Жизнь по ту сторону правосудия отрывки

Несмотря на тяжелейшие условия СИЗО женщины старались по мере возможностей обустроить в камере уют и даже какими-то мелочами украсить свой быт.
В камере часто молятся. Православные – утром и вечером, мусульманки по часам. Тюрьма многих заставляет обратиться к религии. Женщины, прошедшие через тюрьму потенциальная целевая аудитория для религиозных деятелей (если можно выразиться так). Возвращаясь из мест заключения, отвергнутые семьей, обществом, не способные устроиться на работу, они часто уходят в монастырь.
В камере была маленькая библиотечка. Большая часть книг – религиозные, где к уходу в монастырь призывается прямо.
В СИЗО есть маленький храм. В него ходят все, в том числе некрещенные.
Несмотря на то, что тюрьма делает женщин более религиозными, в храме полно свечек стоит за упокой. Но не за упокой умерших близких, а за упокой «непредставившихся рабов божьих». Следакам, тем, кто сдал, заказчикам дел. Даже поставить свечку сложно, нужно ждать, когда догорит.
- Следачке! - сказала как-то Людмила и поставила свечку вверх ногами. – Хорошо горит! Ой, хорошо горит! Чтоб она так горела, сука! В аду, падла!
Людмила не уголовница и не бандитка. Она имеет 2 высших образования. На воле у нее была оценочная фирма, и она была авторитетным оценщиком недвижимости. Ее считали одним из лучших экспертов. Кому-то помешала, завели дело по 159 статье часть 4.
Многие станут возмущаться и говорить, что это грех. Но в тюрьме понятия греха смещается. Да, все внешне следят за тем, чтобы прочитать молитву правильно и вовремя, но при этом желают смерти тем, по чьей вине оказались в тюрьме. Особенно, если оказались будучи невиновными. Невинно обвиняемые и невинно осужденные становятся озлобленными на весь мир. В первую очередь на тех, кто виновен в их судьбе. В тюрьме перестаешь прощать. В тюрьме начинаешь ненавидеть, даже если на воле ты была добрейшим человеком. Людям, прошедшим тюрьму, нечего терять. Они уже не вернутся ни на свою работу, ни к своим друзьям. Многие потеряют навсегда семью. И у человека остается только один смысл в жизни – мстить. Мстить тем, кто искалечил твою жизнь, лишил тебя будущего. Почему они должны жить и радоваться своим успехам? Почему им должно быть хорошо? И мстят. Кто-то ставит свечки за упокой непредставившихся рабов божьих, а кто-то, выйдя на волю, нанимает киллера или встречается с врагом сама.
- Срок не резиновый, - говорят женщины. – Я выйду и рассчитаюсь с этим козлом, который меня сдал. Недолго ему по земле ходить.
Мне хочется сказать подлым следователям, судьям, прокурорам и стукачам – вам не страшно отправлять невинных людей на зону? Вы не боитесь прокляти й? Вы не боитесь, что вам и вашим детям будут желать мучительной смерти.
Когда-нибудь возмездие вас настигнет. Следователей и судей тоже сажают в тюрьму. А кого-то настигает шальная пуля или случайно падает на голову кирпич. Подумайте об этом, когда будете укатывать невинных людей или выносить заведомо неправедный приговор.
Помимо самого религиозного аспекта, храм является одним из основных центров межкамерной связи, наряду с медицинской частью, следственной частью, а также отстойниками, где женщины ожидают, когда их заберут в суд или на этап. Через эти центры передаются так называемые «эмки» (записки), которые невозможно передать по «дорогам» (не со всеми камерами есть «дороги»).
«Дорога» представляет собой тюремную почту. Делается это следующим образом. Распускается шерстяная одежда, из которой изготовляется «конь». Конь представляет собой веревку, сплетенную из нескольких шерстяных ниток. Длина «коня» должна быть больше максимального расстояния с камерой, с которой устанавливается связь. К коню привязывается носок, в котором закладываются «эмки» (они же «малявы») или «бандероль». В качестве «бандероли» могут выступать мобильный телефон, сигареты или еда.
