Родное слово

Время уже не идёт и бежит, а стремительно летит. И вот уже я, как и Вы, живу более десяти лет в двадцать первом веке. А тот век, двадцатый, давно уже называют прошлым веком.
Пока я не начала писать свои маленькие рассказы – первоучинки - как назвала бы их моя мама - я не ощущала особых чувств к трактованию ушедшего времени как «прошлый век». А сейчас  при каждом упоминании этого словосочетания во мне борются разные чувства. Неужели это было так давно, и двадцатый век сейчас будет  интересовать только историков? Неужели я такая древняя, раз жить довелось в двух веках? Неужели тот язык, который звучал из уст моих бабушек и родителей будет забыт?
 Давно хотелось мне высказаться по поводу нашего русского, родного, деревенского и диалектного языка. Только вот не знала, как и с чего начать. Толчком послужили Записки неравнодушного, как назвал их сам автор Алексей Маркович Коломиец – до недавнего прошлого генеральный директор ФГУГП «Волгагеология»,  заслуженный геолог РФ, член Союза писателей России, очень интересный и разносторонне одарённый человек. Они называются «Беречь русское слово».
Лично Алексею Марковичу и его коллегам-геологам в своих трудовых геологических коллективах пришлось беречь русскую речь, русское слово от засилья блатного и уголовного жаргона в 60-80-х годах прошлого века, привнесённого туда рабочими - бывшими заключёнными (зеками) и опустившимися деградирующими личностями (бичами), составляющими основную часть геологических партий. Приходилось отстаивать и воспитывать самоуважение к людям и в людях этой категории при их нравственном исправлении. Их жаргонная лексика  всегда встречала неприятие у Алексея Марковича и в коллективах единомышленников, которыми он руководил.
В моей жизни тоже была встреча с этими людьми - бывшими зеками и бичами. Думаю, что не каждая восемнадцатилетняя девушка смогла бы в течение трёх месяцев выдержать такое общение.
Было это в 1975 году. После окончания первого курса Горьковского института инженеров водного транспорта оказалась я с моей подругой в стройотряде на реке Лене в городе Усть-Кут. Этот город известен ещё тем, что там находится один из самых крупных речных портов Сибири – порт Осетрово, где нам предстояло трудиться всё лето. Порт принимал на свою территорию железнодорожные составы с грузами для населённых пунктов, расположенных ниже по течению реки Лены. Доставить грузы в низовья Лены можно было лишь речными судами.  Хозяйство речного порта в те годы считалось передовым. Здесь было столько разной погрузочно-разгрузочной техники! Естественно, и коллектив портовых рабочих был большой.
Когда мы готовились к отъезду в стройотряд, нас даже никто не предупредил, что работать мы будем на одной портовой площадке с таким контингентом людей, как бывшие зеки и бичи. Не знали мы этого до самого первого выхода на работу, да и в деканате наверняка про это не знали. Первое время работали мы, постоянно озираясь и оглядываясь. Вместе с нами приехали в порт девчонки и ребята из Ленинградского института водного транспорта. Девушки там были эффектные и раскрепощённые: не чета нам, серым мышкам и скромницам. Вот только житья им не было от этого специфического контингента! Они их сразу невзлюбили за манеру поведения.
Через неделю ленинградки сбежали домой, а мы дальше продолжили свою работу приёмосдатчицами грузов.
Однажды шли мы с подругой от диспетчерской к месту выгрузки контейнеров, как вдруг кто-то втиснулся между нами и, широко раскинув руки, приобнял нас и притянул к себе. Ноги предательски затряслись, колени подогнулись от страха, когда мы увидели мужчину средних лет, бритоголового, с татуировками на руках и груди, с рандолевой  фиксой во рту. «Всё, сейчас начнётся!» - пронеслось в голове.
- Девчонки, ничего не бойтесь! Вас здесь никто не тронет! А если кто-то будет к вам приставать – скажите мне! Меня Николаем зовут, - дружелюбно сказал нам новый знакомый.
