Роман Адигизар Гомзяков-Азалин

          «Адигизар»
ненаучно-нескучный, авантюрно-приключенческий,
поэтически-лирич»еский, задорный, любви покорный,
сатирически-юмористический, фантастический роман,
а если покороче, то... в общем, дастиш-фантастиш.
                Часть первая.
                Бегство.

                Глава первая
                Двое ненормальных.

Интересные вещи стали вдруг происходить в небольшом шахтёрском городке Полысаево, что находится неподалеку, в десяти с лишним километ-рах, от города Ленинска-Кузнецкого Кемеровской области.
Обитатели этого городка стали замечать, что там и тут, на улицах стали неожиданно появляться какие-то странные субъекты, ранее никогда здесь не замеченные. Крепкого телосложения, с мощными бицепсами и такими красными лицами, что их так и прозвали в народе «краснорожими». Про таких ещё говорят, что лицо у него просит кирпича! С очень массивными квадратными челюстями, отъевшиеся, размордевшие, эти краснорожие типы сразу привлекли к себе внимание. Они вели себя самым странным, самым необычным образом. И в этом вы сами убедитесь скоро.
А всё началось с воскресного утра 18 мая 1969 года. День выдался прохладным. Стояла холодная солнечная погода. Дул небольшой ветерок.
Баба Фёкла продавала на рынке раннюю зелень. Петрушку, укроп, кинзу. Зелень у неё находилась на деревянных ящиках из-под тары, покрытых газетой и служивших ей нечто вроде прилавка. А по бокам, чтобы та не слетела случайно от ветра и удержалась на месте, эту газету придерживали четыре самые обыкновенные половинки кирпича, которые можно найти в любом дворе. Благо, они валяются где угодно.
– Зелень у меня свежая. Только что с огорода сорвала! – утверждала
бабка, нахваливая свой товар на все лады. – Нигде такой ядрёной не найдёте!.. А укропчик! Какой укропчик! А пахнет! А пахнет! Как пахнет! – кричала бабка, зазывая покупателей. Но никто к ней особенно не спешил
– Моя зелень самая лучшая в мире! – утверждала она категоричным то-
ном и тут же срывалась с места и совала свои пучки под нос потенциальным покупателям.
– Вы понюхайте! Понюхайте! Ни у кого такой зелени нет! – пихала она
-1-
в нос каждому проходящему мимо неё свою зелень и в ультимативной форме заявляла. – Если не возьмёшь, помрёшь!.. Без моих витаминов! Это точно! Посмотри как бледный да худосочный! Ну, чего папироской дымишь и дымишь? Говорю, на кладбище загремишь! Без моих витаминчиков!..
Однако это не возымело должного эффекта. Потому что люди нюхали и... проходили дальше.
– На папиросы есть деньги, а на зелень нет. Пропадёшь! – кричала она вслед какому-то мужику с папиросой во рту.
– Ну, ты, бабуся, даёшь!
– Как миленький угодишь! Или от папиросы своей угоришь! Однако тот так и не пожелал купить её зелень. Но она тут же предложила уже другому мужику. – Купи зелень, милый.
– И почём она у тебя, бабка?
– Рубль пучок. Мимо пройдёшь, счастья не найдёшь!
– Свихнулась, бабка? За какой-то жалкий пучок!.. Да иди ты!
– Сам иди!
И она, нисколько не смутившись, уже другому стала совать пучок и угова-ривать его:
– А ты, молодой человек, не желаешь купить?
– Не желаю.
– А ты, мужик, купишь? По глазам вижу, что купишь. Вон, какой бравый!
Слава богу! У «бравого» мужика был подбит один глаз, и на щеке был виден след от ожога.
– Мой «купишь» уехал в Париж! Я сегодня на мели. Это всё бабы! Вот взять меня хотя бы! Вот до чего довели! В кармане пусто! Нет привычного хруста купюр. И он вывернул свой карман наизнанку, продемонстрировав ей наглядно его содержимое. – Баба – она хуже дуста! Чтоб им всем было пусто! Грустно, мамаша, грустно! Неплатёжеспособен я сегодня. Как тебе будет угодно! Мне бы похмелиться, как говорится. Так что мне не зелени, а зелья какого-нибудь принять сейчас бы! У тебя не найдётся?.. Эх, бабы!
Фёкла, сразу охладев к нему, начинает сзывать других покупателей.
– Нежная зелень! Очень нежная! – кричала она, надрывая голосовые связ- ки. Потом ей надоело кричать, и она немножко приумолкла, присев на такой же ящик из-под тары, как и тот, на котором находился её товар.
– Вот торговля сегодня! – проговорила она недовольно, обращаясь к другим торговкам. – Ни черта не берут! Лицо у Фёклы раскраснелось от холодного ветра. – Ни черта ещё не продала! – пожаловалась она своей соседке бабе Нюре и поправила на голове, съехавший в сторону, тёплый клетчатый платок из шерсти светло-коричневый расцветки и затем вытерла рукой под носом, убрав набежавшую соплю.
– А сколько стоит ваша зелень? – спрашивали у Фёклы последующие
-2-
потенциальные её покупатели, беря пучок зелени в руки и разглядывая
его.
– Рубль пучок.
– Ничего себе! Ну, ты, бабка, даёшь! Рубль!! А почему уж тогда не два? –
охладевали сразу покупатели и шли дальше. Баба Фёкла была ещё та. Ушлая оказалась. Заламывала цену, дай боже!
– Больно дорого! И пучок у тебя, бабуля, какой-то маленький. Хлипкий.
– Ну, пойди, найди лучше, – недовольно ворчала им вслед Фёкла. –
Иди, иди. Сам ты хлипкий!
В общем, сидит она на ящике, продаёт. Вернее, не продаёт. Ни одного покупателя что-то было не видно на горизонте, хотя она и громогласно заявляла, что у неё самая лучшая зелень в мире.
И вдруг подходит к ней какой-то тип. И тут она сразу почувствовала
в нём чужака. – Вижу, что-то не то! – рассказывала она потом своим соседкам-торговкам. – Стоит на расстоянии и смотрит на меня пристально. Что ему надо, думаю... Что ещё за субчик? Чего он всё смотрит, а сам не покупает? Мне он сразу подозрительным показался! Здоровый такой! Ужас! Морда красная, красная! Кирпича просит! А плечи, плечи!.. У него широко-плечие до невозможности плечи! У мордатого, у этого. Ужас, какой!.. Это же плечищи богатырские! Умереть можно! Я сперва испугалась. Что ему надо, думаю? Огромный, здоровенный такой, а ведёт себя странно! Стоит, мнётся. Не знает, что сказать. Пугливый какой-то. Озирается всё время.
Словно боится кого-то. При его-то габаритах! А глаза горят, так и горят сумасшедшим огнём! Не по-нашему смотрит. Иностранец! Как есть иностра- нец! Я сразу усекла! Может, какие штангисты или культуристы понаехали. Мало ли их сейчас везде ошивается! Шляются тут. Из-за границ понаехали! Смотрит на мою зелень пронзительным, каким-то диким взглядом. А может, он мою зелень хочет стибрить? Кто его знает? А может, у него денег нет?.. Ну, я стала рукой прикрывать зелень. Ну, что бы он, не дай бог, не украл! Мало ли что. А то ведь может схватить и убежать. Не заплатить и удрать! Это ведь запросто сейчас. У нас столько сейчас бандюг всяких разных по- развелось!.. А он, как увидел, что я рукой прикрываю зелень, так аж весь за-трясся, побелел и пошатнулся. Закачался! Ей-богу! И ко мне вдруг бросился, словно это его подстегнуло. И вдруг такое мне ляпнул: «Я вам ноги буду мыть, только не продавайте их никому, бабуська!» До сих пор не могу в се-бя прийти. Что он имел в виду? Ну, я бабоньки, надо признаться, струхнула в этот момент! Чего ему надо, думаю? И тут... я ещё и второго, стоящего чуть поодаль, заприметила! Такого же, как и этот первый, плечистого; раз-мордевшего. Лицо – кровь с молоком! Мордень красная, аж малиновая! Их двое было, оказывается. Оба вот с такими ряхами! Раскормленные! Словно на убой! Откуда их столько понабралось? Но сначала, опередив их, ко мне
-3-
подошёл какой-то старичок. Высокий такой, худющий. Череп сверкает. Ни
одной волосины! Впрочем, я его знаю. Это пропойца Фитонцидов... Ну, тот, у которого в прошлом году язву вырезали. Худой, как щепка! Ну, думаю, ему, наверное, сейчас не до водки. За витаминами, поди, пришёл.
Дальнейшее описание только подтверждает мысль, что бабуле пришлось столкнуться с чем-то странным и необычным.
– Ну, что, бабуля, почём продаёшь свой зелёный лук? – спросил у неё
этот старичок, заинтересовавшись вдруг её зеленью.
– По рублю пучок, – неохотно отвечала баба Фёкла. – Продаю, как все. У меня, как у всех. И недоверчиво посмотрела на Фитонцидова, Какой из него был покупатель? Может, только время зря с ним теряла.
– Больно дорого. И пучок у тебя какой-то хлипкий. Что-то больно он хлипкий! А? Бабуля! Чего молчишь?
– Пучок как пучок.
– А подешевле отдашь? Подешевле, бабуля? Старик Фитонцидов вроде и, в самом деле, надумал купить у неё зелень.
– С какой стати? – заупрямилась она. – Цена божеская. У меня зелень не чета другим. Аромат офигенный! Аромат обалденный! Вот понюхай, поню-хай! И она сунула ему пучок прямо под нос. – Пахнет, как одеколон. Как... как это... Шанель №5! Черёмуха так не пахнет, как моя зелень!
– Что ты её мне под нос суёшь? – поморщившись, отодвинул её руку от своего носа Фитонцидов. – Нужна она мне! Отдашь подешевле, возьму.
– Не надо! Не надо! Зачем обижать старого человека? Бабка была ещё та. Не шла на уступки.
– Ты цену давай, старая кикимора! Не привередничай! Много хочешь! Шибко! Пучок хлипкий!.. Гляди. А то ведь упустишь выгодного покупателя. Не пойдёшь на уступки, не будет покупки! Но бабка, ни в какую не соглаша- лась. И на все его уговоры только кривила рот:
– Больно ты мне нужен, старый хрыч! У меня и другие есть покупатели. Вон стоит! Глаз не сводит! Она увидела, как красномордый жадно погляды-вал на её лук и тут же предложила ему: – Бери, качок! Рубль пучок. Даром отдаю. И тут вдруг этот самый широкоплечий покупатель оттеснил могучим плечом старичка и, глядя на неё взбудораженным сумасшедшим взглядом, сказал торопливо: – А больше у вас нет? Беру всё, не торгуясь! И швырнул ей на импровизированный прилавок сиреневую бумажку, достоинством в двадцать пять рублей.
Бабка, увидев двадцатипятёрку, обалдела просто. Затем всплеснула вдруг руками: – Господи, да где же я вам сдачи столько наберусь?! – воскликнула она и заохала. Но и упускать такого выгодного покупателя ей не хотелось, который оптом готов был взять весь её товар. У неё всего-то было этих пуч-ков зелени десять – двенадцать. Не больше. – Подожди, милок. Я сейчас по-
-4-
считаю, сколько у меня ещё осталось. Подожди чуток. Сделаю тебе, милок.
– Ага, мамаша.
– Эй, ты это зачем столько набираешь?! Ёшкин кот!! На целый полк! – удивился старичок и, махнув рукой, с досады плюнул. – Обожрёшься! Он отошёл от них, раздражённо добавив. – Да от него воняет, как у негра под мышкой! Деньгами тут разбрасывает! Рокфеллер нашёлся!
– А ты иди своей дорогой, алкаш! И нечего тут выступать! – отшила его бабка. И вдруг затараторила, довольная, что нашла такого выгодного поку-
пателя: – У меня пучки как солдатики! Один к одному! А укропчик, какой красивый! Это же Ален Делон! А пахнет как одеколон! Наклонившись, она полезла в свои сумки за зеленью, разыскивая пучки и, чертыхаясь, стала то-ропливо вынимать их красными, трясущимися от жадности, руками, сбивчи-во приговаривая при этом:
– Сейчас, сейчас. Я сейчас! Вот я ещё поищу. Подожди, подожди. А мо-жет, ещё найду, касатик! А может, ещё где-то завалялась! Должна ещё быть, – частила она, боясь, видимо, что можно потерять такого сговорчивого по-купателя. И когда она вытащила всю зелень и распрямилась, чтобы отдать пучки зелени покупателю, то вдруг тихо охнула. Ноги у неё подкосились, и она села на свой ящик... Никого уже не было. Покупателя и след простыл. А на ящике, на газетке так и лежали нетронутыми, как и раньше, её три пучка зелени и... двадцатипятирублёвая купюра. Зато к её неописуемому удивле-нию пропали обломки кирпичей. Все четыре половинки исчезли!
– А сдачу?! – выдохнула старуха, схватив двадцатипятирублёвую купю-ру, оставленную щедрым покупателем на газете. Всё ещё зачем-то держа всю свою зелень в руках и, машинально протягивая её неизвестно кому, она оглядывалась по сторонам. А может, он ещё вернётся за ней?
– Алё! Ты где? – робко спросила она. Но его нигде не было.
– Господи, это что происходит? Свят, свят, свят! – перекрестилась она. Куда же пропал её более чем странный покупатель? Она ничего сейчас не понимала. Вдруг ей показалось, что в толпе мелькнула знакомая широкопле-чая спина, и она увидела, как её недавний странный покупатель быстро-быстро уходит. Так кто кого надул? И тут она заметила второго. Этот, такой же краснорожий, как и первый, покупал яйца у другой торговки. У бабы Нюры. И тоже много. Он взял целую клетку. Три десятка. После чего тут же стал разбивать яйца. А их содержимое стал вываливать прямо на землю. О, боже! Что же это он отчебучил? Баба Нюра изумлённо уставилась на него.
– А что он делает? Господи!! Происходило что-то непонятное. – Господи, что он делает?! – произнесла она поражённая тем, что тот разбивал яйца одно за другим. После чего этот краснорожий стал жадно запихивать пустые скорлупки от яиц... себе в рот и с аппетитом захрустел ими, к её ужасу, с жадностью поедая их на глазах изумлённых случайных свидетелей.
-5-
Баба Фёкла тоже это видела. С открытым от удивления ртом баба Фёкла
наблюдала эту странную картину. При этом она заметила у него в огромной
руке точно такую же сиреневую двадцатипятёрку, которой тот преспокойно расплачивался с бабой Нюрой. Видимо, и этот не торговался. А купив яйца, щедро заплатил. И сдачу тоже не потребовал.
Баба Фёкла внутренне содрогнулась, вновь представив себе эту картину.
И как это он отважился есть скорлупу от яиц? Ведь это же так невкусно! А он, напротив, ел её с наслаждением. «Что за странный тип?» – поразилась она, думая об этом краснорожем. – «Ест и не подавится. Такую дрянь жрёт!»
Растревожили её эти странные типы. Стали донимать разные мысли.
«А может, эти двое из ближайшего сумасшедшего дома сбежали? Беглые пациенты?» – мелькнула ужасная мысль в её голове. И ещё у неё закрались подозрения насчёт денег. Уж больно легко они оба расставались с деньгами. А может, эта бумажка фальшивая? И ничего не стоит? Но с другой стороны она-то вроде, как и не в убытке. Вся зелень на месте. Плюс крупная купюра. Она, в общем, не в обиде. Её же вроде не надули. Чего тогда она беспокоит-ся так? «Странно всё это как-то. Голова кругом идёт!» – подумала баба Фё-кла. – «Надо срочно проверить эту купюру!»
Баба Фёкла решила проверить купюру, а заодно разменять её у знакомой продавщицы Верочки Истоминой из промтоварного магазина, у которой она всегда меняла деньги. Верочка была очень красивой молодой девушкой и всегда модно одевалась, всегда следила за собой.
– Верочка! Вот у меня купюра. Двадцать пять рублей. Вызывает что-то она у меня подозрения. А настоящая ли она? Надо посмотреть. Может, мне фальшивую подсунули? У тебя глаза молодые. Проверь. Да и вообще, ты же опытная в этих делах. Доподлинно должна знать. Посмотри внимательней.
Но знакомая продавщица, как показалось ей, легкомысленно отнеслась к этому. Она посмотрела купюру на просвет и тут же небрежно бросила её в общую кучу. Затем стала собирать трояки, пятёрки и рубли, набрав Фёкле необходимую сумму. – Вот разменяла вам, баба Фёкла, вашу купюру.
– Ты повнимательней, повнимательней погляди, а вдруг фальшивая? А? Верочка, ты получше посмотри!
Верочка опять взяла её купюру, повертела в руках, пощупала и бросила вновь в ящик.
– Ну, что, Верочка? Настоящая?
– Да всё в порядке, баба Фёкла! – пожала плечами та. – И Ленин на месте. И водяные знаки имеются. А в чём дело? С чего это вы вдруг так засомневались, баба Фёкла, в её подлинности?
– Да тут какие-то ненормальные объявились. Двое. На рынке их видела. Один даже у меня зелень покупал. Откуда они только взялись? А может, они того... сбежали? Откуда-нибудь? Из какой-нибудь психушки? Кто их
-6-
знает? На лбу у них не написано, кто они и откуда. Оба денежные. Так и
сорят деньгами. Сдачи даже не берут. А чего это они деньгами сорят?! Надо
куда следует заявить!
– А вам это зачем? – пыталась отговорить её Верочка. – Вы же ведь денежки от него получили. От этого вашего странного покупателя. Прибыль, какая у вас! А вы ещё жаловаться зачем-то хотите... А так пожалуйтесь, и всего лишитесь! По милициям затаскают! И деньги ещё конфискуют! Мой вам совет: не суйтесь вы в это дело. Они же вам ничего плохого не сделали! Так зачем же вам понапрасну егозиться?
– А тот второй скорлупки пустые от яиц ел! В рот совал и совал всё! Мать
честная! Вот тебе крест! Целую прорву сожрал! Не поверила бы, если бы
своими глазами не видела! Ей-богу, ел! Целую клетку слопал!
– Говоришь, скорлупу ел? – пожала плечами Верочка. – А может, у него кальция в организме не хватает? Вот вы как на это смотрите? Каждый со своей колокольни. Нам кажется это странным. А ведь французы, так те же и жаб едят! Лягушек! И никто не удивляется. А тут, подумаешь, скорлупу. По мне так лучше скорлупу, чем лягушек!.. Ну, что вы так его пугаетесь?.. А может, он к вам завтра опять придёт и денежки выложит. Никого не убил, никого не зарезал! Ничего не украл. Наоборот, даже. Деньги вам заплатил. Неизвестно за что. Чего вам надо ещё?
– Ой, не знаю, не знаю. Боязно как-то. А вдруг он начнёт обратно их требовать? Или ещё чего-нибудь выкинет такое. Хоть стой, хоть падай! Вот что он ещё придумает? А?
– А вы, баба Фёкла, с ним поласковей будьте, если к вам завтра вдруг нагрянет. А может, он и не придёт к вам больше? Чего вы суетитесь?
– Вот именно. Откуда я знаю? Что у них на уме? Зелень-то он не взял.
– Как не взял? Странно. А что же он взял тогда?
– Да ничего не взял. Зелень так и осталась не тронутой. Да и я думаю, что это всё как-то странно. Чудно.
– А может, просто забыл. Ничего. Может, он завтра придёт. За своей зеленью вернётся. Всё и выяснится, баба Фёкла.
– Да уж ладно. Подожду до завтра.
Верочка, переменив тему разговора, вдруг стала расспрашивать её про дочь. – Ну, как ваша дочка? Пишет-то вам? Как она там поживает? Всё там же? В Никитинке?
– Всё там же. В Никитинке. Прошло уж восемь лет. Скучает она. Да всё к себе зовёт. У них там плохо совсем стало. У мужика её на работе что-то не ладится. Наверно, продам корову и к ним поеду. В Никитинку. Мне-то одной, зачем столько молока? Надо им как-то помогать. Да и одной-то здесь трудно. Некому на старости лет воды будет подать. Так что я соберусь как-нибудь, да и поеду к ним. Хотя, конечно, привыкла здесь уже. Жалко будет
-7-
бросать. Налажено хозяйство. А вдруг не поживётся там? Кто его знает?
Они ещё поболтали какое-то время. А затем Фёкла пошла к себе домой.

Глава вторая.
Вы такая хорошая!

Верочка пришла очень уставшей с работы уже под вечер. Она жила одна. Открыла ключом дверь. И стала переодеваться. В прихожей стояло большое зеркало. И было видно в нём, как она переодевается. После этого она пошла, прилегла на диване в комнате. Положив голову на маленькую подушечку и, подогнув ноги, она устроилась поудобнее. Внезапно её внимание привлёк какой-то негромкий характерный звук на кухне. Она насторожилась и, при-
подняв голову, стала прислушиваться. Жила она, как уже известно, одна. И
кошки у неё не было. Неужто, мыши завелись? Недоумение отразилось на её лице. Кто там, на кухне, мог быть? А тем более чавкать? Это громкое чавканье было слышно даже в комнате.
Поискав глазами что-нибудь тяжёлое, она взяла с комода небольшую, но увесистую чугунную статуэтку Фемиды и, вооружившись ей, с замиранием сердца пошла на кухню. Что там могло произойти? Люди в городке топили свои печи углём. А она вот по знакомству достала газовый баллон, что было очень удобно и что было дефицитом в то время.
Когда она на цыпочках вошла на кухню, то внутри у неё всё оборвалось. Она так и замерла от испуга, увидев на маленькой табуретке, сидящего к ней спиной какого-то незнакомого громадного человека. Огонь от зажжённых конфорок на газовой плите высвечивал его огромные плечи. В полумраке выступали его огромные габариты. Он ел по-хозяйски, неторопливо, громко чавкая. Она просто обомлела от этой такой его наглости. Ввалился самым наглым образом в чужую квартиру и осваивается потихоньку. Привыкает к обстановке. Да что там осваивается! Уже освоился! Ест спокойненько, даже не таясь! Деловито. Как будто, так и надо.
– Эй!.. Что? Что вы тут делаете? – спросила она у него спёртым голосом, едва слышно. Но тут же гнев пересилил всю её робость. Пересилил всё.
– Что вы себе позволяете?!! А?!! – воскликнула она, не помня себя от негодования, заметив, что непрошеный гость взял самую красивую чашку из её дорогостоящего сервиза. Возмущению её не было предела. – Кто вам позволил?! Кто вам разрешил трогать мой чайный сервиз?!
Непрошеный гость, услышав её крик, медленно повернулся. А пока он поворачивался, она, очень разозлённая на него, ещё что-то резкое бросала ему в лицо. Вернее, в затылок. Типа того, что он нехороший. Одним словом, негодяй и подонок! Вломился в её комнату и обуви даже не снял. Хотя бы ботинки свои вытер! Незнакомец обернулся к ней. О, боже!.. В его лице не
-8-
было ничего человеческого. Что-то красное, обезьянье. Гамадрил какой-то!
Или точнее, мандрил. Верочка страшно побледнела и упала без чувств.
Через какое-то время она пришла в себя, ещё с трудом соображая, что же с ней произошло и вдруг, опомнившись, вспомнила всё. Но посетителя уже не было. Что он делал в её квартире? Она стала набирать нервно номер телефона милиции. И тут же вспомнила про тайничок в ванной. У неё там, в стене, за кирпичом, который выдвигался при необходимости, был тайник, в котором она хранила деньги и золотые вещи. Вот такая вот дура! Не в банке хранила ценности, а у себя дома в закуточке! В тёмном уголочке. Она тут же, швырнув телефонную трубку, опрометью бросилась в ванную к тому самому заветному кирпичу!.. И..О, нет! Кирпича, который прикрывал её тай- ник, не было!.. Верочка сразу всё поняла. Он нашёл её тайник! Этот верзила! Этот гамадрил! Этот мандрил! Ослабев – перед глазами всё поплыло – она
вернулась на деревянных ногах в прихожую. Затем почти механически взяла телефонную трубку и срывающимися пальцами машинально набрала номер
милиции. Через секунду на другом конце провода раздался голос:
– Дежурный, старший лейтенант Сёмочкин, слушает. Что случилось?
– Меня обокрали, – безразличным голосом сообщила Верочка.
– Что у вас пропало?
– Всё пропало! – помертвелым голосом произнесла Вера. Губы её при этом дрожали.
– Ваша фамилия, имя, отчество, возраст и адрес.
– Вера Николаевна Истомина, двадцать пять лет. Улица Крупской, дом 114, квартира 5, – сообщила Верочка дежурному чисто механически каким-то замороженным голосом и, встрепенувшись, добавила трагично:
– Украли всё, что нажито непосильным трудом. Все личные сбережения и драгоценности! Бабушкино наследство.
– Мы высылаем по вашему адресу оперативную группу. Ждите.
К тому времени, когда приехала оперативная группа, Верочка, хотя ещё не окончательно, но немного пришла в себя. После пропажи всех ценностей у неё шок был, конечно, сильным. Но она уже кое-что стала соображать. Она решила осмотреть обстановку в квартире. Она ещё раз наспех осмотрела всё кругом. И удивительное дело, все ценные вещи к немалому её изумлению на первый взгляд были вроде бы на месте. Так чего она тогда подняла панику? Верочка решила ещё раз проверить тайник. Ведь внутрь она не заглядывала ещё. Она побежала в ванную. Какое-то смутное чувство заставило её сунуть руку в тайник. Золотые украшения и деньги были на месте! Тогда почему пропал кирпич, плотно пригнанный к стене, который засовывался в проём и закрывал его? Тут было столько странного и непонятного, что она не успела даже обрадоваться тому обстоятельству, что её, оказывается, вовсе и не ограбили! А она подняла преждевременно панику, ничего не проверив даже
-9-
толком. Как так глупо получилось? В растерянности Верочка стояла посреди
комнаты, не зная, что же ей делать теперь и что предпринять.
А тут раздался и звонок в дверь. Открывать ей так не хотелось. Она уже теперь раскаивалась, что позвонила в милицию. Но открыть ей всё равно пришлось. За дверью стоял высокий молодой человек с короткой стрижкой, довольно симпатичный. Почему-то в штатском.
– Вы кто? – спросила его Вера. Едва приоткрыв дверь на цепочку, она проявила осторожность. Мало ли кто ходит сейчас. Разные подозрительные типы.
– Я – Карапузик.
– Кто? – недоумённо переспросила она
– Карапузик. Во мне столько благородства. Вы что, не видите, девушка? Я – лейтенант Карапузик. Вот моё удостоверение, если хотите взглянуть. Вы
милицию вызывали?
– Да, – ответила она и грациозно поправила рукой причёску. Это тоже вышло машинально.
– Мы так и будем разговаривать на пороге?
– А почему вы... вы не в форме? – Верочка посмотрела подозрительно на него. За спиной симпатичного лейтенанта она увидела ещё одного милиционера, невысокого, кряжистого, в форме сержанта. Вера нехотя повиновалась, пропуская их в квартиру.
– Проходите. Хотя должна вам сообщить. У меня ничего не пропало, как будто на первый взгляд. Удивительно, но это так. Выходит, я зря только панику подняла. Сама удивляюсь, как это так получилось, – пожала плечами Верочка.
Милиционер – это был сержант Баранов – присвистнул:
– То есть, как? То говорите, что у вас всё пропало. А теперь выясняется, что у вас ничего не пропало. Как это вам нравится, лейтенант? Говорит, что у неё ничего не пропало. Вы что-нибудь понимаете?
– Да? Как это понимать? – спросил у Верочки лейтенант. – Вы уж как-нибудь определитесь. Что же вы нам тут морочите голову? Что вы придумы-ваете? Вас обокрали или нет?
– Но он здесь был! Такой огромный! – воскликнула Верочка. – Я же не придумала ничего! Он ещё ел у меня на кухне по-хозяйски!
– Кто это он?
– Откуда я знаю! У него лицо ещё такое красное было! Словно свеколь-ное. Он такой здоровый был! На всю кухню! И как он только в ней поме-
стился? Такой огромный, такой большой!
-10-
– Сержант Баранов, вы лучше сейчас сходите по соседям, поговорите с ними. Может, быть, они что видели, – распорядился лейтенант Карапузик.
– Слушаюсь, – сказал сержант и удалился.
– Ну, так что у вас произошло? – мягко спросил у Верочки лейтенант, когда они остались вдвоём. Верочка внимательнее взглянула на лейтенанта, рассмотрев его, как следует. У него действительно были благородные черты лица. Прямой нос, синие глаза и светлые волосы. Он был обаятелен, красив.
– Вы не пострадали? Насколько я могу судить, вреда вашему здоровью он не причинил... Вы позволите? – садясь на диван и, устраиваясь поудобнее, спросил он у Верочки. – Значит, вы его видели. Так что у вас произошло?
– Не знаю. Я была вначале очень напугана. Он тут сидел и ел. Я не знаю, кто он такой, и что ему было надо.
– Так вы его не знаете?
– Нет. Совершенно не знаю!
– А может, это ваш какой-нибудь знакомый или родственник? – спросил её лейтенант Карапузик и улыбнулся. – Я к тому спрашиваю. Согласитесь, что это довольно странно, – заметил он. – Если это вор, то вёл себя он довольно странно. Обокрал и, проголодавшись, решил перекусить. Ну, а если он на самом деле вор, то что-то же он у вас украл? А может, вы что-то упустили из виду? Вы ещё раз посмотрите внимательнее. Вдруг что-то да пропало. Наверняка, он действительно у вас что-нибудь прихватил. Вы не волнуйтесь. Ещё раз осмотрите всё в доме.
– Ковра нет! – охнула вдруг Верочка и, забеспокоившись, побежала ещё осматривать свои вещи.
– Ковёр – это уже кое-что, – хмыкнул Карапузик. – Ну, что ж, так и
запишем. Он полез за блокнотом. Составим опись пропавших вещей. Ковёр
новый или старый? Какого размера? Вы можете сказать вразумительно?
– Ой, погодите! Не записывайте!.. – воскликнула вдруг Верочка. – Я вспомнила. Я же его неделю назад в химчистку сдала. С соседом. Он мне ещё помог донести. Ковёр-то был тяжёлый. Вот и помощь мне нужна была от соседа.
– Какого соседа? Да что же это вы! – рассердился Карапузик. – Как вот сейчас заеду! – вспылив, замахнулся он на неё, но тут же взял себя в руки. – То есть, я хотел сказать, что заеду к вам ещё раз, когда вы успокоитесь и начнёте соображать хоть что-то. Вам нужно сейчас отдохнуть. А когда вы вспомните что произошло с вами и что у вас пропало, я заеду к вам ещё. Вы такая хорошая, а в голове чёрт знает, что творится! Сумбур какой-то! Вера Николаевна, поверьте, что мне нужно составить протокол. Это же в ваших интересах. А вы всё время путаетесь в показаниях.
– Мысли путаются. Я действительно плохо что-то соображаю. Я очень устала. Только что пришла с работы. Но вряд ли я вспомню что-либо новое.
-11-
Вы лучше спросите меня. Я смогу отвечать на ваши вопросы. Я постараюсь не ошибаться больше.
– Ну, хорошо. Вот вы говорили, что видели преступника. Так?
– Да. Он ел.
– Ел у вас? Так вот запросто закусывал?
– Да. Ел по-хозяйски. Как у себя дома.
– Как-то это не вяжется с обликом вора, согласитесь. Тем более что у вас, как вы говорите, ничего не пропало. А вы ничего не путаете?
– Нет, я ничего не путаю. Именно всё так и было.
– Ну, хорошо. Значит, он у вас решил поесть. Это интересно. И что он у вас съел в таком случае?
– Ой, я сейчас посмотрю в холодильнике, – Верочка прошла на кухню к холодильнику и открыла дверцу. – Одну минуточку. Она стала изучать его
содержимое. Приподняв, она открыла крышку стоящей кастрюли с первым.
– Борщ на месте. И сметана тоже. Колбасу копчёную, дефицитную он не тронул даже. Странно! Я ничего не понимаю! И бутылку вина марочного он тоже не взял!
– Что же в таком случае он у вас ел?
– Да и я о том же думаю. Ничего не понимаю!
– Да. Тут что-то явно не стыкуется, – постучал пальцем себя по лбу наш Карапузик и улыбнулся. – А может, он вам вообще померещился, Вера? Или приснился, а? Где же логика? Вы говорите: ел, а все продукты на месте!
– А может, он с собой принёс? – сделала спасительное предположение Верочка и взглянула с надеждой на лейтенанта.
– Согласитесь, это довольно странно, – засмеялся опять лейтенант.– Вор, который заранее запасается едой, чтобы перекусить после ограбления.
– А может, у него язва?
– А может, это всё-таки был ваш дружок? – Карапузик недоверчиво вновь
посмотрел на Верочку. – Только вы его почему-то не узнали.
– Нет, нет. Я его абсолютно не знаю! – решительно запротестовала она и, поморщившись, обиженно надула губки. – И вообще. У меня нет никаких дружков. С чего это вы взяли?
– Ну, вы, девушка привлекательная.
– Я ещё очень молода.
– Тогда скажите, почему он так уверенно действовал?
– Не знаю. Но он действительно что-то ел. Думайте что хотите, но я тогда точно видела, как он с аппетитом что-то жевал на кухне. Он так громко и так противно чавкал!
На её лице отразились воспоминания. И эти воспоминания были отнюдь не приятными. Она вдруг передёрнулась, ещё раз мысленно возвращаясь к
случившемуся.
-12-
– И что же, в таком случае, он с аппетитом у вас жевал? Остаётся лишь только это установить, что именно он у вас ел.
Взгляд Верочки вдруг нечаянно упал на пустую картонную клетку из-под яиц, брошенную в углу неподалеку от холодильника.
– Ой, да вот же клетка пустая! Яйца. Точно, яйца! Все, что у меня были! Все исчезли! Целая клетка. Три десятка. Вот они улики! Все тридцать штук.
– Так вы говорите, что видели одного вора?
– Одного.
– А может, их было несколько?
– Я видела только одного.
– Но не может же один человек за раз съесть все тридцать штук? Бред какой-то! – рассуждал вслух меж тем лейтенант Карапузик, ходя туда-сюда по комнате и пытаясь выстроить хоть какую-то логическую связь из всего
услышанного. Однако целостной картины не выстраивалось и выдвигаемые в пожарном порядке версии лопались одна за другой.
Верочка, стараясь ему хоть чем-то помочь, тоже ходила по комнате за ним, как вдруг, заглянув ещё раз на кухню, обнаружила пропажу.
– Ой, глядите! Вот в этой кастрюле тут вот всё содержимое этих яиц! – удивлённо воскликнула она и показала ему на кастрюлю на плите, в которой было какое-то жёлто-белое студенистое содержимое. – Раньше она у меня была чистая. А теперь тут видите, смешанные сырые желтки и белки. Он, видимо, разбивал яйца, а всё содержимое вываливал сюда, в одну кучу.
– Должна остаться скорлупа, – с задумчивым видом разглядывая это, довольно неприглядное, содержимое кастрюли, резонно заметил Карапузик и нервно забарабанил пальцами по столу. – Но я её не вижу. Где же тогда скорлупа? Ищите лучше. Тут что-то опять не стыкуется. Опять что-то не так.
– Он съел скорлупу! – вдруг осенило Верочку. – Я всё поняла! Мне же сегодня утром рассказывала баба Фёкла про какого-то странного типа. Она видела на рынке такого сумасшедшего. И она рассказала лейтенанту про этот случай во всех подробностях.
– Это меняет дело, – сказал Карапузик.– Вот только одно мне не ясно. Ну, зачем он сюда приходил? А?.. Так неужели он сюда приходил только ради этой скорлупы? Ну, бред же какой-то! Согласитесь!.. Вы посмотрите лучше. Может ценности, какие пропали, про которые вы впопыхах и забыли?
– Да, да! – спохватилась вдруг Верочка. – Ещё пропал у меня кирпич!
– Кирпич?
– Может, это вам поможет?
– Но кирпич к ценностям не относится.
– Этот кирпич был от моего тайника. У меня в тайнике там были золотые украшения спрятаны. Вы не подумайте чего-нибудь такого. Это наследство от бабушки мне досталось. Меня с детства воспитывали бабушка и дедушка.
-13-
А родители погибли в автомобильной катастрофе. Это было давно... А потом и они умерли. Дедушка с бабушкой. Я теперь одна живу...
– Так, так... понятно. Драгоценности, значит.
– И ещё в тайнике были деньги. На чёрный день были припасены. Знаете, такая жизнь сейчас. Мало ли что. Ну, и золотые украшения, конечно.
– И какие у вас золотые украшения пропали? – сразу ухватился за эту мысль Карапузик.
– Вы не поняли, – невнятно пробормотала Верочка. – Золотые украшения как раз и не пропали. Пропал кирпич. А золотые украшения на месте. Не тронуты. Я ничего не понимаю.
– Думаете, я что-нибудь понимаю?.. – пожал плечами лейтенант. – То есть, вы хотите сказать, что преступник обнаружил тайник. И оставил его не тронутым. А взял только кирпич, которым прикрывался вход в тайник?
– Именно это я и хочу сказать.
– Так...А где у вас телефон? – спросил лейтенант. – Мне надо позвонить. Доложить ситуацию начальству.
– Пойдёмте, я покажу, – позвав его, Верочка направилась в прихожую. – Он здесь, в прихожей, где висят оленьи рога. Сразу под ними на полочке. Рога – это подарок дедушки Айвара из тундры.
– Какого дедушки? Покойного?
– Любимого. И единственного. Бабушек у меня нет. У меня из родных остался только дедушка Айвар по отцовской линии. Вы, наверное, заметили там, в прихожей, рога?
– Да, да. Хорошие у дедушки рога были, – рассеянно заметил Карапузик
– Это рога оленя. Он занимается оленеводством. На Крайнем Севере.
Набрав номер своего непосредственного начальника, майора Звягинцева, лейтенант Карапузик сообщил ему: – Товарищ майор, это говорит лейтенант Карапузик. Так что докладываю вам ситуацию по происшествию по улице Крупской у гражданки Истоминой. Это насчёт ограбления.
– Что у вас, лейтенант?
– Странно тут всё, товарищ майор.
– А что странного?
– Ограбления, как такого, по сути, и не было. Ничего ценного не пропало. Пропали только яйца и кирпич.
– Какие яйца? Какой кирпич? Говорите толком.
– Да тут, товарищ майор, похоже, завёлся маньяк какой-то странный. Охотится за куриными яйцами, вернее, даже за птичьей... яичной скорлупой и кирпичами. Золотые вещицы его не интересуют. Они все на месте.
– Что за чушь?! Слушайте, лейтенант, не морочьте мне голову всякой ерундой! У нас и так много нераскрытых дел! Не будете же вы искать похи-тителя кирпичей. Всё! Отбой!
-14-
– Ну, что? – спросила Верочка у лейтенанта, когда тот положил трубку. – Поговорили с начальством?
– Поговорил. Извиняюсь, как вас по имени отчеству?
– Вера Николаевна.
– Ну, что ж, Вера Николаевна, уголовное дело я возбудить не могу. Раз у вас ничего ценного не пропало, – пожал плечами Карапузик. – Так что, до свидания. Мы возбуждаем дела только по факту преступления.
– А если он опять придёт? Этот исполин? Послушайте. Мне так страшно! – Верочка передёрнула плечами. – Я не знаю, как быть. Я так боюсь!
– Звоните, если что...
– Ну, а если он попытается меня убить?
– Ну, это вряд ли. У него, как вы говорите, была уже такая возможность. И ей он не воспользовался. Хотя чем чёрт не шутит. А вы, Вера, можете дать
точное его описание? Для ориентировки. По вашему описанию мы можем
составить фоторобот. Как он выглядел?.. Вот вы говорили, что что-то было обезьянье в его облике. А вы не могли бы описать его поподробнее?
– Он такой... плечистый он. Ага. Широкоплечий, – Верочка попыталась его представить себе. – Да. Первое, что в глаза бросается, это его... плечи! Очень уж он мускулистый! Огромный! Мне показалось, что он всю кухню собой занял. Он такой огромный! Всё помещение собой заполонил! Лицо у него... такое запоминающееся. Подбородок массивный. Кустистые брови. Большие уши.
– Что?
– Уши большие. Очень! Нос тоже... такой здоровый. Задиристый!.. Рот большой... Большой рот.
– То есть, вы хотите сказать: у него крупные черты лица?
– Да. И лицо у него такое красное... Одним словом, словно у обезьяны.
– А на какую обезьяну он больше смахивает?
– На шимпанзе, может быть, гамадрил этот. Мандрил! Только шимпанзе маленький, а он большой был этот бугай, как горилла или орангутанг.
– А вы же говорили про гамадрила или мандрила.
– Это я так. Образно. Да он был здоровый, как горилла!
В прихожей раздались чьи-то шаги. Это вернулся сержант Баранов.
– Ну, что интересного выяснили, сержант? – спросил у него Карапузик.
– Товарищ лейтенант, разрешите доложить. Я прошёлся по квартирам, как вы и велели. Расспросил. Никто ничего не заметил подозрительного. Со-седи утверждают, что всё было тихо. Никто ничего не видел. Всё было тихо.
– Я так и думал, – хмыкнул Карапузик. – Так что выходит, Вера Никола-евна, никто не видел вашего орангутанга. А может, он вам всё-таки приснил-ся? А?
– Да что вы. Это было всё наяву. Я его видела. Вот как сейчас вас! – не
-15-
согласилась Верочка, и на её лице появилось обиженное выражение. – Вы что же хотите сказать, что я это всё придумала? – поджала губы она.
– Я ничего сказать не хочу, а только факты – упрямая вещь. И показания у вас довольно путаные. Ну, не расстраиваетесь вы так, – заметив, что Верочка расстроилась так, что готова была расплакаться, сказал лейтенант ей и ободряюще похлопал её по плечу. – Я вам верю, верю, но вот факты...
Тут раздалось какое-то пиканье у него в кармане. Это было сообщение по рации. – Извините, – сказал он Верочке и через минуту, выслушав сообще-ние, заторопился. – Сержант, тут по рации мне сообщили нечто очень важ-ное. Я сейчас ещё кое-что проверю. Он ещё раз связался с кем-то по рации, что-то уточняя. – Старшина, как вы там сказали: краснорожий тип? Опять этот краснорожий! Я немедленно выезжаю!
– Что случилось? – поинтересовался сержант Баранов.
– Интересное дело. Обнаружились следы этого «краснорожего орангутан-
га». Как я его про себя называю. Так значит, он существует в действительно- сти, и не приснился вам, Вера Николаевна.
– Я же вам говорила, а вы мне не верили! – обрадовалась Верочка, что ей, наконец, поверили.
– Прощайте, Вера Николаевна, срочно надо идти.
– А разве вы не останетесь? Я так его боюсь! А вдруг он вернётся? Вы сами же говорили, что у вас столько благородства, я так на вас надеюсь!
– Ничего не поделаешь. Служба такая. Но я ещё вернусь. Обещаю.
– А куда же вы теперь?
– Ну, вот, сержант, нам надо срочно ехать в баню.
– Почему в баню?
– Он в бане выплыл. Этот краснорожий. Там произошло нечто странное. Ограбили кассиршу!
Когда лейтенант Карапузик и сержант Баранов спускались по лестнице коридора вниз, сержант с завистью заметил: – Везёт же вам, лейтенант. И всегда у вас с женщинами так. Как мухи на мёд липнут они к вам. Умеете вы их как-то расположить к себе. Вот и эта дамочка приглашала вас к себе.
– Это потому что я обаятельный, – улыбнулся лейтенант. – Я знаю, что всегда женщинам нравлюсь. Будьте посмелее, поразвязнее, сержант, и успех сам к вам придёт.
– Да, но меня-то она не приглашала. Нет у меня подхода к ним. Она именно на тебя... на вас запала, лейтенант.
– Она мне тоже понравилась. Хорошо, что её не ограбили. Странно это всё как-то. Ничего не унесли. А ведь могли же.
– А у дамочки и ценности имелись?
– Ещё какие! Золотые украшения. В тайнике их где-то хранит под ванной. Вот люди у нас сейчас! Банкам не доверяют. Предпочитают сбережения в
-16-
чулке хранить.
Когда они прибыли на место происшествия, их встретил там старший сержант Дыня. Тщедушный, в очках, некрепкого телосложения.
– Старший сержант Дыня, – отрекомендовался он, приставив руку к козырьку и вытянувшись перед лейтенантом.
– Ну, в чём дело, старший сержант? Доложите обстановку. Вы составили уже протокол?
– Так точно, товарищ лейтенант.
– Вот показания кассирши Людмилы Егозиковой.
– Мне сейчас некогда читать. В двух словах объясните, что произошло.
– А вы можете с ней сами поговорить. Она ещё здесь. Пойдемте, я вас к ней проведу, – засуетился он, заходя в вестибюль здания и ведя их к кассе.
– Она говорит, что была попытка ограбления, – сбивчиво объяснял Дыня,
а лейтенант Карапузик и сержант Баранов следовали за ним. – Но только
какая-то странная эта попытка, товарищ лейтенант. Там что-то не стыкуется у неё. Кассирша вам сама всё расскажет. А вот и она. Вы сами её допросите.
Возле кассы сидела на стуле молодая хорошенькая женщина лет двадцати пяти и утирала платочком слёзы. Видимо, она ещё не отошла от потрясения. Длинные светлые волосы рассыпались по её плечам.
– Это вы Людмила Егозикова? – спросил её лейтенант.
– Да.
– Ну, расскажите, что с вами произошло? – лейтенант вдруг с интересом уставился на её ноги. У неё были длинные стройные ноги.
Кассирша немножко удивилась.
– Но я уже всё ведь рассказала вашему... вашему коллеге. Разве этого не достаточно?
– Не достаточно. Возможно, расспрашивая вас о происшедшем, сержант что-то и упустил. А вдруг вы ещё вспомните какую-нибудь деталь. Нас интересуют подробности. Так что давайте всё по порядку рассказывайте, что с вами стряслось?
– Ну, хорошо. Я расскажу, – немного успокоившись, она начала сбивчиво рассказывать. – Я как обычно торговала в кассе, как вдруг... – голос у неё сорвался, и она чуть не заплакала, вспоминая вновь и вновь произошедшее.
– Кто-то из них... из грабителей этих наставил мне в голову то ли пистолет, то ли ещё что-то, по всей видимости, какое-то оружие. Я не разобрала вот только какое. Что-то продолговатое, похожее на кусок трубы, и потребовали
-17-
у меня всю наличность. Я стала собирать деньги в специальную холщовую сумку. Это такая специальная сумка для перевозки денег в виде мешочка такого – как вдруг они с силой вырвали сумку у меня из рук.
– Простите, а сколько было нападавших?
– Их было двое. Да. Двое. Оба таких здоровых, как бугаи! Я ещё таких не видела. И с красными лицами оба. Ну, и бугаины! Огромные оба! Как я уже сказала, я стала набивать этот холщовый мешочек денежными купюрами, но один из них схватил его и зачем-то стал вываливать из мешочка деньги обратно. И самое удивительное то, что и взяли они лишь только мешочек, а деньги не тронули. Я в этот момент плохо соображала, не понимала, что они хотят. Они вывалили деньги мне прямо на ноги. Один из нападавших вдруг вытянул голову и, глянув на мои ноги, заметил на мне капроновые чулки. Он вдруг приказал мне снять чулки, сладострастно почмокивая при этом губами
своими противными. А чулки совсем ещё новые. Лайкра. Я их только два
раза и надевала.
– Вы так говорите, словно, больше огорчаетесь из-за их потери, чем из-за денег. Ведь денег они-то не взяли, как вы говорите.
– Ага. Легко вам говорить. Что я для них их покупала? Они такие дорогие эти чулки! В чём теперь я буду ходить? Она выставила напоказ свои голые ноги. У кассирши действительно были очень красивые ноги.
– Продолжайте.
– Сняв чулки, я бросила их этим придуркам. Они по-братски разделили их. Каждый взял по одному и, судя по всему, очень обрадовавшись этому, они затем скрылись. Да, да. Как это не смешно звучит. Они были очень до-вольные тем обстоятельством, что получили по чулку. Во всяком случае,
мне так показалось. Ещё бы не быть довольными. Это же такие дефицитные чулки! Знаете, сколько я за них заплатила?!
– Понимаю. Свое личное вам, конечно, дороже и ближе, чем обществен-ное.
– Ещё бы! Найдите их. Пусть вернут мои чулки! – кассирша вдруг опять заплакала, и, достав чистенький носовой платочек, стала вытирать слёзы на глазах. Так вот почему она так горько ревела и так убивалась! По чулкам своим он убивалась! Чулки ей были дороже всего на свете!
– Ну, что ж. Будем искать ваших похитителей чулок. Кстати, а вы не да-дите мне номер вашего домашнего телефона? Мало ли что. Вдруг понадо-
бится что-то уточнить? Или может, вы вспомните что-нибудь ценное? – спросил у неё, проявив находчивость, лейтенант Карапузик. Молодец, не растерялся! Пользовался, так сказать, своим служебным положением и поль-зовался успехом у женщин. Только не в этом случае.
– У меня муж есть, – отрезала кассирша. – Очень ревнивый. Кстати, у него второй разряд по боксу и он голову оторвёт любому, кто покусится...в
-18-
общем, кто ко мне приставать будет. Он всегда готов меня защитить.
– Жаль, конечно, что вашего мужа рядом не оказалось.
– А он и не мог быть рядом. Он сейчас на сборах.
– Вот как... – ухватился за это сразу Какрапузик. – Так, может быть, раз вас некому защитить, я провожу вас до дома и мы с вами там, в спокойной обстановке, ещё раз поподробнее поговорим... об этих молодчиках... Может, вы что-нибудь и вспомните... ценного для нас. Ну, пока вашего мужа нет. Пока он не вернётся.
– Но он вернётся... сегодня к вечеру. У него краткосрочные сборы.
– Ладно. Обойдёмся своими силами. А ведь во мне было столько благо-родства! – разочарованно пробормотал лейтенант. – Жаль, что вы этого не заметили. Ну, что ж, будем искать этих голубчиков сами. Без вашей помощи.
Но поиски по горячим следам этих, несомненно, сумасшедших ничего не дали. Они как в воду канули. Возможно, это были гастролёры. И, скорее всего, они решили больше не рисковать и убрались из городка на попутной машине. Или на своей, если таковая и имелась в их распоряжении. Во вся- ком случае, больше о них не было ничего слышно. Иначе бы их давно обна-ружили. Уж очень они бросались в глаза неординарной своей внешностью.

