные темы, доложить туда остатки из сплетен и выбросить это все в мусорный ящик, то мы получим немых людей. Само собой, некоторые найдут о чем поговорить, но большинство же будут просто молчать ввиду своей ограниченности.
     Обстановка начинала меня угнетать. И я думал, что все-таки нужно хоть что-то да поменять в своей жизни. С детских лет я уже прекрасно осознавал, что мне придется бороться за место под солнцем. Но в тени было порою так уютно.
Спустя месяц я уже не мог смотреть на эти улицы. Мне опротивело гулять в парке. Я больше не мог сидеть на месте. Собрав нажитое, попрощавшись со стенами съемной квартиры, я скомкал последние свои воспоминания и дальним броском отправил их в мусорную корзину - доживать свои дни в последующем на свалке.
     Поезд, медленно подходивший к станции, пару раз подал сигнал, разбудив задремавших в ожидании людей. Люди провожали друг друга. Мне было даже не с кем проститься, поэтому, взяв свои вещи, я стал медленно проходить в вагон и усаживаться на свое место. Какое-то время спустя поезд тронулся, и мне лишь оставалось наблюдать бегущие за окном пейзажи.
     Стук колес давал понять, что я не стою на месте, а двигаюсь, пусть и в неизведанном направлении, пускай даже не прикладывая физических усилий. В голове пустоту заполняли воспоминания, нахлынувшие слишком неожиданно, чтобы я мог оказать им хоть какое-то сопротивление. Снова эти лица, места, события. Порою меня посещали мысли, что вот бы мне повезло, сумей я все в одночасье забыть. Просто проснуться утром посреди  незнакомой комнаты, полностью недоумевая что происходит и кто вообще я сам. Боялся ли я оказаться один? Большую часть своей жизни я прожил, прячась за бетонными стенами, отдававшими холодом в зимнюю стужу. Каждый раз я старался избегать общения. Были же и исключения, но это скорее единичные случаи.
     Поезд остановился, тяжело вздохнул и раскрыл свои двери для прибывших. Перрон был залит солнцем. Вокруг сновали толпы людей. Суета и шумиха. Две вещи, которые я был не в состоянии выносить.
     Крики из одного конца проносились над головами пассажиров и, найдя адресат, возвращались обратно, но уже с другого края платформы, в попытках донести новую информацию до первого крикуна. Стоял противный запах чего-то съестного. Я даже боялся предположить, что способно издавать подобный аромат. Но у меня и не было на это ни времени, ни желания. Единственное, чего я сейчас хотел - это побыстрее найти жилье. Апартаменты были нужны мне для существования, поэтому критериев отбора было ничтожно мало: кровать, стол, плита и ванна. Царские хоромы мы оставим вельможам, богатые убранства припасем для голубых кровей. Мне же, человеку, бежавшему из серости бытия, смена интерьера из тех же оттенков в цветные полутона была ни к чему. Я предпочел немного походить по городу. На дворе был теплый день, что позволяло спокойно пройтись, насладившись тем, что находилось вокруг. Люди были абсолютно те же. В точности та же толпа, плывущая по течению. Попав в этот Гольфстрим тебя безостановочно несло куда-то. Остановившись, попытавшись передохнуть, ты даже не заметишь как толпа уносит тебя вновь без твоего на то согласия. Теперь ты один из них. Часть ее. Один из тех, кто не станет рассуждать об уникальности, прекрасно осознавая всю комичность подобных демагогий. О какой уникальность бытия или личности может говорить человек, валящийся с ног от усталости после работы, где он и сотни таких же, непокладая рук, потуже затянув пояс желаний, пашут в поте лица? И если у богемы мечты могут разниться в зависимости от степени скверности вкуса, то работяги же мечтают лишь об одном. Об отдыхе. Простой отдых. О дне, который бы не начинался с того, что приходиться утешать себя мыслями о скором выходном, который даст возможность разогнуть спину. Почему они не мечтали о чем-то другом? А все потому, что, в случае с людьми в дорогих костюмах, мечты вполне себе могли обратиться явью, а пахари, осознавая ничтожность жалованья и уровня жизни, предпочитали лишний раз не засорять иллюстрированным памфлетом, содержащим картинки несбывшихся, и вряд ли способных хоть на одну сотую стать явью грез, свои мысли, угнетая собственное сознание все глубже и глубже.
