Глава 18

Римляне отказались от приёма у Бера. Одному только Юпитеру известно, как Понтию Пилату жестами, улыбками и мычанием удалось объяснить содомскому царю, что им, римским воинам, до глубины души противно не только пировать с этим извращенцем, обладающим к тому же ещё и какими-то ужасными женоподобными манерами, но и находиться с ним в одном помещении было невыносимо, пусть даже и в таком просторном, как царский дворец. Но, слава богам, Бер и сам не был чрезмерно настойчив. По всей видимости, отношения с Юпитером у него тоже были натянутые, и если он и принимал его ангелов радушно, то делал это только из соображений необходимости. Получив от него золотую монету с его же помпезным изображением, вычеканенным на обеих сторонах, римляне в сопровождении всё тех же стражей, отправились в город, где им обещано было место в гостинице и пища для них и их животных.
Пока всадники проезжали на конях, ведомых стражами, через сад в обратном направлении, Понтий Пилат рассматривал диковинную монету. Его удивило очень высокое качество чеканки, какого он не встречал ни на римских денариях, ни на еврейских сикелях, ни на каких-либо других знакомых ему деньгах. Он обратил на это внимание солдат, передав им монету, чтобы те тоже посмотрели на диковинку.
- Смотри-ка! – сказал один из всадников, – на деньгах он себя без фаллоса отчеканил.
- Наверное, он у него просто не помещается на маленькой монетке! – ответил второй.
Римляне рассмеялись, и Понтий Пилат обратил внимание на то, как насупились стражи, видя, что всадники потешаются над их монетой. Прокуратор подал знак, чтобы солдаты перестали шутить, хотя и сам почувствовал, как напряжение стало понемногу отступать, и настроение тоже пошло вверх.
- Сейчас поедим, как следует, - сказал он, - отдохнём несколько часов и поскачем обратно. Не нравится мне в этом городе. Запах у него какой-то… слишком сладкий.
- Я могу тебя спросить, прокуратор? – неожиданно серьёзно обратился к нему солдат, и получил разрешение, – неужели ты, правда, с Юпитером разговаривал?
Пилат пожал плечами, мол, и сам бы хотел знать это.
- Чудеса происходят в этом Содоме! – отозвался второй солдат, – у иудеев в домах я тоже видел мезузы, но они с ними не разговаривают, хотя относятся к ним так, будто эти коробочки могут видеть.
- Как это? – спросил первый.
- Вообще-то она никак не может видеть и разговаривать! Я сам убедился однажды, что это просто чехол для пергамента с заклинанием. Но, когда евреи прибивают мезузу к стене, они вешают её так, чтобы та не могла видеть супружеского ложа, будто срам свой показать ей опасаются.
- Ты же сам сказал, что она не может видеть.
- Вот я тогда и удивлялся, мол, что за глупые поверья у этих евреев?! Но, после того, что я видел сегодня своими глазами, я теперь уже не знаю…
- Да нет ничего общего между еврейскими и содомскими мезузами, – сказал Пилат, - только одно название. Вы же сами видели, что это была живая коробочка. И кристалл светился, а разве видели вы такие кристаллы у евреев? Эта мезуза дом от настоящих разбойников защищает, таких как мы с вами, к примеру, а еврейская духов отгоняет каких-то от жилища. И уж Юпитера вы точно из неё не услышите!
Солдаты засмеялись, потешаясь над тем, что они только что были в роли разбойников.
- Прокуратор! Так неужели сам Марс знает о твоих подвигах?
При воспоминания этого момента вся грудь Понтия Пилата загорелась от волнения и переполняющей её вполне заслуженной гордости.
- Ты же сам слышал, – ответил он легионеру, – зачем теперь спрашиваешь?

К этому моменту они уже выехали в город, и стражник, что вёл коня прокуратора, остановился и показал на здание гостиницы.
- Спасибо тебе, солдат! – поблагодарил его Пилат, слезая с коня, – а народ-то зорко следит за нами…
Легионеры тоже спешились и стали оглядываться по сторонам. Действительно, все люди, что были на улице, прямо или украдкой наблюдали за чужестранцами, впрочем, в окнах тоже виднелись глаза и лица, не исключая и того, что было прорублено в стене гостиницы.
- Они же вроде бы должны быть привычными к ангелам, - рассудил прокуратор, – почему они всё время так неравнодушны к нам?
