Igni et ferro

Ты не любишь... И чёрной тенью
Воет призрак о забытье...
Но ни пламя самосожжения
Не погасит, ни бытие,
Чёрный пёс перекрёстков лунных.
И в раю мне гореть в огне
От срывающихся в безумии...
Боги! Яду' мне! Яду мне'!
______
Я всегда думала, что нет страданий страшнее мук неразделённой любви. Но, глядя на Тебя, сомнения терзают всё острее. Как ты страдаешь! Бедный печальный Пьеро, загнанный, с последней пулей в стволе старого револьвера - для меня или, может быть, себя. Прекрасный демон, кумир, сорвавшийся в ад чужой любви. Моей. Безумной и вечной. Слепой, абсолютной любви.
Как осторожно, бережно распускал ты швы между нашими мирами. Хранил от боли. Меня... Сам же с головой тонул в этой вязкой тьме - моей крови, что разливалась океаном на каждое "нет"...
Я шла по пятам, отворяя инфернальные круги, всё глубже - к самому дну. За тобой. 
Я была уверена, что Ты любишь меня. Я видела подтверждения этому на каждом шагу. Казалось, читала, как открытую книгу. Твои мысли, твои чувства не были для меня секретом. Казалось...
- Открой глаза! - Сквозило. Редкими радио помехами вклинивался чуждый призыв. Но в ответ зажмуривалась сильней и делала очередной шаг. До того момента, пока днём гнева не обрушилось на меня прикосновение холодной стали ко лбу... 
Тогда, в приступе слепого отчаяния, никак не могла поверить, что Ты - Ты! Не я! - держишь эту леденящую сталь у моего лба. Ты уходил в ночную мглу. Медленно растворяясь в бледном свете полной луны, оставив меня неподвижно и тоскливо взирать на руины собственной жизни. Руины, которые я не желала видеть. Для меня мир был по-прежнему цел. Это жуткий липкий кошмар, после которого ломит тело и сердце заходится в истерике. Это сон. Случившееся - сон. Открой глаза...
И ещё один шаг. К Тебе. Оцепенелый шаг длиной в тысячу лет и выстрел. Оглушительный выстрел, сбивающий с ног. Во тьму. Падала в глубокие колодцы, полные нечеловеческой боли - в глазницы смерти. И всё никак не кончалось адское проклятие. В этой боли не было времени. Только вытянутая в струну душа ещё жаждала глотка света, но тонула в вязкой чёрной смоле безнадёжной тоски: "Когда? Бог мой, скажи, когда кончилась твоя любовь?! Или её и не было? Неужели ты никогда меня не любил?"...
Тысячелетия пустоты. Тысячелетия немой тишины. Здесь нет покоя. Здесь только память и горечь утраты... И чувство вины... Где ты? Сможешь ли поверить моим мольбам о прощении? Простишь ли?
В то безвременье я прошла сквозь огонь, сжигающий до тла. Но даже и этот адский океан не смог погасить любовь. И в тот самый миг, когда тьма вбирала в себя последние лунные нити едва сопротивляющейся души, бледный измождённый страданием призрак, павший на колени в отчаянной мольбе, явился твоим очам, соткавшись из мириады пылинок, искрящихся в солнечном весеннем свете. На единый миг омрачила больная тень твоё чело и медленно рассыпалась в прах... В тот день за окном разразился шторм. Грозовые тучи нависли, цепляясь за ощетинившиеся крыши. И первый гром взорвался рёвом иерихоновой трубы. Твои мысли вернулись к странному фантому, иллюзии делирия, и впервые пытался найти нить, что связывала нас в те первые дни. Но в твоих руках оставался лишь пепел. Розовый пепел, тлен оборвавшегося пути. Он был повсюду. Только этот пепел и ветер, что пригоршнями сыпал его в штормовую заоконную мглу... Последняя искра моей души лежала на твоей ладони хрупким пепельным лепестком. А ветер выл, но не решался вырвать из твоих тонких музыкальных пальцев гаснущую жизнь. Стоило лишь разжать ладонь...
- Отдай! - Выл разъярённый зверь мартовских штормов. - Отдай! Зачем? Зачем тебе эта сломленная душа?
Молчал, не разжимая руки. Шторм крепчал
Ты не мог найти спасения от дьявольских козней северного мертвящего аквилона. Не мог противостоять ему, ибо этим штормом и был ты. Как часто разбивался о жестокость собственного Я - демона, идущего об руку с первых дней. Может оттого и берёг так упрямо хрупкий пепел, чувствуя, как растёт и пульсирует в твоих ладонях горячее сердце. Наверное, тебе хотелось кричать, отбросить прочь, растоптать мучительный ритм, уничтожить этот пепельный шёлк.