Глава третья.
Во мне столько благородства, ты что, не видишь?

Верочка, ворочаясь с бока на бок, долго не могла заснуть. Какие-то необо-снованные страхи гнали прочь сон. Ей всё мерещилось что-то, пугая всё
больше и больше её своей неизвестностью. К тому же из головы никак не выходил её вечерний странный гость. Наконец, она забылась тяжёлым беспокойным сном. Вдруг раздался резкий звонок в дверь среди ночи. Она проснулась в холодном поту. Осторожно на цыпочках, ступая босыми ногами, она подошла к двери и заглянула в глазок. На лестничной пло-щадке, залитой электрическим светом, никого не было.
– Кто там? – спросила она.
– Это я. Ваш обаятельный Карапузик, любимец женщин и баловень судьбы.
– А это вы! – обрадовалась Верочка и открыла замок. На площадке сто-ял... красномордый «орангутанг». Верочка так и обмерла, не в состоянии пошевельнуться. Страх буквально парализовал её.
– Ну, что, не ожидала меня увидеть, дорогуша? Да ещё так скоро? А ведь во мне столько благородства, ты что, не видишь? Это я твой любвеобильный карапуз! Я – благородный олень! Только тут Верочка разглядела на голове пришельца оленьи рога. Её рога! Подарок дедушки Айвара из тундры, кото-рый был так дорог ей и который гость беспардонно водрузил себе на голову.
-19-
Огромная тень от ветвистых рогов на всю стену вдруг метнулась к ней.
– Меня замучила совесть, – сказал красномордый «орангутанг». – Я тебе принёс твой кирпич и целую клетку яиц. Ты знаешь, как мне стыдно за свой необдуманный поступок? Вот видишь, как у меня даже уши покраснели от стыда? Мне стыдно! Я поступил нехорошо! Паршиво поступил!
– А-а-а! – заголосила Верочка и гневно закричала. – Отдайте рога! Это мои рога! Это рога моего дедушки! Вы не имеете права их держать у себя на голове! – она попыталась силой их отодрать у пришельца с головы, но у неё ничего не вышло. Рога сидели на голове крепко.
– К сожаленью, это невозможно, моя дорогуша, – скорбно покачал голо-вой пришелец. – Ничего у тебя не выйдет! Они приросли ко мне намертво, и я сроднился с ними. Я к ним привык! Не трогай их, глупая деваха!
– Нет! Поганый вы урод! Вы отдадите мне рога моего дедушки! Моего любимого дедушки! Она опять стала кричать и пытаться их оторвать... и вдруг проснулась от пронзительного звонка в дверь. Кто-то пришёл к ней среди ночи. А может, это пришёл лейтенант Карапузик? У Верочки сразу в волнении забилось сердце... Господи, как ей хотелось, чтоб её утешили!..
Наутро по городку пронеслась страшная весть. Верочку Истомину нашли мёртвой в своей квартире. Её обнаружила соседка, живущая этажом выше. Она спускалась вниз и увидела, что дверь у её квартиры была приоткрыта. Она позвала Верочку. Никто не отозвался. Тогда соседка вошла в квартиру и обнаружила бедную Верочку, лежащую на полу в луже крови. Ей проло-мили голову чем-то тяжёлым. Квартира была ограблена. Исчезли золотые украшения. Исчезли даже оленьи рога. Это выяснилось, как только к ней
прибыл милицейский наряд. И следом экспертная группа. Одним из первых на место преступления прибыл лейтенант Карапузик, хотя у него уже кончи-лось ночное дежурство, но его так тянуло к этой квартире, что услыхав знакомый адрес, он не удержался и выехал вместе с нарядом. Первое, что бросилось в глаза лейтенанту, это отсутствие рогов.
– А где рога? – недоумённо произнёс он вслух. – Ведь были же рога, а теперь их нет. Вот тут в прихожей были. Висели над телефоном. И кому они понадобились? Ведь они такие громоздкие. Их в сумке ведь не унесёшь. Что делается! Что творится! А когда он увидел лежащую на полу в комнате Верочку, сердце его сжалось. Ему стало очень горько, что ничего нельзя уже исправить.
– Я же накануне вечером здесь был, – прошептал он подошедшему коллеге, лейтенанту Аничкину. – У неё побывал какой-то неизвестный краснолицый тип, которого она так испугалась. Она же так надеялась на меня. Она буквально умоляла остаться у неё переночевать.
– А ты чего же? Почему к ней не пришёл?
– У меня же ночное дежурство было. Я никак не мог. Я собирался к ней
-20-
после дежурства заглянуть. И вот... опоздал. Кто же знал, что так всё про-изойдёт. И главное, что уже ничего изменить нельзя, – грустно произнёс Карапузик и, направляясь в кухню, осторожно вдруг спросил: – Вы нашли орудие убийства?
– В том то и дело, что нет. Судя по всему, удар был нанесён тупым тяжёлым предметом. И произведён был сверху, – ответил эксперт Ананьев. – То есть, преступник был высокого роста.
– И что могло быть этим тупым предметом? Как, по-вашему, чем был нанесён ей удар?
– Да хотя бы гантелей. Ну, я не знаю. Всем, чем можно было ударить... Да всем, чем угодно, – покачал головой в сомнении Ананьев. – Точнее ответ может дать только экспертиза...
– Жаль, что ты так и не воспользовался её предложением. Хороша баба была! – покачал головой Аничкин. – И как это ты маху дал? Ты же у нас ведь известный бабник, а лейтенант?!
Лейтенант Карапузик ничего на это не ответил и только махнул рукой.
– Ладно, я пойду. Мне тут делать больше нечего.
После дежурства чувствовал он себя что-то неважно. Из головы никак не выходила лежащая в лужи крови Верочка. Он пошёл к себе домой, чтобы отоспаться после ночной смены. Но ему не спалось. Лезли в голову какие-то дурацкие мысли. Наконец, он забылся беспокойным сном. Вдруг ему показа- лось, что кто-то стоит перед ним. Он открыл глаза и вздрогнул. Перед ним стояла... мёртвая Верочка вся в белом. Она стояла у его изголовья и молча-ла. Вдруг внезапно она произнесла: – Вы поступили непорядочно по отно-
шению ко мне, не благородно. Вы захотели ограбить меня. Это так поразило его, что она вдруг заговорила, что ему стало не по себе. Страх сковал его. А она меж тем продолжала, произнеся с каким-то душевным надрывом, словно упрекая его в чём-то: – Да я бы и так вам отдала бы все свои золотые укра-шения. Вы разве не видели, как я к вам отношусь и что к вам испытываю? Какие чувства к вам испытываю, сударик мой? Синеглазенький мой! Вы мне сразу глянулись. Позвольте мне вас поцеловать, Толик! Всего один только раз. Суженный мой, ряженный!
– Нет! Только не это! – решительно открестился от неё «Толик», который был вовсе и не Толиком, который и сам вдруг забыл, как его зовут. Он пом-нил только, что не Толиком его зовут. А вот каким конкретно именем, он за-был. Все его звали товарищем лейтенантом. Или лейтенантом Карапузиком.
– Когда мы будем делить наши золотые вещицы? – спросила вдруг она у него.
– В каком смысле? Вы что-то знаете о золотых украшениях? – в недоуме-нии спросил Карапузик.
– Эх, вы, любитель золота! Променяли мою любовь на какие-то золотые
-21-
безделушки! И я одного не понимаю. Зачем вам было убивать меня?
– Родненькая, я не был у вас ночью. Это был не я! А кто-то другой. Вы что-то путаете. Я вас не убивал! – в отчаянии прокричал Карапузик. И вдруг... проснулся от звонка в дверь. Тяжело ступая, он отправился откры-вать дверь. У него болела голова. Ведь он ещё не выспался после ночного дежурства. Лейтенант, зевая, открыл дверь. В дверях стояли милиционеры. Это были старший сержант Дыня, сержанты Миханошин и Мякишев.
– А! Ребята! Проходите. Что случилось? Почему вы так рано? – спросил их Карапузик. Вдруг из-за двери появился майор Звягинцев. Быстро пройдя мимо лейтенанта и., встав за его спиной, он остановился.
– Лейтенант Карапузик вы арестованы! – официальным тоном произнёс майор Звягинцев. – Вот санкция на обыск. Приступайте, – кивнул головой Звягинцев своим подчинённым. – Я думаю, можно и без понятых обойтись.
– Это что, розыгрыш? А!.. Понимаю, – как-то невесело улыбнулся Кара- пузик. – Ребята, сейчас не время для шуток. Я не выспался. Голова гудит. А вы тут с какой-то ерундой пришли. Ладно, потом поговорим. Товарищ май-ор! Пусть кончают ломать комедию. Я же сказал: потом поговорим.
– Не потом, а сейчас. Потрудитесь прочитать постановление об обыске.
– Вы это серьезно? – перестав улыбаться, произнёс Карапузик. – Тогда извольте поступать по закону. Вы же лучше меня знаете, товарищ майор, что без понятых производить обыск – это незаконно!
– Какой позор, лейтенант! Это же такое пятно на правоохранительные ор-ганы! Я думал, разберёмся сами. Без лишнего шума. Но раз вы, лейтенант, на принцип пошли и так ставите вопрос... сержант Миханошин, – обратился
он к подчинённому. – Зовите кого-нибудь из соседей. Пусть будут поняты-ми. И тут же приступайте к обыску. У нас есть неопровержимые улики и свидетельские показания причастности вас к ночному ограблению граждан-ки Истоминой, гражданин Карапузик.
– Уже и гражданин Карапузик. С чего это вы взяли? Почему это вы вдруг
решили, что это я её убил и ограбил? И чьи это вы свидетельские показания имеете в виду?
– Она сама даёт сейчас показания против вас. Сама потерпевшая!
– Она сама? Что за бред? Как она может давать показания, если она... не-которым образом умерла. Я сам видел. Ей проломили голову. У неё черепно-мозговая травма. Рана была просто ужасающая! Объясните, чёрт возьми, что
вообще происходит?
– Она жива! Мы и сами так поначалу полагали, что она умерла. Думали, что она мертва, но в морге она пришла в себя и дала против вас, лейтенант, показания.
– Бред какой-то! Она же умерла! Как она могла ожихарить? Я хотел ска-зать, как она могла ожить? Я сам видел. Удар был произведён по голове с
-22-
такой силой, что повреждения были несовместимы с жизнью. Черепно-моз-говая травма! Ужасающая! Она должна быть мертва на 101 процент! А вы тут говорите, что она жива. Мало того, что жива, да ещё даёт, оказывается, показания против меня. Не могу в это поверить. И пока сам не удостове-рюсь, что она жива, я не буду ничего говорить... А!.. Понял! Вы снитесь мне. Ну, да. Товарищ майор, ущипните меня! Я хочу убедиться, что это сон.
– Хватит тут валять дурака!
– Ну, ущипните... Я сам себя ущипну.
– Перестаньте сейчас же ломать тут комедию!
– Ой! Больно!.. Так это не сон! Это всё наяву происходит! Значит, она жива! Как такое может быть?! Объясните, товарищ майор!
– Мы и сами ничего не понимаем. Она, видимо, впала в коматозное со-стояние, а затем пришла в себя. Она заявила, что вы к ней, лейтенант, при-ходили ночью. Она вас так ждала. А вы...вы негодяй, Карапузик! Воспользо- вались её доверчивостью и попытались её убить. Вы нанесли ей удар по голове чем-то тяжёлым. Да что я вам говорю! Вам лучше меня известно, ка-ким именно предметом вы нанесли ей удар. Где орудие убийства? Точнее, покушения на убийство.
– Товарищ майор! – радостно доложил вдруг вбежавший на кухню из комнаты старший сержант Дыня. – Нашли!
– Что вы нашли?
– Мы обнаружили два золотых кольца и браслет. Там в книжном шкафу!
– Я так и думал, – удовлетворённо хмыкнул майор.– Ну, что? Теперь те-
бе, голубчик, не отвертеться! Найдены похищенные тобой драгоценности!
Нашлись цацки! И не у кого-нибудь, а у тебя! – он, торжествуя, похлопал по плечу лейтенанта. – Что ты теперь скажешь? Мерзавец!!
– Ничего не скажу, – проговорил медленно, цедя слова, Карапузик. – Ерунда всё это, товарищ майор! Мне это подбросили!
– Где остальное? Остальное где припрятал, лейтенант? Признавайся, где прячешь остальное золото?! – нахмурился Звягинцев.
– Я никого не грабил! Я никого не убивал! – воскликнул Карапузик в от-чаянии.
– Хватит! Надоело! Это уже неинтересно. Где остальное золото?
– Я никого не грабил! – упорно отрицая свою причастность к ночному ограблению, твердил Карапузик. – Я был на дежурстве. Вы же сами знаете. И никуда не отлучался! Это подтвердит мой напарник сержант Баранов.
– Он уже ничего не подтвердит.
– Почему?
– Он обнаружен в своей квартире без сознания. А может, он тоже участ-вовал вместе с тобой в ночном ограблении, и вы с ним что-то там не поде-лили, а потом ты попросту решил его убрать, а лейтенант? Ну, так всё было?
-23-
– Чушь!
– Наденьте на него наручники, старший сержант Дыня!
– Ну, уж нет!! Я слишком благороден, чтобы носить эти чёртовы бра-слеты! Лучше сам их примерь! – взбрыкнул Карапузик и, сделав страшное лицо, ударил по животу сержанта Дыню, когда тот протянул наручники, чтобы захлопнуть их на руках Карапузика. Лейтенант вовсе не желал иметь наручники на руках. Согнувшийся от боли Дыня не возражал и стал оседать. Затем лейтенант правой рукой отшвырнул корчившегося сержанта прямо на опешившего майора. Звягинцев, потеряв равновесие и, нелепо размахивая руками, отлетел в сторону и грузно свалился на пол. Сержанты Миханошин и Мякишев в этот момент были в другой комнате, где всё ещё производили тщательный обыск. Воспользовавшись суматохой, Карапузик выскользнул из квартиры и опрометью бросился вниз. На его счастье в коридоре никого не было. Ему удалось сбежать.
Лейтенант Карапузик с того дня находился в бегах и был в розыске. По подозрению в ограблении и попытке убийства гражданки Истоминой.
Глава четвёртая.
Кое-что новенькое.

– Ну, что там, как подвигается расследование? – поинтересовался майор Звягинцев через два дня у капитана Мурзилкина, невысокого роста шатена лет тридцати пяти, которому было поручено организовать розыск и поимку лейтенанта Карапузика. Капитан трудолюбиво разбирал в этот момент папки с криминальными «делами». И на глаза ему попалось как раз его дело № 99.
– Да никак. Если не считать, что исчезновение лейтенанта Карапузика только добавило нам хлопот. Но он пропал, словно в воду канул.
– И что вы предприняли для его поисков, капитан?
– Мы все меры предприняли, товарищ майор. Задействованы все силы. Проверяем его связи. Ну, там родственники и знакомые. Разослали данные о его приметах и фотокарточки размножили. Теперь его фотокарточка есть у каждого милиционера. Одним словом, ищем, товарищ майор.
– А толку? Плохо ищите, – поморщился Звягинцев. – Чёрт знает что! И что у нас выходит? Ерунда выходит. Я думал, максимум через пару дней мы его найдём! Почему же до сих пор он не найден? Почему нет результата? Не там ищите, – на лице Звягинцев опять проступила досада. – Не там ищите, капитан. И мне это всё совсем не нравится. Куда он мог исчезнуть?
– Я вот, что думаю, – Мурзилкин пригладил рукой свои вьющиеся волосы и хитро посмотрел на Звягинцева. – Он же ведь был большим охотником до женского пола. Этот наш любвеобильный лейтенант. Да у него столько этих зазноб по всей России-матушке! Может быть, у какой-нибудь зазнобушки он
-24-
и скрывается? Чем чёрт не шутит! Как вам, товарищ майор, моя версия?
– Работайте в этом направлении, – проворчал майор. – Ведь куда-то он делся!.. Его надо найти, во что бы то ни стало! А что Баранов? Почему я не знаю ничего? Почему мне до сих пор так и не доложили о его свидетельских показаниях, капитан? Он, наконец, дал показания, когда пришёл в себя?
– Нет.
– Почему?
– Он не пришёл в себя.
– Что?
– Он, так и не приходя в сознание, скончался.
– Вот как? И что говорят судмедэксперты?
– В том то и дело, что ничего толком пока не могут сказать. Разводят руками. Смерть какая-то странная. Непонятная. Ни внешних, ни внутренних повреждений на теле у него не обнаружено. Загадочная, в общем, смерть.
– Ну, что, что? – начиная уже сердиться, воскликнул Звягинцев и опять досадливо поморщился. – Сердечная недостаточность? Что конкретно? Вы можете сказать толком?
– Они сами ещё не знают. Разводят только руками. Я же говорю, странная какая-то эта смерть. Молодой здоровый, в общем, парень...и вдруг с сердцем что-то. Остановка сердца. Нелепость какая-то!
– Пришёл человек домой после дежурства и вдруг нате... помер! – пожал плечами Звягинцев. – Так не бывает! Должна быть какая-то причина. И мы её должны установить. Пусть эксперт Ананьев зайдёт ко мне.
– Слушаюсь, товарищи майор.
– Да, кстати, ничем не доказана причастность Баранова к тому ночному
ограблению этой потерпевшей Истоминой?
– Нет. Он себя почувствовал неважно ещё до того.
– Так значит, они не были сообщниками с лейтенантом Карапузиком. И лейтенант Карапузик это проделал один. Тут есть над чем поломать голову. И главное, куда он дел золотые украшения этой Истоминой?
Помедлив, он спросил у капитана: – А как там Истомина?
– Ей стало лучше. Она уже сама кушает с аппетитом, – улыбнулся вдруг капитан Мурзилкин. – Дела явно идут на поправку. Но врачи понаблюдают за ней ещё с недельку. Случай всё-таки просто удивительный.
– Это хорошо, что хорошо кушает. С аппетитом. Такой вот каламбур. А как так получилось, кто это вначале определил её смерть?
– Эксперт Ананьев. Это он констатировал её смерть. Хороший, в общем, эксперт. Прекрасный специалист. И вдруг так лопухнулся! Ошибки у нас у
всех случаются. Но как можно было не распознать, что потерпевшая жива,
ума не приложу! Случай действительно, можно сказать, преуникальный!
– Что там вообще произошло? Расскажите подробнее. И как это она, эта
-25-
Истомина вдруг чудесным образом воскресла из мёртвых? Мне это тоже
непонятно, – майор подсел на край стола и приготовился слушать.
– Сидоров, работник морга, показал, что когда её к ним привезли, к ним в морг пришёл какой-то странный тип с красным лицом и просил показать ему Истомину. Сидоров, не заподозрив ничего худого, взял и пустил его. Он ду-мал, что это её муж или ещё какой-нибудь родственник. Между прочим, этот краснорожий тип был в морге недолго. Он только, по словам Сидорова, про-вёл зачем-то ладонью по её волосам и возле того места, ну, куда ей был на-несён удар тяжелым тупым предметом. А затем перекрестил её и пошептал какие-то заклинания. Сидоров присутствовал тут же и с интересом наблю-дал за его манипуляциями. В общем, пошептал, он пошептал, а затем ушёл.
– А может, он из секты какой-нибудь религиозной? Может, он сатанист какой-нибудь? Ну, скажем, из белого братства? Вы не проверяли, капитан? – заинтересовался Звягинцев. – Что это за тип и откуда он взялся?
– А шут его знает. Во всяком случае, хуже то ей всё равно уже нельзя было ничего сделать. Вот Сидоров его и пропустил к ней. А через десять минут после его ухода этот Сидоров вдруг услышал душераздирающий крик в покойницкой морга. У него вдруг волосы на голове зашевелились от этого крика. Никого живого в морге ведь не было. Нечистая сила, думал, завелась. Я вот так думаю. Неужто, это из-за того, что там, в покойницкой, нашаманил этот краснорожий, она и ожила? Истомина эта? Ну, чертовщина же какая-то, майор! Просто не верится. Сидоров был, конечно, в шоке. Он у себя всякого повидал. Но чтоб покойники орали! Да!.. Ну, потом, конечно же, выяснилась причина этого душераздирающего, просто нечеловеческого вопля. А это, оказывается, наша Истомина пришла в себя. Испугалась очень. Ну, ясное
дело. Кругом покойники. Что она могла подумать? Вот и давай орать, как полоумная!
– Ну, ещё бы! Мы бы с вами тоже, небось, в штаны наложили бы! – хохотнул Звягинцев. – Если бы с нами такое случилось. Ну, что ж, про-должайте, капитан, дальнейшие оперативные действия. Ищите Карапузика. Ищите также этого краснорожего шамана. Может он прольёт свет на это тёмное дело... Да, ещё. Поезжайте к этому самому Сидорову и ещё раз его, как следует, расспросите. Пусть он подробно опишет его, этого краснолице-го типа. Выясните, не показалась ли этому Сидорову что-нибудь странное в поведении краснолицего типа. Важна любая, даже малозначительная деталь. Одним словом, ищите, ищите. Второго тоже надо найти.
– А кого ещё? Мурзилкин с удивлением посмотрел на Звягинцева.
– Ищите и второго краснорожего фигуранта. Ведь у нас они оба фигури-рует в деле. Может, он каким-то образом связан с первым. Ищите, в общем, ищите. Работайте, одним словом. Работайте.
Но их, этих краснолицых исполинов, след тоже начисто пропал.
-26-
Через месяц, когда про них уже стали забывать, опять обнаружился их
след в соседнем Грамотеино. И как всегда наши голубчики успели себя про- явить во всей красе. Какая-то женщина несла большой торт, сделанный по заказу на день рождения своему очень хорошему приятелю, сослуживцу по
работе. Это был прекрасный подарочный торт со свечками. Такой огромный
торт со свечками! Всего их было тридцать штук. Её другу стукнуло тридцать
лет. Вот она и решила сделать ему приятное. Решила подарить этот самый торт. Так вот краснолицый тип остановил её прямо на улице и потребовал торт: – Какой хороший торт! Это мой торт! Он мне нравится, – вдруг про-изнёс он и самым бесцеремонным образом запустил руку прямо в торт.
– Что вы делаете?! Ах, паразит! – закричала женщина вдруг истошно на всю улицу. – Как вы смеете?! О, мой торт!! Во что он превратился?! Люди! Помогите! Помогите справиться с хулиганом!
– Не ори! Слишком грамотная! А то, я вижу, тут все шибко грамотные! – прошипел краснолицый тип и, бесцеремонно оттолкнув женщину, отобрал её торт. Женщина подняла крик, вопя так, что было слышно на другом кон-це улицы, но краснолицый тип рукой зачерпнул содержимое торта с кремом и заткнул ей рот. – А может, ты проголодалась? На, ешь!! – а потом достал огромный нож и приставил его к её горлу, пригрозив ей:
– Ты успокоишься, или тебя успокоить? Она сразу приумолкла, умоляя его взглядом пощадить её, тихонько подвывая при этом. Он тоже притих, после чего стал вытаскивать свечки из торта и... жевать их с наслаждением прямо на глазах у изумлённой женщины, словно конфеты! Он вытащил все свечки!.. А сам торт с кремовыми розочками оставил вообще нетронутым! За исключением того куска, которым он заткнул ей рот. Это был просто
вопиющий случай!
Ещё один случай произошёл в парикмахерской. В парикмахерскую вошёл
какой-то краснолицый клиент и сказал парикмахеру: – Подушите меня.
– А разве стричься мы не будем? – пошутил парикмахер Авдотькин. Он был весёлого нрава. – Так сказать, фасон не резон? Это мы мигом организу- ем. Причёску не угодно будет сделать на западный манер? – виртуозно по- работав при этом ножницами перед носом клиента, спросил Авдотькин. Он был высокий и худющий, словно жердь.
– Не угодно, – беспокойный клиент приподнялся, а затем обратно уселся в кресло. – Ни к чему. Мне подушиться только. Я люблю, когда меня душат.
– Ну-с, ну-с, – пробормотал Авдотькин. – Как будет угодно. Желание клиента, прежде всего. Желание клиента – закон! Душить, так душить. И ко-гда парикмахер стал его обрызгивать одеколоном, клиент открыл зачем-то рот. – Ваше желание, наше старание! – весело произнёс Авдотькин и отвёл пульверизатор в сторону, чтобы – не дай бог! – не попасть в рот клиенту, но тот повёл себя ещё более странно и попытался поймать ртом струю оде-
-27-
колона. Наш Авдотькин постарался исправить ситуацию, пытаясь направить
струю на волосы клиента, который вдруг подпрыгнул на месте. Авдотькин ещё более удивился, когда клиент опять открыл рот. Парикмахер убрал струю в сторону, но клиент придерживался другого мнения и опять открыл
рот, жадно пытаясь ухватить струю ртом. «А зачем он собственно открыл рот?» – подумал в недоумении Авдотькин, но клиент, словно прочитав его мысли, грубо и безапелляционно выкрикнул: – Тебя это не касается! – и, выхватив пульверизатор, стал сам душиться, направив струю одеколона прямо себе в рот. Одеколона он не жалел. Он щедро подушил свой рот, окропив одеколоном все зубы и язык. После чего проворчал недовольно, предъявляя претензии к Авдотькину. – Ты меня не «додушил»! А ещё не-давно хвастался мне: «ваше желание», «ваше желание»! Где же старание?
«Что за фигня?! Он что, спятил?! Что он делает?! – с беспокойством подумал Авдотькин, но спорить с ним не стал. Тем более, что расплатился клиент щедро, оставив на столике зеркала двадцатипятирублёвую купюру. А ещё этот престранный клиент напоследок взял зачем-то с полочки, где лежали тюбики с кремом, детский питательный крем для лица «Колобок» и, деловито выдавив из тюбика его содержимое себе прямо в рот, затем его проглотил. Авдотькин, застыв от изумления, наблюдал за ним.
– Хорошая вещь «Колобок», – облизнувшись, сделал вывод чудаковатый клиент и удалился.

Глава пятая.
В больнице.