- Мне кажется, что они сомневаются в том, что мы ангелы, - предположил солдат.
- Рожей не вышли? – усмехнулся Пилат, – ничего! Юпитер сказал, что ангелы, значит, ангелы! Пошли, отдохнём, наконец! Я с ног уже валюсь.

Расположившись в гостинице, римляне в первую очередь сытно поели. Понтий Пилат заказал большой кувшин вина, и когда с пищей было покончено, они поднялись на второй этаж, где находились помещения для отдыха. Заняв одну комнату, легионеры расположились на полу, уступив место на единственной кровати своему командиру.
- Обед следующего дня, - сказал прокуратор полным разочарования голосом, - сейчас, наверное, уже вся Аримафея на ушах стоит! Как бы там Кассий не устроил конец света! Мы же пропали бесследно, и как им Иешуа всё объяснит? Я представляю себе, как центурион отреагирует на все эти сказки! Вот вам и мессия, спаситель еврейского племени! Сам-то он, может быть, и убежит, воспользовавшись своими колдовскими чарами, а люди? Вот, скажите мне, как можно так относиться к ни в чём неповинным людям? Эх… не останется теперь от деревни камня на камне.
Никто не ответил. Пилат приподнял голову и обнаружил, что его солдаты мгновенно уснули, стоило им только принять горизонтальное положение. Ещё раз глубоко вздохнув с досадой, прокуратор повернулся на бок и закрыл глаза. Но буквально в тот же миг он услышал лёгкий, еле слышный стук в дверь.
- Что ещё? – раздосадовано буркнул он, протянул руку к отстёгнутому и теперь стоящему рядом мечу, и спросил громче, - кто там, что надо?
Дверь приоткрылась, и в помещение протиснулась лысоватая голова какого-то пожилого человека.
- Чего тебе? – спросил Пилат, и тут же сообразил, что эти содомяне ни слова не понимают на латыни.
- Меня зовут Лот! – сказал человек на каком-то странном языке, очень напоминающем ломаный арамейский.
Прокуратор удивился, сел на кровать и показал знаком Лоту, что тот может войти и сесть на лавку возле маленького стола у стены. Пожилой человек с почтением поклонился, вошёл, сел и сразу стал говорить. Несмотря на то, что многие слова звучали для Пилата странно, он всё же понимал их общий смысл.
- Меня зовут Лот! Я недавно живу в этом городе, ибо бог привёл меня сюда с моей семьёй.
- Юпитер? – поинтересовался прокуратор.
- Какой Юпитер? – удивился Лот, – я не знаю никакого Юпитера!
- Ну, как же? – воскликнул Пилат, но тут же стал говорить тише, чтобы не разбудить спящих легионеров, – а кто же в ваших мезузах живёт? Я сам лично сегодня разговаривал с Юпитером!
- Мезуза… - старик немного задумался, - в мезузе может быть и Юпитер…
- Тебе чего надо? – нахмурился прокуратор.
- Я пришёл сказать вам, что среди людей стала распространяться молва, что вы какие-то странные ангелы!
- И что теперь?
- Я-то понимаю, что вы самые настоящие, я сразу понял, что вы не из нашего человеческого племени, но люди… они думают, что вы – самозванцы!
- Ты что говоришь, старик? Какого мы ещё племени, по-твоему?
- Ну, ангелы! И вот то, что ты мой язык понимаешь, - это разве не доказательство?
Пилат покачал головой, не зная, стоит ли вообще что-то объяснять этому старику.
- В этом городе происходит что-то очень странное, ангел мой! Тут такое творится! Да ты и сам знаешь, что тут добавить? Позволь мне обратиться к тебе с просьбой.
- С какой просьбой?
- Скажи мне, как долго Господь собирается держать меня здесь?
Прокуратор грустно посмотрел на Лота, думая про себя, что он никогда в жизни больше не скажет, что он устал. А если ему придёт в голову такая мысль, то он сразу станет вспоминать эти проклятые дни, с того момента, как он познакомился с Иешуа.
- Ты у мезузы своей спроси, чего ты сюда-то припёрся?
- Не гневись, ангел мой! – засмущался старик, – но, что мне скажет эта мезуза? Она не разговаривает с людьми.
- Как же? А для чего же она висит в домах тогда?
- Это Бер и Полис приказали всем жителям их прикрепить! Они через неё всё видят, что в доме происходит! Причём здесь Бог? Ведь вы же знаете это! Я очень устал жить в этом ужасном Содоме, и всё время за жену свою боюсь и дочерей. Их у меня две, они еще и мужей-то не знали, а тут такое творится!
