Три года в солдатах

         Мой  1946-й  год  рождения  в некотором   смысле  невезучий.  По закону мне  пришлось служить в  армии  целых  ТРИ  года,  а не  ДВА, как  это  посчастливилось   следующим поколениям призывников.  Кстати,  на  флоте тогда  парни служили  даже   ЧЕТЫРЕ  года.    Ничего  страшного как с  ними, так и  и  с  нами не случалось.  Выдерживали.  Из  хлипких   юношей   превращались  в  крепких   мужчин,   закалённых  физически  и   морально.       
         
         В  ворота  учебной  ракетной части  42710  в числе призывников со средним техническим образованием, специально отобранных в Новочеркасском городском военкомате,   я  вошёл в начале октября  1965 года.  Командиры  по-доброму встретили нас, обмыли  в  бане,  подстригли  «под ноль», переодели в  обмундирование  «хаки»  1943  года  выпуска  (не вру, об этом свидетельствовал чёрный штамп  на внутренней стороне  гимнастёрок, снятых, видимо, с долговременного хранения на складе).  Этот  факт вызвал у всех истинную гордость, ведь  в таком же  обмундировании наши отцы  героически сражались  на фронтах  Великой Отечественной войны. Вот так,  с  первых  минут  нахождения  в  армии,   нас, новобранцев,   воспитывали  в  духе  патриотизма.
         
         Началась  самая  суровая   и   трудная  пора  армейской  службы, мы проходили, так называемый,   курс  молодого  бойца.    Длился  он  до самой  присяги.  Вот тогда  мы  почувствовали  себя,  не  буду  этого  скрывать, отчасти  бесправными.  Нас угнетал особенно  строжайший распорядок  дня:  подъём в 6.00. , интенсивная физзарядка с бегом с горы, к вокзалу, и обратно в гору, умывание и растирание только холодной водой, спешный  завтрак (не уложился в отведённое время -  прекращай еду, выходи строиться)  и прочее, прочее. . .  Всё делалось по командам  борзого  и  рыкающего  постоянно  заместителя   командира   учебного  взвода  сержанта  Владимира  Буйнова.  Он не допускал  пререканий, не прощал оплошностей,  осыпал нас нарядами вне очереди,  короче  говоря,  измывался  над  нами,   как  хотел,  повторяя   часто:  « Я   выбью   из   вас  дурь,  салаги…». 
         
         Любимой  фишкой  замкомвзвода  была   тренировка  «Отбой!»  -  «Подъём!». При этом сержант добавлял:  «Даю  30 секунд»  и  смотрел на циферблат  наручных часов.  Раз  десять  подавал  эти издевательские  команды,  доводя  нас   до  изнеможения,   полного упадка сил.  По этой причине однажды   я  получил  от  него  взыскание.  Дело было так.
         
         После  напряжённых, до седьмого пота, строевых занятий  на  продуваемом  всеми ветрами   плаце   я   простыл.  К вечеру  мне стало совсем  плохо  -   болела   голова,  жар чувствовался во  всём  теле.   И  когда  сержант  Буйнов  перед  сном  устроил  с  нами   муштру «Отбой!»  - «Подъём!»,  на  третьем  сеансе  не  выдержал, и чтоб не упасть,  присел  на  табурет. . . 
         
         -  Наглец рядовой Андрусов,   я не  понял. . .  Моя команда вас не касается?!  -  возмутился   сержант,  выпучив  глаза.
         
         -  Давайте  выйдем   за дверь,   всё   вам  объясню, -  ответил  я, стремясь  поговорить  с  сержантом  наедине, чтобы не слышали сослуживцы, признаться ему  в  своей  немощи и болезни.  Однако тут же получил  оплеуху:         
         
         -  Что ?!   Вы  меня  вызываете  на  поединок?!  Объявляю вам наряд вне очереди.  Немедленно  отправляйтесь  на  кухню  чистить  картошку. . . 
         
         Кроткий, безропотный по характеру человек,  я  ответил «есть»  и отправился  на  кухню.   Представьте  себе,  какая  досада  рвала    душу. . .         
         
