Правый - рулит, левый - гребёт

     Археология – наука не для ленивых! Знать бы мне эту тонкость, когда я поступала на исторический факультет родного университета с энтузиазмом Индианы Джонса – любимого героя всех молодых археологов. И вот позади первый бесшабашный год учёбы. Настало время долгожданной археологической практики. Весь поток разделён на группы, которые, экипировавшись всем необходимым, отправляются в отдалённые уголки нашей безбрежной Родины на две незабываемых недели. Наша группа высаживается у берегов исторической реки Волхов, на которых возвышаются неприступные кремлёвские стены Великого Новгорода.
     Знакомьтесь! Троицкий раскоп: глубина – с десятиэтажный дом; земля – сырая, болотистая; рабочий слой – 12 век; главная ценность – берестяные грамоты, за возможность откопать которые, многие, присутствующие здесь профессора готовы расплатиться своей азартной душою. Делим землю на квадраты площадью 1м на 1м и осторожно снимаем пласт за пластом. Из инструментов: носилки, лопата, метёлка, скребок. И так целый день. Спина «колом», руки по локоть в грязи, голова одурела от бесконечных поклонов Матушке сырой земле.
     Первый день заканчивается громогласным храпом в постели. Нет сил даже вымыться. Второй оказывается труднее первого, но человек привыкает ко всему, поэтому к вечеру третьего дня мы с подружкой Ниночкой и двумя, намертво приклеившимися к нам товарищами, отправляемся на Волхов – дышать свежим воздухом.
     Товарищей зовут Ромка и Сашка. Они плетутся следом с упорством баранов, причём Ромка пытается строить глазки Ниночке, а Сашка – мне. И оба – такие разные! Ромка – коренной горожанин, кандидат в мастера спорта по боксу. Сашка – розовощёкий здоровенный «медведь», рождённый в глухих лесах родного Брянского края.
     Пришли на Волхов. По крутому берегу реки красным кирпичным нагромождением тянутся, кое-где разрушенные временем, стены древнего Новгородского Кремля. Но экскурсию в Кремль мы совершили ещё накануне, теперь идём вниз по течению к лодочной станции, где в мутной, холодной воде маячат четыре новенькие, ярко окрашенные лодчонки.
     Сашка с Ромкой быстро всовывают в руку лодочника дяди Пети (так он назвался) драгоценные купюры, и он выводит из стойла нашего коня – небольшое судно бутылочного цвета с отполированными до блеска вёслами.
     - Ты, девонька, садись на корму, а ты, красавица, - на нос, - командует дядя Петя, - а вы, мужики, - как раз посерёдке. Грести будете! Правый - рулит, левый – гребёт.
     Загружаемся строго озвученной инструкции. Я сажусь на корму, Ниночка – на нос, а Сашка с Ромкой посередине берутся за вёсла. Дядя Петя толкает лодку ногою в начищенном кирзовом сапоге, и она стремительно  отправляется в плаванье к большому, вытянутому батоном белого хлеба острову, поросшему сорной травой.
     Поначалу, затея кажется романтичной. Новоявленные женихи пыхтят, как паровозы, работая вёслами; норовистый Волхов играет тяжёлыми волнами, словно лёгкими пушинками; а над нашими головами с громкими, протяжными криками кружатся прибрежные чайки.
     Но вскоре налёт романтизма испаряется, как тающий снег. Оказывается, течение в  Волхове не такое спокойное, как в Десне, на которой я родилась, а Сашка и Ромка – плохие гребцы, проще говоря, совсем не гребцы, так как впервые взяли в руки вёсла. Нашу лодчонку трясёт, как неисправную карусель; вода готова запрыгнуть внутрь без приглашения; Ниночка в ужасе таращит глаза, намертво схватившись за деревянные борта судёнышка, потому что не умеет плавать; я же плавать умею, поэтому, с трудом удерживая равновесие, пробираюсь к новоявленным капитанам, намереваясь забрать у них вёсла. Когда цель мною достигнута, Сашка молча вкладывает в мои руки своё весло, суетливо уступая место у левого борта. Я перехватываю его поудобней и хмуро смотрю на Ромку.
     - Давай! – говорю я тоном, не требующим возражений.
     - Что, давай? – бубнит Ромка, шмыгая носом.
     - Весло давай! – доходчиво объясняю я.
     - У меня нет… - вновь бубнит Ромка, низко опуская голову.
     - Ты что, весло упустил, болван?
     Моему возмущению нет предела. Лодку качает, чайки кричат, Сашка краснеет, Ромка бледнеет, Ниночка приближается к состоянию обморока, а я кое-как причаливаю наш корабль к долгожданному, наипрекраснейшему острову на свете.
     Выползаем на берег, набрав целые туфли воды и, давай, дяде Пете махать. Он тоже машет, думает, мы от счастливого расположения духа балуемся. Я кричу:
     - Дядя Петя! Забери нас отсюда!
     А он в ответ улыбается и машет ещё сильнее. Наконец, мы понимаем друг друга. Дядя Петя вскакивает в свободную лодку и, по-мужски умело, налегает на вёсла.
     Через пятнадцать минут я и Ниночка бежим по берегу грозного Волхва в сторону общежития, а следом виновато плетутся наши горе-ухажёры: Ромка – коренной горожанин, кандидат в мастера спорта по боксу, и Сашка – розовощёкий здоровенный «медведь», рождённый в глухих лесах родного Брянского края…