С этого дня мы чувствовали себя под защитой, но, всё же, волнение всегда присутствовало. Думаю, что и наш защитник не мог стопроцентно поручиться за каждого бывшего зека и бича, работавших с нами вместе в дневных и ночных сменах.
Мы были молоды и наивны! Но, как бы то ни было, плохого отношения к нам со стороны  этого контингента за время работы в порту мы не видели. Напротив, наши новые знакомые обращались к нам всегда по имени и всячески нас опекали. Так, если из вагона они выгружали в контейнеры арбузы, нас обязательно приглашали поесть арбузов. Протиснувшись в узкую щель между вагоном и контейнером, мы усаживались где-нибудь в уголок вагона и нас начинали угощать. Если арбуз попадался неспелый, его заменяли на другой. Из вагона, надутые как шарики, мы еле протискивались через узкую щель обратно. Ну, а съеденные нами два-три арбуза урона не наносили, их просто списывали на бой, который предусматривается при погрузке и выгрузке.
Можно в наше время представить такую сцену? Думаю, вряд ли.
Правда, однажды я сильно струхнула, когда, выйдя в ночную смену одна без подруги, увидела рядом четырёх бритоголовых амбалов: грузчика, крановщика, стропальщика и водителя погрузчика. Ночь была чёрная-чёрная, только прожектор крана освещал немного территорию. Я уже с жизнью хотела прощаться. Было к тому же очень холодно. Ведь климат на реке Лене резко континентальный! Заигравшись в нашем лагере в волейбол, я не успела на смену одеться потеплее, даже носки шерстяные забыла взять с собой. Ноги в резиновых кедах буквально примерзали к бетонным плитам площадки.
За моей спиной шли ряды складированных один на другой - по три в высоту – контейнеров, а между рядами – чернели узкие и длинные проходы-щели. От холода и от страха за свою жизнь у меня цокали зубы, да и саму меня била дрожь.
 К контейнеру для сверки номера с накладной, проверки  целостности пломбы на створках я подходила с большой опаской. Грузчик заметил, что я вся дрожу и разговариваю заикаясь. Он забрал у меня мел, которым я писала на контейнере название пункта назначения, отдал мне свою фуфайку и велел мне греться: бегать рядом, прыгать, петь песни, чтобы и им не было скучно. Выгрузив контейнер, мужчина сообщал мне его номер, а я, сверив номер с накладной,  кричала в ответ, находясь немного в стороне, пункт назначения. После чего сам грузчик делал на контейнере надпись мелом. Пломбы в эту ночь я не проверяла, решив, что жизнь дороже сохранности груза. Это дело я также доверила грузчику.
Ночная смена пролетела быстро, и на моё девичье достоинство, и на мою жизнь, к счастью, никто не посягнул.
За все три месяца, что мы, молоденькие девчонки, отработали в порту и днём, и ночью рядом с бывшими зеками и бичами с их стороны мы не видели по отношению к себе ни грубости, ни пошлости, ни приставаний. Даже разговаривали они с нами без мата, хотя слышать от них мы много чего слышали – площадка-то велика.
У меня не было к этим людям отвращения и неприязни. Напротив, было жаль многих моих знакомых с изломанными судьбами. То, что у них были всё-таки свои непререкаемые понятия, которые, очевидно, действовали и по отношению к нам, девушкам, было достойно уважения. Да и мы никогда не шарахались от них, не избегали общения, но вели себя достойно и скромно. Возможно, за это и оберегали они нас. Мы не пили, не курили, не ругались матом.
Этот контингент не был таким пушистым и воспитанным. В общежитии, где они жили, постоянно были пьяные драки, зачастую с поножовщиной. Когда под разгрузку ставили вагоны с вино-водочными изделиями, то старались это не афишировать, и выгрузку мастер поручал нашим ребятам. Однако, наш специфический контингент не так просто было обмануть. Они всегда умудрялись подцепить рогами погрузчика поддон с таким контейнером, завезти его в тупик и там раскурочить, ну и, естественно, напиться.
По возвращению из стройотряда брату и родителям, чтобы их не расстраивать, я долго не рассказывала о своих университетах – общении с бывшими зеками и бичами.
