НЕ потерять

О безумии, засевшем в твоей голове.

Пролог

Падала ли я в пропасть? Скорее, я сама была ей. Все мы знали, что наступает что-то необъяснимое, вне всякого понимания. Но кто управляет нами и изменяет нас, мы понять не могли. И мы, являясь частью этого ада, никогда уже не станем прежними, не очистим наши сознания от этой грязи. Ил мертвого болота… И чем яснее осознаешь, что нужно спасаться, тем глубже вязнешь, вязнешь, вязнешь…пока не исчезнешь в нем вовсе.
Из размышлений меня вывел скрип открывающейся двери. В моем желудке что-то оборвалось. Неужели ОН?.. Но кто-то незримый успокоил меня. «Нет. ЕГО шаги не могут быть такими легкими» - прошептал внутренний голос. Это была ЕГО верная слуга Аграт. Девушка, появившаяся из ниоткуда и ушедшая в никуда. Девушка с бледной, как снег, кожей и взглядом, от которого весь твой мир рухнет и не восстановится. Девушка, которая сломает мою жизнь. Ее красотой поражались даже пустые, обвиненные на суде. Ходили слухи, что даже ОН был с нею мягок. Кошачья грация делала ее притягательной, совершенство фигуры поражало; она сводила с ума тех, у кого еще были силы спастись, и оставался здравым рассудок. Но после контакта с Аграт эти люди навсегда лишались души, становились телами, которыми движет неведомое. Кем или чем покровительствует темная Лилит, было легко понять. Вся в неприлично облегающем латексе, вульгарна и развязна до крайности. Но ужас был в том, что эта девушка была привязана именно ко мне – я это ощущала. Аграт называла себя моей темной стороной, но я ей не верила. Все это было для того, чтобы сломать меня, обесточить. На одну душу больше, на одно мясо больше! Таков был внутренний посыл жрицы тьмы. Невозможно было понять, что творилось у нее внутри. Да и есть ли нутро у демонов?
 От нее пахло пеплом, горьким шоколадом и первым снегом. Но больше всего мне запомнился тот аромат, который я почувствовала сейчас. В нем были ноты мускуса, молотого кофе и едва уловимый запах крови. Аграт зашла удостовериться, какую обязанность я получила. Дверь за демоницей захлопнулась, и она предстала передо мной во всей красе своего духовного некроса.
               
                1

Все было так, как должно быть.
Первые недели сентября были жаркими, и учеба совсем не шла на лад. Да и учителя не считали нужным загружать нас…пока. Многие из нас (счастливчики) до сих пор морально оставались в лете. А самые ответственные ученики уже усиленно занимались, и я была в их числе. Возможно, по это причине я с недавних пор стала ненормально раздражительной.
Путь на учебу. До школы минут 10 ходьбы, но мне всегда казалось, что я добираюсь туда полчаса. В то утро случилась одна странность: мама спросила меня, как бы в шутку, не остаться ли мне сегодня дома. Просто так. Но необычно было не это. Я очень остро поняла правоту ее слов, их логичность. Как же может  быть иначе, думала я. И от слов этих стало как-то легче на душе.
Она словно предчувствовала что-то.
Я вздохнула. Реальность. В предвыпускном классе любой пропущенный день скажется на успеваемости. Я собралась, вышла в коридор и вызвала лифт. Когда он приехал, у меня было необъяснимое желание, чтобы он застрял. Но этого не произошло. Двери открылись, я вышла.
Утром на улицах безлюдно. Теплый нежный ветерок дул в лицо, пахло зеленью. Сложно было поверить, что это сентябрь. В наушниках низким усыпляющим голосом пела Лана Дель Рей. Все создавало атмосферу стремления к жизни и радости, и желание остаться дома как рукой сняло.
Я входила в здание школы с ощущением легкой сонливости. В воздухе летал странный сладковатый аромат.
Я уже открываю входную дверь…
В холле много народа (включая учителей), все суетятся. Необычное поведение для не праздничного дня и столь раннего часа. А часы показывали тогда 07:40. В этой суматохе я разглядела несколько своих одноклассников.
- А что здесь происходит? – спросила я у одного из них.
- Хозяин у нас теперь новый. – Со вздохом и смотря в пол, ответил тот.
И как это понимать?..
- Какой еще хозяин? Директор что ли?
- Да.
- А почему так много людей? В честь этого праздник устраивают?
- Он хочет всех лично увидеть. Так говорят учителя. Странный тип, мне уже страшно! – сказала одна из девушек, поморщившись.
- Юбку не намочи, трусиха! – крикнул ей кто-то из парней.
Мне вся эта ситуация казалась сущей ерундой. «Он хочет всех лично увидеть» - этот тип будет подходить к каждому и смотреть в глаза? Еще меня насторожило то, что все теснились в холле, а не в актовом зале. Вопросы, вопросы…
Я хотела спросить о ситуации у завуча, но она лишь отмахнулась и сказала что-то вроде «мне некогда, не мешайся».
Странности странностями, но мне все же нужно было подняться на второй этаж и зайти к одной учительнице, чтобы сдать работу. В холле ее не было (или мне так казалось), и я была уверена, что она у себя в кабинете. Я стала подниматься по лестнице. Она пустовала. Я открыла дверь, ведущую в коридор второго этажа, и изумилась – света не было. Совсем. Коридор был поглощен темнотой. Выбило пробки? Или так сделали специально? Я внимательнее всмотрелась во мрак: густая чернота, совсем ничего не видно. Стоп… Темнота?! Только сейчас я осознала – на улице светло, и создать такой мрак в помещении невозможно, даже с опущенными шторами. Я сглотнула и закрыла дверь. Но через секунды три она резко отворилась, и я увидела выбегающую на лестницу молодую женщину. Это была К., учительница младших классов. Дрожащей рукой она отпустила ручку двери, и хотела было бежать вниз, но, увидев меня, остановилась и замерла. Ее лицо было красным и немного опухшим, у глаз стояла влага. Она силилась что-то сказать, но так и не сказала.
- Извините, с Вами все в порядке? – спросила я учительницу. Она легонько дотронулась до моей руки и прохрипела болезненным голосом: «Уходи».
Я послушно направилась вниз, и она за мной следом. Ее шаги были медленными и тяжелыми. Это было странно, ведь она буквально вылетела из темного коридора. За своей спиной я услышала дрожащий голос девушки: «ОН не любит свет». Я лишь молча продолжала идти по ступенькам. Мы вышли в холл, где нас встретила завуч. Женщина выглядела встревоженной.
- Ты что, тоже туда ходила? – спросила она у меня. Ее глаза были огромными от удивления.
- Я просто была на лестнице. – Растеряно ответила я, решительно непонимающая, почему мне нельзя было там быть.
- Ох, господи… - Вздохнула она, переключая внимание на молодую учительницу. – Что, так плохо? – спросила завуч у девушки.
- Да. Я не думала, что нужно было и меня… - Она не договорила из-за подступающих к горлу рыданий.
- Ну, слава Богу, хоть тебе среди них всех повезло! – сказала женщина. – Ничего страшного, идем. – И она увела полностью потерянную девушку.
Я не могла и не хотела понимать смысл их разговора.
Ко мне подошла классная руководительница. Отлично. Она человек адекватный и серьезный, уж от нее-то я услышу внятные объяснения происходящего! Лицо женщины выражало тревогу, хоть она и пыталась это скрыть. «Пойдем!» – сказала она мне и махнула рукой в противоположную сторону холла. «Все давно уже собрались!»
На мои вопросы о том, почему на втором этаже школы стоит кромешная тьма, и почему новый директор вызвал такую бурную реакцию, она ответила что-то невнятное, типа «так требуют правила» и «нынче с электричеством плохо». Коротко и неясно. Мы пришли в спортивную раздевалку, где был весь наш класс и один из завучей. Пока мы шли туда, я отчетливо услышала в гуле голосов толпы: «Да это и не директор вовсе!» Я чувствовала, как тяжелеет ком в моем горле. Потом я прислушалась к оживленному говору одноклассников: «Вообще, мужик повернутый…повеселимся!», «Повеселимся, ага. А потом он что-нибудь «хорошее» для нас сделает!», «Да забейте, это обычный мужик с причудами. Психов не видели, что ли?», «Теперь увидим…».
- Ну, как тебе это? – спросила подошедшая ко мне Л., моя приятельница.
- Это так странно все, не находишь?
- Ну…зато пропал урок русского, - радостно сказала она, - а если это все подольше затянется, благополучно пропадет и физика. – Похоже, девушку совсем не волновали последствия этого «приветствия» нового директора.
- Знаешь, когда я стояла на лестнице, из коридора выбежала учительница. Ну, та, молодая, похожая на эльфа. Она плакала.
- Ого…та самая, цветочек? – спросила Л.. «Цветочек» - прозвище, дарованное учениками. Та учительница действительно чем-то напоминала цветок, когда была в хорошем настроении.
- Да. Еще на втором этаже был мрак. Дичайший мрак утром, представляешь? – поделилась впечатлениями я, радуясь, что меня хоть кто-то слушает внимательно.
- Ну, школа – само по себе мрачное место, - усмехнулась девушка, - подожди, а как ты прошла на второй этаж, на лестницу ведь никого не пускают?
- Меня, наверное, не заметили, как всегда. А в коридор я пойти не рискнула, просто посмотрела туда мельком… - я вспомнила зловещий мрак, встретивший меня там.
- Представляю, если бы нигде не было света…
Мы бы друг друга передавили. – Констатировала Л..
- При новом директоре, возможно, так и будет. – Вздохнула я.
- То есть?
- Я так понимаю, это маньяк или сумасшедший… Может, и все вместе. Цветочек сказала, что он не любит свет. Как вампир.
- М-да, мрак-фетишист, наверное. Зато теперь нам скучно не будет! – сказала Л. и перевела взгляд на экран телефона.
Я посмотрела вверх. На потолке тускло горела единственная лампа. Я вспоминала, как с самого утра  надеялась не быть здесь и сейчас, пыталась подавить отрицаемый страх. Но вот я в этом месте, где душно и тесно. В месте, где непонятые события скатываются глыбой льда в моем горле и давят, давят на душу. Грязная глыба льда. На этот раз страх не просто существовал в уголках моего сознания – он грыз изнутри. Это ощущение не помогли перебороть медленные вдохи-выдохи и мысли о лучшем. Чувство приближения неизвестности, ее неизбежности. Неизвестность страшнее всего.
Дверь отворилась и вошла наша учительница (никто не заметил ее отсутствия, ведь была тема важнее). На этот раз выражение тревоги на ее лице было слишком заметно и бросалось в глаза. Тревоги, или же настоящей паники?..
- Все идите в раздевалочные комнаты. Мальчики – в свою, девочки – в свою. И пока не позову, не выходить!
Толпа разошлась. В женской комнате всегда было светло из-за наличия окон. Но на этот раз там была темнота… Мрак этот был не таким «густым», как в коридоре второго этажа, и мы могли различать наши лица. Но он был таким же пугающим и необъяснимым.
Объяснение темноте в комнате все же нашлось – окна были заклеены черной изолентой. Редкие просветы пробивались сквозь нее. Они и служили освещением. Я хотела посмотреть время на своем телефоне, но он не работал. Черный экран и больше ничего. Как оказалось, такая проблема была сейчас у всех. Я нашла свою приятельницу и села рядом. В этом уголке комнаты было «безопаснее». Такого было лишь ощущение, инстинкт жертвы. Забиться подальше.
Послышался сильный грохот.
Самые впечатлительные из нас завизжали. Что уж говорить о том, что спокойствия это не добавило! Потом наступила тишина.
За стеной (в мужской раздевалке) тоже не было слышно ни звука. Я пыталась держать свои мысли под контролем, однако девушки заразили меня паническим состоянием. Я была одной из молекул вещества всеобщего страха. Неизвестность. Неизбежность. Темнота… Трио, вызывающее самоедство желудка и туманность мозга. Но что же случилось? Мы закрыты в темноте. Это все. Казалось бы, ерунда. Но было что-то еще... Что-то мерзкое было в здании нашей школы, и близость этого заставляла нас бояться.
Шорох. ОН приближался…
Дверь в коридор спортзала отворилась. Тяжелые шаги. Слишком тяжелые шаги для человека. Наше тяжелое дыхание. Мы молча переглядывались и делились ужасом в наших глазах. Этот ужас так и застыл в нас.
               
                2

 Мы держались за руки и чувствовали, как нас пробивает дрожь. Не знаю, что было бы легче: находиться одной в этой темноте, дышать лишь своим адреналином и лишиться рассудка, или же, как сейчас, чувствовать дыхание паники повсюду, сливаясь со всеобщим страхом. Я уже ничего не понимала.
Дверь в нашу комнату приоткрылась. Все замерли. К нам вошла наша учительница. В коридоре спортзала уже не горела одиночная лампа – женщина вышла к нам из темноты. Изо тьмы во тьму. В наше еле  освещенное пристанище. Но даже здесь было заметно, каким мертвенно-бледным было ее лицо. Мне показалось, что ее глаза стали стеклянными.
«Заходите по двое» - сказала женщина охрипшим голосом.
Но никто из нас не шевельнулся. Может быть, сознание еще слушалось, а вот тело – нет. Учительница взяла за руки двух девушек. Те встали.
«Только не кричите, а то будет плохо. Прошу вас, девочки!» - эти слова окончательно убедили нас, что не просто так мы дрожали. Я была будто парализована. Когда две девушки, держась за руки, вышли из комнаты, мои конечности онемели. Я даже засомневалась, что физически смогу подняться. Теперь я начала понимать ту молодую учительницу, которая встретилась мне на лестнице. Это сложно перебороть. Вот только что видела она? И что увидим мы?
Наша учительница подняла следующую пару и отправила за дверь.
Когда очередь дошла до особенно впечатлительных, одна девушка, дрожа, поднялась, а другая прижалась ближе к стене и отказалась выходить.
- Почему вы нам ничего не говорите?! – выпалила она, - скажите, зачем все это, тогда я пойду!
- Тише! – прошептала женщина, - если ты не пойдешь, нам всем из-за тебя будет нехорошо! Пожалуйста!
- А вы можете сказать, зачем? – уже спокойнее спросила девушка.
- Иди! Сейчас увидишь! Иди вместе с ней!
И та повиновалась. Очередная пара вышла за дверь. А ведь за той самой дверью по-прежнему была тишина…
Скоро очередь должна была добраться до меня. Поднимая кого-то, учительница шепнула, что парни тоже выходят в коридор. Это было похоже на попытку придать уверенности. У нее даже немного получилось. Теперь она стояла напротив меня и моей приятельницы. Мы были одними из последних пар. Я и Л. молча поднялись. Когда мы начали открывать дверь в коридор, я думала, что потеряю сознание. Или что сейчас на меня полетит огромный топор. Но ничего из этого не произошло. Когда мы вышли в коридор спортивного зала, женский голос отчетливо прошептал: «Говорить нельзя». Именно говорить, а не разговаривать. Меня это насторожило. Это был голос завуча.
Здесь, действительно, была темнота. Только не такая, как в нашей раздевалке, а кромешная. Даже в коридоре второго этажа было не настолько демонически темно. Хотя, я уже начинала видеть мрак повсюду, даже в своих мыслях. Слишком много темноты.
Чернота будто давила на меня. Мы продолжали держаться за руки со своей приятельницей. Ладони у нас взмокли. Уже все наши одноклассники были в коридоре. Слышались легкие шорохи. Кто-то сказал пару слов, но из темноты тут же послышалось строгое «ТИХО!». Больше говорить никто не рискнул. На это просто сил не было.
Все мы были плотно прижаты друг к другу, я касалась спиной стены. Было ощущение, что нас здесь человек пятьдесят, а не двадцать, настолько было тесно. Мы слышали сбивчивое дыхание друг друга. За эти несколько минут ко мне пришло что-то похожее на успокоение.
Минута…вторая…третья…
Послышался тяжелый монотонный вздох впереди всех нас. Будто паровой двигатель вошел в действие. Этот вздох не мог принадлежать женщине или мужчине, тем более, кому-то из учеников. В нем было что-то нечеловеческое.
В нос ударил запах нашатыря. Потом произошло то, что мгновенно взбудоражило всех, выбило почву из под ног и оборвало реальность.
Это были нечеловечески-огромные глаза. Зрачки белые, а радужка – ярко-красная. Они освещали пространство и смотрели в никуда. А все смотрели лишь на них. Никто был не в силах даже моргнуть. Неожиданно этот душераздирающий взгляд сосредоточился на толпе.
О, я до сих пор помню его! Как не запомнить самую большую в своей жизни истерику?! Красная радужка студила кровь в жилах, белые зрачки ослепляли. Внутри меня образовалась воронка, засасывающая мои органы, мои чувства, мой разум. В ушах застыли сотни тысяч криков. Будто бы ад поселился внутри моего тела. Пространство исчезло, сгорело, осталась лишь эта воронка.
Запах нашатыря…
Я вернулась в реальность (которая уже перестала существовать). Ужасные глаза снова смотрели в пустоту. Невозможно было разглядеть ни тела, ни лица их обладателя. Мы видели только глаза.
- Вы все, – сказал ОН тяжелейшим басом, сложно переносимым для слуха. – Вы потеряли свои тела и души. Они – мои.
Спиной я почувствовала сильную вибрацию – от этих ужасных звуков сотрясались стены. Все продолжали смотреть на две красно-белые сферы, не смея отвести взгляд.
- Я выбрал вас, ибо все вы повязли в грехах и пороках. Вы медленно тлеете, разлагаетесь.  – Пробасил ОН, снова вглядываясь в толпу. ЕГО глаза висели в темноте и парализовывали нас, лишая способности мыслить. В голове была пустота. – Все вы сотканы из грязи. Вы сотворите свои грехи для меня.
Будто сам Дьявол поднялся из Преисподней.
- И как это понимать? – послышался звонкий голос Артема. Это был дерзкий парень-экстримал. Все умоляюще посмотрели на него, но это не возымело действия. – Типа мы все тут лютые грешники, а вы со своими светящимися линзами и пародией на дешевый фильм ужасов – святой?
Я пришла в себя: а что если, это все, действительно, просто хороший спектакль? А я ведь чуть не сошла с ума!
Глаза внимательно смотрели на Артема.
- Иди сюда, мальчик. – Сказал ОН. На этот раз этот голос был не такой животно-грубый. По крайней мере, можно было хорошо разобрать слова.
Парень прошел к НЕМУ сквозь ошарашенную толпу. Нужно отдать должное бесстрашию парня. Свет от глаз стал ярче. Когда Артем поравнялся с «Хозяином», мы смогли разглядеть ЕГО. Это был человек огромного роста, метра под три. Широкое тело было скрыто под длинной черной мантией и казалось каким-то неестетсвенным. Лысая голова с выступающими черными венами, очень острые скулы. Кожа ЕГО была мертвенно бледной, и горящие красным глаза сильно выделялись на ее фоне как и очень длинный рот. Он был почти по всю ширину лица. Вспышка света угасла, и мы вновь стали видеть лишь кровавые глаза. И Артема.
Монстр наклонился к парню. Тот зажмурился от яркого света кровавых глаз. – Смелый мальчик. – Прошипел ОН по-змеиному и протянул к нему свою огромную белую руку с длинными угольно-черными когтями. От этой картины хотелось кричать.
- Нет! Не трогайте его!!! – закричала одна из девушек. ОН устремил свой взгляд на нее, и она, как загипнотизированная, не отрывая своих глаз от красных сфер монстра, прошла вперед.
- Тебе нужен он? – мерзко прошипело чудовище. Девушка посмотрела на Артема, который тоже смотрел на нее с боязнью за ее жизнь. Даже не веря, что все это на самом деле реально, парень ощутил тревогу.
- Да. – Тихо ответила девушка. Монстр провел своими когтями по ее лицу.
- Тогда ты увидишь это! – сказал ОН теперь уже ужасно монотонным басом и повернулся к Артему.
Не могу сказать, что выражало лицо парня на тот момент – я пыталась не смотреть на него. Монстр снова протянул к нему свою когтистую руку и одним движением сорвал с него одежду. Вернее, она превратилась в клочья от касания острыми когтями. Потом все мои представления о настоящем ужасе были перевернуты.
Раньше я боялась многого. Но до этого момента я никогда не чувствовала ужас так явно и ощутимо, даже когда встретилась взглядом с НИМ. Страх выходил через мои поры, пропитывал каждую клетку, скапливался в крови. Его было слишком много! Хотелось выблевать эту жуть, выдернуть из себя.
Парень судорожно дернулся. Верхняя часть его тела стала сохнуть, сужаться и втягиваться в грудь монстра, а ноги безжизненно волочились по полу. 
Я кусала свою руку, которой прикрывала рот, чтобы не закричать. Девушка смотрела на это стеклянными глазами, наполненными влагой. Артем оказался в объятиях чудовища.
Потом тело парня приняло свой обычный вид, но мне оно показалось очень бледным, совсем белым. ОН прижал его к стене. Глаза нашего мучителя закрылись, свет погас. Запах нашатыря не давал потерять сознания. Никто не произнес ни слова. Слышалось лишь сбивчивое дыхание и всхлипы. Потом прозвучал сильный треск, похожий на хруст костей. Громкий женский крик… Толчок в стену. Еще один. И еще. Так продолжалось десять (двадцать, сорок?) минут. Потом наступила тишина, и свет озарил коридор. Привыкшие к темноте глаза болели. ЕГО здесь больше не было.
____________________________________

