Глава 13

Префект с огромным трудом выдержал этот день.
Буквально через полчаса после ухода Иосифа к нему пожаловал четвертовластник Ирод. Как я уже говорил, Понтий Пилат недолюбливал галилейского правителя, но поздравление с Песахом  было частью дипломатического этикета, к тому же префект хотел выведать, что знает и как относится Ирод к новоявленному мессии.
Именно в тот день Пилат и узнал о некоем Иоанне, прозванном Крестителем, который находился до недавнего времени в заточении у четвертовластника. Оказалось, что Иоанн тоже был претендентом на роль мессии, по крайней мере, многие люди в Галилее считали его таковым. Но до Кесарии или Иерусалима вести о нём особо не распространились, поэтому для Пилата это имя оказалось абсолютно новым.
- Как? – воскликнул Понтий Пилат – ещё один мессия? О, боги! Что происходит у вас тут, в Израиле?
- Не переживай, прокуратор, – ответил весело Ирод, разглядывая золотую чашу, которую ему подали под вино,  – мне пришлось казнить его ещё год назад, так что он уже давно выбыл из борьбы за звание мессии.
- Вот как! – удивился Пилат, зная то, каким трусливым и слабовольным был этот правитель, по крайней мере, его глазах, – и ты не побоялся бунта?
- Он просидел у меня в темнице больше года. Если бы люди так горячо его любили, то устроили бы беспорядки ещё раньше, у них было полно времени.
- Это логично, - согласился Пилат, - и каким поводом ты воспользовался для казни?
- Всё произошло случайно, прокуратор! Я устроил пир, выпил довольно вина и пообещал одной красотке, что танцевала для меня, в знак признательности выполнить любую её просьбу. Я был удивлён, но она попросила у меня голову Иоанна на блюде.
- И ты подал её голову? Что, прямо во время пира? – поморщился Пилат.
- Моё слово – закон, прокуратор! Иоанна тут же обезглавили и принесли ей его голову. Мне было даже жалко его, но… Я же пообещал. С другой стороны, нет мессии – нет проблемы. Может быть, сам бог тогда вложил в голову этой глупой женщины столь поразительное желание.
- А зачем ей вообще было это нужно?
- Не знаю, - Ирод заёрзал в кресле, явно без особого удовольствия вспоминая всю эту историю, - какое мне дело до этого?
Понтий Пилат поразился той безответственности, с которой Ирод подходил к решению столь щепетильных проблем. Дело не в том, что он казнил Иоанна, но в том, по какому глупому поводу он это сделал! И этот человек, между прочим, считает себя чуть ли не римлянином!
- Значит, Иоанн не был мессией? – сделал вывод прокуратор.
- Ой, Понтий Пилат! Когда уже ты забудешь про этих спасителей? – воскликнул Ирод, – мне иногда кажется, что у меня в Галилее каждый третий еврей – мессия! Если бы я относился к этому так же дотошно, как ты, я бы уже с ума сошёл, клянусь! Ты мне лучше скажи, откуда тебе поставляют такое удивительное вино?
Понтий Пилат не обратил внимания на вопрос. Даже со стороны было видно, как зациклился он на каких-то своих тяжёлых мыслях, и как устал от них.
- Не клянись! – неожиданно даже для себя самого почему-то сказал он.
- Прокуратор! – постарался взбодрить его Ирод, – пророчеству уже полтысячи  лет да маленько. После Исайи родились и умерли миллионы людей! Проходит век за веком, но мессии как не было, так и нет! Ты же образованный человек, Пилат! Ты знаком с математикой, и тебе известно понятие вероятности. Вот и скажи мне теперь, какова эта вероятность, что мессия придёт именно во времена нашего с тобой  правления?
Понтий Пилат только пожал плечами в ответ, ибо Ирод был прав, и тут ничего не скажешь.
- Вот видишь? – радостно продолжил четвертовластник, – зачем тогда ломать голову? Да и вообще… Конец света, битва при Армагеддоне, ангелы с неба… Я уважаю пророков, но скажи мне, ты сам-то веришь в то, что такое вообще возможно?
Понтий Пилат внимательно посмотрел на Ирода и спросил о своём:
- А ты кто? Ессей, фарисей или саддукей?
Четвертовластник вытаращил глаза от удивления.
- Пила-а-ат! Неужели ты решил серьезно погрузиться в еврейскую философию? Брось, для чего тебе это?
- Ты не ответил, - настоял на своём прокуратор.