Шторм кончился внезапно, обрушив на плечи оглушительную ночную тишину. Ты зажёг трепетные огни высоких  чёрных восковых свечей на берегу серебряных морей зеркал и бессильно опустился на холодное ложе, ещё пахнущее дождём...
"...Безмятежны Твои сны. Ни единая тень ни омрачит высокого чела..."
Утро объяло лихорадочной дрожью, липким страхом, отчаянием непоправимой беды. Лёгкий бриз играл тонким флёром тумана. Оплывшие чёрные свечи были безвозвратно мертвы. Мрамор каминной полки пуст и холоден, как и в любое другое утро. И странное отчаяние, что всё лишь привиделось...
Весна. Тёплый ветер танцует, накинув на свой тонкий стан шёлк занавесей, у открытого французского окна. Тонкие изящные пальцы скользят по рояльным клавишам, намекая на трогательную, нежную мелодию, внезапно оборвавшуюся. За окном гризайль, залитая водой. Серое море весенних безумств.  Чувствуешь пепельный шёлк, коснувшийся ладони. В тот вечер ты оставил его под защитой свечей и зеркал - бутон пепельной розы. Вот и всё, что осталось от меня - память. И зеркала, отзывающиеся на каждый взгляд...
"Люблю..."
Мой бесконечный шёпот сквозь серебро зеркал. Как долга была дорога к Тебе... Шёпот... И чувство вины за твою боль, за разочарование, за страх...
Стоит ли быть?
Вернуться назад, где холодная сталь касается и лба и хриплый суровый голос приказывает: "Не вздумай. Даже на шаг."
И где я шагаю вперёд, срывая курочный крючок, закрыв глаза в отчаянной попытке спасти Тебя. Спасти от моей любви.
Сухой щелчок. Молчание. Не смею открыть глаз до тех пор, пока ты не сменишь гнев на милость. До тех пор, пока твои объятия не сомкнутся за моей спиной... не открывая глаз, шептать "Я люблю Тебя..." и ждать... Ждать ответного "люблю". Или выстрела, который покончит с моей жизнью.
______
Проснувшись тем утром, я не нашёл тебя. Гробовым молчанием встретил меня твой мир. И только розы, пепельные розы оплетали старые стены замка. Весь мир держался на них, словно старинный некрополь. Я знал, что ты здесь. Но не мог найти. Словно сквозь толщу чёрных мёртвых колодезных вод чувствовал своё имя. Ты не могла дышать, такой болью пронизывал каждый вдох. Я желал найти тебя. Ту, настоящую тебя. Сорвать маску слепой покорности, заставить жить. Через боль, да. Движение вперёд болезненно. Но не смог. Ты умирала при каждой попытке. Умирала у меня на руках. Я не знал, вернёт ли тебя к жизни моё "люблю". Или больше не имеет значения?.. Я никак не мог найти тебя, но знал, что ты идёшь след вслед. С каждым "вернись" я был всё ближе...
Тонкий погребальный саван белого шёлка трепетал в тёмных волнах паркового пруда. Венок из тех же пепельных роз качался на поверхности, зацепившись за пряди цвета осени. И глаза. Чёрные омуты, слепо смотрящие в небеса. Сколько раз я нёс на руках твоё мёртвое тело? Сколько погребальных костров возжигал во имя жизни?
Чёртову дюжину.
Но никогда не было во мне столько горькой тьмы, непролитых слёз, сжимающих горло. Что оставалось мне? Броситься в эти волны и пить, пока и мои зрачки не будут полны этой мертвенной водой? Но ноги едва касались чёрной прохлады, даже когда я взял тебя на руки.
Мне никогда не забыть твоего бледного лица и своих дрожащих рук, опускавших тот первый штормовой бутон на твою неподвижную грудь. И тепла, пульсирующего под перламутровым фарфором кожи.  Образ таял, растворяясь во мгле. Туманился разум предутренним тяжким сном...
Пробуждение помнило лишь "люблю". Бесконечный шёпот. Тихий, робкий, едва уловимый рефрен. Нежное прикосновение пепельного шёлка к моему лицу. Помнило тебя в моих объятиях и больное "Я люблю Тебя..." сорвавшееся с губ перед пробуждением.
Мрамор каминной полки хранил тепло... и бутон пепельной розы.