Пилат озадачился. Ему казалось, ещё немного, и его рассудок перестанет и вовсе справляться со всей этой неразберихой.
- Давай по порядку, - ещё более грустно сказал он, понимая, что выспаться теперь у него опять не получится, - Первое: я не ангел. Лот, я не из этого времени, я из Рима, которого ещё нет даже! А-а-а-а-р-р-р!
Пилат схватился за голову и зарычал, будто он был оборотнем, и вот, в одно мгновение перевоплотился в волка. Но Лот ни капли не испугался, а только сложил руки ладонями друг к другу и с обезоруживающей надеждой продолжал смотреть на прокуратора. Понтий Пилат понял, что после его последних слов, он уже не может отрицать своё божественное происхождение. Это тупик…
- Второе, - всё же продолжил прокуратор, взяв себя в руки, -  я сам не знаю, как мне дальше быть, какой помощи ты от меня ждёшь? Я не знаю твоего бога, понимаешь? Я сегодня разговаривал с мезузой, и там был Юпитер! Мой бог, Юпитер, понимаешь меня? Зови в мезузу своего бога, Лот! Приложи руку и поклонись кристаллу, и всё! Кто живёт в этом городе, я или ты?
- Мезуза не разговаривает с людьми, - повторил Лот.
- А я гневился на евреев! - с тоской о вчерашнем дне почти проскулил Понтий Пилат, - Юпитер, верни меня обратно в Иерусалим, и я клянусь, что больше никогда не буду клясться ни тебе, ни тобой, никем! Откуда ты взялся, Лот? Чего ты от меня хочешь?
Но Лот просто наблюдал, как ангел разговаривает со своим богом…
- Третье…
Вдруг внизу, видимо на входе в гостиницу, раздался какой-то шум, затем грохот, будто что-то упало или сломалось. Понтий Пилат закрыл рот указательным пальцем, и Лот замер. Возможно, что сейчас там кто-то разговаривал, но отсюда не было слышно. Звуки утихли, и римлянин посмотрел на Лота. Старик был довольно сильно напуган, что конечно привлекло внимание внимательного прокуратора.
- Чего или кого ты боишься?
- Эти люди, ангел! Они всегда рады замыслить что-нибудь отвратительное! Они все здесь живут так! В целом-то, люди, как и любые другие, земледельцы в основном, да солдаты, да ремесленники опять же… Но что только в голове их творится! Избавь Господи меня от всего этого! Тут, знаешь, они что творят?
- Погоди, - остановил его Пилат, - не надо подробностей, я на центральной площади всё уже видел, и во дворце тоже!
- Как без подробностей, ты зря так, ангел! Ты узнай подробности-то сначала, а потом скажешь мне, надо оно тебе или нет! Я слышал на площади разговор, особенно один человек подбивал других, мол, вы не настоящие ангелы! Там с ними кто-то спорил, конечно, но…
- Чего ты мне как лошадь жуёшь? Говори, что замышляют они?
- Вот он и говорит, что, мол, если это не ангелы, то их можно тоже использовать!
- Как использовать? – у прокуратора полезли брови вверх, – кого, нас использовать?
- Вас, ангел мой! Не-ет, я не к тому, что они прямо сделают это, упаси Бог, но мало ли что? Я вот сразу и пришёл к вам предупредить, чтобы вы готовы были их убить молнией своей. Чтобы врасплох вас не застали, нелюди.
- Какой молнией, Лот? Ты не выспался что ли, как и я? У меня меч, и поверь, хотя это и пожёстче молнии будет, но всё же это – металл! И мои крепкие руки. И ноги!
Прокуратор пнул одного из легионеров в бок, тот раздирая глаза и ещё только настраивая зрение, уже стал отжиматься от пола и привставать на колено. Он глянул на пол рядом, увидел своего напарника и тоже толкнул.
- Что случилось? Уже едем? – спросил солдат, чувствуя, что он, вроде как, только что уснул.
- Тут нам донесение пришло, из зоны боевых действий!
Легионеры мгновенно подскочили, схватили мечи, стали пристёгивать их к поясам, соображая по пути, какие ещё боевые действия?
- Нас хотят захватить в плен и сделать рабами.
- Кто? – удивился один из всадников, – этот?
