Хочу Домой!

Я хочу домой. Я всё чаще хочу домой. Я очень хочу домой. Домой. Здесь не мой дом, хотя никому не смогу доказать, что это не мой дом. Но я чувствую, что это не мой дом, хотя моих корней в нем уже столько, что некуда ступить. Следы и корни. Чужбина со следами становится новым домом. Последовательный самообман. Корневая шизофрения.

Я хочу домой. Сердце бьётся другим звуком и ритмом, когда я смотрю в небо. Родина, где ты, моя родина? Если не здесь, то везде там, где не здесь. Небо – мой дом. Но, тогда и Земля – мой дом, она тоже в небе. Тоже, но это не мой дом. Хотя…

Почему я чувствую, что я не дома? Потому что здесь все только и тоскуют,  только и говорят о любви, но никто её не имеет в реальности. Любовь – Бог. Бога нельзя иметь. Не имея Бога, как почувствовать, что ты дома, с Богом?
Реестр потерь. Безумные старики, вся оставшаяся жизнь которых структурирована мыслями о болезнях, мешающим дожить никому ненужную жизнь. За что цепляться? Кому нужны остатки твоей жизни, если тебя  уже нет? Душа в безумном теле живет тенью. Старики.  Горше мысли о стариках может быть только мысль о детях.

Старики тоже были детьми. Детство – это слепота, когда не видишь, что впереди цепь страданий, перепутанная с другими такими же цепями страданий, твоих и чужих. Веселись и радуйся, пока слеп, пока тебе не открыли глаза, что жизнь, по сути, дерьмо.

Нет, конечно, можно так выстроить систему взглядов, что какое-то  время будешь уверен, что Бог создал охренительно гармоничный мир. Мир любви. И вы это видите? Покажите и мне, пожалуйста. Почему-то, пока что  все, кто мне это пытался показать, сами страдали не меньше меня. Самообман с попыткой обмануть ещё глупцов рядом, чтобы не было скучно и одиноко.

Одиночество. Территория моего дома на Земле. Как территория посольства в чужой стране. Из одиночества видятся самые красивые и зовущие звезды. В одиночестве самые искренние слезы. Некому доказывать что-то, хотя так и хочется, так и лезут в голову техники позитивного мышления. Нет, иногда хочется не врать себе. Пока никто не видит и не подслушивает. Порадоваться, что мой дом всегда со мной. Тогда почему так хочется домой?

Слабо было здесь построить своё счастье? Рохля и слюнтяй? Если я построю здесь своё счастье, я умру от горя созерцать всех остальных, всех несчастных на этой планете. Несчастные так озверели от горя, что давно воинственно поедают друг друга. Поедающий больше всех наделен большей благодатью, ибо поедает благодать поедаемых.  Так ему думается. Гуманны только звери. Высшие гуманоиды совершили откат и стали зверями, но с расчетливостью человеческого самомнения.

Нет любви здесь? А родные, семья? Родные, семья, друзья… Все, по отдельности, но не кучками. Душа без оболочек для выживания. Любовь – голое к голому. Бог есть Любовь. Бог всегда гол. Потому Его душа так жжет.
Не часто ли упоминаешь Имя в суе? Столько, сколько чувствую, что нужно, не более. Нуждаюсь. Бог живет на моей родине. Здесь он моментами, проездом, про-явлением. Познавая Его, хочется отсюда, и даже, живя здесь, уже живешь, будто не здесь.

Хочу домой. Моё тайное желание. Расскажи – всё равно сбудется, но огорчу тех, кто пока не решился сказать себе правду. Потому что в самообмане можно найти вдохновение для бессмысленного труда. Неужели бессмысленного? Нет, именно в бессмысленности и заключен смысл.

Смерти нет, потому что нет ничего. Отсутствие как крайняя степень наличия, смерть как грань жизни, но не край. Я устал от этой плоскости, а для простора нет крыльев. Они ждут меня дома. Там, куда я хочу непрестанно. Забываюсь в этом желании только под грузом обязанностей, наложенных на меня правилами игр разных игроков. Пытаюсь за ними увидеть Божий след. Вижу, если сам хочу, но понимаю, что это тот же самообман. Какой-то замкнутый круг.
Как от этого не устать? Обязанности, карма и склонности как канаты привязали меня к земле. Какие там крылья, если ноги по таз увязли в грязи житейского попечения.

Человеческие слабости. Милые, милые слабости, отличающие людей от зверей. Значит, в них и есть суть человеческого. Всё чрезмерное меняет суть. Но слабости, не травмирующие других, есть символ души, начавшейся оголяться. Потому так завидно наблюдать чужие слабости. Там стала набухать душа. Как древесная почка весной.

Домой! Если говорить  много  правды подряд, будешь шизофреником. Если немножко – серьезным господином с чувством меры. Если смешивать правду с ложью будешь политиком или пастырем. Если врать все время – это уже равносильно  правде, той правде, которая изнемогает на этой земле.

На моих похоронах пусть всем будет весело! Черный юмор ближе к правде, чем истории в маленьких книжечках, раздаваемых на улице. Мне уже не раз вручали на улице Новый Завет и Библию целиком. Какие-то братья. Ох и подозрительные эти братья умилением своим, будто спасают мир. И Христос у них ручной и предсказуем как зомби. Богохульствую? Бог, вынутый из твоего сердца становится оружием для другого человека. Бог един, пока Он в сердце твоем. Вынутый, Он оказывается окутан бесчисленными слоями твоих мудростей, чужих и искусственных. Слой их таков, что Бога уже не видно. Прости Господи. Я Тебя не буду вынимать из сердца своего. Ты не в плену, это островок Твоей родины во мне. Как территория звездного посольства.

Хочу домой. И как хорошо, что это неотвратимо.

Я не буду торопить смерть. Грех? Я боюсь греха? Разве есть грех? Грех – препятствие на пути течения любви. Без течения нет препятствия. Грех позволяет увидеть силу Божьей любви, той невозможной, одно стремление к которой и есть реальность в этом мире.

Именно потому, что я уверен в неотвратимости моего обратного путешествия, я побуду здесь.  Превращусь в безмозглого старика, чья душа, не утерпев, уже ушла по направлению к дому? Нет, я не буду уходить постепенно, зависая в положении ни там, ни здесь. Уйти нужно резко, поставив точку.

Хочу домой. Точка.

                25 марта 2016 г.