Глина

Дед Киприян нацепил очки, отогнул край скатерти и стал перебирать газетные вырезки. Раскладывал, которые на растопку – клал на старый обшарпанный табурет, а что сгодится – на вытертое сидение тяжёлого древнего стула.
– Тут вон, смотри, Горбачёв опять с этим, с американцем-то, на что жо им лежать-то… – проговорил он, кидая вырезки на табуретку.
– А туто, лико-чо, – восхитился чем-то дед, отложив заметку на стул.
– Так-так-этак… – пропел Киприян свою знаменитую песенку, развернул очередную газету. Поправил очки и надолго замолчал.
– Айда, баушка, глину копать, – окончив чтение, обратился он к стряпавшей рядом жене.
– Ты чо, дымник ладить собрался ли чо ли?
– Да подь ты со своим дымником, сделаю. Вон чо пишут. И ноги, и спину лечит, а ишо растолкут да пьют с водой, для желудка полезно.
– Ну, ишо давай пей, – смеётся Авдотья. – Вона весной сколь чиста бежит вода-то, чо-то не пьёшь, а тут каку-то глину.
– До чо жо ты у меня баска, баушка! – любуется своей Авдотьей Киприян, замечая в постаревшем лице любимые черты.
– Фу ты, старой! – смутилась Авдотья.
Вырезку про глину Киприян прибрал, да не под скатерть, а приладил к зеркалу на стенку, на видное место. Вечером, когда включили свет, опять увидел и вспомнил.
– Ну чо, Авдотьюшка, завтра чо ли покопам глины-то. Тамо в Долгом-то логу таку же раньше капывали. На горшки да на кринки крышки делали, мать с тётонькой Федорой яички курицам подкладывать ладили, слепят да в пече прокалят. Братаник-то ишо зверушок стряпал, да туда жо в печь.
Наутро, наскоро управившись с курами, взяв в дорогу хлебца, побрели старики с тележкой за деревню.
– Лико-чо, на пару куда-то отправились, – прокричала из переулка недавняя пенсионерка Мария.
– Да вот старик-то про глину ково-то прочитал, лечебна, так и пошли покопать, – отозвалась Авдотья.
– Ну дай Бог! – как бы прощаясь, крикнула Мария и, не отвыкнув ещё от положенной суетной деловитости занятого человека, стремительным бабьим шагом направилась вдоль по улице.
Старики, бренча колёсами тележки, потихоньку ковыляли дальше.
– Я знать-то с позапрошлого лета на степе-то не бывала, – любовно оглядев открывшийся простор, сказала Авдотья.
– Ну так то и бежишь, – с обидой выговорил ей дед, с трудом поспевая за женой.
– Эх, и побегано туто, – сбавляя шаг, вспоминала Авдотья. – По коровушек-то похожено, помнишь, поди, Майку-то, везде-то она вперёд окаянна. А уж уберётся куда, так дальше всех.
– Да уж поискали, – согласился Киприян.
Молча побрели дальше…
– Вон игрища-то были, – вдруг указал Киприян на дальний угор. – Помнишь, поди, весной-то шуму-гаму. Девки-те, робята, гармонь. Весело было. А ноне вон никого нету. Молодёжь штось в клуб-то не ходит.
– Поплясала бы сщас, да вся уж отплясалась.
– Кабы не пляски, дак не выбрал бы я тебя тогда.
– Чо, неуж не выбрал бы?
– Нук как, еть зазноба у меня была уж.
– Это Харетина чо ли?
– Ну-к то ли не знашь.
– Да как не знать-то, знаю, – вздохнула Авдотья и с вызовом подначила. – Да ить и я одна-то не хаживала.
Но оба опять надолго замолчали, вспоминая. Бит был Киприян за Авдотью и сам в долгу не оставался, не отступил, у всех ухажёров отбил девку-красавицу. И сватовство вспомнил Киприян, и как призвали в армию, и как вернулся в родную избу уж после войны к Авдотье и Сашке маленькому – первенцу. Смешалось всё, накатило враз, выбило из предательски неверных глаз нежданную слезинку.