Главный врач больницы Александр Иванович Зельман совершал утренний обход. В палате, где находилась Верочка, было ещё пять человек.
Особенно досаждала всем одна беспокойная бабулька, лежачая больная
Тюхаиха. Она всё время кричала: – Утку мне, утку!
– Какая ещё вам утка? – ворчала нянечка. – Лежите, больная, спокойно.
Для чего вам утка? Вы сами даже не знаете, зачем вам утка.
– Утку мне, утку! – не унималась Тюхаиха. Принесли ей утку. Показали, объяснили, что утка ей ни к чему.
– Утка – это для мужчин. А вам, наверно, нужно судно.
– Нет, утку мне, – стояла на своём Тюхаиха. Вдолбила себе в голову, что ей надо утку. – Принеси мне утку, милая, – попросила она Верочку.
Та принесла ей утку. Бабулька радостно схватила её и стала зачем-то вертеть в руках, не зная как её приспособить. Она и так пыталась и этак. Но ничего не выходило. Потом, наконец, сдалась. – Ладно, тащи судно.
У неё, не соблюдавшей меры гигиены, был забит глистами живот. Она жила в маленьком частном домике и однажды, когда пошла по воду, упала
-28-
без сознания, неся на коромысле тяжёлые вёдра.
И когда Александр Иванович вошёл в палату и подошёл к беспокойной бабульке, она обрадовано прошамала беззубым ртом, глядя слезящимися глазами на него:
– Пришёл, касатик. А я вся истомилась уже, ждамши. Извелась.
– Ну, как у вас дела, Серафима Иванова? Газы отходят?
– Пержу, милый, пержу, касатик! С утра до вечера пержу! И словно в подтверждение сказанных слов она «отсалютовала» ему кишечным «салю-
том». Все, находившиеся в палате больные невольно засмеялись при этом.
– Ну, вот. Что я говорила! Сам видишь, милый! Артиллерия! Канонада!
– Ну, что ж... хорошо, – Александр Иванович, не найдя слов, смутился, покраснел. И поспешил подойти к следующей пациентке. А эта была, лежа-щая по соседству с бабулькой, Верочка с перебинтованной головой.
– А у вас как дела? Впрочем, я и сам вижу. Зрачки глаз нормальные. Не расширены. Вы просто в рубашке родились. Рентген даже не показал, что у вас есть гематома. И это после такой тяжёлой травмы. У вас, славу богу, нет ретроградной амнезии. Просто какое-то чудесное исцеление. Рана быстро затягивается. А как мне говорили, у вас была черепно-мозговая травма. Но это не похоже. У вас даже нет ушиба головного мозга. Вы просто счастливо избежали всего этого, а ведь последствия могли быть не такими радужными.
– Значит, меня скоро выпишут? – обрадовалась Верочка.
– Понаблюдаем за вами ещё с недельку. А там видно будет. Но я думаю, что осложнений не будет. Выздоравливайте, одним словом. Он, отойдя от Верочки, подошёл затем к другой пациентке и продолжил осмотр. Но через какое-то время, когда его осмотр пациенток подходил уже к концу, в палату вдруг вбежала медсестра и крикнула: – Александр Иванович, там девочку к вам маленькую привели. С рукомойником на голове. Она голову засунула в
рукомойник, а вытащить обратно не может.
– А что же я сделать смогу? – удивлённо произнёс Александр Иванович. – Её надо было не ко мне, голубушка, вести, а к... – Александр Иванович пожал плечами. – Ну, я не знаю... к газосварщику, что ли. К слесарю... Ну, ладно, пойдемте, посмотрим, что можно будет сделать. Осмотр здесь я уже всё равно закончил. И он вышел из палаты.
В коридоре Александра Ивановича уже ждали. Маленькая девочка в белом платьице лет шести-семи, с рукомойником на голове ревела, а отец, злясь на неё, пытался ее, как мог, успокоить. Это был молодой человек лет двадцати пяти со светло-русыми волосами. Он нервно теребил в руках кепку, не зная, куда её деть.
– Не реви, дурочка. Чего ты ревёшь? – отчитывал он девчушку. – А не надо было совать голову, куда не следует!
– Мы в прятки играли, и я хотела спрятаться, – плача, сказала девочка.
-29-
– Ну, вот и спряталась, что теперь башку свою вытащить не можешь! Вот что мне с тобой сделать?! И как только он увидел Александра Ивановича, он бросился к нему. – Доктор, помогите! Вот дурёха-то моя Наташка сунула голову в рукомойник, а обратно вытащить не может! Не знаем, что и делать!
– Пройдёмте ко мне в кабинет, – сказал ему Александр Иванович, беря девочку за руку. – Да дела... я вижу у вас. И как же ты, Наталья, голову свою умудрилась засунуть в рукомойник, а? – спросил он у девчушки, ведя её за руку в свой кабинет. Девочка тут же принялась охотно ему рассказывать.
Через минуту они вышли из кабинета. Молодой отец без конца благодарил Александра Ивановича – Спасибо вам доктор. Если бы не вы, я бы не знаю, что делал! Девочка уже не плакала, то и дело, вертя своей светлой головкой по сторонам, и её глазёнки с любопытством взирали на окружающий мир. Счастливый отец нёс рукомойник в руках.
В палату пришла проведать Верочку баба Фёкла. Она принесла в авоське ей апельсины. Когда она шла в больницу, то купила в магазине апельсины. И сообщила своей соседке Степаниде, попавшейся ей на пути – Пойду, проведаю Верочку. Она же, бедная, одна живёт. Некому её проведать. Вот понесу ей апельсинов.
При этом баба Фёкла не заметила, что кто-то за ней следил. И когда она отвлеклась на минутку, остановившись у газетного киоска, чтобы купить газету, чья-то рука незаметно подложила ей ещё один апельсин в авоську.
– Здравствуй, Верочка! – обрадовалась Баба Фёкла, увидев её. – Ну, как ты тут? Что с тобой случилось, милая? Я как узнала, что с тобой такая беда случилась, так места себе не нахожу! Кто же тебя так, бедную, а? По голове шибанул?!
– Не знаю, я не видела.
– А это не этот твой красномордый... Ну, про которого ты давеча мне говорила? Не он тебя по башке-то треснул?
– Я... не знаю. Верочке было тяжело вспоминать об этом. Она даже на какое-то время закрыла глаза.
– И чем он тебя огрел?
– Да чем-то тяжёлым.
– Ох, какое несчастье! – заохала баба Фёкла. – Он же мог тебя и убить ведь!
– Мог, – коротко ответила Верочка.
– Вот изверг! На женщину руку поднял! И как у него рука поднялась?!
– Как видите, поднялась.
– Ну, ничего гореть ему в аду! За всё ответит этот гад! Прости, господи!
Милиция его, поди, везде ищет. А ты верь, что поймают. Никуда не денется, голубчик! Поймают. Обязательно поймают! Должны поймать! Этого самого субчика! Куда он денется!.. А ты, Верочка сейчас, как себя чувствуешь? В
-30-
данный момент? Голова не болит? – участливо её спросила баба Фёкла.
– Сейчас уже не болит, – машинально поправив повязку, ответила ей Верочка. – Да вы не волнуйтесь. Врач сказал, что я в «рубашке» родилась.
– Ну, слава богу, что так обошлось. А врачи, что говорят?
– Врачи говорят, что меня через неделю уже возможно выпишут. Ника-ких осложнений не находят.
– Ну, хорошо, что так обошлось. Я за тебя молиться буду. Чтоб у тебя всё было хорошо.
– Спасибо, баба Фёкла, что пришли проведать. Спасибо за апельсины.
– Да не за что, милая. Я же волнуюсь за тебя... Ну, ладно. Я, наверное, пойду. А то там у меня корова ещё не доенная. А ты, Верочка, поправляйся. Апельсины кушай.
Заметив, как жадно смотрит на апельсины Тюхаиха, буквально, глаз с них не сводит, Верочка решила её угостить.
– Серафима Ивановна, возьмите апельсинчик, – сказала ей Верочка и протянула ей апельсин.
– Вот спасибо, милая, – обрадовавшись, поблагодарила её Тюхаиха и, взяв апельсин, принялась его скорей очищать от кожуры непослушными морщинистыми руками. Да она, наверное, сроду их не ела.
Баба Фёкла, с удивлением поглядев на неё, на её старческую, как у Бабы Яги, морщинистую шею направилась к двери.
Верочка приподнялась с постели, чтобы встать. – Я сейчас вас провожу, баба Фёкла.
– Да ты лежи, лежи, милая. Я сама дорогу найду.
– Ничего. Я уже хожу понемногу. Мне выходить можно.
Верочка вышла из палаты, чтобы проводить бабу Фёклу по коридору. В палате остались только две пациентки. Тюхаиха и ещё одна тихая бабуля, Прасковья Ильинична Веточкина, которая по соседству не спеша заправля-ла свою постель.. Тюхаиха же в этот момент опять продолжила очищать апельсин, но, сделав неловкое движение, она уронила его на пол. Апельсин покатился по полу и закатился под кровать. Тюхаиха стала просить тихую бабулю достать ей апельсин.
– Достань, милая, апельсин. Я его очищала от кожуры, а он, зараза, вдруг из рук вылетел и под кровать умотал. Та безропотно полезла под кровать и достала ей апельсин. Но Тюхаихе этого было недостаточно.
– Почисти, милая, апельсин. А то руки у меня что-то слабнут. Не могут
очистить кожуру. Тихая бабуля покорно очистила ей апельсин и подала.
Когда Верочка с бабой Фёклой вышли в коридор, они вдруг наткнулись на полубезумную женщину, выползшую из прилегающего к туалету закутка. Она так напугала Верочку и бабу Фёклу своим диким видом. Увидев их, она с косматой, нечёсаной головой и полубезумным взглядом, на четвереньках
-31-
приблизилась к ним и глухим страшным голосом простонала: – Жить... Жить хочу!
По городку в это время пронеслась волна самоубийств. И счёты с жизнью все они сводили одинаково. Пошла какая-то мода на уксусную эссенцию. В магазинах продавались такие стеклянные синеватые флакончики. И вот в таких маленьких трёхгранных флакончиках и находился концентрирован-ный 80% – процентный раствор уксусной кислоты. Так называемая, уксусная эссенция.
Кто-то же начал первый из этих несчастных, подав пример другим. И.
глядя на него, и другие тоже действовали по одной схеме. Они смешивали
её, чтобы не так жгло, с вареньем и пили. Сразу шесть человек поступило
в больницу. Они страшно умирали. В мучениях. Врачи ничего не могли поделать. От уксуса полностью сжигало им слизистую оболочку пищевода и желудка, страдали почки, поджелудочная железа и все другие внутренние органы. И они умирали в страшных муках. Вот одна такая баба из числа самоубийц и была помещена в небольшой комнатке возле туалета, чтобы не пугать своим отталкивающим неряшливым видом остальных больных и не вызывать у них отрицательных эмоций
. Она стонала, кричала от боли. Несколько раз даже выползала в коридор с душераздирающими воплями:
– Жить хочу! Спасите! Помогите!
Однако все они умерли. Все самоубийцы, выпившие уксусную эссенцию. Никто не выжил.
Когда потрясённая этой картиной Верочка вернулась обратно в палату, то застала ещё более страшную картину. Тюхаиха лежала неподвижно в своей постели, а тихая бабуля билась в конвульсиях на полу.
– Прасковья Ильинична, что с вами? – с тревогой спросила Верочка. Но Прасковья Ильинична уже хрипела с пеной у рта. Верочка бросилась к Серафиме Ивановне и стала её трясти с возгласами: – Серафима Ивановна, очнитесь. Вам плохо? Но старуха Тюхаиха неподвижно смотрела на неё остекленевшими глазами, а рядом с ней на постели в складках её простыни валялся недоеденный апельсин.
Верочка выбежала из палаты и закричала: – Врача! Врача! Помогите кто-нибудь! Позовите врача!
Кто-то пытался отравить нашу бедную Верочку. Ведь этот отравленный
апельсин, несомненно, предназначался ей. Но по счастливой случайности, угостив отравленным апельсином Тюхаиху, она избежала смерти.
Умерла также и тихая бабуля. Очевидно, Тюхаиха уделила ей дольку. Это было, конечно, настоящее ЧП. Сразу две смерти одновременно. По городку пошёл слух. В больнице отравляют людей!
Вызвали милицию. Возбудили уголовное дело. Проверили все апельсины,
-32-
которые принесли Верочке. Но яд оказался только в одном единственном апельсине. Правда, установить, что это за яд не удалось. И кто попытался это сделать, также не удалось установить. Несмотря на принятые меры.





Часть вторая.
Адигизар против хануриков.
                Глава первая.
                Странный пассажир.


Пассажирский поезд «Кисловодск – Новокузнецк» набирал скорость. Прошло уже полчаса, как он отъехал от Омска, и теперь направлялся до Новосибирска. Было 20 часов 45 минут местного времени. Уже стало вокруг темнеть. И в мелькающих домах селений зажглись первые огни.
Эля, молодая, белокурая, очень симпатичная женщина лет двадцати пяти-двадцати шести, одетая в короткий модный розовый халатик, вышла из сво-его купе в коридор, чтобы покурить и немножко развеяться. В купе в этот момент не осталось никого. Двое её спутников, пожилая супружеская пара, едва дышащая на ладан, к её радости вышла в Омске. Когда они вышли, она вздохнула с облегчением. Как они её раздражали, надоедая своими мелкими просьбами! У Элечки голова просто кругом шла от их вечного нытья.
– Элечка, выйди, пожалуйста. Дедушка хочет пи-пи. Дедушка наш пара-лизованный. Частично. Сам не может до туалета дойти. Слишком утоми-тельно ему будет. Хлопотно больно. Дедушка старенький. Больной ...
А вечером: – Элечка, детонька, приглуши радио. Дедушка сейчас примет верапамильчика и баиньки. Или в другой раз: – Элечка, миленькая, погуляй немножко. Дедушка хочет на горшок. А то ещё лучше:
– Элечка, вынеси, пожалуйста, горшочек. Моя хорошая!
– Ну, нет! Я вам не нанималась! – фыркнула Элечка недовольно и презри-
тельно добавила. – Я вам не прислуга! Выносите ваш горшочек сами!
Тут дедушка этот, частично парализованный, сунул ей зелёненькую бума-
жку. – Элечка, я тебя прошу, я тебя умоляю, возьми троячок. У дедушки
слеза выкатилась из глаза. – Миленькая моя, уважь старичка.
-33-
– Ну, ладно, – не нашлась она тогда, что ответить и растерянно пробор- мотала. – Но это в последний раз!
– В последний, в последний, голубушка! Скоро меня самого в последний путь проводят. Хи-хи! – он ещё находил силы шутить над собой.
А как только она вернулась из туалета, освободив этот чёртов горшочек,
дедушка, увидев её, тут же завопил: – Бабушке что-то плохо! Капельки в моём нагрудном кармане пиджака. Там пузырёк с корвалолом. Не спутай с бодроксинчиком. Там лежит ещё и рубль. Можешь взять себе.
Элечка, конечно, накапала капли и дала бабушке. Правда, другие. Она всё
безбожно перепутала. Но это неважно. Главное, что та выпила и повеселела. Улыбаться начала. Тяпнула бодроксинчика и значительно бодрее себя почу-вствовала. Дедушка оттянул ей веки и с удовлетворением отметил: – У ба-бушки положительная динамика наблюдается. Состояние её стабилизирует- ся. Скоро гопака начнёт плясать.
А когда бабушка уснула, он вдруг сказал Элечке, на которой был лишь соблазнительный коротенький халатик: – Элечка, детка, подойди сюда. Ба-бушка, кажется, уснула. Миленькая, родненькая, сладенькая моя! Какие у тебя грудочки! – вдруг страстно зашептал он, пытаясь пощупать её груди и, предусмотрительно вытащив пять рублей из кармана, попытался их сунуть в трусики девушке. – Деточка, сними трусики! Покажи писеньку! Уважь ста-ричка! – зачмокал он сладострастно губами. – Девочка моя сладкая! Да какая ты голубушка забубенная! Какая ты офигенная! Красоточка! Девонька моя!
– И не стыдно вам! Я вам кто?! – вспыхнув, в гневе воскликнула она.
– За кого вы меня держите! А ещё пожилой человек! А туда же!
– Не сердись, Элечка! Ой! Бабушка, кажется, проснулась! – в ужасе вос-кликнул старичок, потешно пытаясь спрятаться под простынёй. – Ради бога, ничего ей не говори! – и, достав из кармана пижамы денежную купюру, высунул руку из-под простыни и помахал десяткой. – Спаси!
И так постоянно. То одно придумает, то другое. Досаждали они ей очень. А может, у неё тоже своя жизнь. И своих проблем хватает. И когда они, на-конец-то, сошли, с помощью проводниц, еле-еле доковыляв до тамбура, она была только рада, что кончилась эта эпопея со стариками, и что места осво-бодились. А четвёртое место и до этого пустовало. Так что в купе она оста-лась одна. Ей так хотелось, чтобы с ней кто-нибудь поговорил по душам.
Чтоб её кто-нибудь приголубил, приласкал, как маленькую. Как когда-то
папа в детстве. Она полезла в сумочку за сигаретами. Ей захотелось заку-рить. Она невольно поморщилась, вспомнив семейные неурядицы.
Эля недавно разошлась со своим мужем Сергеем. А причиной разрыва стал, как ей представлялось, сущий пустяк. Сергей Абдурахманович, её муж,
имел привычку дёргать себя за ухо. Вне зависимости от того, находился ли
он не в духе или, напротив, был ли в хорошем расположении духа.
-34-
– Сергей, не дёргай себя за ухо! Это некрасиво! – сколько раз она делала ему замечания. – Ты бы подумал своей головой, как это выглядит со сторо-ны! Но Сергей Ишмуратиков легкомысленно, как ей показалось, отнёсся к её просьбе и продолжал упорно дёргать себя за ухо. А когда она ему делала
замечания, отшучивался:
– А что тут такого? Я же не ковыряюсь в носу. Скажи спасибо, что я в носу не ковыряюсь! И как сглазил! Он завёл вдруг ещё одну привычку. Стал постукивать пальцем по носу. А ведь он занимал ответственный пост.
Бывало, сидит в президиуме где-нибудь на важном заседании и вдруг
неосознанно начинает себя тихонько за ухо дёргать. Да ещё пальцем, плюс к этому, начинает вдруг постукивать себя по носу. Особенно, когда развол-нуется или с кем-нибудь не соглашается по какому-нибудь вопросу, спорить начинает, разнервничается, и вдруг – трах-бах! – пальцем по носу начинает постукивать. И это у всех на виду! Смешки начинали вокруг раздаваться. А она всё слышала. Она же секретаршей работала с мужем вместе на одном предприятии.
– Сергей, не смей больше этого делать! Все уже говорят про эту твою привычку. Все уже смеются. А он опять отшучивался:
– А что тут такого? Я же никого не убил, не зарезал. А может мне так лег-че. Нервы стали ни к чёрту! Надо лечиться! Скажи спасибо, что я не храплю.
В конце концов, у неё лопнуло терпение. Она не стала ждать, когда он захрапит. Ей это всё надоело! Все эти насмешки и колкости в его адрес. И она подала на развод. Зачем ей муж дурак? Или это он подал? Сейчас это точно она уже не помнит. Да это и не важно. В общем, разгорелся грандиоз-ный семейный скандал. А всё началось с пустяка. Она укусила его в пылу любовной страсти. Дело было так. Когда она сделала ему очередное замеча-ние, выразив своё неудовольствие, и требуя, чтобы он бросал свою дурац-кую привычку, он вдруг внезапно привлёк её к себе и чуть ли не насильно завладел ей. В ответ она укусила его, обозвав грубой скотиной и животным.
– Лапочка, кренделёк, мой тигр саблезубый, мы так не договаривались! – обиделся Ишмуратиков. – Ты мне прокусила плечо до крови! – возмутился он, разглядывая место укуса. – Так дело не пойдёт. И подал на развод. И пошло-поехало. С той поры несчастья повалились буквально на неё. И те-перь она невольно передёрнула плечами, вспоминая это и, смотря в окно, вглядываясь в мелькающие перелески, озёрца и отдельные кривые деревца,
темнеющие вдали.
– Подумаешь, укусила! Так ему и надо! – пробормотала она вслух и по-ёжилась, глядя в окно на мелькающие огни маленьких домов редких селе-
ний. Она достала пачку ментоловых сигарет и только поднесла красивым эффектным жестом длинную сигарету к губам, как боковым зрением заме-
тила приближающегося к ней мужчину. Она решила привлечь его внимание
-35-
к себе этим жестом, зная, что у неё это получалось всегда красиво и элеган-тно. Мужчину, несомненно, привлёк этот жест. Он подошёл к ней поближе и встал рядом с ней, тоже разглядывая через окно, как сверкают, словно антрацит, небольшие озёрца и пруды за окном.
– Я вижу, вы скучаете, – произнёс он через секунду, поворачиваясь к
ней. – А не поскучать ли нам вместе? Вместе-то оно будет веселее.
– Простите, что вы сказали? – спросила она, выходя из задумчивости и повернувшись к нему.
– А пейзажи здесь изумительные, не правда ли? – вдруг ляпнул он что-то не то.
– Да ничего особенного. Скажете тоже. Да и что там можно сейчас раз-глядеть? Сплошная темень за окном, – небрежно кивнула головой она, выни-мая сигарету изо рта, и с любопытством посмотрела на него... Завязывалось знакомство. «А нужен ли он ей?» – мелькнула у неё вдруг в голове. Мужчи-не на вид было лет сорок. Он был довольно симпатичный. Одет хорошо. Эти модные бачки тоже отвечали современным требованиям элегантного мужчи-ны. Вот только портил вид крупный нос и живот. Животик выпирал через
облегающую тело белую водолазку. Он был немного толстоват. Определён-но она его где-то видела. Вот не припомнила только где. Она поморщила свой лоб, но так и не смогла вспомнить. «Да где же я его видела? Да, да, несомненно, она его видела. Но где? Эти глаза, эти знакомые кустистые бро-ви. Да он же на Брежнева похож! Дошло вдруг до неё. Ну, конечно, на Бреж-нева, – сообразила она. А «Брежнев» вдруг стал вслух декламировать ей стихи:
Гляжу. В стекле оконном
Кружатся листья клёна.
А мне так грустно отчего-то
И вспоминаю я кого-то.
Ну, что я в жизни этой всё ищу?
И снова, снова я грущу.
Мужчина чуть помедлил и затем, театральным жестом взяв руку Элечки в свою руку и печально вздохнув при этом, проникновенно продолжал:
И вновь в стекле оконном
Кружатся листья клёна.
А наша жизнь, увы, так быстротечна.
И у любви свои законы.
Она к изменчивости склонна.
И не бывает, к сожаленью, вечной.
-36-
Эля ещё раз взглянула на него. «Точно, он поэт», – вдруг решила она. – «Или я его на телевидении видела?»
– Это ваши стихи? – спросила она.
– Нет. Это стихи молодого поэта Александра Азалина.
– Не слышала.
– О, это очень хороший поэт. Вот послушайте ещё из его «Одинокой»:
Ты всё время одна.
Ты всё время одна и одна.
Может быть, эта чья-то вина.
И с одними
Может, ты так горда.
И с другими,
Может быть, холодна
Ты так с ними,
Что ты веришь и ждёшь
Что когда-то найдёшь
Лишь его одного,
Лишь его одного,
Единственного своего.

– Да, да. Вот такие вот стихи, дорогая моя, – закончив, сказал он и тут же стал декламировать ей другие стихи. Сразу было видно, что он находится подшофе. – А вот ещё:

А если ты меня любишь,
Ты меня к себе позови.
Сердце моё полно любви,
К тебе светлой любви.
Не терзай ты меня, не мучай.
Я знаю, что тебе скучно.

– А давайте вместе скучать будем, – вдруг без всякого перехода неожи-данно предложил он. – Иду я мимо. И вижу: стоите вы у окна. Скучаете. Такая одинокая, такая несчастная. Дай, думаю, даму успокою. Развеселю. Непременно, думаю, даму надо развеселить, чтобы она не была такой уж грустной. А отчего, кстати, вы грустите? А понимаю, понимаю. Семейные неприятности. А может, сын-оболтус двойку получил? Так не стоит так гру-стить из-за какой-то двойки! Извините меня, Может, я, что лишнее сказал. Меня, кстати, зовут Адамом Пантелеймоновичем Кукарекой. А вас как?
– Эля, – отозвалась чуть слышно Элечка, с интересом взглянув на него.
-37-
– А можно, Элечка?
– Можно.
– Так вот... Дорогая Элечка, у меня сегодня праздник намечается. День рождения.
– Ваше?
– Да нет. Что вы. День рождения у моего кота.
– Какого кота?
– Любимого. У моего Васеньки. Обожаю его! Очень люблю! Как он там
без меня, родимый? Скучаю по нему. А вот сегодня у него как раз день рож-
дения. Ему три года стукнуло. Может, отметим вместе? Бутылочку винца,
знаете ли, с вами разопьём. А? По этому случаю! У меня в купе есть бутыл-ка вина. Давайте и разопьём по этому случаю. Посидим. А? То, да сё. Как там у поэта?.. Не терзай меня не мучай!.. У меня же целая программа на
этот случай! А у меня же есть и коньяк самый лучший! Армянский!
– Шли бы вы отсюда лучше! – вдруг резко сказала она.
– Что? – толстячок с недоумением уставился на Элечку, не понимая резкой перемены её настроения. – Что вы сказали, Элечка? Помилуйте! Я чем-то вас обидел?
– Топай, я сказала, к себе! Знаю я твою программу!
– Помилуйте! Элечка! Дорогая! – он попытался взять её за руку. – Мне казалось, что мы с вами уже установили доверительный контакт. Мне каза-лось, между нами будет достигнут консенсус. И потом мой кот... он обидит- ся, если вы не выпьете за его здоровье.
– Не обидится. Знаю я вашего брата! – презрительно хмыкнула Эля. – Сначала вино. А потом лапать меня будете!
Откуда-то вдруг возле них нарисовался, пошатываясь, ещё один явно под-выпивший мужчина крупного телосложения в спортивном синем костюме, вышедший из соседнего купе. Элечка даже была рада его появлению. Хотя умственные способности его оставляли желать лучшего. В его лице было что-то обезьянье. Действовал он быстро и решительно.
– Он к вам пристаёт? – спросил он и вдруг как дал бедному любителю стихов под дых. Адам Пантелеймонович, бедный, аж согнулся пополам и стал хватать ртом воздух, как рыба, выброшенная на берег.
– Ну, ты, дегенерат! Ты чего!.. – воскликнул Адам гневно, когда опять приобрёл способность говорить. – Ты чего это себе позволяешь?! Ты что, не видишь: плацкарта занята!
А крупный мужчина схватил бедного Кукареку поперёк живота и, захохо- тав, поволок к себе в купе. А тот барахтался и, сопротивляясь, бил его кулаками по телу. Да куда уж там! Что он мог сделать с таким здоровяком?! Здоровяк был намного его сильнее. Ему эти кулаки были как слону дробина.
– Пойдём лучше со мной покалякаем. Что ты к дамочкам пристаёшь?
-38-
– Ну, ты, хам! Отпусти меня сейчас же! – орал толстячок, пытаясь от него вырваться, но тот держал его крепко. – Я не позволю, чтобы растоптали
моё человеческое достоинство! Его голова уже оказалась снизу. Увидев Элю, он успел ещё напоследок ей крикнуть: – Не терзай меня, не мучай!..
Эля была довольно взбалмошная особа. И её настроение менялось в любую секунду. Она вдруг за минуту до этого происшествия увидела, что
в её купе, не проронив ни слова, вошёл какой-то очень интересный на вид,
хорошо одетый мужчина, не взглянув даже на неё. И вообще, в его об-
лике было что-то мужественное и загадочное. Это её заинтриговало. И ей этот Кукарека стал как-то сразу неинтересным. Сразу стал как-то поперёк
горла, и у неё появилось желание, скорее от него избавиться. Поэтому она и решила его отшить. Пусть кукарекает с какой-нибудь другой дурочкой или с этим гевалом!
Что там делает в её купе этот таинственный незнакомец? Она решила вернуться в своё купе, даже не докурив сигарету. Но как только она вошла, сгорая от любопытства, в купе, она в тот же момент чуть ли не столкнулась с ним возле двери. Незнакомец стремительно вышел из купе, не проронив
ни одного слова. Стоило ей только сунуться туда из любопытства, как он не пожелал остаться с ней наедине и вылетел пулей в коридор. Эля очень удивилась и присела, немного растерявшись, на своё место. Она ещё больше удивилась, когда он тут же влетел обратно, так же стремительно вернувшись в купе. Не успела она опомниться, как он вдруг приблизился, подойдя к ней совсем близко, наклонился вплотную и заглянул ей прямо в глаза.
– У вас нет молока? – попросил он у неё тихим голосом. До неё не сразу дошло, чего он хочет.
– Простите, что вы хотите? – переспросила она пересохшими от вол-нения губами.
– Я же сказал: молока! – простонал он и вкрадчиво добавил, явственно произнеся. – Как я люблю молоко! И вдруг резко привлёк её к себе и стал судорожно хватать губами пуговицы у неё на груди.
– Я буду кричать!!! – завопила она, что есть сил. А он, вцепившись зубами в пуговицу на её халате, вдруг оторвал её и затем, внезапно отстра-нился, сразу охладев. Что он там искал? У неё на груди? В голове у неё всё смешалось. Путаясь, мелькали какие-то сумасшедшие мысли и смутные догадки. Она стала поправлять свою причёску.
– Что это на вас нашло?
– Извините меня. Я немножко виноват перед вами...
– Немножко? – улыбнулась она. Ёй стало смешно.
– Это не повторится... Так получилось... Вы сибирячка? – спросил он и вдруг печально заключил. – Кончилось время бесплатных винегретов,
-39-
компотов и бесплатного молока.
– Я вас не понимаю, – Эля всё ещё приводила себя в порядок. – Что
вы этим хотите сказать? Что вам надо было от меня? Пуговицу вот зачем-то оторвали, – она кокетливо повела плечами. – Если уж так приспичило...
– Извините, батарейки сели.
– Батарейки? – хихикнула она. – Ну, пуговицу-то хоть отдайте. Я её всё же пришью. Это редкостная пуговица. Перламутровая. Таких в магазинах
не найдёшь.
– Так я её... проглотил, – виновато развёл руками он. – Я же вам говорю, подзаправиться надо было срочно. Конденсаторы в схемах полетели. Но
вы не беспокойтесь, я всё вам компенсирую. За причинённый урон.
– Шуточки у вас довольно странные. И вообще, вы какой-то странный. Нездешний.
– Так я и есть. Нездешний.
– Вы, наверно, откуда-то издалека едете? Мне почему-то кажется, что вы живёте где-то очень далеко, далеко. В каком-то захолустье. Воспитаны вы как-то по-другому, нежели теперешние мужчины. В отличие от них в вас нет этого столичного лоска. Шарма, что ли. Вы слишком импульсивны. Но это и мне даже нравится. Есть в вас что-то такое загадочное. Я ведь поначалу думала, что вы маньяк какой-то. Растерялась. Не знала, что мне делать. И ещё собиралась кричать, звать на помощь.
– А о чём вы собирались кричать? – спросил он её вдруг неожиданно довольно игривым тоном, с любопытством глядя на неё. – О том, что я ваш сосед по купе такой хороший и замечательный? Между прочим, это
действительно так. Я очень порядочный и у меня есть билет, – сказал он вдруг, вытащив билет, и положил его на столик.
– Порядочный вы ловелас! – выпалила она. Она совсем себе не так представляла, как он будет к ней приставать.
– Что же вы не взглянете на мой билет? – пододвинув его поближе к ней, предложил он. – Взгляните! Я такой же полноправный член общества, как и вы! – хвастливо заявил он. – Посмотрите!
– Но зачем? Я вас что-то не пойму. Мне нет никакого дела до вашего билета. Эля краем глаза всё же успела прочитать его фамилию на билете. Какую-то довольно странную: Адигизар.
– Вы правы. Для успеха нужны деньги, – сказал он и затем полез в карман. Достав из кармана толстую пачку денежных купюр, перетянутую
резинкой, он бросил ей прямо на столик. – Для полного успеха. А впрочем, если вы голодны, закажите в ресторане что-нибудь на ужин. Ну, что вы любите. Бифштекс, лангет. Зразы. Или Карелия Ивановна не любит молодую телятину? Карелия Ивановна любит холодных цыплят! Давно пора знать!
– Какая Карелия Ивановна?! – ошалело произнесла Эля.
-40-
– Чеховская. В «Цветах запоздалых». Разве вы не помните?
– Нет.
– А можно и колбаски купить. Надеюсь, этих денег хватит?
Эля никогда не видела такого количества денег и сразу приумолкла. А
пассажир вёл себя так, словно у него деньги куры не клюют. Что за богач здесь чудил?
– Ну, что же вы не берёте? – спросил он её и пододвинул деньги поближе.
– Это вы мне?
– Ну, да. Разве вы не проголодались? Купите колбаску и наворачивайте где-нибудь тихо в углу.
– А с чего вы взяли, что я голодна? Я вовсе не голодна.
– А нет ли у вас случайно солёненького? Знаете ли, на солёненькое что-то потянуло. Животик растёт вот. И подташнивает что-то.
Эля невольно вздрогнула при его словах, а потом ответила, натянуто улыбаясь. – Нет. Чего нет, того нет.
– Ну, на нет и суда нет, как говорится. Жаль, конечно.
– Мне тоже, – ответила Эля. А потом, набравшись смелости, пододвину-лась поближе к нему и робко спросила: – Простите, куда вы всё-таки дели мою пуговицу?
– Я же её проглотил! – смеясь, ответил он. – Я же уже вам говорил. Или у вас со слухом что-то?
– Наверное, я не совсем вас поняла, – она тоже вдруг нервно рассмеялась, приняв, видимо, эту его затянувшуюся странную шутку за очередную выходку. – Но зачем?
– У вас очень красивая пуговица. Извините, не мог сдержаться. Кстати, как вас зовут?
– Эля.
– Эля? Какое красивое имя. И главное, редкое. Оно так идёт вам. Очень красивое имя. Да и вы тоже. Очень красивая.
Эле это было приятно слышать. Она посмотрела на него. В голове у неё появились разные мысли. Про себя она отметила, что он недурён собой. Она вспомнила тот страстный порыв, с каким он вдруг привлёк её к себе. Одет он был скромно, но со вкусом. Поверх белой нарядной, с оборочками, рубашки был одет тонкий тёмно-синий джемпер, облегающий его высокую статную фигуру. В его красивых руках и развитой мускулатуре было что-то волнующее, мужское. И через мгновение она уже сама хотела, чтобы повторилось ещё что-либо подобное, что произошло десять минут назад. И чтобы он ещё раз её привлёк к себе. Ей вновь хотелось пережить те волнующие мгновенья. «А он, наверно, темпераментный мужчина», – поду-мала она. «И, к тому же, богат. Почему он так и не убирал эту пачку денег со столика? Похвастаться хотел? Сколько там, интересно? В этой пачке?
-41-
А может, эти деньги, он хочет ей подарить?» Приятное чувство шевельну-лось в ней. Ей по душе пришёлся его комплимент. К тому же он вёл себя
по-джентльменски и не приставал больше к ней. А может быть, он крупный
торговый работник? Может быть, он, к примеру, директор какого-нибудь
большого гастронома?
– А вы... Эти деньги... Что вы хотите с ними сделать? – спросила она.
– Оставьте их себе.
– То есть как? Помилуйте! Я не могу от вас их принять! Что вы такое
говорите? Как же я могу их взять? Зачем? – жеманничая, произнесла Эля.
Но внутри её всё ликовало.
– Это пустяки для меня, – отмахнулся он, сделав небрежный жест в сторону денег.– Они для меня ничего не значат. Они мне ничего не стоят. Считайте, что я расплатился за вашу пуговицу. Я просто хочу доставить вам что-нибудь приятное.
– Странный вы какой-то. То бросаетесь на меня. А то... А может, вы
вторую пуговицу захотите у меня оторвать? Кто вас знает? Что у вас на уме? Она кокетливо повела плечами и затем заложила ногу за ногу так, что полы её розового халатика раздвинулись, обнажив стройные ноги и дразня его красивыми коленками. Но он никак не отреагировал на это, тем самым немало её удивив. Тогда она решила сменить тактику.
– Позвольте, я возьму свой чемодан, – сказала она и, встав со своего места, потянулась наверх за чемоданом и, словно невзначай, коснувшись
при этом его грудью, на секунду прильнула к нему.
Адигизар не мог позволить себе остаться равнодушным к её чаяниям. Он не мог не помочь ей.
– Позвольте, я вам помогу. Вы такая хрупкая! – предложил он ей как истинный джентльмен и, встав со своего места, полез за её чемоданом. Не мог же он спокойно сидеть, наблюдая, как изящная, хрупкая женщина ворочает тяжёлые чемоданы. И он достал с верхней полки её громоздкий чемодан.
А она, принимая свой чемодан в руки от него, вспоминала про свои ощущенья, когда она коснулась его грудью. Ей это было приятно. Ей вдруг безумно захотелось, чтобы он её ещё раз привлёк с силой к себе и поце-ловал её прямо в губы. Она даже в порыве чувства выпятила свои пух-ленькие красивые губки для поцелуя, зажмурив глаза, и ожидая ответного поцелуя, замирая только от одной мысли, что он будет страстно, самозаб-венно её целовать. Но ничего не произошло. Ровным счётом ничего. Но почему? Она открыла глаза и увидела к немалому своему изумлению его спину. Отвернувшись, он изучал какую-то надпись на иностранном языке на её кожаном чемодане.
– Какой у вас интересный чемодан. Какая кожа! – повернувшись к ней
-42-
лицом, восхищённо произнёс он, поглаживая при этом чемодан. – Я не ви-дал никогда такой кожи! Какая кожа! Обалдеть!
Это только ещё больше её раззадорило.
– Моя лучше! – воскликнула она в запале. – Все говорят, что у меня
очень белая кожа, что у меня бархатная кожа!.. И... что такой кожи, как у меня, ни у кого больше нет. Да вы взгляните! – выпалила она, а затем, потеряв самообладание, она предприняла новую атаку на своего спутника.
– Дайте сюда мой чемодан, – сказала она и, взяв у него чемодан, вдруг
повернулась к нему и наклонилась, обнажив ноги до основания и делая вид, что что-то ищет в нём.
– Где же моя зубная щётка? Никак не найду! – произнесла она, копаясь
в нём и активно разыскивая зубную щётку. Время от времени бросая косые взгляды на спутника, она пыталась выяснить его реакцию. Однако и на этот раз он проигнорировал её. Это только подстегнуло её ещё больше. В её светлой кудрявой головке родился новый план.
– Простите, вы не поможете мне найти булавку? Куда-то запропастилась
вдруг. Упала на пол и я её никак не найду.
– С удовольствием, – сказал её спутник и, опустившись на колени, стал ей помогать искать булавку. Они так оба и продолжали разыскивать несу-ществующую булавку, ползая на четвереньках и стукаясь головами. А Эля старалась продемонстрировать ему свои стройные ноги, всё время пова- рачиваясь к нему и однажды он даже коснулся её ног. При этом у неё пробежала сладкая дрожь по телу. Любой бы мужик на его месте уже не выдержал бы и бросился её обнимать и целовать. Но только не её, более чем странный, спутник. «Да мужик ли он?» – гвоздём сидела в ней эта мысль, не давая покоя. Ну, что ему ещё надо? Уж всё, казалось, сделала она. Но с его стороны опять не последовало никакой реакции. «Чурбан какой-то! Никак не реагирует».
Все её ухищрения и уловки, попытки соблазнить его пропали даром.
– Нет булавки нигде. Наверное, куда-то закатилась, – огорчённо про-изнесла, наконец, она и посетовала. – Как жаль, что мы её с вами так и не нашли. Хорошая была булавка!
– Да. Очень жаль.
– А вы... А вы не играете в преферанс? – вдруг без всякого перехода, совсем уже отчаявшись, спросила она, опять решив взять инициативу в свои руки.
– Нет, не умею.
– Хотите, я вас научу? – предложила она.
– Хочу.
Она стала везде искать, делая вид, что ищет карты. Но карт у неё тоже
не было. При этом она изо всех сил старалась при всяком удобном и не-
-43-
удобном случае подчеркнуть свою фигуру, показав ему, как она выглядит
соблазнительно со всех сторон. Она сексуально изгибала свою привлека-
тельную, изящную фигурку, стараясь ей придать самое выгодное положе-ние, но все её старания оказались, увы, тщетны. И тут она вдруг вспомнила.
– Ой, знаете ли, я же карты дома забыла! А я их ищу! И как это я их забыла! Вот уж действительно.
– Ну, что ж делать, – посетовал он. – Как-нибудь в другой раз мы с
вами обязательно сыграем в преферанс.
– А чем мы сейчас займёмся? – завертев своей соблазнительной куд-рявой головкой, озабоченно спросила она у Адигизара и вдруг перешла
на шёпот, томно произнеся: – А вы мужчина, что надо! Темпераментный! Я это заметила. И при этих словах дрогнул её влажный чувственный рот. Она уже не соображала, что делает, потеряв всякий стыд. И опять зажмурив
глаза, потянулась пухленькими зовущими губками к нему. Они так и звали, притягивали к себе. Она приготовилась в очередной раз к поцелую. А он не
понимал, что она от него хочет. Эля ожидала волнующего поцелуя. Уж на этот раз он не мог её не поцеловать. Но он и на этот раз проигнорировал её пухлые прелестные губки. Он чувствовал, что она что-то хочет, но не понимал, что она от него хочет. Эля замерла. Может, это он её единственный, любимый, дорогой?.. Ну, где же ты? Что ты медлишь? Ну, не томи, когда женщина просит. Наконец, её терпе- ние лопнуло. Она открыла глаза и с удив-лением уставилась на своего странного спутника. Вместо того, чтобы целовать свою милую, красивую спутницу, он вме-
сто этого целовал... её чемодан. Так ей, во всяком случае, показалось. Так неужели ему её чемодан милее её очаровательных губок?! Вместо того, чтобы влюбиться в неё, он влюбился в... чемодан.
– Какая кожа на вашем чемодане! – восхищённо произнёс он и погладил нежно его, а не её. От досады она даже ударила кулачком по стенке купе, пытаясь на ком-то сорвать свою злость, увидев, как он нежничает с её чемо-даном. И вопреки её ожиданиям он не только не стал к ней приставать, но и вознамерился лечь отдохнуть.
– Люди, наверное, уже ложатся спать, – зевая, произнёс Адигизар, – А не пора ли нам, Элечка, тоже прилечь отдохнуть? – сказал он, поглаживая с нежностью её чемодан, и, судя по всему, вовсе не собирался с ним рас-ставаться. – Время уже позднее. Вы, наверно, Эля, уже умаялись? Прито-
мились?
-44-
– Вы что же, так и собираетесь лечь с моим чемоданом? – спросила она, сердито надув от обиды губки. «А может, он сумасшедший?» – мелькнула
у неё страшная догадка. «Ну, какой нормальный человек спать ложится с чемоданом?» – и она огорчённо вздохнула.
Глава вторая.
Дальше, ещё интересней.

