Служака

После окончания Архитектурного в 1972 году я по распределению попал в армию. В Советскую, естественно. Вот уж никогда не думал, что все армейские анекдоты – чистая правда! Но пришлось убедиться на собственном опыте. Попал я, конечно, в стройбат. Когда мы строили дома для офицеров на окраине Георгиевки, все было почти нормально (кроме самих домов, а точнее – их качества!). На популярный тогда мотив «У леса на опушке жила Зима в избушке…» родились такие куплеты:

У леса на опушке
Стройбат построил дом,
И радовались люди:
«Вот то-то заживем!»
Однако в доме этом
Отсутствует вода,
Ни газа нет, ни света,
Ну, а в комнатах всегда
Потолок ледяной,
Дверь скрипучая,
За шершавой стеной
Стужа жгучая,
Как шагнешь за порог –
Всюду иней,
А дохнешь – так парок
Синий-синий!

Я, признаться, по началу пробовал что-то изменить, добиться хоть какого-то «какчества» или, по крайней мере, завершенности работ… Но – куда там! Я ведь был только «заместителем командира роты по общим вопросам»… если по общевойсковому – «зам-по-тех», а тут – «ЗПО». Вот и занимайтесь общими вопросами, а план выполнять не мешайте! Вот что было мне сказано.
Сам я жил в гостинице военного городка в Жангиз-Тобе. Пока не наступила зима, было терпимо. Тем более, что в продаже были апельсины и мандарины, а в офицерской столовой прекрасно кормили. Но когда задувал «Бабай», (это ветер такой, ледяной и силы невероятной!) от гостиницы до моей части приходилось добираться буквально ползком!
Потом мою роту перебросили в Талды-Курган, но уже в новом составе: «старики» отслужили, и молодняк прибыл прямиком из Азербайджана.
Работать приходилось так: объясняешь солдатику задачу. Он слушает. А потом говорит на ломаном русском: «Товарыш летенат! Я нэ понимая руский!». Зову того, кто «понимаэ» и объясняю снова. Правда, через пару-тройку дней до меня дошло, что сегодня по-русски говорит тот, кто вчера «нэ понимаэ», а тот, что вчера был переводчиком, сегодня – пень-пнем! Но все равно справляться было тяжело.
Поскольку в Талды-Кургане я был и.о. ком.роты, мне и наряды пришлось закрывать.
Процедура такая: набиваешь полный портфель водки, и идешь к нормировщику. Задушевная беседа приводит к странным результатам: дома мы строим новые, но вместо настилки полов в нарядах появляется перестилание их, то же самое происходит с установкой окон, дверей, сантехники и т.д. и т.п. В чем дело? А дело в том, что «пере» в несколько раз дороже стоит, и рота «пере» выполняет план. С последующими регалиями и премиальными для ком. состава.
Но штаб оставался в Жангизе, и мне приходилось ездить за зарплатой и солдатским «довольствием». Можете представить: В Талдыке +12, а в Жангизе -40! И добираться до Тылды-Кургана надо на поезде до Уш-Тобе поездом под кличкой «Пятьсот веселый» (567 рейс потому что, грузопассажирский). Еду на третьей полке, и чувствую, что температура у меня уже … ну, очень не хорошая! В общем, пока добрался на попутке до Талды-Кургана от Уш-Тобе (32 км), была уже около  42-х. Спасла меня знакомая медичка, вколов не знаю что. Но к утру я был «как огурчик!» Черный грипп тогда свирепствовал, а он или сразу убивает, или уходит почти без последствий… Хотя «почти» - это тоже не сахар!

