Анх. Дорогой Света Глава 6

Елена Урания
Анх. Дорогой Света
Глава 6

Я спал довольно крепко, сон для меня уже давно стал нечастым явлением, я научился спать раз в двенадцать-четырнадцать дней,  в остальные ночи заменяя сон медитацией с хорошим расслаблением. Сон есть забвение в забвении, иллюзия в иллюзии, и поэтому по мере того, как сознание привыкает осознавать себя находящимся в постоянно меняющейся, живой и текучей иллюзии, тело перестает настолько сильно уставать, чтобы ему требовалось бы ежедневное выключение из режима осознавания, и вполне обходится полубодрствующим  расслабленным состоянием, отпуская контролирующую часть сознания сливаться с Божественной вечностью. Примерно таким же способом сна владеют крупные животные, способные спать стоя, расслабляющие тело, находясь при этом в небольшом, необходимом для поддержания положения тела, напряжении. Но в тот день я на самом деле уснул, отключив себя полностью. Мне требовался полноценный многомерный отдых. И все же под утро я начал потихоньку включаться в реальность, все еще не напрягая тело, но уже слегка напрягая сознание. Обычным людям этот состояние знакомо как «полусон» или утренняя дрема, в котором они обычно видят самые запоминающиеся, а порой и вещие сны. Это происходит у них неконтролируемым образом, они все же чувствуют себя спящими. Находясь в «преддверии» реальности, видя и ощущая те тонкие нити и структуры, из которых складывается плотная материя, можно научиться хорошо понимать эту энергетическую механику и начать управлять реальностью так, как это вам нужно. Только в этом  ни в коем случае нельзя опираться на разум, на логические доводы и на те желания, которые ведут к какой-либо вашей личной выгоде, то есть, исходят от несознательной, непросветленной части вашего эго. Во-первых, потому, что, стоит только вам включить разум или эго, как окружающая вас тонкая дрема тут же рассеется, превратившись в плотный овеществленный мир, иными словами, реальность «включится», так как вы нажали на две основные кнопки ее включения – разум и эго. Во-вторых, даже если бы вам и удалось проецировать на эти таинственные механизмы реальности свою эгоистическую или логическую волю, то это не приблизило бы вас к осуществлению ваших истинных целей в этом воплощении. Потому что разум и эго не знают об этих целях, но при этом изо всех сил притворяются, как будто бы знают. Истинные цели и задачи вашей жизни хорошо знает ваша интуиция, ваша душа, ваш внутренний учитель, и эти цели никогда не будут выглядеть перед вами в виде законченных, логически выстроенных концепций. Это всегда будет на уровне ощущений и предощущений. Это будет нечто, не оформленное до конца, узнаваемое только своим легким пунктиром-направлением, нечто едва уловимое и схожее с готовым вот-вот рассеяться туманом. Да, полное и четкое понимание наших истинных задач и целей никогда не сопровождает тех, кто воплощается в мирах реализации. Никто из великих мастеров седой древности или современных не обладал этим, а если и думал, что обладает, то рано или поздно понимал, что это будто бы понимание есть на самом деле фикция, замена, которую проецирует наш разум, пытаясь вместить энергии этих ощущений в рамки своего ограниченного восприятия. Построения разума никогда не выражают полностью тех чувств и ощущений, которые мы воспринимаем как отражение наших истинных целей. Что бы ни делало существо, находящееся в воплощении, ему никогда не дано полностью знать всех причин и последствий того, что оно делает. Иными словами, все, даже самые просветленные учителя, находясь в воплощении, вынуждены «играть вслепую», и единственное, чем их «проснувшийся» разум отличается от всех остальных, это то, что они привыкли слушать свои самые тонкие ощущения и умеют понимать их язык.
Итак, находясь в «преддверии реальности», вы можете попробовать свои силы в управлении вашей реальностью. Для этого вам следует опираться на свои эмоции и ощущения. Делайте то, к чему они вас склоняют. Опираясь на неясный туман их указаний, шагните в указанном направлении, тем самым сократив свой путь до цели в той реальности, которая включится, когда вы полностью проснетесь.
Именно этим несложным упражнением я и занимался на заре следующего дня, и не могу сказать, чтобы тот шаг, который я делал, давался мне с трудом. Наоборот, все шло гладко и легко, и я уже начинал понимать просыпающимся разумом, что это добрый знак.  В этот самый момент я услышал внутри своего сна чье-то присутствие… Это были чьи-то давно знакомые энергии. Незваный гость вел себя тихо, ничего не говоря и даже почти не шевелясь.  Я чувствовал себя ребенком, к которому кто-то подкрался сзади и закрыл глаза руками, пока тот не успел обернуться. Но энергию не так-то просто скрыть. Я вышел из состояния полу-включенности в полное осознание происходящего и громко «произнес» внутри себя:
- Манас! Это ты?