На «эмке» пишут номер камеры и имя (либо погоняло) получательницы. По «эмкам» передают новости, и общаются, дружат и даже заводят виртуальные романы. «Печатники» не являются чисто женской тюрьмой. В них сидят также «бээсники», то есть бывшие сотрудники правоохранительных органах. Некоторые женщины находят там «женихов». Хотя я считаю, что водить арестантке дружбу с «мусором», который сидит за пытки или за то, что взял взятку за открытие дела, западло. Но некоторые женщины настолько исстрадались по мужскому общению, что даже с «мусором» не прочь. Хотя бы «эмками» по дорогам.
Доходило даже до того, что арестованные мужчины и женщины показывали в окно камеры друг другу обнаженные части тела.
А еще некоторые женщины заигрывали с дежурными мужчинами.
Связь по «дорогам» осуществляется через окно после отбоя. «Дорожницей», как правило, работает молодая арестантка.
«Дороги» есть не со всеми камерами. Иногда установить дорогу невозможно технически из-за расположения камер. Тогда, «дорога» передается через другую камеру, либо через «медку», «следку», церковь или «отстойник».
Некоторые камеры и некоторых старших наказывают и «замораживают», то есть лишают дороги.
«Дороги» (как и любая межкамерная связь), понятное дело, запрещены правилами внутреннего распорядка. После отбоя, дежурные начинают отлавливать «дорожниц». За каждую объяснительную дежурная получает премию 500 рублей, за рапорт – 1000 рублей.
«Дорожниц» вызывают на дисциплинарную комиссию. При повторных случаях могут отправить в карцер.
Мобильный телефон в камере – вещь запрещенная, но необходимая. Поэтому, оперативники продают простейшие телефоны за 30000 рублей. Оплачивает старшая иногда за счет собственных средств. В этом случае она сама устанавливает правила пользования телефоном, либо вся сумма делится между всеми арестанками, пользующимися телефоном. За связь платят все в любом случае. В неделю дают говорить один раз по 30 минут. Телефон, естественно, без Интернета. В мужских тюрьмах доступ к телефону открыт гораздо больше, и в одной камере по несколько трубок.
Если телефонную трубку находят во время шмона, то старшую отправляют в карцер на 15 суток. Всю ответственность за телефон она берет на себя.
В камере часто гадают. На нарисованных картах (карты запрещены), на «вольных» сигаретах (говорят, что там высвечивается цифра срока) или на свечках, принесенных из церкви. Хотя лично я гадать не любила и всегда отказывалась.
Также в камере пишут стихи и рисуют. Вот где закрыты (в буквальном смысле) настоящие таланты. Некоторые научились рисовать даже иконы. В качестве красок используют косметику, полученную с воли. Впрочем, есть она мало у кого.
Многие делают четки и фигурки из хлеба. Их красят чернилами, украшают стразами.
Когда для четок делают тесто из хлеба, то на нем отчетливо видны серебристые прожилки. Это бром, который добавляют практически во всю пищу.
От «баландерок» известно, что безопасно есть только первое на обед и кашу.
Когда говорят, что бром добавляют только мужчинам, знайте, это гнусная ложь. Бром добавляют не только для подавления сексуальной активности, но и активности умственной. Зачем следователю арестант с умственной активностью, а подавленного проще «закатать».
Хлеб тот самый, от которого у голубей, накормленных неосведомленными арестантками, взрывается зоб. Голубей гибнет столько, что в камеру проникает запах мертвечины. И этот хлеб едят женщины.
Каша представляет собой налитое в тарелку молоко, в котором плавает (в зависимости от того, что сегодня по меню) несколько зерен гречки, манки или сечки. Одна порция на двоих.
В обед суп (тоже одна порция на двоих). В детстве у меня была серия книг «Пионеры-герои». Одна из них посвящена Люсе Герасименко из Минска, единственной девочке в данной серии (были и другие серии). Когда Люся оказалась в гестаповской тюрьме, то фашисты давали арестованным «десять ложек какой-то баланды».
Я посчитала число ложек в супе. Их две.
На второе дают вонючую капусту, которую никто не берет. Там должна быть тушенка. Тушенка дается из списанных запасов мобилизационного резерва 70-летней давности. То, чем нельзя кормить солдат, отдали арестанткам. Но и этой тушенки в капусте 2 – 3 волоска. При том, что по нормам положено 50 г на человека в день.
Мясо в виде крохотной котлетки выдают только в виде праздничного меню. Это было на Новый год и Рождество.
На ужин дают жидкую картошку.