         Вспоминаю  неприятнейший  случай,  произошедший  тогда же,   во время  первого  года службы. Будучи дневальным  суточного наряда,  я  добросовестно  произвёл  уборку  общественного  туалета.   Принимающий   дежурство  по батарее  старший  сержант  (не помню его фамилии,  азербайджанец  по национальности) забраковал  мою  работу.   Потребовал  удалить зелёный налёт, образовавшийся в  туалете   от  мочи.  Безоговорочно  взяв  хлорную известь и металлический скребок,  я приступил  к  делу.  Испытывая жуткое унижение,  не  менее  часа,  стоя на коленях в мокроте,  вдыхая  ядовитые  испарения  хлорки,   скоблил кафельные  плитки   и   стенки  писсуаров.  А   подкручивающий усы  «большой начальник»  с широкими,   красными  лычками  на  погонах стоял  позади  меня, «моченалёточиста»,    ехидно посмеивался   и  покрикивал:  «Не  сачкуй,  салабон,  драй  до белизны…». 
               
        Сколько  подобных  фактов несправедливого отношения довелось испытать мне  за   три года!   Сколько  рубцов  осталось  на  сердце!   Хорошо поймут  меня   лишь  те  настоящие   мужики,   кто  сам  прошёл  срочную армейскую   службу.   Хочется спросить у всех читателей:    ВАМ  КОГДА-НИБУДЬ    В  ЖИЗНИ   ИЛИ    СЛУЖБЕ   ПРИХОДИЛОСЬ    ТЕРПЕТЬ    ПОДОБНЫЕ    УНИЖЕНИЯ ?
         
         Приняв  присягу, дав клятву на верность Родине,  в октябре месяце  у нас началась плановая подготовка  техников-механиков по ремонту ракетного вооружения  (различных технологических комплексов).  Занятия проходили с использованием секретной литературы и конспектов.  Нам  приходилось соблюдать правила обращения с ними. Было всё очень  серьёзно и строго.  Подготовка длилась девять месяцев. Потом – экзамены и распределение  по воинским частям.

         Командиры предъявляли жёсткие требования к нам, курсантам  - именно так принято было называть нас, будущих сержантов. Главным предметом в учёбе  являлись Уставы Вооружённых Сил СССР. И, конечно,  безукоризненное исполнение их статей. Взять, например, отдание чести. Идёшь по городку части, а навстречу тебе такой же, как ты, курсант, на погонах которого тоненькие, почти незаметные  лычки - значит это ефрейтор, командир учебного отделения. Ты обязан за 3-5 шагов до него  перейти на строевой шаг, а,  поравнявшись с ним, резко повернуть лицо в его сторону и поднести ладонь правой руки к виску (так прописано в Уставе). Не сделаешь этого - схлопочешь взыскание.  Ну, а если на твоём пути возникнут фигуры сержантов или офицеров, то держись! Тебя сразу прошибёт пот от волнения и ты перед ними вытянешься в струнку, так козырнёшь,  так выразишь своё почтение им, что они от удовольствия расплывутся в улыбке.

         Каждый понедельник, в 9.00 на плацу выстраивался весь личный состав части. Командир части подполковник С. Шарманжинов (калмык по национальности) суровым, пронзительным взглядом окидывал строй, выслушивал доклады командиров батарей.  Потом "толкал свою внушительную речь", подводя итоги прошедшей недели.  И под конец построения, как правило, устраивал "показательную порку" нарушителям дисциплины. Нарисую вам одну из картинок.

         Вот по команде начальника штаба части  выходят и становятся лицом к строю трое старослужащих воинов хозяйственного взвода, уличённых в употреблении спиртных напитков.Один из офицеров, выставляет  перед ними на асфальт бутылки с вином и водкой, изъятые у них накануне.
         
         - Приказываю вам самим разбить эту гадость об асфальт, - требует подполковник С. Шарманжинов.
         
        Солдаты повинуются (приказ есть приказ). Слышится звон стеклянной тары. Видны брызги.  Вокруг распространяется специфический, ласкающий ноздри  запах, от которого стоящие колонной воины слегка оживляются, делая широкие вдохи,  негромко выражая своё несогласие и сожаление: "Эх, зачем же так? . .".