У всех были распухшие потерянные глаза. Говорить было невозможно. Что вообще тогда могло быть возможным?
Тело Артема лежало у стены в неестественной позе. Под ним была багровая лужа. Как выяснилось позже, парень скончался от кровопотери. Весь коридор был в красной жидкости. Но там было что-то еще. Что-то густое и белесое, с черными точками.
Девушка, вызванная чудовищем, лежала рядом с погибшим. Пульса у нее не чувствовалось. Ей делали непрямой массаж сердца и искусственное дыхание много раз, но тщетно… Сердце так и не забилось. В ее широко распахнутых глазах застыл ужас. Девушка скончалась от разрыва сердца.
После этого был лишь туман. На крышах домов, внутри нас, повсюду…
               
                3

Моя жизнь сломана. Плохой сон, галлюцинация… Все, что произошло, должно быть только этим. Но было реальностью.
В моем сознании блокировались все воспоминания о случившемся, когда я находилась вне школы. У других учеников было так же. Родители ничего не знают. Друзья и знакомые ничего не знают. Я сама ничего не знаю, пока нахожусь не в этом исчадии ада. Память возвращалась, когда я находилась в здании школы. Правда, оно уже перестало быть школой.
С первого появления ЕГО в наших жизнях прошла неделя. Мы все так же ходим на занятия, общаемся. Только стали мы, как тряпичные куклы, податливыми и неживыми. Нам было запрещено даже думать о случившимся. Те, кто сумел сохранить здравый рассудок, тщательно скрывали это. Ведь, обнаружив морально сильного ученика, учителя отправляли его на «реабилитацию». Там проводились какие-то сеансы, после которых дети приходили в беспамятство и полное забытье. Потому я всеми силами скрывала то, что я еще вижу грань безрассудства. Порой, мне даже приходилось имитировать сомнамбулическое* состояние, чтобы не вызывать подозрения. Большая часть нашей школы теперь состояла из живых трупов. Иных было немного. 
 Учителя были в трезвом уме, но поощряли беспамятство среди детей. Те, что были трезвы рассудком, считались труднообучаемыми. Каралось любое проявление эмоций. Но чем именно – мы пока не знали. А еще нас становилось меньше.
Все началось через два дня после появления «Хозяина». В одном нашем классе не пришли на занятия шесть человек. Еще через сутки, не явились в школу трое учеников. В коридорах с каждым днем становилось все тише… Младшие классы отсутствовали. Пустовал практически весь первый этаж. Учителя вели уроки, не говоря ни слова об отсутствующих, будто бы их никогда и не было.  Мы иногда напоминали им имена исчезнувших. Но те смотрели на нас с состраданием и осуждением. На эту тему накладывалось негласное табу. Учителя явно что-то знали. Но вскоре это перестало быть тайной для нас.
Актовый зал, в котором по всем канонам должно было состояться собрание, выполнял функцию зала «суда». Туда приводили человека, который совершил что-то недопустимое, или который ослушался ЕГО воли, и начинался так называемый суд. О подробностях проведения судебного процесса мы не знали, ибо учителям не разрешалось разглашать даже незначительные детали. В среде учеников лишь ходили слухи, что, если кто-то будет там не оправдан, то бесследно исчезнет. Если же осужденного оправдают, он навсегда потеряет свою душу. Это предположение сначала считалось страшной легендой. Но потом, проходя по коридору, мы стали встречать девушек и парней со стеклянными глазами и пустыми лицами. Они не откликались на свои имена, ни с кем не вступали в контакт. Они просто шли. Как зомби с неразложившимися телами. Мы сторонились их как могли. В нашем классе людей, потерявших душу, не было. Пока.
Собрание проводилось в спортивном зале, поскольку в актовый заходить разрешалось лишь участникам судебного процесса. Позднее я узнала, что запрет на вход туда объяснялся очень негативной атмосферой ритуала приобщения. Эта атмосфера могла даже убить. Но об этом позже…
Как ни странно, но в спортивном зале было светло! Я скучала по свету. Не то чтобы, мы занимались в кромешной тьме, но так ярко в помещении за всю неделю еще не было.
Я искала глазами знакомое лицо. Черт, где же Л.? Моя приятельница не появилась и через 10 минут, когда вошла завуч, ведущая собрание. Последний раз я видела ее на предыдущем уроке. Какая-то молодая учительница в странной одежде и с угольно-черными волосами отпросила девушку с занятий. Внутри меня что-то потяжелело. Могла ли она не прийти? На собрание было велено явиться всем, да и физически невозможно было не прийти туда, потому что на каждом этаже стояли несколько учителей, которые направляли всех учеников в спортивный зал громкими строгими голосами.
Всем нутром я надеялась, что она сейчас в уборной из-за плохого самочувствия. Та молодая учительница не внушала доверия. Разве могут преподаватели носить столь яркую обтягивающую одежду? Завуч уже начала собрание.
«Дорогие мои! Сначала вы должны замолчать!» – сделала всем замечание женщина. «Вы сами прекрасно знаете, какую цену нам придется заплатить за лишний шум…» - она продолжала, понижая голос. Но какая же тогда цена молчанию? «Вы уже все заметили, что с вами стало происходить нечто странное. Например, когда вы приходите домой, вы забываете все, что происходило за день в школе, а когда вы оказываетесь у нас, память возвращается. Или, например, то, что реакция ваша стала очень медленной. Спешу вас успокоить: все вышесказанное – нормально и для вашего же блага, потому что любое неповиновение новым правилам может стоить вам жизни!»
Может стоить нам жизни… А что если Л. тоже не повиновалась? А что если…
«Мы до сих пор не могли сказать, почему многие ученики бесследно исчезают. И сейчас, когда Хозяин дал нам право уведомить вас, знайте: они были принесены в жертву по собственной безалаберности. С такими пороками Хозяин мириться не намерен. Потому, их души пришлось отправить в небытие, а тела…изолировать». – сказала женщина, запинаясь на последних словах. Она врала. Монстр, которого было принято называть Хозяином, надругался над телами тех, кто ослушался, души же пожирал.
«Вы все скорбите по Артему и той девочке. А вы знаете, за что их покарал Хозяин? За непослушание и греховность! Первое и важнейшее правило: никто никогда не смеет перечить ЕГО воле! Оно было не сказано тогда, однако, все, кроме этих двоих, уяснили его. А тело, носящее порочную душу, нужно растлеть, чтобы разлагалось оно как все прогнившее поколение людей! Те двое должны быть благодарны высшим силам за то, что их души и тела насиловал Хозяин! Это – прикосновение к чистейшей тьме!» - женщина уже кричала. Глаза ее давно уже почернели,  а голос становился все ниже и ниже, пока не стал совсем мужским. Кожа ее краснела, она сотрясалась от собственных слов, и мне казалось, что из учительницы вот-вот повалит дым.
Но никто не произнес ни слова, не произвел ни единого жеста…
Вдруг женщина сильно закашлялась и упала на колени. Двое учителей подбежали к ней, но она сразу  пришла в себя. Бес внутри нее затихал, глаза снова становились голубыми, кожа – светлой, а голос - женским. Она громко выдохнула. «Потому я очень вас прошу соблюдать все правила и повиноваться, что бы вам ни приказали, если вам дорога ваша жизнь…» 
Завуча увели со сцены ее коллеги. Одна из них заменила женщину и продолжила собрание. Это была статная и сдержанная учительница русского языка и литературы. Она практически никогда не волновалась  в страшные для нас периоды привыкания к новому порядку. И уж от нее-то мы точно не могли услышать ответы на волнующие нас вопросы.
«Сейчас каждый из вас получит лист с обязанностями. Пока вы находитесь в школе, вы должны беспрекословно их выполнять. Хозяин подбирал для каждого из вас обязанности индивидуально. Они помогут вашим душам хоть немного очиститься». Некоторые уже получили свои листы и оживленно обсуждали их, а учительница продолжала: «У кого-то будут написаны обычные рабочие дела (уборка, мытье посуды и т. д.) – это значит, что душа ваша наименее порочна, и, чтобы очистить ее, понадобиться только труд. К сожалению, таких людей у нас единицы. Большинству из вас достанется задание выразить ваш самый серьезный грех, например, чревоугодие. То есть, чтобы очиститься, вам нужно ежедневно выражаться в этом грехе, пока в определенный момент ваша душа сама его не искоренит из себя. Следить за этим будет сам Хозяин. Если в течение следующей недели, и не позже, вы справляетесь с этим заданием, то считайте, что очищение прошло успешно, и вы можете продолжать учебу. Но если вы не справляетесь…мне нужно уточнить… Вас ждет либо суд, либо разговор с Хозяином. Но здесь нет разницы. Я желаю вам всем удачи в очищении. Листы с обязанностями уже раздаются. Если будут вопросы – спрашивайте».
Будто бы это обычное объяснение темы урока. Будто бы все мы, и правда, повязли в грязи.
Большинство из собравшихся в зале уже с удивлением смотрели в свои листы. Потом и я получила таковой. Но я не взглянула в него, а направилась к учительнице, завершившей наше собрание.
- Извините! Вы не знаете, есть ли сегодня суд? – спросила я.
- Так он уже закончился, - ответила женщина, удивившись моему незнанию,  - кажется, не оправдали.
- Вы не знаете, кто был осужденным? – мой голос дрогнул.
- Знаю. Это была Л.. Ее и оправдать не пытались,  все безнадежно было -  неповиновение. Так что, следите за словами и не лезьте на рожон!
Последнего я уже не осмыслила.
Ее больше нет.


Я вышла из спортивного зала и оказалась в коридоре. Вот след запекшейся крови на полу, который так и не смогли оттереть. Здесь лежало тело Артема, рядом с ним – тело девушки, которая так надеялась, что его простят. А здесь, в полуметре от кровавого следа, было это…
МЕРЗКОЕ ЧУДОВИЩЕ!
Ненависть к НЕМУ наполняла все мое существо, перекрывая даже страх.
- Какое гребаное право ты имеешь лишать кого-то жизни, тварь?! –  лилось из меня отвращение, смешанное с гневом, как яд из разбитого сосуда. Чья-то рука зажала мне рот, но тут же отпустила.
- Т-сс! Не смей! А то тебя будет ждать то же самое! – сказала подоспевшая учительница и показала на кровавое пятно, которое так и не получилось оттереть. – Лучше держи все в себе, пока не забудешь. А ты обязательно забудешь, ведь выполнять обязанность, особенно, если это – выражение греха, не так-то просто. Какое дело тебе досталось?
Впервые за все это время я разжала кулак, в котором был скомкан небольшой желтоватый листок. Большими буквами в самом верху выделялись черным цветом слова «ГРЕХ – сладострастие», далее, более мелким шрифтом было написано «выражение: каждодневно; время: 14:00; длительность: без ограничения», а в самом низу было мое имя. 
- А что это значит? – спросила я женщину, показывая листок ей.
- Я уже все сказала на собрании, - строгим тоном возразила учительница, - и я очень удивлена, что ты имеешь такой грех. Теперь уж только расплачиваться за это. Ни у кого ведь такого нет… - женщина поморщилась. Потом она оставила меня.
Я положила листок в карман. Тогда я не придала этому большого значения и  была уверена, что все остальные отнесутся так же к своим «обязанностям».
Спортивный зал начинал опустошаться, и гул голосов захватил пространство.
- А что досталось тебе? – спросили у меня.
- Да так… Непонятно, я буду уточнять…
- А нам досталось уныние! Планируем устраивать театр трагедии! – доносились возбужденные голоса из толпы. Я не помню, кто это был. Всем было весело, будто им конфетки раздали. Но не мне. Это какая-то ошибка…
- О Господи, и из нее уже душу высосали! – завопила наша учительница биологии, увидев мой понурый и неживой вид.
- Нет, я просто задумалась.
- Ой, ну, слава Богу, напугала! – женщина выдохнула и пошла дальше. Она была одной из немногих, кто волновался за нас всех.
Но на самом же деле, напугали меня. Я вспомнила смысл тех ужасных слов «сожрать душу и надругаться над телом», вспомнила произведенное над ребятами насилие… Так сложно поверить в то, что все это реально. Но еще сложнее смириться с осознанным рабством. Неужели придется сделать выбор? Либо жизнь, полная грязи и отвращения к себе за свое безволие…либо гордая смерть (неважно, физическая или душевная) из-за сопротивления безумию?
Вздор. Никогда.
 Не хотелось никуда идти, но мне  еще предстояло сдать работу на тему: «Торжество духа над разумом». Большинство уроков у нас проводились в этой тематике. Я чуть было не сделала роковую ошибку, описав вещи трезвым взглядом. Теперь же пришлось вступить на путь тончайшего лицемерия и симуляции. В кабинете никого не было, и я решила подождать учительницу.
Из размышлений меня вывел скрип открывающейся двери. Это была ЕГО верная слуга Аграт**. Она взялась из ниоткуда. Но все были твердо уверены, что она работала здесь уже очень давно. Я узнала в девушке учительницу, которая отпрашивала Л. с урока. Мои кулаки инстинктивно сжались. Она зашла удостовериться, какую обязанность я получила. Дверь захлопнулась.
- Эй, как дела? – высоким, даже визгливым голосом спросила Аграт.
- Нормально. – Ответила я мрачно. Разве может быть иначе, когда вокруг тебя твориться чертовщина, а твоих друзей…
- Я смотрю, бумажечку в руках ты держишь интересную. Дай-ка на нее мне посмотреть! – Звонко пропела Аграт и захлопала ресницами.
- А вам зачем?
- Я всего лишь почувствовала…твою сущность! 
После этих слов она с неимоверной ловкостью выхватила у меня из рук листок и уставилась в него. Потом ее глаза загорелись ядовитым светом, который ужаснул меня, и она залилась смехом.
- Ааа-ааах… Я так и знала, грязная Лилит, так и знаааа-ла-а! – протянула она, задыхаясь от смеха. Ее дыхание напоминало по звуку собачье.
- Дай сюда! – закричала я, возненавидев темную жрицу еще больше, тем самым питая ее.
- Не ис-пугаааа-лааа! – Аграт растягивала слова почти так же, как и монстр. Только голос ее был очень высокий. – И это все? Как раз по тебе! – демоница расхохоталась и бросила лист мне в лицо.
Я не стала ничего ей отвечать, а просто вышла из кабинета, оставив на столе мою работу. Настроение стало еще поршивее.
С неба падали редкие дождевые капли, заметно похолодало. Наконец-то осень вступила в свои законные права. Я шла по улице в наушниках. В них будоражащим кровь голосом хрипела вокалистка группы Otep. Под эту музыку я добралась до дома.
Пообедав, я почувствовала, как на меня наваливается сонливость, и я отправилась в кровать. И проспала бы часа три, но с работы пришли родители, а тут без шума не обойтись. Еле разлепив глаза, я взяла со стола телефон. На экране было время 17:19. В этих цифрах мне виделось что-то странное и символическое. Моя фантазия до всего доберется.
Я посмотрела в окно. Из белой иномарки выходила стройная женщина в красном плаще. Она привлекала к себе внимание именно за счет этого плаща. Последождевой пейзаж просто мерк на фоне этого красного цвета, от него резало глаза. Красный отражался в окнах иномарки, в лужах, в мокрых листьях деревьев. Плащ был красным до такой степени, что кровь, по сравнению с ним, была бы сера. Ярко-алый цвет затмевал все другие цвета. Все вокруг. И уже исчезла зелень за коном, исчезла иномарка и сама девушка. Перед глазами был лишь туман насыщенного кровяного оттенка. Я перестала видеть что-то еще. Кроме него. Кроме НЕГО. Меня будто ударило током в сердце.
Я все вспомнила.

* здесь: состояние беспамятства;
** Аграт – архидемоница иудейского происхождения, третья по счету жена Сатаны.
               
                4

- Да, сны тебе самые «позитивные» снятся. А чего ты хотела после чтения той страшной книги на ночь? – спросила мама, имея в виду роман Стивена Кинга. На самом деле, я не читала его на ночь. Это было в любое время и круглосуточно.
- Вот-вот, переходи на классику! Только обходи стороной Кастанеду*, а то вообще в своих снах застрянешь. – Поддержал отец, усмехнувшись. – Тебе бы книги по своим снам писать, дашь фору и Кингу, и этому… Кастанеде.
- Полно, пап, я забуду это через пару минут.
Но я не забыла. Ни через пару минут, ни через пару месяцев.
А пока, я лишь радовалась тому, что я наконец-то в реальности. Будто гора с плеч свалилась – это был просто  кошмар! Чего только не случается в сновидениях! Я не думала, что здесь было виновато только произведение Кинга. По большей части, все это – моя фантазия, смешенная с жизненными переживаниями. Нервным людям не чуждо видеть подобные сны. К тому же, в романе, который был обвинен в появлении моего кошмара, не было никаких чудовищ, видящих во всех грешников. И уж, тем более, не было и намека на секту под властью тех самых чудовищ. Однако меня кое-что настораживало. Я вспомнила сон не сразу после пробуждения, а только увидев красный плащ на девушке за окном.
Этот чертов красный плащ.
Я помнила все происходящее во сне слишком детально. Даже запах крови присутствовал в воспоминаниях. И нечеткие контуры кровавого следа в коридоре… Этот кошмар был самым реалистичным моим сновидением.
- Либо эту школу нужно срочно спасать, либо мне срочно нужно к психиатру…
- Ну, психиатр полезен всем! – пошутил отец.
Вечер мой в тот день прошел как обычно. Я посмеялась над своим страхом ложиться спать. Сомнения есть всегда. По сути, все мироздание – одно сплошное сомнение. Но иногда это может послужить нам во спасение. Прислушайся к своим сомнениям: может быть, сквозь них пытается достучаться до разума твой внутренний голос.
Однако следующий день их развеял. Вернее, уже было поздно сомневаться.