- Да я ни тот, ни другой, ни третий, Пилат! Я слишком много времени провёл в Риме, чтобы столь серьезно относиться ко всем этим нашим исканиям Господа. Я вижу, как живёт и процветает Рим, и я наблюдаю, в какой нищете и бедности прозябает мой народ. А книжники всё спорят и спорят о том, как найти путь к богу. Что толку от этой философии, если мы не можем начать лучше жить тут, на Земле?
- Значит, саддукей! – не отставал прокуратор.
- Саддукеи – вообще безбожники! – воскликнул четвертовластник, – я не до такой степени сумасшедший, чтобы считать, что души не существует. Учение саддукеев делает жизнь совсем уж бессмысленной. Хотя, их фанатичная преданность букве закона – очень полезная черта с точки зрения правления. Напиши им глиняную табличку, скажи, что это – закон, и забудь о проблеме! Если когда-нибудь саддукеи смогут создать своё государство, то оно добьётся великих высот, я тебе точно говорю!
- Без бога? – на лице Пилата отразилось искреннее сомнение.
- Я сказал «если», прокуратор! Понятное дело, что такое вряд ли возможно. Саддукеи – это меньшинство, и они всегда будут где-то рядом с властью, но сами править не будут. Кому под силу внушить целому народу, что бога нет? Я так тебе скажу: править миром всегда будут фарисеи. Так что, и ты, и я, и все правители мира, – это фарисеи по своей сути. Вот тебе и ответ на вопрос, кто я?
- А ессеи, по-твоему, они вообще ни на что не способны?
- Ессеи… - Ирод поднял брови вверх, слегка улыбнулся, и теперь его лицо выражало состояние какого-то блаженства с оттенком глупости, - что могут эти овцы? Они в жизни своей меча в руку не брали. Как такие люди могут что-то создать на Земле? Они напоминают мне детей, Пилат! Ессеи так увлечены своей идеей всемирной справедливости, что иногда кажется, будто они и вовсе живут в другом мире! Всё, что им нужно – это земля, плуг, немного вина, и чтобы все вокруг были бедными, а значит – равными. Им даже женщины не нужны, Пилат! Что можно ждать от такого народа? Это – безвольное стадо, которое верит в то, чего никогда не случится. Мне самому удивительно, как они умудряются не вымирать без жён?
- Значит, - продолжил рассуждать вслух префект, - у мессии только один путь – путь воинствующего иудея!
- Чего? – удивился Ирод, – это что ещё за животное такое?
- Ну… последователи Иуды-галилеянина. Не говори, что тебе не известно о таких!
- А-а-а, вот ты о ком! Зелоты!– Ирод засмеялся, стуча себя ладонями по коленям, - воинствующие иудеи! А-ха-ха… Понтий Пилат! Ты чуть не убил меня этим выражением! Откуда ты его взял?
- Что в этом смешного? – насупился Пилат, вспоминая священника Иосифа.
- Да то, что это вовсе никакие не философы, прокуратор! Это просто разбойники! Воинствующие иудеи… А-ха-ха! Да таких «философов» полно по всей римской империи в том числе!
Понтий Пилат насупился ещё больше: ему очень не понравилось такое заявление.
- Что ты так удивляешься? Думаешь, что я говорю чушь? А Спартак? Вспомни восстание гладиаторов в Риме. Много философии было в их головах? Убили охранявших их легионеров, и пошли по Италии грабить деревни. Свобода – вот их бог. Никакой власти, никакого закона, никакого государства… Какая это философия? И есть ли у неё будущее?
Понтий Пилат хотел было согласиться с тем, что таким путём никуда не придёшь, но он стал вспоминать рассказы про восстание Спартака, которое случилось всего каких-то сто лет назад. Да, в конце концов оно было подавлено и Красс жестоко расправился со всеми, кто надумал присоединиться к этому движению, распяв их вдоль дороги, - очень знаменитая и назидательная история. Но факт остаётся фактом: пара десятков грязных гладиаторов, убежавших с арены, выросла до более чем стотысячного войска к тому моменту, когда легионы Красса загнали их в тупик. Спартаку удалось заразить своей идеей много людей, которые не были рабами, между прочим… Так ли бесперспективно, в таком случае, это движение? Скажем так: если вдруг мессия сможет организовать подобную банду здесь, в Иудее, то двум легионам Пилата не простоять против неё и дня!