Последовавшие тихие колебания были похожи на неуклюжую возню где-то в кустах. Наконец гость «ответил» знакомым мне голосом:
- Да, учитель, это я. Прости, но я боялся помешать тебе во время твоей медитации.
- Уже помешал, - с улыбкой «ответил» я. – Теперь говори, зачем пожаловал. Где ты находишься, кстати?
- Неподалеку, учитель, совсем неподалеку. И у меня есть к тебе дело. Если ты позволишь, я загляну к тебе сегодня после полудня.
- Приходи. Буду рад тебя повидать.
На этом наше телепатическое общение прекратилось, и я открыл глаза. Солнце уже взошло, и под моим окном начинал свою обычную шумную жизнь нижний город. Я  вызвал слугу, сына хозяина дома, в котором я останавливался, и попросил его принести мне свежих овощей и фруктов с рынка, хлеб, сыр и чистую родниковую воду. Парнишка кивнул, зажал в кулаке мешочек с крупными цетиранскими империалами, прихватил небольшую тележку и, насвистывая какую-то песенку, исчез со двора.
Я сделал несколько любимых утренних упражнений, сочетавших в себе физическую силу, ловкость и благотворное энергетическое воздействие на тело и сознание, совершил ритуально-гигиеническое омовение в большой перламутровой ванне и надел чистую одежду. Вскоре раздался тихий стук в дверь, вошел мой посыльный, катя перед собой тележку, доверху наполненную различной аппетитной снедью. Получив щедрые чаевые за работу, мальчишка  удалился с довольным видом, спеша передать своему отцу о том, что у меня ожидаются гости и что я прошу меня сегодня не беспокоить.
Мысли мои, тем не менее, все время возвращались к ней, той маленькой жрице из храма солнечного Хапри. Воспоминание нашего знакомства грело мое сердце, я словно бы снова ощущал жжение от нескольких ее слез, упавших на мое плечо. Ум мой отчаянно желал знать, когда же я снова увижу ее и каким образом состоится эта встреча. У меня оставалось в запасе совсем немного времени, меня ждали неотложные дела по ту сторону океана. Я понимал, что могу узнать время и обстоятельства нашей встречи, стоит только задать вопрос подсознанию и получить интуитивный веер вероятностей, несколькие из которых будут светиться чуть ярче остальных. Но я не хотел получать это знание. Я ощущал, что мое внимание может серьезно воздействовать на формирующуюся реальность, что мне ни в коем случае нельзя сейчас проявлять это воздействие, что все  сложится наилучшим образом именно так, как и должно, раз уж я попросил у Хапри помощи в этом деле.
За окном раздался  протяжный и густой звук Большого Рога, возвестившего о наступлении полудня. Чтобы как-то скоротать время до прихода Манаса и немного отвлечься, я решил заняться каллиграфией. Достав двадцать две деревянные дощечки размером с ладонь и особые атлантические чернила, добывавшиеся из чернильной жидкости осьминогов, я начертал двадцать два рисунка-иероглифа, каждый из которых обладал особой символикой и отражал особое психо-магическое состояние. Несмотря на то, что фигуры рисовались в точном согласии с древним каноном, рисунки каждый раз получались разными, фиксируя мое внутреннее состояние. Это было своеобразной медитацией в творчестве, я любил это занятие, потому что оно помогало мне в работе над самим собой, над своей душой. Эта система была привезена мной с созвездия Ориона и с ней уже начали работать некоторые мои ученики.
Я услышал позади себя тихий звенящий звук. Что-то легко опустилось на пол балкона и затихло. В моем энергополе возникли небольшие спиральные вихри радости, которые я ощущал как приятную щекотку. Манас был здесь.
- Ты точен как часы верховного жреца Цетирании, - усмехнулся я вместо приветствия.
- Учитель, я не мог больше ждать, - услышал я в ответ его физический, а не телепатический голос, и мой ученик быстрым шагом вошел в комнату через балконную дверь. Подойдя ко мне, он опустился на колени и коснулся лбом моих стоп. Я взял его за плечи и поднял на ноги.
- Надеюсь, ты не позволил себе кружить над городом, любуясь видом с воздуха? В нынешние времена полеты на неизвестной вимане не поощряются властями. Если сильно надоедать им своими пируэтами, они могут даже сбить летающий объект. А мне будут задавать дурацкие вопросы.
- Нет, учитель, меня не так-то просто было заметить с земли. Я шел на сверхскорости почти до самого твоего дома и переключился на обычный посадочный режим только на подлете к балкону. Но… как ты узнал, что я прибыл на вимане? У нее ведь почти беззвучный мотор.
