Подвиг Орлёнка

Орлёнок выходил из леса. Он шел по выгоревшему пять лет назад, во время страшной жары 2010 года, бору, направляясь к высокой железнодорожной насыпи. Безжизненные стволы сосен, словно  мрачные черные столбы, стояли по обеим сторонам лесной тропинки. Некоторые деревья  все же выжили, в них еще брезжила жизнь, наверху оставалось даже немного хвои, живых веток. Иные уже сильно наклонились, вот-вот готовились упасть, а третьи уже сдались, рухнули, и теперь догнивали на земле. Что ж, рано или поздно упадут все, оставив после себя сначала лишь пни, а после не останется ничего. Но тут же формировался и новый подлесок. В середине лета  в окрестностях на пепелищах обильно цвел чертополох, поодаль расстилался розовой скатертью иван-чай, но теперь  кончался август, и цветы отцвели. В лесу было совсем тихо: птицы окончательно умолкли, «задумались», как говорили в народе, а ласточки и стрижи  уже улетали в теплые края. Скворцы начинали собираться в стаи, кочевали в сторону города, крикливо дрались за крошки у вокзалов и киосков. Дикие гуси, издали казавшиеся белыми хлопьями снега, кучковались у излучины подмосковной речки, тоже готовясь к перелету. После бурных летних месяцев животные, казалось, понуро разбежались по своим норам, чтобы немного отдохнуть, а там уже надо будет готовиться к долгой и нелегкой зиме, которая не за горами. Внезапно Орлёнок заметил на ветке дерева желну: крупного черного дятла с красной «шапочкой» на голове. В детстве эта картинка вызвала бы у него больше эмоций, но сейчас он почти равнодушно достал из кармана фотоаппарат, лишь по привычке засняв редкую в наших краях птицу, и двинулся дальше.

За несколько сотен метров до железной дороги лес кончался, начиналось слегка заболоченное местами поле, поросшее высокой травой и кустами. За последние годы местность сильно изменилась. Орлёнок помнил, как когда-то в детстве в этих местах он с родителями не раз искал в такие же теплые, безветренные дни конца августа грибы, и сам собирал за раз  не менее десятка красноголовиков-подосиновиков и двух десятков белых грибов,  но за последние годы попадались в лучшем случае сыроежки, леса оскудели. «Должно быть, это и не удивительно, учитывая, как вообще изменилась в стране в постсоветские годы энергетика, мысли людей. Взять, например, клён: кладбищенское дерево, редчайшее в дикой природе каких-нибудь 30 лет назад! И сколько теперь этих кленов выросло везде и всюду! Случайно?  А сколько раньше было маленьких бабочек, мотыльков всех цветов радуги: красных, желтых, синих и даже зеленых. Куда они все делись? А теперь и крапивницу-то редко увидишь»,  - думал Орлёнок. Помнил он и поездки с отцом в этот лес на велосипедах: «в дальнее путешествие», как они  это называли. Орлёнок сидел впереди на маленьком детском сидении, изо всех сил стараясь держать и правильно крутить руль, а отец ему помогал, и как однажды над ними средь бела дня вдруг низко над головами пролетела огромная сова, но всё это тоже в далеком прошлом. Быстротечность жизни…Взять хотя бы и этот год: казалось бы, еще не так давно была весна, даже и новый год недавно встречали, и вот уже год перевалил за середину.

Наступало печальное время: завершался дачный сезон, закрывались на зиму ставни, запирались дома, калитки. По подмосковным дорогам тянулись бесконечные вереницы машин: детей школьного возраста увозили в город до следующего лета. Не стало слышно детских голосов и смеха. Забирали с собой люди и домашних животных, но не всех: то тут, то там метались брошенные кошки и собаки с обрывками поводков, подбегали к идущим от станции людям, словно не веря, что с ними могли поступить таким образом,  и еще на что-то надеясь. Бродячие собаки, летом бегавшие в основном по одной и лениво дремавшие где-то, теперь тоже собирались в стаи, становились активнее и опаснее. Большинство садовых цветов уже осыпались и поникли, а цвели лишь немногие: желтели золотые шары, зацветал золотарник,  пестрели георгины, флоксы, настурции, розы. В полях уже отцветала желтая пижма, по краям дорог в этом году вырос высокий бурьян, кое-где еще виднелись поздние ромашки, лютики.  Рябина и боярышник щедро высыпали ягоды. Поспевали лесные орехи. Все приметы указывали на то, что предстоящая долгая зима будет особенно суровой, да и осень -  холодной и ранней. Растущие на дачных участках яблони с глухим стуком роняли в траву спелые,  красные и желтые яблоки. Подходило уже время собирать и сливы: в этом году урожай был очень хорошим, ветки буквально ломались от обилия  плодов. На грядках оставались огурцы, кабачки, тыквы, не совсем отошла еще и смородина, можно было еще насобирать малины и брусники.