Поезд, сверкающий огнями, мчался в ночной тишине по Барабинской
низменности. В ясном небе холодно мерцали звёзды.
Машинист Пётр Степанович Приходько, невысокий плотный крепыш, лет пятидесяти пяти, уже лысоватый, был одет в клетчатую синюю рубашку и джинсы. С нескладной фигурой, с короткими ногами и длинным туловищем, он не спеша размешивал сахар чайной ложечкой в стакане, сидя спиной по направлению движению поезда, Он в данный момент отдыхал.
Отстранившись от стакана, он любовно оглядел гранёный стакан, как
будто видел его впервые, и, полюбовавшись им всласть, степенно повернул голову в сторону помощника Николая Небалуйкина, сидящего за пультом управления, и сделал ему знак «о, кей!», одобрительно покачав головой. Мол, одобряет его действия. Молодец! Так и действуй! Вот, что это, видимо, означало. Движения его были медлительны. Всё-таки давал о себе знать предпенсионный возраст. Да и здоровье уже было не то, что раньше в моло-дости, когда он прыгал, как козёл. Кровь-то играла! Пётр Степанович всё де-лал сейчас не спеша, основательно. И основательно решил перекусить. За-кончив размешивать чайной ложечкой сахар, он прихлебнул немного и с удовольствием стал потягивать чай, держа металлический подстаканник в руке. Затем неспешно достал из бардачка полиэтиленовый пакет с пирога-ми и, вытащив один, молча, вдруг протянул своему помощнику. Тот, заня-тый управлением, так же молча, взял пирог, лишь кивнув головой, поблаго-дарив, и с аппетитом стал жевать, глядя вперёд. – Вкусно, – сказал он через
некоторое время. – С грибами.
– Клава пекла. Возьми ещё один, Коля.
– Не откажусь, Пётр Степанович. Очень уж вкусные пироги у вашей жены всегда получаются. Прошлый раз были с картошкой. Тоже очень вкусные!
– Давай, давай, наворачивай! – с удовлетворением хмыкнул машинист. – Она у меня мастерица печь пироги! Их ему частенько пекла жена. Она ему всегда заботливо пекла что-нибудь вкусненькое на дорожку. То оладушки, то блины, а то пирожки. Покончив с ужином, Пётр Степанович закурил и расслабленно откинулся на сиденье, прикрыв глаза и собираясь вздремнуть.
Вёл состав Николай Небалуйкин, его помощник. Николай был ещё совсем
-45-
молод. Ему было двадцать два года. Щуплый, худой, он в своём светлом свитерочке казался совсем ещё пацаном. И его вихрастый светло-русый чуб
совсем по-мальчишески всё время победоносно задирался вверх. Салага ещё совсем! Но своё дело он знал, и его молодые зоркие глаза внимательно
вглядывались в стремительно надвигающуюся темноту.
Вдруг что-то сверкнуло огнями там впереди. Прямо на железнодорожном пути. Что-то большое, какое-то круглое тело, напоминающее гигантскую юлу, с неясными контурами сверкало, переливаясь цветными огоньками в неясном ореоле. А над ним сияло что-то светлое, словно нимб, с неясными размытыми краями. Николай на секунду зажмурил глаза, посчитав, что ему
это померещилось. Но видение не исчезло! А секунды стремительно таяли.
– Пётр Степанович! Пётр Степанович! – воскликнул вдруг Николай. Он
был очень возбуждён. Надо было принимать какое-то решение. И он решил
посоветоваться со старшим товарищем. – Там что-то есть! Там на путях!
– Что?! – дремота мгновенно слетела с лица машиниста. Он открыл глаза.
– Там впереди. Там что-то на путях стоит! – показал вдруг пальцем Николай вперёд. – Сверкает, мигает! Может, пожар?! Может, случилось что!
– Да что там может быть? Кругом степь! На сотни километров ни жилья! Ни черта нет! Мы же тут как на ладони! Это же Барабинская степь! Понима-ешь ты! Кто там может быть, Коля? Померещилось, наверно, тебе! – крайне удивлённый машинист взглянул в окно, высунув голову навстречу холод-ному ветру, но ничего подозрительного там впереди не обнаружил.
– Я видел, Пётр Степанович, честное слово, видел! Может, экстренное торможение произвести?! – робко спросил Николай, взглянув на старшего машиниста, однако тот уже снизил скорость на всякий случай, хотя по-преж-нему, не видел никаких оснований для этого.
– Может, ты зря паникуешь?
– Нет, я видел! – упрямо твердил своё Николай. – Видел! Ей-богу, видел! Большое круглое! От него свет такой шёл! Переливался разными цветами.
«Может, глаза у парня помоложе и позорче, и он заметил что-то такое, чего я не вижу, разглядел что-нибудь необычное», – подумал Пётр Степанович
– Ой! – воскликнул вдруг Небалуйкин. – Ей, богу! Летающая тарелка! Я
сам видел! Вот только что здесь зависла над нами, а теперь пропала куда-то! Пётр Степанович, честное слово, НЛО!
– Да где, где?! Ничего не вижу!! Какое НЛО?!
– Да было же! Было! Был этот чёртов НЛО! Только что! А теперь нету! Как мыльный пузырь лопнул! Пшик! И нету!
– Какой «пшик»? Ты что плетёшь?!! Они разговаривали на повышенных тонах. – Коля, не балуй! Не балуй, Небалуйкин! – крикнул машинист, сразу и не сообразив, что у него получился каламбур. И его потемневшие вдруг глаза, сделавшиеся неприветливыми и колючими, так и впились в глаза
-46-
помощнику. – Говорю же, тебе померещилось!! Эх, Николай!.. Сейчас не время для баек!
– Честное слово! Да неужто я вру! Неужто я врать вам буду?! Она на путях стояла сначала эта штука, а потом вдруг ввысь взметнулась и с правой стороны зависла... Да вот же она!!! Видите?! Видите, Пётр Степанович?! – вдруг крикнул он, показывая пальцем в небо. – Я даже сам не ожидал! Что такое может быть! Вон она!! Глядите!! Летающая тарелка! Какая огромная!!
Пётр Степанович посмотрел в окно и поразился, увидев летящее чуть впе-
реди их что-то огромное, сверкающее. Это и был НЛО.
– Эй, Коля! Что это?! – вдруг воскликнул он. – Гляди, гляди, что творит-ся!! Что это за хрень?!! И вправду, мать честная! Никогда бы не поверил, если бы своими глазами не увидел!
А летающая тарелка, покачиваясь, из стороны в сторону, словно их привет- ствуя, вдруг опустилась впереди. Прямо на железнодорожный путь. Совсем близко. Быть может, в метрах ста, ста пятидесяти.
Увидев, что НЛО находится на путях, машинист успел крикнуть:
– Экстренно тормози!!! Немедленно!!! – завопил он что есть сил. Он по-нял, что столкновение было неизбежно. А НЛО вдруг в самый последний момент с поразительной лёгкостью резко взмыл вверх перед самым их но-сом. Он стал сопровождать на небольшом расстоянии движущийся локомо-тив, летя на небольшой высоте с той же скоростью. При этом он, как при-
клеенный, повторял с большой точностью все повороты мчавшегося пас-сажирского поезда, вместо того, чтобы умчаться куда-нибудь прочь.
– НЛО несётся возле нас! Что ему надо?! Пётр Степанович! Глядите, он уже совсем рядом! – в отчаянии воскликнул его помощник. – Что он хочет?!
– Откуда я знаю, что у них на уме? Сам вижу, что НЛО совсем близко и уже мчится над нами. Эта чёртова штука нас сопровождает! Чёрт бы её поб-рал! – выругался машинист. – Сам не понимаю, чего эта посудина хочет?!
Летающая тарелка действительно уже неслась совсем рядом, сближаясь с поездом. Она сделала какой-то маневр над поездом. Что-то сверкнуло вдруг сбоку, и она стремительно пронеслась мимо, над их головами. И вдруг там впереди опять возникло препятствие. Огромная летающая тарелка, праздни-чно сверкая и переливаясь огнями в ночи, стояла опять на путях, словно испытывая их терпение. Локомотив неотвратимо приближался к ней. Ни-чего нельзя уже было поправить, но опять, как и в первый раз, в самый по-следний момент космическая пришелица внезапно исчезла, пропала куда-то. Она как будто играла с ними.
– Опять это чёртово НЛО! Что я говорил! Опять фортеля выкидывает! В прятки с нами играет!
А НЛО, словно дразня машиниста, стал перемещаться, совершая мгно-венные перемещения. То вот он здесь, а через мгновение он уже висит сов-
-47-
сем в другой стороне на довольно приличном расстоянии. И, главное, глазу совершенно не видно было этого перемещения. Всё это происходило очень быстро, так быстро, что было незаметно для него. И все перемещения про-
исходили настолько быстро, что оно было даже и не молниеносным, а ещё быстрее. Мгновенным.
– Я же говорил! В прятки с нами вздумала играть эта штукенция!
Летающая тарелка помчалась дальше. Но, отлетев на какое-то расстояние, она оказалась впереди них и зависла на небольшой высоте.
Вдруг, словно передумав, летающая тарелка помчалась прямо на них. У неё появились явно враждебные намерения. Она атаковала их.
– Она же прёт прямо на нас!! Господи!! – заметив, как НЛО неотврати-мо мчится им навстречу, воскликнул машинист. Ещё секунда и летающая тарелка врежется в мчащийся локомотив. Пётр Степанович взглянул на сво-его помощника, и у него кольнуло сердце. Совсем ещё пацан! Ему бы жить да жить! Как всё же несправедлива судьба.
– Прыгай, Коля!! Ещё не поздно!! – успел крикнуть он.
– А как же вы?!
– Ты же ещё пацан! Охота тебе умирать молодым?!
– А как вы?!
– Ну, же! Прыгай, говорю!!
– Нет, я не могу так!
– Всё! Поздно прыгать! Времени уже нет!
Пётр Степанович схватился за рукоятку экстренного торможения, но стремительно приближающаяся летающая тарелка, мчащаяся прямо на них, увернулась в последний момент, взмыв вверх и, сделав затем некий зигзаг, сиганула куда-то прочь. Пётр Степанович завертел головой.
– Куда она опять исчезла? Я её не вижу!
– Я видел, как она пролетела вдоль железнодорожного состава и исчезла затем из поля нашего зрения, – сообщил ему Николай.
– Ну-ка посмотри, куда она делась?
– По-моему, она села на крышу вагона.
– Придётся тебе, Николай, лезть на крышу и посмотреть, куда делась, эта чёртова тарелка! Может быть, у неё враждебные намерения? Может быть, она хочет атаковать нас?.. Эх, ситуация! Нечего сказать! – тяжело вздохнул Пётр Степанович, сознавая всю свою ответственность в данной ситуации. – Может быть, эти самые инопланетяне чёртовы, собираются захватить кого-нибудь из пассажиров себе на борт? Откуда мы знаем, что у них на уме? Вот не было печали, так черти накачали!
Николай, надев куртку и, напялив спортивную шапочку на голову, вылез на крышу и оттуда, захлёбываясь, сообщил Петру Степановичу. – Ёшкин кот!!! Что творится! Он был потрясён увиденным.
-48-
– Что там? – нетерпеливо спросил Пётр Степанович. – Где тарелка? Ты её видишь?
– Она и взаправду села на крышу вагона... Оттуда вылезают какие-то живые существа. Они вроде похожи на нас. Это гуманоиды. Что им надо? И что они задумали? Только странно как-то передвигаются. Они выскакивают из неё, как попрыгунчики. Их очень много! Они что-то делают! Николай
наблюдал внимательно за их действиями. А они всё прибывали. А затем, облепив весь вагон, как тараканы, они вдруг стали проделывать какие-то странные манипуляции, словно танцуя ритуальные танцы, известные только им самим, с торжеством воздевая руки вверх. Так ему, во всяком случае, показалось. Заметив Николая, они жестом стали звать его к себе, приглашая его примкнуть к их торжеству, а затем стали дразниться, высовывая языки и улюлюкать. И даже показывать ему свои нездешние выпуклые круглые задницы, похлопывая по ним руками, что было совсем уже свинством с их стороны. Они вели себя просто вызывающе.
– Ну, что там? – обеспокоено, спросил Пётр Степанович, который должен был принимать какое-то решение, от которого зависела судьба пассажиров.
– Ты чего притих? У меня же люди! – страдальчески произнёс он. На нём была такая ответственность! А он, как человек очень ответственный, должен был немедленно сейчас принять в этой необычайной ситуации единственно
верное решение. – Докладывай, что там происходит. Что они там делают?
– Они дразнятся! Смеются над нами! Ей-богу, смеются!
– Смеются? Пусть смеются. Лишь бы чего худого не замыслили... Ну, как там, Коля? Они ничего там не замышляют? – обеспокоенно спросил у него Пётр Степанович. – Ты враждебности в их действиях не замечаешь? Они как себя ведут, не агрессивно? Пётр Степанович с тревогой вглядывался вдаль. Но впереди было темно, и не было никаких следов летающей тарелки.
– Да нет, что вы. Скорее наоборот, – зачарованно наблюдая за странными
пришельцами, пробормотал Николай. – Потешаются только всё чего-то. Над
нами потешаются, Пётр Степанович. Смешно им чего-то.
– А теперь что? Говори, говори, не молчи! Всё ещё смеются?
– Они сейчас животики надорвут! Так смеются странно. Словно квакают.
–. Это ничего. Лишь бы мирно квакали, – немного успокоился машинист.
Инопланетяне, словно услышали его слова, и изменили вдруг свои миро-
любивые поначалу намерения. Вытащив из карманов что-то продолговатое, похожее на оружие, из которого вырывались тонкие ослепительно яркие пучки света, они, грозно потрясая им перед Николаем, стали ему, словно, угрожать. Очевидно, это у них были плазмоиды. Инопланетяне затем стали вырезать этим мощным тоненьким пучком света стекло в тамбуре третьего от конца вагона и после чего попытались проникнуть внутрь вагона.
– Ну, всё, Пётр Степанович! – в отчаянии крикнул помощник машинисту.
-49-
– Что всё?
– Дотанцевались!! Приехали, кажется!!
– Что ещё там случилось?!
– Они лезут внутрь!! – срывающимся голосом завопил Николай. – У них плазменное оружие! Они огнём вырезают стёкла, Пётр Степанович! Они уже начинают лезть туда внутрь! Что делать?!
– Чёрт! Этого только не хватало! С огнём играют! Доиграются! Ну, они у меня доиграются! Может, – чёрт возьми! – они спалить нас хотят?! А?!! Всё равно я, Коля, не могу остановить состав! Тут же на сотни километров нету никого! Кто нам тут помощь окажет?! И какую тут можно помощь оказать? Они специально это место для атаки выбрали. Здесь такая глухомань! Знали, когда затевали, что тут свидетелей не будет. Нам ещё с внеземным разумом встречаться не приходилось! Да разумен ли этот внеземной разум? Что нам от них ждать? Всё равно будем двигаться вперёд. Чтобы не случилось!
– Что?
– Продолжать движение. Выполнять! Моя задача сейчас доставить всех людей живыми и невредимыми до Новосибирска! А там уж как решит нача-льство. Ближайшая станция – это город Барабинск.
– Так может сообщить диспетчеру?
– Хорошо, я сейчас сообщу.
Пётр Степанович стал нервно вызывать линейного диспетчера по своему телефону. Несколько раз звонок срывался. Наконец, он дозвонился до него.
– Товарищ Мяусов?! Анатолий Семёнович?! Диспетчер мой дорогой! Вы меня слышите?!
– Слышу, Степан Петрович. Что случилось?
– У нас такое!! Такое!..
– Что случилось у вас? Это вы, Степан Петрович?
– Я. Только я не Степан Петрович. А Пётр Степанович. А случилось у нас такое, что вы не поверите. Нас атакуют марсиане! Они уже проникли внутрь одного из вагонов и лезут дальше!
– Что?! Я не понимаю. Какие марсиане? Да говорите вы толком!
– Анатолий Семёнович! Дорогой мой! Они уже действительно оказались внутри третьего от конца вагона. И, видимо, что-то там затевают! – и вдруг повышая голос, он воскликнул: – Они хотят спалить мне вагон! Вот что! Ле-
тающая тарелка прямо на крышу третьего вагона приземлилась. И оттуда один за другим выскакивают люди-кузнечики! Пришельцы у нас на хвосте!
– Какие пришельцы, Пётр Степанович?! Какие ещё кузнечики? Что вы несёте? А вы не хлебнули лишнего?! Чёрт знает что! Здесь вам не тут!
– Да тут они! Тут! Инопланетяне!
– Какие инопланетяне?!! В наше время? Побойтесь бога!!! И мне не до шуток сейчас, поверьте! Такое впечатление, как будто вы бредите, или
-50-
просто сошли с ума!
– Сойдёшь тут с ума! Когда тут такое творится! Всё может произойти!
– Вы можете разъяснить ситуацию? Что у вас там произошло?
– Я уже разъяснил вам ситуацию! На нас напали инопланетяне! Понятно вам? Сообщите, куда следует. В Новосибирск! В Москву! Пусть немедленно поднимают воинские части. Дело очень серьёзное! Чёрт побери! Тут пахнет самым настоящим междупланетным конфликтом! И вообще, некогда мне с вами болтать! – он задрал голову вверх и крикнул. – Николай, ну, как там?!
– Веду наблюдение, – отозвался Николай. – Пока всё без изменений. Вни-мательнее приглядевшись, Николай заметил, что летающая тарелка чуть зависла над поездом, а не находится на нём. Иначе она бы раздавила своим весом вагон. Высадив десант, летающая тарелка вдруг взметнулась опять вверх и умчалась прочь в неизвестном направлении.

Глава третья.
Инопланетяне ищут Адигизара.

Увидев промелькнувшую в окне поезда огромную летающую тарелку, тот странный пассажир по фамилии Адигизар встрепенулся и, приподняв вдруг лохматую голову, коротко сказал: – Это за мной! Зевнув, он некоторое время продолжал лежать на полке, напряжённо что-то обдумывая. Он за минуту до этого прилёг отдохнуть. Затем потянулся и встал. – А так поспать хотелось! Вот чертяки! Не дали поспать! – произнёс с огорчением он и, отряхнув оста- тки сна, ещё раз поглядел на новый кожаный чемодан Эли. Поцеловав его напоследок, он сказал на прощание. – Прощай, друг. Нам придётся расстать-
ся. Надеюсь, ненадолго. И помахав рукой и, попрощавшись с чемоданом, он
направился к двери.
Эля же, задумавшись, невнимательно в это время глядела в окно и лишь краем глаза вдруг заметила пролетевший НЛО, но не придала этому боль-шого значения. Она видела, как что-то пролетело мимо их окна, и всё.
– Это что, вертолёт пролетел? – спросила она лениво у своего попутчика.
Адигизар только ухмыльнулся в ответ. – Если бы... А теперь боюсь, что мне придётся покинуть вас. И как можно быстрее. Дела, знаете ли. И очень срочные! Так что, прощайте, милая девушка. И как говорится, не поминайте лихом. Вроде всё тихо. Надо уходить.
Эле показалось подозрительным, что её, более чем странный, спутник
вдруг решил срочно её покинуть. Ей показалось это не просто случайным совпадением. Она увязала это с тем пролетевшим вертолётом.
Вдруг кто-то постучал в купе. И её спутник замер в испуге на месте.
– Не успел... Не открывайте! – сильно побледнев, прошептал он ей, заме- тив её движение. Встав со своего места, она уже собралась открыть дверь.
-51-
– Но почему? – удивлённо произнесла Эля, тоже шёпотом, всё более и бо-
лее склоняясь к мысли, что как раз и необходимо открыть дверь, причём, как можно быстрее! Мало ли, что взбредёт в голову этому странному человеку. Он ведёт себя очень странно. А может, он и, в самом деле, какой-нибудь су- масшедший, или, ещё хуже того, сбежавший из тюрьмы преступник! А мо-жет, это и был, как раз, милицейский вертолёт, который занимался поисками сбежавшего особо опасного преступника. И будет только хуже, если сразу не открыть. А вдруг он её убьёт?! Зарежет кинжалом! С ужасом представив
себе эту картину, она соскочила со своего места и побежала, чтобы открыть стучавшим дверь. – Нет, я так не могу! Она рывком открыла дверь и, заме-тив там людей в форме, – возможно, это была железнодорожная милиция, – впустила их. Те сообща вломились в купе и яростно завертели своими странными пучеглазыми головами, кого-то ища. Правда, Эле было сейчас не до того. И она не обратила внимания на их странную внешность. Не придала значения. До того она была напугана поведением своего спутника.
– Он здесь! – сказала она им шёпотом. – Ведь вы же за ним пришли?
– Кто? Кого вы имеете в виду?
– Ну, он, кого вы ищите! – нервничая, тихо проговорила она и показала глазами в сторону, где только что был её странный попутчик, но его там уже не было.
– Мы никого не видим, – хором ответили они.
Обернувшись назад, она с изумлением обнаружила, что её таинственный попутчик исчез. Только что здесь был, и вдруг пропал куда-то. Куда же это он мог пропасть? Окно было открыто. Вошедшие вдруг неожиданно залопо-тали на каком-то совершенно непонятном ей языке. – Хандрасик-мандрасик! – стал кричать один из них. – Бермяка-ужмяка! Бартаррарак! Гаррак!
– Бужмяка-урмяка? – спросил у него другой. Они стали спорить между собой, пытаясь понять, куда делся Адигизар. – Гиде Бурмясик-мандасик?
– Молодые люди, а что вы хотели? – удивлённо спросила она у них. Может, это были люди из Интерпола? Какая-то непонятная на них была
форма. Необычная. Заграничная. Со сверкающими серебристыми звёздами. Она только сейчас обратила внимание на их необычную форму.
– Нам нужен ваш попутчик, – вдруг произнёс один их них на чисто русском языке. – Где ваш попутчик? Адигизар? Куда он подевался?
– А его почему-то нет. Только что был здесь и вдруг исчез. Как это могло произойти? Сама не понимаю. Неужели он в окно прыгнул? Господи! Да как же это он так прыгнул? Разве это возможно? – неуверенно пробормотала она. – Как же это он?! На полном ходу! Он же мог разбиться! Насмерть!
Эля растерянно посмотрела на вошедших, словно ожидая объяснения происшедшему от них и... дождалась.
– Вот именно, что мог. И что прикажешь нам теперь делать? – сказал тот,
-52-
который был наиболее упитанный среди них, обращаясь к другому. Голова
у него была гладкая, как биллиардный шар. Он был совершенно лысый. До неё только сейчас дошло, что внешний вид у них тоже был очень даже необычный. Какие-то все пучеглазые они были. А глаза... ну, словно рыбьи. Может, это у них были такие специальные защитные очки на глазах? Ну, да! Возможно защита от газовой атаки. Ну, конечно, это были спецназовцы!
– Ты что думаешь? – спросил один из вошедших у другого. – Он того? Бартаррарак ему?
– Бартаррарак?! Как бы ни так! – ответил тот. – Он не из тех, кто пойдёт на бартаррарак!
– Неужели он, и в самом деле, в окно выскочил? – сделал предположение третий. – И окно открыто. Тут что-то не так. Он наверняка на крышу полез.
Эля присела на своё место, собираясь с мыслями и стараясь прийти в себя.
«Это что же получается? Её неугомонный спутник вдруг, словно обезьяна
вылез в окно и на крышу забрался?» Неужели он обладал такой неимовер-ной ловкостью? Возможно, да. Раз решил сигануть в окно на полном ходу.
От него всего можно было ожидать. У Эли голова просто кругом шла от всего этого. А тут ещё эти спезназовцы с их непонятной абракадаброй!
Говорят какие-то совершенно непонятные ей слова. Почему они не могут говорить просто? От кого шифруются? Вот что они ещё теперь предпримут?
И вдруг вошедшие тоже полезли в окно. И один из них деловито просунул ногу в открытое окно и с неимоверным проворством, словно обезьяна, туда сиганул. Вслед за ним последовали и остальные один за другим. Всего их было трое. Теперь она точно видела, что их было трое. Все они действовали с необычайной ловкостью, произведя на Элю просто неизгладимое впеча-тление. Она пребывала просто в шоке.
– Товарищи милиционеры, что вы делаете? Это же самоубийство! – пы-таясь их отговорить, воскликнула она в ужасе. «Что творится! Ну, и вечерок выдался сегодня! Какие они всё-таки храбрые!» – подумала она о людях в необычной камуфляжной форме. Она была зеленоватого цвета, с блёстками. Наверняка, это были спецназовцы. И она ещё раз восхитилась их выучкой. Не успела она и глазом моргнуть, как они скрылись за окном и растворились в темноте. «Что значит спецназовская выучка!» – с гордостью подумала Эля о нашей милиции. Она, еле опомнившись, приходила в себя. Как вдруг ей пришлось испытать новое потрясение. Глядя по сторонам, и рассеянно обводя взглядом купе, она вдруг взглянула на свой кожаный чемодан и, остановив свой взгляд на нём, она вдруг заметила что-то непонятное и странное, происходившее с чемоданом. Чемодан как будто пошевелился.
«Что это? С чемоданом?» У неё чуть волосы на голове не зашевелились от ужаса. Чемодан словно ожил и вдруг задвигался, зашевелился, словно кто-то там был. Она, как заворожённая, смотрела на чемодан. Прикованный к
-53-
нему её взгляд скользнул дальше и вдруг, так и есть! В тёмном углу кто-то
зашевелился и оттуда вылез её недавний попутчик и деловито стал отряхи-
ваться, приводя себя в порядок. Пару раз он даже чихнул. Неужели он всё это время скрывался в её чемодане? Только как он там поместился? Вот в чём вопрос. Надо же. Такой большой! А чемодан такой маленький! Эля про-сто не верила своим глазам. А её странный попутчик, обращаясь к чемода- ну, произнёс с необыкновенной теплотой вдруг:
– Спасибо тебе, друг! Выручил. Ты меня просто спас! Чтобы я без тебя делал?! И он ласково погладил чемодан, словно близкого друга.
– Он меня спас! – теперь уже обращаясь к Эле, пояснил он ей.
– А как это... вы? – дрожа от нервного потрясения, пробормотала Эля. – Как это вы поместились в нём?
– А это!.. Пустяки! – отмахнулся Адигизар.
«Но вот как он там поместился?» – не давала ей покоя эта мысль. Ей даже одно время показалось, что это сам чемодан вдруг в него превратился. И померещится такое! Чёрт знает что!
Эля со страхом взглянула на своего странного спутника. Что ещё он
отчебучит? Несомненно, он был способен на многое.
– Они уже ушли? – продолжая отряхиваться, деловито спросил он у неё.
– Кто?
– Эти, что были с вами, уже ушли?
– Ушли, – пролепетала, еле дыша, перепуганная девушка. – Вы же и сами это прекрасно видите!
– Это хорошо, что ушли. И мне тоже надо уносить поскорее ноги. Да,
да! Они ведь сюда ещё вернутся. Они ведь не успокоятся. И как только обнаружат свою ошибку, придут сюда опять. Я знаю этих хануриков! Эти же ханурики за мной гонятся! Надо поскорей улепётывать. Они меня в покое не оставят. Ну, давайте прощаться. Ещё раз. Прощайте, дорогая, милая Эля!..
– Прощайте, прощайте, – стуча зубами от страха, сказала она.
– Не поминайте лихом!.. Как говорится... Да, надо ещё кое-то сделать, пока тихо, – сказал он и зачем-то полез в карман. – Прощайте!
– Да, да. Прощайте. Она ничего не понимала, что происходит, и вдруг неожиданно расплакалась. – А вы мне не причините вреда? Вы меня не убьёте?
– Я вас? С чего это вы взяли? – в недоумении произнёс он, доставая из кармана носовой платок и вытирая им пот со лба.
– Ну, я же рассказала им про вас.
– Вот святая простота! За что же мне вас убивать? Это ведь совсем не мой конёк! Я хороший, весёлый малый. Люблю пошутить, посмеяться, покутить, а не убивать. Я не убийца! – он сунул носовой платок в карман. – Ну, про-щайте, милая девушка. Прощай и ты, друг! – сделал он ручкой чемодану и
-54-
дружески похлопал по нему. – А ты мне сразу понравился. Молодец! – признался он. – Я тебя сразу зауважал. Ты же мне жизнь спас. А ты меня уважаешь? Он послал воздушный поцелуй, адресуя его, видимо, чемодану, а вовсе не ей и вышел из купе.– Мы ещё, надеюсь, увидимся, дружище! – бросил он тому напоследок и удалился.
Эля не знала, радоваться ей или плакать. Как он там сказал? «Это ведь не мой конёк». Убивать – не его стиль.
Буквально, через секунду вдруг раздался стук в дверь. Эля подумала, что это он вернулся. Но это был не он. Это были её недавние посетители. Прав-да, теперь их было четверо. К тем трём присоединился ещё один. По кличке Кучерявый. Так его называли его спутники.
– Где он? – спросили они её. – Только не надо нам врать! Эти загорелые ребята спецназовцы, как подумала она, «ханурики», как их назвал, её загадо-
чный спутник, смотрели на неё со злостью. У них был очень решительный вид. Они готовы были испепелить её взглядом. И не только взглядом.
– Я не знаю, – ответила она, дрожа от страха. – Кажется, ушёл. Он только
что был здесь, а потом вдруг удалился лёгкой стопой восвояси. Но они ей не поверили, что он так легко и грациозно удалился из купе.
– Не мог он незаметно пройти мимо нас. Ну-ка ещё раз здесь всё в купе досконально проверьте! – распорядился лысый, самый здоровенный из них,
с бешеными глазами, готовый крушить всё на своём пути. Потому-то у него
и была кличка Громила. Видимо, он был у них главный. – Эй, Фарреничек,
пошевеливайся! И ты, тоже, Лобастик! Не стой, как пень! Пошевеливайтесь, давайте с Кучерявым! Живо здесь всё обшарьте! Я сказал, обыщите!
Лобастик скептически посмотрел на шефа. – А стоит ли так кипятиться,
шеф? Эта же говорит, что он лёгкой стопой удалился отсюда. Кого искать?
– Выполнять! – отрезал шеф. – Ищите его здесь! Не мог он мимо нас так просто проскользнуть грациозной походкой. И не кипишуйте!
Они стали везде искать, раскрыли даже её чемодан и стали затем зачем-то рыться в её вещах. Они перевернули всё верх дном. Особенно старался,
самый маленький из них, Фарреничек. Он усердствовал больше остальных, поскольку всегда был любимчиком у шефа. – Лысый, его тут, кажется, нет, – доложил он через какое-то время главному. – Мы всё проверили.
«Какие-то у них странные клички», – подумала Эля. – «Неужто, они, как и он, тоже из этих? – мелькнула у неё тревожная догадка. – «Да это же, точно,
уголовники! Вот тебе и спецназовцы!» И как это она раньше не догадалась?
– Ничего нет. Его здесь нет, шеф. Он успел удрать, – доложили и другие члены банды главному после безуспешных поисков. – Как в воду канул.
– Хорошо. Продолжайте поиски по всему поезду, – распорядился Лысый. Он же, Громила. И досадливо поморщившись, процедил затем сквозь зубы.
– Вот сволочь! Умеет же, гад, маскироваться!
-55-
– Это точно.
– Проверьте тут всё. Хоть весь поезд переворошите, но найдите мне его! Он мне нужен. Живой! Понятно вам, олухи! – рявкнул лысый Громила.
Они выскочили в коридор и двинулись скорым ходом вдоль вагона, загля-дывая в каждое купе. Они обследовали почти уже весь поезд, и вдруг они заметили его. Того, кого искали! В самом конце одного из вагонов, беседую-щего мирно с проводницей. Они о чём-то весело и беззаботно болтали. А он
расточал ей комплименты. Адигизар, потеряв бдительность, явно увлёкся.
Преследователи бросились к нему, сбивая с ног случайных пассажиров, оказавшихся на их пути. А он, заметив их, бросился бежать от них в конец состава. Он убегал от них по коридору, тоже сбивая с ног случайных людей, оказавшихся на его пути. Он не церемонился. Впрочем, как и его преследо-ватели. Навстречу ему шли, обнявшись, Кукарека со своим новым другом. Они, видимо, успели уже найти между собой общий язык и вместе хорошо погуляли в вагоне-ресторане. Они были изрядно навеселе.
– А славно мы погудели с тобой, Вовчик! – сказал своему товарищу Ку-карека. – Мне ещё никогда так хорошо не было, как сегодня.
– Да. Будет что вспомнить, Адамчик. Ты – молоток! Я сразу просёк!
– Это кто там бежит? – поинтересовался Кукарека, увидев спешащего к ним по коридору Адигизара, который бежал со всех ног.
– Эй, тормози, шкет! – хмыкнул его товарищ, собираясь его остановить. Но это совсем не входило в планы Адигизара.
– Да остановись же, молодой человек! Лучше давай поговорим с тобою, покалякаем... О том, о сём... Поговори со мною, дядя. Нам есть о чём с тобой поговорить. Разошедшись, Кукарека попытался даже задержать Адигизара, но ему это не удалось. Тот ловко выскользнул из его нетрезвых объятий и побежал дальше.
– Куда он потопал, Вовчик? – спросил Кукарека у спутника.
– А кто его знает? Он мне не докладывал, – пожал тот плечами. – Да и шут с ним! Приятели только зря старались его удержать. Зато им удалось задержать его преследователей.
– Эй, ребята, вы куда спешите? Лучше давайте выпьем с нами за встречу!
– Пропустите нас. Мы торопимся за ним! – сказал им Лысый.
Но приятели и не думали их пропускать, а Вовчик, так тот специально загородил им проход своим крупным телом и, протянув руку, преградил
им путь мощной волосатой рукой.
– Ребята давайте выпьем! Хотя бы на этот... как его. На посошок. Грех не выпить на посошок. Это святое. Папаша!
– Мы пришли с миром на Землю, – сказал Лысый. – И вы не стойте, земляне, на нашем пути. Нам нужен только он! Пропустите нас.
– Ха-ха! – рассмеялись вдруг приятели. – И не подумаем. А вы кто такие?
-56-
– Мы – инопланетяне, – честно признались те.
– Ой, не могу! – развеселился Кукарека. – Не смешите лучше нас. И оба приятели вновь весело загоготали. Но через минуту им было уже точно не до смеха. Лысый сказал со злостью им. – Бог свидетель, мы не хотели этого, но мы вынуждены применить лазерное оружие против вас. И Лысый, вынув затем из кармана маленький плазмоид, нажал быстро на курок и очень тон-ким лазерным лучом отрезал руку Вовчику. Вовчик даже не почувствовал
боли. Только тупо разглядывал то место, где раньше у него была рука.
– А ловко они мне руку срезали! Точно бритвой! – восхитился он. – А мне и не больно! – пьяно икнул он. – Я даже ничего и не почувствовал, честное слово, Адамчик! Ловко вы, ребята!.. А мне не больно! Верните руку, верните руку, я сказал! – пьяно ухмыляясь, потребовал он.– Ребята, верните же руку! Что за шутки? Но «ребят» уже и след простыл. Они бросились вдогонку за Адигизаром, который добрался уже до последнего вагона. Наконец, он там оказался в самом крайнем тамбуре последнего вагона и, достав откуда-то
какой-то продолговатый предмет, смахивающий на пистолет, навёл острый пучок лазера на замок двери. Это был бластер. Мощный лазерный пистолет. Адигизар направил его на замок, и выжег им кружок металлической двери. Там, где был замок. Это заняло всего несколько секунд. И затем, распахнув рывком, он раскрыл дверцу последнего вагона. Навстречу ему внезапно хлынул холодный поток воздуха. На секунду он замер, прислушиваясь к че-му-то. А затем, высунувшись наружу, полез наверх, на крышу вагона. Он вскарабкался на крышу с ловкостью акробата. В ушах, пока он лез, всё это время свистел сильный ветер. Наконец, он уже очутился на крыше. Наверху
ветер был ещё сильнее. Его обдало мощным порывом ветра, валящим с ног. Ветер обжигал лицо. И какое-то время ему пришлось передвигаться по кры-ше на четвереньках, чтобы немного пообвыкнуться и не свалиться вниз.
Встав на ноги, Адигизар огляделся. Было темно. Лишь в ночи сияли яркие звёзды. Вдруг он увидел приближающийся яркий, слепящий глаза, огонёк
вдали. Это навстречу этому поезду шёл другой поезд и, когда он поравнялся,
ослепив его мощным лучом прожектора, и стал с грохотом проноситься мимо, Адигизар, сделав короткий разбег, прыгнул на крышу одного из ва-
гонов проходящего железнодорожного состава. Поезд умчался прочь, увозя его от преследователей в неизвестную тёмную даль.
А вот, наконец, и его запыхавшиеся преследователи выскочили на пло-щадку тамбура последнего вагона. Затем ловко вскарабкавшись на крышу вагона и включив мощные прожекторы своих фонарей, они осветили всё вокруг на сотни метров и увидели удаляющийся встречный поезд. Они заметили на крыше последнего вагона тёмную танцующую фигурку. Там, на крыше последнего вагона удаляющегося поезда, танцевал в лучах света их мощных фонарей их недавний преследуемый и орал что-то несусветное им:
-57-
– Ну, что, ребятки, загнали меня в угол? Накололи на булавку букашку? Раздавили башмаком таракашку? Я вам не какая-нибудь там сявка! Ловко я удрал из мышеловки! Ха-ха!
Он делал им неприличные знаки и громко улюлюкал. – Ну, что, поймали? Ну, что съели?! Ха-Ха! Пиратики мои! А я от вас опять ушёл! Как колобок!
Он вновь затанцевал какой-то дикий замысловатый танец, преисполненный торжества и, заулюлюкав, погрозил им кулаком. – Слабаки! Не видать вам Адигизара, как своих ушей! Ханурики вы! Ханурики вы и есть!
Это были космические пираты ханурики, от которых он всё время удирал. И там в космосе. И тут на Земле.
– Он ещё и издевается над нами! Эй, Громила, что будем делать? А?
Фарреничек и Лобастик вопросительно уставились на главаря. – Как нам этого гада достать? Как его на кол посадить?
– Скорей назад! Вызываю немедленно тарелку. В ближайшее время мы возвращаемся на летательный аппарат! – распорядился главный красноли-цый. А глаза его загорелись ненавистным огнём – Ну, ничего. Мы его ещё поймаем! Он ещё будет у меня в предсмертных судорогах извиваться! Ха!
Через секунду появилась летающая тарелка и, опустившись, зависла над
поездом, ожидая их. И они бегом скорей помчались по крыше поезда к своей летающей тарелке. Адигизар спешно достал из кармана свой портативный прибор фертикуляр и тут же приставил его к глазу, разглядывая их в ночи.
Адигизар, заметив через прибор ночного видения, который ещё и действо-
вал, как сильный бинокль, как они сели в тарелку и та помчалась тут же его догонять, перестал торжествовать. Но, закончив свой дурацкий танец, приза- думался, а затем сиганул вниз, соскочив с поезда на полном ходу. Ничего другого ему не оставалось. Здесь, в глуши Барабинской степи, в этой темно-те он был недосягаем, он был неуязвим для них.