Следующая остановка – Семипалатинск. Точнее – Жана Семей (т.е. «новый Семипалатинск»). Рота размещена в казарме на самом краю летного поля, а я – в гостинице летного состава, подальше от ВПП. Аэродром совмещенный, и гражданский, и военный. Базировались здесь истребители дальнего перехвата ТУ-128. В основном – боевые, но были и «спарки». Учебные то есть, двухместные. Их по хвостовому оперению легко было различать: у «спарки» форма киля другая. И вот это – истребитель?! Фюзеляж – 42 метра! Крылья – дельтовидные. В «фонарь» забираться надо по приставной лестнице на высоту около 4-х метров! (Забрался однажды и я. Хватило ума только вертеть головой и больше ничем!). А то, рассказывали, один такой забрался, да что-то нажал. И ракеты, подвешенные под крыльями, всю ВПП перепахали! Я сам этого случая не видел, но то, что очень длинный участок недавно ремонтирован как раз в подходящем направлении – это факт!
А когда этот самолетик включает форсаж на взлете, в казарме не только стекла в окнах, полы ходуном ходят!
Вот уж где я настоящего шоколада вволю поел! Молодые летуны – бессемейные. Паек получат, и продают подешевке, а то и даром отдают. Так что у меня полный планшет всегда шоколадом был забит. Тот шоколад не таял ни на ладони, ни на солнце. Не было в нем ни молока, ни сахара.
Только этот молодняк очень быстро менялся. Одну из причин я узнал из пьяной исповеди одного старлея. «Вот» - говорит – «приходит лейтенантик, немного полетал – уже капитана дали! Еще полетал – майор! Улетел и не сел… А я – все старший лейтенант, техник-интендант!»
Лежал там, на краю «бетонки», МИГ-15. Без «брюха». У одного из летунов шасси не вышло, так он на фюзеляж сел. Списали летуна по инвалидности из ВВС. Но – каков «истребок»! Всего-то метра 4,5 длиной! Вот уж точно: «человек, сидящий верхом на турбине…»…

А потом меня перевели в Забайкалье. Есть на карте такие точки: «Оловянная» и «Ясная». Юг Читинской области. Даурия, в общем.
Купил я себе новенький «Восход», и тамошние расстояния, что под стать Казахстанским, мне уже не были помехой. Да и служил я теперь не в стройбате, а в автобате. Что (для меня, во всяком случае) было гораздо привлекательнее.
Не предусмотрел я, что смогу на одно свое месячное довольствие мотоцикл купить, вот и оставил свой К-175 в Усть-Каменогорске вместе с правами. Написал отцу, чтобы выслал права, а конверт пришел вскрытым. Письмо там было, а права исчезли. Выплатили мне на почте 10 руб, и все. А капитан Будянский, начальник ВАИ гарнизона и единственный работник (бывают же чудеса такие!), долбил меня, долбил… и додолбил в конце концов, пошел я заново на права сдавать. Теорию сдал с первого захода, а практику… да кто ж ее с меня спрашивать будет, если Будянский меня по всей Даурии то там, то сям вылавливал?

Весной по рощам ландышей – видимо-невидимо! Наберу чуть не корзину, в штаб привезу. У женщин штабных на каждом столе – по огромному букету. Да только жаловаться они стали, что голова к вечеру болит. Тогда дошло, что ландыш – не совсем безвреден. В больших дозах его аромат весьма ядовит.

Как «старики» над «салагами» подшучивают, всем известно. Например, подзывает «старик» молодого, и посылает его на склад запчастей за новым клиренсом. (Клиренс – это дорожный просвет по-русски). Тот бежит, естественно, на склад. А кладовщик руками разводит: «вчера, блин, последний отдал, нету больше! Ты к ракетчикам сбегай, скажи, что от меня. А я с ними потом рассчитаюсь!».
Или за ведром компрессии пошлют. Но – все же «водилы». Так что приколы были, но не слишком злые.
Только вот ком. роты, ст. лейтенант Бурмистров, был из выслужившихся бывших «срочников». Окончил заочно Академию, погоны получил. Уставы знал назубок. А в технике – ни в зуб ногой! Никак не мог усвоить, что «тумблер» и «трамблер» - это совершенно разные устройства!
Представьте, как солдаты рады были, что есть над кем поиздеваться вволю! Как только Бурмистрова завидят, один за другим чуть не в очередь с разными вопросами по технике лезут! Пока еще в парке, он прикрикнет: «чему вас только в «учебке» учат? Сам должен знать!». Отойдет к кому-нибудь из нормальных офицеров-технарей, задаст вопрос, запомнит ответ, и обратно идет. Дескать, вот так и вот так делать надо!
Да только в парке работать приходилось мало. В основном – по «точкам». Что такое «точка»? А это пустая шахта ракетная вместе с бункером управления. Разоружение тогда шло полным ходом. Экономисты подсчитали, что ракету проще запустить, чем демонтировать. Запустят, дадут шахте остыть, и – нас туда, оборудование разбирать.