В детстве Орлёнок испытывал в последнюю декаду августа особенную печаль, уныние: скоро в школу, навстречу издевательствам и насмешкам учителей, кулакам гопников, матершине и дракам, душным классам, навстречу своей тюрьме. И в этой тюрьме надо было продержаться девять месяцев до следующего лета, безумно долгих девять месяцев! Сейчас Орлёнку уже не надо было идти в школу. И в институт. И в аспирантуру. И вот уже два года, как он не нужен был даже армии. Кому он теперь был нужен?  Он работал фрилансером на две некоммерческие социологические организации, работал удаленно, на дому, имел гибкий график, и мог бы, в принципе, вообще и не уезжать на зиму с дачи в город, тем более что в загородном доме у него были почти все удобства. Но он, как и в прежние годы, пока что особенно не менял уклада жизни, да и вообще… всё уже не то! Сейчас он испытывал, быть может, еще более острую, чем в былые годы, какую-то мучительную тоску и постоянное волнение, но по другим причинам: еще одно лето, одна маленькая жизнь прошла, впереди снова осень и зима: умирание, смерть природы, а потом снова весна. Но с каждым следующим годом, с каждой следующей весной появляется все больше равнодушия, мир воспринимается уже не так, его краски тускнеют, и все чаще приходит осознание того, что ты так и не смог по-настоящему посеять разумное, доброе, вечное.  Может быть, так и должно быть: круговорот, рождение и смерть, отлет и прилет птиц, лето и осень, и невозможность счастья, в этом и заключается мудрость всего. Вот только от осознания этого не легче. «Умел бы я летать, тогда бы я, может быть, встроился бы в клин птиц, и полетел с ними на юг, куда-нибудь на Кубу или Ямайку, в страны мечты… но даст ли это что-нибудь? «Может быть, трава на другом берегу и зеленее, но ее все так же надо подстригать»…

С такими мыслями Орлёнок вышел к железной дороге, подлез под ней по низкому сырому туннелю, как много раз делал он это в том же месте в детстве, и оказался у маленького лесного озера, за последние годы превратившегося почти в болото. Его внезапно пронзила острая боль: вновь напомнил о себе тот удар ОМОНовской дубинки в ребра на митинге, полученный им еще в подростковом возрасте. Орлёнок отдышался, и прислонился к стволу сосны, тому же самому стволу, у которого он любил сидеть летом и десять, и двадцать лет назад. Лишь сосна осталась той же, чего нельзя было сказать о многом другом, что было вокруг. Это трудно себе представить, но не так уж давно на берегах озерца кипела жизнь, в нем купались и дети, и взрослые, рядом стояли палатки, где продавали мороженое, газировку. Чуть подальше, где начинались уже поселковые дома, когда-то была песчаная площадка, на которой Орлёнок иной раз играл с ребятами в футбол и катался на заводных оленях, а также каруселях, участвовал в соревнованиях по бегу и прыжкам. В Советское время и первые постсоветские годы все эти игры поддерживал в исправном состоянии бравый дачник, коммунист Гоша. Но нет теперь площадки, всё сорняками поросло. Как нет давно на свете и Гоши... А вот виднеется высокий забор. Раньше был другой забор, пониже, зато трава под ним была высоченная. В ней Орлёнок с девочкой по имени Вита: с красивыми голубыми глазами и такого же цвета бантами, ловил толстых-претолстых кузнечиков. Он с ней даже поцеловался однажды. А нынче всё в бетон закатали. Да и Вита давно не приезжает: интересно, где она сейчас? Ей уже больше тридцати,  не до того ей стало, повзрослела,  наверно, пошла работать, а при капитализме, знамо, только крутись. На неделю в отпуск выйдешь: могут уволить, с людьми сейчас не церемонятся.


