Алтея, история 3. 10 Несвобода изнутри

Каждому на свете своя пара назначена, а и удерживать насильно ее не надобно - сама себя рядышком бережет. Несся я сквозь сучья, припомнив секретик друга моего белого, да и не нужен я стал ему боле, покуда свои крыла обрел. А ежели и нужен – так уж не моя забота слабости его, волен я, словно Северный Ветер. Волен и он.
Шумят остроносые сосны, кряхтя, да ворча на ветру, солнечный луч ласкает, золотя, душистую хвою, стелется негой всюду тепло. Розовеющее к ночи небо, далече зовет вкусить в родных краях холодных весенних вод… Полно, сорвался с зеленой ветви, да нырнул вниз.
Рерик прижался спиною к шершавому стволу. Совсем не далече ушел он с той поры, как расстались мы с ним, ныне пусто взирали сквозь шелест ветвей холодные глаза его. Увидал меня - сощурился, взором провожая на веточку берки, ближе к земле.
-Ты ли? – улыбнулся он окраиной губ лишь, - как же зовут тебя?
И хотел бы я ответить ему…
-Не обессудь, имени не знаю, ан буду звать так, как вижу – Видвинге, белокрылый.
Красиво, что ж. Опустился я к самым ногам его, чтоб указать как на дружбу меж нами, а он на колено присел, не отводя взора льдяного от меня:
-Знаешь ли, друг крылатый, как отрадно на сердце, что из живых кто-то за жизнь мою справляется? Друзья давно уж в Вальхалле рассветы встречают, да и мне пора бы к ним. Где б найти убийцу себе, что достойным противником встанет?… Жена была у меня, Видвинге, и ту погнал. Хорошая она, однако ж я и сам себе не нужный, а ее и вовсе камнем на дно утяну. Негоже, и без того рукой своею многих сгубил.
Где ж дух отважный, что летел некогда с мечом твоим по волнам, что холоднее стали? Где ж, ясный сокол, удаль твоя, без жалости одним лишь взглядом врагов разящая, вперед драконоголовых кораблей, вперед смерти самой?! Почто словно баба косоньку в воду опустил, да слезы льешь, Рерик, сын великих Асов?
Ан не слышал меня братец…
-Скажи, Видвинге, как же она там? Как сынок мой?…
Услышь же меня, Слейпнир с пепельной гривою! Покуда не унесли супругу твою, да сына законного невесть куда на ящериных крылах! Услышь же, воин, воспрянь!
-Воспряну. Ты, Видвинге, самого Одина посланец! – поднялся Рерик. Никак услыхал мой глас? – отверг я сына, позабыв, как отец мой любовью обучал меня оружью - ремеслу. Как приносил златые подарки из-за морей, да с матерью наравне не смыкал глаз у постелей моих. Что ж я теперь, грабеж продолжу, воруя у сына отца его живого, законного?! Один, Отец наш! – распростер он руки к небу, - благослови на поход меня, покуда стал я немощен, да слаб, словно баба маленькая! Прости мне слабости мои, Великий Отец! Тор, брат Грома, что силу мне дал, дал второе рождение, прости же, что подарка твоего достойно принять поначалу не смог! Вечная слава, Семья наша! Братья! Дайте знак же мне, что услыхали слова мои!
Тишиной застрекотало всюду, заставив навострить взор. Рерик стиснул зубы, в кусты поодаль глядя, что зашелестели в самый этот миг. Вывалился на полянку не шибко уклюже, тролль молодой с мелкими красными косами…
-Эки йотуны вновь... – Рерик ухватил с земли топор, что женою его был оставлен, да уставился на ощетинившегося тролля. Ох, горе Геклю, коль сойдется с нашим братом! Навострив дугою гнутый меч, все таращился красноволосый зелеными глазами отца на Рерика, словно битый пес, - не стану без разбору бить! Послали Боги тебя, так назови же имя твое!
-Видишь ли имя мое, дикарь, на лице моем? – Гекль согнулся, словно готовясь к атаке, - имя ли мне «Глупость», что прочитал ты, ежели решил, что отвечу я раньше тебя?
-Тебя ли посечь надобно, чтоб вернуть покой себе? – Рерик сделал вперед лишь шаг, ан содрогнулась, похоже, земля, - чучело, не рано ль Самайн празднуешь?
Ай, и не в то русло потекла удаль друга моего, ох, не в то! Что накликает вострый язык?
-Самайн? – тролль не отступал, - никак северный ты гость? Что ж, Мьельнир стащил ли у Тора, иль Фрейе косу состриг? Почто сослали тебя к Гормьелну?
-Вижу я, знаешь ты кой чего о местах, откуда родом я, - звенело меж ними, словно струна менестреля, что вот-вот порваться готова, гретая над пламенем жгучих речей. Все застыло, казалось, вокруг – даже ветра и птицы затаили дыхание, покуда пепелили молодцы глазами друг друга, - надобно ль драться?