     Я побродил еще немного и уже целенаправленно искал себе жильё: недорогое и более или менее пригодное. Знаете, мне кажется, что где бы ты не жил - везде все одно. Центр города всегда самое красочное и многолюдное место. Окраины же, как и были спящими бетонным серыми монстрами в состоянии отчуждения, так ими и остаются. Вокруг может твориться полная разруха, небеса обрушатся на землю, кара господня настигнет землян, но люди - твердолобые, наивные и в большинстве слепо верящие в силу позитивного мышления, - будут кутаться в плед в попытках не околеть. Клубы пара, которые мы пускаем зимой, растворяются в воздухе. В связи с этим у меня есть некое выражение, которое поможет понять силу мечтаний и желаний: "Мечты, как пар, ведь исчезают прямо на глазах".
     Вот и дом с объявлением, что сдается квартира. Я вошел и поднялся по лестнице на третий плохо освещенный этаж. Пнув пару раз по двери и услышав приближающиеся шаги, я счел необходимым сделаться чуть более дружелюбным, пытаясь произвести впечатление благовоспитанного молодого человека, в надежде на то, что удастся хоть немного сбить арендную стоимость. Дверь мне отворила старуха, взглянув на которую недоумеваешь, как она все еще ходит по земле. Если же пожилые люди, в большинстве своем, превращаются в тихих с усталыми лицами мумий, то тут же случай совершенно иной. Наглая рожа, звериный оскал и нездоровый взгляд несомненно произвели на меня впечатление. Пока я пребывал в состоянии кратковременного шока, бабка, видимо, решившая меня добить, выпустила мне в лицо сигаретный дым. Я закашлялся, но зато вернулся обратно, на землю. Она выглядела ужасно. Я всей душой сопереживал человеку, который делил с ней постель. Я скорее предпочел бы вольное кочевничество по городским просторам, нежели сожительство с подобным замороженным концептом человека-зверя и случайно изданным в единичном экземпляре объектом. Кожа на ее лице облепила череп. Казалось, что ее голова иссушена. Я уже собрался было уходить, как мне вдруг резко сказали: "Проходи, коли уж пришел". Господи, как отвратителен ее голос. Скрежет металла и шум фабрик кажется мне теперь музыкальным произведением из мировой классики. Услышав подобный тембр в темном переулке, с приказом остановится, я бы предпочел быть унесенным ветром, ураганом, тайфуном. Я был бы несказанно рад, если бы меня убил случайно упавший метеорит, удар молнии, разряд электрического ската, выброшенного на сушу тем самым ураганом, что не добрался до меня. Этот голос заставлял сердце пробивать ступни и зарываться в землю. Меня начинало мутить. Но, повинуясь, я прошел внутрь. Помещение, к моему большому удивлению, было прекрасно. Нет, оно было далеко от современных веяний дизайна интерьера, не могло похвастать наличием изысков, но то, что квартира содержалась в идеальной чистоте, было заметно сразу же. В целом планировка была мне до боли знакома. Ведь всего-то день назад, приняв бесповоротное решение, я сам покинул подобное пристанище. На кухне, куда меня провели в последнюю очередь, сидела женщина с чашкой кофе в руке. Едва завидев меня, дама округлила глаза и стала часто ими моргать. Я был готов поверить в то, что сейчас она сорвется с места с криками о помощи, умоляя смерть позади меня помиловать  ее душонку. Я бы не удивился даже такому ходу событий: я без чьей бы то ни было помощи вошел в чужой дом, отперев закрытую входную дверь, побывал во всех комнатах и пришел за хозяйкой. А бабка бы бала всего лишь бредом и иллюзией. Внутри я смеялся, едва представив подобную картину сумасшествия и полнейшего абсурда.