Лот поднял руки и быстро затряс головой.
- Жители замышляют, а этот добрый человек, правда, немного не в себе он, похоже, предупредить нас пришёл. Я ему верю, почему-то. Как вы думаете, почему?
- Плащ! – один солдат толкнул другого, и попросил подать ему свой плащ, висящий на стене.
- Марс! Спасибо, что у римских легионеров плащи красные! – сказал Пилат, тоже поднимаясь с кровати, и обратился к Лоту, – слушай, ты там для себя можешь считать меня кем угодно, и их тоже. Но я – римский прокуратор, а это – мои легионеры! И поверь мне, блаженный человек, нам не нужны никакие ангелы, и ты не бойся, понял? Молний у нас нет, но мы втроём вот этими железными мечами всех стражников ваших на куски порубим!
Всадники стали мысленно считать, сколько может быть тут стражников? В целом городе много, но не все же сразу они примчатся? Пилат обратил внимание, что его воины в полной решимости выстроить план защиты.
«Молодцы! Какие же они у меня молодцы!» - Пилат улыбнулся солдатам, и это был знак особой, знаете ли, чести. Легионеры улыбнулись в ответ, один даже набрался храбрости, подмигнул и, затянув крепче пояс с ножнами, высказал:
- Я слышал, однажды кто-то где-то кому-то сказал: «Если мы умрём, то пусть мы умрём так, чтобы враги потом складывали о нас легенды!»
От этих слов Лоту стало не по себе.
- Никто не умрёт, старик! – подбодрил его Пилат, – да и кто сказал, что что-то вообще произойдёт? Просто бдительность…
И в этот миг внизу разразился громкий гомон и треск, и снова что-то сломалось, и потом ещё, и потом всё выросло до хаотичного шума, сквозь который теперь угадывались чьи-то тяжёлые шаги по лестнице. Легионеры стали чуть впереди левее и правее центра комнаты, прокуратор схватил Лота за одежду, оттащил за спину, к окну, сам примкнул к солдатам посредине. Шум стих, и теперь было отчётливо слышно, как кто-то подошёл и замер напротив их комнаты, а спустя несколько мгновений что-то спросил.
- Он спрашивает, вы здесь, ангелы? – перевёл Лот.
- Скажи ему, что если кто-то хочет поговорить, пусть входит.
Лот перевёл, и за дверью наступило раздумье. Возможно, что кто-то перешёптывался, но в комнате это было не ясно. Наконец дверь открылась, и на пороге возникла фигура ужасно здорового человека, минимум на голову выше любого из римлян. Холодок пробежал по спине, наверное, каждого из них. Это не означало, что они боятся, это неправильное слово. Они почувствовали запах зверя, который им был знаком в тысячу раз больше, чем любому из читающих этот рассказ. Можно было уже облизывать губы и ощутить на них солёный привкус крови.
- Я Ивин, сын Полиса. Вы же слышали обо мне? – гигант противно улыбался, будто перед ним стояли не римские воины, а три содомских девочки.
- Я Понтий Пилат, римский наместник в Иудее.
Гигант задумался, затем, довольно сильно наклонившись, протиснулся в помещение и теперь буквально подпирал потолок макушкой.
- Я не знаю таких стран. Мы вообще тут живём отдельно, соседи не жалуют. Допустим, есть такие… Почему вы пришли в наш город, и почему напялили на себя красные плащи?
- Римские легионеры все поголовно носят такие плащи! Это – символ, который издалека предупреждает всех вокруг, что с этими воинами надо быть вежливыми и учтивыми.
-М-м-м, - промычал длинным выдохом Ивин, сын Полиса, - значит, всё-таки ангелы… А где же вы молнии свои потеряли? У вас что там, маскарад на древние темы? Что-то не припомню за свою жизнь, чтобы я видел ангелов с мечами.
- Я же сказал тебе, или ты глухой, Ивин? Я римский прокуратор! Вы меня тут как хотите называйте, только имейте в виду, что я этим мечом тебя как мешок с соломой выпотрошу без молний всяких, если ты не начнёшь разговаривать со мной уважительно!
Лот запнулся, Понтий Пилат обернулся и вопросительно посмотрел на него.
- Ангел! Помилуй меня, но мне и так очень трудно переводить! Я же половины слов ваших не понимаю! Я уже почти не соображаю, что происходит!
Лот собрался, протёр вспотевший лоб, но перевёл, как понял и как смог.