Так вот такой случай был.
Пришла депеша, что срочно нужны автоэлектрик и вулканизаторщик. Взял я этих «спецов» и поехали мы на «Урале» к Бурмистрову на точку.
Подъезжаем, и наблюдаем такую картину: На поляне стоит МАЗ-555 (самосвал), кабина задрана, а из-под кабины сапоги торчат. Бурмистров подскакивает к сапогам, и орет: «Старший сержант Лобанов! Почему до сих пор не на линии?». Сапоги шевелятся, за ними появляются ноги, да и весь Лобанов (челюсть с обратным прикусом – урка уркой, но парень толковый, да и механик, и водитель классный). «Разрешите доложить, товарищ старший лейтенант! В карбюраторе искры нет!». Старлей себя по голенищу прутиком, как стеком, хлопает. «Сделаешь – немедленно доложишь!». Тут мои солдатики из кабины «Урала» на травку сползли от хохота! Мне бы по долгу службы их приструнить, да сам пополам сгибаюсь, слова вымолвить не могу!

Только не всегда невежда своими командами смех вызывает.
Трагедией все закончилось. У другого МАЗа движок сдох. В полевых условиях – не исправить. Так Бурмистров приказал его в парк отбуксировать, а о том, что по пересеченной местности на гибкой сцепке буксировка категорически запрещена – так этого же в уставах нету! А ППД он никогда не то, что не изучал, не читал даже! К тому же у МАЗа тормоза пневматические. Не работает движок, значит, и компрессор тоже молчит. И на одном из спусков стал МАЗ буксировщика догонять. Пацан за баранкой молодой был на МАЗе. Чтобы в «Урал» не врезаться, баранку влево вывернул, и тут его с насыпи кренить стало. Он – баранку вправо, и стал переворачиваться. Если бы поопытнее кто был, лег бы в кабине на сидение, да и все. А этот с испугу попытался выпрыгнуть (это – в сторону крена-то!). Ну, его козырьком кузова, что над кабиной у самосвала, пополам и перерубило!
Бурмистрова быстренько из части уволили, да на центральные склады зав складом направили. (Он там, вместо того, чтобы под трибунал загреметь, капитана получил, потому что должность была майорская). Так что когда родители за гробом приехали, вроде и спросить не с кого уже было!
Расследование? Чисто формальное. Списали все на неопытность личного состава. А они-то причем, если приказ выполняли?