- Решил провести старого звездолетчика? Неужели ты думаешь, я не отличу писк приземляющейся машины от чириканья птички? – расхохотался я. – И потом, я же знал, что ты с ума сходишь по этим штукам. Ну, давай, показывай мне своего коня.
Мы вышли на балкон, и я увидел перед собой маленький блестящий летательный диск диаметром в два человеческих роста. Сверху он имел совсем небольшую куполообразную кабину и, судя по всему, мог перевозить не больше двух-трех человек вместе с пилотом. Его металлический корпус отливал золотистым сиянием, а тонкие ножки-шасси умудрялись удерживать тело аппарата на краю балконного ограждения, подобно петуху, сидящему на жердочке.
- Вот это приземлился! – восхитился я.
Манас, польщенный моей похвалой, быстро затараторил:
- Это еще что! Я в нем на край вулкана приземлялся. Почти что перед самым выходом лавы. Он у меня и на воду садиться умеет, и на лед. Однажды сел на мачту какого-то судна посреди моря, до смерти напугал корабельщиков…
Внезапно наш разговор прервал странный гудящий звук, доносящийся откуда-то сверху. Протяжный и тоскливый он вселял чувство непонятной тревоги.
- Что это? – вздрогнул Манас.
Я не отвечал, но на душе у меня отчего-то стало неспокойно. Я обратился к внутреннему учителю. «Почему меня это беспокоит?» - спросил я его. «Потому что ты ждешь ее, - отвечал внутренний учитель. – Ты знаешь, что она должна выбраться из храма сама. Но не знаешь, как она это сделает».
- Кажется, я знаю, откуда этот звук, - ответил я наконец Манасу. – В храме солнечного Хапри сейчас проходит праздник солнцестояния.
- Да ну? – удивился мой ученик. – Не припомню, чтобы когда-либо из этого храма доносились такие душераздирающие звуки.
- Недавно там сменился верховный жрец, - пояснил я. – И теперь там другие порядки.
- Учитель, не хочешь ли ты сказать, что туда пришли эти… с запада? Страшно даже подумать, чем все это может закончиться. Учитель, как же так? И ты не противодействуешь этому тихому захвату? Или ты хочешь сказать, что тебе нечего им противопоставить?
- Манас, ты всегда был горячим, - с улыбкой ответил я. – Мне есть что им противопоставить. Но это требует подготовки.
- Я понимаю, учитель. У тебя опять какой-то большой план.
- Не волнуйся, Манас. Сейчас главное, чтобы собрались все основные участники этой истории. И мы не должны мешать им прийти ко мне. Наши мысли должны быть спокойны.
Воздух вокруг нас  вибрировал этими протяжными неприятными звуками. Через какое-то время до нас стали доноситься человеческие голоса. Это было совершенно особенное пение. Как мастер я мог сказать, что эти голоса пели так, как поют люди, которых ввели в определенное состояние.
Золотистый летательный диск начал слегка подрагивать.
- Думаю, лучше мне его сложить сейчас, - озабоченно проговорил Манас и сделал быстрый взмах рукой в сторону виманы. – Варанга, хати! – скомандовал он, и летательный аппарат засветился, на глазах съежился, превратившись в маленькую детскую игрушку, и за одно мгновение перелетел с парапета прямо на ладонь хозяина. Тот бережно спрятал его в складках своей одежды.
- ВарАнга? – переспросил я. – Ты зовешь его «Жуком»?
- Да, учитель. Я так назвал его. Он отзывается на это имя и на мой голос. Может, вернемся в зал?
- Да, пожалуй, нам будет сейчас лучше под крышей, - согласился я, и мы снова расположились у обеденного стола.
- Теперь я понимаю, почему они просили меня доставить тебе это как можно быстрее… - задумчиво сказал Манас. Он запустил пальцы в волосы и закрыл лицо руками.
- Мне тяжело видеть все это, учитель, - продолжил он через некоторое время.
Я молча подошел и обнял его.
- Ты давно не был здесь, Манас, - утешал его я. – Тут просто надо сохранять свет внутри. Даже когда вокруг сгущается тьма. Даже когда тебе страшно. Даже когда берет отчаяние. Наблюдай свой свет внутри. Будь с этим светом. Слушай его и позволяй ему вести себя.
- Да, я знаю, учитель, знаю. Когда я изобретал своего варангу, я так хорошо чувствовал свет внутри. Это он помогал мне, это он подсказывал решения трудных задач, это он хранил меня, когда я чуть было не разбился во время тренировочного полета. Этот свет указал мне, где и что я должен исправить в моторе, чтобы избежать аварий в дальнейшем.
- Твой Жук хорошо получился, - похвалил его я.
- Ты еще не летал на нем, - заметил мой ученик.