Спать приходится на железных решетчатых шконках с тончайшими матрасами. От этого дико болят ноги и спина. Просыпаешься в синяках. Имея заболевание позвоночника, я пыталась добиться второго матраса. Главврач Иванова осматривала меня, сказала: «Вижу, но пока справок с воли не предоставите, второй матрас не получите». «Но Вы же видите, что он мне показан». «Я Вам все сказала. Идите!»
Часто из других камер слышны повторяющиеся крики: «107, врача срочно!». Если этот крик сопровождается грохотом кружек, то дело совсем плохо. Врач не приходит подолгу. Бывают случаи смерти от неоказания медицинской помощи. Однажды, на следующий день после дикого крика о враче мы узнали из следки, что женщина умерла от менингита, так и не дождавшись врача.
У нас была больная эпилепсией. Ей стало плохо. Врач пришла только через 6 часов.
Из врачей-специалистов только гинеколог и психиатр.
Когда человеку плохо, то давление меряют через открытую корму. Мы уже смеялись, скоро через корму будет гинеколог осматривать.
Когда нужно сделать укол, человека выводят «на коридор», как здесь говорят.
Особое издевательство – это шмон. Женщин (курящих и некурящих вместе) запирают на 3 часа в «шмоналку» - холодное помещение с кафельным полом. Сидеть там негде, можно только на полу. Измученные женщины садятся на сланцы, но все равно студятся. После таких шмонов женщины массово просятся к гинекологу. Иногда, проводят по 2-3 шмона в день.
Шмоны проводят для профилактики с целью наказания «шатающих режим» арестованных. Например, тех, кто жалуется в ОНК.
Перед визитом ОНК оперативник вызывает старшую камеры и разъясняет ей, чтобы никто из арестованных "не вынес сор из избы", иначе "у всей хаты будут проблемы". Вернувшись, старшая проводит беседу с особо "буйными", чтобы не "подводили всю хату" и ничего не рассказывали.
Если арестованная жалуется ОНК на безобразные условия или побои, то буквально через час после выхода членов ОНК из СИЗО, в "нарушившей правила" камере начинается шмон. На время "шмона" всех арестованных камеры закрывают в "шмоналку" на несколько часов. В "шмоналке" очень холодно и не куда сесть, кроме как на цементный пол. После таких "шмонов" женщины массово просятся к гинекологу. Иногда закрывают вместе курящих и некурящих. Курящие в камере составляют абсолютное большинство, немногочисленным некурящим остается только задыхаться.
Основная цель оперативников при "шмоне" - мобильный телефон. Если его находят, то изымают, а старшую отправляют в карцер на 15 суток. Я думаю, вы представляете, что сделают махровые уголовницы с той, которая лишила их единственного средства общения с близкими людьми хотя бы раз в неделю. Иногда при "шмоне" отбирают и бражку, нарисованные карты и ... таблетки.
Особенно зверствовала на "шмонах" оперативница по кличке "Рысь". Запомните это имя, страна должна знать своих «героинь». Заходя в камеру, она орала: "Эй, курицы, задницы подняли, оперативник вошел". Ее все боялись. Как-то во время "шмона" она отправила одну из камер в полном составе к гинекологу в поисках телефонной трубки. Гинеколог намеренно причиняла женщинам боль, а "Рысь" держала женщин. Одна из арестованных не выдержала, и укусили "Рысь" за руку. Она потом ходила с перевязанной рукой, но ее зверства только усилились.
В 6 утра заходит дежурная надзирательница и заставляет всех вылезать из-под одеяла. Больна ли ты, или ты приехала из суда в 3 утра, никого не волнует. Если окажешься в 6 утра под одеялом, то пишешь объяснительную. Это делается для того, чтобы людям было некомфортно. В СИЗО не работают, какой смысл будить людей в 6 утра, если человеку не надо ехать в суд и у него нет срочных дел. Просто, очередное издевательство.
Карты запрещены. Но, девушки их рисуют. Их отбирают, заставляют писать объяснительные. Потом вызывают на дисциплинарную комиссию. Пишут рапорта. 2 рапорта – карцер на неделю.
Чтобы не сойти с ума от безысходности, я тоже предавалась давно забытой игре в «дурочку». Также, освоила «бур-козла», вспомнила «пьяницу». Один раз нарвалась на объяснительную и дисциплинарную комиссию.
Еще я выучилась играть в домино.