Орлёнок вообще ненавидел высокие заборы и стены, на которых разве что только колючей проволоки не было. В СССР ведь такого не было, в те времена соседи друг другу помогали, а дома были добротными и одноэтажными, максимум двухэтажными, как у всевозможных заслуженных артистов. А теперь почти каждый стремился выстроить забор повыше, да вывесить идиотскую табличку с нарисованной собакой с окровавленными клыками и мордой, и надписью вроде: «Я добегаю до калитки за 2 секунды, а ты?» Вся страна ощетинилась заборами, охранниками, недоверием, злобой. Дикость и мещанство. Помнится, в советские времена всю деревню можно было легко пройти насквозь, везде тебе наливали молока, а теперь даже выходы к воде, к лесным прудам перегородили «частной собственностью». Само озеро всё заросло, измельчало, обмелело. В нем торчали ржавые корпусы автомобилей, шины, какие-то коробки, неизвестно как попавшие туда. «Мерзость запустения»… И лишь  у самого берега были остатки прежней жизни: над водой летали стрекозы, по глади воды скользили водомерки, под водой под небольшими волночками покачивались водоросли, проплывали мелкие рыбешки… Всё как в детстве. Орлёнок посидел немного на заболоченном берегу, но это место уже не радовало его так, как раньше. Теперь оно навевало лишь угрюмые мысли. Орлёнок напоследок спустился к воде, сбросил сандалии, и походил босыми ногами по еще горячему на полуденном солнце песку. После чего пошел к своему дому через поселок. Он гулял сегодня всего лишь два часа, но уже устал, точно старик. Да он и был стариком, хотя ему исполнилось всего лишь двадцать девять лет и наступал лишь "ранний вечер", "август" его жизни. Но он был человеком из прошлого столетия, словно призраком, заброшенным в чуждые ему социально-экономические условия.