Он стал вспоминать вчерашнюю беседу с Иешуа. Нет, он был похож на кого угодно, только не на разбойника. Но Пилат всем своим существом ощутил невероятную и загадочную силу, которой обладал этот человек. Силу не физическую, но какую-то другую. Может ли он при помощи своего мистического могущества поднять людей за собой? Почему нет? Очень даже может… Вон, уже даже Гай Кассий, похоже, входит в число его почитателей, не говоря уже про Лукаса Филандера. Таким образом, Иешуа и драться с римлянами не придётся, ибо они сами поднимут перед ним руки!
- А что ты скажешь про Иешуа? – спросил он Ирода.
Четвертовластник, увлечённый этой интересной беседой, вдруг резко изменился, явно моментально лишившись удовольствия от разговора, и Пилату пришёл в голову вопрос: отчего все, кто слышит это имя, тут же приходят в какой-то ступор?
- Иешуа… - Ирод задумчиво потрепал бороду, подбирая нужные слова, - белая овечка в волчьей стае мессий.
- Что это значит? – спросил Понтий Пилат.
- А то и значит, прокуратор! Я вообще не обращал на него внимания, пока мне не пришлось убить его брата.
- Ты убил его брата? – удивился префект.
- Ну, тот самый Иоанн, про которого мы говорили, был для Иешуа как брат. Они выросли рядом друг с другом, ибо их матери дружили, и дружат до сих пор.
- И что теперь?
- Теперь? Иешуа стал слишком активно путешествовать по Израилю, проповедуя свои истины, как он говорит. До этого момента он предпочитал исключительно общество ессеев, и вообще не покидал Галилею. Потому я и не думал причислять его к мессиям. Добро, справедливость, смирение, равенство, братство, вся эта чушь… Только такие люди как ессеи и могли серьезно слушать этого блаженного. Но, после казни Иоанна Иешуа стал вести себя намного более активно. У него появилось множество последователей даже здесь, в Иудее, этого нельзя отрицать.
- Неужели ты боишься его мести, Ирод? – прищурился префект.
Он заметил, что попал в самое яблочко, но четвертовластник всеми силами пытался изобразить, что это не так.
- Какая месть, прокуратор? Слышал бы ты, что несёт этот болезненный человек!
«Знал бы ты, что я слышал от него!» - подумал Понтий Пилат, но не стал открывать Ироду секрета про то, что он встречался с мессией.
- А что он несёт? – спросил он галилейского правителя.
- Я же говорю: всё то, чему поклоняются ессеи.
- Тогда почему всё больше людей увлекаются его учениями? Ведь ессеев меньшинство, и они же изгои своего рода! Как евреи могут начать симпатизировать человеку, который проповедует то, за что тех даже не пускают в храмы? По-моему в его истории всё намного больше запутано, чем кажется на первый взгляд. Нет?
- Его учение очень странное… - Ирод прищурил глаза, пытаясь вспомнить то, что ему удалось слышать о словах Иешуа, и собрать из них некую цельную картину, - послушать его, так всё, к чему он призывает, это – смирение, покорность, любовь к Богу и всенародная справедливость. Но, он пошёл намного дальше… К примеру, он стал принижать значение священных суббот, а это для евреев кощунство высшей степени! Правда делает он это очень деликатно,  однако многих фарисеев это ой как бесит! Да и саддукеи не все в восторге от нарушения тысячелетнего закона.
- Тем более, - рассудил Понтий Пилат, - действуя таким образом, он должен был настроить против себя людей, а не покорить их сердца! Как же получается, что число его последователей растёт?
- А потому что каждый видит в его учениях то, во что верит! Поклонники фарисейства видят его любовь к богу, смирение перед волей Господа, жизнь ради Господа. Те, кто склоняется к учениям саддукеев, уважают призывы Иешуа соблюдать законы, установленные Отцом…
- Ты же сказал, что он оскверняет субботы!
- Он не оскверняет их, Понтий Пилат, в том-то и дело!
- Тогда, я не понимаю…
- Ну, смотри! Он говорит о том, что нельзя субботу ставить выше благих дел, которые угодны богу, понимаешь? Что такое суббота для еврея? Это день, когда нельзя делать абсолютно ничего! Иешуа же говорит, что если дело угодно Господу, то делай его в субботу, и это не оскорбит бога.
- Ну… это логично, - кивнул Понтий Пилат.
- Вот видишь? Так и народ… послушают его, послушают, и говорят: а ведь он прав! В общем, многим простым людям Иешуа нравится. А для ессеев он вообще непререкаемый кумир, истинный мессия.