-Не ведаешь ты, зачем я здесь? Ан не сбежать от взора Богов, что послали меня, сказав – слово держать я должен. Сослан сюда за мысли о страшном деянии, - выпрямился тролль, опустив меч, - задумал зарезать отца своего. Боги вещали мне, Рерик, что меня убив, обретешь ты свободу, покуда столь же страшный я преступник, как ты.
-Стало быть, и тебе меня убить – цена свободе? – пахнул свежий ветер в лицо его, озаряя невольной улыбкою черты отчего-то.
-Нет, - опустил взор тролль, - я тебя не убью, покуда ты тот, о ком ведаю я.
-Что ж ты ведаешь?
-Ничего, что решит, жить мне, иль нет. Убьешь меня, человечий выродок – свободен станешь. Не убьешь – век не найдем свободы мы оба. Однако ж, от судьбы не уйдешь, коль жжет она пятки, - вовсе выронил тролль меч из рук своих. На колени опадая, склонил чудную голову покорно.
-Так просто купить мне свободу, да теплые руки жены, - Рерик несмело двинулся к троллю. Шаг за шагом медля все больше, взирал на гостя так, словно ждал удара его каждый миг. Охнули старые сосны с занесенной рукою, - поганую троллью башку секануть – и полно, гуляй, викинг… - сверкнул на острие отблеск, что пробивался сквозь густой лапник. Уж медны, закатным солнцем бурели брызги на стали монетками.
Каркнул ворон вдали, сжимал дрожащие пальцы тролль, сколько б покорности не было в нем - телеса за жизнью бежать несут, ан как с Богами поспоришь? Глотал он словно булыжники звонкие, соленую слюну все чаще. Радовался Геклик душою всею зеленой траве, что видел под своими ногами, да теплу ветров, последние мгновенья обнимающему его плечи. Сорваться, обнять дерева – предков, травы и воды лесные, да горные! Отца возлюбить в миг свой последний, да убийцу, что лишит, наконец, горечей живое сердце… В сей миг любо все, ненавистью пленившее ране лишь тем, что полнило дух жизнью, чувствами, ныне, однако ж, отравившими тело до дна… Руби же! – крикнуло сердце в последний раз, вдыхая во весь нос кровь горячую. Ан тишина так и звенела в ушах. Такова ли смерть – не ведал тролль…
Чудно - раскатистый смех неволил обернуться – шагал Рерик, топором махая, прочь по тропе, да принялся напевать, сам не зная чего.
-Рерик! – вскочил тролль, - куда ж?
-Представил на месте твоем себя, а тебя смертью своею - да расцеловать захотелось, - легко улыбался на него Рерик, пятясь далее, - нет уж, мерзота, много чести тебе – легкая смерть!
-Нет… - вскипело все в Геклике, натянув страшно кулаки.
-Понял я кой чего. Мучайся сам с собою и дальше, а мне усладою будет век на это глядеть!
------
Остался тролль позади, кто знает, куда далее понесет его, да мы с Рериком пошли потихоньку, раздвигая сосны в разные стороны утоптанной тропкой. Все столь же весел казался мой друг, напевал, ан озирался:
-Слыхал ли, Видвинге, шли мы к берегам далеким, покуда с отцом бок о бок юнцом я бился. Черным зеркалом стлалась вода, разглядеть смог бы и блоху в отраженьи, опустели давно паруса. Гребли мы, потом без сил обливаясь, вдруг! Как бахнет чего-то о борт! Перепугались с братцами люто – кабы не продырявили брюхо верного нашего дрАка. Повалились на край поглядеть - ан спокойна вода, цел корабль наш. С облегченьем вздохнув, взялись вновь за весла, да только повел я очами – тишина. Знаешь ли, Видвинге, ту тишину, что звенит, делая плотным воздух, будто пальцами увязнешь, руку протянув. Страшно врезались когтями в сердце покоящиеся у горизонта воды. Гул нарастал в воздухе ль, иль в голове моей от напряженья, глянул вокруг - будто в миг сменился день белый глубокой ночию. Невесть где уж кончалась вода, да начиналось небо, ан завыл ветер так, словно Ёрмунганд, умирая, царапал нутро, вырывал клоками покой, да комкал тревогой разум... Поднялся над водами, чешуею скользкой сверкая, огромный хвостина! Монетками златыми отражались в холодной коже светляки фонарей наших… Поднявшись, самого неба коснулся будто, ан как полетит вниз, падая валом страшным, жемчужною пеною руша на нас толщу воды! Накренился драк на бок, кто ж считал унесенных змеем в сей миг, покуда явилась из вод его голова… «Не смотри!» - вскричал отец мой, да я зажмурил взор, успев лишь клыки, истекающие сопливою мутью, увидать. Раскатом громовым жахнуло небо, заводя вновь сердце мое, скованное хладом! Открыл я глаза, да в этот самый миг, молния красная резанула в макушку самую монстра, сражая чудище под воду. Вновь тих и весел стал день, принялись мы тянуть на борт кого нашли, а я все силился упомнить лик Великого Змея. Напрасно… Да только…
Замер он, рассказ прервав, и я замер на плече его.
-Почто явился вновь? - пред нами, опешив не меньше, вынырнул из-за поворота старый знакомец.