Гигант опять мерзко улыбнулся, будто ребёнок, которому предложили поиграть во что-то новенькое.
- Какой-то ты дикий, ангел! Гы-гы-гы… Так я не получил ответа, вы с какой целью в город прибыли? Насколько мне известно, всё оплачено, наказанное будет  сделано! Вы зачем к Беру-то пожаловали?
- Тебе какое дело до царских приглашённых, Ивин?
- Ивин, сын Полиса! – гигант протянул вперёд свою ручищу с толстым и шершавым указательным пальцем, – вот в чём всё дело, дикий ангел! Гы-гы-гы…
Пилат покачал головой, пытаясь показать всем своим видом, что тупее существа он ещё не встречал в своей жизни. Но, к сожалению, и таких монстров он не встречал с тех пор, как бился с германцами. Вот такие же титаны многие из них! Однако имя Полис вызвало у прокуратора ассоциацию с древними греческими городами. Может, это какой-то градоначальник? Полис…
- Кто такой Полис? – спросил он у Лота.
- Это очень влиятельный человек, правая рука Бера, он тут вообще всем государством управляет…
- Так кто рука кого, Полис Бера, или Бер Полиса?
- Ангел! Полис – ужасное существо, вон, на сына его посмотри! Он и армией нашей управляет, и стража вся в городе под ним, и казна, и люди… Ну, неужели ты не знаешь этого всего? – взмолился старик.
- Знаю таких, - бросил Пилат, поворачиваясь к Ивину, - но в других государствах. А вот о Полисе никогда не слышал! Скажи ему, Лот, что мне не хочется прикрываться именем…
И вдруг прокуратор осёкся. Наверное, и правда, это была та самая ситуация, когда ему надо было сказать про мезузу и Юпитера, чтобы как-то закончить этот разговор, но словно ком стал у него в горле. Будто клеймо, которое только что выжгли на теле гладиатора, на щеке Пилата горел упрёк бога за его клятвы. Сколько же их было за всю жизнь? Невероятное количество, да уже и не вспомнить многого… И Марс, который слал ему поклон! Прости, Марс!
Прокуратор посмотрел на легионеров, даже без движения бровей, одними только глазами что-то спросил у одного и у второго. А главное, наблюдающий со стороны Лот был в этом уверен, он получил от них какой-то ответ, понятный только им троим. И тогда Пилат повернулся лицом к Ивину и, разбежавшись, сколько позволяло узкое пространство комнаты, рванулся на гиганта, что было сил ударил ему кулаком точно в центр груди, покрытой лёгкими кожаными доспехами. И тут же врезался в него плечом, заставив сложиться почти пополам.
Ошеломлённый такой неожиданностью и мощью удара Ивин вывалился из комнаты и рухнул со ступеней куда-то вниз, на первый этаж. Всё это сопровождалось треском и грохотом, от которых у Лота чуть не остановилось его стареющее сердце. И под конец над лестницей взмыло облако пыли, вместе с тишиной.
- С ангелами не спорят! – то ли прорычал, то ли крикнул прокуратор туда, вниз, - иди, переведи ему, Лот! Хотя, я думаю, что он и так понял.
Затем он достал монету Бера, подумал, прибавил к ней золотой римский денарий, и бросил их вниз со словами.
- Отдайте ему, когда очнётся, чтобы ему было чем расплатиться за поломки.
Внизу засуетились. Ивин стал приходить в себя, кто-то помогал ему встать на ноги, кто-то взял монеты и выбежал на улицу. Там тут же стало подозрительно шумно. Прокуратор выглянул в окно, но никого не увидел с этой стороны дома. Там вообще были какие-то деревья, сад или что-то вроде этого.
- Прав был Иешуа, колдун проклятый! – нервно засмеялся прокуратор, и повернулся к Лоту,  - пророчества сбываются, особенно пророчества самих богов. Говорил мне Юпитер! Это вот такие люди у вас тут народ в кулаке держит? Да, точно, перезревшие финики. Но, тем не менее, мои гладиаторы, что-то мне подсказывает, что представление открывается! Готовьте оружие, будем выходить наружу.
- А мне-то что делать? – взмолился Лот.
- Тебе? Ты останься в доме, а когда мы выйдем, поговорим с ними немного, постарайся незаметно выскочить и беги, Лот, беги отсюда!
