Зарисовка из детства

После Отечественной войны, когда был разрешёны свободные перемещения по стране, наша семья из холодного Алтайского края переехала в тёплый Джамбул. Так как отец, был инвалидом Великой Отечественной войны второй группы, а мать, имеющая большую семью, была матерью-героиней, на окраине города нам выделили участок под строительство дома размером в десять соток. Позволили сломать соседний дувал, так там называются заборы из глины, чтобы можно было строить дом из готового самана – ломай и строй.

Так забор этот был такой прочный, что искры летели, когда отец отбивал очередной кусок этого дувала. Дом мы строили всей семьей. Ребятишки и воду с речки носили, и глыбы таскали, и замес месили ногами, чтобы связывать эти глыбы. Глиняный замес получался такой, что если что-то было положено неправильно, то вырубать приходилось топором. Так всё прочно соединялось.

К осени мы уже жили в своём дому, чему были несказанно рады. Во всех делах устройства на новом месте нам помогал военный комиссар, насколько это было в его силах. И окна откуда-то привёз, и двери. И камыш нам для крыши привезли, и даже кирпич для печки. Конечно, все это, кроме камыша, было было взято из старых построек. Но главное-то, что мы и этому были рады. Купить нам было не на что.

А военком, прямо как родной, помогал нам. Даже какие-то списанные столы привёз. Мы потом на них делали уроки. И несколько железных солдатских кроватей с матрасами. Главное, отец у него ничего не просил. Ездил военком на бричке. Приедет, посидит у нас, подскажет что-то отцу по строительству, покурит с ним, а дня через два-три смотрим, что-то ещё везёт. И постепенно наш дом чем-то пополнялся, приобретал жилой вид. Не беда, что пол был глиняный. В это время мало у кого полы были деревянные. Главное, у нас был свой дом.

Вместе с нашим домом шло строительство и других домов такими же поселенцами, как наша семья. На новом переулке, мы первые закончили строительство. А напротив нашего дома, на противоположной стороне улицы, была школа, куда и поступила учиться вся наша «орда».

В начале нашего переулка, на Трудовой улице, возвышалась мрачная тюрьма за очень высоким дувалом, сверху которого была натянута колючая проволока. Что было там, за этим глухим забором видно не было. По периметру возвышались сторожевые будки, на которых днём и ночью находилась охрана с винтовками. На речку нам нужно было ходить мимо этого дувала и нескольких таких сторожевых будок.

Поначалу мы очень боялись ходить. Но воды для строительства требовалось много, и за водой приходилось ходить много раз в день. Однажды один из охранников сказал мне, когда я отдыхала.

– Эй, кызым (девочка), зачем такой большая ведра носишь, тебе надо маленький.

– Да нет у нас маленьких, – сказала я.

– Завтра в тот бурьян посмотри, – указал он мне.

И назавтра я там увидела два маленьких ведёрочка. Я от радости прижала их к груди, так они мне понравились. А охранник заулыбался, глядя на меня.

– Спасибо, – крикнула я громко.

– Мой кызым уже большой, – сказал он, – ему такой ведра больше не нада. А с соседней вышки другой охранник сказал.

– Казахский лепёшка кушить будишь? Ходи сюда. – И он сбросил мне свёрток в газете. Свёрток был большой. Я спросила:

– Ты отдал мне свой обед, сам голодный будешь? Так нельзя. Ты же на работе.

– Какой заботливый кызым. Это мой жена тебе передал. Куший.

– А можно я дома возьму и на всех разделю?

– Ай, налаин, какой кызым. Можно.

И я быстро спустилась к роднику, набрала воды и чуть ли не бегом пустилась обратно. Свёрток с лепёшками я спрятала в снятую с головы косынку, повязав её на шею.

 Я обо всем рассказала дома. И мы аккуратно поделили эту пару прекрасных казахских лепёшек. И с тех пор мы забыли про свой страх и уже не боялись ходить на речку мимо тюрьмы.

– Салям алейкум, – кричали мы охранникам.

Некоторые из них отвечали нам, некоторые махали рукой, а иногда осторожно указывали вниз, и мы понимали, там начальство, они отвечать нам не могли.

