В эфире - новости

— Вчера в Москве, в доме на улице Подбельского найдены тела двух пенсионеров. Их смерть наступила в результате отравления газом. Предполагается, что кто-то из супругов забыл выключить газовую плиту, — бодро читала текст диктор телевидения.

— На месте происшествия находится наш корреспондент Юрий Заботов. Здравствуйте, Юрий! Была ли это утечка газа или пожилые люди стали жертвами неосторожного обращения с бытовой техникой?

На экране появилось серьезное лицо немолодого корреспондента, сосредоточенно поправлявшего наушник:
— Здравствуйте, Ольга! Газовая техническая инспекция провела тщательную проверку внутридомового газового оборудования и полностью исключила возможность утечки газа. На основании этого можно сделать вывод, что пожилые люди стали жертвами собственной неосторожности. Вот что рассказывают их соседи.

Камера плавно передвинулась и показала двух соседок  на фоне обшарпанной пятиэтажки.
— Я собралась пойти в магазин, вышла из квартиры и сразу почувствовала запах газа, — охотно начала рассказывать женщина лет шестидесяти. — Ну я сразу и вызвала газовщиков. Они приехали и начали звонить в дверь, а я им и говорю, что не надо звонить в дверь, надо ломать ее! Там старики живут. Небось забыли газ закрыть, траванулись им да и померли.

— А вы хорошо знали соседей?

— Да я их почти и не знала! Они лет пять назад переехали сюда, да, Ир? — обратилась она к стоявшей рядом соседке.

— Да, уж лет пять точно! Вроде они квартиру с дочерью разменяли и въехали сюда, — с готовностью подтвердила та.
— А дочь часто навещала их? — задал вопрос корреспондент.

Женщины недоуменно переглянулись, и первая ответила:
— Не-е, мы не видели ее. Вроде их никто не навещал. Они вообще редко выходили на улицу. Если б не запах газа, так бы они и лежали в квартире, пока не завоняли! — возмутилась она.

— Да, хорошо, что их быстро нашли! И хорошо, что газ не взорвался, а то взлетели бы мы тут все на воздух! — поддержала ее вторая.

Камера приблизилась и показала соседок крупным планом. На лицах пожилых женщин читалось негодование: «Граждане, что ж это делается?! Мы тут все чуть не померли из-за этих выживших из ума стариков!» В кадр влезли мальчишки. Они скорчили рожи в камеру, приветственно помахали руками и, довольно смеясь, убежали.

Камера отъехала, и на экране вновь показалось сосредоточенное лицо корреспондента:
— Таким образом, можно сделать вывод о том, что произошедшая сегодня трагедия вызвана не техническими неисправностями, а неосторожным обращением с газом. Хочется обратиться ко всем, у кого есть пожилые родители: пожалуйста, не забывайте их, не оставляйте без помощи и присмотра. Ольга? — он замолчал в ожидании ответа диктора.

— Спасибо, Юрий! — деловито поблагодарила диктор и продолжила: — А теперь переходим к другим новостям.

* * *

Александр Ильич подошел к телевизору, выключил его и зашаркал в сторону кухни.
— Саш, ты куда? — раздался тихий голос жены.
— Кашу сварю на ужин! — ответил он и подумал с сожалением: «А плита-то у нас электрическая, не газовая…»
— Саш, я не буду кашу, не вари на меня!

Он обернулся и посмотрел на жену, лежавшую с прикрытыми глазами. Она лежала уже семь месяцев. «Перелом шейки бедра в таком возрасте — это очень плохо», — сказали ему в больнице и через две недели выписали семидесятивосьмилетнюю жену домой. Через четыре месяца у нее образовались пролежни. Сил и средств ухаживать за ней не хватало. Старость, болезни, нищета. Жена страдала. Он тоже.

— Тома, надо все-таки поесть! Есть надо, — сказал он.
— Зачем, Саша? — спросила она тихо и открыла глаза.
«Чтобы жить», — хотел он ответить, но промолчал.

— Саш, подойди ко мне, — попросила жена. Он подошел к кровати. — Сядь, пожалуйста. — Она похлопала по краю кровати рядом с собой, и он послушно присел.

Жена взяла его за руку, слабо улыбнулась и спросила: — Саш, а помнишь, как мы сорок лет назад переехали в этот дом?
— Да, — ответил он.
— Мы хорошо жили.
— Да.
— А помнишь нашего кота Мурзика? — снова спросила жена.
— Да, — ответил он.
— Вот хулиган был! Любил нас… — Она улыбнулась и замолчала.
— А… нашего Юрку помнишь? — запнувшись, спросила она еще тише.
— Да, — ответил он.
— Он ведь хорошим мальчиком рос, правда?
— Правда, — ответил он.
— Интересно, как он?
— Наверное, хорошо. Ты же видела сейчас.

Они помолчали.
— Саш, а ты правда любил меня всю жизнь?
— Правда. А ты меня?
— И я тебя! Мне так жаль, что всё так получилось. Это я должна бы ухаживать за тобой! У тебя подагра, у тебя давление, у тебя сердце!