Я переступила порог школы и увидела ЭТО. Снова. Идущие в одном направлении тела. Стеклянные глаза «пустых». Запах нашатыря… И больше никого в коридоре. Только я и они. Дешевый фильм ужасов. Безвозвратно потерянные души. Какой ошибкой было цепляться за сны. Нужно было довериться себе и остаться дома. Но, войдя в это здание сегодня и не выполнив свою «обязанность», я была обречена. Хотелось кричать от досады. В кармане я нащупала скомканный лист…но смотреть в него снова (читай - опустошаться) мне не хотелось.
Я направилась в противоположную сторону коридора, где было пусто. И не успела я сделать и десяти шагов, как со второго этажа пошла сильная вибрация сначала по стенам, потом по полу. Томный бас неимоверной низости, который сложно воспринимать человеческому слуху. Единственное слово, которое я смогла разобрать, было последним в ЕГО «речи». «Больше» - сказал ОН, растягивая каждый слог до вечности. ОН прохрипел это слово, потому, оно было более четким, чем остальные. В ушах что-то зашипело. Потом погас свет.
Я судорожно искала дверной проем в коридоре, чтобы пройти в раздевалку спортзала, которая служила «пристанищем» для нашего класса. И не находила. Одна сплошная стена. Глаза «пустых» горели блеклым белым светом во мраке. Я металась по коридору, а они просто остановились и замерли. Мне показалось, что пространство сузилось. Было ощущение тесноты, как тогда, в коридоре спортивного зала. На лестнице слышались медленные и очень тяжелые шаги, которые сопровождались болезненными женскими криками. Они становились все отчетливее. Весь кошмар этот реален, как никогда. Реален, как мозг в моей черепной коробке, как эти пары белесых огней напротив. Только бы не потеряться…
Я метнулась к самому краю коридора. Там должна была находиться входная дверь, в которую я, по всей вероятности, должна была врезаться. Но вместо нее там был (откуда он взялся?!) стол. Возможно, он был приставлен к двери. Я сразу залезла под него. Каким бы абсурдно-детским это не казалось, но если бы на месте стола стоял рояль, я бы и под него попыталась залезть. Мне казалось, что я укрываюсь от ядерной бомбы. Хотя, на много ли это страшнее поиска укрытия от ада. От приобщения к аду. Но куда прятаться? Ведь я уже в нем. Я сжалась под столом и стала ждать. Жуткий трепет разливался по телу. Мой страх был не таким, какой я испытала раньше. Он был сродни тому ощущению надвигающегося ужаса, которое мы все впитали. Но на этот раз это чувство не сжирало изнутри, не накрывало с головой, как цунами. Оно, как огромная ядовитая капля, медленно вытекало из уголков моего сознания, сильно затупляя чувство паники. Я умом понимала, что в опасности, но организм отказывался верить. Не стучало бешено сердце, не дрожали руки. Паниковал только мозг. Возможно, это и к лучшему. Иначе, я бы не догадалась найти укрытие.
Я уткнулась лицом в колени. О происходящем я могла судить лишь по звукам.
«О, поооо-вееее-лииии-тееель!» –прозвучал металлический хор голосов. Он резал уши, в нем было и шипение, и скрип, и мычание. Потом послышался очень низкий звук. Я думала, что у меня от него лопнут перепонки. По полу пошла вибрация. Следующие слова, к великому моему огорчению, я смогла разобрать даже с заткнутыми ушами.
«И да прибудет с каждым страданием грешницы очищение душ Преисподней. Во имя вас, хранители четырех миров, прольется кровь! Gloria noctis aeternae obruat! (Во славу вечной тьме! – авт.)» - ужасный голос делал акцент на каждом слове, и, чем дольше я слышала его, тем сильнее было мое желание начать биться в истерике и кричать. Эти звуки лишали рассудка. Я будто стала одной из этих «пустых». Внутренний анализ отключался, и я по мышлению теперь не отличалась от стола, под которым находилась. Истошный женский крик вернул меня в реальность. Потом наступила тишина.
Было в крике этом что-то знакомое. В том хрипловатом голосе… Это была та самая девушка. Она встретилась мне на лестнице. Все только начиналось тогда… Но за что? Можно ли было предотвратить весь этот кошмар? Не подписать какую-то бумагу, отказать, изменить?.. А помогло ли бы это увернуться от рабства неконтролируемого страха? И не только страха. Поздно!
Звериный рык вывел меня из раздумий. Я услышала звук приближающихся шагов. Они не принадлежали монстру. В них была не тяжесть, усталость. Капля пота стекла по моему лбу. Шаги стихли где-то в полуметре от меня. «Жизнь!» – услышала я чужую равнодушную усмешку, которая была так же ядовита, как капля ужаса в моем сознании. Потом тот, кто стоял рядом с моим пристанищем, резко отскочил назад. Далее не было слышно ни единого шороха.

Я продолжала, не шевелясь, лежать под столом. Так прошло минут двадцать. У меня начали затекать конечности, и появилось чувство «живого камня». Потом стало непривычно ярко в глазах - в коридоре загорелся свет.
- Я же говорю тебе, два заказа еще выполнять! – послышался мужской голос.
- Этот бы донести еще… - Тяжело вздыхая, ответил второй человек.
Грузчики? Но неужели их не удивила  обстановка? А ну и к черту все это… Я осмелела и вылезла из под стола. Странно было видеть эту картину после услышанного мной: в холле было так же, как и всегда, никаких следов произошедшего. Двое мужчин в синих комбинезонах, которые были велики обоим, несли ящик длиною с метр. Они свернули в другое крыло школы и исчезли из поля зрения.
Я присела на спасший меня стол. Как я и думала, он был зачем-то приставлен к входной двери. Но как же тогда вошли те люди? Не через узкий черный ход же нести этот ящик! Воспользоваться тем путем не было возможности – дверь была заперта на ключ. А если эти двое уже были в школе к моменту совершения ритуала, то они не могли не не могли не услышать… Почувствовав атмосферу настоящей казни, эти мужчины не были бы так спокойны и заинтересованы работой.  Дело в том, что появление из ниоткуда исключено всеми науками мира.
Конечно, на тот момент меня мало волновал вопрос о возникновении моих спасителей. Ведь я была в исступлении после  всего пережитого. Я стала задумываться позже. Не появись они – что было бы?  Да и кто были они вообще, эти грузчики?
Я осматривала холл и искала малейших изменений в нем. Одно только было не так, как прежде: большой плакат отклеился от стены и лежал на полу. Я подняла его и положила на скамью, чтобы не нарушать ложную гармонию в  помещении. Потом я направилась в наше пристанище. Боковым зрением я заметила что-то странное и обернулась. И чуть было не вскрикнула. Как я могла не обратить внимания, что на том месте, где лежал плакат, было огромное пятно крови?! Но это было еще не самое страшное. На самой середине алого пятна блестел маленький серебряный шарик. Это была сережка.
Ее сережка.


Пока я шла до спортивного зала неуверенным медленным шагом, меня разрывало на части от чувства вины. Могла ли жертва остаться жива? Слова «и да прибудет с каждым страданием грешницы» и «прольется кровь» лишали малейшей надежды. Ее мучили. И что все мои терзания сейчас по сравнению с тем, что пришлось ей испытать во тьме? В лютой гадости прошли последние минуты чьей-то  жизни… Драгоценные минуты. Падение небесных кристаллов в грязь.
Зачем? Задаю себе один и тот же вопрос каждый новый сентябрь: зачем? Хоть и прекрасно знаю ответ. Из жажды мучения нового тела, новой души. И больше ничего. Что бы я могла сделать тогда, чем помогла бы? Хотя бы отвлечь внимание?.. С нами бы произошло то же, что и с Артемом и моей одноклассницей. Для монстра было бы больше пищи.
В коридоре спортзала было пусто, а в раздевалке, которая среди нас получила название «комната ожидания» было только две девушки. На мои вопросы о том, слышали ли они нечто странное (мягко, бесконечно мягко говоря, странное), они ответили отказом. Возможно, умышленно, ведь нам не допускается говорить о том, что мы видим и слышим в стенах этой преисподней. Точнее, нам вообще нельзя говорить. Девушки сказали так же, что меня везде ищут.
- А ты знаешь, что если не выполнишь за сегодня обязанность, попадешь под «суд»?! Придумай что-нибудь срочно! – забеспокоилась Н.
- Но у меня ведь еще есть время? – спросила я без малейшей надежды. Обязанности нужно было выполнять в определенных временных рамках, а я даже не помнила, что точно было написано на листе.
- Спроси учителей!
Учителей по анабиозу души. Вся помощь от них – введение в транс, помощь в потере себя. Я вышла в коридор спортзала, где встретила завуча. «Наконец-то! – саркастически произнесла женщина и бросила на меня укоризненный взгляд, - срочно беги в главную аудиторию, только быстрее! Я вас всех разыскивать должна, если вы своей жизнью не дорожите?» – последнее она прибавила с нескрываемым сожалением.
«Главной аудиторией», куда меня направили, был назван кабинет на третьем этаже. Туда направляли тех, чьи «грехи» были особенно тяжки по ЕГО мнению. Меня совсем не радовало, что я должна не просто идти – бежать туда. Но я повиновалась и стала подниматься к месту, из которого, возможно, уже не выйду прежней. Я шла очень медленно, постоянно прислушиваясь. Ничего подозрительного не было слышно. Но чем бы мне помогла внимательность? Это был всего лишь инстинкт самосохранения. Лишь звук чьих-то шагов заставил меня ускориться. А вот и третий этаж. 
Мрак. Столь предсказуемо. Но небольшое освещение все-таки было. Его давала длинная тонкая свеча, похожая на церковную, стоявшая в прозрачной чашке на столе посередине коридора. Который час? На каком временном отрезке я сейчас нахожусь? В пределах этого здания понятия «время» и «темнота» были слишком разделимы. Темнота могла быть везде и заменять собой время. Последнее же ничего не значило, кроме как срока, в которой бедные «грешники» должны были выполнять свои обязанности.
Нужно пройти пару шагов направо, затем прямо. Взгляд на пламя свечи и танец воска. Поворот. И в бездну.
Дальше была кромешная тьма. И только узкий лучик света из дверного проема той самой аудитории не сбивал с пути. Как маяк в штормовую ночь. Только он должен был не спасти, а наоборот. Еще пятнадцать метров. Желтый луч с каждым шагом становится шире. Еще пару тяжелых вздохов. Десять метров. Вытираю пот с ладоней о ткань кофты. Еще немного и все…начнется сначала. Ватные ноги не хотят идти вперед. Пять метров. А лучик снова расширяется. Из кабинета ни звука. Но там что-то есть, определенно что-то есть. Спокойно. Растворяюсь во тьме. И желтый свет этот не свет вовсе – не дает ни тепла, ни надежды, все это лишь отбирает. Я на месте.
Останавливаюсь около двери, за которой я больше не буду принадлежать себе. Прислушиваюсь, боюсь посмотреть в щель проема. Тихо. Берусь за ручку двери. Но какая-то сила мгновенно отдернула меня от нее, разряд тока прошелся по моим венам, и помутнение прошло.
Почему я должна подчиняться этой грязи?! Почему я должна молчать, как рыба, когда нужно кричать? Я – личность. Я больше не буду подчиняться. Никогда. Я отпускаю дверную ручку и бегу прямо. Потом сворачиваю, и вниз по коридору. Задыхаюсь. Снова первый этаж. Подбегаю к входной двери и отодвигаю стол. Выхожу быстрым шагом наружу. К свободе.
Свет резал глаза. Глупо, но мне сейчас же захотелось вернуться обратно. Мне казалось, что миллионы глаз смотрят на меня, миллионы ног бегут за мной. Ведь одно мое уклонение от обязанностей приведет к ужасным последствиям. А я еще и сбегала…
Я уже выходила за территорию здания, как меня неожиданно окликнули. Это был мужчина лет пятидесяти, худой и неопрятный, похожий на колхозного работника. Человек кричал через полуоткрытое окно старой машины.
- Не знаешь, как пройти туда? – спросил он, указывая на школу.
- Въезжайте ближе и войдете… - Я плохо соображала, как обычно это бывает после потрясения, а вопрос был слишком прост для осознания. И слишком глуп.
- Нет, я вот, жену забрать не могу. Она у меня здесь работает учителем. На сутки засиделась! Все говорит, не может уйти, не пускают… Что ж у вас там такое? – спросил, злясь, мужчина. Пока я отвечала и слушала этого чудака, меня преспокойно могли бы вернуть обратно в ад и превратить в пустую…
- Понимаете, наш директор… Он очень строг.
- Да черт это – ваш директор!
- Да, что-то есть. – Ответила я сухо и хотела уже пойти своей дорогой, как мужчина заговорил снова.
- А, вот еще что! – живо воскликнул он, - выхожу я, значит, с крыльца - меня выгнали с порога тогда - и вижу краем глаза в окне: огромный, рожа белая, глаза как красные дыры. Поворачиваюсь – нет никого. У вас там ряженые что ли?
- Может, и так…
Потом странный человек отвлекся на свою машину, завел ее и уехал. А я побежала домой, задыхаясь и не оглядываясь назад.

* Карлос Кастанеда - американский писатель и антрополог.
               
                5

Меня тошнило. Поднялось давление, голова гудела. Дома никого не было, и я не знала, что делать. Думать не было сил. Я порылась в сундучке с лекарствами и еле нашла там нужный темпалгин. Его действие начинается через полчаса, а я думала, что не проживу и двадцати минут с этой адской головной болью. Она всегда плохо переносилась мной. Но передохнуть не представлялось возможным – при всей усталости, я не могла усидеть на месте и металась по дому.
Когда головная боль немного отступила, я взяла лист бумаги и ручку, чтобы написать записку родителям. И думала над тем, как бы преподнести весь этот кошмар как можно мягче. В конце концов, я решила написать, что уйду на пару дней к подруге. Они будут взволнованы, но не настолько. Мой телефон завибрировал. Вопреки всем моим ожиданиям, это были не родители. На экране высветилось «Номер скрыт». Звонили долго, секунд двадцать. Через пару минут последовал следующий звонок, тоже от скрытого номера. Я ушла в другую комнату, чтобы не слышать этой зловещей вибрации, однако руки мои затряслись. Тошнотворное чувство страха скатилось в желудок. Так прошло время. Я смотрела в окно на моросящий дождь, окутывающий своей серой пеленой двор и прохожих. В такие минуты в каждом человеке видишь врага. Ведь у него все хорошо, он не взволнован, не напуган, не раздражен. Хоть сиди в уголке и рыдай. Что я бы и сделала, если бы мой телефон не завибрировал снова. Но звук этот был уже не зловещий, а печальный. Я посмотрела на экран мобильника. Это был не скрытый номер. Это было имя. Она прождала ответа совсем немного и сбросила вызов. И я клянусь, я чувствовала выдох облегчения на том конце провода. Облегчение, вызванное тем, что я не взяла трубку. Время шло. А мне нужно было действовать. Знают номер - знают и адрес. Но куда же мне идти?!
«СЮДА!!» - послышалось откуда-то. 
Я вздрогнула и обернулась. Оказывается, кот случайно включил телевизор. Очень кстати. Вот только он сейчас спал на кровати в соседней комнате… Это была одна из тех вещей, о которых я вспомнила только спустя время. А сейчас я не видела в этом ничего странного. Просто ничего не видела.


На мое несчастье дождь только усилился. Все вокруг было серее и туманнее, чем я видела из окна. С каждой минутой нервозность моя усиливалась. Хотелось засунуть два пальца в рот и выблевать этот страх из себя. Как тогда, в первый раз… Жаль, что я раньше об этом не подумала.
Я упорно искала глазами толпу. Мне хотелось с ней слиться, стать невидимой массой, ничего не значащей, ничего не чувствующей, ничего не помнящей из своей жизни в роли чуланной пыли. Ля-ля-ля, я всего лишь пыль, я не жива. Осталось внушить это себе, чтобы больше не сомневаться, ибо другие этого не отрицали. Я видела это по взглядам прохожих. Взглядам в никуда.
Я оставила мобильник дома. Ни к чему носить его с собой, когда тебя хотят найти, и потом неизвестно еще, что с тобой сделать. До моего ухода его продолжали разрывать звонки.  Возможно, они и сейчас не утихли. Уж явно не для пожелания доброго вечера это было.
Люди прятались от дождя, и, как только я находила толпу, она сразу рассыпалась. Я чувствовала себе мишенью, мухой, которую скоро прихлопнет опытная домохозяйка. Зайти в магазин! Там тепло и есть люди. Срочно туда.
«Стой». – Прошлось током в моей голове.
Я услышала свое имя и обернулась. Еще по голосу я узнала ее. Это была Аграт. Я помнила ее ни с чем не сравнимое поведение. С каждым днем улыбка на ее лице становилась все шире.  Она преображалась, когда выходила из зала «суда» - присутствовать там было ее обязанностью. Ее глаза странно горели в последнее время; когда кому-то выносился жестокий приговор, она расцветала. Это было страшно.
- Здравствуй. – Сказала я холодно. – Я тороплюсь.
- Ах, да куда тебе торопиться! – протянула она своим высоким голосом. Я смерила женщину холодным взглядом. Аграт была одета как всегда пошло и вульгарно – вся в черном облегающем латексе. Лицо так и горело похотью. И этот запах крови, смешанный с ароматом кофе…
- Поздно уж тебе торопиться! – голос ее становился все выше, и мне захотелось зажать уши. Будто бы от нее исходили ультразвуковые волны. – Знала, что свое дело должна исполнять. А таким девочкам душа не важна, главное тело, теее-лоооо! – прошептала она, понизив голос, делая ударение на слово «таким».
- Заткнись!
- Полно! Ты такая же, как и я! – с этими словами Аграт до боли  вцепилась мне в руку и потащила за собой.
- Я не безвольный кусок мяса! – крикнула я ей в лицо, пытаясь отвлечь и вырваться, но демоница еще сильнее сжала мою руку.
- Но скоро им станешь, до-ро-гу-ша, - она снова начала тянуть слова, - хорошо Хозяин грешок нашел, м? – нагло произнесла женщина и подмигнула. Я посмотрела в глаза Аграт. Это существо было подобием Анджелины Джоли – с такими же пухлыми губами и горящим взглядом. Но цвет ее глаз невозможно было запомнить. Только холод остался в памяти, пустота. Будто в пустые глазницы смотришь. Если бы она была прилично одета, если бы ее черные волосы не были так по-сумасшедшему растрепаны, она оказалась бы очень красивой женщиной. Но все в ней было вульгарно, отвратно – жесты, мимика, визгливый голос и выражение ядовитой насмешки на пылающем лике демоницы. Мне стало слишком противно. Казалось, скоро она доберется до моих костей острыми когтями. Я плюнула в лицо Аграт.
Мою щеку обжог удар.
- Чертовка!! – завизжала она и потащила меня к школе еще увереннее, браня меня и изливая свою ненависть.
Я чувствовала, что приходит конец. Справиться с Аграт я не могла – она была намного сильнее, казалось, даже сильнее мужчины. Нет выхода.
Дождь утихал. Я старалась не думать о том, насколько близко мы находимся к преисподней. Неожиданно я увидела, как несколько десятков, не меньше, мужчин в синих комбинезонах идут в ногу друг с другом. Это были строители или моляры. Что-то нашло на меня, и я сделала новую попытку вырваться. Получилось! Я сразу бросилась в толпу синих человечков и слилась с ней, стала неотрывной ее частью. И никто не бросил на меня взгляда, будто все было так, как должно быть. Строители продолжали переговариваться друг с другом и шутить. От них веяло перегаром, но не обычным, а будто бы они курили сигареты с лавандой. Я обернулась и увидела потерянные разъяренные глаза Аграт. Как она могла не видеть меня, если я была последней в это толпе, и бросилась туда у нее глазах?
«Где ты, чертовка?!» - Крик ее был полон злого отчаяния.
В строю добрых синих людей я продолжала идти полчаса. Сначала у меня на душе появилось спокойствие, и даже эйфория. Ведь я была спасена. Но потом ко мне пришло понимание того, что это ненадолго. Они прибудут в какой-нибудь дом делать ремонт, а я снова останусь одна. И меня, конечно, найдут. Уже ищут. Аграт убедилась, что моя память осталась при мне, теперь желание лишить меня разума только возрастет. Это было невыносимо осознавать. Хотелось побыть еще немного в этой безмятежной, синей радости.
За своими размышлениями я не заметила, как мы дошли до вокзала. Рабочие-моляры продолжали идти, но шли они на месте. Выглядело это очень забавным. Мне даже показалось, что я галлюцинирую. На строителей оглядывались люди и улыбались.
- Что с вами? – спросила я у синей толпы.
- Путь закончен! Тебе сюда! – ответил мне бодрым голосом один из них. Только сейчас я заметила, что все они были почти на одно лицо. Двадцать синих капель воды.
Вокзал… Но чем же он мог мне помочь? Я взяла с собой достаточно денег. Но уехать для меня было чем-то из ряда вон выходящим. Куда я подамся? Я бездумно смотрела расписание рейсов. Рвануть в Москву? Никогда не была там.
Скопление людей становилось все гуще, и голоса их заглушали шум вновь начавшегося дождя. Я отвела взгляд от табло с расписанием. Найти среди толпы синих человечков оказалось невозможным. Они пропали. Но у меня не было времени думать об этом. Нужно спешить, и я очень остро это чувствовала. Я снова услышала где-то в глубине своего сознания выдох облегчения. Как тогда, когда я не взяла трубку. Вся прошлая жизнь осталась в той трубке. Все началось с выдоха. С выхода.
«Два билета до Бухареста, пожалуйста».
К кассе выстроилась очередь длиною  в жизнь, но я дождалась. Ведь это станет моим спасением. Благодаря ИМ.