Орлёнок прошел по улице «Старые овражки». Всё было, казалось бы, родное, знакомое, это была своя земля, которую он помнил с трех лет. Еще на его памяти здесь были пионерские лагеря, детские сады. Своя, и все-таки, уже как бы не своя, в которой граждане вдруг превратились в людей второго сорта. Теперь за глухими заборами стояли коттеджи новых хозяев, «новых русских». Орлёнок оказался в знакомом с  детства березняке. Теперь этот зеленый массив умирал: старые березы падали, болели, а новых не рождалось на этой земле. Вероятно, корни многим деревьям перебили во время строительства тех самых заборов, многие были варварски вырублены без особой необходимости. Да и автомобилей, взятых «офисным планктоном», сменившим на старых дачах прежнюю интеллигентную публику, в кредит для понтов, стало намного больше, что не способствовало чистоте воздуха. И кругом - всё та же картина. «В Союзе лучше было!" - думал Орлёнок, с досадой пнув валявшуюся бутылку, глядя на изрисованную свастиками, надписями типа «азеры, вон!» или «смерть эмо!» и покрытую бутылками пива детскую площадку. "Там, где был детский городок, гуляют с тёлками деляги, но дай только срок, и мы опять, дружок, поднимем наши флаги!" - вспомнилась ему песня группы Дюна "Партизанская Октябрьская". В Союзе люди лучше были, а теперь стали хуже. После отмены «коммунистических ограничений» началась вседозволенность, «снятие ограничений» произвело примерно такой же эффект, как снятие педали тормоза в машине. «Но печальнее всего, что мало кого это заботит. Все приспособились. И даже ностальгировать многие перестали. «Время залечило», мол. В нашем "поколении Пепси" и так мало было людей, которые думали об обществе и политике, а теперь им и вовсе не до того, все трудятся страховщиками да банкирами, у всех семьи. Один я остался. Или не один? Ну, с пораженцами тридцати-шестидесятилетними бессмысленен разговор. Они уже свое дело сделали. Развалили страну, не смогли защитить, не сберегли. Не все, конечно, но  в целом ведь потерянное поколение. А вот новое поколение... Может быть, теперь, когда на смену нам приходят более молодые и энергичные, что-нибудь можно будет сделать?»... Орлёнок обратил внимание на подростков, копошащихся рядом с песочницей.
- Эй, вы!- внезапно что-то замыслив,  властно крикнул Орлёнок детям, - идите сюда, дело есть! Сыграем в интересную игру!
Дети, оглядев Орлёнка, и не найдя в нем ничего пугающего,  подошли. Он даже был с ними немного знаком, они часто встречали его в прошлые годы. Орлёнок знал, что все они учатся в местной поселковой гимназии. - Ты кто? - по очереди спросил у каждого из них Орлёнок. - Меня Валерик зовут. - А меня Саша. - А меня Оксана.
- Отлично! -  сказал Орлёнок, - надо же как, два совпадения! Ты будешь  Валеркой, Валерик. А ты, Оксана, теперь будешь называться Ксанка. Только ты Саша, нас подвел. Ты должен был быть Данилой. Ну ладно, Саша так Саша. Цыгана у нас тоже нет, не беда. А меня Орлёнок зовут. Точнее, так меня называют, потому что «взлети выше солнца», ну песню вы знаете, надеюсь, и фамилия у меня близкая.  Я буду вашим комиссаром. Так вот что я вам скажу. Вот посмотрите вокруг: вам это всё нравится? Мусор, вот эти надписи… А то, что половину футбольного поля какие-то хмыри неизвестно на каком основании себе забрали в собственность и огородили, это нормально? Нет! То-то и оно. А раньше такого не было. Мы должны с вами, то есть по большому счету, всё наше и ваше поколение, вернуть социализм и власть Советскую, потому что раньше наша страна называлась не Россия, а Советский Союз. Поняли?
- А как же мы ее вернем,  и что там было хорошего, дядя? - спросили дети.
- Я не дядя! Я тинейджер! – взбодрился было Орлёнок, но тут же закашлялся, - вот вы историю в гимназии уже проходили?
-Древнюю. Вавилон, Египет, Рим, варвары…
-Ну вот, «древнюю»! – поморщился Орлёнок, - кому нужны все эти древности! Хотя оно и не удивительно, что современную замалчивают, начинают только в десятом классе проходить историю двадцатого века, хотя ее в первую очередь надо изучать! А ее «переписывают» все время. Как это, «что хорошего было»! Раньше государство о тебе заботилось. Человек мог заболеть, ему больничный оплачивали, не страшно по улицам ходить было. За порядком следили. Пионерия, комсомол… И в школах никого не били и не ставили на место, не унижали, учиться интересно было, в классе порядок был. Тогда все космонавтами стать хотели. Хотели собой пулеметы закрывать вражеские. А теперь бандитами. Усвоили? Ну и, еще… еще там все друг друга любили! – подытожил Орлёнок, исчерпав свой запас красноречия. 
- А почему же, если всё было так хорошо, то всё закончилось? – резонно спросил «Валерка».
-Хм, а вот вы мне честно скажите: вы всегда уроки до конца готовите? Всё прямо так учите, стараетесь, не халтурите, вникаете?
-Эммм, ну не всегда, - признались дети.
- Воот! То-то и оно. Вот и весь народ у нас так в свое время, рукой только махал: «А, подумаешь, Горбачев! А, подумаешь, Ельцин! Как-нибудь переживем. Вот и «пережили»…
- А что именно будет лучше при социализме?
- Всё будет лучше. Мир, равенство, любовь, технический прогресс...Бесплатно всё будет, всё лучшее детям.  Может, и осени даже не будет! Под высокотехнологичный «потолок» весь город закроем, и погодой управлять будем. Тропические растения будем в средней полосе выращивать, - фантазировал Орлёнок, вспоминая футуристические картинки в журналах двадцатых годов, - Всё будет развиваться быстрее, когда вернем плановую экономику и пятилетки. Захотим, лето включим, захотим, зиму!... Пионерские лагеря разрушенные и лесом поросшие восстановим, незаконные постройки ликвидируем! … А вы, наверное, и книг советских уже не читали: «Армия Трясогузки», «Красные дьяволята»… Значит так. Я, как старший товарищ, вам всё объясню. Как только завтра сюда придут мещане и капиталисты, а они обязательно придут и будут гадить, мы их прогоним, и установим на площадке Советскую власть. Ну а там по всей стране. Главное начать! И давайте и начнем с нашей площадки! - Орлёнок объяснил детям, проинструктировав, что, как и кому нужно было делать.

