Мама

Мама, я помню про 11 апреля. Год очередной. Через полгода я стану твоей ровесницей. Мама, как ты там?

Когда тебя не стало, я была сущим ребенком. Ну что понимаешь в 15 лет? Даже если слышишь слова «рак», «4 стадия», «уже нечего оперировать». Ты умирала дома, я слышала твои стоны за стенкой и включала музыку, чтобы не слышать. Что ты тогда думала? Прости меня, родная.

Жизнь тебя, очень мягко сказать, не баловала. Семью твоего отца в 30-е годы раскулачили. И в самом деле, «кулаки» — две коровы, лошадь и четырнадцать голов детей. Выжили самая старшая и ты — самая младшая. И до твоих 30 лет, пока Хрущев не изменил политический курс страны, от тебя шарахались молодые люди. Социальное происхождение уж очень пугало... Честь и хвала моему отцу, не побоявшемуся этого жупела. Однако в семье об этом не говорили. Лишь когда я стала взрослой, отец скупо рассказал. Уже можно было — шла перестройка, возвращали доброе имя миллионам невинных.

Мама, ты помнишь коричневый плащ? Тогда в моде были белые. Соседка ехала в Москву, и ты попросила ее купить мне плащ. Я настаивала на белом. Соседка же привезла коричневый, и я категорически отказалась его даже примерять, так он и висел. В первый раз я его надела на твои похороны. И даже не знаю, почему. Никто мне ничего не говорил, у меня в мозгах тоже еще было мало. Красиво было бы солгать, мол, пыталась искупить вину за истрепанные материнские нервы. Но я ничего не пыталась. Еще не чувствовала потери. Просто надела, и все.

На похоронах было много народу, даже пришел весь наш класс, чтобы поддержать меня. В  тот день нам отменили занятия. А меня злило все это многолюдство и публичная скорбь. Просто я еще не чувствовала, что случилось. Понимала — да, но не чувствовала. И только когда стали опускать гроб и заиграли «Прощание славянки», я разревелась. Но пыталась скрыть слезы.

Мама, перед смертью ты с трудом сказала: «Живите дружно». Мама, прости, мы не выполнили твоего наказа. И нас всех разбросало по разным городам. И я уехала. За 30 с лишним лет мне лишь раз случилось побывать дома и навестить твою могилу. Она осталась на территории иностранного государства. Кто за ней ухаживает сейчас и посещает ее? Давно уже некому.

Когда я смотрю фотографии того дня, я плачу. И не могу понять: как я тогда могла быть такой бесчувственной и даже не пытаться облегчить твои страдания? А ты ни словом не упрекнула меня. Я сумела оценить смирение и величие твоей души лишь когда мне самой было хорошо за тридцать. Мама, как же мне тебя стало не хватать!

И вот я уже практически твоя ровесница. И теперь я понимаю, сколько святой правды в предостережении: «Люди, берегите своих матерей!» Люди, вернуть никого и ничего нельзя, поэтому храните своих близких и родных людей.

Мамочка, я всегда видела с твоей стороны лишь любовь. И даже когда тебя не стало. Я не сомневаюсь, что ты стала ангелом и хранишь меня все с той же любовью и переживаешь за меня. Я чувствую, что душа твоя со мной. Ты просто не умела и не умеешь иначе. Я верю, что ты меня слышишь.

Мама, я люблю тебя. Позволь мне сказать это сегодня.