Они снова замолчали: оба знали, что букет ее болезней и больше, и пышнее. Жена ласково сжала его ладонь:
— Прости меня, что я заболела! Кто ж знал, что у нас получится такая никчемная, нищая старость? — Она посмотрела на него с тоской старого, больного пса, и тихие слезы покатились по щекам.

Александр Ильич почувствовал, как в груди от жалости жгуче защемило сердце:
— Ты меня прости, родная!

Он нагнулся к ней утешить и аккуратно, чтобы не причинить боль, обнял ее хрупкое, как у воробышка, тело. Рука провалилась в подушку, и вдруг жуткая мысль пронзила Александра Ильича. Он отстранился и оторопело посмотрел на жену. По ее изможденному лицу текли скорые старческие  слезы.

В памяти вспыхнул эпизод из прошлого. Молодая Томочка так же, как сейчас, лежит в кровати, но светится счастьем и улыбается. Она запускает руку в его волосы, нежно перебирает их между пальцами и ласково притягивает его к себе для поцелуя… Разве мог он тогда представить, какая страшная мысль пронзит его сегодня током и застрянет в голове?

— Что с тобой, Саша? — насторожилась жена, чутко уловив перемену в нем. Она перестала плакать, смахнула ладонью остатки слез и внимательно посмотрела на мужа. Ему показалось, что она прочла его страшные мысли и согласилась с ним. Они вообще всегда хорошо понимали друг друга без слов.

— Иди ко мне, бедный мой, — сказала она с грустной улыбкой и протянула к нему руку.

Александр Ильич, забыв о предосторожностях, прильнул к жене, и пролежни тотчас отозвались нестерпимой болью. Она застонала, вцепилась в мужа руками и горячо прошептала:
— Я не могу так больше, Саша. Не хочу!

Его сердце рвалось на части. Он начал судорожно и беспорядочно целовать ее в шею, щеки, лоб, нос, волосы, нашел губы и ненадолго приник к ним, собираясь с духом и силами. Потом он схватил подушку и, прервав поцелуй, быстро накрыл ею лицо жены и со всей силой налёг на нее.

Ее худое, немощное тело почти не сопротивлялось, руки и ноги слабо дергались. «Господи, прости меня, Томочка! Господи, прости меня, господи, прости», — сквозь слезы бормотал Александр Ильич, навалившись на жену всем своим весом и пережидая ее последние судороги. Он лежал на жене, сжимал ее в объятиях, и тело его сотрясалось от глухих рыданий. Со стороны это могло выглядеть как акт любви.
Когда жена затихла, Александр Ильич убрал с ее лица подушку, дрожащими руками закрыл рот и глаза, пригладил спутавшиеся волосы. Он заботливо привел тело в ровное положение, аккуратно расправил складки на ночной сорочке, укрыл жену одеялом, достал из-под него ее безжизненные руки и сложил их, как складывают покойникам. Отстрадалась его Томочка.

Александр Ильич положил свою ладонь на руки жены, которые заботились о нем почти шестьдесят лет, и завыл. Он выл без слез, долго и громко. А потом вышел на балкон, встал на табуретку и опрокинул свое тело с девятого этажа. От сквозняка балконная дверь хлопнула и плотно закрылась. С потолка отвалился кусок штукатурки, со стены упала черно-белая фотография, и в квартире воцарилась тишина.

* * *

В этот же день в местных вечерних новостях небольшого городка сообщили:
— Сегодня в доме на улице Победы произошла трагедия. Восьмидесятилетний пенсионер задушил свою жену, после чего выбросился с балкона квартиры, расположенной на девятом этаже. По словам соседей, это была спокойная, интеллигентная пара, которая в последнее время вела уединенный образ жизни. Наш корреспондент Ирина Соловьева передает с места событий.

Камера взяла крупный план двух соседей.
— Ой, да я даже и не знаю, что сказать! Эти Заботовы такие тихие, спокойные люди были! Кто бы мог подумать на них такое! Александр Ильич всегда такой вежливый был! И Томочку, жену свою, любил. Они хорошо жили, сколько лет вместе, и не ссорились никогда, — сказала одна соседка. На лице ее читалась растерянность.

— Да, жили они дружно, — с готовностью подтвердила другая. — Только я их в последнее время вообще редко видела. Они из дома почти не выходили.

— А родственники у них есть? Навещал их кто-нибудь? — поинтересовалась корреспондент.

Соседки переглянулись и единодушно покачали головами:
— Нет, — ответила вторая, более бойкая. — У них сын был Юрка, да только он давно уехал, где-то в другом городе живет.

— Да в Москве он живет! На телевидении работает, как вы, репортером. Его сегодня в новостях показывали, — вновь вступила в диалог первая и вдруг без перехода заявила: — Ой, а Александр Ильич-то, наверное, умом тронулся!

— Почему вы так решили?

— А он перед смертью долго выл. Я сама слышала.