Глава четвёртая.
Карапузик прячется.

Александр Семёнович сильно изменился за последнее время. Он изменил
свою внешность, отрастил усы, отпустил бороду и даже теперь, когда мало был похож на себя, предпочитал, чтоб его называли по имени, а не по фами-лии, как раньше. А фамилия его была слишком громкая, слишком запоми-нающаяся. Его с такой фамилией сразу бы вычислили. Это был... Карапузик.
Да тот самый. Только он старался нигде не «засветить» эту свою слишком
запоминающуюся фамилию. Он уже почти два месяца скитался неизвестно
где. По различным деревням. И в данный момент он, тайком прячась от лю-дей, пробирался в родное село своего отца, село Покровское Чановского района. Он решил отсидеться тут пока, у своих дальних родственников. А
-58-
там оно дальше будет видно. Не собирался же он вечно быть в бегах. Ему надо было сейчас только выиграть время, чтобы потом всем доказать и прежде всего, конечно, майору Звягинцеву, что он не причём, и не имеет абсолютно никакой причастности к ограблению и попытке убийства Исто-миной. Но вот его планам, отсидеться у родственников, пока всё, наконец, утрясётся, не было суждено сбыться. Когда он под покровом ночной темно- ты пробирался по дороге в своё село, ему в районе лесного массива повстре-чались вдруг какие-то типы. Они вели себя очень странно. Лица у них были
красные. Возможно, по его мнению, они хорошо успели уже выпить, и были под хмельком. Так, во всяком случае, поначалу показалось Карапузику, и
он подумал, что у них можно будет раздобыть паспорт за бутылку. Так он вначале подумал, но когда увидел сверкающую огнями огромную летающую тарелку на поляне, он был так поражён, что, растерявшись, потерял на ка-кое-то время дар речи. Он меньше всего думал о встрече с инопланетянами, он думал о встрече со своими недавними коллегами и так страшился этой встречи! Ведь его, конечно же, ищут. Объявили всесоюзный розыск. Он в этом не сомневался. Нашли в его лице козла отпущения! Факты были про-тив него. Фатальное просто стечение обстоятельств! А может, его специаль-
но кто-то подставил? Но кто это был? Лейтенант Карапузик не имел ни ма-лейшего представления. У него не было врагов. Кому же он встал поперёк горла? Не было у него никакого предположения! И вот самая неожиданная встреча с инопланетянами здесь, о какой он, конечно, и думать не думал! Эта встреча могла вообще неизвестно чем кончиться. Откуда он мог знать, что у них на уме?
– Не бойся нас, землянин. Мы не причиним тебе зла, – выступив вперёд, сказал губастый краснолицый инопланетянин с продолговатым овальным черепом и сильно развитыми надбровными дугами. Видимо, он был самым главным у них. – Мы пришли с миром. Нам совсем ведь не нужны ваши глупые репы.
– Что не нужно вам? – переспросил с пересохшими от волнения губами Карапузик. – Я не понимаю, о чём идет речь. Какие репы? Уточните.
– Репы, репы! – пояснив, показал он пальцем на свою голову. – Нам нуж-
на только одна конкретная репа из всех шести миллиардов живых существ, проживающих на этой планете. И это будет твоя репа, землянин. Мы возь-мём её на опыты. Отделим от туловища и изучим самым тщательным, самым добросовестным образом возможности вашего разума.
– К...как отделим от туловища?! – ужаснулся лейтенант.
– Ну, так. Чик и всё! Очень просто.
– Нет. Я так не согласен, – решительно воспротивился Карапузик. – Я на
это не пойду, хоть вы и братья по разуму. Я на это не подписывался! Уж как вы хотите... но... нет. Ничего не выйдет, господа хорошие.
-59-
– Почему же не выйдет? У нас сейчас уборочная страда. Пришло время собирать репы. У вас на Земле богатый урожай. Нам нужна лишь всего одна репа для изучения. Чего же ты артачишься, землячок?
– Опять вы за своё! Я не хочу быть подопытным кроликом! Неужели не понятно? Я не желаю быть лабораторной крысой!
– Но у нас своё начальство. Оно требует... отчитаться требует. Нам нужно отчитаться о проделанной работе. Начальство требует.
– А мне насрать, что оно там требует! Мне наплевать на ваше начальство! Жизнь у меня одна и я хочу её прожить по полной программе. А вы предла-гаете башку мне оторвать! Нет, я, ребята, не согласен отдать вам свою одну-единственную жизнь, чтобы вам же не было мучительно совестно потом! Так что всего хорошего. До свидания. Аривидерче! Одним словом: чао! Приятно было познакомиться.
– Эй, ты куда? Не хочешь выполнить благородную почётную миссию,
странный человечек?
– Нет, не хочу. И что в ней благородного? – поморщился Карапузик. – Я
не хочу, чтобы меня, как какого-нибудь жука накололи на булавку! Я в ваш гербарий не хочу!
– А мы тебя и спрашивать не станем. Сейчас раз, два, и чикнем! – раздра-жённо произнёс краснолицый инопланетянин, самый пузатый из них. – Ну, нужен ты нам до зарезу! И всё тут! Неужели ты этого не понимаешь? План горит! Конец квартала! Не надо упрямиться! Давай чикнем по-хорошему!
– А вот видели! Карапузик показал им фигу. – Ничего не получится!
– Получится! Всё равно чикнем! Никуда не денешься! Иди сюда!
Но Карапузик не стал дожидаться, когда его чикнут. Он не хотел идти на
опыты. Он не хотел, чтобы его голову досконально изучали, предварительно отделив её от туловища. Он дал этому самому инопланетянину прямым в челюсть и свалил его с ног в шелковистую траву. Тот нелепо взмахнул пе-редними конечностями и, как подкошенный, рухнул. Вечер переставал быть томным. Дело, возможно, запахло междупланетным скандалом.
– Что вы делаете? – оторопело спросили лейтенанта инопланетяне. – Не сопротивляйтесь! Ни в коем случае! Ведь вы же наш избранник. И мы вовсе не хотим испортить вашу кожу, и нарушить целостность ваших костей, как ценного опытного образца. Мы будем экспериментировать над вами. Будьте
благоразумны! Сдавайтесь. А к вечеру ваш череп будет украшать наш музей. Это такая почётная миссия для вас! Вы только представьте себе. Ваш череп будет сверкать на полочке, освещенный лампой дневного света. Вы станете любимым экспонатом нашего музея. Это мечта любого гуманоида, любого индивидуума! А вы там что-то такое ропщете! Фыркаете даже отчего-то! Морщитесь. Не проявляете должной сознательности. Бормочете, чёрт знает что! Вы редкий экземпляр неадекватного упрямца! Полноте! Хватит, милок,
-60-
упрямиться. Пойдёмте, напишите заявление на оглавление. Точнее, на обез-
главливание. Вы мечтать об этом должны! Мечтать, а не упорствовать! Не надо противиться, землячок! Мечтайте, наш господинчик! Мечтайте!
Инопланетяне дружно навалились на него, чтобы превратить эту свою мечту в реальность. А лейтенант Карапузик запел песню «Варяга».
– Последний парад наступает. Врагу не сдаётся наш гордый «Варяг»!..
Сейчас вы увидите, как умирает лейтенант милиции лейтенант Карапузик!
Он рванул на себе рубаху. – Живым я вам не дамся! Он нанёс удар ближай-щему инопланетянину, но у того была крепкая кожа и мощные мускулы. И хотя лейтенант произвёл мощный хук, способный свалить быка, тот легко со спокойным видом выдержал его удар. У него была железная грудь. Точнее, кремневая. Так что рука у Карапузика сразу заболела.
– Ну, что, всё? Выпустил пар? Теперь давай подставляй голову, глупый упрямец! Смирись, дурачок, с неизбежным, – воскликнул инопланетянин.
Как там по-латыни? Араки кураки, абаки, встаньте раком! Точнее, это по-арзирянски, а не по-латыни... Становись раком, дурак!
Но Карапузик предпочитал умереть, чем становиться раком. Но силы были слишком не равны. Силы у него стали быстро иссякать. Инопланетяне ухватили его за голову и стали выдирать волосы. Карапузик стал корчиться и гримасничать, пытаясь из последних сил от них отбиться. Да где там!
«Эх, пропала моя бедная головушка!» – в отчаянии подумал Карапузик, у которого уже не было никаких сил сопротивляться. Ведь за время своего утомительного странствия по лесу он питался одними ягодами и грибами. У него не было денег, чтобы купить себе даже хлеба в какой-нибудь деревне.
– Эй, вы! Оставьте его в покое! Трое на одного! Не стыдно вам? А ещё представители другой цивилизации! Не совестно вам?! – кто-то из темноты крикнул им. Инопланетяне обернулись на голос и стали всматриваться в то место, где росли ближайшие ели.
– Кто здесь? – спросил главный краснолицый инопланетянин. – Выходи, если ты такой умный! Поговорим. Или ты будешь там прятаться?
– Не буду, – проговорил кто-то возле дерева. Что там зашуршало. Затем из полумрака вышел этот кто-то. – Тут тёмно, не видно. Соловушки не поют.
– Соловушки?
– Соловушки.
– Что ещё за соловушки? – в недоумении стали пожимать плечами ино-планетяне. – Выйди на свет, соловушка. Тот вышел.
– Да это же Адигизар!! – ахнули они. – Мы его везде ищем, а он рядыш-ком торчал, оказывается! У нас под носом. За ёлкой прятался. Хватайте его!
Я покажу тебе, «соловушки»!
Адигизар схватил Карапузика за руку и успел крикнуть ему: – Бежим, парень!
-61-
– Они хотят мне головушку оторвать, – сообщил Карапузик Адигизару. – Представляешь? Замыслили меня экспонатом музея сделать!
– А ты этого хочешь? – полюбопытствовал Адигизар.
– Нет.
– Тогда надо рвануть отсюда, как можно быстрее.
– Я бы рад, но у меня сил на это боюсь не так уж и много.
– А ты бежать сможешь, парень? – поинтересовался Адигизар у него, в
какой-то момент фактически волоча Карапузика на себе. – Надо постараться.
– Постараюсь, – пообещал Карапузик. И они побежали с Адигизаром.
– Ведь уйдёт! Ей-богу, уйдёт! Я его знаю, – сокрушённо покачав головой, страдальчески произнёс краснолицый главарь. – Держите его! Хватайте!
Я очень буду переживать, если они уйдут от нас! – с плаксивой мордой заявил он и капризно затопал ногами.
Адигизар вдруг повернул назад и, ненадолго вдруг вернувшись к этому краснолицему главарю, зачерпнул землю рукой и бросил горсть ему в глаза, чтобы тот не так сильно переживал. Опешив, краснолицый главарь стал те-
реть свои большущие выпуклые глаза, но ему никак не удавалось их толком очистить от земли. А Карапузик же в этот момент, сделав рывок, побежал в лесную чащу из последних сил. Вскоре к нему присоединился и Адигизар. И через минуту Карпузик с Адигизаром, скрывшись от взора пришельцев, стали быстро от них удаляться.
– Приподнимите мне веки. Я ничего не вижу! – попросил главарь своих краснолицых товарищей. А когда ему их подняли, он заорал: – Теперь вижу. Они удрали! Это вы их проморгали! – стал несправедливо обвинять он их.
– А я хотел такой экспонат заполучить в свой антропологический музей! Жаль, что не вышло. Впору и зарыдать! И он стал опять кукситься.

Глава пятая.
В буфете.

В привокзальном буфете станции Чаны, стоя возле высоких столиков, за-кусывают несколько человек, озабоченно глядя по сторонам, чтобы как-то скрасить томительное ожидание поезда.
Вот двое подвыпивших. Один высокий, худой. С невыразительной внеш-ностью. В светлом плаще. И мятых брюках. А другой, напротив, маленький, кругленький, в шляпе. С модными бачками. Холёный. На нём дорогой синий костюм. И галстук в полосочку. Стоя возле высокого столика, они о чём-то горячо спорят, обсуждая мировые проблемы. Послушаем, о чём они говорят.
– Ну, что, брат, угледобыча у нас растёт в стране? – спросил длинный.
– Растёт, – кивнув согласно головой, подтвердил маленький.
– Нефти больше добываем, газа навалом. А посмотри, как мы живём?
-62-
Длинный пренебрежительно посмотрел на маленького и снова повторил с каким-то надрывом:
– Ну, как мы живём, Сеня?
– Как? – спросил тот наивно. – Как мы живём?
– Плохо мы живём. По всем показателям мы первые в мире, а по уровню жизни плетёмся в хвосте в одном ряду с развивающимися странами. Где-то
среди африканских стран затесались. Среди Уганды и Зимбабве затерялась наша великая Родина. Представляешь, какой позор! Вот тебе, Сеня, и десять негритят!
– А что десять негритят? – пожал плечами маленький.
– Нас лучше жить хотят те десять негритят! Вот что! Эх, ты! Считалочка
ещё такая есть, – хмыкнул длинный, стуча рыбиной по столу. – Понял?
– Понял.
– Вот был Черчилль. Да? – продолжал философствовать длинный, заняв-шись рыбой и потягивая пиво из кружки.
– А что Черчилль?
– Это была фигура одиозная. А что он сделал для английского народа?
– А что он сделал для английского народа? – как эхо переспросил его маленький.
– Налоги он понизил для простых людей. А богатым повысил. Понял?
– Понял.
– Обещал каждому англичанину золотой унитаз. Представляешь? И где этот золотой унитаз, я тебя спрашиваю? – повышая голос, спросил он.
– А действительно. Где этот унитаз?
– Нет его. Брехня всё! – махнул рукой длинный. – Или Рузвельт. То же
самое! Все же поверили ему. Деньги понесли в банки. И они стали работать на экономику.
– Стали. Я не спорю. Что было, то было, – согласился маленький.– В этом
его заслуга.
– Или вот меня взять, – продолжая рассуждать, сказал с важным видом длинный и огляделся по сторонам.
– А что, Коля?
– Я тоже фигура одиозная! – длинный поднял вдруг значительно палец и посмотрел свысока на маленького. – Кто ты и кто я? Мелко плаваешь, Сеня! Он снисходительно похлопал по плечу маленького. Мол, я – фигура, а ты тут мелкота! В ногах только путаешься!
– Я фигура планетарного масштаба. Планетарно мыслю. Я во всё вникаю. В самую суть. Понял? В самую суть вещей вникаю.
– Лучше не надо. Лучше не вникай, – махнул рукой обречёно маленький.
– Почему? Почему это ты против? Нет, я буду мыслить глобально. Плане-тарно! – решительно заявил длинный. – И не уговаривай, Сеня. Не надо. Я –
-63-
сильная личность! Колян Бубликов. Это звучит!
– А Семён Чубчиков, разве не звучит? – обиделся маленький.
– Звучит. Но значительно хуже. Длинный налил ещё пива и подлил туда
ещё водки из припасённой бутылки, а потом, выпив, загрустил. Подперев кулаком подбородок, он с тоской посмотрел вокруг. – Эх, Сеня! Вот так вот живёшь, копошишься. А она – раз! – развёл он руками. – И всё. Нагрянет. И
не спросит. Хочешь ты или нет. И нет тебя. А может, и никогда и не было! И не поймёшь. Был ты или нет... Диалектика! Ничего не попишешь, брат.
– Что-то ты, Коля, как-то мудрёно говоришь. Туману напустил. Объясни.
– Что тут непонятного? Землетрясение как тряханёт! И привет семье! Или
какое-нибудь цунами. Слыхал, небось, как залило в Юго-Восточной Азии?
Всё посмывало! А ты, словно, букашка! Разеваешь ротик. На помощь зовёшь
и надеешься... А надеяться не надо. Бесполезно! – огорчённо махнул рукой длинный. – Разевай, не разевай. Да сам не зевай! Да, брат, это тебе не что-нибудь, а природная стихия. Против неё не попрёшь. Ничего не попишешь. Или, к примеру, вот какое дело. Почему мы в футбол ни черта не умеем играть? Или в хоккее перестали чемпионами быть почему? Что умеем, не храним, потерявши, в глаз дадим! Мне нашим хоккеистам иной раз в глаз хочется дать, чтоб они лучше играли. Все победные традиции подрастеряли! А почему? Я так скажу. Дисциплины не стало. Эх, Сеня! Что творится! Что
творится! Умными мы слишком стали. А тут надо вникать в самую суть. Да! Старший тренер этого не понимает. Поставь меня тренером, и мы первые опять будем! Потому как психология, брат! Причина наших неудач в чём? А? Дело тут в психологии. Глобально надо мыслить!.. Эх, Сеня! Понял мою
мысль? Мыслить надо. Соображать. Вникать надо в суть.
Но собутыльник его уже ничего не соображал. Вернее, он плохо сообра-жал после такой адской смеси. Когда пьют пиво, смешанное с водкой, все потом плохо соображают. Толстенький вдруг стал нехорошим, несговорчи-
вым, стал придираться к другу.
– Ты лоботрясик, Колян! Вникает он! Ишь, ты, какой выискался! Откуда ты такой взялся?
– От верблюда. Что тебя, Сеня не устраивает? Я не пойму! Я же говорю тебе, я вникаю в самую суть вещей. Почему у верблюда два горба? Потому что он умнее тебя! А почему? Он запасается! В отличие от тебя. Понял? Он запасается жиром и водой. А затем равномерно его расходует. По мере надо-бности. Он запасливый. Верблюд. По своей сути. Он вникает в самую суть, когда жрёт. Понятно? А не просто так. Хухры-мухры! Он личность! Потому что он смышлёный!
– А я, по-твоему, не смышлёный? – обиделся маленький.
– Ты? Нет. Ты не запасаешься. У тебя нет горба. Ты жрёшь же всё без разбора. Что попало! Без меры жрёшь. А надо вникать. Понимаешь, вникать
-64-
в самую суть. А верблюд выбирает. У него есть выбор. Он запасается впрок.
Это всем нам урок! Должен быть выбор! Вот у него этот выбор есть!
– Какой ещё у него выбор?
– Он выбирает эту... как её? Верблюжью колючку. Потому что умный! А
ты же её не жрёшь? В этом твоя беда.
– А ты жрёшь?
– И я не ем. Вот это и плохо. А надо есть. Всё подряд. А не перебирать.
То ему не то. Это ему не так. Ешь всё подряд. Чтобы здоровее быть. Чтобы быть смышлёным. Чтобы вникать. Чтобы не быть верблюдом. Чтобы не оказаться верблюдом, в конечном счёте! Понял мою мысль? По своей сути человек должен быть верблюдом, но опускаться до верблюда нам нельзя! Не тот цвет! Не та масть! Не тот коленкор! Сечёшь?
– Слушай, ты, смышлёный! Иди ты в баню со своей философией! Иди и вникай где-нибудь в другом месте! А я с тобой не хочу и говорить!
– Обиделся! Ой! Ой! Какие мы нежные! А я по существу. Я по существу.
А нет горба. Всё. Ты уже не вписываешься в общую концепцию. Ты уже не попадаешь в общую колею. И тебе нечего делать в этой жизни.
– Да иди ты! – отмахнулся маленький. – Со своими горбами!
– Нет. Погоди! – не согласился длинный. – Взгляни на меня. Я – философ. По своим параметрам. Видишь, как я в профиль на Савелия Крамарова очень похож? Ведь похож как? А?
– На этого ты похож. На орангутанга...
– А так? Так больше похож? Длинный ещё больше взъерошивает волосы на голове. – Вот так лучше? Да? Больше похож?
– Да. Ещё больше похож на орангутанга!
– Все мы хороши. Все мы орангутанги в некотором роде, – философски заметил длинный и, печально вздохнув, посмотрел на маленького.
– Ну, нет. Я не согласен быть орангутангом! – категорически возразил тот. – Зря ты так.
– Все мы клоуны!
– И Генеральный секретарь?..
– Т-с-с! Ты что? Эк, куда ты хватил! Если кто услышит, нас же посадят! Нам большой срок дадут!
– Так я же того... не того. Я ничего, я молчу, – сразу струсил маленький.
– А ты слыхал, что в Белоруссии творится?
– Нет. А что?
– Брестская крепость вновь испытывает осаду. У них сейчас там целое нашествие канадских бобров. Они там чувствуют себя вольготно. Пораспу-стили их! Вот кому на Руси жить хорошо! Точнее, в Белоруссии. Они уни-чтожают ценные породы деревьев. Валят деревья налево и направо. Слиш-ком расплодились! С ними борются. Но их много. До того обнаглели. Ночью
-65-
ему светишь фонариком в морду. А он только щурится и продолжает своё дело, как ни в чём не бывало. И что интересно, обыкновенные тополя их не интересуют. Они бук, тис, дуб и прочие ценные породы деревьев уничто-жают. Мало того, что человек вырубает леса, теперь, и бобры взялись за де-ло. Ну и ну! Хитёр бобёр! Прутья стальных решёток перегрызают! Вот до чего уже дошли! У них резцы, знаешь, какие!
– Пойдём, присядем, – сказал маленький, зевая, – Я что-то устал.
Отойдя от столиков, они уже расположились на сиденьях в зале ожиданья
и продолжали там вести беседу. Однако маленький хотел спать и попытался прикорнуть, но не тут то было. Длинный донимал его и тут своей болтовнёй.
Наконец, тот не выдержал, когда длинный в очередной раз заявил ему:
– Понял? У них резцы, какие! Такие, что мало не покажется! Что не обра-дуешься! Вот это резцы так резцы!
– Слушай, заткнись, а! Хватит тут мне про резцы заливать! Дай человеку поспать.
– Какому человеку? – не понял длинный.
– Мне.
– А понял, – сказал длинный. – Но я ещё не досказал. И вот, что я тебе ещё расскажу про них. Про этих бобров.
– Не надо, – решительно отказался маленький и показал кулак длинному,
но тот не унимался. Тот всё равно гнул своё. – У них, знаешь, какие резцы! Они налево и направо валят все деревья. Убивают, стервецы, природу! Все деревья под корень! Это уже маленький слышал смутно сквозь сон, а потом, вдруг очнувшись от дрёмы, и зевая, пробормотал:
– Что деревья! Тут порой людей убивают направо и налево. Удивил! Де-
ревья валят. Подумаешь, деревья. Людей, понимаешь, загрызают! Людей! А ты – деревья. Люди штабелями лежат! – и, зевнув ещё раз, он вдруг совсем неожиданно спросил: – Слушай, а это не ты, случайно, их загрыз?
– Я?! – опешил длинный.
– Ну, у тебя же резцы! Сам говорил.
– Это не у меня! – отмежевался решительно длинный. – Ты что?
– А у кого?
– У бобров.
– У каких бобров?
– У канадских.
– Ну, ты же говорил про резцы. Сам говорил, а теперь отпирается!
– Я про бобров. И совсем в другом смысле!
– Тебя не поймёшь.
– А сейчас жизнь такая. Ничего не поймёшь. Что творится в мире! Арал
высох почти весь. Обмелел страшно. Куда смотрит Минводхоз?
– А куда смотрит Минводхоз?
-66-
– В задницу!
– Слушай, ты дашь мне поспать?!
– Да как ты можешь тут спокойно спать? Ведь миллиарды, миллиарды ушли в песок! Понимаешь, миллиарды! А он разлёгся тут. Дрыхнет спокой-но. Надо же что-то делать! А не дрыхнуть. Хватит спать!
– Что? – воскликнул маленький, продирая глаза, – Уже поезд?
– Нет.
– А что?
– Хорошая весёлая жизнь у нас начнётся. Вот что.
– С чего ты взял?
– Да стоит мне только сейчас свистнуть, стоит только мне сейчас сказать: адью, киска. И начнётся тут такая развесёлая жизнь. Слушай, Сеня, сними,
друг, проститутку. Тут должны где-нибудь быть вокзальные проститутки. В крайнем случае, если не найдёшь проститутку, тащи сюда буфетчицу!
– Эту толстую корову? Она же не в твоём вкусе. И не в моём.
– Если честно, мне сейчас всё равно. Тащи сюда буфетчицу. Будет с кем
поговорить. А может, она наварит нам чего-нибудь? Борща украинского хочу! Галушек!
– Хорошо, посиди тут, – успокоил его коротышка. – Я сейчас всё устрою. Я приведу тебе киску.
– Не надо. Я передумал. Лучше кипяточка принеси. Сущее безобразие! Никаких условий тебе! Когда мне кипяточка принесут?
– А где здесь кипяток?
– Где-то должен быть.
– А ты сам не хочешь сходить поискать?
– Мы, барчуки, для этого не созданы.
– А ты, значит, барчук?
– Барчук.
– Гляди, барчук... Гляди, Коля. Вон кто-то с горочки спустился, – сказал вдруг коротышка и, глядя на большое вокзальное окно, показал пальцем туда.
– Кто там может быть, Сеня? – заинтересовался длинный.
– А я откуда знаю? Да мало ли мужиков на свете, Коля. Что я, всех дол-жен знать? Всех должен помнить?
– В пиджаке? Он в пиджаке?
– А я знаю. Не видно. Далеко отсюда. Может, и в пиджаке. А с ним ещё один.
– У него что, два пиджака?
– С ним ещё один мужик. В ботах. Грустный какой-то. Сентиментально плачет.
– И ты с такого расстояния разглядел, что он в ботах?
-67-
– Он плачет.
– Плачет? А с чего ты взял, что он плачет?
– Должен плакать.
– Почему?
– Это потому что я насмотрелся сериалов этих чёртовых. Там дон Педро,
рабыня Изаура, все плачут от богатства. Плачут оттого, что богатые.
– А я оттого, что бедный, плачу, – хмыкнул длинный.
– А может, он плачет оттого, что у него мозоль. Сапоги тесные попались. Вот он и натёр.
– Постой. Ты же говорил, что он в ботах.
– Да не повезло парню с обувью. А ты знаешь, какой кошмар на улице Вязов со мной приключился?
– Ну?
– Только что приснилось такое! Будто лежу я в постели. Просыпаюсь, а
рядом лежит... миссис Марпл. Во всяком случае, очень похожа на неё. Во всей своей красе. Какая-то тощая морщинистая старуха. Спрашиваю её: кто ты? А она отвечает: твоя жена. Представляешь, какой кошмар?
– Представляю!
– Кошмар на улице Вязов! Я и говорю. Ртом шамает беззубым эта миссис
Марпл и отвечает: я ваша жена. Мать честная! Представляешь себе?
– Буфетчица?
– Что? Не понял. Какая буфетчица? Я говорю, миссис Марпл моя жена.
– А причём тут буфетчица?
– Да не знаю я никакой буфетчицы! Это тебе нужна была буфетчица!
– Уже не нужна. Она меня не вдохновляет. Габариты не те.
– Ой, что делается! Что творится! Погляди, Коля! – показал внезапно па-
льцем опять в большое вокзальное окно коротышка. – По небу что-то там
такое вдруг пролетело!! – возбуждённо произнёс он. – Честное слово!
По небу действительно пролетела, вращаясь, словно огромная юла, лета-
ющая тарелка. Маленький в изумлении воскликнул:
– Мама честная! Что делается у нас?! Это куда же мы с тобой, Коля, по-
пали? Ёклмн!
– Опрст! – в тон ему воскликнул и длинный, тоже заметив летающую тарелку, мелькнувшую вдруг в окне. – Японский бог! Она возвращается!
– Висарчуки какие-то летают! Энэлошки!
– Я во всём разберусь! Я во всём сейчас разберусь! – запальчиво крикнул длинный. – Это что такое?! Кто позволил?!
– А тебе оно надо, Коля? Не пори горячку!
– А как же. Надо всё выяснить. Надо выяснить по какому праву они соб-
ственно тут летают? Кто разрешил? А есть ли у них на это разрешение? На пролёт в нашем воздушном пространстве! А может, у них нет этого разреше-
-68-
ния? Ишь, разлетались! По какому праву?! Это что за вакханалия!
Глава шестая.
Карапузик рассказывает свою историю Адигизару.