– Чо, дед, замолчал? – разогнала его да свои думы вопросом Авдотья. – Где глина-то твоя, веди!
– Ак вон, в Долгом, – тихонько проговорил, нарочно глядя в сторону лога, дед.
– Ну-ко ишо расскажи, чо ты про её прочитал, – предложила Авдотья.
И Киприян не торопясь, чтобы чего-нибудь не пропустить, пустился ещё раз рассказывать.
– Вон чо лекарства-то рядышком, а всё куды-то на курорт едут, – подвела итог Авдотья.
– Дак вон у Сашки-то остеохондроз, поди поможет. Опять же у Ильи язву признали, – вспомнил Киприян сыновьи болезни.
– У Коленьки-то аллергия, вон в садик-то всё не ходил, а щас ить школа.
Весь путь до оврага перебирали недуги родственников.
– Эх, хлеба-то добры! – оглядел поля Киприян.
Оставили тележку и ведро и с одной лопатой спустились в овраг.
– Где копать-то? – спросила, рассматривая заросшие склоны, Авдотья.
– Сщас огляжуся, так-так-этак… – остановился Киприян, размышляя. – Тамо в устье должно быть.
– Ак чо ты сразу-то не сказал, телегу-то оставили.
– Да пусть она стоит, покопам, потом вместе и сходим. Куда торопиться-то?
Земля в овраге сырая, но плотная – ни болотца, ни топи. Тихонько побрели к устью. На правом склоне Киприян начал копать, отрезая пластики и отваливая в сторону. Скоро забелела влажномасленая глина.
– Смотри-ко, нашёл! – радуется Авдотья.
Всё теми же пластиками Киприян вынимает бело-голубую глину, складывая их аккуратными штабельками.
– Неуж та и есть?
– Так у их, вроде, про еку же написано.
– Я нето по телегу пойду, – начала вставать Авдотья.
Хотел Киприян её остановить, да где же баба усидит. Пошла, поковыляла по густо заросшему склону. И радостно Авдотье от густого травяного духа, да от заботы такой нечаянной. Тяжело вползла на бугор, вниз взглянула: «Ох и ссохся ты у меня, Киприянушко».
А Киприян всё копал, не торопясь, аккуратно сваливая пластики. Накопал аккурат на тележку и присел на травку, притомившись: «Да где она, старая?»
– Эй, Киприян, живо-о-ой? – донеслось сверху.
– А чо мне сделается. Ташши давай ведро, да телегу-то там оставь.
Медленно, «с перекурами», натаскали старики в тележку белой, тяжёлой от воды глины.
– Надо яму-то подровнять.
– Пристал-ить ты, давай я зарою, – схватилась за лопату Авдотья.
– Я ить тихонько, торопишься куда чо ли?
Тележку тянули к деревне по меже вдоль бровки лога вдвоём.
– Чо-то жарко стало, – посмеивается Киприян.
– А чо хоть попотешь, жар-от кости не ломит, – смеётся в ответ Авдотья.
Медленно, без остановок, за разговорами добрались и до деревни.
– Здравствуйте! – послышался из огорода слева ясный голосок.
– И тебе здорово, Еленушка! – приветствовал Киприян деревенскую почтальонку.
– Чего это везёте? – облокотившись на жердь забора, спросила Ленка.
– Да вот. В газетке-то пишут про глину, помогат от всяких болезней, попробовать хотели, – объясняет Киприян.
– Ну-ну, давайте, – подбодрила, отходя к своему парнику Ленка.
– Куды её девам? – спросил уже дома Киприян.
– А давай хоть в корыто, оттудова сколь надо и возьмём.
Утомлённые походом разбрелись отдыхать.
– Ох, отвыкла я от ходьбы-то, полежать чо ли? – пробормотала Авдотья, громоздясь на печь. – Принимай, печка-матушка.
Растянулся на диване и Киприян. Оба скоро уснули...
А через год дед Киприян как-то неожиданно заболел и умер. Глина всё лежала в предбаннике в старом корыте плотным серо-голубым монолитом высохшая и необыкновенно лёгкая. Авдотья так и не дала выбросить: «Может, сгодиться кому, дедушко-то вон чо нахваливал».