Из дневника А. С. *
Зима. Или осень? Ничего не помню… Не разобрать моих каракулей. Руки слабеют. Кто я? Это самое страшное, что может быть. Я не знаю, кто я. Ужасаюсь, смотря в зеркало… Пытаюсь молиться. Меня увидят и дадут больно по рукам. Скажут, что здесь есть только один бог. Дневник, я что-то сделала не так. Как разобраться? Пытаюсь прочесть предыдущие записи. Но глаза слепнут, ничего не вижу.
Сегодня мне сказали, что меня будут судить. Это так прекрасно. И страшно. Я отдам свою душу. Сниму бремя. Но я…боюсь расставания. Я спросила, будет ли больно. Они громко засмеялись в ответ, их лица начали плавиться, превращаться в уродливые маски. Смех их резал уши, заставлял меня покончить с собой. «Плоть-то свежая, не отвертишься!» - что это значит? Умоляю, ответь.
Последние минуты, дневник. Я опаздываю. Спряталась в туалете. Заперлась. Безопасность. Я спрячу тебя, чтобы тебя не нашли. Ты будешь только со мной. Всегда. Ты плачешь чернилами… Зачем? Будь сильным, я вернусь. Этот звук… И свет исчез. Пишу наугад. Пала дверь. Паду и я, дневник. Красные просветы через темноту. Их два. Пожалуйста, перестань.
Ты же знаешь, я буду с тобой всегда.


Мне предстоял довольно долгий путь. Сначала я должна была попасть в столицу, а уже потом в нужный город. Благо, в почтальонке, которую я с собой захватила, были все мои накопления. Но их хватало только на билеты.
Почему именно Бухарест? Мне самой было непонятно это желание. Этот город ассоциировался у меня с безопасностью. Далеко, надежно, меня не найдут. А искать меня будут. Уже ищут. Но с Румынией меня ничего не связывало, это страна была лишь мутными разводами на карте мира для меня.
Я попала в столицу уже ближе к ночи. Голод одолевал меня, но пришлось забыть о нем. Так и металась я два часа по вокзалу, ожидая нужного поезда. Но мне было хорошо одной. Только тех синих человечков не хватало. Я оказалась в Бухаресте спустя пять дней.
Поезд остановился, и пассажиры стали выходить огромным потоком. Их так много! Когда поезд еще был в пути, мне казалось, что людей было в десять раз меньше. Не могу пройти к выходу, меня отталкивают назад. Приходится ждать до последнего. Так проходит минут десять. Я остаюсь в вагоне, как и в целом поезде, одна. Наконец-то у меня есть свобода движений! Но не успеваю выйти – двери закрываются, и стук их зловеще отдается в ушах. Спаслась, называется… Свет мигает, затем меркнет полностью. Молю, чтобы он зажегся вновь, но этого не происходит. Я погружаюсь во мрак. В самом конце поезда, вагонов через десять от меня, слышаться тяжелые шаги, земля под ними трепещет. Проходит время, и я слышу мощные выдохи. Будто паровой двигатель пустили в действие. Звуки эти чудовищны, нечеловечны. Теперь нас разделяет где-то шесть вагонов. И ОН проходит буквально сквозь них. Судорожно ищу выход. Ищу то, чем можно разбить стекло. Но пространство пусто вокруг меня, я в вакууме. Нет выхода. Чувствую, как теряю последние капли рассудка. Мысли высасываются из моей головы, она становится пустой и тяжелой. Не понимаю, что со мной, где я, кто я. И зачем мне знать? Ведь я – тряпичная кукла. Тело мое будто стянуто тугими веревками, парализовано. Часть меня растягивается, отрывается и плывет вперед. Потом я чувствую на себе липкую, как глина, жидкость. Это моя душа. Она застывает и разбивается вдребезги, падая на землю. А я все продолжаю растягиваться, пока не натыкаюсь на красные колодца. В них бурлит кровь, и я вижу на самом дне своих знакомых и друзей. Потом они исчезают, остается только мое лицо, искаженное от ужаса. И меня пронзает боль.
Проснулась я в холодном поту. До прибытия в Бухарест оставалось полчаса. Я чувствовала подавленность, разбитость. Это можно было списать на недосып. Ведь я за все эти пять дней спала часов восемь от силы. В вагоне ехало много курильщиков и картежников, и атмосфера эта меня угнетала.
И сон ли это был?..


Начало октября в этой стране больше напоминало декабрь. Огромные белые хлопья падали  с неба, туман тяжелой пеленой свисал над землей. Я тем временем мерзла на привокзальной площади и не знала, что делать дальше. Я оказалась в чужой стране без денег, без связей, без языка. Я даже английским владела плохо. Все усугубляло не покидаемое меня чувство тревоги. Мне казалось, что меня уже выследили, нашли, и только и ждут, чтобы застать врасплох и вернуть меня в свой ад на растерзание… Моих жалких сбережений хватало только на сигареты. Я сделала затяжку и поняла, что пробую самый дешевый и самый дрянной табак в городе. В горле стало сильно жечь и першить. Глотай воздух! Что мне еще остается? Почти час я бездумно бродила по площади, чтобы не замерзнуть. Пакет кожи, который был на мне, совсем не походил на теплую куртку.
В моей почтальонке лежал пустой кошелек и давно забытая тетрадь. Из любопытства я открыла ее. Все листы были чистыми, кроме последнего. Там было нарисовано озеро. Воды его были густо-красного цвета, а на заднем плане чернел кирпичный мост. Это картина была мне знакома – неделю назад мне снилось нечто подобное. В самом низу были написаны иноязычные слова неразборчивым почерком. Так, что даже язык определить было сложно. Возможно, кто-то порисовал в моей тетради, когда шли обычные школьные будни. Л. любила рисовать. Я долго и бездумно всматривалась в картину.
«Я ищу это место» - послышался приятный тихий голос рядом со мной. Я дернулась от испуга и выронила из рук тетрадь. Черт, как неловко!
Это была девушка лет двадцати. Судя по всему, румынка. Облик ее был необычен: стриженные ежиком черные волосы – редкое явление среди девушек, потертые бесцветные брюки, безразмерный свитер, скрывающий худобу. В  ней было даже что-то мужеподобное, угловатое, что-то, что не может быть ни в одной женщине. Но сильно выделялись леденящие душу черные глаза, которым не хотелось доверять.
- Сама рисовала? – спросила она.
- Нет, это не я.
- Ты ведь приезжая, да? Меня зовут Ада, я не представилась. Ты знаешь, что это за место? – спросила девушка. Ее звали Ада, а это очень кстати в том безумии, которое со мной происходит.
- Понятия не имею.
- Тебе же даже жить негде, так?
- Да. Негде…
Глаза девушки устремились в сторону вокзала и долго были неподвижны.
- Ничего. У меня в доме есть лишний чердак. Раньше там жила моя подруга, но она умерла. Если хочешь, можешь пожить там немного.
Я смерила ее недоверчивым взглядом. Теперь я засомневалась в психическом здоровье незнакомки. Хотя, я могу поклясться, она совсем не была похожа на больную. Может быть, она приглашает бездомных на свой чердак, якобы пожить временно, а потом убивает их? Может она вообще слуга Аграт, или, того хуже, ЕГО слуга? Но облик Ады говорил мне об обратном. Было видно, что она не врала, это и вводило в замешательство. Но у меня не оставалось выбора. Оставшийся в одиночестве, в чужой стране, человек, не имеющий абсолютно ничего, кроме своих страхов, пойдет и не на такое.
- Да. – Ответила я после продолжительной паузы.
 - Что «да»? Ты согласна? – Не веря, спросила Ада.
- Именно. Но если ты захочешь меня убить…впрочем, мне все равно.
- Что за чушь? Пойдем, пойдем. У тебя лицо каменное. Ты давно шляешься по этой площади?
- В пределах трех часов. – Ответила я. На самом деле, я не помнила точное время и потеряла способность к его отсчету.
- Ух! И что бы ты делала?
- Не знаю…ходила бы и дальше. – Ответила я с безразличием. Я почему-то не была рада, что у меня появилось временное жилье. Возможно, потому, что до конца не верила незнакомке. Я была уверена, что не сегодня, так завтра, она меня бросит, как ненужный мусор. Однако, как я поняла в дальнейшем, Ада не бросит меня ни завтра, ни послезавтра…
- Кстати, я так до сих пор не знаю твоего имени.
Я представилась. Потом мы просто шли молча, пока не прибыли к дому девушки. Он был одноэтажный и мрачный, напоминающий, скорее, древнюю избу, чем современный частный дом.
- Вот мы и пришли, -  сказала Ада и вставила ключ в замочную скважину, - только осторожнее, здесь вся стена в гвоздях.
Мы вошли в небольшой коридор, ведущий в  дом. Стена и правда была вся затыкана ржавыми гвоздями. Пол был деревянным, со слезающим покрытием. Все говорило о старости дома. Когда мы вошли в просторную гостиную, в нос ударил запах нашатыря. Как, и здесь этот запах?! Меня тут же накрыли неприятные воспоминания, и я поморщилась. Увидев это, Ада начала объяснять: «Я медсестра. И частенько в истерике разбиваю баночки с нашатырным спиртом. Такая уж моя прихоть, прости. Это меня успокаивает. Но при других я этого себе не позволяю».
Она и вправду не в себе, сразу подумала я.  И в связи с этим выводом у меня сразу же назрел вопрос: не будет ли она, на досуге, проводить на мне мерзкие медицинские опыты? От страдающих истерией все можно ожидать.
- А знаешь! – воскликнула Ада. Я и в этот раз выронила бы из рук от неожиданности тетрадку, будь она у меня. – Ты не будешь жить на чердаке. У меня же есть лишняя кровать! – С этими словами девушка гордо показала на диван. – На самом деле, он очень удобный. Я бы сама на нем спала, вот только… не могу.
- Не слишком ли большая привилегия для случайного знакомого? – спросила я, удивившись щедростью девушки.
- Нет. Моя мать служила в монастыре, и наказала мне помогать другим. Ты, наверное, очень голодна?
- Я не ела ничего сутки, - призналась я, тут же вспоминая о существовании чувства голода.
Ох! – удивленно воскликнула Ада.
- Да все нормально, жива же. – Сказала я, смутившись. Именно сейчас я поняла, насколько сильно я хочу есть. И вместе с пониманием пришла боль в желудке.
- Срочно за стол! Ты же можешь умереть!
Ты же можешь умереть…
- Но я не знаю, где у тебя кухня.
И Ада отвела меня туда. Румынская еда, как оказалось, мало отличается от русской. Но я об этом совсем не думала. Мне было просто хорошо. И счастье от обретения крова пришло ко мне именно сейчас.
После обеда мы долго разговаривали. Я узнала, что Ада лишилась матери в четырнадцать лет. Ее отец начал запивать горе, после чего она от него сбежала. Дом этот остался Аде от умершей бабушки. Какое-то время она жила здесь с подругой, которая была начинающей медсестрой. Ада ею восхищалась. Для нее сам уход за больными представлял собой волшебный ритуал. Но девушка умерла. Заразилась туберкулезом от пациента. О смерти девушки она узнала спустя неделю. С тех пор Ада дала себе слово стать медсестрой. Она присоединилась к госпиталю при монастыре, в котором служила ее мать. И она, по собственному утверждению, счастлива, несмотря на то, что за последние пять лет ей пришлось столкнуться со потерями близких людей. Истерия ее началась после смерти подруги. Это было последней каплей. Она постоянно видит ее в зеркале. Именно в этот момент у Ады случаются нервные срывы. Теперь это уже вошло в привычку.
Как оказалась, Ада взяла меня к себе по чистой случайности. Бродила по вокзалу в поисках человека, которому нужна помощь. Я спросила, как она определила это по мне. Я не особо была похожа на попрошайку. На что Ада коротко и серьезно ответила: «По глазам». Я была удивлена, но предпочла молчать. Место, нарисованное в моей тетради, много значило для Ады. Там родилась ее подруга. Та самая.
- Там – это в том краю?
- Там - это именно там. Мать Кристины рожала не в больнице.
- Разве такое возможно?
- А почему нет? Вам в городах кажется, что больницы – единственное спасение, хотя настоящее спасение может дать только природа, - произнесла Ада, и ее дегтярно-черные глаза вдруг погрустнели, - Как тебе здешняя пища? Я суп немного пересолила.
- О нет, все замечательно! – сказала я, чуть не подавившись. – Ты здорово готовишь. Только вот, меня после этого будет рвать. Ведь я голодала. Где у тебя туалет?
- Я не подумала об этом. Он на улице, небольшое деревянное здание рядом.
- Спасибо. – Ком в моем горле тем временем уже поднимался.
Я вошла в маленький деревянный домик. Через щели в стенах пробивался свет. Мне полегчало. На полу я заметила маленькие черные капельки. Может быть, это была краска. Я прижалась спиной к стене. Мне было хорошо здесь. Полная обособленность и безопасность. Полная уединенность…
Но что-то пошло не так.
В одной из капелек я увидела отражение. Не свое. Оно было мне знакомым. Женское лицо лукаво улыбалось, обнажая острые зубы. Черные волосы словно висели в воздухе, как змеи. Аграт. «Я тебя нашла» - услышала я шепот у своего уха. Но рядом никого не было. «Тебе осталось немного. Хозяин все знает».
Что-то внутри меня оборвалось. А потом меня стошнило. Нужен нашатырь, очень нужен. Вышла из домика я в холодном поту. Аде я сказала, что мне было плохо.
- В каком смысле плохо? – удивилась она.
- В физическом. – Сухо ответила я.
- Ты врешь. – Сказала девушка, даже не посмотрев на меня. Ее взгляд помрачнел. – Ты совсем как Кристина. Она тоже мне врала. Врала, что все хорошо, что ее ничто не тревожит. А она, может, и не заразилась вовсе… Вы как две капли воды. – Закончила Ада, невесело улыбнувшись.
Неужели рассказать? Это же так абсурдно!
- Прости, я, правда, не могу сказать. Это все похоже на бред. Если это им не является на деле. Ты вызовешь мне «скорую»…
- О да! Она говорила мне точно так же: «Ты не поверишь мне, это сумасшествие и бла-бла-бла»... И потом это убило ее. Убило, понимаешь? Ты знаешь, что такое смерть? А я бы могла все изменить. Знаю, что могла.
Наступило молчание. Я почувствовала свою вину.
- Ты хочешь, чтобы я пережила еще одну смерть из-за этого молчания? – спросила Ада, буравя меня своими черными глазами.
- Нет, не хочу, - ответила я, замявшись. Было сложно выдержать этот взгляд, полный скрытой агрессии.
- Тогда дуй в дом и рассказывай мне все! Будем думать, что с этим делать.
Эта румынка была очень проницательна. На минуту мне показалось, что она телепат. Но, будь им она, Кристина, вероятно, была бы жива. Ада была просто чувствительной к проблемам других. Мы вошли в ее дом снова, сели на диван в гостиной. За окном полил дождь, хотя еще недавно на землю падали белые хлопья. Я сделала глоток душистого чая и начала рассказывать.


Когда я рассказала все моей спасительнице, в воздухе повисло продолжительное молчание. На переносице девушки появилась морщинка глубокой задумчивости. Я сделала еще пару глотков чая. Он был великолепен.
- То, что ты рассказала, очень меня пугает. Это все так похоже на историю Кристины… - Сказала Ада, понижая голос. Мои слова явно не казались ей бредом психбольного, что очень меня удивило. Они что-то значили для девушки и будто что-то подтверждали.
- С ней произошло то же самое? Неожиданно!
- Почти. Дьяволом был глава госпиталя, в котором она работала. А ныне там работаю я. Управляющего сменили задолго до моего прихода.
У меня отвисла челюсть. Глава госпиталя. Директор школы. Одно слово…
- У тебя есть какие-нибудь сведения о нем? – спросила я, надеясь, что совпадений быть не может.
Девушка задумалась на пару секунд.
- Только то, что он скотина. – Отрезала она.
- Это можно о многих сказать, - усмехнулась я.
- Если хочешь, поедем завтра в госпиталь. Там есть архивы всех медсестер, врачей и управляющих. Можем покопаться там.
- А это законно? – поинтересовалась я. Мне вспомнились слова «информационный терроризм».
- В Румынии мало законов. И это, поверь, не один из них. – Уверила меня Ада.
- А в чем именно был так плох хозяин госпиталя?
- Я не имею понятия! Я ничего о нем не знаю! – Ответила она раздраженно, и я чуть не вздрогнула от такой резкости. Она пытается меня запутать, или врет ненамеренно?
- Но ты сказала, что он…
- Скотина! - перебила Ада, - я это знаю наверняка! Кристина приходила домой разбитая, будто из нее выкачали душу. Тело…пустое тело, медленно умирающее на моих руках. Так продолжалось весь последний месяц ее жизни. Если это можно назвать жизнью… Она была сама не своя! Я боялась лишний раз спросить, что с ней. Ответов не было, а выдумывать мне не хотелось. Все, что я слышала от нее, это «прощай» перед сном. Она говорила так же, когда уходила в больницу. Одно выжатое «прощай». От этого слова было так жутко. Ждешь ее дома, и думаешь, что там с ней происходит. Тьфу, черт… Я боялась за нее, боялась ей навредить лишними расспросами. И плачу за это до сих пор. Пожизненный налог.
- А может, у нее что-то случилось, и это никак не было связано с работой, с хозяином госпиталя? Ты не думала, что твой страх беспочвенен?
- У меня не бывает напрасных страхов. Пока этот упырь не взял больницу, все было в порядке. Думаешь, я сумасшедшая? Да? – Ада вновь начала буравить меня взглядом, но я опустила глаза и смотрела в пол.
- Ну… - я не могла ответить на этот вопрос. Меня очень смущали неожиданные вспышки гнева Ады, которые прослеживались в ее речи. Про рассказ о разбивании банок с нашатырем можно было и не вспоминать… Маниакально-депрессивный психоз? Но даже это можно простить за оказанную мне доброту.
Аду раздражало, что я избегаю воздействия ее взгляда. Она схватила меня за плечи и заставила смотреть ей в глаза. Черный омут их завораживал. Она знала, о чем я думаю, и я знала, что она все понимает. В ее мистических глазах читалось нетерпение. Но взгляд этот не был злобен. Он просто был очень проникновенен. Взгляд, знающий все темные стороны человеческой души.
- Сама же все знаешь, все пережила! Вспомни, вспомни! Ей нельзя было говорить, значит, ее заставляли не говорить; она ни о чем плохом не упоминала, значит, ей нельзя было помнить; и в ее медицинском сундучке лежали какие-то исчерканные бумажки… не рецепты! Это не ее почерк, не ее! Там не было ничего, кроме этих бумажек.
- Ада…
- Тебе угрожает опасность. Ты даже не знаешь, во что ввязась. Нам нужно все узнать завтра.
От страха просто так не убежишь… Я спросила свою приятельницу, есть ли у нее сигареты. Нашлись. «Только не увлекайся, от этого умереть можно» - предупредила девушка.
Вечер плавно переходил в ночь. Диван в этом доме оказался действительно удобным. Я легла спать, Ада же читала у окна какую-то книгу. Наконец-то мой сон был спокойным и долгим.