Еще одним способом уйти от реальности были книги. Библиотека раз в месяц поставляла штук 10 книг.
В женских СИЗО и зонах (не знаю, как в мужских) принято «семейничать». Это не означает никакого сексуального подтекста. Просто две или более женщины, находящиеся на соседних шконках, ведут совместное хозяйство, делятся передачками, стирают друг другу, помогают заправлять шконку. В тюрьме без «семьи» еще можно выжить, но на зоне нет. Они так и называют друг друга «моя семейница». Считается, что разбивать «семью» не по понятиям. И если старшая перекладывают одну из «семейниц» на дальнюю шконку, это воспринимается как наказание.
А еще в камере жили 2 привидения. Я, их, правда, никогда не видела. Но ко многим по ночам они приходили. Особенно, перед судом. Я не верю в мистику, но тут не поверить невозможно, когда тебе рассказывают разные люди.
Люся помнила одну из них живой. На воле она работала заместителем главы управы одного из районов Москвы. В управе были скрыты крупные хищения в муниципальном заказе. Все повесили на женщину. Она, зная о своей невиновности, была уверена в том, что суд ее оправдает и стойко переносила тюремные трудности. Юридически грамотный человек, она многим помогала писать апелляции и жалобы. Ее лучшей подругой была одна из самых издаваемых писательниц России, фамилия которой слишком известна, чтобы я ее называла. Она предоставляла этой писательнице помещения для презентаций. Суд приговорил ее к трем годам. В полном отчаянии, она позвонила подруге-писательнице. А та ей ответила: «Забудь меня и этот телефон. Я не буду общаться с зечкой». Не выдержав этого, она повесилась на простыне. А через несколько лет после снятия Лужкова она была посмертно реабилитирована.
О второй женщине ничего не известно, кроме того, что ее убило током.
Многие рассказывали о том, как их избивали оперативники, но доказать что-либо было невозможно.
Руководительнице кадрового агентства на допросе ломали пальцы. Не выдержав, она написала явку с повинной. Сейчас она писала во все инстанции о том, чтобы эту явку признали недействительной, т.к. она получена путем физического насилия. Но все было бесполезно. Ее осудили по ст. 159 ч.4 на 4 года.
У Наташи, задержанной за сбыт наркотиков, вообще вырван из памяти отрезок времени между предъявлением обвинения и судом по мере пресечения. Она не помнит, как ей изменили статус со свидетельницы на подозреваемую, как ее арестовывали, везли в автозаке, не помнит, как была в ИВС. Помнит с того момента, как очнулась в конвойке уже перед судом после того, как ей сделали какой-то укол.
В СИЗО запросто можно заразиться туберкулезом. Теоретически, каждую новую арестантку должны проверить на флюорографии. Но иногда об этих проверках забывают, либо проводят ее уже когда человек переведен из карантина в общую камеру. У дочери одной из моих сокамерниц, 19-летней студентки правовой академии подозрение на туберкулез 4 степени. Это после того, как к ним в камеру посадили больную туберкулезом женщину.
Туберкулез можно подхватить и в автозаке, в котором до тебя везли туберкулезного больного.
Дежурные никогда не говорят, куда забирают. «С документами» означает, что поведут в следственную часть, куда пришел следователь или адвокат. «С легка» означает на свидание. «По сезону» означает водворение в карцер. «На выезд собирайтесь» означает в суд или на освидетельствование. «Со всеми вещами и с казенкой» может означать перевод в другую камеру, отправку на Матроску или Бутырку (больница и психиатрическая больница) или в другой изолятор.
Для вывоза в суды будят в 5 утра. Чтобы потом ты несколько часов просидела в отстойнике, а потом ехала в автозаке. Были случаи, когда в «общак» автозака, предназначенный на 4 места набивались до 12 человек. Это при том, что сидя в автозаке, коленями ты упираешься в дверь, а головой – в потолок. А теперь представьте, смогли бы вы отстаивать свою невиновность или бороться за снижение срока, если вас разбудили в 5 утра, потом несколько часов продержали в вонючем общаке, потом везли бы в набой в автозаке, а потом посадили бы на несколько часов в конвойке, где можно умереть от отсутствия воздуха.
После судов возвращаются всегда за полночь. Иногда, в 3-4 часа утра. Все в точности повторяется, только наоборот. Конвойка, длительная езда в автозаке как селедки в бочке, несколько часов отстойника.