Застенчивая Мимоза Роман 3-05

Застенчивая Мимоза Роман 3-05

III. Прекрасный медовый месяц
5. «Всегда оставайся собой»

Всегда оставайся собой
Доброй и строгой, слабой и сильной,
Жемчужных не роняй слёз,
Озвучивай звонкий голос...
Когда поёшь, до дрожи,
Мурашками по коже...
С тебя осенний аромат,
Любуюсь, жизнь готов отдать.
И это не обман, ни ложь,
При встрече ты поймёшь,
Что день меняет ночь...
Всё повторяется вновь –
И заново играем в любовь,
Всё проходит, но не всё забывается, ждёшь.

      Мы несколько дней провели в Тбилиси, ближе по-
знакомились новая моя родня, его мать и мой лю-
бимый с моими. И в последний день мне сказала моя мама:
– У нас готовы визы на въезд в Израиль, и мы уезжаем
вместе с Тамрико Давидовной и со всей её большой семьёй,
если хочешь, мы оставим тебе квартиру, если нет – прода-
дим и её тоже. Там нам понадобятся деньги на первое время.
Честно сказать, я бы не хотела, чтобы ты выходила замуж
так рано, пойдут дети, и ты не успеешь закончить консерва-
торию. Твоё вокальное пение до сих пор звучит во мне, как
нечто дорогое... дочь моя, но я вижу, что ты его любишь и
Дина Михайловна к тебе хорошо относится, значит, живи,
где твоё сердце пожелает.
Я очень опечалилась, что они переезжают и у меня не бу-
дет возможности видеться с ними чаще, но я всё же сказала:
– Квартира у меня есть, Файвель получил её от Черно-
морского пароходства, в центре Одессы, даже пока его мать
не знает, что мы скоро переезжаем туда. После свадьбы, мы
назначили её на моё восемнадцатилетие, 15 ноября. Как раз
тогда и распишут нас. Как жаль, что вас уже не будет на на-
шей свадьбе. Там нет мебели, но зато он мне купил малень-
кий рояль красного цвета.
– Совсем забыла, люстру, что тебе нравилась, я выкупила
сама в комиссионке, увезёшь на память.
– А Дина Михайловна выкупила наш серебряный сервиз,
так что мы сохраним ценность наших предков.
– Будь счастлива, дочь, я считаюсь с твоим выбором, но,
если тебе будет когда-нибудь здесь трудно, выезжай к нам.
Ведь и нам тоже будет без тебя плохо, это я поняла, когда ты
училась в Одессе. Никогда не отпускай свою дочь далеко
от себя, ты останешься как без рук... Мысли на расстоянии
тревожны.
В комнату вошёл Файвель и сказал:
– Я уже соскучился, я понимаю вас: родители, особенно
матери одинаковы, но я хочу вам сказать, что не переживай-
те, у нас всё нормально, мы любим друг друга, и это будет
всегда. Неудобно, пойдёмте в зал, надо быть в последний
день вместе.
Бабушка и дедушка плакали, им было труднее всех со-
рваться со своих насиженных мест.
– Неужели мы тебя больше не увидим? – говорили они.
Я же всех успокаивала, но слёзы хлынули и у меня.
Нас провели в аэропорт, все были в слезах. Тогда Дина
Михайловна сказала:
– Успеете ещё наплакаться, ведь вы уезжаете через Одес-
су, приезжайте сразу, как продадите квартиру.
После этих слов все успокоились.
– Вы правы, у нас билет на пароход в Одессу на Израиль,
но мы билетов на Одессу ещё не покупали, как только ку-
пим, несколько дней проведём с вами.
Объявили посадку, мы направились к выходу.
– До свидания, мои родные, берегите себя! – сказала я.
Мы обменялись прощальными поцелуями.
Поднялись в самолёт, когда я села, закрыв глаза, передо
мной прошло детство и юность. Оскорбление и ненависть
из-за моей кожи лежали как тёмная полоса, затем заново,
всё... а потом осталось главное – любовь, когда любят из-за
цвета кожи, странно, может быть, лишь из-за этого. Я от-
крыла глаза, Файвель сидел рядом и читал журнал:
– Тебе неудобно, дорогая, положи свою головку мне на
плечо.
Я придвинулась к нему, почувствовав такую заботу, от
него так и веяло хорошими манерами. Он же кителем своим
прикрыл мне ноги, поцеловал в лоб:
– Всегда оставайся собой... – и уже что-то записывал себе
в блокнот.
Опять шасси прикоснулось к взлётной полосе, и я откры-
ла глаза. Я понимала, что всё время спала. Может, даже из-
за того, что наша бессонная ночь любви меня сморила. А он
тоже это понимал и улыбался, глядя мне в глаза.
Несколько дней мы обставляли нашу квартиру, сделали
один раз званый ужин, и Файвель пригласил свою маму... и
друзей с пароходства со своими жёнами.
В зале висела моя люстра, единственное, что досталось
мне в приданное, я же разложила наш серебряный сервиз,
приготовила много чего из грузинской кухни, а самое глав-
ное – хачапури, несколько сортов. Грузинское, абхазское,
осетинское, аджарское... Я никогда их не готовила у Дины
Михайловны, она была немного тучная и «не дружила» с