Проснулась я от звука флейты. Что за черт?.. Я разлепила глаза. Солнце заполняло пространство своими режущими глаза лучами. Казалось, что сейчас май, а не ноябрь. Ада стояла у окна и наигрывала мелодию.
- Ну, наконец-то, а то я иду уже по третьему кругу, - сказала она, отрываясь от своей превосходной игры.
- Откуда флейта? – спросила я томным голосом медведя после спячки.
- Досталась от бабушки. Она играла в оркестре и будила флейтой мужа. Теперь моя очередь.
- Но я тебе не муж!
- А спишь так же долго, как он. Завтрак на столе. Чай делай сама, я не знаю, какой ты любишь.
- Спасибо!
Кухня была наполнена ароматами. На столе лежали бисквитные печенья и яблоки. На этажерке стояли стеклянные баночки с разными травами. Там, видимо, и был чай. Я взяла одну из баночек.
- Только не эту! – воскликнула Ада и выхватила ее у меня из рук. – Он слишком горький и предназначался только для деда.
- А я думала, там марихуана, - пошутила я.  В баночке было много зеленых ростков, плотно прижатых друг к другу.
- Она не здесь, в подвале.
Я вопросительно уставилась на девушку.
- Шутка за шутку! Возьми красный, он невероятный.
Я поблагодарила Аду. Но эта благодарность была столь ничтожной по сравнению с той, которую я должна была ей дать. Ведь я так давно не чувствовала такого уюта. Были одни тревоги, паранойя, мысли о побеге, красные колодца…
- Собирайся, сейчас мы поедем ко мне в госпиталь. И одень что-нибудь мое, а то вся твоя одежда пропахла дорогой, аж тошно.
- Ты слишком ко мне добра.
Ада только отмахнулась.
- Надеюсь, ты ничего не имеешь против черного цвета?
Это был мой любимый цвет, пока его не опошлили ужасные обстоятельства. Она дала мне свое платье. Мне хотелось убить себя от чувства стыда, ведь я была всего лишь проходимкой для нее! Но Ада давала свою помощь безвозмездно, настаивая на ней.
Добирались мы на автобусе. Здесь они напоминали транспорт времен Советского Союза – неопрятный и ветхий на вид. Когда мы прибыли на остановку, нам пришлось порядочно пройтись пешком. На улице стало намного теплее по сравнению со вчерашним днем. Ада объяснила, что холодная погода для Румынии – редкость, и в основном здесь температура умеренна даже зимой. Я поинтересовалась, откуда она так хорошо владеет русским. В ее речи не прослеживалось ни ошибок, ни акцента. Хотя интонация и тембр голоса Ады были очень необычны и не поддавались описанию. Такого голоса мне никогда не приходилось слышать – это было что-то живое и мелодичное, что-то томное и усталое и что-то, чего нет больше ни у кого. Оказалось, отец девушки родом из России. И русский язык – не такая уж и редкость для этой Румынии.
Мы приближались к госпиталю. Сначала я увидела старый монастырь. Черный, с заостренными куполами, он напоминал средневековую церковь. Рядом находилось здание госпиталя, тоже черное.
Когда мы зашли внутрь, глаза начали болеть от света. Его было здесь слишком много. «Я сейчас приду, жди здесь» - сказала Ада и удалилась куда-то. Проходивший мимо мужчина в белом халате покосился на меня. Я думала, здесь работают исключительно женщины. Монастырь был женским. Прошло около пяти минут. Ада вернулась с ключом.
«Я достала ключ от архивной. Идем!» - она повела меня куда-то наверх по узкой лестнице. Я заметила идеальную белизну стен.
- Слушай, почему все так на меня косятся? –  тихо спросила я у Ады, заметив новые недоброжелательные взгляды.
- Потому что ты здесь чужая. – Отрезала румынка.
- Но я же могу быть твоей пациенткой!
- Я не врач, а всего лишь медсестра. И все пациенты – давно знакомые монашки. Обычных людей здесь не бывает.
- Странное место.
- Ты просто не знаешь, насколько оно было странным пару лет назад…
Ада открыла дверь комнаты, где хранились архивы персонала и пациентов госпиталя. «Так…главное найти деревянный ряд...» - бормотала девушка, ничего мне не объясняя. Она перебирала разные папки, открывала длинные ящики, рылась в листах… Так прошло минут пятнадцать.
- Если это настолько сложно, может, оставим затею? – предложила я.
- Не мешай! Я почти уже нашла.
Ада порылась в длинном ящике еще немного, после чего воскликнула: «Вот оно! Говорила же, что найду! - она выложила толстую папку и положила на стол. - Осталось только найти сведения о бывшем управляющем». Я закатила глаза. Девушка опять начала бормотать что-то невнятное. Эти слова, похоже, были имена бывших владельцев госпиталя. Странно, что у него вообще были хозяева, ведь он полностью принадлежал монастырю. 
- Иди же сюда, скорее! – закричала в радостном возбуждении Ада. – Я нашла его! – ее интонация значила, что все на свете сгорит, если я этого не увижу.
- Что же ты нашла? – спросила я, присматриваясь к листам, которые держала в руках Ада.
- Дрекул Нагара. Дата назначения: 07.09.12. Дата отстранения от владения госпиталем: 01.08.15. Деструктивные методы лечения, основанные на введение в состояние…
- О, хватит! – прервала я девушку. – Мы читаем медицинский бред, который ничего нам не даст! А этот человек, скорее всего, ни к чему не причастен.
- Почему я опять должна открывать тебе глаза?! – взбесилась Ада. – Кого могут найти и изувечить - меня или тебя?
- Я не уверена, что это не плод моего воображения.
- И твоя неуверенность привела тебя в чужую страну, заставила сбежать из дома? Это твоя неуверенность заставила пошатнуться твою психику? Ты знаешь, что ты кричала во сне?
Я потупила взгляд. Слова Ады были слишком убедительны. 
- Ты кричала «Не трогай меня!» и дергалась в конвульсиях. Потом привстала и открыла глаза. Мне было по-настоящему страшно. Хорошо, что ты не пыталась убить себя, как Кристина, будучи сомнамбулой**. Ты легла и заснула снова.
- Я ничего не помню…
- Дура! Ни один сомнамбула не помнит того, как именно он бодрствует. А теперь, дай мне дочитать: «Деструктивные методы лечения, основанные на введение в состояние обессии с экспериментальной целью». Говоря проще, введение в транс с целью экспериментов. Те байки, что рассказывают про него старые медсестры – правда.
Я пыталась осмыслить слова Ады, явно понимающей что-то в психиатрии, но у меня не получалось. Не выходило у меня и найти связь межу этим сумасшедшим доктором и ситуацией с нашей школой.
- Тут много что написано. Можешь сама почитать, но ты не знаешь румынский. Но… - Ада схватила меня за руку и потащила к себе ближе, - но я хочу привлечь твое внимание к этому. Теперь слушай меня внимательно и не закатывай глаза. «Гипнотическое воздействие является основой всех опытов. Крайнее обострение восприимчивости у пациентов делает возможным чтение мыслей, телекинез (в крайне редких случаях), видение рефлекторного движения звуковых органов и прочее. Побочные действия практики: бессонница, шизофрения, компульсивно-обессивные расстройства, паранойя и тому подобные заболевания. Пациенты, признанные негодными в проведении экспериментов, удаляются…»
- Что значит «удаляются»?
- Вспоминай.
Да. Нас пытались ввести в беспамятство всеми силами. Те, кто не подчинялся этому воздействию, автоматически направлялись на «суд» или же на «исправление». Но это же еще ни о чем не говорит! Эти две ситуации многим рознятся. У хозяина нашей школы было помешательство на исправлении «грехов»… Обряды, кровопролития, дети-живые трупы… Что с этим делать?..
- Я понимаю, что сходство в этих сумасшествиях есть, но оно не полное, - начала я озвучивать мысли, - ведь так называемый хозяин агитировал нас исправлять грехи, которых у нас нет, он был безумен главным образом в этом.
Ада улыбалась. Видимо, она нашла что-то еще.
- Я тебя удивлю, но этот Нагара – основатель первого сатанинского клана в Румынии. Я уже слышала эту фамилию, но как-то пропустила мимо ушей. Его клан проводил обряды на городских кладбищах. Иногда эти твари даже разоряли могилы. И знаешь, что самое ужасное? Людей приносили в жертву.
Я с ужасом слушала слова девушки. Мне хотелось поскорее выйти из этой архивной комнаты и забыть все, что я узнала. Но этого не забудешь. Имя сатаны. Имя смертей и мучений невинных душ. Сотни листов с названиями  несуществующих грехов. Обязанности, тянущие в грязь. Растленные тела, украденные души…
Дата отстранения: за месяц до владения нашими душами.
- И как же дальше?.. – только и спросила я.
- Послушай, нам нужно бежать отсюда. Я предлагала это Кристине, но она отказалась. Нам нужно бежать…тебя уже ищут, уже почти нашли. Я поняла это из твоего ночного бреда. Тебя просто уничтожат. Вместе  со мной… - Ада тяжело вздохнула, - потому что я уже все знаю. Слишком много знаю.
- Куда же бежать? Куда уже дальше? И почему тебя уничтожат? Ты же не одна из нас.
- О, пойми, я как раз и являюсь одной из вас! Как если бы ты работала в школе, но не была под действием этого безумия и знала всю правду. Тебя бы убрали. ОН должен знать, что я работаю здесь. Ведь я когда-то уговорила Кристину не идти на практику вместе с этим человеком. Или не человеком… Понимаешь, это сродни вашем «обязанностям». - Сказала Ада и нахмурила брови. Ее губы сжались в тонкую полоску. Лицо девушки всегда принимало такое выражение, когда речь шла о  погибшей подруге. Аде было больно от воспоминаний и она чувствовала себя виноватой в ее гибели. – Ты спрашиваешь, куда мы побежим… Да хоть на Украину! Или в Молдавию…для начала, подальше от этого монастыря. Не обязательно, что это чудовище само решится марать руки. Скажет своим приближенным.
- Тебе знакомо имя Аграт? – вдруг решилась спросить я.
- Аграт? Это была женщина-хирург. Она присутствовала на практиках в области психиатрии. Зачем – непонятно. Откуда ты ее знаешь?
Внутри меня все сжалось. Я с отвращением вспомнила нашу последнюю встречу с демоницей и то, как чудом вырвалась из ее хватки. Левую щеку обдало жаром – пощечина.
- Я забыла сказать тебе. Эта женщина – главная, в моем понимании, ЕГО прислужница. Она потащила меня обратно в школу, когда я пыталась бежать.
- И ты выбралась? – удивленно спросила Ада.
- Как видишь. Мне синие человечки помогли, - я вспоминала с улыбкой.
- Мило. Но я их не знаю. Пошли прочь отсюда. Мне тошно и я хочу есть.
Мы отправились домой.

*А.С. - инициалы ученицы, обвиненной на суде;
** ходящий во сне; лунатик
               
                6               

Дома мы немного отвлеклись от того, что узнали. Мне нравилась Ада. Она была хорошим слушателем и просто невероятно проницательным человеком. Мы рассматривали фотографии, сделанные ею год назад. На них были запечатлены наиболее живописные места Румынии.
- И ты действительно везде побывала? – спрашивала я, видя, как из фотографий складывается панорама чуть ли не всей Румынии.
- Я каждый год путешествую. И не только по родной стране. Мне надоедают одни и те же места.
- Я бы тоже хотела этого. Но у меня не достаточно смелости и самостоятельности, - призналась я.
- Ну, полно, сбежала же к нам! – сказала девушка и похлопала меня по плечу.
В дверь постучали. Это неожиданно прервало нашу беседу. Мы переглянулись. В моих глазах был испуг, в больших глазах Ады – все та же безмятежность, с какой она была минуту назад. «Я пойду, посмотрю, кто там. Я вроде никого не ждала» - сказала она. Я начинала волноваться. Подумаешь, какой-то стук. Однако…
- Хм, никого, - сказала Ада, смотря в небольшой дверной проем. Здесь вместо дверного глазка была цепочка, только открыв которую, можно было увидеть, кто пришел, - я пойду в коридоре посмотрю, может, кто-то стесняется.
- Ада, стой!! – заорала я во всю глотку, не думая, зачем это делаю.
- Да что с тобой такое? – удивилась румынка.
- Закрой дверь, быстро! Закрой дверь!! – я продолжала кричать. Вернее, не я сама, а мои губы и голосовые связки взяли надо мной верх. Я не понимала пока, что происходит, во мне лишь было необъяснимо сильное желание, чтобы Ада закрыла дверь.
Девушка выполнила мою просьбу и с изумлением уставилась на меня. Потом где-то в коридоре послышался очень высокий женский хохот, и будто что-то тяжелое упало и разбилось. После этого хохот стал совсем сумасшедшим, истошным, зловещим. Я  закрыла лицо руками.
- Боже…
- Ох, черт! А что было, если бы я не послушала? – голос Ады дрогнул на последних словах.
- То же, что было бы, если бы ты вышла в коридор. Это Аграт. Она все знает. Мы пропали!
- Спокойно! Тварь не будет здесь вечность, я уверена в этом.
- А я уже ни в чем не уверена… - Сказала я, прикусывая губу.
- Нам нужно просто подождать. Я знаю человека, он приютит нас. Только спокойно!
Я вздохнула.
- Налей, пожалуйста, нашатыря куда-нибудь. Мне нравится этот запах.
Ада посмотрела на меня с какой-то азартной радостью, будто я проиграла ей партию в покер, но мою просьбу выполнила, налив спирт в небольшую тарелку.
- О да. Ты правильно делаешь, что разбиваешь баночки. Есть в этом запахе что-то…умиротворяющее.
- Разве не так люди становятся наркоманами? – подкалывала меня Ада.
- Мне почему-то кажется, что запах нашатыря способен отпугивать тварей, типа Аграт. Мы можем взять несколько баночек с собой? – спросила я, не понимая всей странности  просьбы. Но лицо Ады было спокойно.
- Разумеется.
Нами было решено срочно бежать, и мы собирали необходимые вещи. Их, к счастью, оказалось немного. По нашему плану, мы должны были к завтрашнему дню прибыть в северную часть Бухареста, чтобы двигаться дальше, к приятелю Ады.
- Знаешь, если бы у нас было еще немного времени в запасе…я бы устроилась работать. Неимоверно стыдно, что ты содержишь меня, обычную проходимку.
Ада неожиданно обняла меня.
- Дура. Возьми еще немного еды. Учитывая, что ты ешь через силу и отказываешься от моей одежды, ты сама себя содержишь, - усмехнулась Ада, - а дом…в нем мне тошно находится одной. Я повсюду вижу ее.
Я не высказала ей своих опасений; в последнее время мне начинало казаться, что Ада видит свою погибшею подругу во мне. Не оттого ли она так неравнодушна к тому безумию, что приключилось со мной? Но я гнала от себя эти мысли, ведь факт был один – она со мной, я теперь уже не одна борюсь с чем-то неведомым.
На улице смеркалось. Нам нужно было ехать на метро, а этот вид транспорта вызывал у меня панику с детства, о чем я сказала мое спутнице. Но она успокоила меня тем, что пока мы устанем от дороги и замерзнем, мне будет уже не до фобий. Я надеялась.
Двадцать неприятных минут в автобусе. В нем пахло перегаром и алкоголем, сзади нас сидели личности, напоминающие шайку бандитов. Когда мы наконец-то вышли на воздух, вся дрянь моментально выветрилась из легких. Приятная прохлада хорошо действовала на меня.  Дальнейший путь по оживленным улицам Бухареста не показался мне таким уж мучительным, хоть он и был долгим. Мы добрались до метрополитена, больше напоминавшего старую шахту. Здесь метро не такое, как у нас: при спуске вниз ты все больше погружаешься в кромешную тьму, пока тебя резко не озарит свет. Было так неприятно окунаться в чернь снова! Я забивала свою голову всяким хламом, который вытеснил бы воспоминания, но этого не происходило. И могло ли вообще все забыться?.. Сережка в центре кровавого пятна, обряд, жертвоприношение, зал суда… Вместе с боязнью метрополитенов в мой арсенал добавился и страх темноты. До того рокового сентября она всегда казалась для меня какой-то…теплой и дружелюбной. Я не видела во тьме чудовищ. Пока не узнала, что сама тьма есть чудовище… Я все размышляла, а мы уже ехали в подземном поезде. Людей было мало. Ада была погружена в раздумья. В приглушенном свете поезда ее скулы казались еще острее, а кожа была словно восковая. Девушка напоминала грустную шарнирную куклу.
- Что случилось? – спросила я у нее.
- Я вот думаю…бросил ли этот кретин свою дурь, или взялся за старое? Тогда мы у него точно и дня не переночуем.
- Он употреблял? Что ж ты не сказала об этом мне?
- Я слишком в него верю. Ведь он дружил с Кристиной. А она бы не выбрала недостойного. О, ты бы знала, как она была горда! Я даже сомневалась сначала, женщина ли она на самом деле. Женщины не так горды по природе.
Опять она. Я имею уважение к памяти усопших, но Кристины становилось уже слишком много. Ада не смирилась.
- Да, это редкость. Мы ведь долго не задержимся у того…бывшего наркомана?
- Нет, на следующий же день пойдем дальше. Не советую тебе называть его торчком. Ты не знаешь, что пережили эти люди. – Сказала Ада, и на ее лице снова появилось выражение тяжелого размышления. Девушка не уточнила, кто именно относился к понятию «эти люди».
В противоположном ряду от нас сидела женщина. Она спала. Вдруг что-то встревожило ее, и она начала просыпаться, медленно поднимая поникшую голову. В ее лице не было ничего удивительного. Сонное, опухшее, с потерянными глазами, оно напоминало мне лицо моей учительницы.
Мне не нравилось повисшее в воздухе молчание, и я решила его разбавить.
- Ты говоришь, Кристина дружила с твоим приятелем?
- Он не приятель мне, - ответила девушка, даже не смотря в мою сторону. – Я не об этом сейчас думаю. Куда мы бежим? Зачем? Я заболела сумасшествием, а ты заразилась от меня. Может, я просто обезумила от боли утраты? Мне она мерещиться. Все чаще. Вон она, прямо напротив нас! И она смотрит на меня… Я ее взгляда не узнаю. Она рассержена.
Сидевшая напротив нас женщина снова погрузилась в сон.
- Как давно она умерла?
- Полтора года.
- Но ты же так была уверена, что все не случайно! ОН же ушел из госпиталя именно в тот же день?
- Об этом не знаю.
Поезд остановился. Пассажиры лениво побрели к выходу. Их было так много, что я удивилась, как вся эта толпа поместилась в одном вагоне. Ада продолжала сидеть, не шевелясь. Пришлось подождать, пока рассосется толпа. Только через минуту стало свободно. Я взяла Аду за руку и потащила из вагона. Но рука ее была железной. Холоднее и тверже железа. А тело было неподвижным.
- Нам пора выходить! – сказала я ей рассержено.
Девушка не слушала и не слышала. Ее лицо застыло в выражении безразличия. Казалось, Аду заморозили.
- Эй! Ну, вставай же!
Я попыталась ее поднять, но девушка будто вросла в диван, на котором сидела. Мне стало жутко. Хотелось рыдать. Но оказалось, что мы не одни в вагоне. Когда двери неподвижного поезда закрылись (а я так боялась, что это произойдет), я увидела женщину. Ту самую, спящую. Она вся отдалась своему сну и не шевелилась. Только грудь совершала судорожные движения от неровного дыхания.
«Извините, но мы приехали. Вы не можете мне помочь?» - спросила я у незнакомки.
Женщина не шевельнулась. Я тронула ее за плечо: «Извините!»
Повисшая голова дамы начала подниматься. Это было очень, очень медленно, до раздражения. Она резко схватила меня за руку. Я вскрикнула от неожиданности. И ее лицо предстало передо мной.
«Аграт!!»
Глаза затягивали в себя своей пустотой. Соблазнительные пухлые губы приоткрылись, из них показался длинный змеиный язык. Она ударила им мне в солнечное сплетение. Язык достал мне до самого сердца и обвил его. Я задыхаюсь…
Вдруг все это прекратилось. Меня взяли за руку и вывели из гипноза. Это была она, моя спасительница.
- Все хорошо, - сказала Ада. Потом она повела меня из вагона наружу. Это была наша станция. С меня лил пот градом, а глаза мои, по уверению Ады, были безумными. Девушка дала мне бутылку с водой. Я ее чуть не опустошила. Ада предложила мне немного прийти в себя и посидеть на станции, но я настояла, чтобы мы шли дальше. Сердце сильно стучало. Позднее я найду у себя на груди едва заметный шрам.
- Она внушает тебе всякие гадости, - сказала Ада с тревожной заботой, - не нравится это мне. Мы выходили из метро. Ада то и дело бросала на меня обеспокоенные взгляды. Девушка коснулась моей руки, и тут же отпрянула. «Да ты ледяная!» - воскликнула она и взяла мою ладонь в свою, дабы согреть. Ее руки были обжигающе теплыми, и мне казалось, что моя ладонь вот-вот загорится. Потом Ада отпустила мою руку, убедившись, что она полностью согрелась, и взяла вторую. Я постепенно приходила в норму, сердце стало биться ровнее, и мысли начали возвращаться в привычное русло.
Нам снова пришлось брать автобус. Благо, здесь билеты на них стоят дешево. Ведь ты едешь на развалине, которая, возможно, и не остановится, где тебе надо. Я хотела попросить еще воды, но сдержалась. Внутри была сухость и пустота. Но потом становилось легче.
- Ты не звонила своему приятелю? – спросила я у Ады.
- У меня нет сотового телефона, только домашний.
Меня сильно удивил такой ответ.
- Как же ты так, без телефона?
- Ну, вот так, - сказала Ада с теплой улыбкой.
- А ты знаешь, что такое интернет?
Румынка посмотрела на меня чуть прищуренными глазами и подняла левую бровь. Только сейчас я заметила небольшой шрамик на ней. Возможно, от пирсинга.
- Думаешь, я совсем отстала от цивилизации? Нет. Я когда-то проводила в сетях сутки. Особенно после… - здесь Ада помолчала, - а потом я решила: к черту! Продала почти всю технику. Решила быть ближе к природе, изменить что-то в своей жизни. У меня получилось.
Мы шли по улицам северного Бухареста. Здесь было гораздо оживленнее, чем в его южной части. Улицы были полны людьми разного статуса. Цыганки сидели на земле и гадали прохожим на жизнь, здесь же толпами проходили зажиточные люди в костюмах, уличные музыканты кричали (именно кричали) свои песни. Мне было неуютно здесь, как и в любом подобном месте. По уверению Ады, до дома ее знакомого путь был недолгий. Но мы все шли и шли…пока не завернули в какой-то совсем бедный квартал, в котором очень страшно было идти в темное время. Я постоянно оборачивалась, а моя спутница смеялась надо мной.
- Не убьют тебя здесь и не изнасилуют, угомонись.
- Да… Вид этой улицы прямо говорит мне об этом!
- Перестань, я все детство провела в районе Ферентари со Стефаном. Слухов было много, но с нами ничего не случилось.
- Спасибо, успокоила. Вам просто везло.
- Если бы мы были трусами, как ты, нам бы везло меньше, - сказала Ада с улыбкой и коснулась моего плеча, видимо, не желая обидеть.
Страшная улица все никак не кончалась. Маленькие дома с ободранными стенами, исписанные непонятными надписями, составляли длинный лабиринт. И один из них оказался домом друга Ады. Она постучала.
Но никто не открыл дверь. Тишина…
- Хм…странно. Он не выходит из этой дыры уже многие месяцы. Deschide la fel!  (Открой же! – авт.)
- А теперь бы, наверное, телефон пригодился, - саркастически заметила я.
- Я не могу ошибаться насчет него. Он всегда дома в это время. Что-то случилось.
А выяснять, что именно случилось, у нас не было времени. Время шло к ночи, а мы были одни на сомнительной улице. Но Аду это нисколько не смущало, и она, недолго думая и не говоря мне ни слова, пошла прочь от дома приятеля. Казалось, девушка забыла, что я сопровождаю ее. Я последовала за ней. Ада все так же не замечала меня, а на ее лице было выражение равнодушия и холодности.
- И куда же мы идем?.. – Спросила я.
- В одно место. Оно тебе понравится.
- Какое еще место? Зачем?
- Узнаешь. – Сказала Ада почти шепотом. Мне не нравился тон ее разговора сейчас.
Все мое прежнее доверие к этой девушке начало испаряться. Она вела себя, будто видит меня впервые, и будто я, как попрошайка, иду за ней. Доля правды в этом все же была – я действительно зависела от нее. Но она была так добра со мной. А сейчас…
Я почувствовала себя одной в этой стране, мне захотелось вернуться домой. Странно! Ко мне в первый раз явились подобные мысли. С момента приезда в Бухарест, меня волновали лишь чувства близких.
На улице похолодало. Мы все продолжали идти по темным переулкам, Ада была все такой же непоколебимой и, как казалось мне, неживой.
- Куда же мы идем? Скажи! Это очень важно! –Просила я. Меня давило отчаяние. Я знала – моя спутница не может и не хочет слушать меня сейчас. Что-то неизвестное мне поднялось в ее душе. Мой вопрос мог только разозлить ее.
Ада окинула меня секундным взглядом своих дегтярно-черных глаз, затем снова уставилась куда-то вдаль.
«Для тебя сейчас не это важно».
Дальше мы шли молча. Это было похоже на бред, сбой в системе. Все, ради чего мы отправлялись в это сомнительное путешествие, исчезло, рухнуло. Я теперь шла рядом с незнакомым мне человеком, который ничем больше мне не поможет, и который, кажется, не заметит, если я развернусь и уйду. Как мне было обидно тогда! Глотку душили слезы непонимания, отчуждения. Отведет меня в какой-нибудь бар и оставит там, думала я. А ну как, это просто временное безрассудство, и она изменится? Но я боялась смотреть на Аду. От той чуткой, целеустремленной девушки не осталось и следа. Я не могла увидеть хоть что-то от прежней Ады в этом чужом мне человеке.
Мы пришли к двухэтажному зданию из розового кирпича, которое освещали два высоких фонаря. Мне было жутко от вида этого сооружения, оно мне напоминало морг при одной из наших больниц.
- Гостиница. – Холодно произнесла Ада. – Ты останешься на ночь здесь, а я улажу свои дела. Я оплачу.
- Какие к черту дела? – возмутилась я, - и почему я не должна идти с тобой? Кто ты – убийца, сутенер? Зачем все эти тайны?!
- Я всего лишь медсестра, - с горькой усмешкой ответила Ада, - идем же.
Изнутри здание было куда приятнее, чем снаружи. Мы вошли в зал, где преобладали белые цвета. Ада подошла к стойке, за которой что-то писала девушка в форме. Они о чем-то поговорили на румынском, и Ада указала на меня. Девушка отдала мне маленький ключ.
- Десятая дверь твоя. До завтра. – Сказала Ада.
- Вот так просто? – тихо спросила я, не понимая смысла ее слов.
- Нет, подожди. Провожу тебя. И мне еще кое-что нужно оставить, не хочу с этим таскаться.
Я была уверена, что Ада хотела, наконец, сказать причину перемен, произошедших в ней. Но пока мы шли до номера, она не произнесла ни слова. Я открыла ключом нужную дверь. Комнатка оказалась довольно просторной. Ада сняла свой рюкзак и вытащила из него какую-то толстую книгу.
«Так-то лучше. Пока».
И она ушла.