- Садись, родной, - я готов был подарить возможность к восприятию звуков тому, кто был глух, потому что меня выворачивало наизнанку, едва из ее речевого аппарата рождались звуки и складывались в слова. А теперь попробуйте предстать, что этот монстр поет вам колыбельную! Жуткое действо...
Я уселся на свободный стул и женщина, та что гораздо моложе, уже с полными слез глазами схватила меня за руку. Почему-то подумалось, что сейчас она будет умолять меня, чтобы я спас ее и вызволил наконец из заточения, в котором ее держит эта бестия. Но вдруг она начала сбивчиво говорить, всхлипывая и размазывать второй, свободной рукой, слезы по лицу.
- Я уже не надеялась...Я не верила, что смогу тебя найти. Столько лет...Я помню тебя еще мелким сорванцом...первые шаги и слова. Боже, сколько лет!
Через минуту она уже висела на мне. Мне было тяжело дышать. Воздух с трудом поступал в легкие, и у меня уже начиналось кислородное голодание. Дама же, постоянно приговаривая, что никому меня более не отдаст, видимо, поняла, что от подобных объятий я вскоре протяну ноги, ослабила хватку, но соленые ручьи так и лились у нее из глаз. Отдышавшись, мне хотелось покинуть это жуткое местечко. Девушка явно была душевно больной. Бежать. Бежать. Валить остуда.
Но меня силой вернули обратно за стол и я стал медленно сходить с ума, слушая откровения этих женщин. После их рассказа мне не помешала бы помощь фельдшера, потому что мозги, бывшие ранее серыми, почернили, иссохли и начали гнить.
Зарёванная особа всеми силами пыталась мне доказать, что  является моей матерью, а эта любовница сатаны, сидящая сбоку, моя родная бабушка. Этот бред был дополнен воспоминаниями, фактами и убедительными доводами. Как выяснилось, женщина, ее звали Элла, оказавшись за бортом судна под названием "Финансовое изобилие", взяла маленькое каноэ и пустилась в свободное плавание, а не состоявшегося пирата-личинку, то есть меня, было решено оставить на шее сестры-мечтательницы, которая была больна синдром детских сказок и убеждений, поэтому мое младенчество было наполнено приключениями, но не реальными, а вымышленными - тем бредом, что мне, по заверению только что объявившейся матери, травила тетя Мэри. Но время шло, а мать, пришвартовавшись у бабкиного берега, осталась существовать в ее цитадели. И еще примерно час я слушал, что все те годы разлуки, моя горячо любимая мамочка ужасно скучала и проклинала себя за отсутствие с её стороны попыток наладить со мной контакт. Некоторое время спустя бабка дала ей белую пилюлю, и мамуля отправилась в комнату, откуда, буквально через минуту, я слышал сопение. Цирк не доставил мне удовольствия, поэтому я хотел уйти, оставив клоунов наедине. Больше всего я опасался, что мерзкий голос бабки начнет... О, нет! Она вновь заговорила:
- Прости ее, родной. Девочка больна и шансов на успешное восстановление у нее, наверное, ни единого. Если у одних болит нога или же голова, а у других, возможно у поэтов - сердце, то моя же девочка страдает психическим расстройство. Она потеряла ребенка при родах и после этого сошла с ума. Мне пришлось убедить дочь, что ее сынок живет с тетей в другом городе, пока она, любящая мать, пашет в поте лица, чтобы ребенок не знал в будущем бед. Все это она забудет уже завтра. Каждый день у нее начинается с нуля. Какие-то эпизоды из жизни она помнит прекрасно, в красках, деталях и под разными ракурсами. Не серчай на нас. Вот тебе ключи. Завтра с утра мы уедем. Переберемся в глубь, подальше отсюда. Раз в месяц я буду навещать тебя. Не волнуйся, буду одна. Я лишь заберу месячную оплату и на этом больше не потревожу твой покой.