На следующий день в условленный час все пришли погулять на площадку. Рядом стоял джип, из него вышел бритый националист с бутылкой пива и какая-то баба. Они залудили на полную громкость так опостылевшую  и особенно не к месту звучащую теперь песню Цоя «Мы хотим перемен», принялись курить, и бросать окурки и мусор на песок.
Орлёнок прокричал как петух, и  это было условным знаком к началу «выступления». Тотчас же Ксанка выскочила из-под большого лопуха, и стала кидаться в этих пришельцев спелыми бобами. Валерка выскочил из-за дерева и стал обстреливать капиталистов и их джип шишками. А Саша стал бегать кругами  и громко кричать: "У-хо-ди-те, у-хо-ди-те!" Орлёнок же вскочил на "коня" - толстую ветку от тополя, взял в руки "шашку" - увесистую и корявую сосновую ветку и поскакал на капиталистов. "Мы беззаветные герои все! Веди Буденный нас смелее в бой!"- как можно громче пел при этом Орлёнок, точно как Дениска из известного рассказа. Драгунского. По пути он ободрался ветками кустов, вид у него был всклокоченный, и, должно быть, действительно пугающий.
 - Ой, пошли, Ань, а то они они какие-то е...нутые, - сказал бритый мещанин своей "бабе", они сели в джип и уехали. - Урааа! Мы победииили! - закричал Орлёнок, пожимая руку всем членам своей маленькой грозной Красной Гвардии. - Ну вот, теперь здесь Советская власть. Орлёнок со своей командой также стерли все свастики на деревьях и вместо них нарисовал на песке серпы, молоты и звезды и написал "коммунисты, вперед!", собрали весь мусор в пакеты. В центр площадки в песок воткнули красный лоскут материи, водрузив его на палку, рядом Орлёнок вкопал шест и прибил к нему табличку: «Люберецкая советская республика. Основана летом 2015 года. Председатель Реввоенсовета Орлёнок».
- Мы освободили эту площадку, а уже, наверно, в следующем году, освободим еще одну. И постепенно освободим всю страну, - сказал Орлёнок детям. - Значит, собираемся через год? - весело переспросил Саша. - Да, именно так. Я, к  сожалению, скоро уеду в город. Берегите нашу республику! И запомните: здесь всё общее. Приносите и оставляйте здесь кто что может, кому что по силам. Завтра я принесу старые советские буквари, учебники и детские книги, и оставлю их для вас здесь, просвещайтесь, сравнивайте.Расскажите о нашей республике другим детям и взрослым. Друг к другу обращайтесь: «товарищи», не ссорьтесь друг с другом, не  деритесь, не бейте друг друга. Не пускайте на площадку фашистов, капиталистов, скинхедов, гопников.  В следующем году мы начнем создавать настоящий пионерский, тимуровский отряд. Поможем продрать заросли на участках одиноким пенсионерам, озеро очистим.Это будет искра, из которой разгорится новое пламя! Грядет новый Советский Союз, и вам выпала честь встать у истоков новой организации!
После этих напутствий Орлёнок  попрощался с детьми, и пошел дальше по поселку. Одна площадка освобождена, но сколько их еще осталось по стране! А если мы будем действовать сразу активнее, то нас просто в асфальт закатают. Как муравьев тапками… А что, если бы каждый освободил такую площадку? …
Орлёнок внезапно почувствовал резкий упадок сил, как с ним это частенько бывало, голова стала кружиться, застучало в висках. Похоже, поднималось давление…
«А что, пусть хотя бы и одна! «И все-таки я хотя бы попытался»,  - вспомнил он слова из фильма «Пролетая над гнездом кукушки».

День уже клонился к закату. Солнце играло на куполах церкви, заливало своим все еще ярким, почти летним светом центральную улицу поселка, по которой возвращались с  работы сошедшие с электрически люди, ездили на велосипедах и самокатах дети, гуляли  взрослые… По улице шел странный парень, в мятых, испачканных песком шортах и футболке, с поцарапанными руками и лицом и что-то громко выкрикивал.
- Вы меня слышите?! – в каком-то исступлении кричал Орлёнок на встречных прохожих. - Я хотя бы попытался!