Красавец генерал и его полночная княгиня гл. 7

                Красавец генерал и его "полночная княгиня"
                7-я глава

 «Появление скрытого отряда… для французской армии гибельно…»

      А между тем, положение становилось с каждым днём всё более серьёзным. Академик Е.В. Тарле писал о тех тревожных месяцах:
      «Потрясающие известия о грозном враге, который, ломая сопротивление, прямиком идёт на Москву, давно уже держало древнюю столицу в напряжённейшем положении».
       Безусловно, в большой тревоге были и родители Маргариты, на руках которых находилась их дочь с совсем ещё крохотным сынишкой. волновалась и сама Мария. Но она переживала не за себя, а более всего за то, что не мог быть рядом с супругом в это суровое время. Её казалось, что вряд ли что-то может быть тяжелее и опаснее «ледового похода» во время войны со Швецией.
         Обеспокоило известие о том, что произошло с братом Александра Павлом Тучковым. Известие о том, что он в плену, первым получил Николай Алексеевич Тучков. Пока-то оно дошло до родных и близких.
         Александр писал супруге кратко. Чувствовалось, что времени на письма у него практически не было. Он успокаивал, убеждённо говорил о неминуемой победе над врагом, которая вот-вот уже, не за горами. Поделился радостью о назначении главнокомандующим Михаила Илларионовича Кутузова, к которому относился с большим уважением, которому верил, как и все русские.
       Кутузов принял главное командование в тяжёлый час для России. Смоленск, издревле считавшийся ключом от Москвы, западными воротами столицы, был оставлен. Армия продолжала отступать. Все ждали перемен, и что удивительно, несмотря на то, что Кутузов просто не в состоянии был немедленно дать генеральное сражение, никто уже не роптал и не возмущался тем, что отступление продолжалось, поскольку далеко не все понимали стратегию Барклая-де-Толли.
        Недаром Александр Сергеевич Пушкин начал стихотворение, посвящённое Михаилу Богдановичу, такими словами:

О, вождь несчастливый!.. Суров был жребий твой:
Всё в жертву ты принёс земле тебе чужой.
Непроницаемый для взгляда черни дикой,
В молчанье шёл один ты с мыслию великой…

       Единственно, что можно уточнить – Русская Земля всё-таки давно уже стала родной для генерала Барклая и он уже не раз доказал ей свою сыновнюю преданность, встав на защиту ещё, говоря языком Грибоедова, с «Времён Очаковских и покоренья Крыма». Барклай принял боевое крещение при штурме этой суровой крепости, взятой Потёмкиным за «пять четвертей часа»
       И так, по словам А.А. Керсновского, «Уступая голосу всей армии и страны, Александр I назначил главнокомандующим Кутузова, прибытие которого к армии 17-го августа при Цареве Займище вызвало всеобщий подъем духа».
        Но вот что важно. Историк указал далее:
        «Кутузов всецело одобрял стратегию Барклая – его распоряжения по существу лишь подтверждали распоряжения его предшественников. Однако войскам отступать с Кутузовым казалось легче, нежели с Барклаем. В близости генерального сражения никто не сомневался, менее всех его желал, конечно, сам Кутузов. Недавнему победителю великого визиря пришлось всё же внять «гласу народа» (почти никогда не являющемуся «гласом Божиим»), а – самое главное – монаршей воле. У него было 113000, у Наполеона 145 000 тысяч…»
       И действительно, когда Михаил Илларионович прибыл к армии, отступать уже было некуда, и он стал готовить войска к генеральному сражению.
       После Бородинской битвы Михаил Илларионович Кутузов сказал, что если и не одержан полный успех, на какой, по своим соображениям, мог он надеяться, тому причиной была смерть генерала Кутайсова…