С технарями я ладил. А вот с рабочим составом – ну ни как! Лентяи они страшные! Как ни кручусь, за тремя взводами сразу все равно недогляд, ну и портачат, естественно, если вообще хоть что-то делают!
Но однажды мне повезло.
Сидел на точке вечером в своей штабной палатке, перебирал солдатские книжки. И случайно запомнил, что командира второго взвода зовут Алиев Акиф. (ком взводами у нас были срочники, сержанты). Утром на летучке я, когда задание взводам давал, обратился к нему: «А ты, Акиф…». Мертвая тишина! Потом Алиев со слезами на глазах: «Товарищ командир! Откуда ИМЯ знаешь?!». Ну, я естественно: «Я же командир! Я должен все знать!». Он опять, чуть не плача: «Все, все сделаем! Только скажите, все, все сделаем!».
И действительно, второй взвод стал у меня образцовым! Любое задание выполнял на «отлично»!
Путем осторожных вопросов я узнал, в чем тут дело. Оказывается, эти азербайджанские пацаны были из горных поселков, из глубинки. И у них сохранялся такой обычай: сыновей по имени называть может только отец. Мать говорить может только «Старший сын», «младший сын». А если сыновей больше двух, то «1-ый сын», «2-ой сын» и т.д. А я, значит, вместо отца этому Акифу стал. Ну, а что ОТЕЦ сказал – это закон!
Третьим взводом командовал ст. сержант Джафаров, тот из городских был, по-другому у них там уже, не по старым обычаям. Но все равно и с этими гораздо легче стало работать.

Пока частью командовал полковник Курдов, у меня проблем не было. Дружил я и с его дочерью, и с его будущим зятем (он на ЯВЕ-350, двухцилиндровой) ездил. Да и мужик он был хороший, полковник Курдов. Солдаты меж собой иначе, как «батя» и не называли. Но забрали «батю» в штаб дивизии, а прислали майора Осинцева. Почему он меня невзлюбил, трудно сказать. (Я ведь всегда, вроде, исполнительным был, хотя и не без своего мнения). Но только под его командованием я три раза по 5 суток получил. Вернее, получил только раз, «за повышение голоса на командира». Оскорбил он меня, а у меня ведь голос громкий! Только вот на «губе»  - свои командиры, а у них – свои проблемы. По части «Наглядной агитации» в частности. Ну, а я и рисовать, и текст красиво написать мог. Вот и делал, что хотел. А Осинцев, зараза, приедет да проверит, как я там «сижу». И переводит меня на другую «губу», что построже. Только мне и там хорошо! Он – опять, на сей раз в Берречную отправил (считалась самой жестокой в тех краях). По мне так там еще лучше жилось!

В общем, дошло до того, что Осинцев додумался меня в постоянные дежурные по части назначить. Думал – наказал. А мне – лафа! По уставу после дежурства отдых положен, а потом еще сутки. Это только так говорится: «Через день – на ремень!». А реально получалось «сутки через трое». Отдежурю – сел на свой «Восход», и – поминай, как звали! Всю область объездил.
Одно озерцо облюбовал. Со всех сторон невысокими горками прикрыто, вода прозрачная да теплая, пляжик есть… что еще надо? Только однажды проглядел я из-за ограниченности горизонта приближающуюся грозу. А когда от книжки оторвался, уже налетело! Ну, вещички быстро в рюкзачок, и деру! Дороги ведь грунтовые, размоет – будешь глину на шины наматывать, а на двух колесах это – совсем не фонтан! Да и склоны вокруг такие, что в одиночку мотик не вытолкать. Но дождь уже начался. И не дождь даже, а ливень проливной! Никогда я до этого в мотокроссах не участвовал, а тут – ни разу газ не убавил, и ни разу не то, что не упал, даже не юзанул! Еще бы! Гроза не шуточная, молнии лупят то справа, то слева, а подо мной, между ног – 115 кг железа, да еще с бензином!
Удрал от грозы все-таки!

Есть в тех краях вода минеральная. В некоторых местах просто из-под земли источник бьет – пей, не хочу! «Молоканкой» эту воду прозвали, потому что она белая, как молоко, из-за огромного количества крохотных пузырьков газа. У этой воды был прекрасный вкус и одно интересное свойство: можно пить ее, сколько угодно. Хоть 3, хоть 5 кружек за раз. А мочевой пузырь пуст, будто всего полстакана выпил! К источникам этим приезжали на грузовиках, с флягами. Ну, а я – с кружкой да фляжкой. Так, «чисто для сэбэ».

А потом я свой срок отслужил, и домой поехал. Только это – уже другая история.
В моем рассказе "Мото эпопея" она описана.