- Это не мешает мне сделать вывод, - возразил я. –  а у тебя еще будет возможность увидеть в нем некое законченное совершенство. Ты сделал его под себя и для себя. И по характеру он такой же, как ты.
Манас налил себе из кувшина родниковой воды, взял лепешку и сыр и немного расслабился. Он полулежал возле стола, опершись на локоть, я сел напротив него, скрестив ноги. Мы молчали. Вначале мой ученик застыл и долго не двигался, словно кот, поймавший на себе луч теплого солнца. Манас даже  прикрыл глаза и, казалось, погрузился в какие-то видения. Если бы я хотел, то мог бы заглянуть в ту картину, которая предстала его глазам, как я часто делал раньше, когда Манас обучался у меня. Но сейчас я не стал этого делать, а просто  настроился на те энергии, которые легкими волнами и вихрями кружились между нами. В такие моменты два близких друг другу существа способны обмениваться гораздо большим, чем то, что могут передать слова.  В этом общении мы обменивались тем, что находится за гранью нашей нынешней личности, передавали друг другу то, что и сами не всегда могли осознать, но что, как мы чувствовали, имеет для нас обоих большое значение.
Манас опустился на спину и как будто задремал. Я знал, что такой бывает реакция тела, когда передаваемая информация слишком трудна для той части сущности, которую называют личностью. В таких случаях сознающая часть человека временно отключалась для того, чтобы информация могла распределиться по телу и сознанию под руководством высших аспектов сознания. Я тоже отпустил тело и ум, погрузившись в состояние самосозерцания, не выпуская, тем не менее, из внимания состояние Манаса. Время    для нас прекратило свое существование.
Когда мы очнулись, то по положению солнца я понял, что наступал вечер. Неприятных звуков из храма Хапри больше не было слышно. Манас зашевелился и сел.
- О учитель, - медленно произнес он. – Как давно я не был возле тебя. Я уже почти совсем отвык от такого разговора с тобой. Это всегда похоже на какую-то сказку. Как будто я общаюсь с тобой не просто умом или языком, но всем телом, всей своей энергией, и это общение ощущается гораздо более полным, всеохватным, оздоравливающим. Это словно настройка для всего моего сознания, для моего тела, для моего ума. Спасибо!
- Я рад, что тебе понравилось, друг мой, - широко улыбнулся я. – Спасибо и тебе. Твое присутствие сегодня очень важно для меня. Ты помогаешь мне пережить то, что я должен пережить.
- Да, дорогой До-ути, я понимаю, что тебе сейчас трудно. И может ли быть иначе, когда такое творится на островах великой империи? Я долго не был на Земле и помнил ее совсем другой. Как она изменилась сейчас, как потяжелели ее энергии!
- Помнится, ты говорил о каком-то деле… - я постарался направить ход  нашего разговора.
- Да, - тряхнул своей черной головой Манас. – И дело серьезное. Я должен кое-что тебе передать.
Он запустил руку в складки своего широкого плаща и вынул оттуда небольшой сверток. Так как я умел видеть сквозь различные материалы, то сразу понял, что золотилось там, внутри. Поэтому я  сразу спросил:
-Ты был на Орионе? 
Манас покачал головой.
- Нет. На Орион меня не пустили, хотя мне ужасно хотелось туда попасть. Я был на Марсе.
- Тебя просили передать только это или что-то еще на словах?
  Манас прищурился.
- Тебя не проведешь, учитель. То ли ты меня насквозь видишь, то ли…
- И то, и другое, дорогой. А кроме того, я хорошо знаю ИХ привычки.
- Мне передавал это наместник колонии лично. В строжайшей тайне. Он срочно вызвал меня к себе, мне пришлось бросить дела в своей мастерской, а я должен был производить пробный запуск генератора нового образца.  Наместник сказал мне, что я должен как можно скорее и незаметнее доставить тебе вот этот сверток, что мне ни под каким предлогом не разрешается заглядывать в его содержимое, что если я вдруг все же проявлю любопытство, он тут же узнает об этом, и неприятностей мне не избежать. А на словах я должен передать тебе вот это.
Манас наклонился к моему уху и прошептал:
- Четыре на восемь, шестнадцать и сто два.
Я молча кивнул и забрал из его рук маленький сверток. Мне казалось, что этот мятый кусочек ткани  просто кричал о том, что внутри него. Во всяком случае, мое сердце едва не выпрыгивало из груди от радости.
- Спасибо, брат Манас! – сказал я. – Ты не мог привезти мне более приятного подарка.
- Да? – удивился ученик. – Что ж, не думал, что ты так обрадуешься. Впрочем, твоя душа всегда была для меня непостижимой.
- Дело не в душе, друг, а просто в том, что я чуть дольше тебя живу на этом свете… - ответил я и мягко погладил его по руке.