       Гибель талантливейшего начальника артиллерии русской армии, генерал-майора Александра Ивановича Кутайсова, до некоторой степени отразилась на исходе битвы, поскольку, как отмечали военные историки, он, возглавляя всю артиллерию армии, один знал все распоряжения, отданные по артиллерии, и многие батареи, расстреляв заряды, не ведали, как их пополнить. Не был в полной мере использован и мощный артиллерийский резерв, находящийся у деревни Псарёво.
       Но, говоря о влиянии на исход сражения трагической гибели Кутайсова, Кутузов ещё не знал, кто в действительности помешал ему осуществить полный разгром французской армии…
       Иные же историки договорились до того, что, якобы, Кутузов и не собирался одерживать победу, а для успокоения общественного мнения дал «искупительное» сражение, чтобы потом оправдать оставление Москвы. Может быть, им, этим историкам и наплевать на десятки тысяч погибших, но Кутузов мыслил иначе.
       Победу сорвало прямое предательство одного из соратников Императора, барона Беннигсена, активного участника чудовищного преступления против Русской Государственности и России, совершенного 11 марта 1801 года.
       Роль барона Беннигсена в Бородинском сражении обычно замалчивается сочинителями мифов о русской истории. А между тем, он числился начальником Главного штаба русской армии и имел право отдавать приказания от имени главнокомандующего Михаила Илларионовича Кутузова.
       Есть достоверные сведения о том, что если бы не прямое предательство Беннигсена, победа при Бородине была бы полной!..
       Михаил Илларионович Кутузов всегда уделял серьёзное внимание резервам. Он часто говорил:
       «Резервы должны быть сберегаемы сколь можно долее, ибо тот генерал, который ещё сохранит резерв, не побеждён».
       В замыслах сражения при Бородине Кутузов отвёл резервам решающую роль. 1-й кавалерийский корпус генерала Уварова и Донской казачий корпус генерала Платова предназначались для мощного контрудара по французам с правого фланга. Одновременно на левом фланге должен был нанести по французам контрудар 3-й пехотный корпус генерала Тучкова, усиленный Московским ополчением, и скрытый заблаговременно в Утицком лесу за левым флангом Русской армии. Лес был окружён четырьмя полками егерей, и французы не подозревали о столь мощном ударном кулаке.
       Правильно предвидя, что главный удар Наполеон нанесёт на левом фланге, по Семёновским флешам, Кутузов намеревался измотать врага в оборонительном бою, а затем нанести внезапный мощный удар и с правого, и с левого флангов.
        Удар кавалерии был осуществлён. Удара пехоты в нужный момент боя не состоялось…
        Гибельность для французской армии удара Тучковского корпуса признал талантливый полководец французской армии, начальник Главного штаба Наполеона маршал Бертье, заявивший, что появление к концу боя за Семёновские флеши "скрытого отряда, по плану Кутузова, на фланге и в тылу", было бы для французов гибельно.

     Но… "План Кутузова сохранить до переломного момента в засаде свежий пехотный корпус и Московское ополчение, - писал советский военный историк генерал-майор Николай Фёдорович Гарнич, - был сорван его начальником штаба, бездарным и завистливым бароном Беннигсеном. Объезжая вечером 25 августа (6 сентября) русские позиции, Беннигсен попал в расположение 3-го пехотного корпуса, который уже почти сутки находился в засаде, и приказал Тучкову выдвинуться из леса вперёд на запад и стать непосредственно за егерскими полками на виду у противника. На возражение Тучкова Беннигсен настойчиво повторил приказание. Не смея ослушаться начальника Главного штаба, Тучков выполнил его приказание".

     О том же свидетельствуют воспоминания рядовых участников Бородинской битвы, в частности капитана Щербинина…