     Этим же вечером я расплатился с хозяйкой квартиры и, разместившись на диване, вытянув ноги, подложив руки под голову, провалился в сон. Первый день в новом городе выдался совсем не таким, каким я себе его представлял.
     На утро в квартире уже никого не было. Бабка, видимо, сумела как-то технично собрать свою дуреху и осторожно притворив дверь, удалилась. Я снова был один. Радости не было никакой. Предстоял тяжелый день. Моих сбережений вряд ли хватит на долгое время, поэтому сегодня мне придется пройтись по городу в поисках работы. Мне всегда хотелось знать, забывают ли о работе те, кто уезжает отдыхать в дальние страны? Или мысли о работе уже заложены в нашем сознании на генетическом уровне? И по-моему, чем старше мы становимся, тем назойливее становятся эти думки. Взяв ключи со стола и надев плащ, я отворил дверь и замер. Возможности соображать, двигаться и, мне казалось, дышать у меня пропали. Я будто вернулся назад, огромный скачок в прошлое. Передо мной была та девушка, что я встретил в парке зимой. Девушка, сумевшая остановить биение сердца, заключив меня в объятиях. Все те же русые локоны. Бездонные голубые глаза. Красный берет и плащ.
- Ты на верном пути. Еще совсем немного и ты обретешь покой. Сможешь наконец отдохнуть, возьмешь паузу, - она провела рукой по моей щеке и сделав два шага назад, за порог, со всей силы захлопнув дверь перед моим носом.
Этот грохот заставил меня выйти из забвения. Я дернул дверь на себя, но она была закрыта. Что дальше? Я побежал к окну. Но на улице никого не было. Совсем никого. Сзади раздалось мяуканье. Повернув голову, я увидел черного кота, смиренно сидящего и будто бы ухмыляющегося. Каким образом он тут оказался? Вышвырнуть его за дверь. Вот что нужно сделать. Я пренебрежительно взял его за холку и потащил. Дверь я отворил ключом и понял, что пора бронировать койку в больнице для поехавших разумом. На меня с презрением уставилась Анна. Она даже не пыталась войти, лишь смотрела.
- Ты бросил меня там, в Крафстоне, одну. Ничего не сказав свалил.
Анна наградила меня пощечиной и так же, как и моя предыдущая гостья, швырнула мне в лицо прямоугольный кусок, именуемый дверью, разделяющей реальность и вымысел.
Внезапно зазвонил телефон. Я поднял трубку. Что меня там ожидало? На том конце провода был отец.
- Сынок, сынок, ты меня слышишь? Я скоро буду дома. Тут очень плохо со связью. Осталось всего-ничего. Всего пять дней, сынок. Я считал дни. 383 дня. 383 дня мы провели буквально в отчуждении. Но ничего, всего-то пять. Целуй мать и скажи, что скоро мы все будем вместе, - я просто сполз по стене и обхватил голову руками. Отец был участником экспедиции, которую из-за непогоды и сильного ветра засыпало лавиной. 388 дней. Именно столько длилась экспедиция. 383. Именно столько они продержались. Но я даже не паниковал. Складывалось ощущение, что это всё я уже сотню раз пережил и ничего удивительного в этот совершенно нет.
- Звонил отец? Боже! Господи, как он там? Когда он будет? Эй, ты меня слышишь? - в углу комнаты в кресле-качалке сидела мать, которой уже не было на этом свете 17 лет, - Сынок, чего ты молчишь?
- Он будет через пять дней, мам, - мать радостно захлопала в ладоши,
- Жаль, что дед этого не увидит.
Я не знал почему, не осознавал всю абсурдность, не понимал, что происходит, но уверено направился к двери.