Адигизар вместе с сильно обросшим, изменившимся до неузнаваемости, лейтенантом Карапузиком, быстрым шагом приближались к небольшому кирпичному зданию железнодорожного вокзала г. Барабинска.
– Зови меня просто: Адигизар. Я хоть и чужак, я хоть из других миров к вам прилетел, но я – хороший, я – правильный инопланетянин, – убеждал беглого лейтенанта Адигизар. – И я тебе обязательно во всём помогу. А почему? Почему я решил тебе во всём помочь? Да потому что я замечатель-ный, чудесный и очень добрый по натуре парень. Я – жизнелюб, правдолюб. По своей натуре. Светлый хороший человек. Точнее, арзирянин. А те, кого ты встретил в лесу, те плохие. Те – ханурики.
– А они, как я слышал, утверждали прямо противоположное. Что он, мол, такой-сякой, плохой. Свистнул у них секрет эликсира молодости. Это они, вероятно, про тебя так. Они говорили, что ты охотился за ним долгое время, пока однажды, выбрав благоприятный момент, не похитил его. Это правда?
– Это они сами за мной охотятся. И хотят узнать этот секрет от меня. А я не собираюсь им его раскрывать. Ведь эликсир этот создал мой дедушка. Юлиус-Фулиус Фендебеня. Открыл его легко, играючи. Это было его хобби. Это было его страстью. И он, в конце концов, открыл его. Да и сейчас он, по сути, как игрунок, мой дедушка. У него сейчас новое увлечение. И в данный
момент он там дома, на Арзире, принялся с воодушевлением разрабатывать идею проникновения в параллельные миры. Этому любимому занятию он отдаёт всё своё свободное время. А ведь ему уже аж три тысячи земных лет. А он выглядит моложе меня. Вот им, ханурикам, и завидно стало. Они хотят заполучить этот эликсир и продать его, как можно выгоднее. Ты веришь,
веришь, мне, землянин? – Адигизар доверчиво взглянул в глаза Карапузика.
– Я сам не знаю, кому мне верить, – вздохнул Карапузик. – Три тысячи лет, говоришь? Лейтенант пожал плечами. Он верил и не верил.
– В среднем у нас живут по тысяче лет, – пояснил Адигизар. – Так что, если перевести его возраст на земные мерки, то ему сейчас триста лет.
– У нас столько не живут, – улыбнулся лейтенант. – Ну, максимум, лет сто пятьдесят. И то доживают, отдельные единицы. Правда, был один венгр. Так он, кажется, прожил 186 лет. Но это уникальный случай.
– Не густо. Слабоватый у вас геном оказался,– с какой-то даже жалостью
Адигизар посмотрел на лейтенанта – Надо его усиливать. И в этом я могу помочь. Я немного занимался генной инженерией. Правда, меня больше тогда интересовало то, как из дурнушки сделать красавицу. Ну, ты веришь, в
-69-
то, что и люди на Земле смогут жить бесконечно долго когда-нибудь? Верь!
Во всяком случае, время покажет, кто говорит правду, я или ханурики. Ну, что скажешь? Или ты мне не веришь?
– Тёмная история. Как у меня. Мне тоже никто не верит. Меня в милиции несправедливо обвиняют в тяжком преступлении. Считают, что это я убил одного человека. Но это не я его грохнул! Точнее, её. А думают, что я. Но это же не так! Я никого не убивал! Это кто-то другой трахнул её по голове тяжёлым предметом. А меня теперь везде ищут. На меня объявлен даже всесоюзный розыск. Фотографии у каждого милиционера... Вот такие, брат, пироги! Постой, а это что такое, а? – воскликнул вдруг Карапузик, заметив, как у него отчего-то вдруг распухли карманы. Он на них до этого просто не обращал внимания. – А что это такое у меня в карманах находится? Он стал вдруг вытаскивать из карманов толстые пачки денег. – Откуда они? Это ты мне их подсунул, марсианин? Зачем? И ещё тут соловьём заливается, мне про своего дедушку-многостаночника заливает! Ты, говори, подложил?
– Нет. Кстати, я не марсианин. Я прилетел из другой галактики. Из туман-ности Андромеды. Я пришелец из других миров. Но об этом я расскажу как-нибудь тебе в другой раз. Или ты больше веришь этим ханурикам? Я вижу в твоих глазах лёд недоверия. В твоих глазах я вижу зиму.
– Ну, да... Зима! Крестьянин торжествуя, на дровнях обновляет путь... Зима, ну, зима... – в голове Карапузика стало что-то вдруг проясняться. – Я вспомнил! – вдруг воскликнул Карапузик, хлопнув себя по лбу. – Вот когда
это ты сказал про зиму. В голове что-то такое всё время вертелось. А теперь я точно всё вспомнил. Ну, да. Лучше я тебе расскажу, как всё было. Слушай,
пришелец... Прячась от людей, шёл я лесом. Я ведь скрываюсь от милиции, как ты знаешь. Хотя сам милиционер. Так вот. Я направлялся, значит, в село Покровское. Там родина моего отца. Пробирался я всё время лесом и шёл быстрым шагом, как вдруг увидел впереди эту чёртову огромную летающую тарелку. Переливаясь всеми цветами радуги, мигая яркими разноцветными
огоньками, она стояла на поляне, на траве. Как вдруг оттуда вышел субъект
с очень красным лицом. Очень похожий на нас. На людей. Только был он,
этот тип, более крупный, с более мощным телосложением, чем у человека
– Здравствуй, бледнолицый землянин! – сказал он. – Не бойся нас. Мы пришли сюда с миром. Мы не причиним тебе вреда. Нам нужен здесь только один тип. Некий Адигизар. Не бойся. Он не из ваших. Он из другой галакти- ки. Из туманности Андромеды. Он нехороший субчик. Он украл наш секрет эликсира молодости и нагло сейчас где-нибудь ухмыляется. Пользуется им,
не заплатив налоги. Это очень дорогое средство. Очень. За него не хватит
даже всех ваших земных денег и всего вашего земного золота! Ибо, дли-
тельная жизнь, столь не свойственная вам, и бесконечно долгая молодость – это самая большая ценность, какая существует в нашей Вселенной. Я под-
-70-
чёркиваю, нашей Вселенной. Про другие Вселенные я ничего не знаю, которые состоят не из атомов и молекул водорода, кислорода и прочих элементов, а из чего-то другого. Но вот из чего, неведомо даже самым
нашим умным учёным. Там незвёздные формы материи. А этого шалопая Адигизара мы всё равно разыщем и дадим ему по морде, то есть, по лицу. Это уж как водится. Мы его накажем. Капитально накажем... А теперь иди себе, землянин, но ничего никому не говори, что ты здесь видел, что слышал и в особенности про то, что мы ищем этого воришку Адигизара. Понял? Никому ничего не рассказывай. Ты, конечно, можешь поступить иначе. Ты можешь не выполнить обещание. Но предупреждаю. У нас длинные руки. И он вдруг наглядно продемонстрировал то, что говорил. Его рука вдруг сама, словно по волшебству, вдруг удлинилась на несколько метров и сорвала пуговицу с его пиджака.
– Какая интересная пуговица! Я возьму её на память. А в компенсацию
тебе за это ваши земные деньги. Бери. Он отвалил ему пачку двадцатипяти-рублёвых купюр в банковской упаковке. – Эти бумажки для нас ничего не стоят. Здесь десять тысяч. Десять «штук», выражаясь, по-вашему. Деньги не фальшивые. Мы их дублируем на молекулярном уровне. Закладываем на-стоящую купюру в приборчик и он дублирует её на молекулярном уровне. Так что получается как в вашем банке. Понятно? Но тут вмешался другой.
– Он узнал нашу тайну. Он должен умереть! Мы, жуфляки, должны свято хранить эту тайну. Пусть он умрёт. Зимарах. Ты согласен?
– Пусть, – рекомендательно сказал Зимарах. – Если ты, Михляк, так уж хочешь. Если ты так настаиваешь.
– Да я настаиваю, – заявил Михляк. – Он должен отбросить копыта.
– То есть, как? – Карапузик очень занервничал. – Я ещё собираюсь не-много пожить в этой жизни! Я не хочу умирать молодым! – воспротивился он, но тот попытался его успокоить. – Ничего страшного. Ты умрёшь ведь совсем безболезненно. Мы тебе лазерным лучом отчикаем головку. И поря-
док! Раз – и ты уже там. Ты даже ничего и не почувствуешь.
– Постой! – возразил ему первый, у которого ещё осталась хоть какая-то порядочность. – Мы сюда прибыли вовсе не затем, чтобы убивать людей. Нам нужен эликсир молодости делирий альманзо. Его синтезировал наш учёный Виндрауха Полуха. А он его, этот нехороший Адигизар, попросту у него свистнул!.. А сейчас ты, землянин, всё, что слышал, забудешь. Я тебе дам одно средство. Нет, ты не умрёшь. Я решил тебя не убивать. Ты просто всё забудешь. Я как старший по званию, решил тебе оставить жизнь.
– Зачем так рисковать? – возразил Михляк. – Не проще ли его устранить
как ненужного свидетеля? Не проще ли его ликвидировать? Я бы его, мой Зимарах, на твоём месте, аннулировал.
– Но ты по счастью не на моём месте, Михляк.
-71-
– Вот я почти дословно передаю, что они говорили про тебя, – закончил говорить Карапузик. – Они потом чего-то плеснули мне в лицо, а когда я уже потом очнулся, никого уже не было. А уж только потом я встретил других, этих самых, хануриков, как ты говоришь. Но и те и другие, они ищут тебя и считают вором. Они говорят, что ты украл у них какое-то средство. И называют его эликсиром молодости. Делирием альманзо.
– Они тебе наговорят! И ты им, землянин, веришь? – спросил Адигизар у Карапузика.
– Они мне дали всё-таки десять «штук»! Это так много по нашим меркам!
– Не в деньгах счастье.
– Ты с ума сошёл! Счастье не в деньгах. А в их количестве! Ведь теперь я могу заявить, что у меня не было мотива. У меня есть деньги. Зачем же тогда мне было убивать и грабить эту Истомину?
– Да, но до этого этих денег у тебя не было! – резонно заметил Адигизар.
– Зачем же ты, друг, наводишь тень на плетень? А?
– А ты мне, значит, не веришь? – оскорбился Карапузик. – Вот как оно значит! Мне никто не верит!
– Я верю тебе, мой Карапузик! – сказал Адигизар. – Расскажи мне всё.
И тот всё ему рассказал.
– Так ты говоришь, что тебя кто-то подставил? – осведомился Адигизар. –
Нет ничего проще. Узнать правду. Узнать, кто тебя подставил.
– Но как? – поразился Карапузик.
– Я ещё и сам не знаю. Но у меня есть один отменный приборчик. На нашем языке называется «Симуська». Это дешифратор памяти по-научному. С его помощью мы восстановим логическую цепь событий и узнаем недалё-
кое прошлое. Ведь это событие произошло несколько месяцев назад. По твоим словам. Не так ли? Надо только проглотить одну таблеточку. Так что достаточно одной таблетки и мой чудесный «Симуська» всё покажет.
– Да? Но как это возможно? Как этот твой «Сомоська», этот твой «Слон и Моська» узнает, что было в прошлом?
– Проглоти эту таблетку, – предложил Карапузику Адигизар, протягивая ему маленькую беленькую таблетку. – И тогда увидишь.
– Проглотить недолго. И что дальше? – сказал Карапузик, глотая её.
– Теперь я включаю приборчик и прикладываю к твоей голове. Теперь он считывает информацию, которая запечатлелась в электромагнитных волнах, так, как если бы вы спали, и вам снилось то событие, которое произошло с вами, как если бы оно было записано на видеомагнитофон. Теперь понятно?
– Не очень. Но жутко интересно. И как вообще такое возможно?
– Возможно. И Адигизар включил свой чудо-прибор. – Гляди вот сюда. На этот миниатюрный экранчик.
– И что теперь?
-72-
– Так какое, говоришь, это было число?
– Это было 18 мая. А убили её ночью 19-го. В ночь на 19-ое.
– Отлично. Сейчас мы его настроим на это число. Адигизар что-то нажал. Какую-то кнопочку. И удовлетворённо произнёс: – Сейчас здесь на этом экранчике будет всё происходить, как если бы мы записали твою Истомину на видеомагнитофон. Видишь? Прибор стал показывать то, что произошло с ней в тот день. Он восстановил всё до мельчайших подробностей. И сей-час ты узнаешь, кто приходил к ней около часа ночи. То есть, в ночь с 18-го на 19-ое мая. Эта информация существует в электромагнитных волнах. Вот видишь? – произнёс Адигизар и словно отмотал вдруг плёнку вперёд.
– Это ты знаешь. Это тоже. А вот и самое интересное. Ага. Вот. Видишь? Кто-то звонит к ней. Итак, она открывает дверь и это...
– Это Дыня!.. Старший сержант Дыня. Но каким образом, он там ока-зался? Этот хлюпик? Кто бы мог подумать! – изумился лейтенант Карапу-зик, зачарованно глядя на мелькающий экранчик. – Каким образом он прича-
стен ко всему этому? Не пойму. Что это? Вот видите, он уже бьёт кирпичом бедную женщину по голове. Ах, Верочка, Верочка!.. А впрочем, это же не он! Это не Дыня! Он уходит по лестнице, а в этот момент кто-то другой, спрятавшись за дверью, бьёт её по голове. Но кто же это? За дверью не вид-но. Видна только рука. Только рука. Эх! Чёрт возьми! Как жаль! Остальное
прибор уже не воспроизводил. На нём загорелось и замигало что-то. Какой-то красный огонёк, о чём-то сигнализируя.
– И что это значит? – спросил лейтенант у Адигизара. – Почему он, этот ваш хвалённый приборчик, замигал?
– Нет необходимой информации! – пояснил Адигизар. – Необходимо по-бывать на месте преступления. Тогда он сможет точнее выполнить сбор всей нужной информации и совершенно точно покажет, кто это сделал.
– Но вы верите, что это не я?.. – спросил Карапузик.
– Верю, – обнадёжил его Адигизар.
– Ну, слава богу.
– Да даже и после этой полученной информации, видно, что это не я. Это ведь не моя рука. Это рука другого человека. Но вот кого?
– Руки у всех, пожалуй, одинаковы, – резонно заметил ему Адигизар. – И с такого расстояния не разобрать, чья именно это была рука.
– Ну, вот! Вы уже мне не верите!
– Да не переживай ты так. Разберёмся. И учти. Я на твоей стороне. Уж в чём, а в людях-то я разбираюсь хорошо и подлеца от хорошего человека я смогу отличить. И, между прочим, на руке убийцы я сумел разглядеть перстень с печаткой.
– И что это даёт?
– Кто из ваших знакомых носит перстень? – спросил Адигизар.
-73-
– Перстень? Перстень, конечно, редкая вещица...У кого же есть перстень? – призадумавшись, лейтенант вдруг воскликнул. – А ведь есть человечек на примете! Он точно носит! – Я знаю у нас, во всяком случае, только одного человека. Хотя нет! Не может быть! Да нет, не может быть! – убеждённо произнёс Александр. – Как это он может быть ко всему этому причастен? Чушь какая-то! Что-то ваш прибор напутал. Надо в этом деле как следует разобраться. А для этого необходимо иметь неопровержимые улики.
– Будут улики, – заверил Александра Адигизар. – Надо ехать туда. На месте всё и выясним. Они вошли в здание железнодорожного вокзала.

Глава седьмая.
Нашествие хануриков.

Буфетчица Людмила Дударикова, упитанная женщина в белом фартуке, ещё не старая, лет сорока пяти, отпускала клиента. К ней образовалась уже
очередь. Это был самый оживлённый для обслуживания час. Потому что в это время в обоих направлениях проходили поезда Москва – Красноярск и Иркутск – Москва.
Она подала отварную курицу какому-то ветерану, седенькому старичку в шляпе, за которым ещё стояло человек пять-шесть, когда к ней подошёл курчавый, сильно загорелый, видимо, только что с юга, молодой человек, чем-то похожий на араба-бедуина, и стал разглядывать стеклянную витрину. Она сразу обратила на него внимание. Сразу заприметила этого симпати-чного молодого красавца, выделив его из общей массы и краем глаза наблю-дая за ним. Это был идеал её мужчины. А когда очередь дошла до него, она весело, не сдерживая своих симпатий, спросила у него:
– Что тебе, молодой, симпатичный?
– Гигульки, мигульки, зимульки! – выпалил вдруг он, издавая при этом
какие-то булькающие звуки, примерно такие, когда полощут чем-нибудь горло. На каком языке он говорил?
– Что-то я ничего не поняла. Повтори, красавчик, что ты сказал.
– Гляки такие. Он стал рукой показывать ей, усиленно что-то изображать, и делать какое-то странное движение, словно вытягивая нос. А буфетчица, выпучившись, на него следила за ним с раскрытым ртом. А тот уже стал по-
тихоньку раздражаться, что его не понимают. – Ну, теперь понятно?
– Нет, – растерянно произнесла она. – Что за тарабарщину ты несёшь? Ты сам-то хоть понял, что сказал?
Он опять стал вытягивать нос, отчаянно жестикулируя при этом. – Что тут непонятного? Гляки такие! Гляки! Вы понимаете?
– Слушай, не морочь мне голову, сударик мой! Продавщица уже начала
злиться на него. Вот навязался на её голову! А поначалу таким симпатичным
-74-
показался.
– Ты скажи мне толком, что ты хочешь? – покраснела она, начиная уже сердиться. Но тут он бросил на блюдечко двадцать пять рублей и показал сначала пальцем на бумажную тарелочку с кабачковой икрой, а затем и на другую такую же подобную тарелочку с нарезанной копчёной колбасой.
– Так бы и сразу сказал, что тебе кабачковая икра и копчёная колбаса нужна, а то морочит мне только голову! Гляки какие-то выдумал! Что ещё за гляки? Наконец, сообразив, что он хочет, она, молча, подала ему с какой-то даже злостью. И он тоже, не сказав ни слова, пошёл поспешно к высокому столику. При этом он что-то сбивчиво бормотал себе под нос очень быстро и неразборчиво. – Зимухи! Ну, и зимухи! Только это можно было и разо-брать. На его губах блуждала счастливая довольная улыбка.
– А сдачу? – крикнула продавщица ему вдогонку. – Молодой человек, вы забыли сдачу! Но он продолжал ворковать что-то нежное и даже к ней не
повернулся.
– Чокнутый какой-то! – пожал плечами буфетчица. – Хлопот ещё с ним не оберёшься. Чует моё сердце, хлебну я ещё с ним беды. Ну, народ пошёл!
А курчавый, повеселев, подошёл к высокому столику, поставил поднос, а затем взял бумажную тарелку с икрой и огляделся по сторонам, не зная, куда её деть. Куда-то же надо было её соскрести, а потом, вдруг увидев, стоящего к нему спиной какого-то жующего невысокого лысого мужчину за соседним столиком, съевшего с аппетитом уже почти всю большую варёную курицу, взял, и вывалил ему икру прямо за шиворот. При этом, напевающий себе под нос какой-то весёлый мотивчик, стоящий по соседству мужчина так и замер. Секунду он не мог пошевелиться. Он моментально прекратил жевать и мурлыкать свой дурацкий прилипчивый мотивчик. На его лице отразилось какое-то мученическое раздумье. Он словно к чему-то прислушивался. Вы себе представляете, что должен почувствовать хороший весёлый человек, если этому хорошему весёлому человеку вдруг ни с того ни с сего берут и вываливают за шиворот холодную кабачковую икру? На лице его появилось страдальческое выражение. Ощущая с содроганием, как расползается по его спине эта вязкая холодная икра, доставляя ему массу неприятностей, он так резко повернулся к курчавому арабу, что ненароком вдруг смахнул со своего столика недоеденную курицу и, с омерзением передёрнувшись, гневно вос-кликнул:
– Вы что, с ума посходили тут?!
– Посходили, посходили, – «успокоил» курчавый его.
– Так вы!.. Что вы себе позволяете?!! – в ярости крикнул сосед. – За это и по физиономии можно получить! Это вам так не пройдёт! Я этого так не оставлю! Возмущению его не было предела
– Мы ещё и не то можем себе позволить! Ханурики – это вам не какие-
-75-
нибудь жуфляки! Они не лишены чувства юмора! – хихикнул курчавый и вывалил чужую кабачковую икру, прихватив её с другого столика, прямо в лицо мужчины. – Ну, что, получил сам по физиономии? Получил, старый таракан? Кругом захихикали. Но не все.
– Что вы делаете?! – возмутился пассажир, у которого курчавый забрал
икру. – Эта была моя икра! Ну, и хамство! Что вы тут цирк устроили?!
А тот первый мужчина, очищая руками лицо от кабачковой икры, словно отвечая ему, стал возмущённо кричать:
– Это уже не цирк, а форменное хулиганство! Безобразие какое-то! За это можно и пятнадцать суток схлопотать! Я это так не оставлю! Да вы знаете, что я в милицию сейчас пойду!
– Никуда ты не пойдёшь! – сказал курчавый и, неожиданно достав нож, вдруг угрожающе произнёс: – Только пикнешь, убью!
– Молчу, молчу, – сразу став как шёлковым, поубавил тон мужик.
А курчавый, отойдя к столику и, победоносно поглядывая на него, вдруг
с аппетитом стал есть бумажную тарелочку, воодушевлённо хрустя ей, и, к немалому изумлению соседа, затем принялся за вторую, вывалив чудные копчёные колбаски прямо на столик. При этом он был так неаккуратен, что половину просыпал на пол. И тут же стал топтаться ногами по ним. Они не представляли для него никакого интереса. У них, у инопланетян, другие ведь совсем ценности. Не нужна им наша земная кабачковая икра, и даже копчёная колбаска тоже не нужна. До такой степени не интересовала она его, что он спокойненько по ней прохаживался ногами, чем вверг в немалое изумление своего соседа, какого-то деревенского мужика с мешком.
– А ты чего это... по колбаске... ногами? Не жалко-то?.. – не выдержав, спросил мужик и опять раскрыл рот. Ему, с его природной прижимистостью, привыкшему подбирать каждый кусок, чтобы прокормить свиней, это было совершенно непонятно. Надо было ему как-то объяснить своё поведение. Поэтому курчавый «бедуин», снисходительно поглядывая на застывшего от изумления мужика, стоящего с раскрытым ртом, вдруг не выдержал и сунул несколько колбасок прямо ему в раскрытый от удивления рот. Не пропадать же добру!
– Кушай, мой котёночек! – сказал ехидно курчавый и захохотал. – Кушай, мужичок, колбасочку! Ты же её так хочешь! Колбаску! Ну, же! Жуй, жуй!..
Послушавшись его, мужик с покорным видом стал жевать дармовую колбаску. При этом его челюсти активно заработали. И работали с каждой минутой всё энергичнее. Урвал, ухватил всё-таки он свой жирный кусок в жизни!
– Слушай, мужик! А эту колбасу, что на полу... обронённую... что зазря валяется, если можно, я свиньям своим отнесу, скормлю им? – прожевав скормленную ему колбасу, заискивающе попросил у курчавого мужик.
-76-
– Можно, можно, – нисколько не возражал курчавый.
А буфетчице Людмиле Ивановне в этот самый момент заказывал что-то здоровый на вид мужчина средних лет, с мясистым красным лицом. Заметив, как куражится и веселится курчавый, он сказал:
– Весёлый молодой человек!
– Бывают же такие! – пожала плечами буфетчица. – Он тут до вас такое вытворял! Такое!.. Его надо или в милицию, или в психушку сдать! Что за клоун?.. Что вы хотели, мужчина?
– Мне, пожалуйста, колбаски двести грамм. Колбаска, надеюсь, у вас свежая? – забеспокоился он, но та его успокоила:
– Свежая, свежая.
– Как это хорошо, когда колбаска оказывается свежей, а не зелёной. И это в наши дни. Как там у Тургенева? Как хороша, как свежа была колбаска!.. – продекламировал вдруг он. – Итак, двести грамм вашей чудесной, вашей волшебной колбаски. И что ещё? Ну, тогда ещё мне вон той чудненький бу-тербродик заверните в бумажку. И ещё вон тот весёленький детский тортик. Обожаю детские тортики! Я хоть не дитя, а питаю к ним слабость... Вас как
зовут?
– Людмила. А что?
– Как у вас, Людмила, сильно развиты надбровные дуги! – подивился он и вдруг неожиданно спросил. – А как происходит метаболизм, вы знаете?
– Не занимайся софистикой, мой друг, – заметил ему маленький, стоящий в очередь следом за ним. Тоже с красным лицом. На его голове была лёгкая спортивная шапочка. – Релятивистские воззрения тебя погубят.
Но тот, который был покрупнее, возразил ему.
– Понимаете, – вдруг увлечённо стал он объяснять совершенно ничего не понимающей буфетчице. – Мы недавно достигли субсветной скорости. Ну, вы, конечно, знаете, что такое субсветная скорость? Буфетчица, если честно, ни черта не знала. Она, если честно, первый раз в жизни об этом слышала.
– Это скорость близкая к скорости света, или релятивистская скорость, –
пояснил он. – Эта субстанция не позволяет достичь нужной консистенции, –
он немного, увлёкся, разъясняя ей. – Но это даже хорошо. Ведь это нам при определённых условиях позволяет достичь нужной кондиции.
– А тебе не кажется, что ты достиг уже нужной кондиции? – прервал его блестящую речь маленький и, посмотрев на буфетчицу, он ехидно кивнул ей на крупного мужчину. – Мне кажется, брат, что ты увлёкся. Ну, что, друг, хватит тут софистикой заниматься. Твои релятивистские воззрения никого
не интересуют. Так что сбавь обороты. Выпусти пар. Ты своё отъишачил, ты своё отпахал! Ещё на межгалактическом симпозиуме своё откуролесил!
– А что я такого сказал? – не согласился с ним крупный мужчина. – А может, у меня период релаксации происходит не так спокойно как у вас, мой
-77-
дорогой коллега. Ясно вам, Крунгтепп? Что вы тут такого крамольного в моих высказываниях нашли?
– А то, что синус косиности конвергенции ты, брат, не совсем правильно поставил в своих блестящих выкладках. Да ты просто его забилирубил! Вот! Понимаешь, коллега? И тангенс конвергенции у тебя заметно хромает! Я так считаю!..Да, да! Да он у тебя, Бростерамус, просто неудобоварим! И вот, что я тебе скажу: покуролесил и хватит! Хватит тут мозги пудрить буфетчице!
– Ах, вы считаете, что тангенс конвергенции просто у нас неудобоварим? Ах, вы считаете, что я кому-то и за что-то не должен сейчас разукрасить физиономию?! Так вот я не буду этого делать из принципа! Из принципа! И на этом поставлю жирную точку. Пусть даже если точка будет сингулярная!
– Это дикость какая-то, по-моему, коллега! А не сингулярная точка!
– А у вас юриспруденция всегда была не самой вашей сильной стороной в таких спорных случаях. Это не ваш конёк! Это какие-то реклярные рейтузы!
Ха-ха! Вот именно так, как сказал! В самую точку! Реклярные рейтузы! – разразился он вдруг противным дребезжащим смешком. – Ой, не могу! Ха-ха! Натянул на себя реклярные рейтузы! А они тесные оказались!
– Вы долго ещё тут будете спорить, молодые люди? Вы, в конце концов, будете брать что-нибудь или нет?! – спросила их в сильном раздражении толстая буфетчица. – Или вы будете заниматься вашими рейтузами!
– Да мне тоже кажется, что здесь не место для наших диспутов, не арена
для дискуссий, коллега. Тем более, что вот и толстые люди уже волнуются.
– А брови у неё действительно с развитыми надбровными дугами, – вдруг покачал головой маленький. – И слишком влажные ладони, я бы отметил.
– Вы про буфетчицу?
– Про неё родимую. Уж очень они полны-с. Да и синус её надбровных дуг меня просто таки поражает! Пугает! Какие дуги! Какие мощные надбровные дуги! Сильная женщина! Не побоялась завести себе такие... такие дуги!
Ещё один ненормальный, который так заинтересовался вдруг её надбров- ными дугами, снисходительно покачал ещё раз головой и вдруг сказал: – А у вас, милая моя, есть в продаже эти... ахыхали? – и стал рукой показывать, словно вытягивая нос. – Или вы не слыхали про ахыхали?
– Ещё один чокнутый! Да что же это такое! Да что это за день такой сего-дня! Ещё один выискался! С ума сегодня все посходили! Хватит дуристикой заниматься, молодые люди! Идите, идите! Сначала решите, что вы хотите, а потом приходите! – подбоченившись, сердито произнесла буфетчица и, уже обращаясь к следующему покупателю, спросила. – Что вам, бабушка?
Позади тех спорящих субъектов стояла маленькая сухонькая бабушка.
– Мне, милая, колбаски сто грамм взвесь, – попросила она. Продавщица свесила ей кусочек, а когда настало время расплачиваться, старушка вдруг неожиданно вывалила ей кучку разнокалиберных пуговиц. Пуговицы были
-78-
самые разные. На любой вкус. И простые и цветные. Какие хочешь! Где она их столько набрала?
– Это что, бабушка? – опешила буфетчица.
– Это за колбаску. Сто граммиков, милая, ты же мне взвесила. А это тебе. Всё правильно, милая. В расчёте.

Глава восьмая.
На подножке уходящего поезда.

– Давайте я вас угощу, – сказал Адигизар своему спутнику, когда они с ним вошли в вокзальное помещение. – Вы, наверно, голодны, Александр?
– Вы, наверно, забыли, у меня целая куча денег! – небрежно сказал ему Карапузик и с готовностью похлопал себя по карману. – Это я вас хорошо угостить могу. Сегодня мой день. Я плачу по счетам.
Он вспомнил, как всю дорогу, лёжа на верхней полке плацкартного купе,
он даже не спускался вниз поесть не только из осторожности, но и потому, что у него с собой ничего не было. Ни еды, ни денег.
И когда молоденькая девушка ела копчёную колбасу, которая ехала в его купе вместе с ним, он смотрел сверху зачарованно на неё, на то, как она нарезает себе колбасу аппетитными кружочками и просто оторвать взгляда не мог от этого зрелища, с вожделением поглядывая на её колбаску.
А она – она ехала из Кемерово в Сумы к родственникам, – видимо, очень
не любила сало. Потому что выковыривала его из колбасы, а затем, собрав в ладошку, выбрасывала его в окно. У него от этой картины просто сердце кровью обливалось. Столько добра зазря вылетало за окно, когда он был так
голоден, что готов был съесть целого слона!
Как-то раз, когда стало совсем невмоготу, он не выдержал и, свесившись
с верхней полки, сказал ей: – Девушка, а вы... вы не выкидывайте сало, а лучше отдайте мне его. Она, недоумевая, протянула ему ладошку с этими кусочками сала. Он, как ненормальный, с жадностью набросившись на эти искромсанные неровные, но такие желанные кусочки сала, тут же, в один миг всё съел, все кусочки до одного. У него пробудился зверский аппетит. Ему этого, понятное дело, ещё и было мало. Это стало понятно и его спутнице. Девушка покраснела. Ей стало неудобно. И она тогда отрезала ножичком для него большой кусок колбаски. – Вот, возьмите. Вы, наверно, голодны?
– Нет, нет, что вы. Не надо. Мне достаточно будет и того, что вы выки-дываете, – скромно заявил он. Но девушка всё же оставила ему этот кусок колбасы на столике. И ночью, когда все уснули, он спустился вниз и, схва-тив эту колбасу, с жадностью её съел. При этом он прихватил ещё и чьи-то два варёных яйца, которое лежали тут же, на столике. Хотя ему их никто не
-79-
предлагал. И тоже их съел. Уж очень он хотел есть. После этого его было не остановить. «Уж и отвалила колбаски! Могла бы и побольше!» – подумал он с неодобрением о девушке. Ну, ничего, он не гордый. Сам возьмёт. Уж очень ему понравилась эта копчёная колбаска. И деловито поискав в её сумке, он нашёл там ещё кое-что съедобное, и тут же всё это умял. Но вот колбаски он копчённой в её сумке почему-то так и не нашёл. Наверное, девушка успела уже всю съесть, раз её там не оказалось.
Правда, утром выяснилось, что залез он по ошибке в сумку толстой бабы, а вовсе не девушки. Та стала кричать. Подняла тарарам.
– У меня кто-то полазил в сумке!– истерично завопила баба, подняв вдруг шум. Она собралась завтракать, попить чаю с ватрушками, полезла за ними в сумку, как вдруг обнаружила пропажу.
– Что-нибудь пропало ценное? – спросил у неё седой пожилой мужчина, тревожно взглянув наверх, где обитал беглый лейтенант с очень уж какой-то подозрительной небритой физиономией и который оттуда поглядывал вниз, бросая тревожные взгляды на визгливую бабу. Она ведь могла ему всё, всё испортить, она могла ему устроить такую «хорошую» жизнь! Эх, и не мог
же он немного потерпеть до Новосибирска. А там уж где-нибудь у кого-нибудь было проще раздобыть какой-нибудь еды. А между тем толстая баба продолжала выступать.
– Ватрушек нет пухляцких! – истерично выкрикнула баба. – Домашних! Мне мама их наготовила на дорогу! Собралась чайку попить с ватрушками.
Хватилась, а их нет!
– А что-нибудь ценное пропало? Ну, там деньги или ещё что-нибудь? –
настойчиво задал опять свой вопрос седой мужчина.
– Да вроде ничего. Только ватрушки.
– Ну, у меня тоже пропали два варёных яйца, – сказал мужчина. – Ну, я. в общем, догадываюсь, куда они могли деться. Толстая баба непонимающе выразительно посмотрела на пожилого мужчину, а тот, молча, кивнул на верхнюю полку, где лежал лейтенант. После чего все дружно посмотрели на лейтенанта. Тот понял, что надо признаваться и каяться, иначе будет хуже, а так, глядишь, и пожалеют.
– Извините, мадам. Я очень виноват. Это я съел ваши ватрушки. Я был не прав. Но я компенсирую. Я обязательно вам всё компенсирую. Хотя чем он собирался компенсировать её «пухляцкие» ватрушки, он пока себе не представлял. Но он очень старался быть галантным и хотел произвести на неё самое благоприятное впечатление о себе. – Я буду долго вам любезен тем, что чувства добрые в вас пробуждал, – понёс он какую-то совсем уж ахинею, взывая к её доброте, если таковая у неё и имелась, только ради того, чтобы дама не подняла шума из-за каких-то там ватрушек и пары больших бутербродов и не пожаловалась проводнику. Ну, съел он все её ватрушки.
-80-
Подумаешь, беда. Ну, так уж вышло. Не удержался. А он даже не заметил, как это получилась. Очень они были вкусные. Но сейчас он очень испугался, что баба поднимет скандал. А ему этого очень не хотелось. Зачем ему было светиться? Ещё дело и до железнодорожной милиции дойдёт и тогда бы он пропал! Но, слава богу, всё обошлось. – Простите меня, не удержался. Съел. Я с собой в дорогу ничего не взял, а деньги у меня украли ещё на вокзале, – соврал он. – А есть-то, хочется. Вот и не стерпел. Съел. Так уж получилось. Уж очень они у вас были вкусные ваши домашние ватрушки. Но больше этого не повторится! Честное слово!
– Ладно уж, прощаю вас, – сжалилась она над ним. Бабе этой всё равно надо было выходить на следующей остановке. Она вскоре стала собирать и проверять свои пожитки, и ей было уже не до него. В общем, пронесло. Но урок он получил хороший после этого. Как говорится, на чужой рожок рта не разевай, дружок. Точнее, на чужую ватрушку, а то получишь по макушке!
Вот почему, наголодавшись за все те дни, которые ему пришлось скрыва-ться, Александр побежал скорей в буфет. А это и был наш обаятельный лей-тенант Карапузик. Только он сейчас был не похож на себя. Не было прежне-
го лоска. Борода и усы совсем не шли ему. Он весь зарос, опустился, оде-ваться стал по-другому, стал похож на бомжа. Сбегав в буфет, он купил копчёной колбасы и ещё кое-что из еды. И сейчас выковыривая кусочки сала из этой колбасы, стал ими любоваться, умилённо глядя на них, вспоминая, как ещё совсем недавно он голодал. Собрав их в ладошку, он отправил их
в рот. Да он был нищим. И вдруг такой неожиданный поворот в судьбе. Как всё же порой быстро она меняется. Был нищим. А теперь он богат, а теперь он с деньгами. Может купить себе всё, что захочет. Может даже сейчас себе позволить целое пиршество! Во как! Может даже и приятелей угостить. Но и
старую мудрость надо помнить... На чужой кусок, не разевай роток, браток!..
Через окно Карапузик увидел, как какие-то краснолицые люди собирали со
столиков объедки и рыбные кости, и поедали их с жадностью.
– Ну, до чего же люди дошли! Видимо, так голодают, что уже и объедки едят! – с изумлением воскликнул Карапузик. Этому ему было близко. – Их надо угостить. Может, они так голодают, что всё, что попадётся, то поедают. Но его смутило, что они съедали даже рыбные кости. Удивлённо глядя на них, он сообщил Адигизару. – Смотри, как люди голодны! Я первый раз таких голодных вижу! Поражает особенно то, что они даже рыбные кости съедают!
– Это вовсе не люди! – застыв в изумлении, тихо изрёк краем рта тот. – Люди, как бы голодны не были, есть кости не будут, – и вдруг заявил. – Ох, и боюсь я, что это по мою душу. Ну, да это они! Нас пасут!
Вдруг Адигизар, заметив краем глаза приближающегося к нему какого-то крупного человека с красным лицом, тихо проговорил в смятении:
-81-
– Постой! Они здесь! Не думал, что они так быстро нас найдут.
– Кто? – спросил Карапузик.
– Инопланетяне! Ханурики, кажется. Да и жуфляки вроде здесь тоже! Я, как мне показалось, видел одного из них. С таким чёрным неподвижным, как маска, бесстрастным лицом. Это Аробчаг Хендерасик. Пришёл мой чёрный человек!..– забеспокоился Адигизар. – Точнее, мой чёрный инопланетянин! Он следит за нами. Этот ещё страшнее! Этот ещё опаснее, чем ханурики!
– И что нам делать?
– Не судьба нам сегодня пожрать! Бежим! Придётся дать дёру! Крупный краснолицый мужчина уже бросился к ним. Но Адигизар ловко подставил ему ножку, и тот, неуклюже взмахнув руками, растянулся в зале ожидания. Но к нему на выручку спешили остальные. Это были краснолицые ханурики.
Пришлось дать ходу назад. Они выскочили из здания вокзала. И стали лихорадочно искать пути к отступлению. К ним со всех сторон, словно тараканы, бежали чёртовы ханурики. Их было так много! Хорошо, что ещё в этот самый момент по одному из железнодорожных путей, как раз,
проходил, не останавливаясь, товарный поезд. Им просто крайне повезло, что он попался им навстречу. А так бы ещё неизвестно, чем бы всё кончи-лось. Они с трудом заскочили на ходу, на площадку последнего вагона, и продолжили свой путь. Правда, в последний момент один из преследующих хануриков тоже попытался втиснуться к ним на площадку. Очевидно, он
хотел пристроиться рядом. Но наш Карапузик мощным хуком в челюсть ему
заставил его передумать. – Прости! И без тебя, приятель, тесно! – сказал он ему на прощание. И тот вынужден был отступить, свалившись на рельсы.
– Почему вы не хотите взять меня к себе? – обиженно спросил у них
этот ханурик. – Я хороший. Возьмите меня к себе. Давайте познакомимся с вами! Меня зовут Хиврясик Хиреврясичек! Я необыкновенно ласковый!
– У тебя нога петушья, Хиреврясичек! – хмыкнул Карапузик – Ты нам не подходишь. Прости, брат, но никак. Нога у тебя подкачала.
– Как, петушья? – удивился тот, и, задрав одну штанину, стал изучать недоумённо свою ногу. Нога была вовсе и не петушья. А самая, что ни на
есть обыкновенная. Он стал злобно кричать им вслед: – Да вы всё врёте!!! Где же она петушья? Самая что ни на есть нормальная нога! Отменная нога!
Чем она вас не устраивает, не пойму? Освободите мне одно местечко! Дайте место Хиврясику!
– Мы бы рады, но вас слишком много что-то! Хиврясиков!
– Да один я, один! Клянусь мамой!
– А за тобой вон ещё сколько! Целая толпа!
– Ничего не знаю, – вопил разобиженный ханурик. – Но только за мной одно местечко там должно быть забронировано!
– Ничем помочь не можем. У нас тесновато. А вас многовато!
-82-
Вскоре к этому обиженному ханурику присоединились и другие. Их было много. Как тараканов. Отставшие ханурики были тоже очень недовольны и
грозили им вслед. – Погодите, мы всё равно вас поймаем и зажарим!
– Шашлычок хотите из нас сделать? А не слишком ли вы много хотите, хиврясики? – иронично спросил Адигизар. – А вы попробуйте сначала!
– Вот ты посмеёшься у нас, когда мы тебя жарить начнём!
Но товарняк уже скрылся за поворотом. Инопланетяне только проводили взглядом железнодорожный состав.

Глава девятая.
Плакали денежки!