Возможно, Ада знала, что я загляну в эту книгу после ее ухода. Возможно, именно с этой целью она оставила ее. Как оказалась, это была книга не для чтения, а для письма. Страницы песочного цвета были исписаны черной пастой, исключительно черной. Язык записей, конечно, был румынский. Судя по отступам, по цифрам, стоящим впереди каждой новой части, я поняла, что Ада либо ведет дневник, либо пишет книгу. Было исписано где-то двести страниц. Я открыла последние страницы книги. И удивилась, увидев там свой портрет, красиво нарисованный ручкой. Внизу была непонятная мне надпись. Я пролистала назад. На двух страницах был изображен пейзаж. Это было озеро с красными (не черными, именно красными) водами и черный мост. Солнце садилось, его черные лучи проникали в кровавую воду, но, преломляясь, становились красными. Черная тень девушки, повисла в воздухе. «Обед Крестины» - промелькнуло у меня в голове название картины, хотя смысл этих слов был мне не понятен. Это была та же самая картина. Давно забытая тетрадь в рюкзаке, последняя страница. Только здесь был ее призрак. А у меня в тетради его не было. Или может, я не заметила?
«Я ищу это место». Зачем она это сказала тогда? Разве она не знает этого места? Разве не там родилась (погибла?) ее Кристина? Я только сейчас начала задумываться над этими вопросами.
Нужно было спать. А мне было жутко находиться одной в темноте. Это было не привычно. Сколько времени я в этой стране? Неделю или месяц? Я заснула. И сон, пришедший незамедлительно в мое сознание, был отвратителен.
Мы идем с ней вдвоем. Туман нависает над землей. Чем дольше мы идем по пустынной, серой улице, тем больше отдаляется от нас нужное место. Что это за место, я не знаю. Появляются люди из неоткуда и пропадают в никуда. Они так же не живы, как и мы, как и все вокруг. Но потом начинают появляться они. Эти женщины одеты странно: классные платья до пола, такие же красные рукава, настолько длинные, что достают до пола. Вместо лиц у них деревянные маски, не повторяющие человеческих контуров. Эти маски пусты. «Ряженые!» - слышится панический крик издалека. Едет машина. Одна из этих женщин идет к ней неспешно. Плывет по воздуху. Красный призрак не останавливается ни на секунду. Слышен резкий звук тормозов. На нас брызжет тонна крови. И я понимаю, что водителем была я…
Стук в дверь разбудил меня.


«Она! Наконец-то она!» - промелькнуло у меня в голове. Моей щенячьей радости не было предела. Я открыла дверь, подавляя поднимающееся в душе волнение.
- Привет, - спокойным голосом сказала Ада, глядя мне в глаза. В это мгновение я поняла, что от вчерашней холодности не осталось и следа. Она была такой же, как прежде – сдержанной, но открытой душой, решительной, но чуткой. Я пробормотала что-то вроде «здравствуй». Она вошла.
- Как тебе спалось здесь? Не страшно было ночевать здесь одной? – спросила она с какой-то нежностью в голосе. Я ответила, что нормально, хотя ожидала, что первой вопросы буду задавать я.
- Точно? – спросила Ада. В ее дегтярных глазах игриво горел огонек. Сложно было понять, что они выражали на самом деле: тревогу или же насмешку. У нее никогда не было однозначного взгляда.
- Да. Со снами не повезло, правда.
- Я так и думала. Снова она? – под словом «она» Ада подразумевала Аграт.
- Вот уж нет! Ее было уже слишком много. Но мне хватило и того, что снилось.
Мы помолчали.
- Где ты была? Зачем уходила?
Ада перевела взгляд на окно. – Я не могла взять тебя, прости. Там, где я была, тебе бы несдобровалось.
Она иногда коверкала слова таким образом. Не из-за языкового барьера, а по привычке. Было в этих неправильных, смешных словах что-то, что могло принадлежать только ей.
- Понятно… - произнесла я, потупив взгляд.
И все? Неужели?! Ты же сама хотела назадавать ей сотню вопросов, еще и про странные перемены спросить. Ты же почти ненавидела ее, когда она оставила тебя здесь одну! Таков был мой внутренний голос. Или что-то иное. Разум протестовал, но с момента, когда она вернулась, я не чувствовала никакой обиды и уж подавно – злости. На мой вопрос Ада не ответила, но я не решилась задать его снова. Мне казалось, что все идеально завершено.
Есть такие люди, которые только своим присутствием изменяют и тебя, и все вокруг. Странные, невозможные люди. Они дают тебе второе дыхание, вторую жизнь. Но если  ты утратишь их доверие, тебя обдаст холодом – ты лишишься своего кислорода, своего духовного крова.
- Я была у Стефана. Кретины запудрили ему мозги. Он обо мне и слышать не хочет. Опустился…я не ожидала.
- Зачем ты пошла к нему снова? – спросила я. Меньше всего я ожидала, что Ада пойдет навещать этого парня.
- Он был не дома. В одном месте неподалеку, где торгуют наркотой…и собой. Я была уверена, что найду его там. Проклятый дружок… У него нет ничего теперь, понимаешь? Он все, все продал! И себя. Фу, черт…
Ада сказала что-то по-румынски, нахмурив брови.
- Не переживай, Ад. Он не стоит твоего доверия. – Сказала я, пытаясь успокоить ее. Когда Ада злилась, везде бушевали ураганы. И во мне тоже. Я положила ей руку на плечо.
- Спасибо тебе. – Сказала Ада, чуть улыбнувшись. На ее щеках появились ямочки. - Самое ужасное, что у него теперь есть цена. Он хуже Аграт, о которой ты рассказывала. Он продает себя, и за что? Знаешь, а мы в детстве ловили рыбу на местном пруду. И тогда он сказал, что не хочет быть рыбой, потому что ее продают, ее убивают. Ей пользуются.
Ада ядовито усмехнулась. Ей был дорог этот Стефан, потому что он был дорог ее покойной подруге. И потому, что он связывала ее настоящее и прошлое. Мне было нечего сказать. Я никогда не имела длительной дружбы, потому не могла понять, как это, когда саморазрушается некто дорогой тебе. Рука моя продолжала лежать на костлявом плече Ады.
- Ладно, черт с ним. Я знаю человека, который точно не бросит нас. Моя милая тетушка Аника. Ехать снова придется далеко… Но ты не знаешь, насколько добра эта женщина. Тем более, у нее должок передо мной. Не подумай только, мне на это плевать. Я просто не хочу, чтобы ты опять пищала о том, что мы как бездомные кому-то навязываемся.
- Что я делала? Пищала?
- О, ты бы слышала тогда свой голос! Не обижайся на меня, - лицо девушки украсила искренняя улыбка, которая, казалось, освещала эту комнату не хуже солнца.
- После того, что ты для меня сделала, я не могу обижаться.
Ада недоверчиво посмотрела на меня и скрестила руки на груди.
- Все-таки, что-то не так с тобой.
Почему она так сказала, я не поняла. Я не имела такой чуткости, как она даже по отношению к себе.
- Неужели не видишь? – спросила Ада изумленно. Потом она взяла меня за плечи и подвела к зеркалу.
- Спасибо, дошла бы и сама, - заметила ей я. Но Ада была серьезна. Рукавом своего длинного свитера девушка стерла частички пыли с зеркала.
- Ты точно хорошо выспалась? – спросила она.
Я увидела в зеркале двух девушек. Одна – с чистой смуглой кожей, хорошо очерченными от природы губами, широко раскрытыми черными глазами. Отросший до середины шеи «ежик» отлично дополнял лицо. Она была высокой, худощавой, немного угловатой. Свою идеальную фигуру она прятала под свободной одеждой: безразмерным свитером и потертыми джинсами, которые так же были велики ей. Она излучала тепло, уверенность, жизнь и была максимально естественна. И держала за плечи другую девушку. Та стояла прямо напротив меня. Больше всего меня поразило ее лицо. Оно было распухшим, как у заядлого пьяницы. Глаза были пусты и бесцветны, губы имели синеватый болезненный оттенок. Мне страшно было смотреть на нее. Потому я не сводила взгляд с красивой румынки. И как не досадно было это понимать, но распухшим существом напротив была я.
- А что случилось? – спросила Ада. От ее свитера пахло сигаретами и морозной улицей. От нее веяло жизнью. Мне сразу вспомнился полностью противоположный запах Аграт.
- Я не знаю, Ада, не знаю. Я тебе мешаю, обременяю. Так оставь ты меня! Оставь, как вчера. Ведь я всего лишь балласт. Ты очень добра, но… - я не договорила. Ее рука зажала мне рот.
- Да-да-да-да. Мой балласт, мое спасение, - сказала Ада. В ее голосе звучала теплота. Она обняла меня.
- Я несу чушь? – спросила я, уже сама убедившись в этом.
- Несомненно, - ответила Ада, улыбнувшись, - через час номер нужно освободить. – Сказав это, она упала на кровать. – Мотания за ублюдками выматывают. Хорошо, что у нас есть целый час.
- Ты хоть когда-нибудь спишь? – поинтересовалась я.
- Это тайна. – Прошептала Ада загадочно. – Может, ты ее и узнаешь. Тебе понравилась моя сказка на ночь? – спросила она, указывая на свою оставленную книгу.
- Ты потрясающе рисуешь, - справедливо заметила я, вспоминая зарисовки на страницах, среди которых был и мой портрет.
- Когда-то я этим здорово увлекалась. Мне хотелось, чтобы ты это увидела. Это хроника моей жизни за последний год.
И мы долго говорили о том, что было написано в той самой книге, по ходу узнавая новые детали из наших жизней. Я рассказала ей про свой сон и ожидала, что то, о чем я говорю, может действительно произойти в реальности. Ада, видя мою серьезность, рассмеялась, хоть и пыталась скрыть улыбку.
- А я думала, самые глупые сны снятся мне.
- Смерь человека – это глупость? С этой целью те женщины без лиц ходили по улицам! – возразила я обиженно.
- Ты относишься к этому слишком серьезно. Как я к нашатырю. Всегда считала, что в нем замешана магия. А на деле - обычный спирт. Зачем усложнять себе жизнь, если она и так полна сложностей? Что происходит, милая, м? Почему тебе снятся такие сны?
- Потому что я всегда не спокойна. Нам, кажется, пора. Уже час прошел. - Ко мне вернулась способность чувствовать время. Это было странным, ведь мне так хотелось, чтобы наши разговоры в этой комнате не кончались как можно дольше. - Снова куда-то бежим.
- Да, но это в последний раз. У нее безопасно. – Уверила меня Ада.
Мы снова скитались по улицам Бухареста. Мне казалось, это не закончится никогда. Прохожие, бедняки, гадалки, люди в костюмах… Мы ссорились с моей спутницей на почве усталости. Но это быстро проходило. Сил не оставалось на словесные перепалки. У Ады была неприятная привычка сильно трясти оппонента спора за плечи, отчего у меня участились головокружения. Но я все равно не теряла чувства благодарности к ней и не могла потерять. Кем бы я сейчас была? И была ли бы я вообще, не заметь она меня на вокзале?
Мы зашли в квартал двухэтажных желтых домиков. Здесь жило наименее обеспеченное население. Но домики эти нравились мне больше, чем серые унылые многоэтажки. Там царил уют. Возможно, для меня тогда везде было уютно. Я вспоминала, какой мрачной была Ада вчера и смотрела на ее оживший облик. Снова доверие, снова можно не волноваться о том, что тебя могут бросить. Мне нравилось, когда она раздражалась. В эти моменты Ада загоралась, из нее рвался огонь. Но огонь этот был спокоен, она старалась его сдерживать. Глаза все выдавали.
Снежные хлопья неторопливо падали на землю. В воздухе царила мягкая прохлада. Фонари освещали узкую дорогу и длинные ряды домов. Кажется, мы были одни на этой улице. Мы уже не разговаривали друг с другом. Было приятно ничего не требовать, ибо все, что нужно, она дает тебе сполна и без слов. Наконец-то мы не чувствовали погони, не чувствовали жгучее дыхание Аграт. Я не знала природу этого всепоглощающего чувства безопасности. Казалось, все было уже позади, и мы могли наслаждаться тихой румынской природой. Как же было прекрасно тогда! Ада бросила взгляд на старый забор, ограждающий ряды домов. И во взгляде этом читалось успокоение и свобода.
И вот, мы уже добрались до дома Аники. Он ничем не выделялся среди остальных. Только крыльцо было украшено красными лентами. Ада постучала. Спустя некоторое время дверь начала отпираться, и на порог вышла тетя Ады. Это была женщина лет тридцати пяти с добродушным пухлым лицом и длинными курчавыми волосами черного цвета. Она была одета в красивый домашний халат цвета хаки. Аника сразу вызывала у меня смущение своим добрым и гостеприимным видом.
- Здравствуй, Аника! – возможно, именно это сказала Ада своей тете на чужом мне языке.
- Drag;! Ce sa ;nt;mplat? (Милая! Что случилось? – авт.)
Женщина впустила нас. Ада долго что-то объясняла ей, указывая на меня взглядом. Мне было очень неловко. Потом моя спутница подошла ко мне и сказала: «Не волнуйся. Она согласна принять нас на любой срок. И еще, тетя не знает русского. Так что, отказаться от ее ужина у тебя точно не получится». Потом Ада ушла на кухню, где в это время возилась ее тетя. Они начали что-то обсуждать. Я стала осматривать гостиную. Она была очень просторной, несмотря на небольшие размеры дома. Сразу бросалось в глаза огромное винтажное зеркало, занимающее почти всю стену в длину и ширину. Оно создавало иллюзию увеличения пространства. И зачем здесь такое большое? Все остальное в гостиной было обычно и по-женски. Было видно, что Аника жила одна. У меня что-то защемило в груди. Это было неприятно, но терпимо. Мне вдруг стало очень неуютно и волнительно. Как тогда, в коридоре спортивного зала. В сентябре… Я не могла ничего с собой поделать. В голове что-то стучало. Ада позвала меня.
- Все в порядке? – спросила она.
- Да-да. А зачем здесь такое большое зеркало?
- А затем, что у необычного человека должно быть необычно все. Мы все психи. – Сказала девушка и подмигнула мне.
- Я в этом и не сомневалась, - сказала я, между тем как волнение внутри меня усилилось.
- Шутка! Это от прошлых хозяев дома осталось. Перестань трястись. Тебе холодно? А я предлагала надеть мою куртку…
- Ерунда. Идем, нас ждут, наверное.
Тетя Ады была очень гостеприимна и щедра, но мне ничего не лезло в глотку. Как только я из вежливости клала в рот очередной кусок, тошнота давила на стенки горла. Ада играла роль переводчика. Я попросила ее передать женщине, что есть я не могу. Та расстроилась, но не надолго, и стала задавать мне новые вопросы через свою племянницу. В ее словах не было ничего необычного: она спрашивала, давно ли я в Румынии, какого сейчас в России, и нравится ли мне эта страна. Вопросов, на которые в ответ должна была пойти ложь, к счастью, не было. А может, и были, но Ада специально не касалась их в своем переводе. Аника спросила вдруг, удивило ли меня ее зеркало в гостиной. Ада улыбнулась и посмотрела на меня. Я ответила утвердительно. Женщина вздохнула и сказала, что правда лишь в зеркалах, потому те, кто бывают в ее доме, не могут лгать. Я пропустила эту фразу мимо ушей – наконец-то тошнота отпустила меня, и я, наконец, смогла поесть. После трапезы Аника стала заниматься своими делами. Ада предложила ей что-то, но она отмахнулась. Мне нужно было вымыть свои липкие руки, и я отошла.
В ванной горел тусклый свет. И здесь висело огромное зеркало, но не такое большое, как в гостиной, ведь сама ванна  было маленькой. Я включила воду. Из крана послышалось шипение, и холодные струи полились на мои руки. Будто жажда утолилась.
Еще меня удивило, что в ванной комнате стояли цветы. Увядающие нарциссы находились в узкой стеклянной вазе, стоявшей в углу. Вода под цветами почернела. На полу растекались маленькие темные капли. Я коснулась одной из них пальцем. Вода была очень вязкой, липкой. Настолько липкой, что я не сразу смогла оторвать палец от пола. На месте соприкосновения появился рубец, который начал кровоточить. Я смочила рану водой. Ванна наполнилась невыносимым смрадом. Эти черные капли…они становились больше. Я попыталась вытереть их тряпкой. Она прилипала к черной воде, лишь создавая еще больше грязи. Я не сразу заметила, что та тряпка была пропитана чем-то красным. Дверь в ванну отворилась. Это была Аника. Она начала что-то кричать и махать руками. В ванну тут же вбежала Ада.
«Уходи отсюда! Быстрее!» – прикалаза она мне, и, взяв меня за руку, потащила прочь. Я взглянула в большое зеркало. Нас там было двое. Я и Ада.
Аники не было.