Потом в моей жизни были ситуации, когда ко мне грубо приставали подвыпившие хулиганы. Ездить домой иногда приходилось на последней электричке, где пассажиров было мало, а этого добра хватало. У этих ребят не было никаких понятий и принципов, но мой  опыт общения с бывшими зеками и бичами, приобретённый тогда, в стройотряде на реке Лене, в таких ситуациях всегда помогал.
Окончив институт, я тридцать четыре года отработала в банковской и финансовой сфере, общаясь с руководителями предприятий и организаций, с главными бухгалтерами языком банковских и экономических терминов, языком цифр.
Но работу в студенческом отряде на реке Лене я запомнила на всю жизнь. Хочу сказать, что хуже от общения со специфическим контингентом мы тогда не стали, и разные блатные и жаргонные слова в нашем языке не появились.
Ещё в школе, когда мы на уроках литературы изучали произведения классиков, появилась у меня привычка выписывать в записную книжку понравившиеся  выражения, которые становились афоризмами, описания красот природы, меткие характеристики тех или иных качеств литературных героев. В школьные годы любимым писателем стал для меня И.С. Тургенев, который много хороших слов сказал в защиту русского языка. Несомненно, у каждого писателя найдутся такие произведения, которые захочется позднее перечитать ещё и ещё раз.
В последние годы из меня - как будто створ открыли - хлынули разные устаревшие и диалектные слова, обороты речи, которые в наше время практически не употребляются ни на письме, ни в разговорах. Сослуживцы и мои родные порой не понимали сказанное мною, приходилось объяснять смысловую нагрузку слов и выражений. А у меня на душе было радостно от того, что я вспомнила и применила к месту всё это.
Я стала задумываться над тем, откуда берутся мною эти слова. Конечно, я всегда много читала, любила историческую литературу. Поэтому словарный запас кое-какой у меня всё же есть.
С уверенностью я могу назвать и другой источник, из которого приходили ко мне  устаревшие деревенские и диалектные слова. Во мне, наверное, проснулась родовая память. Я ведь выросла рядом с бабушкой Агафьей Андреевной – простой русской женщиной-крестьянкой.
Бабушка Агафья - 1901 года рождения, и выражалась она простым народным деревенским языком. К тому же она знала много шуток-прибауток, песен, обладала юмором и очень хорошо ладила со мной и братом. Эти черты её характера унаследовал мой отец, а от отца – я и мои дети - его внуки. Бабушки не стало в 1974 году, когда я оканчивала среднюю школу.
Мама моя, Лидия Максимовна, всю жизнь проработавшая учительницей, также знала не только литературную речь, но и разговорную речь нескольких районов: Шарьинского района Костромской области, откуда она была родом; Ветлужского района, где она  училась в педучилище; Варнавинского района, в населённых пунктах которого она всю жизнь работала учительницей: в деревнях Бажино и Бархатиха, в селе Лапшанга, в посёлке Бродовое. Много слов, бывших для меня не понятными в детстве, объясняла мне именно мама.
У нас хранится много писем, которые писали нам мама с папой во времена нашей учёбы в институте. Перечитывая их сейчас, поражаюсь той простоте, точности и ёмкости выражений, в которых присутствуют слова деревенского разговорного языка. А раньше я этого не замечала! Многие из них звучат как наказ-завещание. Вот, например, что писала мама об учёбе: «… пробивай себе дорогу, выходи в люди, будь человеком» или « …ведь у нас ещё не последний кусок у рту – выучим». О расставании с сыном, уехавшим учиться, она писала: «…уехал, как шутя, да видно и от правды», «… собираюсь про тебя постель устилать, опомнюсь, а тебя и нет». Своими письмами мама постоянно поддерживала нас, давала советы, чтобы не тосковали по дому, лучше питались, а то « …так не одолеешь и ходить», « … до копейки не доживайтесь, сообщите заранее, когда прислать денег», «…учитесь, не тоскуйте. Приедете, осмотрите нас». Думаю, что родительские письма я перечитаю ещё ни один раз, отмотаю время вспять, окунусь в воспоминания.