Фёкла Потаповна Пёрышкина, та самая ушлая базарная торговка зеленью, у которой когда-то купил половинки кирпичей один странный краснолицый субъект, придя домой и, увидев на комоде письмо от дочери, вздохнула и, взяв письмо, вновь стала перечитывать его. Она вчера ещё получила письмо от дочери. И всё время мысленно возвращалась к нему.
«Мама, мамочка! Какая ты у меня хорошая! Ты ведь моя самая родная, самая замечательная женщина на свете! Я тебя так люблю! Если бы ты, моя дорогая мамочка, знала, как я скучаю по тебе! Если бы ты знала, милая, как мне плохо без тебя! Я знаю, что и тебе без нас плохо. Ну, что тебе делать в этом проклятом городке? Приезжай, прошу, к нам. Тебе же там плохо одной! Продавай всё! Дом, корову. И приезжай к нам. Что тебе там делать одной в этой дыре? Мы все тебя так любим! И Ваня, и Виталик, и Вадик! А Виталик уже пошёл в школу. Учится всяко. И так и сяк. По разному. В слове «всяко» была допущена ей орфографическая ошибка. Слово было написано «вяко».
Ваня всё никак не может найти в совхозе себе работу. Ему обещают. Но всё никак не объягнятся. А начальник Тенгиз Урузбатович Урушадзе только и знает, что употребляет спиртное и только обещает, как он обычно всегда в таких случаях выражается: «Будет тебе, ежова голова, работа! Вай, вай, вай!
Дай время!» Его у нас так и называют: «Ежова голова», потому что он толь-ко и знает, что это слово употребляет без конца. С пьяных глаз. «Мы ещё поднимемся, ежова голова! Наше хозяйство ещё заведёт себе каракулевого жеребца! И мы по шерсти будем первые в районе. Но сам ничего для этого
абсолютно не делает. И знай, себе только пьёт. И Ваня вместе с ним пьёт. И завхоз Елдырин пьёт. И агроном Овечкин пьёт. Все пьют! А у нас сейчас трудное материальное положение. Приезжай, мамочка! Вся надежда на тебя.
Твоя Таня». Прочитав опять письмо, она сложила его и сунула в конверт.
И Фёкла Потаповна, откликнувшись на просьбу дочери, решила съездить к дочери, проведать её. И тоже стала писать ей письмо.
«Здравствуй, доченька. Как вы там живёте? Вы там без меня не скучайте.
-83-
А я обязательно приеду. А у нас всё хорошо. Недавно у нас корова Манька
отелилась. Принесла телёночка. Он такой хороший родился. Назвали его То-
ликом. Он уже заметно подрос. И стал сено кушать. Только заболел наш Толик. Съел ржавый гвоздь с сеном, заболел и умер. Бедный! Жалко Толика. Хороший был телёночек. А так всё хорошо. А Мякишевым не повезло. Они
теперь погорельцы. Мужик ихний по пьянке спалил избу. Напился пьяным и лёг спать, а сигарету не потушил. По пьяной лавочке. А от неё огонь возьми и пошёл дальше, распространился по всему помещению. Вся изба загорелась вдруг, охваченная пламенем. Вспыхнула как факел! Сгорела дотла. И всё
этот Петька виноват. Пьяница горький! Это их бог наказал! Они с братом своим Стёпкой, когда их дед помер и лежал в гробу, они спокойно в карты резались. Ну, братья!.. Вот их бог и наказал! А так всё хорошо. А соседский
петух старика Хватаймухи, ну это тот, у которого дружок длинный, высокий такой, лысый Фитонцидов, повадился ходить к нам на огород. В нашем он навозе копается и ещё созывает куриц со всей округи. Взберётся на кучу и давай сзывать. Ну, и наглый! А когда его начнёшь выгонять, этот нахал ещё пытается дать отпор. Уж что я только не делала! Гнала его, а он не согла-шается без боя покидать навозную кучу. И ведь не свою. Какой паразит! Шёл бы к себе и копался у себя. Так нет. Надо ему обязательно лезть на чу-жую! Облюбовал гад нашу кучу и всё тут! Ничего не признаёт! А так всё хорошо. Я уже тебя писала про странных двух типов. Какие-то два лба покупали у меня петрушку и прочую зелень. Двадцать пять рублей заплати-ли. А зелень-то и не взяли. Взяли только зачем-то кирпичи. А у бабы Нюры яйца покупали, да скорлупки-то все и сожрали, хотя зачем, – хоть убей! – не пойму! Слава богу, обошлось. А так всё хорошо... На этом кончаю тебе писать. Ну, до встречи, доченька. До встречи, родненькая. Твоя мама, Фёкла Потаповна. Скоро буду у вас. Жди».
Так закончила она своё письмо, собираясь к ней ехать, но сначала решила помочь дочери деньгами. И в воскресенье она повела корову продавать на рынок в город. Договорилась с одним знакомым шофёром, чтобы он довёз её до города вместе с бабой Нюрой. Ей тоже понадобилось на рынок. Она туда
с собой повезла продавать большую партию яиц. У машины был низенький прицеп. Вот туда Маньку и заволокли. Она не хотела сначала идти. С трудом уговорили. Жалко было, конечно, Фёкле расставаться с Манькой, но ничего не поделаешь. Напоследок, Фёкла сделала из её молока простоквашу, смета-
ну, домашнего сыра, творога и испекла любимых сырников. Наготовила для
внуков Виталика и Вадика гостинцев.
Город, как ей показалось, встретил её неприветливо. Стояла прохладная
ясная погода. На рынке от длительного стояния у неё затекли ноги. То ли от холода, то ли от того, что она перед этим выпила довольно много чая, но ей понадобилось часто отлучаться, оставляя корову под присмотром бабы
-84-
Нюры. Вот и на этот раз она оставила Маньку на её попечение.
– Фёкла, ты куда?
– Да надо мне по-маленькому делу. Я быстро.
А торговля всё не шла. И тут, наконец, удача улыбнулась ей. Корову у неё купить решила одна пожилая супружеская чета. Они как-то сразу у неё вызвали доверие. Однако, их опередив, сунулась было к ней ещё одна супру-жеская пара. Но они сразу ей не понравились. Какой-то низенький мужик с подбитым глазом, и жена у него тоже была с подбитым глазом. Оба по виду типичные алкаши. И ещё корову пришли покупать. У таких денег даже на бутылку нет, а не то, что на корову. Что им надо было? Щупают Маньку и зубы скалят, ржут чего-то. Похлопывают по бокам и приговаривают:
– Крутобокая, крутобокая она у тебя, хозяюшка, больно! Плохо кормила?
– Вы покупаете или что? – спросила с раздражением их Фёкла. – Что вы
тут щупаете всё?
– Мы прицениваемся, хозяюшка. Не шуми так! Осмотреть надо же её, как следует. А вдруг она у тебя яловая.
– Какая ещё вам яловая! – возмутилась. Фёкла Потаповна. – Моя корова, вон какая! По двадцать литров молока даёт! Такая молодчина!
– А ты, тётка, молчи! Ты скажи, сколько ей лет этой твоей корове?– нагло спросили её эти алкаши. А те первые пожилые муж с женой отошли в сто-рону и скромно ждут своей очереди, когда она с ними закончит.
– Пять лет, – ответила этим алкашам Фёкла. Что-то они ей не нравились. Совсем не нравились.
– Сколько ты за неё хочешь?
– Пятьсот рублей.
– Сбавила бы, тётка. А то нам ещё навоз надо покупать.
А те пожилые не вмешиваются, скромно молчат. Дожидаются.
– Прибыльное это дело навоз, – рассудительно заметила ей молодая баба с подбитым глазом и гоготнула. – Всё дело в навозе! Вся сила в навозе! И в молоке. А ещё в сметане, – и мечтательно добавила. – Хорошо иметь домик в деревне. Отдашь, тетка, за триста? Но тут, не выдержав больше, вмешалась
в их торг пожилая супружеская чета.
– Мы берём, берём у вас эту вашу коровушку по хорошей цене, – заявили торопливо наперебой они. – За пятьсот! Не торгуемся!
– А ты молчи, падла! Нечего тут встревать, старая грымза! – обозлились алкаши. Но Фёкла уже передумала иметь с ними дело. С этими алкашами.
– Идите, идите!! Я им отдаю предпочтение! – сердито произнесла баба Фёкла. им. – А вы лучше уходите отсюда. Ну, они и ушли. Только успели
перед этим с собой её Маньку прихватить, пока Фёкла, договаривалась с новыми покупателями и увлечённо оживлённо беседовала с пожилой такой симпатичной парой. Решив покалякать с ними о том, о сём, о житье-бытье,
-85-
она так увлекалась беседой, что и не заметила, как те увели её корову.
– Корова у меня просто чудо! А такая спокойная, а такая ласковая! Сама
приходит после того, как травки наестся. Такая умница! А глаза у неё, как у человека. Всё понимают! Да вы сами взгляните в её глаза, – предложила она своим симпатичным покупателям и сделала рукой жест в сторону Маньки.
– А где же корова? – вдруг спохватились они. Баба Фёкла глядит, а её корову спокойненько уводят с рынка те самые алкаши с подбитыми глазами.
Мужик с бабой. Пока она тут разговаривала, алкаши воспользовались этим и
и нагло увели её Маньку. Они времени зря не теряли и пошли себе. С её Манькой. С её коровой. Ну, Фёкла, конечно, тут же бросилась вдогонку за ними отбирать свою корову.
– Эй, вы куда?! – набросилась она на них. – Ишь, вы какие! Куда это вы её повели, а?! Куда это вы намылились? Алкаши чёртовы!! Корову мою Ма-
ньку захотели увести?! Я покажу вам!! А те только мычат. И ещё корову её не отдают. Еле отбила у них! Вот сволочи! Не хотели её корову отдавать. Вот и всё. У них были свои очень интересные планы. Продать её тут же ко-му-нибудь подешевле, скорей получить деньги и пропить их тут же. Алкаши чёртовы! Ишь, они какие! На чужое добро зарятся! Хорошо, что она ещё
успела вовремя их догнать! А то не видать бы ей Маньки, как своих ушей!
Ну, вот те пожилые сговорчивые супруги, не торгуясь, сразу отдали ей за корову, заплатив, пятьсот рублей. И баба Фёкла, довольная, что провернула
выгодную сделку, решила эти деньги от греха подальше спрятать. Засунуть куда-нибудь понадёжнее. Мало ли что. А вдруг опять кто-нибудь сунется к ней? Какой-нибудь алкаш? Попробуй только сунься! Враз получишь от неё! Денежки-то её кровно заработанные!.. И вот засунула она их подальше. Ну, вы догадываетесь куда.
– Баба Нюра, прикрой меня, подруга, от посторонних глаз, – попросила
Фёкла её. – Я деньги спрячу. Баба Нюра, конечно, выполнила её просьбу.
И, оглянувшись, она увидела, как Фёкла присела, спрятавшись за прилавком, и куда-то прячет свои деньги. Ну, вы догадались куда.
– А зачем же ты их туда суёшь? – удивилась баба Нюра. – Да что им там
место? В штанах?
– Ничего. Подальше сунешь, поближе возьмёшь, – сказала ей баба Фёкла и, раскрасневшаяся от ветра, она деловито убрала соплю из-под носа. – Там им спокойнее будет. Надёжнее, – и ударила по рукам. – А то мало ли сейчас шастает всяких. Не ровен час, утянут из карманов-то! Ворья кругом! И не успеешь и глазом моргнуть, как сопрут! – сказала она и засобиралась домой.
– Это точно. И глазом не моргнёшь, как украдут!
– Ну, всё, баба Нюра. Пойду я. Корову продала. Домой пойду. А ты ещё здесь остаёшься?
– Да ещё не всё продала, – посетовала баба Нюра. – Плохо берут! Вон
-86-
сколько яиц ещё осталось! Знала бы, что так торговля пойдёт, не поехала бы сюда. Уж лучше бы у себя торговала бы в городке.
– Это день такой выпал. Фёкла всё никак не уходила.
– Да день как день. Только яйца не хотят брать. А ты идёшь?
– А ну, ладно. Ну, всё. Я пошла. Маньку, значит, продала, – махнула она
рукой. – Жалко-то как! Добрая была корова. Ласковая, – она смахнула слезу, подступившую к глазам. – Как я к ней привязалась! А ничего не поделаешь. Судьба. Дочери надо помогать. К дочери вот поеду. Деньги им повезу. А то
они там совсем загинаются! В Никитинке этой.
– Счастливо тебе доехать, – пожелала её баба Нюра.
– Ну, пока, – попрощалась Фёкла и пошла к выходу. И только прошла она метров сто, как тут вдруг почувствовала, что ей опять надо сходить в туалет.
Однако на этот раз по серьёзному. То ли этому способствовали переживания с этим алкашами, – понервничала она с ними, – то ли переживания из-за Маньки, то ли ещё что-то. А может, она съела утром что-то не то. Или
же это было плановое мероприятие. Ну, в общем, приспичило ей в туалет на этот раз в его большом варианте. Не хотелось ей идти туда, а вот, по-ди ж ты, надо! Природа требует своё. Общественный туалет был грязный, допотопный. Но делать нечего. Только расположилась она, как вдруг почув-ствовала, как деньги свёрнутые трубочкой, улетели куда-то. Передавая ей привет от старых штиблет. Юркнули вниз. Прямо в дырку. В общем, тю-тю!
Плакали её денежки! Про деньги-то она совсем и забыла, куда их положила! Вот так ситуация! Фёкла Потаповна тут же соскочила с насиженного места и в первый момент тоже хотела юркнуть вслед за деньгами. Да где уж там! Было слишком высоко, чтобы как-то попытаться достать рукой или палкой сунуть достать. Бесполезно. Они уже успели сгинуть в пучине и вытащить их не было никакой возможности. Значит, не судьба. У неё всё похолодело! Всё просто обмерло, когда она вдруг осознала эту всю непоправимость содеянного. И опять у неё всё внутри похолодело. Остолбенев, она глядела
зачарованно в дырку. Не могла просто оторвать от неё взгляда.
Заходившие в помещение туалета другие женщины стали поглядывать на неё с недоумением. Что это она, мол, умом тронулась? Выражали их косые взгляды. Всё смотрит куда-то. Отойти не может. Одна даже подошла и спро-
сила её участливо. – Что с вами? Вам плохо?
А она всё зачарованно глядела вниз, убитая горем. Даже дар речи она из-за этого на какое-то время потеряла.
– Ой, боже мой! – наконец-то заголосила она. – Что я наделала! Мама! Мамочка! Там же все мои деньги! За корову! Я корову продала! Думала доч-ке помогу! Ой! Люди добрые! Света белого не вижу! От горя она чуть ли не бзикнулась. Едва чувств не лишилась.
– Помогите женщину вывести! – сочувственно загомонили женщины. – У
-87-
человека горе. Денег лишилась.
Когда её вывели, она была всё ещё в шоке. Лицо у неё побелело.
– Что с тобой, Потаповна? – спросила Фёклу, вдруг столкнувшись с ней у входа в туалет, баба Нюра. – Ты вся побелела аж! На тебе лица нет! Деньги украли? Господи! Только что мы с тобой расстались! Всё было в порядке.
Что случилось? А? Скажи мне. Да что случилось?!
– Денежки её тю-тю! Вот, что случилось! – стали сочувственно говорить сердобольные женщины, выведшие её за белы рученьки. – Они у неё в говно упали. Понятно? Выпали из трусов, когда она штаны сняла. Они и сиганули вниз. От воров прятала. Вот и допряталась! И смех и грех!
– Что? Да как же это ты, милая? Я же тебя предупреждала! Не прячь туда! – заохала баба Нюра.
– Ой, баба Нюра! Деньги я свои просра-ала! – зарыдала Фёкла. – Все свои деньги за корову! Пятьсот рубликов. Все и просра-ала! Не знаю, как и полу-чилось! Забыла я совсем про них! Из головы вылетело! И зачем я пошла в этот засратый туалет?!
– Дура, ты дура!! Что я тебе говорила?! Положила бы в лифчик, а то су-нула в трусы! Кто так делает? Хорошо, что дом ещё не успела продать! А то бы тоже просрала!
– Теперь и не буду! Боюсь всего! Не буду продавать! Будь они не ладны эти деньги! Ещё отнимут или потеряю опять. Не буду рисковать! Всего я теперь боюсь, бабоньки!
В общем, и смех, и грех! Может, кому-то и смешно. А кто вам сказал, что я собираюсь смеяться над ней. У человека горе. Настоящее, искреннее, не-придуманное. И вы тоже не смейтесь. А пожалейте лучше её. И делается не по себе, когда видишь это человеческое горе и видишь, как человек лишает-ся кровных, заработанных денег. Лишних-то у неё нет. И не будет.
В общем, привезла она внукам в подарок одного кота Физдрика. В корзи- ночке. Привезла самое ценное, что у неё было. Не оставлять же его дома
одного. Родная всё-таки душа. Они вдвоём, кот Физдрик и баба Фёкла, так
и жили. И когда она писала в письме: «У нас всё хорошо», она и имела в виду себя и Физдрика. И привезла она его внукам на забаву. Пусть радуют-ся. В общем, кота привезла. А денег не привезла.
Глава десятая.
Прекрасная незнакомка.

А в это время подошёл к вокзалу города Ленинска – Кузнецкого скорый поезд Кисловодск – Новокузнецк, из которого на перрон вышла Эля. Город Ленинск – Кузнецкий встретил её хоть и солнечной, но уже холодной ветре- ной погодой. Последние тёплые дни уходящего лета были уже на исходе. И
-88-
всё явственней чувствовалось дыхание осени. И когда утром, глядя из окна поезда, она заметила густые, стелющиеся туманы в низинах и серебристую, седую изморозь на траве, подъезжая к родным местам, то вдруг ощутила лёгкую грусть на сердце. Так всегда было после возвращения домой.
В конце августа на почве здесь уже бывают заморозки. Такое вот оно короткое сибирское лето. По утрам уже стояли густые молочные туманы, которые рассеивались лишь к часам десяти – одиннадцати, когда нежаркое августовское солнце поднималось повыше.
Эля несла свой жёлтый кожаный чемодан, который так полюбился Адиги-
зару. При встрече с родным городом, она невольно вздохнула поглубже. И
сладок нам дым отечества. Она приехала с юга с Кисловодска, где по путёв-ке отдыхала в санатории «Крепость».
Ну, вот и начинается её новая трудовая жизнь. Вот и отпуск закончился. И теперь не сразу ко всему привыкнешь, пока втянешься в работу, войдёшь в нормальную, трудовую колею. Она и не знала, что за ней наблюдает её давешний знакомый, с которым она познакомилась в поезде. Да, да. Это был... Адигизар. Потому что немного погодя после неё из другого вагона вышел... он сам. Но как он оказался в этом поезде? Как он сумел догнать этот поезд?
Она шла, ни о чём не подозревая, улыбаясь встречным людям. Вдруг кто-то сзади неожиданно попытался взять у неё чемодан.
– Позвольте вам помочь, милая девушка.
– С какой стати? Не нужно мне никакой помощи! Сама обойдусь. Но чемодан уже оказался в руках незнакомца. Эля инстинктивно попыталась вырвать свой чемодан обратно. – Это что ещё за фокусы? Отдайте чемодан! Я вам говорю! Что вы себе позволяете, молодой человек?! Я сейчас позову милицию!
– Не надо. Она уже здесь.
– Что вам надо?! Кто вы такой? – нервно спросила она. Мало ли подо-зрительных типов сейчас кругом ошивается. А может, это вокзальный вор? Кто его знает? Она опять было попыталась вырвать свой чемодан, но безу-спешно. Незнакомый мужчина держал его крепко и не собирался отдавать обратно ей. Так они и тянули чемодан, каждый в свою сторону. И только
тут она взглянула, наконец, на напавшего на неё человека, обратив внимание на его лицо, и тут же узнала Адигизара. Она не поверила своим глазам.
– Вы?!! – очень удивилась она. – Но каким образом?! Как это вы опять здесь оказались? Ничего не понимаю! Ведь вы же!.. Разве вас не арестовали?
– Как видите, нет.
– А те люди... Ну, что за вами гонялись...Они кто?.. Я так и не поняла, кто вы такой и что за люди охотились за вами там в поезде? Что им надо было от вас?
-89-
– Слишком много вопросов, – улыбнулся Адигизар и сказал Эле. – Это государственная тайна.
– Ну, а всё-таки? А то я начинаю уже думать, что вы...
– Сбежавший преступник. И что за мной охотится спецназ или КГБ! – закончил за неё Адигизар. – Не так ли?
– Ну, что-то в этом роде...
– Милая Эля, как вы всё же наивны! Так вот. Это всё не так. Я лейтенант Карапузик. Вот мои документы. Взгляните, – сказал он ей, протягивая удо-
стоверение, которое он на время позаимствовал у лейтенанта. И, показывая
его ей в раскрытом виде, пробормотал. – Вот моё служебное удостоверение.
Я – секретный агент. Внедрён в банду. Выявляю связи преступников. Для того, чтобы выйти на главаря. И вынужден скитаться везде за разной мелкой сошкой, чтобы не спугнуть более крупную рыбу. Понятно вам?
– Так вы Карапузик? – улыбнулась Эля. – Какая смешная фамилия. А там, в поезде, мне помнится, у вас на билете была другая фамилия.
– Это для конспирации.
– А вы на фотографии не очень-то похожи на себя.
– Это тоже для конспирации.
– А как вы оказались опять в поезде?
– Нет ничего проще.
– Ну, а всё-таки?
– Я прилетел. Догнал поезд. И вот я здесь. У ваших ног... красивых.
– Странно, – усомнилась Эля, не зная верить ему или нет. – А на чём это вы прилетели?
– На, на... голубом вертолёте. И привёз вам в подарок ... себя. Ха-ха! – рассмеялся он непринуждённо. – И, как я вижу, приятель мой жив, здоров! – посмотрел он на её чемодан.
– Как видите, ничего с ним не случилось.
– Ну, что ж, очень рад видеть его в добром здравии... Ну, привет, привет,
дружище! – похлопал он ладонью по чемодану. – Давненько мы не виделись. Я же говорил, что мы ещё встретимся.
– А вы куда теперь?.. – спросила Эля. – Направляетесь? Нам по пути?
– Позвольте, я вам всё-таки помогу донести его до автобусной остановки,
– сказал Адигизар, неся её чемодан. – А может, лучше такси? Где тут у вас
находится стоянка такси?
Эля согласилась показать стоянку такси. – Да, конечно вы правы. Лучше, на такси. С ветерком поеду домой.
И тут вдруг, когда они уже подходили к стоянке такси, он увидел её. Вся в лучах солнечного света, шедшая им навстречу, высокая, стройная девушка, одетая в строгий чёрный костюм, так идущий ей, её серым глазам, платино-вым волосам. Прекрасная незнакомка. Она, к удивлению Адигизара, кивнула
-90-
вдруг головой, мимолётно поздоровавшись с Элей, и прошла мимо них с грациозной походкой, дыша каким-то неизъяснимым ароматом. И этот тонкий аромат духов, донесшихся вдруг до него, так его поразил. От всего её облика веяло какой-то загадочностью. Она сразу же поразила Адигизара своей сдержанной неземной красотой, хоть видел он её лишь мимолётно. Тоненькая, изящная и необыкновенно стройная. И это ощущение какой-то новизны, которое вдруг появилось у него, как только он её увидел! А куда она идёт? И почему она одна? Ему так захотелось узнать про неё! Хоть что-нибудь! Адигизар никак не мог прийти в себя от этого её видения. Что-то неповторимое, единственное, загадочное было во всем её облике, в её серых глазах. Ему так захотелось её не потерять. Эту такую прекрасную, гордую
и независимую девушку
– Простите, Эля, а кто это была? – вдруг не выдержал и спросил, сгорая от любопытства, Адигизар. И всё ещё тще-тно пытаясь уловить чудесный запах духов прошедшей мимо девушки, он вспоминал её. Запах был такой прият-ный! Ему так захотелось узнать о ней, как можно больше! Он ей был просто очарован.
– Что? Кого вы имеете в виду? – не сразу сообразила Эля, с недоумением
взглянув на Адигизара.
– Ну, вот та девушка, которая только что, прошла? Она ещё поздоровалась с вами, кивнув вам головой. Вы с ней в приятельских отношениях?
– В чёрном костюме?
– Ну, да. Вы же с ней поздоровались. Это, видимо, ваша знакомая?
– Я бы так не сказала. А что это вы вдруг так интересуетесь? Она вам так понравилась?
– Мне? Что вы?.. Я...– смутился вдруг Адигизар.
– А что же тогда?
– Да так. Просто спросил. Мало ли что. Вы её знаете?
– Это учительница моего младшего брата, – сказала Эля. – Мы иногда видимся. Она совсем ещё молодая. Только что окончила пединститут. Ей,
наверно, должно быть, двадцать два – двадцать три года. Она преподаёт в старших классах химию. По-моему, её зовут Лидия... Лидия Александровна, кажется, Некрасова.
– Простите, – вдруг сказал Адигизар и хлопнул себя ладонью по лбу. – Я же совсем забыл! У меня же дело срочное! Мне надо срочно поцеловать
-91-
госпожу Некрасову!..Ой, что я говорю! Мне надо срочно позвонить! Да, да!.. Карапузику... брату…Саше. Да и ещё... Семёну Семёновичу Горбункову... Он работает на заводе шарикоподшипниковом. А потом ещё есть срочные дела! Меня ждут очень срочные дела! И я вынужден вас покинуть! Но мы ещё увидимся... Может быть... Когда-нибудь. Жди меня и я вернусь. Но утверждать я не берусь...
– Куда же вы... Карапузик? – растерянно пробормотала Эля. – А разве вы мне не поможете донести до остановки чемодан? Ведь вы так его любили? – она обиженно надула губки.
– Нет. То есть... да, конечно. Но зачем же? – замялся Адигизар, в котором ещё боролись остатки джентльменства.
– Что зачем?
– Я очень тороплюсь. Очень и очень. Дела, знаете... Но... я ещё вернусь. Жди меня и я вернусь... и вашего кожаного друга поднесу. Он мне нравится очень и очень. Нежный и удивительный. Он ведь мне не чужой. Он мне как брат. Я его люблю как брата. Я, конечно, поднесу... Но как-нибудь в другой раз. Не сейчас. А сейчас прощайте. Понимаете, поджимает времечко... Я вас ещё найду... Элечка.
Оставив недоумённую Элю стоять с чемоданом в руке, он вдруг бросился догонять эту приятельницу её брата, так поразившую его своей неземной красотой. Ой, погодите! Разве приятельницу? То есть, нет. Он ведь скорей побежал догонять учительницу Элиного брата. Он всё перепутал! Учитель-ницу приятельницы химии. Она такая приятная эта химия, то есть, учитель-
ница! Ему повезло. Он не потерял её в толпе и, не теряя её из виду, сократив расстояние до пределов видимости, пошёл вслед за ней, боясь даже подсту-питься к ней, а не то, что заговорить. Какая-то робость овладела им, сердце затрепетало. И, так и следуя на небольшом расстоянии, он шёл за ней. Она
показалась ему гораздо интереснее Эли. Он благоговел перед ней. Так зна-чит, ей всего двадцать два года. Совсем ещё молоденькая. Недавно окончи-
ла пединститут. Старясь быть незамеченным, он подошёл поближе, пытаясь её разглядеть. На шее он заметил очень нарядный, красноватый, с золотис-тыми прожилками платок, лёгкий и прозрачный, так шедший ей. Адигизар с первого же взгляда влюбился в неё. Он поднял её на недосягаемую высоту.
Эту приятельницу Эли, вернее, её знакомую. Наблюдая за ней, он увидел, как она села в переполненный автобус маршрута №5 со скромной надписью
«г. Ленинск – Кузнецкий – соцгородок Полысаево».
Адигизар еле-еле тоже протиснулся в битком набитый автобус, сев после-дним. Пришлось постараться. И затем стал протискиваться поближе к этой молоденькой учительнице, так его очаровавшей. Он с любопытством бросал
на неё влюблённые взгляды. А она, как казалось ему, не обращала на него никакого внимания. Эти холодные серые глаза. Отрешённый, загадочный её
-92-
взгляд. Какой-то неземной. От неё так и веяло холодом. И как показалось ему, она была очень гордой, неприступной... Она заинтриговала его сразу. Высокая, стройная, очень красивая. Какие у неё длинные ресницы! И вместе с тем, бедная золушка. Раз работает учительницей... Раз не едет на такси. Но такие не продаются. И его интересовали всегда именно такие вот неприступ-ные, гордые и независимые длинноногие красавицы. Совсем бедные золуш-ки, а не богачки, у которых за душой-то ничего нет. Бедность, конечно, уни- жает. Но в тоже время, насколько они бедные в материальном плане, насто-лько богатые душой. Они чуткие, отзывчивые, внимательные, заботливые, а не капризные, взбалмошные и, главное, бездушные, чёрствые эгоистки. Все эти богачки, которые ему были и даром не нужны. Она ему была дороже, чем все эти богачки вместе взятые. Потому что она искренняя. Она не при-
творяется. Она по своей глубинной сути такая от природы. Он смотрел на
неё с восхищением. Такой бриллиант и в таком захолустье! В такой дыре!
«Так бы и смотрел на неё, не отрываясь!» – подумал он. – «Льдинка моя!» – с нежностью подумал он, окрестив её таким именем. Людей в автобусе набилось столько, что яблоку негде было упасть. А он в этом переполненном автобусе, в этой толчее, замечтался, представляя себе, как идёт с ней под марш Мендельсона с широкой высокой белой лестницы. А за ней волочится
беленькая фата. Он уже представлял себя её новоиспечённым супругом.
И тут вдруг на него потекли чьи-то раздавленные яйца сверху из авоськи, спустив его с небес на землю. Кто-то не уберёг в этой давке этот хрупкий
продукт.
– Мои яйца!!! – простонал высокий крупный мужчина, который пытался их спасти, подняв повыше авоську. Не удалось. Их уже успели придавить.
На секунду Адигизар потерял из виду Лиду. Возле него стояла какая-то пожилая женщина с корзинкой. У неё был расстроенный вид. Это была Фёкла Потаповна. Она возвращалась домой из города после той неудачной
продажи коровы, когда она лишилась денег. А когда настала очередь её
остановки, она вышла из автобуса, забыв с расстройства свою корзинку.
– Женщина, женщина! – закричали ей вдогонку все, кто был в автобусе.
– Вы забыли вашу корзинку! Водитель, остановите! Остановите! Женщи-на забыла корзинку! Ой! Ой! Трагедия вселенского масштаба! Корзинку забыла! Бедной Фёкле Потаповне было сейчас не до корзинки. Она, вообще, плохо понимала, что происходит. Всё плыло у неё перед глазами. И корова Манька, и сгинувшие в пучине туалета деньги. И зачем она только продала
свою бедную Маньку! И теперь она сама бедная. Вот именно, что бедная. Ни коровы, ни денег!
– Молодой человек, помогите вынести корзинку бабушке! – раздались вокруг возгласы. До Адигизара не сразу дошло, что люди просили именно его вытащить эту чёртову корзинку той забывчивой бабушке. Надо было
-93-
помочь бабушке. Наконец, сообразив, что от него требуется, Адигизар живо поднял её корзинку и стремительно выскочил из автобуса.
– Извините, это ваше, – догнав ту самую старушку, вежливо извинился он и торопливо вручил ей корзинку. – Не надо быть такой забывчивой, бабуся.
– Ой, спасибо, милок, – поблагодарила она с убитым лицом. – Пропади она пропадом! Не до неё мне сейчас. Она уже было собралась ему рассказать про своё горе. Но Адигизар уже побежал обратно. Ему тоже было не до неё. В другой обстановке он возможно и смог бы ей помочь. Но не сейчас.
Пока он возился с этой Фёклой, пока помогал выносить ей корзинку, он вдруг потерял из виду свою ненаглядную Лидию. Он уже называл её своей.
Она ему стала, как родная Он стал взглядом лихорадочно её искать. И вот он вроде бы заметил тоненький прозрачный шарфик, так красиво облега- ющий её нежную шейку. И попытался протиснуться к ней, но его уже оттес-нили от неё. Работая локтями, он протиснулся поближе. И тут же успокоил-
ся. «Как бы я хотел быть тем самым платочком, чтобы обвивать эту нежную
шейку. Вот она моя родная шейка», – умилился он. Нашлась его так сердцу милая шейка. Он с умиротворением стал смотреть на шейку. Вот она шейка, вот они глазки. Только шейка вроде как пополнела. А глазок он её пока и не видел после того, как выходил из автобуса. Этих её очаровательных глазок. Они ему лишь чисто теоретически представились. По памяти.
Адигизар, засомневавшись, поглядел внимательнее. И тут женщина по-смотрела на него. Это же не она! Эта какая-то другая женщина! Это совсем не его Лидия! Адигизар завертел головой в поисках Лидии, но её не было. Он на всякий случай решил выйти, пытаясь разглядеть выходящих людей, но её среди них не было. Он запаниковал и опять заскочил в автобус. Но и в автобусе ёё не было. Как так получилось, что он не заметил, как она вы-шла? Как так получилось, что он её проморгал? Ну, и растяпа!
Очевидно, она вышла где-то раньше. На какой-то предыдущей остановке. Или на больнице, или на остановке «Хлебозавод». А он и не заметил. Как
так получилось? Где же её искать? Ну, ничего. Человек не иголка. Найдётся. Отыщется. Успокаивал он себя. Городок этот маленький. Не Москва.
Выйдя из автобуса, он поспешил обратно, чтобы хотя бы случайно её где-нибудь встретить. Он добежал до остановки «Хлебозавод», но здесь её, увы, не было. Тогда он скорее помчался до остановки «Больница». Но и здесь её тоже не было. Он заметался в растерянности и побежал опять обратно. Так он и метался между этими остановками, пока не выбился совсем из сил. Он сел на какую-то скамеечку передохнуть, а потом опять принялся за поиски.
Он метался, высунув язык, по улице Космонавтов – местном Бродвее – туда-сюда. Потом, расширив круг своих поисков, стал пересекать и другие улицы в самых разнообразных направлениях. А когда, умаявшись, ещё раз сел на скамеечку, к нему подсел какой-то лысый дедок и попросил... сигару.
-94-
– Голуба, у тебя нет сигары, закурить? А то мои кончились...
Адигизар, ни слова не говоря, подал ему сигару. Тот, выпучив глаза на его сигару, был крайне удивлён:
– Вообще-то я имел в виду папиросы... Ну, ты, паренёк, и даёшь! Откуда у тебя такие заморские диковинки? Ты их что... каждый день куришь?
– Я вообще их не курю. Некурящий я.
– А зачем тогда носишь с собой?
– Э... для форсу.
– А... щегольнуть, стало быть, хочешь?
– Вот, вот. Пыль в глаза пустить. А вообще-то я не курю.
– Да и я тоже, наверное, не буду. А то ещё привыкну. Потом отвыкать будет трудно, – поразмыслив, сказал дедок.
– Ну, с одной-то сигары ничего не будет. Закуривай, дед, – предложил ему Адигизар. – Ты же хотел покурить!
– И то, пожалуй, что и закурю, – решился, наконец, дед. Он взял сигару осторожно двумя пальцами и сунул в рот. После чего сидел так какое-то время с незажжённой сигарой. Потом всё же попросил у Адигизара: – А у тебя, парень, прикурить будет чем?
Адигизар вынул из кармана плазмоид и, выпустив из него ослепительный тоненький лазерный луч, зажёг сигару к немалому изумлению дедка.
– И зажигалка у тебя какая-то чудная. Огонёк из неё такой яркий-яркий!.. Не наша?
– Не ваша... Не наша.
– Заграничная, стало быть… – затягиваясь необычной для себя сигарой, произнёс с уважением дедок. – Ну, ты и прибарахлился, видать, парень!.. Основательно! Штучки-дрючки разные заимел… Фитонцидов.
– Что?
– Амфинасий Борисович...Фитонцидов. Меня так зовут, – сказал дедок и подал руку для пожатия Адигизару. Тот проигнорировал её поначалу, не
совсем понимая, зачем он её ему собственно суёт, а потом, вспомнив про этикет, спохватился и пожал ему руку осторожно двумя пальцами.
– А!.. Ну, да, ну, да. Очень приятно… Карапузик Александр Семёнович, – представился он именем своего приятеля почему-то.
– Что-то я это фамилию как будто слыхал. Только не помню где.
– Ну, ладно я пойду. Приятно было познакомиться. Всего вам хорошего.
Отдыхайте. Дышите свежим воздухом. Набирайтесь здоровья. А мне пора. Пока, дедуля, – уходя, сказал на прощание Адигизар.
– Пока, пока, – машинально ответил дедок, усиленно вспоминая, где он мог видеть этого Карапузика. – «Где же я мог его видеть, чёрт возьми?!»
И только когда Адигизпар ушёл, Фитонцидов вдруг вспомнил, что видел
эту фамилию среди объявлений на стенде. «Их разыскивает милиция».
-95-
Он отчётливо вдруг вспомнил. Там ещё было отпечатано: «Разыскивается особо опасный преступник Мешков Геннадий там какой-то 1937г. рождения, приметы…». Отчества он не помнил, кажется, Илларионович. И ещё... ну, конечно!.. Его словно ударило. «Разыскивается особо опасный преступник Карапузик Александр Семёнович 1944 г. рождения...».
– Ещё и сигарами угощает! Уголовник!.. Ну, погоди у меня! – воскликнул Фитонцидов и затем вскочил со скамейки как ненормальный. Он отшвырнул со злостью сигару и бросился догонять Адигизара. Однако того и след уже простыл. Пробежав несколько метров, Фитонцидов остановился и процедил ожесточённо сквозь зубы: – Ушёл... сволочь!.. А Адигизар в это время, ни о чём не подозревая, упорно занимался поисками своей Лидии.
Полдня он бродил по городку в надежде увидеть её случайно. Но её нигде не было. А потом, блуждая по улицам, он вдруг вспомнил, что она ведь по профессии учительница и, значит, должна работать в школе. И он тогда пошёл в ближайшую школу № 44. Это было трёхэтажное кирпичное здание. Он пошёл сразу к директору. Директором была какая-то пышная дама. По фамилии Милютикова. Это была полная женщина с белужьим лицом.
– Простите, у вас в школе работает такая учительница химии Льдинка, то есть, я хотел сказать...Лидия Александровна Некрасова? Молоденькая такая.
– Она действительно раньше у нас преподавала химию в девятых и деся-тых классах. Но недавно она уволилась.
– А какая она? Вы не скажете немного о ней?
Пышная дама пожала плечами.
– Я её мало знаю. Она всегда держалась как-то обособленно. Сторонилась всех. У неё не было знакомых и подруг. Насколько я знаю, она не замужем. Но теперь она переехала в г. Кемерово. А сюда она иногда приезжает к матери. Чтобы её навестить. У неё здесь мать живёт.
– А вы не могли бы дать её адрес?
– А вы кто ей? Знакомый или родственник?
– Да так. Никто. Совершенно посторонний человек.
– Ну, так вот. Посторонним лицам мы адреса не даём, молодой человек!
– как-то сразу изменив свое доброжелательное отношение к нему, отрезала пышная дама. И лицо у неё моментально стало неприятным после этого и на нём отчётливо проступило опять что-то такое рыбье, белужье.
Пришлось уйти ни с чем. И только когда он ушёл, ближе к вечеру, он вдруг сообразил, что директорше можно было ведь предъявить удостовере-
ние лейтенанта милиции, чтобы узнать её адрес. Он отметил про себя, что стал каким-то не сообразительным в последнее время. Он вернулся в школу.
Но школа уже не работала. Было девять часов вечера. Но ему не терпелось, и он не стал ждать утра. Адигизар решил ещё раз навестить школу через час, в одиннадцатом часу вечера, когда совсем стемнеет и когда ему никто уже
-96-
больше не помешает.
И вот поздним вечером Адигизар проник незаметно в школу с целью что-нибудь прояснить насчёт адреса Лидии Александровны. Он вскрыл замок и вошёл. Внутри было темно. Он включил фонарик. Сердце гулко стучало. По лестнице он поднялся на второй этаж. Никто не мешал. Вокруг было ти-хо... Он уже был недалеко от учительской и остановился возле двери. Ему живо вдруг представилась Лидия. Сейчас он завернёт за угол и увидит её. И вдруг он услышал, что кто-то крадётся в темноте. Может, это был сторож? Чёрт его принёс! Адигизар быстро направил фонарик в ту сторону, где были слышны звуки чьих-то шагов, и выхватил из темноты чью-то крадущуюся фигуру. Он направил свет на лицо, но увидел совсем не того, кого ожидал увидеть. Это был... Громила! Ханурик из летающей тарелки. Рядом с ним стояли его дружки Лобастик и Фарреничек.
– Не в глаза! Не в глаза! – воскликнул Громила, закрывая рукой глаза от слепящего луча фонарика. – Не люблю яркий свет!
– Ты?!! – изумлённо спросил Адигизар.
– Я, – криво улыбнулся Громила. – А ты кого надеялся увидеть? Часом, не свою ли красотку?
– Её.
– Не повезло тебе, парень.
– Не повезло.
– Ну, что, женишок, попался?! – ухмыляясь, произнёс Громила.– Сколько не бегай, а от нас не убежишь. Мы тебя всё равно рано или поздно поймали бы. А ну, дядя, давай сюда делирий! – по-хозяйски произнёс он и поманил его пальцем. – А то что-то мне не терпится. Ну, где он там у тебя? Альманзо свой давай. Да поживее! – с тихой яростью произнёс главарь хануриков. – Я не умею долго ждать! Не задерживай меня!
– У меня его нет.
– А где он?
– Он в надёжном месте. И ему там, смею тебя заверить, совсем неплохо. Очень даже неплохо. Так что успокойся, Громила. Не видать тебе его, как
своих лопоухих ушей.
– Хватит из себя дурачка строить!
– А я и не буду. А кто вам сказал, что я дурачка из себя собираюсь перед вами строить? Но кое-что у меня есть про вашу честь. Держите! Сюрпрайз!..
Адигизар, ослепив их ярким светом фонарика, бросил затем с грохотом им под ноги фонарик, а сам побежал назад к выходу. Только они его и видели!
– Где он?! Куда он делся?! – воскликнул в бешенстве Громила, бросая яростные взгляды по сторонам. – Только что был тут этот хандрюк и вдруг, словно, испарился! Мистика какая-то! Он не мог далеко уйти! А вы что
-97-
стоите, на меня глядите? Зыркайте внимательней по сторонам! Ищите его!
– Я сейчас, шеф! Я живо его поймаю! И в бараний рог согну! Одна нога здесь, другая там! Только меня и видели! Фарреничек стремглав бросился вниз, но в своём неудержимом стремлении услужить шефу перестарался.
Он споткнулся обо что-то на ступеньке и упал. А бегущие за ним Лобастик и Громила в свою очередь споткнулись об него. И в итоге все трое покатились с лестницы, ведущей на первый этаж.
– Ах, ты, падла! Ногу мне повредил! Стойте, идиоты! – скривившись от боли, рявкнул шеф и, дотронувшись до больной ноги, простонал. – Нога! На его мордастой физиономии отразились физические мучения. – Будь ты проклят, угодливая скотина! На голову Фарреничка посыпались проклятия.
– Шеф, но я ведь старался! Я хотел как лучше, шеф, – чувствуя себя виноватым во всех бедах, свалившихся вдруг на шефа, Фарреничек на четвереньках подполз к сидящему на ступеньках лестницы Громиле.
– Шеф, где болит? – участливо спросил он и стал дуть на повреждённое место.
– Он хотел как лучше. Сволочь! – поморщился Громила, держась за повреждённую ногу. – Куда ты дуешь? Ну, куда ты дуешь, скотина? Да не туда ты дуешь!
– А куда надо дуть?
– На другой ноге болит! Болван!
– Простите, шеф. Обознался. Шеф, может, вам ещё подуть? – угодливо спросил Фарреничек. – Давайте я подую вам на больное место. Я смогу, я сумею. Я такой. Вам будет легче, шеф.
Но шеф не оценил его порыва.
– Хватит! Не надо, я сказал! У меня есть хорошее средство унять боль. Он полил вдруг какой-то живительной жидкостью из флакончика и вскоре произнёс с довольным видом. – Вот теперь порядок. Боль прошла.
– А можно и мне этой жидкости глотнуть, шеф? – попросил Лобастик.
– Жирно будет. Перебьёшься, – охладил его пыл Громила. – Её надо беречь.
– Но у меня тоже болит нога.
– Пусть на неё подует этот болван Фарреничек. Она и перестанет болеть
– А если не перестанет? – с сомнением спросил Лобастик. – Я бы тоже хотел полить немного вашего эликсира на больное место. Ведь у вас тоже нога.
– Эта нога нации! А твоя нога не имеет большой ценности.
– Вам жалко, если я немного капель на больное место полью?
– Мне не жалко, – пренебрежительно отмахнулся от него Громила. – А эта живительная жидкость у меня на самый крайний случай.
– На какой случай?
-98-
– Вот если бы тебе башку оторвало... – таинственно произнёс шеф. – Или ещё что-нибудь в этом роде.
Когда они выбрались из школы, Адигизара и след уже простыл.
– Упустили гада! – в бессильной злобе вдруг ударил кулаком Громила по перилам узенькой лестницы, ведущей вниз в подвал, и, чтобы на ком-то сорвать свою злость, набросился с обвинениями к своим соплеменникам:
– А вы куда смотрели, олухи? Почему вы его не поймали? Проглядели этого хандрюка! Какого чёрта вы тут сидели, болваны?!
– Шеф, команды ловить не было. Мы и не ловили его! – попытался оправдаться Фарреничек. – Мы же были заняты вашей ногой.
– А вы уже и проявить инициативу сами не можете?! – продолжал обрушивать необоснованные и несправедливые обвинения на бестолковых своих подельников Громила. – К чему я вас только держу?!! Дармоеды!
А Адигизар, удалившись на безопасное расстояние от преследователей, стал обдумывать сложившуюся ситуацию. Он свернул за угол и шагнул в темноту. Ну, что ж адреса ему не удалось выяснить. Они спугнули его.
Проклиная их, Адигизар побежал обратно по улице, так ничего, по сути, и не выяснив про Лидию. Ни где она жила, ни где могла быть сейчас.
Примерно через час, когда он оказался вне досягаемости пиратов, он сел на скамеечку в скверике напротив кинотеатра «Родина», устроившись здесь на ночлег. Остаток ночи он провёл в созерцании звёздного неба, любуясь полной Луной.
Вспомнив, что он должен обязательно позвонить Карапузику по заранее обговоренному с ним номеру, Адигизар рано утром позвонил из телефонной будки, расположенной неподалеку от местного кинотеатра «Родина», на углу промтоварного и хозяйственного магазинов, лейтенанту Карапузику и сообщил ему, чтобы тот приезжал в городок. Когда он говорил Эле, что позвонит Саше Карапузику, это была правда. Но вот откуда вдруг взялся какой-то Семён Семёнович Горбунков, который, якобы, ударно трудился на
шарикоподшипниковом заводе? И только, когда утренняя луна зашла за горизонт, он вспомнил, что видел фильм «Бриллиантовая рука» и там и был этот самый Семён Семёнович.

