Смерть отца

Он ослеп в пятьдесят лет. Сильный человек, преподаватель физкультуры, Учитель. Слепота обрушилась на него, как лавина, как война, как коварный, не знающий пощады зверь. Потом были долгие пятнадцать лет борьбы с этим зверем. Короткие вспышки надежды, вера в чудо, во всесилие врачей. Были безумие, страх, попытки уйти из жизни. Долгое, хроническое отчаянье каждый день глодала его уставшую душу, а приползшая скользкая старость постепенно разрушала тело, раньше времени.
Были ли мы друзьями? Сложно сказать. Иногда, казалось, он ненавидит меня и мать, за то, что мы зрячи, за то, что у нас есть возможность видеть этот меняющийся мир. Но порой у нас были спокойные беседы, чтение книг вслух, обсуждение перемен, происходящих в стране, жаркие споры. Его интересовала политика, он научился слушать фильмы, мои комментарии заменяли ему зрение. Он любил гостей, но, к сожалению, с каждым годом они появлялись все реже и реже. Его ученики повзрослели, обзавелись семьями, детьми, некоторые внуками. У них были работа, были должности, а он оставался старым учителем, чудаковатым, постепенно утрачивающим связь с окружающим миром.
Все чаще он уединялся, все реже находил общий язык с близкими. Долгие годы ему давала жизнь надежда, что однажды он увидит солнце, но когда надежда ушла, жизнь стала терять смысл.
Уход близкого человека предсказуем, особенно когда этот человек болен, когда ты видишь, что с каждым днем он становится слабее, теряет ощущение реальности. Ты видишь это, понимаешь неизбежность ухода, но старательно гонишь эти мысли. Сердце надеется. До конца…
Отец любил гулять по двору. Ночью, сквозь некрепкий сон, я слышал постукивание его палочки, его бормотание, его ворчание. Когда он случайно задевал спавшую на дорожке старую собаку, собака испуганно взвизгивала, и тогда мой отец начинал ругаться, обещая отдать пса живодеру. Пес тоже был стар и слеп. Два слепых существа сталкивались друг с другом на узкой садовой дорожке. Я принимал сторону собаки – пес не мог дать отпора. Но однажды я взглянул на желтоватый профиль моего отца и ощутил дыхание скорой смерти. Это лицо напомнило мне детские воспоминания похорон моего прадеда. Лицо моего отца было так похоже на лицо почти незнакомого мне старика в гробу. «Уже недолго»,- понял я. Уже ничто не может помочь этому измаянному болезнями старику, ничто, никакие врачи, колдуны, экстрасенсы. Смерть тихонько приползла в наш дом и затаилась в ожидании.
Апрель две тысячи четвертого выдался холодным; затяжная, поздняя весна. Были дожди, были снежные заряды, накрывающие цветущие вишни, были неожиданные заморозки, спалившие своим жгучим дыханием цветы на деревьях.  Но иногда пригревало яркое солнце, становилось тепло, и люди вдруг понимали, что лето не за горами, что совсем скоро придет тепло, будут радоваться яркому солнцу беззаботные пичуги. Весна брала свое, и никакие глобальные изменения климата не в силах остановить ее могучий натиск.
Однако в апреле отец заговорил о смерти. Его уже не радовало приближение весны, он оставался равнодушным к солнечному теплу, к свежему теплому ветру. Он перестал рано вставать, перестал делать утреннюю зарядку – эту привычку он сохранил с детства. Его огромные гантели пылились под дверью никому не нужные. Я убеждал его, доказывал, что это блажь, мнительность, что в мае ему станет легче. У нас получались громкие скандалы, доходящие до оскорблений. Но сам в его выздоровление я уже не верил - еще пару лет назад Смерть заглянула мне в глаза и кривенько так усмехнулась.
Ранним утром первого мая его увезла неотложка. Помню этот теплый, но пасмурный день. Я иду в аптеку, чтобы купить лекарства, которые должны помочь – во всяком случае, врачи в это убеждали – вокруг снуют веселые, праздничные толпы, раздается смех, гремит громкая музыка, но я впервые к этому равнодушен. Праздник существует в какой-то другой, параллельной реальности, сам по себе. Знакомые не понимают моего уныния, у них своя, пока беззаботная жизнь, «Праздник  весны и труда».
Четыре дня надежда сменялась отчаяньем. Я придумывал какие-то слова, которые хотел сказать по его возвращении из больницы. Но разум понимал – это конец. Смерть презрительно хохотала, ее власть была абсолютной. В разговоре с друзьями, которые поддерживали меня в эти трудные дни, я ловил себя, что говорю об отце уже в прошедшем времени. Я был готов. И когда вечером четвертого мая в моем доме раздался телефонный звонок и женский голос произнес одно слово: «Умер», ничего не дрогнуло в моей душе. Мать тоже не плакала. Все слезы были выплаканы раньше.
 Вечером с другом и двумя соседями-алкоголиками я спустил тело с третьего этажа в морг. Был теплый вечер. Огромная рыжая Луна взошла на востоке, взирая на мир своим надменным взглядом. Это была ночь полнолуния. Во Дворце Культуры ревела шумная дискотека. Молодежь, равнодушная ко всем мировым проблемам, пьяно веселилась, завязывала новые знакомства, решала свои проблемы посредством кулаков, крайне довольная собой. Но когда я бросил случайный взгляд на небо, я увидел, что Луна теряет свои округлые очертания. Началось полное лунное затмение. Луна словно заметила смерть одного человека и спряталась за тенью Земли.