     Только гений Кутузова помог спасти положение, только мужество русских генералов позволили отстоять позиции. Участь русских солдат и офицеров умышленно поставленных Беннигсеном под истребительный французский огонь, хорошо показана в романе Льва Толстова "Война и мир" на примере солдат полка Андрея Болконского.         
       Беннигсен был одним из кандидатов на пост главнокомандующего, однако Император Александр, вынужденный уступить общественному мнению, назначил Кутузова. Желая, однако, хоть как-то ограничить власть нелюбимого им генерала, он назначил начальником главного штаба Беннигсена, по непонятным причинам поручая ему столь ответственные посты, от которых зависела судьба России.
       Не имея возможности влиять на ход боевых действий, Беннигсен решил действовать тайно, принося вред Русской Армии всякий раз, когда такая возможность представлялась.
       И вот в канун Бородинского сражения барон нанёс Русской Армии очередной непоправимый удар. Он сорвал план активной обороны, которая, по замыслу Михаила Илларионовича Кутузова, должна была завершиться двумя мощными контрударами с целью полного разгрома французской армии.
       Существуют свидетельства историков, подтверждающие, что победа при Бородине была бы полной, если бы не коварные действия Беннигсена.
       Кутузов любил повторять: «…резервы должны быть оберегаемы сколь можно долее, ибо тот генерал, который ещё сохранил резерв, не побеждён».
       Вот и в Бородинском сражении резервы, по плану Кутузова, должны были окончательно решить дело. 1-й кавалерийский корпус генерала Уварова и казачий корпус генерала Платова предназначались для сильного удара справа и глубокого рейда по тылам врага, сковывающего манёвр французов. Они своё дело сделали и, как известно, сорвали намерение Наполеона нанести решительный удар в центре.
       Но наиболее важная роль отводилась 3-му пехотному корпусу генерал-лейтенанта Николая Алексеевича Тучкова, усиленного Московским ополчением. Академик Е.В. Тарле привёл в своей книге слова точные слова Кутузова:
       «Когда неприятель… употребит в дело последние резервы свои на левый фланг Багратиона, то я пущу ему скрытое войско во фланг и тыл».
       Правильно предвидя, что главный удар наполеон нанесёт именно против нашего левого фланга, что он атакует именно Семёновские флеши, Кутузов собирался измотать и обескровить ударные группировки врага в жёстком оборонительном бою, а затем, когда французы выдохнутся, внезапно ударить во фланг им восемнадцатитысячной группировкой скрытой до времени в Утицком лесу. План был детально продуман. Для того, чтобы французы не догадались о размещении крупного резерва русских, Кутузов приказал окружить Утицкий лес четырьмя полками егерей. И французы никогда бы не узнали о готовящемся ударе, если бы не Беннигсен…
       Начальник главного штаба французской армии маршал Бертье признался, что если бы Тучков со своим корпусом и Московским ополчением явился, как рассчитывал Кутузов, к концу боя за Семёновское, то «появление этого скрытого отряда… во фланге и тылу французов при окончании битвы, было бы для французской армии гибельно…»
       З-м пехотным корпусом командовал генерал-лейтенант Николай Алексеевич Тучков, ну а бригадой, входившей в состав одной из дивизий корпуса, его младший брат генерал-майор Александр Алексеевич Тучков.
        Осталось тайной, как воспринял Александр Тучков то, что для сражения было выбрано поле близ села Бородино. Вспомнил ли он сны, который так тревожили его супругу Маргариту Михайловну? Наверное, вспомнил. Впрочем, в отличии от неё, он не принимал всерьёз сновидения, да и не время было размышлять над ними. Враг рвался к Москве, и его надо было остановить – остановить любой ценой, даже ценой своей собственной жизни. Он не кланялся пулям и ядрам, когда сражался с врагом вдали от России, ну а теперь, когда враг топтал родную землю, готов был стоять насмерть.
       В конце восьмидесятых один военный поэт написал в стихотворении, посвящённом афганским событиям – тогда как раз эти события осуждались: «…Мы можем всё, но только под Москвой!»
      Мне запомнилась эта строка, хотя само стихотворение постепенно забылось, потому что о нём тогда мы много спорили и говорили – поэт был моим сослуживцем. Но когда я по-настоящему углубился в военную историю России, убедился, что мы, Русские, можем всё не только под Москвой! Возьмём хотя бы штурм Измаила и беспримерный переход Суворова через Альпы, возьмём Шенграбенское дело Багратиона и «ледяной поход» в ходе войны со Швецией… Это только миллионная доля того, что было в нашей славной военной истории.
      И вот перед генералом Александром Тучковым и перед его подчинёнными солдатами пехотной бригады простиралось поле, которому суждено было стать полем чести и полем славы. На него смотрели и отважный командир дивизии Пётр Петрович Коновницын, непосредственный начальник Александра, и его старший брат Николай Тучков и бесстрашный генерал по образу и подобию Суворова «князь Пётр» Багратион, на него смотрела вся русская армия – десятки тысяч воинов, которым предстояло доказать, что они могут всё! И вот тут подумалось, что русские могут всё не только под Москвой, что ныне доказано и в блистательной операцией в Сирии, но под Москвой русское воинство может неизмеримо, во сто крат больше, где либо… В данном случае словосочетание «под Москвой» является символом. Имеется в виду не только Москва, а вся Россия.