        - Троим  любителям спиртного   по  десять суток ареста с содержанием на гауптвахте! - произносит свой вердикт командир части.

        Тут же из строя выходят двое солдат с автоматами и уводят провинившихся с плаца.  Развод части завершается  маршем личного состава под музыку духового оркестра.

        Суровый с виду командир части подполковник С. Шарманжинов, однако, имел весёлый нрав, шутил и забавлял подчиненных. Врезалась в память, например, его  фраза:  «Кому невмоготу и  хочется сбегать в самоволку, девчат пощупать – марш подтягиваться на перекладине».  Ещё говорил:  «Тренируйтесь, ребята, качайте мускулы.  Вернётесь после службы домой,  обнимите   подруг  так  крепко, что  косточки  у них затрещат».
         
        И    мы, скажу  без прикрас,  с удовольствием  качали мышцы  тела. Среди нас были такие заядлые гимнасты, которые стремясь блеснуть своей удалью,  выполняли на перекладине  очень сложные упражнения. Верхом достижений являлось, так называемое «солнце». Для страховки руки парня привязывали к перекладине брючными ремнями. Он  раскачивался долго, до тех пор, пока его тело не поднималось вертикально вверх, а потом  сильным махом падало в низ и  вращалось вокруг. . .   Мы с замиранием сердца глядели на смельчака.  Повторить подобный трюк мало кто решался.  Я, признаться, не рискнул. Зато, потренировавшись, научился  делать довольно эффектное упражнение  -  «склёпку». Раскачиваешься,  резко изгибаешься в поясе, касаясь носками ног перекладины, бросаешь ноги вниз, и в этот момент подтягиваешься руками  - тебя по инерции выбрасывает  наверх. И вот ты  уже корпусом выше перекладины,  держишься  за  неё   прямыми  руками, а ноги вытянуты в струнку.   Красота!    
         
         Мне  по душе были не столько гимнастические и силовые упражнения, сколько  занятия  бегом, по которому в начале  второго года службы получил первый разряд и даже входил в десятку лучших легкоатлетов воинской части.  Начфиз из таких, как я, любителей бега создал специальную команду. В её составе мне довелось участвовать в состязаниях  округа  (КСКВО), которые состоялись в мае 1968 года в Майкопе. Кстати, в этом городе во время отдыха между этапами состязаний, будучи в увольнении , я познакомился с Татьяной Толстенёвой. Спустя год, став курсантом училища, мы с ней поженились.  Подробности об этом в другом моём рассказе  «КРЫЛЬЯ  ЛЮБВИ». 
         
         Наряду с занятиями спортом   хорошей отдушиной, отвлекающей от всяких неприятностей в службе, для меня явилось участие в духовом оркестре. В нашей части он был нештатным, поэтому в его состав набирали способных в музыкальном отношении солдат. Нотную грамоту я знал хорошо - освоил  её на уроках пения  в школе и на частных курсах баянистов(родители платили по 20 рублей в месяц  учителю музыки).  Играл я довольно сносно не только на баяне,  но и на гармошке, гитаре, балалайке. В духовой оркестр меня приняли сразу, конечно, проэкзаменовав. Дирижёр доверил мне далеко не главный инструмент -  альт. Овладение им мне далось легко. Постепенно  изучив на память все свои  партитуры, я мог играть(дуть)на альте, совершенно не пользуясь нотоносцем.  Альт сразу понравился мне  ещё по той причине, что  его трубчатое колено  как раз заходило под  солдатский ремень, имело, так сказать, опору.А это  было очень удобно при игре на ходу.
         
         В основном наш духовой оркестр использовался для нужд воинской части. Однако нередко музыкантов оркестра срочно собирали и  отправляли на кое-какие мероприятия в подшефное предприятие железобетонных изделий (ЖБИ).  Как же нам это нравилось! По существу мы, хоть и кратковременно, попадали в гражданскую жизнь. К нам радушно относились заводчане. После праздничных мероприятий, которые мы обеспечивали музыкой, нам нередко дарили подарки, угощали чаем. 