В школу я пошла в пятый класс. Война закончилась недавно, и в классе было много переростков, приехавших в Джамбул с оккупированных территорий Советского Союза. Наша школа была уникальной потому, что была единственная в городе, в которой дети учились параллельно в русских и казахских классах. А на переменах мы играли в общие игры, не разбираясь, кто из нас в каком классе учится. Джамбул в то время был городом ссыльных. Но нам, ребятишкам того времени, до этого не было никакого дела.

Мы все еще недоедали. Радовались тому, что было тепло и можно обходиться без теплой одежды. Даже моно было иногда бегать босиком. Чуть получше жили семьи, в которых было мало детей. А тех, чьи родители после  работы были вынуждены отмечаться в комендатуре, жалели.

Была у нас в классе девочка Галя Орлова. Их семья жила в городе Ленинграде, когда её отца парторга завода «Электросила» осудили, как врага народа, а семью выслали в Джамбул. Мать имела право работать только на черновых работах. Галю одна учительница назвала «вражиной», и с тех пор все ученики тоже стали её так звать. Среди учеников вообще было принято звать друг друга не по имени, а придумывали разные клички.

Однажды, среди четверти в класс прибыл новенький мальчик, казах. Высокий, смелый. Проучившись дня три, он обратился к классу:

– А почему вы все зовёте друг друга по кличкам? Вы что собаки или кошки? Или у вас нет имен? Вот тебя девочка, как зовут? – обратился он к Гале Орловой.

– Вра… – начала она, но смутилась, закрыла лицо руками и проговорила, – Галя.

– Вот видите, её зовут Галя. А меня зовут Турар. И я разобью нос всякому, кто назовёт меня иначе.

– А у тебя есть имя? – спросил он у Вити Коновалова, – похоже, что тебя в классе все слушаются, как же ты позволяешь ребятам забыть их настоящие имена?

– Меня зовут Виктор. И, правда, ребя, чо это мы? С этого дня все зовём друг друга по именам.

– Ага, сказала Варя Литвинова, а вот придет сегодня «историчка» и обязательно Галю назовёт вражиной.

– А давайте устроим ей урок культуры, – сказал Турар.

На что все дружно прокричали:

– Давайте.

Витя Коновалов сел позади Гали Орловой.

– Ничего не бойся, –  сказал он.

Вошла учительница, поздоровалась и задала вопрос по домашнему заданию.

– Отвечать пойдет вражина, – сказала она.

Галка сделала попытку встать. Но руки Вити крепко прижимали её к парте.

– А у нас нет в классе человека с такой фамилией или именем, – сказала Зоя Сергиенко.

– Вы кого имели ввиду, Надежда Ивановна? – Спросил Костя Красюков.

– Вы ничего не перепутали? – Добавил Лёшка Садовников.

Лицо учительницы покрылось красными пятнами, она схватила журнал и выскочила из класса.

– Ну, сейчас директора приведёт, – сказала Нина Кононенко.

Именно так и случилось. Вошел директор, а за ним и учительница с журналом.

– Ну, что тут произошло? – спросил директор.

– Исмаил Ахметович, – встал с места Турар. – Скажите, учитель имеет право давать ученикам клички и по кличкам вызывать их к доске?

– Ну, что вы там придумали, Нурлихин?

– Это не я придумал, а Надежда Ивановна.

Класс зашумел, каждый говорил своё, перебивая друг друга.

– Ребя, ша, – поднялся Витя Коновалов, – наш класс зовёт друг друга по именам. Учителя, Степан Иванович, Эсфирь Давыдовна, и другие учителя называют нас по именам и фамилиям. И только Надежда Ивановна по кличкам. Сегодня она Галю Орлову назвала «вражиной». Нам не нравится это. – Галя плакала, уткнувшись лицом в парту.

– Разберёмся, – сказал директор и вышел из класса, а за ним, как ошпаренная выскочила «историчка».

На следующий урок истории к нам в класс вошла учительница, которая вела уроки истории в казахских классах. А Надежду Ивановну мы больше никогда в нашей школе не видели.