        Генеральное сражение Кутузов спланировал тщательно, определив до мельчайших подробностей, кому, на каком рубеже и как действовать. Это не Беннигсен, который при местечке Прейсиш-Эйлау просто указал позиции корпусам и более не сказал ни слова. И не умел. Что может бездарь? Да и не хотел.
        Но барон не бездействовал. Он знал план Кутузова, и у него хотело сообразительности на то, чтобы его сорвать.
        Под вечер 25 августа 1812 года, когда Русская Армия заканчивала последние приготовления к генеральному сражению с французскими полчищами, Беннигсен, тайно от Кутузова, направился на левый фланг в корпус генерал-лейтенанта Николая Алексеевича Тучкова.
      Беннигсен знал, с какой целью корпус размещён в лесу и для чего лес окружён четырьмя полками егерей так, чтоб мышь не проскочила. Барон прибыл в лес и вызвал командира корпуса генерала Тучкова. Когда тот прибыл, приказал ему немедленно выдвинуть корпус из леса на открытый склон и поставить впереди егерских полков.
      Тучков был крайне удивлён распоряжением. Он сообщил барону, что разметил корпус в засаде по личному приказу Кутузова и разъяснил цель, стоящую перед корпусом и Московским ополчением.
      Беннигсен заявил, что это всё ему известно и действует он в соответствии с новым решением главнокомандующего. Барон всеми силами добивался своей цели, не гнушаясь даже наглой лжи.
       Поскольку Беннигсен, будучи начальником главного штаба, являлся прямым начальником, Тучкову пришлось повиноваться. В результате контрудар, на который рассчитывал Кутузов, был сорван. Мало того, приказ Беннигсена стоил жизни Багратиону и двум братьям Тучковым, Николаю Алексеевичу и Алексею Алексеевичу, которые встретили врага лицом к лицу на открытой местности – Беннигсен позаботился о том, чтобы времени на укрепление позиции не осталось совсем.
      Расчёт Беннигсена был точен.
      Не мог барон не понимать, сколь опасен для французов внезапный удар восемнадцатитысячной группировки русских войск. Значит, он стремился к тому, чтобы победил Наполеон!? Или, по крайней мере, к тому, чтобы французы не были разбиты под Москвой.
      Возможно, перед Беннигсеном стояли и другие задачи – дискредитировать Кутузова, как главнокомандующего, опасного для врага, ослабить максимально Русскую Армию, тем самым затянув войну. Война же ослабляла Россию. Важно было Беннигсену и то, чтобы французы вошли в Москву и уничтожили этот город – символ Русской Государственности, средоточие Русского Духа, Мать Городов Русских.
      Барон сделал всё, чтобы случилось именно так, но не учёл одного – мужества и стойкости русских, их готовности к самопожертвованию ради победы, ради России.
      Он вывел под ядра и картечь корпус Тучкова и Московское ополчение, которые, даже не участвуя первое время в сражении, понесли огромные потери, причём потери, совершенно напрасные.
      Впрочем, русских солдат, офицеров и генералов остзейский барон Беннигсен не жалел. Сколько он положил их совершенно напрасно в ходе кампании 1807 года! Не интересовали его и жизни простых французских парней, приведённых на плаху корсиканским чудовищем Наполеоном.
      Беннигсен, естественно, не сообщил Кутузову о своём подлом и коварном поступке. Кутузов не знал о том на протяжении всей битвы и, когда понадобился скрытый им резерв, был крайне удивлён, что корпус генерал-лейтенанта Тучкова и Московское ополчение давно в бою и понесли уже ужасающие потери от артиллерийского огня французов. Он даже готов был винить Тучкова в том, что он не удержался, но Тучков был смертельно ранен и оправдаться не мог.
      Ну а теперь вспомним пророческий сон Маргариты Тучковой, вспомним безуспешные поиски на топографической карте, рабочей карте командира, неизвестного Бородина, данного ей в видении сонном и обратимся к «Очеркам Бородинского сражения» Фёдора Николаевича Глинки, описавшему героическую гибель командира пехотной бригада генерал-майора Александра Алексеевича Тучкова:
      «Он погиб близ 2-го реданта. Под деревнею Семёновскою, у ручья, по названию Огника, под огнём ужасных батарей, Тучков закричал своему полку:
       «Ребята, вперёд!».
       Солдаты, которым стегало в лицо свинцовым дождём, задумались.
       «Вы стоите? Я один пойду!».
        Схватил знамя – и кинулся вперёд. Картечь расшибла ему грудь. Тело его не досталось в добычу неприятелю. Множество ядер и бомб, каким-то шипящим облаком, обрушилось на то место, где лежал убиенный, взрыло, взбуравило землю и взброшенными глыбами погребло тело генерала…»
      А чуть более столетия спустя после великой Бородинской битвы, в 1915 году, в журнале «Северные записки», выходившем в Санкт-Петербурге, появилось стихотворение Марины Цветаевой…