-Дела мне нет, искать тебя средь леса, да только тропка сама вывела, - сплюнул младой, - разойтись охота – сам поворачивай.
-Заморочить силишься? – сощурился друг мой, - вон иди, покуда шутить не намерен я боле. Устал, - пошел вперед Рерик, позади себя Гекля оставив. Три шага пройти не успел, за сосну завернуть – а вот он тролль, тут как тут. Стоит, да голову чешет:
-Что ж за морок такой? Иль Боги хотят, чтоб с фомором дорогу делил?
-Как назвал ты меня? – не видать мира меж ними… - морочишь, чучело, - ухватил молодца за локоть, да поволок за собой, - пошли рядом, покуда проверю я…
-Убери, крыса морская, лапы свои! – одернулся Гекль из рук его, - и не думал морочить тебя!
-Пошли рядом, тогда поверю! А не то узнаем, кто крыса из нас, да чей череп под ногою звонче хрустит.
-Не убьешь меня, - усмехнулся тролль, - угрозы свои придержи. Много чести тебе, валун неотесанный, оправданья мои слушать, ан уж так и быть, идем уж, покуда подштанники твои от гнева не загорелись.
------
Дорожка и прежде змейкою мшистою вилась, ан не столь гладко уж ступалось другу моему северному. Поглядывал он на тролля, что чуть впереди шел, да словно слова перебирал, губы покусывая. Никак, уколоть хотел побольнее?
-Эй, тролль, - нарочито глаза в чащу увел, - народ ваш – все сплошь колдуны, говорят.
-Верно говорят, - усмехнулся Гекль так, что не понять было – лукавит иль нет.
-Оттого подумалось, будто морок этот – твоих рук. Ан вижу, ничего не делаешь ты.
-Хорош кинжал у меня, да ежели б хотел время скоротать так, как с тобою – лучше б на него без устали падал, усладился бы боле.
-Коль Боги завещали вместе идти – придержи язык, - не злился Рерик, да с улыбкою толкнул тролля в плечо. Нежданно, повело молодца к обочине, да о коренье запнувшись, обрушило наземь. Ох, не к добру. Уставились зеленые глаза на Рерика сердито, а он знай хохотать:
-Эка девица, мягко ль тебе?
-Ищу помягче, чтоб тебя скорее зарыть, ежели чего, - навострился подниматься он, ан друг мой опередил, протянув руку:
-Не серчай. Нет у меня любви к тебе, да воевать тоже не дело.
Выдохнул натужно тролль, принимая помощь. Поднялся, принялся руки отряхивать, да на ладони свои вдруг уставился:
-Песок…
-Песок, - огляделся Рерик. И вправду песчаней сделалась земля, да чудный песок – белый, словно пыль… - и что ж?
-Говорил отец про пещеру, знаю. Выходит, скоро она.
-Отец? – тролль вновь пошел впереди чуть, - знаешь отца своего? Неужто и шалаши строить умеете, я уж думал, словно звери вы – невесть как еще язык человечий освоили.
-Зовешь ты человечьим язык, на котором говоришь? Это ты-то человек? – не оборачивался Гекль.
-И верно, - не ожидал я согласья, - знаете ль Богов?
-Поболе твоего известно мне. А ты уж, - слышал я улыбку в речах тролля, - ежели поговорить не с кем – моли Богов своих о здоровье сына.
-Откуда знаешь ты? – нахмурился Рерик.
-Всюду песок, - озирался тролль – и вправду белела помалу почва, да редели дерева, становясь ниже, тоньше. Вот уж не видать вовсе могучих Отцов – кустарник один.
-Что знаешь ты обо мне? – не унимался Рерик меж тем.
-Отец мой - сын тролльего Вождя. А я – единственное продолженье его. Проклятие сделало босплодным Геша, чтоб родить кого в здравом уме. Ан не думалось о том, покуда рос я один. Бродил он невесть где все детство мое, а мать умерла, дожидаясь, от тоски… Вернувшись, в колени упал… Не могу уж нащупать я в душе своей, где ненависть любовью становится. В миг, что ждал я смерти, обнять хотелось родного. Да впервые без упрека заговорить… Правда – родной он мне, родней никого нет. Думал о женитьбе я, да… - сглотнул он громко, - кто его знает, сложится ль? Где она нынче и с кем…
Молчал Рерик, глаза в дорогу уставив, что-то шевельнулось в нем.
-А меня, - начал будто сам с собою, - отец любил… Да я его.
В единый миг загорелся Гекль нутром, сжал кулаки до хруста, ан не обернулся:
-Зря, видать.
-Как имя твое?
-Гекль. Рассказал я не для того, чтоб жалел ты меня, а едино, чтоб знал обо мне столько ж, сколько и я о тебе.
-Все изменил бы я, Гекль, - почернел братец, - только б из леса выйти…
-Ишь, как туманит ум это место! Я отца полюбил, ты жену, да не ровен час, и мы с тобою породнимся, - оглянулся лукаво на Рерика. Глядел на него друг мой, словно Богов оскорбил его, - ан едва ли – много чести дикарю.