- Всё так сложно с вашими еврейскими хитросплетениями! – выдохнул изрядно уставший от всех этих разбирательств Пилат, – если вдруг Иешуа соберёт под своим именем народ, и если он сможет однажды поднять его на восстание, то тебе, как четвертовластнику, склонному к подчинению римской власти, добра не видать, равно, как и мне. Особенно учитывая факт про убийство его брата, как ты сказал. Кто знает, как долго он будет строить из себя ессея? Вдруг однажды, когда он почувствует достаточно сил, Иешуа призовёт людей взять в руки оружие? Что тогда? Почему же ты не сообщил мне о нём раньше, Ирод, и почему мне пришлось самому искать информацию об Иешуа?
- А что я мог сообщить тебе, прокуратор? Если я начну писать тебе письма про каждого проповедника в Галилее, через год у тебя будет своя собственная библиотека! К тому же, я говорю тебе, что Иешуа меньше всех похож на бунтаря из всех мессий, кого мне или тебе приходилось видеть раньше! А тогда стоило ли беспокоить тебя по этому поводу?

Трудно было не согласиться с этими словами. Продолжая размышлять, Понтий Пилат пришёл к выводу, что Ирод опасается Иешуа не столько потому, что тот может поднять всееврейское восстание против Рима, сколько боится личной мести за казнь Иоанна. И действительно, противостоять римской армии – это задача, справиться с которой сейчас не может ни одно самое крепкое государство, а об Израиле тут и говорить нечего! А вот устроить покушение на Ирода, - это дело куда более простое и реальное! Так что, у четвертовластника были все основания опасаться Иешуа, если тот окажется действительно мстительным человеком. Правда, для Понтия Пилата, случись такое, в убийстве лояльного Риму правителя Галилеи было бы тоже мало радости. Для его легионов нашлось бы тогда много кровавой работы, и опять же, если ситуацию не получится удержать под контролем, то вслед за смещением Ирода местное восстание может вырасти в противостояние евреев против всей римской власти. Как ни крути, этот мессия выглядит очень опасным, хотя даже столь содержательный разговор с Иродом не смог сформировать в голове префекта сколько-нибудь чёткого и ясного понимания мотивов и принципов, на которые опирается этот загадочный Иешуа.
Мессия пообещал, что он вернётся в Иерусалим ровно через год, на празднование следующего Песаха. И что будет тогда? Зачем он обратил внимание Пилата на это? Неужели он планирует за год сколотить целую армию последователей и хочет прийти в Иерусалим уже совсем другим образом? Если так, тогда зачем было предупреждать об этом прокуратора? Наглость, психологическая атака, призванная посеять панику в стане противника, беспредельная самоуверенность Иешуа? А может случиться так, что мессия планирует устроить покушение на Ирода здесь, в Иерусалиме? Эдакое ритуальное убийство во время Песаха на почве мести. Столько вопросов, и ни одного чёткого ответа…

Прокуратор ещё какое-то время разговаривал с Иродом, но уже на другие, отвлечённые от всех этих проблем темы. Расставаясь же с ним, Пилат наказал четвертовластнику сообщать все новые подробности об Иешуа, и ни в коем случае не предпринимать никаких собственных действий в отношении мессии, не посоветовавшись с прокуратором, на чём они и расстались.

 В результате этого разговора Понтий Пилат впервые взглянул на Ирода новым взглядом. Известно, что прокуратор крайне недолюбливал этого четвертовластника, если не сказать, что считал его чуть ли не своим врагом. Мы уже касались причин такого отношения. И вот сегодня префект впервые задумался над тем, что Ирод – это, всё же, больше его союзник, нежели враг.
Теперь, когда на горизонте будущих событий появился новый мессия, столь необычный, настолько отличный от всех других, а значит, потенциально и более опасный, кто, кроме Ирода, мог стать его единомышленником? Вероятно, четвертовластника можно было бы использовать во всей этой ситуации, а при наиболее удачном раскладе и подставить в глазах цезаря, чтобы тот поменьше доверял Антипе. Сейчас трудно предположить, как будут развиваться события, но все эти мысли надо иметь в виду, чтобы не упустить главного, - возможности выжать из данной проблемы максимум собственной выгоды.