- Что за … – Негодовала я, - из пола полилась какая-то слизь, я думала, она засосет меня к черту!
- Тихо, все в порядке. Это вещество, которым Аника склеивает своих кукол. У меня тоже был шок, когда я дотронулось до него. Это  запрещено использовать как материал, вот она и боится… Подожди, мне нужно ее успокоить. Ада оставила меня и направилась в ванну. Через пару минут они с Аникой вышли оттуда вместе. Женщина все еще имела добродушный вид, хоть и была встревожена. Она начала что-то быстро говорить, а Ада так же быстро все это переводила. «О, мне так стыдно… Я даже не знаю, как это могло попасть к цветам! Больше это вас не побеспокоит».
Аника спала одна в своей комнате, а нам выделила диван в гостиной. На нем было тесно, и я боялась, что упаду прямо во время сна. Поэтому пришлось зацепиться за Аду. Ее тело было костлявым. На спине выделялась тонкая дорожка – позвоночник. Тонкая майка огибала линии ребер. Она ела больше меня, но не поправлялась ни на унцию. Ада уснула быстро и немного вздрагивала время от времени. А я не могла уснуть. Хотела, но не могла.
Остатки теплоты исчезают, медленно переходя в холодный ураган; только в холоде виден истинный облик. Женщина, чье тело стягивает черный латекс, чью душу стягивает обет верности Самаэлю. Ее кошачья грация отравляет, ее черные пряди растрепаны ангелами тьмы. Она имеет тысячи имен на земле и миллионы душ в своем арсенале. А менять тела – ее любимое занятие. Мои ребра сдавливают невидимые прутья, мою шею царапают невидимые когти. До губ ей не добраться. Я кусаю их, как могу. Ведь только через них она может высосать душу, но только если они чисты от крови.
Крови жертвы.
               
                7

На следующий день Аде понадобилось куда-то уехать. Она не посчитала нужным сказать мне об этом, а просто написала записку. «Уехала по делу, скоро буду». У нее опять появились какие-то дела. Оставаться один на один с Аникой мне не хотелось. Что толку, если мы можем изъясняться исключительно жестами? Но дело было не только в этом. Она мне не нравилась, и я даже не знала, почему. Слишком странный дом, слишком приторный характер. Что за запрещенный материал? Какие куклы?.. Утром я заметила еще одну странность: в туалетной комнате вся ванна была черной. Это был тот самый материал. Может, она еще и грязевые ванны принимает, думала я.
Сегодня Аника была как никогда мила. Утром она зашла ко мне и позвала завтракать. Потом предложила умыться. Остальную часть дня, к моему счастью, она сидела у себя и занималась чем-то. Слышались странные звуки из ее комнаты. Будто что-то затачивали, шлифовали. Женщина бормотала что-то тихим голосом. Мне было совсем нечего делать, и я стала смотреть книгу с рисунками Ады. Я даже заучивала надписи к рисункам на румынском языке – до того мне было нечего делать. В очередной раз я убедилась в нужности Ады для меня.
В первом часу в дверь дома постучали. Аника вышла открывать. По голосу я определила, что это был мужчина. Они долго разговаривали о чем-то на пороге. Затем Аника вернулась домой и стала куда-то собираться. Закончив, она показала мне на ключ и положила его на стол. Мол, он останется сейчас у меня. Женщина удалилась, тоже, возможно «по делу».
Какую же радость я почувствовала! Теперь меня ничто не обременяло, никто не стеснял меня, и было легче переносить отсутствие Ады. Меня просто распирало любопытство насчет того, что же такое делала в своей комнате Аника. Я долго не решалась войти туда из каких-то моральных убеждений. Но все они моментально исчезали, как только я вспоминала странные звуки, исходившие из комнаты. Я открыла дверь.
Ничего необычного, конечно, там не было. Туалетный столик, как у всех женщин, кровать, письменный стол. Я подошла к небольшому трюмо с зеркалом. Всюду была разбросана косметика. Был неестественный для хорошей хозяйки беспорядок, созданный будто специально. На кровати валялась груда одежды. Шторы были закрыты, и свет проникал в эту комнату слабо. Разбирала шкаф, наверно. В воздухе витал странный сладковатый запах. С ним невозможно провести параллель – этот аромат повсюду летом, но зимой он так же исходит от людей, от предметов. От этого запаха чувствуешь себя неуютно даже дома, мысленно начинаешь искать зону комфорта. В трюмо был маленький, совсем незаметный ящик. Туда обычно кладут всякие мелочи. Я подумала, что у Аники там груда всяких безделушек. Она бы вывалилась на меня, если бы я открыла этот ящик. Но это уже нарушало личные права человека. А права человека я ценила.
В воздухе витала пыль. Когда же, черт возьми, вернется моя Ада? Я так привыкла к ее присутствию, что теперь ощущала, будто у меня оторвали часть тела. Ментальный инвалид, никому не нужный, кроме нее. А что ж семья? Что ж они, смирились? Какую ложь преподнесло им дьявольское руководство школы?.. Противно и мерзко.
Отвлечься и дернуть за ручку шкафа, чтобы лицезреть весь тот хлам, что хранит у себя Аника.
Что такого неестественного могло там быть? Меня ничем уже не удивишь. Права человека? А это запрещенное вещество, хранящееся непонятно где, разве не есть тому нарушение?
Я дернула за металлическую ручку шкафчика. Отворился он с легким скрипом. Да это действительно хлам, не иначе! Детские куклы без одежды, с растрепанными волосами, ткань, нитки, иголки. Это были элементы ее мастерства. Только вот, черной жижи – конструкционного материала не наблюдалось. А может, я просто плохо смотрела. Я взяла одну из кукол. Она напоминала модную когда-то среди детей Барби. Все куклы были разного сложения и конструкции и были похожи на уменьшенные куклы человеческих тел. Они лежали лицами вниз. У многих на теле были мелкие повреждения. Я повернула куклу лицом к себе.
Сразу же у меня в сознании пронеслись монотонные голоса, краски сгустились, и я очутилась в прошлом. Это была наша школа, кажется, коридор спортивного зала.
- Вы не знаете, кто был осужденным?
- Знаю. Это была Л. Ее и оправдать не пытались,  все безнадежно было -  неповиновение. Так что, следите за словами и не лезьте сами на рожон!
Издалека послышался шум поезда – до такой степени у меня были заложены уши. Я упала на уровень малолетнего ребенка, ничего не понимающего и ничего не смыслящего. Сознание просто отказывалось верить. Вот она – стояла вчера со мной рядом, устремив глаза в экран телефона, дожидаясь сообщения друга. И вот она – бестелесная, несуществующая, незримая. Все перемешалось внутри, все исчезло.  Я не осмыслила слов женщины. Ее больше нет. Толпа поглотила меня, гул голосов обнял разум, а затем стал затихать.
Эта была кукла моей школьной подруги. Точная уменьшенная копия девушки. Все совпадало – лицо, телосложение, волосы. Были даже родинки в некоторых местах. На ее теле были липкие следы воска, на груди были ожоги. Кукла выпала у меня из рук.
Я стала рыться в ящике дальше, и нашла там Артема, девушку, вступившуюся за него, и много еще знакомых лиц. У всех были ожоги и следы воска, преимущественно на лице. О, эти лица…точные копии оригиналов. Они смотрели мне в душу, даже если у них были сожжены глаза. В каждой кукле слышался крик о помощи. Бешеный крик. Но чем я помогу этим шарнирным существам? Я немного успокоилась, когда убедилась, что моей копии нет в этом ящике.
Я подняла с полу Л. и положила на место. Все куклы пришлось вернуть в прежнее положение. Из комнаты я вышла в исступлении, но не забывая об осторожности. Много раз я проверяла, не оставила ли я там свой волос.
Бежать! Бежать! Не важно, куда, лишь бы подальше от этого дома! Гул голосов стоял у меня в голове, лица кукол не выходили из моей памяти. Господи, что же делать… Я же знала, я же не хотела идти сюда… Ада, пожалуйста, приди. Ада…
Ада не приходила. Я вспомнила, что Аника, уходя, оставила мне ключ. Я поспешно оделась, и начала открывать дверь. Не получилось. Ни с ключом, ни без него. Я вертела замок во все стороны света, искала всякие зазубрины в нем, но результата не было. Как в дешевом фильме ужасов. Так прошло почти полчаса. Я разревелась и со злостью начала колотить в дверь. Вот она – моя возможность сбежать! И вот как разумно я ею распоряжаюсь! В голове моей был туман безысходности. Послышались шаги. Чуть позже – стуки в дверь. Я бездумно дернула за ручку. И она открылась. Открылась! Я захотела рыдать еще сильнее, но сдержалась.
Аника вошла, широко улыбаясь и не замечая моего настроения. Она вела себя, как ни в чем не бывало. Я очень хотела спросить ее про Аду, но не знала, как. К счастью, мне попался блокнот и карандаш. Я написала на нем «ADA?» и жирно обвела несколько раз.
О, какое счастье, что это странная женщина знала английский! Она написала «будет скоро». Это меня успокоило. Женщина направилась в свою комнату. У меня застыл ком в горле. Она что-то себе напевала, когда входила. И продолжала пение, будучи у себя в комнате. Потом Аника затихла. Послышались удары об пол, будто бы она бросала на него что-то тяжелое. Так продолжалось с минуту, затем она вышла, все так же что-то напевая, и пошла на кухню, готовить. Я больше не могла ждать Ады. Слышалось в этом пении что-то демоническое. Те же звуки издавала Аграт перед заседанием «суда». И мелодия была такой же спокойной, постепенно наводящей на ужас с каждой новой нотой.
«Ла-ла-ла-ла-ла…» - слышался из кухни приторно-высокий голос.
«Оооооооооох» - слышался ЕГО тяжелый выдох – знак появления Сатаны.
«Аааааааааа…» - слышался беспомощный крик жертвы, которая скоро сама превратится в крик, ведь телесная оболочка исчезнет. А судьба души столь печальна, что о ней невозможно думать. Бесполезный крик.
Я ушла. Дверь поддалась мне, и я сбежала, не захватив с собой ничего. А перед глазами все еще мелькало бледное, восковое лицо Артема, с воспаленными красными глазами и синими губами. И сложно было понять, куклой было это воспоминание, или же человеком.


Все смешалось, затуманилось, оборвалось. Я бежала как можно дальше от этого странного дома, от этого сумасшедшего мира. Медленно начинало темнеть. Мимо меня проносились маленькие желтые домики, только вид их уже не был так приветлив, от них не веяло уютом. Все приобрело иные черты: сучья деревьев заострились, асфальт давил своей чернотой, небо стало тяжелее. Все было не так, как впервые. Ибо со мной уже не было ЕЁ. Все было пустое, пробирочно-пустое, ненастоящее. Как театр во время антракта, когда актеры снимают свои маски, стирают грим, и за кулисами царит преступная мрачность. Уже не нужно притворяться, но почему-то они все еще играют, все еще лгут друг другу. Маски сорваны вместе с душами.
Как глупо, как нелепо! Теперь я была не фактическим инвалидом, а настоящим. У меня не было части моей души, части моего физического и душевного равновесия. Во мне не было скелета, опоры. Может, выйдя на улицу без одежды, кто-то поймет, что я чувствовала тогда. Я смешна, я ничтожна без НЕЁ. Как черепаха без панциря. Вдох без выдоха. Как я смогла так влиться в человека, так безнадежно в нем утонуть? Настолько утонуть, что не думать даже о происходящем вокруг безумии. Что ОНА сделала? Как ОНА это сделала? Кто ОНА? ОНА была частью моего ада и спасением от него.
И тогда я задумалась: зачем же я бегу, если она не идет мне навстречу? Может быть, она уже вернулась туда, к своей тете-монстру? А я убегаю. Я была одержима нелепой и сильной надеждой, которая была к тому же слепой, и под чувством этим я повернула назад, к дому Аники.
Все вокруг уже не казалось таким зловещим, однако, ничего хорошего не внушало. Кем я была для этого мира? Преступником, сбежавшим с эшафота, и по собственной воле возвращающимся на место казни. Ради кого-то. Не для себя. Плевать на себя, плевать на сумасшедшую тетку, на куклы, на зеркала, на черную дрянь. Плевать на НЕГО, на Аграт, на обязанности и побег из страны. Этого все равно будет мало.
Мне навстречу шла женщина. Шла напролом, будто не замечая меня. Я уступила ей дорогу. Но тут же ее тело оказалось рядом с моим. Я смотрела под ноги, и, не решаясь взглянуть ей в глаза, попыталась обойти незнакомку. Она не дала мне сделать это. Что за бестактность, подумала я. 
Вместо лица у женщины была деревянная маска. Одета она была в красное.
«Ряженая…» - прошептала я себе под нос и упала на землю. Сил не осталось, они испарились чем-то неведомым. Женщина обошла меня и удалилась, исчезая в вечернем тумане. Спустя время я услышала вдалеке звук тормозов машины и резкий удар…
Нужно взять себя в руки. Мне и на это плевать. Да пусть хоть само чудовище явится передо мной, лишь бы увидеть родную душу. Неужели я и этого не удостоюсь?..
До дома Аники оставалось шагов двадцать. В окнах не было света. Тишина давила на слух. Я приблизилась к дому, но войти туда пока не решалась. Мне начало казаться, что Ады там нет и что я ошиблась.
Из окон послышался женский смех, неимоверно скрипучий и противный. Я вздрогнула. «Бежать!» - кричало в истерике мое сознание. Но тело, видимо, сошло с ума. Оно взошло на крыльцо дома и отворило дверь.
Свет был приглушен. Изящная женская фигура сидела на диване в гостиной, положив ногу на ногу.
- Давай познакомимся. – Сказала Аграт непривычно низким для нее голосом.
- Знакомы мы уже давно, дрянь. – Ответила я злобно (или же только тело). Аграт встала и подошла ко мне вплотную. Ее дыхание было тяжелым, прерывистым. От нее пахло воском и еще чем-то странным.
- Тому, кто увидел куклы Лилит, суждено стать одной из них, - произнесла демоница спокойно и дыхнула на меня. В нос ударил горький, неприятный запах, - ты не захотела быть телом для Хозяина, значит, станешь им для меня. – Закончила Аграт. На этот раз ее голос стал совсем уж мужским, но не настолько низким, как у чудовища. В нем слышались усталые ноты перегара, презрение.
Она действительно изменилась, и не только в голосе. Пошлость и вульгарность остались, без них она бы не была покровительницей блудниц. Исчезло то дразнящее изящество, которым она очаровывала других, взамен пришли угловатость и грубость. Движения были простыми, хоть и резкими. В них уже не читалось неприличного подтекста, провокации. Да и от самой Аграт веяло теперь чем-то другим. Она стала более…человечной. Только это слово, почему-то, явилось мне на ум. Теперь уже можно было различить цвет ее глаз - ярко-зеленые - они уже не казались пустыми дырами. Кожа из бледной стала смугловатой, растрепанные когда-то черные волосы, торчащие во все стороны, аккуратно лежали на плечах. Латекс остался, но он не был похож на латекс. Не было эффекта удушающего обтягивания тела.
Она стала более человечной, более горькой и спокойной. С ней было уже не тошно разговаривать, хотя внутренняя неприязнь осталась. Я была удивлена произошедшей в Аграт метаморфозе. У демонов, кажется, это называется «деградация до человека». Но все эти изменения, произошедшие с демонессой, увы, не отменяли ни ее связи со мной, ни желания отомстить мне за неподчинение ее чарам. Это желание читалось в ее хищном взгляде теперь уже болотно-зеленых глаз.
- Где Ада? – прервала молчание я. Девушка пронзила меня взглядом. Из ее груди вырвался хриплый ехидный смех. Она долго не умолкала. – Где она?! Отвечай! – взбесилась я. Она не утратила своей способности незримо течь ядом.
Аграт отвернулась от меня и подошла к окну. Последние лучи уходящего солнца озарили ее красивое лицо.
- Я была очень разочарована тобой. – Произнесла она. – Ты уже не так чувствительна, не так умна. Может быть, ты бы сообразила, что я есть на самом деле…  Я дала тебе подсказку – дьявольская кровь – самое грязное вещество во Вселенной. Но ты была затуманена. Твое существо так светилось от счастья! Твой рассудок был помутнен. Твоя аура была сплошным красным пятном. Это было забвение. И что же есмь причина? Желание убежать от нас, спасти свою грязную душонку? Причина есмь любовь.
Аграт тяжело вздохнула и отошла от окна. В ее тоне не было ничего издевательского, однако, все ее слова были оскорблением для меня. Какое ее дело? Зачем ей было знать?
- Чтобы найти тебя, – прочитала Аграт мои мысли, – знания необходимы. Они питают веками нас – хранительниц врат тьмы. И когда мы теряем то, чем питаемся – ваши грязные души – мы истощаемся. Я истощена ныне.
Аграт, и правда, выглядела неважно по сравнению с ее предыдущими воплощениями. Ее тело иссохло, осунулось лицо, охрип голос. Она казалась потрепанной и больной, хоть и пыталась выглядеть сильным хищником. Девушка подошла вплотную и стиснула мою руку.
- А хочешь узнать, как все было? Какая я есмь изначальная? – спросила Аграт с твердой решимостью поведать мне что-то. Я кивнула.
               