Да, устаревшую деревенскую речь и диалектные слова и выражения помнят сейчас не все мои сверстники и даже люди гораздо старше меня. Это, думаю, связано с тем, где раньше жил человек – в деревне или лесном рабочем посёлке, где жили в основном молодые семейные люди, или в районном центре. Проживали ли в их семьях бабушки и дедушки, прямые носители этого языка.
Где-то подспудно в моём сознании шла работа над тем, как и каким образом мне сохранить всё то, что я вспомнила. Однажды я взяла в руки чистый лист бумаги и ручку и записала несколько устаревших слов. В этот вечер я не могла уснуть до двух часов ночи. Слова так и просились на «остриё пера». Я вспоминала слово за словом  и записывала их толкование так, как его сама когда-то слышала, проживая в посёлке Бродовое Варнавинского района. Конечно, большинство слов, носящих статус устаревших или диалектных, употреблялись не только в нашем районе, но и в области, а также в других регионах. Правда, толкование их может отличаться.
 Вспоминая то или иное слово, я как бы вкладывала его в уста моей бабушки, и тогда становилось всё на свои места. Если слово звучало и жило, обрастая другими словами, и становилось фразой, характеризующей какое-то действие либо состояние окружающей родной природы, то оно было родным, нашим, местным. 
Я знаю, что все слова и фразы уже собраны в разные словари и значения их описаны умными людьми. «Пустое дело затеяла»,- скажут некоторые.
Не один месяц и днём, и по ночам я записывала свои слова. Продолжаю это делать и сейчас. Засыпала я с листком бумаги и ручкой под подушкой. К этой работе подключила я и свою тётю, которой немного за семьдесят, а та в свою очередь – своих  деревенских подружек, давно уже ставших городскими.
Когда я уже навспоминала около пятисот слов, я открыла для себя Василия Ивановича Белова, вологодского писателя. Да, читала его произведения я и раньше. Но сейчас, по прошествии многих лет, другими глазами читаю его книги. Вот где настоящий кладезь живого русского языка! В одной только повести «Привычное дело» я насчитала более ста пятидесяти деревенских слов и выражений. Большинство из них употребляется и в нашем районе, но много слов и чисто вологодских. Но, заглянув в Интернет, увидела я, что есть  различные работы и диссертации  у специалистов филологов и лингвистов практически по каждому известному писателю, в которых подсчитываются эти слова и рассматриваются эти вопросы. Словари эти анализируют и рассматривают используемый данным автором словарный запас.
Вот так в нашей жизни всегда: кто-то сеет, а кто-то только пожинает чужие труды - рассматривает со всех сторон, анализирует и делает различные выводы!
Василий Белов всесторонне описал лад - круг, образ жизни русского человека. Нас от героев рассказов и повестей В.Белова, от прежней деревенской жизни отделяет уже не широкая река, а, скорее, пропасть. Страшно становится за эту стремительность, сиюминутность нашего бытия. И очень жаль наших детей, внуков и правнуков. Смогут ли они когда-нибудь окунуться вновь в реку под названием «деревенская жизнь»?
Сейчас в моём словаре уже полторы тысячи слов и выражений. Несомненно, есть среди них и слова нашего местного диалекта. Мне нравится употреблять такие слова в разговорной речи и в своих рассказах-миниатюрах. Одно из рабочих названий моего словаря – «Деревенский словарь. От Варнавино до Бродового».
Так же когда-то я начала собирать пословицы, поговорки, высказывания о деньгах. Деньги и денежное обращение - основа моей профессиональной банковской деятельности, с которыми я работала всю трудовую жизнь. Причём, я записывала лишь те из поговорок и высказываний, что попадались мне при прочтении художественной литературы либо профессионального материала.  Коллекция собралась приличная! Многие удивятся этому - ведь сейчас только нажми кнопку и в Интернете получишь полную подборку по любой тематике.
А чем же тогда будет жить дух коллекционера? Нет, я не расстанусь никогда со своим методом сбора информации и со своими увлечениями!
С уверенностью могу сказать, что я не одинока в своём увлечении родным словом. Есть и среди моих знакомых те, кого интересует наш родной русский язык во всём его многообразии.

                26.03.2014 г