тестом и булочными изделиями, но здесь, я хотела показать,
на что способна, ведь у нас оставалась одна неделя и Фай-
вель должен был возвратиться на свой корабль, на службу.
Дина Михайловна была удивлена увиденным, но всё же
сказала:
– Я так привыкла к Мимозе, и, если вы не против, во вре-
мя службы пускай поживёт со мной, тем более ей нужно
заниматься в консерватории, а я бы ей помогла.
Я тоже добавила, что сама хотела просить её об этом.
Встал мой любимый Файвель и произнёс тост:
– Дорогие гости, нас распишут только 15 ноября, но что-
бы вы знали, она моя жена, я её люблю и хочу, чтобы вы к
ней относились так же, как и ко мне.
Зазвучали тосты, похвала, я пела, играла, покоряла всех,
и были среди гостей неженатые, которые не сводили глаз с
меня. Я чувствовала ревность Файвеля.
Они все остались до поздней ночи, попрощавшись, ушли,
кроме Дины Михайловны, я ей постелила в детской комна-
те, хотя не было никакой предпосылки, что у меня будет ре-
бёнок, но мы на всякий случай сделали ремонт, поклеили в
комнате нежные обои с бабочками. Я и не переживала, впе-
реди у нас ещё много времени, и я молода, и ещё должна
закончить консерваторию.
Дина Михайловна эту неделю тоже осталась у нас, она
хотела насладиться своим сыном, я понимала это, не меша-
ла ей, потому что ночь полностью принадлежала мне, и по-
рой то в разговорах, то в любви, забывались мы до рассвета,
пока не начинали петь птицы под окном. А мы в это время
лишь сладко засыпали, но она как настоящая мать понимала
и даже не проходила мимо нашей спальни, чтобы не раз-
будить нас, не побеспокоить. Но, когда я вставала, она уса-
живала меня за рояль, сама копошилась на кухне, ласково
приговаривая:
– Пой, моя дорогая Мимоза, пой, пускай твой голос на-
долго остаётся в душе у Файвеля воспоминанием.
Я играла, пела, он же сидел на диване, не знаю, о чём он
думал, я же думала лишь о нём. Неужели нас что-нибудь
может разлучить? Я люблю его, но месяц подходит к концу
и нас уже не на шутку охватывает печаль расставания.
Если завтракали мы вместе, то обедали в городе, он всё же
мне показывал Одессу, о которой я только слышала. За этот
месяц активной жизни мы посетили несколько раз филармо-
нию, два раза – оперный театр, один раз были в цирке, в зоо-
парке, он меня водил на все спектакли и концерты. Каждый
день посыльные заносили мне разные цветы, где обязательно
была веточка мимозы. Как я могла забыть такие дни любви!
Но в последний день он всё же повёл меня в ботанический
сад, мы сели опять на лавочку, он не плакал, а говорил:
– Мимоза, ты заставляешь меня забыть прошлое, сегодня
я живу настоящим, ты моя жена, несмотря на то, что мы ещё
не расписаны, я люблю тебя. Понимаю, трудно ждать му-
жей, порой это по шесть месяцев, обещай быть мне верной.
– Ты бы мог мне об этом не говорить, моя мать всю жизнь
прожила ради меня одна и ни разу не посмотрела на муж-
чин, хотя она имела несколько предложений.
– Она всё сделала и терпела, потому что ты была. Она не
хотела заводить в дом постороннего мужчину, но ты красива
и, как я заметил, очень сексуальна, боюсь за тебя и за себя. Я
буду урывками мчаться к тебе, где бы ни находился, и, если
у меня будет даже три дня, я использую это, прилечу к тебе,
моя ты любовь.
– Можешь не бояться, я тебе обещаю: свою честь сберегу,
и только ты имеешь на неё право.
Он стал меня целовать, но потом остановился, посмотрел
и заметил на моих глазах слёзы.
– Не плачь, я должен был тебе об этом сказать, любовь
моя.
Мы поехали домой, а там была новость: на днях приле-
тают мои родные.
Файвеля, до корабля провожали мы с Диной Михайлов-
ной, по дороге обратно она сказала, что на мою квартиру на-
шла хорошего покупателя и переедет ко мне, а вскоре тоже
уезжает в Израиль, понимая, что Файвеля есть на кого оста-
вить.
Очень скоро мы встретили наших родных, и здесь в Одес-
се уже был бум... Все еврейские семьи выезжали за грани-
цу.
Дина Михайловна переехала ко мне, завезя самое необ-
ходимое, а остальное всё продала. И так я уже стала только
провожать: пока Файвеля, потом моих родных, потом Дину
Михайловну и осталась одна.
Но учёба в консерватории меня полностью заполняла,
если в музыкальной школе я считалась первой, то здесь были
отличные вокалистки, и мне многому нужно было учиться,
чтобы даже стать наравне с ними в одну шеренгу.

http://www.proza.ru/2016/03/24/75
© Copyright: Каменцева Нина Филипповна, 2016
Свидетельство о публикации №216032400075