                Аграт

– Эти жалкие души – мои ангелы гнева. Не я зову их к себе и навлекаю на гибель. Так заставили меня еще в материнской утробе. Махалат* сама выбрала себе мужа-черта. Я дочь шлюхи и Измаила**… Но сначала, когда я была еще эмбрионом, я хотела быть…человеком. Меня сразу же посадили в колесницу, еще младенцем. Я должна была что-то рассыпать на людей с неба. Позднее мать призналась мне, что это были болезни, и что я – демон. Моим предназначением было рассылать смерти в города Иудеи. Так я считала всю свою жизнь. И тайно хранила в себе мечту отречься от семейства суккубов***. Я даже дала себе имя – Аника. Так звали девочку, которую я убила, катаясь на колеснице в ночь на среду****. О, я не хотела никого забирать! Я думала, что ночью эта сила оставит меня. Ей хотелось насладиться ночным воздухом… И что она получила? Место среди загубленных мною душ. За эти секунды ее ухода она стала мне лучшей подругой. Она улыбалась мне, и казалось, что девочка будет счастлива даже в самом Аду. Я назвала себя Аникой и решила отречься от семьи суккубов, чтобы продолжить ее бытие на Земле. Это не возбранялось, если демон убьет человека не по своей воле. Но провидение решило иначе…
Махалат тогда уже не было среди нас. Я обратилась к Лилит, Нааме и Айшет1. Это были главные матери-демоны. Их возмутила моя любовь к подруге. За это мне пришлось поплатиться. Демон не имеет право на любовь, на желание любить. Вот только расплачиваться было нечем – уже тогда моя душа была пустой, ненужной оболочкой. Мне было все равно на то, что мне придется вынести, какое наказание мне предстоит познать. Я была готова обратиться в пепел… Но когда я узнала, что именно я должна сделать, дабы искупить вину, мне захотелось стать еще более пустой, чем я есть. Мне нужно было слиться с Самаэлем. С Сатаной. Все три демоницы уже сделали это, одна я осталась. Это означало, что из меня окончательно должно уйти все то живое, что во мне осталось. А осталось ничтожно мало. Но я цеплялась за это, как вы люди цепляетесь за вашу жалкую любовь. 
Ты еще не родилась тогда. Это было задолго до рождения Иисуса. Слияние произошло. Теперь я стала женой Самаэля. Он дал мне имя Аграт. Никогда я не чувствовала себя такой сильной! Сто восемьдесят тысяч ангелов гнева под моею властью, сама Лилит поклоняется мне. Я – покровительница блудниц. А благодаря Самаэлю я могу забирать и смертных, прогнивших душой.
Я ненавижу тебя, ты делаешь из меня человека. Если бы Хозяин узнал об этом, я давно бы уже обратилась в пепел. Я ненавижу тебя. Зачем ты родилась? Чем тебе не виталось в бесконечной Вселенной? Ты появилась. Ты разглядела меня. Ты не имеешь право на существование. Я существую в пространстве миров уже тысячи лет, тебе же только семнадцать. Кто ты, скажи? Как ты это делаешь? Что ты со мной сделала? Ты не поддаешься. Пойми, если я не убью тебя, это сделает Хозяин. Если я не сделаю тебя такой же, как я, это сделает Хозяин, и будет намного больнее. Поверь. Твоя душа не выдержит. Ты сильная, но ты не демон. Пока еще не демон…
 
* Махалат в иудейской мифологии – мать Аграт;
** В литературе упоминается, что Аграт – дочь Измаила, первенца Авраама (полубога-получеловека);
*** Суккуб (здесь) – то же, что и демон;
**** В ночь со вторника на среду Аграт может вредить людям;
1 - Лилит, Наама, Айшет – верховные суккубы, прародительницы демонов.

Аграт еле заметно вздрогнула в конце своего рассказа. Для меня почти ничего не прояснилось. Да, она стала демоном не по своей воле и ненавидит меня за то, что заставляю ее идти против своей темной природы. Но Ада-то что? Аграт так ничего и не сказала про нее. Если не было никакой доброй тетушки Аники, а было лишь очередное воплощение демона, то как же Ада?..
- Агр… - начала я, но запнулась. Меня очень сильно ужаснула мысль о том, что моя подруга была всего лишь…иллюзией. Это невозможно. Такого не было. Она человек, человек! Я просто не принимала другого ответа.
Аграт тем временем все продолжала сжимать мою руку. Я боялась теперь посмотреть ей в глаза. Она читала мои мысли и знала, что я хотела спросить. В этих глазах болотного цвета была насмешка. А это больнее всего. Как же страшно … Всего лишь иллюзия…никого не было рядом со мной все это время. Ну почему же она не говорит? Чего еще ждет?
- Я ждала, пока туман в твоей голове рассеется, и ты начнешь понимать слова. Ты очень изменилась. – Прохрипела демоница.
- Как и ты, Аграт.
-  Я всего лишь голодна, а ты, кажется, сыта одним по горло.
- Скажи, это правда? – спросила я, уставившись на ее лицо.
- Что же правда? – непонимающе спросила Аграт.
- Не издевайся! То, о чем я думала, правда? – я уже начала выходить из себя. Руки сжались в кулаки.
- С чего бы мне знать, о чем думают люди…рыться в вашем тумане…
Я взбесилась таким издевательством над моими переживаниями, и схватила Аграт за плечи и начала трясти ее, что есть мочи.
- Я тебя, дрянь, кажется, спросила с самого начала! Чего ты тянешь?! Скажи мне, так это или нет, и осуществляй свои грязные помыслы! Кто кого ненавидит…кто кого хочет уничтожить! Ты думаешь, мне интересны твои бредни про Лилит, Азраила и суккубов? К черту! Я терплю тебя, только чтобы ты сказала мне то, что надо, своим дрянным языком. – Я орала на Аграт, и мне казалось, что еще чуть-чуть – и из меня пойдет пар. Я была в ярости, безудержной ярости.
Демоница молчала. Я не сводила с нее глаз, но она лишь ехидно улыбалась. Как же я ненавидела ее в этот момент! Как хотела втоптать в землю! Я дала ей звонкую пощечину. Еще одну.
- Тварь! Я убью тебя, убью, убью!
Намерениям моим не суждено было сбыться. Все исчезло, испарилось. Аграт начала плавиться, пространство вокруг – тоже. Мои руки стали коченеть и превращаться в странную массу. Очертания комнаты менялись. Я потеряла сознание.
               
                8
 
Холод. Удушающий, невыносимый холод. Тяжело дышать. Чьи-то руки сдавили мне горло.
«Бред – скрипуче прошипел голос из темноты. Что-то ослабило хватку на моем горле, - бред все твое спасение! Ничего не было!» - закончил кто-то и противно засмеялся. От этого смеха все сворачивалось внутри, и ком подступал к горлу. Я ничего не видела вокруг себя, кроме темноты. Кажется, вдали кто-то поблескивало. Возможно, металл. «Ада, помоги…» - тихо взмолилась я, и слезы потекли по моим щекам. Мне вновь стало трудно дышать, а внутри разрасталось что-то угнетающее, ледяное. Мое тело туго сдавливало жесткими веревками, конечности пульсировали от боли. Еще немного – и этот бандаж полностью меня раздавит, и я превращусь в иссохшую куклу. И пополню коллекцию жертвенных кукол Аграт…
Я была слаба, как пациент после наркоза, и туго соображала. На меня давил воздух. На меня давили небо и земля, если, конечно, они были там, где была я. Веревка тянула вперед – меня куда-то вели. Спиной я чувствовала холод металла. Внезапно веревка резко дернулась, и я упала вперед. Больно. Меня обнимал холодный и ужасно твердый пол. Казалось, только он в эту минуту был ко мне милосерден. «А вот ты и попаааа-лааась! Ааааах!» - сказала Аграт тягучим, как резина, низким голосом. Теперь она была уже той демоницей, которую я привыкла видеть. Вот только что с ее голосом? Он не был аномально высоким и скрипучим, заставляющим все сжиматься внутри. Интонация презрения осталась та же, но откуда-то взялся баритон. Я вспомнила ту Аграт, которая разговаривала со мной в своем доме. Она продолжала изменяться. Но посредством чего?..
«Дурочка-дурочка-дурочка-дурочка» - напевала демоница, а веревки потянули меня вверх. «Вот я и вызволила из тебя ярость! Это было так просто, аааах! Я сильна, как никогда!» - расхохоталась она. У меня разболелась голова от этого звука. Тошнило. Озноб и внутренний жар. Что со мной? Где я? Кто эта женщина? «Не было никакой Ады. Я вселила в тебя иллюзию, а ты так легко повелась на нее. Я не могла лишить самой прогнившей плоти Хозяина! Ах-ха-ха-ха! Да ты даже полюбить ее умудрилась! Так я и знала, что ты падешь так ниии-зкооо, девочка ты наша грязная!» - стоит ли говорить, что невыносимо было слышать эти слова, сказанные этим демоническим голосом, полухохотом, который становился все грубее. «Ты лжешь» - сказала я, зная всю бесполезность этих слов. Они ничего не изменят! Она убьет меня, а тело придаст своему Сатане, и я больше никогда не вспомню об…
Об Аде.
Солнце взошло где-то за горизонтом моего сознания, дышать стало легче, и веревки будто ослабли. Нет, я буду помнить. Обязательно буду помнить тебя. Ты не плод воображения, не иллюзия суккуба. Ты мой родной человек.
«Что улыбаешься, сучка?» - обозлилась Аграт. «Уже предвкушаешь участь прогнившего плода? Верное дело. Есть только один бог для тебя. Имя ему Самаэль! О, Хозяин! Прими же эту тленную плоть и прогнившую душу во имя священной тьмы! Прими же последний грех, грязнейшую кровь, насыть сущность бездны. Gloria aeterna tenebras! ( Во славу вечной тьме! – авт.)»
Я подняла голову. Это мгновение длилось вечность. Я стояла на коленях связанная красным жгутом в страшном зале «суда». Он пустовал. Только я и она. Чернота, так знакомая мне с сентября, заполняла пространство. Освещение давали лишь длинные свечи с обильно текущим воском, которые стояли на сцене. Там же была я и Аграт. Аграт – демонесса проституции и всего, что с ней связано – была одета в платье из красного латекса, едва прикрывавшего ее тело. Я снова вспомнила ее человечную. Неужели это был всего лишь мираж? Зато Ада…
Я не успела додумать, как Аграт дала мне пощечину. «Никакой Ады нет!» - в ярости закричала она. «Это имя одной из шлюх, таких же, как ты! И все вы служите мне!» Мне захотелось толкнуть Аграт боком, но это было плохой идеей. Главным образом, потому, что жгут был очень тугим, и любое движение давалось мне с болью. Прошла минута. Чего же так долго? Слова обряда были давно произнесены, а я все еще стояла здесь на коленях, а не всасывалась в тело чудовища. Мне было не страшно, а досадно. Досадно оттого, что я сбежала тогда, а не уничтожила Аграт, всю темную свиту, и ЕГО в том числе. Во мне проснулось понимание того, что я вполне могла это сделать. «Поздно никогда не будет, сучка» - сказала Аграт, прочитав мои мысли. «ОН должен впитать все остатки душ этого здания, чтобы приступить к последней плоти. У тебя еще есть время признать, кто ты на самом деле» - произнесла суккуба, усмехнувшись на последних словах. Дрянь… Все это чертов абсурд, воображение лежащего в психушке шизофреника. Однако, чувствуя коленями холод пола, ощущая боль от сковывающегося бандажа и жар, исходивший от Аграт, я не могла усомниться в реальности происходящего. Неужели я – последняя здесь, кто остался собой? Мгновения, что размером с вечность, тоже имеют свойство заканчиваться.
Послышался звериный рев за стеной. Аграт начала скалиться. Что-то взорвалось в ней. В глазах, не имеющих цвета, засветилось…счастье? Она любила ЕГО. Своего мужа Самаэля.
Знакомый звук парового двигателя – дыхание монстра. Двери зала еще даже не отворились, а оно уже обжигало кожу. ОН не спешил. Двери сначала заскрипели, открываясь, а потом сорвались с петель и с диким грохотом упали на пол. Только три свечи продолжали освещать пространство. По полу пошла сильная вибрация. Я еле удержала равновесие, чтобы не упасть.
Где-то посередине зала зажглись двое красных огней. Их обрамляло белое свечение по контуру. ЕГО глаза. Как только я увидела их, тут же устремила взгляд в пол. Было страшно смотреть туда. Огни возвышались где-то на три метра над полом и не были направлены ни на меня, ни на Аграт. Я чувствовала это, потому что меня не прошибала дрожь, и пространство вокруг не полыхало красным под этим дьявольским взглядом.
«О, Хозяин!» - прохрипела Аграт и бросилась к монстру. Как я заметила, на ней уже не было красного латекса. Демоница преклонилась перед чудовищем и потянула к нему свои когтистые руки. Но ОН даже не взглянул на нее. Огни были направлены куда-то в пустоту. «Изыди. Срок твой вышел» - произнес ОН. На этот раз ЕГО речь была членораздельна и очень напоминала человеческую. Правда, голос все еще оставался неимоверно низким. Демоница начала растягиваться, корча уродливые гримасы, и всасываться в грудь монстра. Я вскрикнула. Это было невыносимо, и от этого было невозможно оторваться. Миллионы маленьких черных демонов вылетали вверх из тела Аграт и растворялись в воздухе. Суккуба уже полностью слилась с НИМ. В последний момент, казалось, на ее лице застыла странная улыбка. Возможно, высасывание души было для нее сродни соития. Да и была ли у нее душа?.. Как я желала, чтобы все скорее закончилось! Но время тянулось, как вязкая липкая трясина, я застряла в ней и не могла выбраться.
- Говори. – Неожиданно обратился ОН ко мне. – Плоть должна говорить перед очищением.
Я выдержала эти неимоверные звуки и даже смогла понять их смысл. Я не решалась взглянуть в лицо чудовища – так отвратно мне оно было в этот момент. Настолько, что, казалось, взгляну я на него, и тут же начну всасываться в бездну, выворачиваться наизнанку. Странное чувство не давало мне покоя, что-то колотило изнутри.
- Ненавижу тебя. – Выполнила я ЕГО просьбу.
Внезапно погасли свечи, и красный свет перестал озарять зал «суда». Глаза мрака закрылись. Час настал.
………………..
Но ничего не происходило. Я все так же продолжала стоять на коленях, обездвиженная бандажом. Мой рассудок остался при мне, хоть и затуманенный происходящим.
«Какое блаженство… - Начал ОН хрипеть своим басом, - блаженно ощущать на себе вашу ненависть. Я искал место, где скопление грехов достигло пика. И это место – ни храм, ни острог, ни бордель. Это школа. Грязные ангелы плетут нити из собственных грехов и душат ими Вселенную. Вы хуже слуг Аграт. Но ты оказалась грязнее всех, сумела упасть ниже, облобызать рога Люцифера, совратить самого Серафима. Тебя не спасет ни очищение души, ни перерождение тела. Отныне ты будешь служить мне!  Ты – чистейшее воплощение грязи. Ты – третья по счету жена Самаэля. Имя тебе Аграт».
Пространство сузилось до невозможного. Я почувствовала удушье. Что-то черное и большое тянулось ко мне. Жар в горле мешал дышать. В животе начинало что-то разъедать…
- Грех движется во твоем чреве! – послышались томные вибрации монстра.
Потом началась рвота. Я думала, что именно сейчас из меня выходит душа. Но что-то страшное и черное продолжало тянуться ко мне, и это было мерзко, бесконечно.
Я увидела белый силуэт неподалеку. Это было единственное светлое воспоминание во всем происходящем безумии. Ада стояла рядом в длинной белой рубашке и кричала мне что-то. Но крик этот был немым. Только губы непрерывно шевелились, пытаясь донести что-то до меня. Чем больше старалась девушка быть услышанной мной, тем больше мы с ней мучились. Ее кожа блестела от пота, губы дрожали. В глазах Ады было не свойственное девушке выражение паники, остервенения.
Что-то черное вплотную приблизилось ко мне, я почувствовала ужасный смрад. Ада упала на колени в отчаянии и бессилии. И, когда что-то мерзкое уже обхватывало меня, когда ледяная слизь начала обволакивать мое тело, я услышала это. Этот шепот.
«Назови его имя».
Я чувствовала – еще немного, и мерзость заберется ко мне в рот, лишая возможности дышать и говорить. И я громко, что есть мочи, закричала: «Дрекул Нагара!!»
Реальность оборвалась.


Я упала в забытье, в пустоту.
Исчезло абсолютно все. И я сама не была исключением. Я разделилась на миллионы атомов и молекул, которые были независимы друг от друга. Было невозможно собрать себя заново. Когда у меня получалось поймать несколько своих частиц, одна из них улетучивалась в никуда, а в погоне за ней я теряла остальные. Я не могла найти свой центр и блуждала где-то далеко-далеко от него. Двери сознания были закрыты. Кто же тогда есть я, без разума, мыслей, без всего? Кто та, что блуждает в пустоте сейчас? Крупица звездной пыли, потерянная во Вселенной, летящая непонятно куда и непонятно зачем.
Что-то невероятно легкое коснулось моего сознания. Это было похоже на порыв ветра. Живой ветер, обладающий разумом и душой. Я понеслась вдаль невероятно быстро. Наверное, это была третья космическая скорость. Я не видела ничего вокруг, не успевала думать. И незаметно начала соединяться с тысячами себе подобных – с потерянными в пространстве частицами. Вместе мы слились во что-то сильное, постоянное. Это была материя сознания. Стало очень ярко, жар обжигал всю нашу оболочку. Здесь становилось неимоверно тесно. Пришлось покинуть эту толпу атомов. И как легко стало вдруг, как свободно! Уже не нужна была толпа, чтобы двигаться к своему центру. Я сама была толпой живых частиц, во мне жили миллионы их. Но я была выше, чем толпа. Я была самостоятельным веществом, обособленным. Так я создала себя заново. Я была кем-то слишком земным, как амфибия или ничего не чувствующая амеба, но что-то неземное скрывалось внутри, что-то неизведанное, бесконечное. Не было хорошего или плохого в этом потоке. Была лишь я. Пространство требовала меня, реальность ждала. И я хотела материализоваться. У нас получилось. Я вернулась. Новая, совершенно другая, но такая же реальная, как и все в этом мире.

Эпилог

Нас было двое. Мы лежали на развалинах бывшего Ада. Металл был холоден, но он принимал нас. Он был живым. ОНА тоже была обновленной, но, казалось, этот процесс еще не завершился до конца. Я чувствовала это по ореолу света и спокойствия, который окружал все ее существо.
- Иди, - произнесла Ада с теплотой в голосе. В черных глазах отражалось небо. - Тебя давно уже ждут.
- А ты? Я не оставлю тебя, не оставлю нас.
- Я пойду за тобой. Только дай мне время. Мне нужно привыкнуть.
Я понимала. Мне самой было странно ощущать себя здесь, на земле, и помнить, как я строила себя по кусочкам где-то за гранью этой реальности. Я дала ей время. Я шла вперед и знала, что Аде суждено полностью обновиться, как и мне. Она непременно последует за мной. Для существования Инь необходимо Янь.
От бывшего здания школы остались лишь грязные руины. Вскоре на ее месте появиться маленький влажный луг. Но никто пока не прикоснется к этим развалинам, остаткам скорлупы тьмы. Ада неизменно живет со мной, в моей стране. Каждый месяц мы отправляемся на нашу вторую родину – Румынию. Ада добилась больших успехов в медицине. Она теперь знаток врачевания. Ну а я – главный душевный пациент.
Пожалуй, это самое главное.
Конец
2015-2016