Одна улыбка на портрете,
Одно движенье головы, –
И чувствуется: в целом свете
Герои – вы.

Вы, чьи широкие шинели
Напоминали паруса,
Чьи шпоры весело звенели
И голоса,

И чьи глаза, как бриллианты,
На сердце вырезали след, –
Очаровательные франты
Минувших лет.

Одним ожесточеньем воли
Вы брали сердце и скалу, –
Цари на каждом бранном поле
И на балу.

Вас охраняла длань Господня
И сердце матери. Вчера –
Малютки-мальчики, сегодня –
Офицера!

Вам все вершины были малы,
И мягок – самый чёрствый хлеб,
О, молодые генералы
Своих судеб!

      Это стихотворение стало широко известно после фильма «О бедном гусаре запомните слово», правда, там оно представлено уже песней, которую исполнила актриса Ирина Мазуркевич. Помните, эпизод, в котором Настенька Бубенцова пела песню для губернатора губернской знати, собравшейся, чтобы проводить гусарский полк.
       Не все строфы вошли в песню, а только наиболее для неё подходящие.
       А ведь стихотворение было посвящено именно Александру Алексеевичу Тучкову, история любви которого вдохновила поэтессу и в портрет которого она, по свидетельству биографов, была буквально влюблена:

Ах, на гравюре полустёртой,
В один великолепный миг,
Я встретила, Тучков-четвёртый,
Ваш нежный лик,
И вашу хрупкую фигуру,
И золотые ордена…
И я, поцеловав гравюру,
Не знала сна.
О, как – мне кажется – могли вы
Рукою, полною перстней,
И кудри дев ласкать – и гривы
Своих коней.

В одной невероятной скачке
Вы прожили свой краткий век…
И ваши кудри, ваши бачки
Засыпал снег.

    Ну а в следующей строфе уже говорится о той ожесточённой схватке, в которой, действительно, французы имели, по крайней мере, троекратное численное превосходство, но не смогли одержать верх…

Три сотни побеждало – трое!
Лишь мёртвый не вставал с земли.
Вы были дети и герои,
Вы всё могли.

Что так же трогательно-юно,
Как ваша бешеная рать?..
Вас златокудрая Фортуна
Вела, как мать.

Вы побеждали и любили
Любовь и сабли острие –
И весело переходили
В небытие.

       Стихотворение написано в Крыму, в Феодосии и датировано 26 декабря 1913 года. Ну а посвящение «Сергею» сделано, видимо, позже. И поскольку посвящено оно было мужу Сергею Эфрону, поэтесса убрала из текста для публикации чисто адресные строфы.