         Смешно вспоминать, как однажды, в праздничный день 9 мая 1967 года,  всех музыкантов нашего духового оркестра  переодели в белые костюмы и поставили в голове колонны завода  ЖБИ, ну, как вроде бы  свой оркестр. Шли мы по улицам Новочеркасска вместе с демонстрантами, рабочими предприятия, и делили с ними радость и вдохновение.  Старались во всю, с душой играли как во время движения колонны, так и на остановках.  Особенно отличился саксофонист и кларнетист  рядовой Вячеслав Казарянц. Девушки буквально забросали его цветами, так уж он им понравился как исполнитель модной тогда музыки.    
               
        Большинство моих сослуживцев в конце первого года службы  были распределены и разъехались по  различным гарнизонам и городам СССР.  Например, мой друг  Володя Шапошников попал в город Лугу.  Писал мне потом в Новочеркасск письма.  Меня,  как  отличника  б. и п. подготовки,   активиста,  спортсмена-перворазрядника,  музыканта духового оркестра, художественного оформителя наглядной агитации и стенной печати, словом, нужного для части кадра, оставили в подразделении  обеспечения  на  должности  мастера-водителя.   В этом качестве прослужил в родной  части последующие  два года до отъезда  во Львовское высшее военно-политическое училище, в которое попал не случайно.
         
         Главная радость для солдата - письма от родных, друзей, а более всего - от подруг. Лично я вёл обширную переписку. Каждый день писал по несколько писем, чаще всего своей любимой Ниночке. Вот тогда увлёкся поэзией, сам начал сочинять стишки, вставляя их в письма. Конечно, они были далеко не идеальны, но чувства, мысли,  выраженные ими, сокровенны, шли из самого сердца. Вот почему меня и сегодня волнует любовная лирика.  Скажем, нравится мне песня Анатолия Полотно: 
               
                "Мы из дома писем ждём крылатых,
                Вспоминаем девочек  знакомых,
                Это ничего, что мы - солдаты,
                Далеко находимся от дома.
                Наши синеглазые подруги
                Над письмом сидят наверно тоже. . .
                Это ничего, что мы в разлуке -
                Встреча будет нам ещё дороже".

         Долгожданной встречи с Ниной после длительной переписки, ах, как жаль,  не произошло. Она не дождалась меня и вышла замуж.  Для меня это стало огромной потерей,  и я впал в депрессию. Благодаря друзьям-сослуживцам, сумел, однако, собраться, настроиться на оптимизм, преодолеть  стресс.   

         Считаю, что письма  помогли  мне развить творческие навыки как военкору.  Все три года службы  часто писал и публиковал материалы в  газете  «КРАСНОЕ  ЗНАМЯ»  Северо-Кавказского  военного округа.  Так увлёкся, что  заслужил чести участвовать в окружном совещании военкоров.    По окончанию срочной службы (откровенно скажу:  не ожидал такой чести!) ко мне пришли одновременно благодарственное письмо  ответственного  редактора  полковника Налютина  Степана   Алексеевича  и его рекомендация для поступления на факультет  журналистики  ЛВВПУ.  Вот  так   распорядилась  судьба  -  я стал курсантом журфака,   а потом  и  офицером–газетчиком.
         
         Три года солдатской службы не прошли даром.  В ракетной части я  прошёл настоящую школу возмужания,  многому научился,   приобрёл   толковых друзей, с которыми до сих  пор  поддерживаю контакты,  переписываюсь,  общаюсь  по интернету.  В первую очередь хочу назвать  замполита части полковника в отставке  Рудяка Леонида Соломоновича -   прекраснейшего, душевного человека, образцового офицера. Ныне он живёт в  Майкопе,  активно участвует в военно-патриотической работе, написал и издал более десятка исторических книг. До него мне ещё надо подтягиваться. Поддерживаю  контакты с бывшим  командиром отделения в родной воинской части 42710 Анатолием Мамонтовым, сослуживцами  Виктором  Шараповым, Геннадием Катасоновым  и  другими.   Столько  лет  прошло,  а  мы  всё  еще  дружим.  Вспоминаем дни былые,  годы молодые. . .