И тут Пилата посетила мысль, что он совсем забыл про первосвященников! Каиафа в последнем разговоре, впрочем как обычно, всё затуманил своими древними писаниями, и как-то незаметно дистанцировался от возможных неприятностей. Он сразу отказался всерьёз обсуждать кандидатуру Иешуа на роль мессии, сведя всё это к истории его рождения вне закона. Ну и что? Как показывает реальность, люди не очень интересуются такими подробностями, раз число его последователей только нарастает. А может быть первосвященники заинтересованы в нём? Но, с какой стати? Предположим, что мессия войдёт в полную силу, и поднимет народ на восстание. Что принесёт это первосвященникам, кроме беспорядков и опасности потерять своё тёплое местечко у власти? Может быть, поначалу им это и будет на руку, и они даже смогут подстроиться под бунтарское движение, размахивая перед разбойниками своими святыми пророчествами,  тем самым даже укрепят свой авторитет! Но потом в Израиль придут римские легионы, и тогда тут никому не придётся сладко. Не надо быть пророком, чтобы предсказать ужасное будущее этих святых настоятелей при таком развитии событий. Значит, первосвященники, если они способны смотреть в будущее трезво, и не лишены разума, должны пуще прочих оберегать Израиль от мессий. Почему же тогда Каиафа так безразлично отреагировал на разговор об Иешуа? Что-то наигранное и неестественное было в поведении первосвященника, теперь Понтий Пилат ощущал это довольно отчётливо. Но как раскусить его настоящие мысли и намерения?
Кстати говоря, Анна мимоходом предположил, что осквернение храма устроили либо ессеи, что, судя по словам Иосифа, очень мало похоже на правду, либо последователи мессии, что по своей сути одно и то же. Зачем первосвященник пустил мысли Пилата в этом направлении, если это неправда? Очевидно, что он хотел натравить наместника на Иешуа, ибо как объяснить это по-другому? Если мессия настолько безразличен, как попытался представить это Каиафа, то зачем было сваливать на него вину за это происшествие? Значит, он не так уж и безобиден для иудейских церковников. К тому же, этот случай перед храмом с попыткой побить его камнями... Если, опять же, верить Иосифу из Аримафеи, то Иешуа вряд ли мог сказать что-то такое, что заслуживало немедленной смертной казни от рук толпы. Получается, что само по себе учение мессии воспринимается первосвященниками как огромная опасность для их царствования над умами иудеев! Но какая опасность может таиться в призывах к покорности, краткости и послушанию перед богом, а значит и перед первосвященниками? Здесь скрывалась какая-то загадка, разгадать которую было крайне необходимо, и чем быстрее, тем лучше.

К концу дня префект был совсем разбит усталостью. Получилось, что он не спал уже двое суток, если не считать тех двух часов дрёмы, что тоже были испорчены заколцевавшимся бредом. И как назло, оба дня выдались настолько пересыщенными новой информацией и эмоциями, что теперь Понтий Пилат чувствовал себя переполненным всем этим до предела. И одновременно он чувствовал невероятную опустошённость в душе, будто какая-то его часть покинула тело, и отправилась путешествовать, забрав с собой способность размышлять.
А мысли, тем временем, никуда не исчезли. Даже напротив, они роились в уставшей голове, танцевали перед глазами, толкались, подменивали друг друга, будто намеренно пытались запутать и без того довольно обескураженного Пилата. Теперь, когда день подходил к концу, и больше не будет никаких гостей, префект мог наконец снять свои праздничные одежды, упасть на кровать и отправиться в забытье на много часов.
Раздав слугам последние на сегодня указания, он отправился в спальню, сел на кровать и стал смотреть на алтарь, где по-прежнему без движения стояли безразличные ко всему происходящему вокруг идолы его богов.
- О, Юпитер! – тихо проговорил Понтий Пилат, надеясь, что верховный бог сейчас слышит его, - прошу тебя, сделай так, чтобы завтра, когда я проснусь, я знал, что мне делать со всем тем, что теперь не умещается в моей голове! Если ты можешь, убей Иешуа, чтобы я мог больше ни в чём не сомневаться, и чтобы мне не пришлось потом убивать тысячи людей! Все они запутали меня до такой степени, что я уже не уверен, где правда, а где ложь и козни. Покажи свою силу, ибо ты величайший из богов, и кто есть этот Яхве в сравнении с тобой? Помоги мне, Юпитер, ибо всё, что я делал в своей жизни, я делал ради твоей славы!
Больше префект был не в силах промолвить ни слова. Он лёг на кровать, и тут же уснул, провалившись в чёрную бездну, в которой не было ни Иешуа, ни Яхве, ни Юпитера, ни его самого.