- Куда же я побегу, ангел мой? Лучше пошли ко мне в дом, там укрою вас! Он тут рядом совсем, вы главное не разговаривайте ни с кем, мы и будем там через мгновение!
- Чем твой дом лучше, если вот такие демоны, не спрашивая разрешения, к ангелам врываются? Ты в крепости живёшь, что ли?
- Да какая крепость? Обычный дом у меня, но там есть мезуза!
- Да… мезуза… а с чего ты взял, что она будет опять разговаривать? Ты же не видел такого ни разу в жизни!
- Но ты же разговаривал? Значит, она тебе опять ответит! Ты же ангел, а я-то кто?
- Хочу в Иерусалим, к евреям… - промолвил Понтий Пилат как бы про себя, и добавил для легионеров,  – но старик прав: без мезузы нам тут… Если на коней прыгнем, порубим человек пять на площади, поскачем из города, в принципе есть какой-никакой шанс прорваться. Но Лоту тут голову теперь точно отрубят. Надо идти к нему в дом пока, сдать его под охрану богов, чтобы защитили от разбойников, а сами постараемся потом уйти, желательно скрытно.
- Скрытно теперь получится вряд ли, – не согласился легионер.
- Получится, получится, – залепетал Лот, - только в дом попасть надо вам.
- Решено, Лот! Мы выходим, ты чуть ждёшь и незаметно вокруг толпы бегом в дом к себе, понял? Мы смотрим за тобой и потом тоже подойдём. Всё понял? Во имя Юпитера и Марса, выходим!

Тем временем ошарашенному и рычащему какую-то неразбериху Ивину помогли подняться и, похоже, вытащили его из здания наружу. Римляне спустились вниз по поломанной лестнице, вслед за ними дрожащей тенью последовал Лот. Перед зданием гостиницы собралась большая толпа народа, и как только Пилат со своими воинами показались из дверей, улица притихла, и все стали смотреть на ангелов. Ивин с разбитой окровавленной головой стоял немного поодаль в окружении нескольких человек, видимо среди своих особо приближённых.
Прокуратор внимательно осмотрел людей и сделал вывод, что подавляющее большинство из них напугано происходящим, но были и такие, что смотрели на римлян с любопытством и каким-то нездоровым, диким азартом.
- Они почти все все безоружны, - сказал он легионерам.
- Есть несколько стражников с мечами, - ответил один из них.
- Стражники не будут на нас нападать! Кстати говоря, почему они не вмешиваются в беспорядок? Что творится в этом Содоме?
Вопрос остался без ответа. Один из стоящих в толпе вышел вперёд и что-то грубо сказал римлянам.
- Я не понимаю тебя, - небрежно бросил в ответ Пилат и стал неспешно двигаться прямо на толпу, довольно грубо оттолкнув говорившего кулаком в грудь. Люди, находясь в состоянии возбуждения и нерешительности, расступились, освобождая дорогу.
Прокуратор обернулся, пытаясь разглядеть Лота, но того не было видно.
- Где же дом этого старика? Идём медленно, крутим глазами по сторонам, но высокомерно и без паники.
Легионерам не нужно было этого говорить. Они и без того выглядели довольно расслабленно, хотя на самом деле это было вовсе не так. Каждое движение в толпе не оставалось незамеченным ими, и стоило кому-то только сделать резкое движение в их сторону, они мгновенно бы достали мечи и порубили бы врага на куски в считанные мгновения.
Когда римляне были уже посреди улицы, и за спиной осталось довольно много людей, может быть потому, что схлынул с толпы первый шок, или потому, что теперь они смотрели ангелам в спину, а не в глаза, среди людей возник какой-то шорох, затем ропот. Очевидно, они начинали спорить о чём-то, и этот процесс стал заводить их. Прокуратор остановился и оглянулся. Он увидел, как два человека, тыча в сторону римлян пальцами,  что-то эмоционально и торопливо доказывают Ивину, который к тому времени, похоже, уже отошёл от происшедшего с ним. А позади всей толпы из здания гостиницы тенью выскальзывал старик Лот.
Понтий Пилат остался неподвижным, солдаты зашли к нему за спину, и теперь римляне организовали треугольник, контролирующий пространство вокруг себя на все триста шестьдесят градусов. Однако они по-прежнему не доставали свои мечи, до последнего надеясь, что у толпы хватит благоразумия не делать фатальных ошибок.
