Шторм
Просыпаешься утром, а волны — в твой рост!
Пляжи пустые. Народ глазеет с набережной. А море бросается крупной галькой и стреляет в небо белоснежными фонтанами.
Корабли дружно вышли из доков. Чайки недовольно кричат: их смывает с волнорезов.
Говорят, его долго ждали. Иные специально приезжали — поглядеть. Но шторм случился не по прогнозам синоптиков, а намного позже.
Мама дорогая!.. Да за такое зрелище всё, что у тебя есть, отдать не жалко. Просто нет сил стоять вместе со всеми на безопасном расстоянии.
Потихоньку спустился на пляж. Там один парнишка бродит. Глаза безумные. «Вон, — говорит, — большая идет!»
Ни слова больше. Шорты долой и — в ледяную волну. Сейчас ясно, что говорить об этом — пошло. Пронзительный момент абсолютной потери контроля надо всем на свете — вот такая ботва, демоны!
Страшная сила крутит тебя вертолетным пропеллером, натирает о галечное дно, как морковь на терке. Соленая вода везде: в ушах, глазах, легких. Потом, как пробку, выбрасывает на берег. Иногда даже без плавок. (Отдыхающие с набережной в этот момент дружно фотографируют).
Ну а нам-то что? У нас радости полны штаны! Спины и руки ободраны до крови, на голове шишки от ударов гальки: когда идет большая волна, она поднимает со дна и тащит за собой кучу мелких камней.
И тут случилась неожиданность.
За грохотом воды я не услышал криков моего «компаньона». А его стремительно уносило в море. Он отчаянно грёб к берегу,но беднягу затягивало все дальше.
Дело в том, что дышать в полосе прибоя при таком волнении трудно. Волны одна за другой обрушиваются на голову, бросают на самое дно. А едва успеваешь выплыть, как новая глыба оглушает тебя сверху и тянет в открытое море. Все попытки глотнуть воздуха кончаются тем, что глотаешь воду.
Я-то, дурак, было, бросился к нему на помощь. Почему-то казалось, что плавать по такому морю — детская забава.
К счастью, отец «героя» заметил беду на минуту раньше.
Вытащил. Сидят они на берегу с глазами-блюдцами. А я на них — своими тарелками — из воды наблюдаю.
И тут… будто водный мотоцикл в спину пришвартовался.
Потом, кто с берега наблюдал, рассказывали: это была самая большая волна. Гораздо выше тех, в которые мы ныряли до этого.
В общем, шмякнуло ротозея о прибрежные камни так, что искры из глаз. А потом удивительная вещь случилась. Что бы я ни делал, как бы ни цеплялся за дно — эта же волна потащила меня в море. И затащила гораздо дальше, чем того парня.
Воды наглотался порядком. Но как только опомнился, стал грести к берегу изо всех сил.
Не тут-то было.
Сделать вдох без того, чтобы не втянуть воды — пустые хлопоты. И вот что самое смешное. Ясно, что никому и в голову не придет спасать тебя: на пляже ни одного знакомого лица. Но кричать все равно хочется. А нельзя. Когда в легких вода, кричать не выходит.
Получилось один раз то ли замычать, то ли зареветь. Тут опять накрыло. Конец. Прощайте солнышко и облака!
А руки всё равно гребут. Правда, с каждой минутой слабее. В последний раз, как тогда казалось, выплыл и глазам не верю — бросаются в воду двое. Тот самый парнишка и его отец.
Сын ухватился рукой за дыру в трубе, по которой из пансионата стекала в море канализация. За другую руку взялся отец. Свободную он протягивал мне.
Надо заметить, в штиль трубу не было видно совсем. А сейчас при отливе её ржавое тело обнажалось полностью. Правда, через секунду водяная глыба скрывала не только её, но и метров семь обычно сухого пляжа.
Они рисковали жизнью, эти люди, ради незнакомого парня!
Вот тут буря морская сравнялась по силе со штормом в моёй голове. До чего же жутко видеть в полуметре от себя руку. И понимать, что нет сил до неё дотянуться.
Только тот, кто так же, задыхающийся, оглушенный, боролся за призрачную надежду — поймёт, как мутно бывает на душе в такой момент. Никакой вереницы прожитых дней перед глазами, как это пишут в книжках. Только звериный протест каждой клетки тела против насильственной смерти и еще чувство, будто тебя слабит… а в голове единственная мысль: «как глупо».
…лишь с четвёртой или пятой попытки я ухватился за его большой палец.
И вот сидим мы на берегу — теперь уже трое — с круглыми глазами. Пена лижет нам пятки, а я не знаю, что сказать своим спасителям. Так мы сидим. Я молчу. И они молчат. В общем, я даже имен их не знаю. Знаю, только что это москвичи.
Много еще чего потом со мной на югах было. Но странное это чувство: ощущать себя пьющим Шардоне и жующим шашлык человеком, который по всем законам логики и реальности уже неделю как должен кормить рыб.
Об этом, наверное, много знает душа пятнадцатилетней девочки. Она утонула на том же самом месте, только месяц назад, в мае. Ни её парень, никто из его друзей даже не замочил ног, чтобы попытаться вытащить её. А шторм тогда был послабее нынешнего. Да, пожалуй, раза в два послабее.
Свидетельство о публикации №216032502464