Кошка

Это было так давно, что будто и вовсе не было, словно забытый сон, или обрывки прочитанных когда-то строк, невпопад всплывающих в памяти, как старая мелодия для флейты в далеком прекрасном…
Глаза у нее были зеленые, как у кошки, поэтому я называл ее кошкой, а все остальное неважно. Я любил ее. Сейчас это кажется воспоминанием из другой жизни и, может быть, не моей.
Летом на ее лице выступали веснушки, и взгляд кошачьих глаз становился еще теплее, солнечнее. И я любил ее сильнее.
Она тоже меня любила, по-своему. Я бы сказал даже чересчур своеобразно.
То холодно, насквозь, смотрит мимо меня, так, что мурашки по спине бегут, то налетит, как ветер, горячо-горячо обнимет и две пухлые подушечки губ отпечатаются на щеке. И никогда не поймешь где истина.
Три года дурила мне голову, я чуть было с ума не сошел. Наконец, я бросил все и уехал за тридевять земель. Ничего не сказал, не предупредил, номер сменил и исчез, разом, так сказать, обрубил все контакты, все мосты, все нити, и ни слуху, ни духу.
Было больно. Одному Богу известно, как я заламывал себе руки, чтобы не позвонить, не написать, не выдать себя ничем, и вытравить из памяти ее проклятый номер, отпечатавшийся, словно клеймо. Кулаки об стену в кровь. Зверем раненым завывал в ночи. Думал, никогда не пройдет. Думал, что лишь пуля в висок может меня спасти от нее.
Но нет. Пять, десять лет… Сколько там прошло? Время – песок. Стал ее забывать. Все ушло – и запах волос, и веснушки, и этот зеленый кошачий взгляд.
Так, иногда, увидишь внезапно выскочившую из-за угла кошку сверкнувшую малахитами и вспомнится… А потом завертишься в водовороте повседневности и снова забудешь.
И ничего особенного, и все как у всех: женился, обзавелся детьми, дом-работа, работа-дом. А что еще надо?
Ничего о ней не знал. Каждый раз, когда хотел знать, останавливал себя, хлестал по лицу, чтобы даже мысли не допускать. А потом выработался рефлекс ничего не знать о ней. Так и жил до сих пор, до того, как месяц назад…
Васильки – ее любимые цветы.
Шел по делам, увидел, старушка Васильки продает. И черт меня дернул. Купил. Иду, как дурак, с Васильками по городу и вдруг вспомнил, что у нее день рождения. А дальше… Зачем, не знаю, сфотографировал Васильки и отправил фото на ее старый номер. Думал, все равно не дойдет, да и номера того уже, наверное, нет…
Дошло. Три дня, как дошло. Я в напряжении не спал, не ел. А вдруг ответит?! Ответа нет. Выдохнул, расслабился, стал приходить в себя. И вдруг…
Ответила: «Спасибо, любимый!». И смайлик – поцелуйчиком.
Что делать?! Она догадалась… «Любимый»? Не похоже…
А что как жена увидит? Удалить! Рука не поднимается…
Ходил еще два дня, как в воду опущенный, не мог решиться. Мозги набекрень, на две части: одна – хочу, другая – удалить.
Не выдержал, написал, что номером ошибся, извините.
А она мне нет, говорит, мы ошиблись жизнью…
И все. И я на крючке. Попался простофиля. Сил нет.
Подумал, ну, замужем, ну, дети, как у всех. Что же еще? Хотя… Не может у нее быть, как у всех. Или может? Решил узнать.
Подумал, если, как у всех, то успокоюсь, окончательно забуду.
Позвонил – не отвечает. Пишу: как ты? – Молчит.
Рассердился. Удалил все. Раскаялся. Позвонил – не отвечает. Замкнутый круг.
Потратил день, нашел номер ее подруги. Дозвонился. Спросил, как там моя кошка?! Ответ: девятую жизнь доживает…
Соврал жене, что отправили в командировку. Зачем соврал?!
Приехал. Все изменилось – не узнать, вроде бы и знакомое, но чужое.
Однако, рассматривать некогда, полетел к ней. Сердце из груди выпрыгивает.
А может, не надо было ехать?
Что, если увижу и разочаруюсь?! Что, если потеряю ее светлый образ? И тогда все, что пережил, все, что выстрадал куда? Полжизни псу под хвост?! Для чего?
Поздно! Я уже на месте.
- Вы к кому?
- К ней…
- Родственник?
- Почти…
- Извините, можно только родственникам.
- Пустите его! – едва знакомый голос.
Обернулся –  ее мать смотрит на меня ненавидящим взглядом.
Пустили. Прошел. Мать осталась ждать в коридоре.
Палата крохотная. Окно, кровать и тумба. Все белое – глаз режет. Чувствуешь себя, как в коробке.
Она лежит, бледная, худая, губы тонкие потрескались, иссохли, ни волос, ни ресниц, ни веснушек… Ничего не осталось. Морщинки вокруг глаз и губ, на лбу, как у старухи… Страшно!
Глаза приоткрыла, не поверила, опять закрыла. Наверное, решила, что еще спит или, что это галлюцинации из-за морфина.
Набрался мужества, подошел ближе, взял ее за руку. Вздрогнула, испугалась, открыла глаза. Взгляд все тот же зелено-кошачий. Хоть что-то осталось, я улыбнулся. И вдруг слезы закапали из глаз. Быстро утерся. Взял себя в руки.
- Просто счастлив тебя видеть, – оправдался я.
- Зачем ты пришел? – тихим стоном спросила она, - Не надо было. Я не хотела, чтобы ты запомнил меня такой…
- Я все равно запомню только твои кошачьи глаза, – успокоил я.
- Не жалей, я обижусь.
- Это не жалость, это раскаяние.
- Почему?
- Тебя всегда было тяжело любить… А быть любимым тобой еще тяжелей… Прости.
- Все равно не могу понять…
- И не поймешь. Я сам этого не понимаю. Просто так произошло.
- А ты изменился. Стал мудрее.
- Вовсе нет. Такой же дурак. Иначе меня бы здесь не было, – я пытался шутить, но сердце разрывалось на части, было еще больнее, чем в тот раз, - Когда это произошло?
- Не важно. Не вини себя!
- Ты слишком много думала…
- Да, так что мозги опухли! – зло пошутила она.
- Не шути так…
- Мне можно! Мне все теперь можно…
- Все эти годы ты боролась, а я… Меня не было рядом…
- Перестань! Ты уже достаточно себя наказал, ты будешь жить с этим дальше…
- Если бы я только мог вернуть все назад…
- Не переживай, мы будем вместе в следующей жизни… - утешающе улыбнулась она.
- Обещаешь?
- Да. Обещаю!