- Старик двигается слева от меня, - сказал легионерам Пилат, - смотрите, куда он пойдёт. Сын Полиса идёт к нам, мне кажется, что он недоволен чем-то.
- Вижу Лота, - сообщил один из солдат, - остановился у двери, делает знак нам… Всё, он вошёл внутрь.
В этот момент к римлянам подошёл сын Полиса с двумя своими соратниками. Он остановился, хищным взглядом посмотрел Понтию Пилату в глаза и сказал что-то в очень неприятной манере. Хотя прокуратор и не понимал сказанного, ему было достаточно одного только запаха, чтобы всё стало само собой очевидно.
- Мы уходим из вашего протухшего Содома, - сказал Пилат и демонстративно плюнул под ноги Ивину.
Тот же, понаблюдав как плевок впитывается в землю, улыбнулся той самой своей отвратительной улыбкой. Затем он опустил руку к своему поясу и стал делать вид, что он чем-то потряхивает, и это «что-то» он пытался передать якобы огромных размеров. Прокуратор понял этот жест и, посмотрев на жителей, похолодел всей душой. У существенной их части на лицах выражался какой-то дикий азарт, сравнимый разве что с тем, что ему приходилось видеть на лицах зрителей гладиаторских боёв. Некоторые стояли, поражённые ужасом от происходящего, но не могли вымолвить не слова, и только в глазах Пилат видел их буквально замёрзшие, похолодевшие от испуга сердца. Но тут один человек вдруг как будто ожил, выйдя из навеянного всем оцепенения, подошёл к Ивину, стал что-то громко говорить, и звучало это явно осуждающе. Люди стали слушать, их глаза начали теплеть, они зашевелились, и уже готовы были как-то поддержать говорящего, но в этот миг произошло ужасное. Ивин молча развернулся, взял из ножен стоящего рядом с ним стражника меч и быстрым броском проткнул бедолагу насквозь точно в области сердца. Человек мгновенно замолк и рухнул на землю. Пока толпа, теперь погружённая в ещё больший ужас, наблюдала трясущееся в судорогах уже мёртвое тело, Ивин обратил свой траурный взгляд в сторону римлян.
Это стоило Пилату огромных усилий, но он сохранил просто каменную невозмутимость. Вместо того, чтобы броситься с мечом на сына Полиса, и раскрошить ему его бестолковый череп, он не спеша повернулся спиной, толкнул легионеров в спины, и римляне молча продолжили свой путь вдоль улицы. Их целью был дом Лота, а он находился уже совсем рядом. За спиной несколько мгновений была полная тишина, в которой читалось недоумение и растерянность, но Ивин издал звук, похожий на рычание, или даже на какой-то нечеловеческий вой, и что-то в ярости крикнул в спину Понтия Пилата.
- Идите в дом, - сказал он легионерам, - я за вами.
С этими словами прокуратор повернулся к монстру и внимательно оценил его размеры теперь уже здесь, на открытом пространстве. Он небрежно улыбнулся, что, конечно, увидела вся площадь. Понтий Пилат оглядел толпу, и громко сказал на родной латыни, но выговаривая при этом каждое слово, будто для того, чтобы вокруг не осталось ни одного человека, который бы мог сказать, что он не понял:
- Ивин, сын Полиса! Если бы то, что сейчас произошло здесь, я бы увидел в Кесарии, Риме или в Иерусалиме, ты не прожил бы и минуты более, а скорее нет… тебя лично я бы распял на кресте, как раба, и трое суток приходил бы к тебе побеседовать! Но здесь не Израиль и не Италия. И потому мне плевать на тебя и твоих друзей, разбойников! Я для тебя ангел, ты меня слышишь, свинья? И мне также плевать на то, нравится тебе это или нет!
Ивин стоял и слушал, по-прежнему скалясь, будто эта ухмылка была его обычным состоянием лица. Понтий Пилат увидел в паре шагов от себя стражника с копьём и щитом, стоящего в толпе, как рядовой гражданин. На его лице читался испуг, может быть не тот ужас, что у остальных, но явный страх от самой этой ситуации, в которой он, похоже, просто не понимал, что ему нужно делать. Прокуратор подошёл к нему и сказал:
- Вот так, значит, вы тут уважаете ангелов! Будь проклят ваш Содом, солдат, и пусть боги сотрут его с лица земли, ибо если вы не знаете, то я скажу вам: вы все уже мертвецы и живёте вы в преддверии ада. – затем он обратился ко всему народу, крикнув во весь голос – Спасибо тебе, Содом! Мне будет, что рассказать своему сыну!
