Иван

Жил мужик обыкновенный как все, работал шофёром, семья, дети, в меру выпивал, не скандальный, соседям не донимал, безвредный. Ничего особенного, если бы ни неудержимый полёт фантазии, по-простому, врал всегда и везде без причин и поводов, просто не мог по-другому, он не виноват, это врождённое.
С близлежащей станции каждое утро «рабочий поезд» вёз многочисленные отряды рабочей силы из сёл в областной центр. И на каждой станции входили всё новые и новые. Как обычно садится, кто начинает резаться в дурака с погонами, кто просто делится новостями. Едет наш Иван, рядом его сосед, тоже Иван. (Они не виноваты, у нас в России в то время много Иванов было, экзотические имена встречались редко.) Всё как обычно, только язык зудит у Ивана, вот и публика на соседней станции, садятся женщины, скажем бабы (в самом хорошем смысле, это звучало больше с уважением, чем наоборот). Другой Иван, надо ж ему, зевнул, сладко так, аж ;
слеза выступила. Встают рано, полпятого, пока управятся по хозяйству, пока дойдут до станции. Как зевнул, не обратил внимания никто, а вот на слезы: «Ты чаво это, мужик, плачешь?» Иван ногой незаметно толкнул второго, молчи мол, и началось.
- Заплачешь тут, остался с шестерьми, один другого меньше.
- А что такое?
- Жена у него померла, ребятишки кричат с утра до ночи, по матке тоскуют.
Другой Иван вроде как сказать правду хочет, рот открыть. Иван ногой его тычит: «Молчи». И взглядом, мол, не мешай, что тебе жалко что ли, не мешай. И пошло дело.
- За рубаху цепляются вдвоём-втроём, особенно младшие, и ревут, комок в горле, как так жить?...
Рядом сидящие бабы захлюпали носами, потекла слеза горючая.
- А что мужик без бабы, не обстирать, не постряпать. Грязные, голодные, - не унимается Иван.
Бабы в рёв, за ними на соседних лавках, а у кого и своё.
«А что там?» - «Так да так, мол-таки шестеро осталось мал мала».
А Иван всё глумится:
- Пап, мы кашки хотим молошной... Пап, пап...
Поезд подъезжает к месту, весь вагон кричит в голос, особенно бабы. Кто и о своём, да все вместе. Крик перерастает просто в вой. Второй Иван, чтоб успокоить порывается сказать правду, жалко стало ревущих в голос баб. Первый ему на ухо: «Молчи, убьют обоих».