- Здравствуй, дед. Мы тебя заждались, - весь седой, он стоял и пялился на меня. Он лишь что-то невнятно промычал. Я не стал смотреть на его физиономию, искаженную от недовольства. Он вечно был чем-то расстроен и рассержен. Моя мать вышла не за того. Я для него был нелюдем. Отец - ничтожеством. А его собственная жена - присосавшаяся пиявка, ждущая его смерти. Мне осточертело созерцать его физиономию, поэтому, толкнув ногой дверь, которая с грохотом заперлась, я вернулся в зал. Мать о чем-то яро спорила с сестрой, появление которой из ниоткуда меня не удивило.
- Здравствуйте, тетя Салли. Как поживаете?
- Ой...не мешай, - она лениво махнула мне рукой.
На кухне я заварил себе чаю. И по-моему, перенервничав, заснул. Разлепив глаза и на ощупь отыскав выключатель, щелчком я сменил мрак на свет. В квартире было тихо. Я встал с дивана. Я что, проспал весь день? Никого. Ну и сон мне приснился. Умывшись, я вернулся к казалось бы нормальной жизни. По крайне мере к адекватной ее части. В дверь кто-то стучал. Я ни на шутку перепугался и понял, что все это не сон, едва услышав из-за двери ругань отца.
- Эй, - я только повернулся и тут же ощутил резкую боль в боку. Согнувшись и посмотрев на руку, которая вся была в крови, я увидел моего русоволосого ангела с ножом. На ее лице не было и тени сожаления. Хладнокровие, - Ты ведь меня знаешь. Пять лет назад ты издевательски высмеивал мои произведения на поэтическом вечере, куда ты приволок толпу, уже изрядно выпившую, и своего гения современности – Алекса, который даже был не в состоянии справиться с популярностью и алкогольной зависимостью. Вы подняли на смех мои творения. В каждой строке, в каждой аккуратно выведенной мною букве была частичка души. Смеялась вся толпа. Я готова была провалиться сквозь землю. Ни один человек не счел нужным прекратить веселье. Сколько слез было пролито после. Но я обещала сама себе, что ты будешь страдать. Что ты поплатишься за свое хамство. Прощай.
Я уже ничего не слышал. И вряд ли бы что-то понял, потому что сознание убежало, а мозг банально устал думать. Пора уже отдохнуть.

***

- Ник, солнышко, просыпайся. Боже правый, ты весь в поту. Что, опять кошмары? Опять эта твоя загадочная Анна и русая красавица? А ведь мама говорила тебе, что нужно поменьше слушать сказки тети Салли. Пойдем к столу.
В дверь позвонили, - кому там не имется?
Мать пошла к двери. Я последовал за ней. Какой-то знакомый голос. Так, кто тут у нас? Мать с гневом посмотрела на меня, как только я выглянул из-за двери и тут же захлопнул ее, увидев красный берет и голубые глаза.
- Ник, что на тебя нашло?! Малыш, пойди в дом.
- Мам, не открывай ей, пожалуйста.
- Ник, успокойся и дай маме поговорить с женщиной.
- Ты мал, но судьбы не избежать. Все будет именно так. Ты все видел сам, - Анна смотрела на меня, сидя за столом в гостиной. Я подумал, что, возможно, это подруга моей матери, которая когда-то навещала нас и, поэтому я запомнил ее и мог видеть в своем сне.
Зазвонил телефон.
- Сынок, сынок, ты меня слышишь? Я скоро буду дома. Тут очень плохо со связью. Осталось всего-ничего. Всего пять дней, сынок. Я считал дни. 383 дня. 383 дня мы провели буквально в отчуждении. Но ничего, всего-то пять дней. Целуй мать и скажи, что скоро мы все будем вместе
- Хорошо...- я повесил трубку и посмотрел на Анну. Она ехидно улыбалась.
- А ты не верил, глупенький... Но ничего, этот сон ты будешь видеть вплоть до того момента, пока мы с тобой не встретимся через много лет. Но все забудется и мы какое-то время даже будем счастливы. От судьбы не уйдёшь, Ник.
- Ник, кто там звонил? - мать выглянула из-за двери.
- Никто, мам, никто... Всего лишь ошиблись номером...