Он снова с отвращением плюнул на землю, повернулся в сторону дома Лота и вдруг обнаружил, что легионеры ослушались его приказа и, отойдя на несколько метров, остановились и наблюдали за ним и людьми.
- Я сказал в дом! – нахмурился Понтий Пилат, и хотел было что-то добавить, но вдруг увидел на их лицах молниеносно возникшую реакцию на какую-то неожиданную опасность.
Прокуратор в своей жизни много раз видел такие глаза. Не теряя даже мгновения, он, словно молния, ударил стражника точно в лоб, выхватил у него копьё и рывком снял с руки щит. Разворачиваясь назад, он уже знал, куда пойдёт наконечник оружия. Угадал он или нет? На то есть боги! Закрывшись щитом, Пилат мощным рывком выставил копьё вперёд, и Ивин всем своим огромным телом насел на него. Меч, уже летящий в спину римлянина, ударил в наплечник, высек искру и оглушил прокуратора скорее своим звоном, нежели разрушительностью удара. Ивин осел на колени, его взгляд затуманивался, но он силился навести резкость, пытаясь разжать стальные тиски боли, разочарования и злобы. Понтий Пилат упёрся ему в грудь ногой, с недюжинным усилием рванул копьё на себя, чтобы вытащить его из груди гиганта. Сын Полиса в тот же момент рухнул замертво. Прокуратор бросил кровавое оружие с застрявшим в наконечнике куском плоти из груди Ивина рядом с трупом.
- Этому животному вы тут все поклонялись? – в бешенстве крикнул он в толпу, – ещё есть здесь сыновья Полиса?
Люди стали пятиться, будто их жгла и отгоняла лужа крови, всё более наполнявшаяся из раны на груди поверженного Ивина. Однако среди них нашлись и те, что позабыв себя в каком-то диком исступлении, достали оружие и бросились на римлян. Пилат сделал несколько шагов назад, а легионеры – вперёд. Они снова оказались втроём, плечом к плечу.
- Какие же вы римские воины, бараны? – прорычал он, имея в виду, что его приказ не был выл выполнен, а римская армия одерживала свои победы по всему миру может быть только лишь потому, что дисциплины равной её, человечеству придётся пытаться достигнуть ещё очень долго!
Солдаты ничего не ответили, только теснее сжавшись в живой кулак, чтобы в мгновение разжаться, как пружина, и смести нападавших ужасным наточенным, как копьё,  ударом. Так и произошло, лишь только первые трое достигли расстояния, достаточного для атаки. Это был даже не бой, это была всего пара мгновений, и многие люди в толпе даже не успели понять, что произошло. Разрубленные тела нападавших на их глазах начали превращать землю улицы в отвратительную кровавую жижу. За первыми тремя бежали ещё человек семь, но кто-то остановился, а оставшиеся четверо вновь набросились на римлян. Понтий Пилат что было сил метнул щит им навстречу и точно срубил им одного из разбойников с ног. И остальные, разорванные римскими гладиями, пополнили картину побоища. Но теперь один из солдат держался за руку, посечённую скользким ударом врага. Рана была не сильная, но вся рука ниже локтя покрылась кровью, которая очень сильно контрастировала с блестящим серебром наручником, по которому она стекала на землю.
- Назад! – скомандовал ему Пилат и, выдвигаясь вперёд, ногой пнул в сторону раненного щит.
Легионер взял его в раненную руку, прикрыв большую часть своего тела, превратившись теперь в черепаху для тех, кто попытается продолжить разбой. Но желающих больше не оказалось. Многие из людей, что были на улице изначально, уже разбегались, прятались за домами, на бегу молясь своим богам. Некоторые стояли в шоке не в силах оторвать глаз от кровавого месива, будто его вид их гипнотизировал. Но Пилат заметил и других, что не решались напасть, но только потому, что боятся. Они смотрели на ангелов, кем были для них римляне, с волчьей беззвучной ненавистью.
- Уходим в дом, быстро! – крикнул прокуратор.
Легионеры стали отходить. Один из них наклонился и сорвал с одного из побеждённых накидку, протянул её конец второму и разрубил ткань пополам. Они вытерли свои мечи от крови, затем демонстративно вложив их в ножны. После этого они повернулись спиной к толпе и, дойдя до двери, по одному исчезли в доме Лота.