Глава одиннадцатая.
Господи, упокой его душу.

Лейтенант Карапузик, после того, как выбрался из лесу, сбрил бороду и усы. Но затем время шло, проходили день за днём, и он опять потихоньку оброс. И вот, когда ему позвонил Адигизар, он приехал в Полысаево, и они встретились с Адигизаром возле кинотеатра «Родина». После чего вдвоём отправились к Звягинцеву и зашли в подъезд по улице Космонавтов, 57.
-99-
– Если ты не возражаешь, я тебя подожду внизу, – сказал Адигизар.
– Хорошо. Я ненадолго.
Лейтенант, на лице которого красовалась щетина недельной давности, позвонил в дверь к майору Звягинцеву. Тот сам открыл дверь и спросил:
– Вам кого? Он поначалу не узнал обросшего лейтенанта Карапузика.
– Сергей Сергеевич, вы меня не узнаёте? Это я...Это же ведь я. Александр Карапузик.
– Что? Лейтенант, это ты?!! Ты?!! – спросил потрясённый Звягинцев. Он, конечно, совсем не ожидал увидеть его здесь у себя. Его поразило особенно то, что тот сам к нему пришёл.
– Да.
– А я тебя не узнал. Думал, нищий какой-то.
– Богатым будешь, – ухмыльнулся Карапузик, переходя на «ты».
– Ну, что же ты, лейтенант? – несколько суетливо произнёс Звягинцев. –
Проходи, раз пришёл. Он нервничал несколько больше того, чем требовала обстановка. Один раз даже непроизвольно дёрнулся, собираясь то ли позво-нить, чтобы вызвать подмогу, то ли схватить лейтенанта. Лейтенант прошёл в прихожую и вдруг увидел... до боли знакомые развесистые оленьи рога, висящие на стене. Это были рога дедушки Айвара из квартиры Веры Исто-миной. Лицо у него вдруг дрогнуло. Он сразу всё понял.
– Так это, значит, ты... хотел убить Веру Истомину, майор?! Это ты ей... шандарахнул по голове!.. Сволочь! – в волнении крикнул лейтенант.
– Что-о?! Я не позволю! Какое ты имеешь право меня обвинять в чём-то?! – побагровел Звягинцев. – Молокосос!
– Ведь ты же её убил! О! Ты действовал наверняка! А ожила она только благодаря инопланетянам. Это они её оживили! Я это уже понял. Зачем ты её убил? Убийца!
– Сумасшедший! Звягинцев вдруг выхватил пистолет. Этого лейтенант не предусмотрел. Защищаясь от майора, Карапузик успел бросить в него стул,
и, выскочив из квартиры, бросился вниз по лестнице. Но Звягинцев уже
бросился за ним и стал стрелять в спину убегающему лейтенанту. Однако спешка и волнение помешали ему, и не позволяли быть ему точным. Он всё время мазал. Но он был преисполнен решимости довести дело до конца.
«Сейчас я его подстрелю, как зайца!» – со злорадством думал Звягинцев. «Сейчас, сейчас! И потом скажу, что убил его при попытке к бегству! И за это мне ничего не будет! Я ведь ликвидирую особо опасного преступника!..»
Но на пути его неожиданно встал, выросший, словно из-под земли, Адиги-зар. Он пришёл вместе с Карапузиком, но остался в коридоре, ожидая его внизу. И вот он преградив путь майору, загородил ему дорогу.
– А вот и ты мне, майор, попался. Как говорится, на ловца и зверь бежит. Рожками, значит, увлекаетесь? Для коллекции собираете? Он говорил каки-
-100-
ми-то загадками.
– Вы кто? – спросил в недоумении Звягинцев. – Что вам надо? Уйдите с дороги.
– Я – друг лейтенанта. Он мне вкратце всё рассказал. Так, что я в курсе.
Можете не стесняться меня. Я всё знаю. И то, что это именно вы убили Веру
Истомину!.. А надо мне, чтобы вы раскаялись в содеянном. Когда же у вас, майор, заговорит совесть?
– Сейчас... Сейчас она заговорит! Звягинцев, долго не думая, нажал на ку-рок и выстрелил в Адигизара. Но тот включил мощное защитное магнитное поле. И пуля, вдруг изменив траекторию, попала в чью-то железную дверь и, отскочив, угодила Звягинцеву прямо под сердце.
– Я умираю!.. – потрясённо воскликнул Звягинцев, хватаясь за сердце, и затем, с трудом подняв руку, протянул окровавленную ладонь Адигизару, чтобы тот убедился, что он не врёт и что у него действительно пробито сердце. – Пожалейте меня. Будьте человеком! «Скорую помощь» вызовите. Спасите меня!
– Хорошо, – Адигизар погладил его голову. – Расскажите чистосердечно всё, как было. Я, думаю, врать вам перед смертью уже ни к чему. И он дал
ему таблетку, чтобы тот стал хорошим и излил свою душу. – Это поможет вам. Облегчите свою вину. Немного вы протяните. Адигизар с трудом дота-щил смертельно раненного майора до его прихожей, где висели украденные рога. Он поставил его у стенки, как раз под этим рогами. Но тот медленно сполз на пол. Кое-как усевшись прямо на полу и прислонившись к стене спиной, Звягинцев начал рассказывать:
– Хотите, чтобы я чистосердечно всё рассказал про все свои злодеяния, про всё, что натворил? Извольте, я расскажу. Только сразу замечу вам, что
чистосердечно не получится. Потому что я негодяй, мерзавец! Да, да!.. И всё подстроил. Я встретил на лестнице этого молокососа, ну, этого... сержанта Баранова и, воспользовавшись своим служебным положением, расспросил его поподробнее об Истоминой, велел ему доложить всё в деталях. Вот он мне про золото и рассказал, которое эта дурочка Истомина прятала под ван-ной. У неё там не только всяких разных золотых цацек оказалось, которые
ей от бабушки достались. У неё там, в тайнике, ещё были и деньги. В общем,
неплохо она жила. Я имею в виду в материальном плане жила она весьма и весьма недурственно... Грех их было не взять. Я и взял... А потом, проявив, якобы, отеческую заботу об этом сержанте, я предложил ему выпить чашку горячего чая:
– Я вижу, вы продрогли на службе, сержант. Выпейте вот горячего чая. Я думаю, чай вам сейчас весьма кстати будет.
– Спасибо, товарищ майор! – обрадовался Баранов, рассыпаясь в благо-дарностях. – Вы мне как отец! Да я... да я за вас горло перегрызу!.. Только
-101-
скажите кому! Спасибо, батя, за чай!» – жадно глотая чай, пил, Баранов и на глазах его выступили слёзы. Это были слёзы благодарности. У меня даже сердце защемило. Такой молодой, а ведь помрёт минут через пять или через шесть. А Баранов пил чай и ни о чём не подозревал. Он был такой сияющий, радуясь этому чаю. В нём было столько жизни. В этом Баранове. Столько в нём было доверчивости и этого... как его... простодушия. Чему так радовался этот толстомордый, этот краснощёкий парень? Я не представляю... Что-то я расчувствовался...– пробормотал Звягинцев, хлюпая носом и вытирая рукой, появившуюся на глазах, слезу. – Становлюсь сентиментальным. Жалко мне его. Жалко паренька этого!
– Продолжайте, – сказал Адигизар. – Не отвлекайтесь.
– Но я успел уже положить ему в чай таблетку яда. Хорошего яда, между прочим, – признался Звягинцев. – И главное, неуловимого. У нас проходил в деле один южноамериканец. У него изъяли эти таблетки... Но я, на всякий случай, оставил себе несколько штук и припрятал их... И вот они, наконец, мне пригодились. И что интересно, ни одна экспертиза не может установить присутствие этого сильнодействующего яда разновидности кураре в крови. Баранов, почувствовав себя плохо, почуял недоброе и спросил меня: – Этот чай... Он!.. Что вы туда подмешали? Я умираю... Зачем вы меня отравили, Сергей Сергеевич? А ещё в отцы мне метили!
– Затем, чтобы ты не задавал глупых вопросов. Я всегда считал, Баранов, что ты нуждаешься в кладбищенском покое. Так что утри свои сопли! Как ты мне надоел!.. Хватит болтать! Что-то ты больно разговорился. Пора тебе, Мишенька, к дубу прислониться... Вот собственно и всё, – закончил Звягин- цев рассказывать о Баранове. И затем продолжал. – Чтоб обезопасить себя от лишних подозрений, я убрал его. А затем пошёл на дом к Истоминой и убил её, ударив по голове куском трубы. Все драгоценности я забрал из её тайника. А всю вину решил свалить на лейтенанта Карапузика... И вот, что ещё. Самое неожиданное в этой истории это то, как Истомина воскресла из мёртвых. Это для меня до сих пор является самой большой загадкой. Ведь я бил наверняка. Я же видел, что она мертва. Но она каким-то чудом ожила. На моей совести хоть нет убийства. Только деньги и эти её... драгоценности.
– Неужели тебе не стали поперёк горла эти ворованные деньги? – от его признания содрогнулся Адигизар. И тут неожиданно рога, сорвавшись со стены, упали вниз. Они рухнули прямо на голову Звягинцева, окончательно догробив его.
– Нет. Не стали, – блаженно улыбаясь, ответил Звягицев.
– Как же так? – укоризненно произнёс Адигизар. – Ведь через пять минут с богом будешь разговаривать.
– Не знаю. Но меня это не трогает. Аминь!
Звягинцев вдруг закрыл глаза. Голова его свесилась на бок. Он так и умер
-102-
с блаженной улыбкой.
К ним подошёл лейтенант Карапузик и, взглянув на Звягинцева, сделал заключение: – Конец нашему майору пришёл.
– Господи! Да упокой его душу! – сказал Адигизар.
Глава двенадцатая.
Святыня, или чертовщина продолжается.

После того, как вся эта история майора Звягинцева выплыла наружу, и стало ясно, что во всём был виноват этот самый майор Звягинцев, лейтенант Карапузик был полностью реабилитирован перед коллегами. Теперь он мог навестить Верочку с чистой совестью.
И вот, купив цветов, он взял рога, которые украл у Верочки Звягинцев, и пошёл к ней на дом. Он позвонил в дверь. Ему открыла дверь сама Верочка.
– Вы? – изумлённо произнесла она. – Но как вы посмели прийти сюда?
– Посмел. Ведь я ни в чём виноват, – сказал лейтенант. – А ударил вас по голове, как установило следствие, майор Звягинцев. Это ведь он вас чуть не убил!
– Что?!
– Но вы не беспокойтесь. Он умер. Вернее, погиб. Случайно. Глупо. В него срикошетировала пуля. Его собственная. Он сам стрелял… в одного мо-его хорошего товарища. А пуля...шпок, шпок, шпок об потолок и ему в лоб.
Нет, вру. Прямо в сердце. Вот такие дела. Как говорится, не рой яму другому
и... мы потом нашли в его квартире ваши драгоценности и деньги. Но сейчас мы не можем их вернуть. Они фигурируют в деле. А по окончании дела вам всё возвратят... А вот оленьи рога мы можем уже прямо сейчас вернуть. Я их вам принёс. Мне разрешили их вернуть вам. Рога вашего дедушки, кстати, у Звягинцева висели в прихожей на самом виду... Это он их похитил. Но вот зачем они ему понадобились? Этого я понять не могу... А впрочем, это уже не важно. Рога вернулись на прежнее место. Вот, возьмите, Вера. Лейтенант развернул большую полиэтиленовую плёнку, в которую были завернуты рога. Они были довольно громоздкие и занимали много места.
– Но...
– Что?
– Это рога не моего дедушки. Вернее, я не знаю, чьи они, но только не рога моего дедушки. Это точно.
– Как?
– Да так. Они были другие. Совершенно другие. Они были не такие сильно развесистые. И у них была другая совсем форма.
– А вы в этом уверены?
– Ну, что я, не узнаю своих рогов, что ли? – поджала губы Вера. – Они
-103-
же у меня висели столько времени над зеркалом в прихожей! Я хорошо изучила их! До мельчайших подробностей!
– Вот это номер! А мне казалось, что это ваши рога. И чем они таким
особенным отличаются? Рога как рога, – пожал плечами лейтенант. – А чьи же они тогда?
– Вот этого я сказать не могу. Потому что не знаю. Но знаю точно, что не моего дедушки.
И тут раздался звонок в дверь. Лейтенант посмотрел в сторону входной двери
– Кто-то пришёл? Вы кого-то ждёте?
– Извините, я сейчас. Верочка побежала открыть дверь и затем, щёлкнув замком, радостно воскликнула:
– Дедушка приехал! Дедушка мой любимый! Она бросилась ему на шею и давай обнимать его на радостях.
В квартиру вошёл её дедушка в унтах и меховой шубе из песца.
– Да вот, внученька, как узнал, что с тобой беда, так всё бросил, всех своих оленей и прямиком сюда. Ну, как ты себя, внученька, чувствуешь?
– Спасибо, уже хорошо, – воркуя у него на шее, сказала Верочка. – Я теперь совершенно здорова. Ты зря так, дедуля, беспокоился. Но всё равно хорошо, что ты приехал. А то, когда бы ты ещё приехал. Я тебя так редко вижу. Они вошли в комнату, где находился лейтенант.
– Дедушка, у меня гость, – улыбнувшись, сказала она лейтенанту. – Разрешите вас представить друг другу... Это мой дедушка Айвар. А это мой знакомый... как вас зовут? – спросила у лейтенанта Верочка, которая и сама не знала, как его зовут.
– Александр.
– А это Александр. Он из милиции.
Лейтенант протянул руку дедушки и, пожав его руку, представился.
– Александр.
– Он... вот принёс мне рога. У меня пропали твои рога. Ну, те, которые ты мне подарил два года назад. Помнишь, дедушка? Ещё так смешно вышло. Забавно получилось. Ты сказал, что эти рога будут у меня вместо подковы. На счастье. Помнишь, дедуля?
– Как же, как же. Помню, внученька, – заулыбался дедушка, и, взяв рога, стал их придирчиво рассматривать и ощупывать.
– Но это не мои рога, – перестав улыбаться, заявил вдруг дедушка. Он вдруг сразу посуровел, и лицо его перестало источать доброжелательность.
– Вот и я ему говорю, что это не наши рога, – согласилась с ним Верочка.
– Это какая-то грубая подделка, чёрт возьми! А где же тогда мои рога, хотел бы я знать?! – нахмурившись, спросил дедушка Айвар. – Где же
настоящие рога? Вы должны их найти и вернуть, – заявил он категоричным
-104-
тоном лейтенанту, к которому уже не так благосклонно стал относиться, как секундой раньше.
– Мы обязательно их найдём, – пообещал лейтенант Карапузик, хотя не
совсем понял, зачем ему искать эти рога.
– Вы большие мастера только обещать, а как до дела доходит, то ничего из вас не выудишь!!! – неожиданно взорвался дедушка Айвар. – Если вы их не найдёте, я пойду к прокурору! Я вам такой устрою распиндяй!
Александр несколько растерялся от такого напора дедушки, который вдруг так резко к нему переменился. А дедушку понесло. Дедушку вдруг прорвало. Его нельзя было уже остановить. Лицо его стало злобным, нехо-рошим.
– Где рога, гадёныш, признавайся?!! А не то я из тебя душу всю выну, мент поганый!!! – совсем вдруг чего-то не к месту раскипятился дедушка. – Верните мне мои рога, мусора долбанные!! Он стал швырять кастрюли и сковородки. И эта странная внезапная вспышка гнева показалась лейтенанту какой-то уж очень противоестественной. Совсем из себя вышел этот поло-умный дедушка. И из-за чего? В сущности, из-за какой-то ерунды. Из-за каких-то рогов!
– А чего ты так, дедушка, разорался? – удивлённо спросил Какрпузик. – Столько шума из-за каких-то второсортных рогов!! Чего ты так расшумелся?
Подумаешь, рога какие-то! – он и сам был уже порядком взвинчен. – Бучу тут поднял из-за каких-то подержанных рогов! Верочка, да уймите, вы, в конце концов, вашего чокнутого дедушку! Чего он на меня-то накинулся? Я тут причём?
– Дедушка, не надо так нервничать, – стала утихомиривать не в меру разошедшегося дедушку и Верочка. – Ты и, в самом деле, чего так на гостя кричишь? Он тут причём? И зачем же ты так из-за каких-то старых оленьих рогов поднял столько шума, дедусик?!
– Никакой я тебе не дедусик! Тоже мне внученька грёбанная нашлась!.. Я не позволю!! Я не позволю себя дурить! Верните мне мои рога!!! Иначе вы все пожалеете! Я вам устрою! Это святыня!!! А вы её заныкать хотите?!! – окончательно разошёлся психованный дедушка.
– Псих ненормальный! – бросил ему в сердцах лейтенант, обняв одной рукой плачущую Верочку, которая была вся в слезах. От обиды, что её так грубо обозвали, она бросилась лейтенанту на грудь, ища у него защиту и сочувствие.
Вдруг в дверь кто-то позвонил.
– Вы ещё кого-нибудь ждёте? – раздражённо спросил лейтенант, заметно нервничая после той бучи, что устроил дедушка.
– Нет, – пожала плечами притихшая Верочка, удручённая необычным, таким вызывающим поведением своего дедули. – Никого мы не ждём. Кто
-105-
бы это мог быть? Сейчас я посмотрю. И тут, когда она открыла дверь, то с изумлением вдруг спросила у кого-то:
– Дедушка, ты, когда это успел выйти из квартиры? Я что-то не заметила.
– Здравствуй, внученька! – неожиданно поздоровался дедушка во второй
раз за день. – Как я рад тебя видеть! Дедушка был в унтах и писцовой шубе.
Когда он успел переодеться и выскочить на лестничную площадку? Вот так сюрприз он устроил! Может быть, он раскаялся и решил таким необычным образом загладить свою вину? Так сказать, начать всё заново.
– И я тебя тоже, конечно, – машинально ответила поражённая Верочка. –
Рада видеть... Только я не совсем поняла, когда ты успел одеться и выйти?!!
Но всё это было, согласитесь, как-то странно. А неуёмный дедушка стал обнимать и целовать внученьку... по второму заходу. Да ещё и так бурно радоваться при этом. А ведь минуту назад он, буквально, клокотал от гнева.
– Милая моя! Жива и здорова! Как я тебя обожаю! Как я тебя, внученька, рад всё-таки видеть! Ах, ты моя Верусик! Моя Верусик! Как ты похорошела!
Как расцвела! Невеста прямо-таки! Я рад так тебя видеть!
– И я тебя... рада видеть, дедусик... Ой, дедушка! – поражённая его новой непонятной выходкой, произнесла в растерянности вдруг Верочка. Дедушка, видать, был горазд на такого рода сюрпризы. Ну, и шуточки же были у него! Такое отмочить!
– Ну, хватит!.. Дедусики! Верусики!.. Хватит тут сопли разводить! – из комнаты вдруг вышел... ещё один дедушка Айвар, совершенно взбешённый.
– Лучше признавайся, тварь, куда дел мои рога?!! После чего он вцепился во второго дедушку и стал яростно трясти его за грудки. Тот от неожиданно- сти только охал и бессвязно бормотал. – Ты кто такой? Чего тебе надо от меня?
– Рога, рога мне от тебя надо! Где рога?
– Какие рога? Я ничего не пойму!
Увидев двух дерущихся дедушек, в дверях застыла потрясённая Верочка.
– Я подозревал, что с этим полоумным дедушкой не всё в порядке! Ну, и дедушка! Ряженым оказался этот дедушка, – пробормотал, поражённый увиденным, лейтенант.
– Этим рогам цены нет! Гад, куда ты их дел?! – продолжал бушевать, разъярившись, первый дедушка. – Ты знаешь, прохиндей, какую цену мне за них заплатишь? Говори, а то рога поотшибаю! Признавайся, где мои рога?
– Очнись! Второй дедушка дал пощёчину первому, чтобы привести его в чувство. – Не брал я твоих рогов!
– Это только удвоило цену. Может, вы желаете утроить? И этот дедушка, уже не владея собой, повалил второго дедушку на пол и стал его лупить. Но тот оказался не робкого десятка и одной рукой уцепился за щёку первого. А другой рукой сжал ему горло. И тут внезапно первый «фальшивый»дедушка,
-106-
которому стало явно не хватать воздуха для дыхания, стал сначала зелёным, а потом красным-красным, как хамелеон, быстро поменяв цвет. А затем на нём стала трескаться и лопаться кожа. И оттуда вылез, словно змея из чешуи ...красномордый бугай. Но он не успел ничего предпринять, как в комнату вломились другие краснолицые крепкие ребята. Человек пять или шесть ещё таких же здоровенных молодцов. Они заполнили всю квартиру. И рухнув на колени, стали яростно молиться, воздев руки к потолку и поглядывая со слепым обожанием на рога. – Дринкусики! Мандрусики! Нашлись родимые!
– Стойте! – крикнул им первый бугай. А это был Громила. – Вы не на те рога молитесь. Эти не те рога! Но тут вошёл ещё один. Это был Сигирубик.
– Вы не нашли их, шеф. А я сделал это! Я нашёл их! Он вынул рога из большого мешка. И затем, нажав в них на невидимую взглядом кнопочку, что-то в них повернул. Из рогов вдруг вырвался яркий ослепительный свет.
– Вот она наша святыня! Эх, вы купоросики! Не там искали. Уметь надо!
Вы не смогли их найти, а я нашёл их! У некоего Бухнина в стайке. А надо было у людей поспрашивать, полюбопытствовать, кто воровством грешит, кто на такое способен. Вот я и узнал, что он, оказывается, большой мастер рыскать по чужим стайкам и воровать уголь. Вор, он и есть вор. Вот и рога наши он и прихватил, и спрятал у себя в стайке. А кто вас ими обеспечил? Я обеспечил! – похвастался он. – Так что мы теперь в шоколаде. Теперь мы живём. И скоро в другое измерение перейдём. Салют, мальчики!
Свет из рогов стал ещё сильнее и ярче. И вырвавшийся затем вдруг оттуда на волю, яркий ослепительный луч стал резать все окружающие предметы и мебель аккуратно напополам, а затем кромсать их на части. Настолько он был тонкий. От этого ослепительного луча казалось, не было спасения. Все присутствующие в комнате зажмурили глаза.
Все краснолицые упали ниц и стали молиться, воздавая хвалу уже этим рогам.
– Мы уходим. Покидаем вас, – сообщил Сигирубик дедушке Айвару и Верочке, которые стояли ни живы, ни мёртвы. – Мы тут, кажется, немножко у вас намусорили. Так что вы приберите после нас.
– Куда это вы уходите? – невольно вырвалось вдруг у подошедшего к нему поближе лейтенанта Карапузика, с изумлением наблюдавшего эту картину. Он спросил из чистого любопытства.
– В другое измерение. Там хорошо. Там яблоки растут.
– Как будто здесь яблок нет, – проворчал тот.– Надо только в тёплые края податься. Там этих яблок – завались! Но те его уже больше не слушали, а продолжали свой выпендрёж
– Не мешай нам, бледнолицый. Мы сейчас телепартируем. Эти рога вовсе не рога, а наше всё. Это мост в другой мир. Он такой прекрасный! И в нём так замечательно! А яблоки там арбузные! А персики ананасовые! Сливы
-107-
абрикосовые! Вкуснятина! А ты этого, бедняга, не знаешь. Темнота!
– Да это действительно, как я и думал, какое-то белое братство. Вернее, красное братство, – пробормотал Карапузик. – Что они городят?
Вдруг посреди комнаты появилась быстро вращающаяся воронка яркого ослепительного света с тёмным кругом посередине, разбрасывая шипящие искры вокруг.
– Это врата в другое измерение, – пояснил Сигирубик.
– А нам что делать? – спросил удивлённо дедушка Айвар. – Нам куда деваться? Верочка, прижавшись к нему, стояла в каком-то болезненном ступоре и дрожала от волнения.
– Эй, любезный! Нам куда податься? – заволновался дедушка Айвар. – Не подскажешь? Что делать-то нам?
– А вам ничего не надо делать. Принимайте смену, смывайте пену. Что стоите без толку? Убирайте осколки. Приводите лысину в порядок.
– А вы в этом уверены?
– Зиваня уходит, Диваня уходит! Выпускай джина! Все уходят! Уходим!
Едрёка корёка! Уходим! Они встали в этот темнеющий круг воронки света.
Инопланетяне, всё сильнее и сильнее распаляясь, бормотали, словно в сомнамбуле какие-то странные слова. Краснолицые пришли в экстаз. У них вдруг стали корёжиться лица, как у космонавтов при больших перегрузках, когда они спускаются с орбиты по крутой параболе в аварийных ситуациях, и когда перегрузки превышают норму в десять – двенадцать раз. Внезапно затем краснолицые оказались вдруг внутри каких-то прозрачных коконов, похожих на гигантские мыльные пузыри. А затем эти импровизированные пузыри стали с шумом лопаться и бесследно исчезать вместе с ними, с этими краснолицыми пришельцами.
– А ты что? Ждёшь особого приглашения? – спросил последний из них у Громилы. Это был Сигирубик – Ты что-то, Лысый, я вижу, не торопишься перебираться в гиперпространство. Или ты что-то задумал?
– А я ещё здесь побуду. У меня ещё здесь дела. Мне надо этого Адигизара обязательно найти. Громила скрыл от них, что от Адигизара ему нужно было только одно. Эликсир молодости.
– А помнишь, Лысый, какими молодыми мы были тогда, когда ты вдруг внезапно влюбился в первый раз в красотку Акрамору? – спросил неожидан-но Сигирубик ещё у Громилы напоследок. – Нам было тогда всего по сто лет. Как молоды мы были! А она тебе ещё писала письма... А они бойкие эти письма были. Очень бойкие.
– Это что? Вечер воспоминаний? А тебе не кажется, Сигирубик, что ты не совсем подходящее время для этого выбрал? А? – поморщился недовольно Громила.– Слушай, кончай этот вечер воспоминаний! Мне нужно Адигизара ловить. А тебе надо поскорее в гиперпространство уходить! Не юродствуй!
-108-
А тут появился и сам Адигизар. Лёгок на помине, оказался. Вбежав в комнату, он воскликнул, обращаясь к лейтенанту и даже не заметив понача-лу присутствие посторонних лиц
– Александр, ну, сколько тебя можно ждать? Я тебя там жду, жду, а ты чего тут застрял?
– Поверьте, Адигизар, не по своей воле я тут задержался. Тут такие дела творятся. Люди бесследно исчезают. Говорят, в другое измерение.
– Что?
– Да вот то. Сам посмотри, Адигизар.
– Адигизар, говоришь! Из комнаты вышел, ухмыляясь, Громила. – Ну, где ты там, мышонок? Я тебя давно жду. – Ну, что попался в мышеловку! От меня не уйдёшь! Я вездесущ! А почему? А потому что мне необычайно гибкий ум присущ. Я умён. Я умнее тебя. И хитрее. Обхитрил я тебя!
– Ах, это ты, Громила. Честно признаюсь, не ждал тебя увидеть здесь, друг мой, – произнёс в ответ Адигизар. – Несказанно удивлён и обрадован нашей встрече.
– Ну, вот и свиделись, родной. Ну, вот и встретились с тобой опять! –
воскликнул Громила. – Соблаговолите, мой любезный, подойти поближе. Я что-то плохо вижу. Хочу тебя я лучше разглядеть. Обнимемся с тобой. На радостях. Ну, что стоишь? Намерен ты меня обнять?
– Не расположен нынче что-то вас я обнимать.
– И как тебя прикажешь понимать?
– Ты можешь от меня отстать?
– А может, хочешь ты удрать? Не выйдет. Попался; голубок. Ты-то мне и нужен. Иди сюда, не бойся, – поманил Громила его пальцем. – Сейчас я из тебя шашлычок буду делать. Сейчас я тебя как лучок на кружочки порежу. Резить тебя будем. Резить. Он так и сказал: «резить» вместо резать.
– А ты не ошибся адресом, приятель. Адигизар, схватил на кухне банку с надписью «мука» и уже привычным способом сыпанул муку прямо в глаза Громиле с возгласом: – Да не оскудеет рука дающего! Это тебе, вездесуще-му, от меня маленький презент. Ну, как тебе мой подарочек? По вкусу?..
Хватит дискуссий! Пора удирать... Лейтенант, я вниз. Ждите меня там! И вы тоже не теряйте зря времени. А то он скоро оклемается, и тогда ждите неприятностей. Знаю я этого субчика! Я постараюсь достать машину.
Громила с белым лицом, обсыпанный мукой, с головы до ног, этого не ожидал. И ослеплённый на какое-то время, он в течение нескольких минут ничего не мог разглядеть вокруг. Воспользовавшись этим, Адигизар не стал ждать, когда Громила прочистит свои выпуклые рачьи глаза. Пришлось ему срочно улепётывать из квартиры, но одному и оставить бедную Верочку и её дедушку на попечение лейтенанта. Лейтенант не подкачал. Молодец, не рас-
терялся. Он действовал быстро и решительно. И когда выведенный на какое-
-109-
то время из строя, потерявший координацию, Громила беспомощно тыкался в углы и пытался выйти из квартиры, лейтенант ловко подставил ему ногу и
тот, споткнувшись об неё, полетел, больно ударившись лбом об стену. После чего благополучно свалился на пол. Воспользовавшись этим, лейтенант Карапузик крикнул Верочке и её дедушке:
– Ну, что же вы?! Скорее за мной! Он ещё не скоро очухается.
Взяв растерявшуюся Верочку за руку, он скомандовал дедушке:
– Дедушка, за мной! И вскоре вывел их на улицу, где их уже поджидал Адигизар. Он подкатил на машине к подъезду и открыл гостеприимно перед ними дверцу: – Скорее садитесь сюда.
– А где вы достали машину? – удивлённо спросил лейтенант.
– Да тут недалеко стояла.
– То есть, вы угнали чужую машину?
– Но она же никому не нужна. И потом, никто ей всё равно в данный момент не интересуется. А нам она необходима.
– А вы думаете, она ничья? У неё, наверняка есть хозяин.
А тут объявился и хозяин. Почему-то раздетый до пояса. С голым пузом.
В руках он держал бритвенный прибор. Выскочив из дома и крича во всю глотку, он уже возмущался:
– Эй, вы! Что вы делаете в моей машине?! Ах вы, ворюги! Милиция!!! Милиция!!! – истошно заорал он.
– Да не орите вы так. Милиция уже здесь. Вот моё удостоверение... Я – лейтенант Карапузик, – раскрыв удостоверение, показал лейтенант тому.
– А зачем вы украли мою машину, если вы милиция? – спросил его изум-лённый потерпевший. – Я ничего не понимаю!
– Мы проводим следственный эксперимент, – выкрутился лейтенант. – И для этого нужна ваша машина.
Но тут из подъезда выскочил разъярённый Громила. Его перекошенное от злобы лицо ничего хорошего им не сулило.
– А зачем же вам моя машина? Я ничего не понимаю! Какой следствен-ный эксперимент? Что вы несёте?! – продолжал возмущаться голопузый мужик. Его не так-то легко было сбить с толку.
– Вот товарищ всё вам объяснит, – сказал лейтенант, трогаясь с места. – У него всё и выясняйте. Он всё в подробностях вам объяснит.
– Отдайте мне мою машину, товарищ лейтенант, и экспериментируйте, сколько хотите, но с другими машинами! А мою колымагу оставьте в покое! – пытался ухватиться за ручку машины мужик с голым пузом.
– Сейчас не могу. Для следственного эксперимента необходима именно ваша машина. Да не переживайте вы так. Получите вашу машину позже. Не стоит беспокоиться. Да не держитесь вы за ручку! Вам же говорят русским языком! Вернут вам вашу машину в целости и сохранности! Но потом.
-110-
– А я не даю своего согласия!
– Гражданин, не хулиганьте! Имейте сознательность!
– Я хочу иметь машину!
И только когда Адигизар внезапно трансформировался, и его лицо на короткое время превратилась в морду льва, голопузый мужик отпустил ручку машины. Он перекрестился с удивлённым возгласом: – Да нет! Этого не может быть! Какой лев?! Мне показалось! Померещилось!
Машина поехала, набирая скорость, поскольку Громила был уже близко. Делая огромные прыжки, он стремительно приближался к ним. И вид у него, прямо скажем, был страшный.
– Эй, товарищ, объясните мне, что происходит? Вы в курсе? – попытался у него прояснить ситуацию мужик с голым пузом. Но Громила смёл его со своего пути и тот отлетел, как пушинка, в сторону и упал на землю. При
этом он, видимо, хорошо зашибся. Поскольку продолжал скулить и хныкать.
– Убили! Зарезали!
Машина вскоре оторвалась от Громилы. И тот остался позади их, грозя им кулаками.
– Ну, а теперь куда? – спросил Адигизар у лейтенанта.
– Ко мне. Там я оставлю на какое-то время Верочку и дедушку, – ответил ему лейтенант и затем повернулся к Верочке и спросил у неё: – Вера, вы не возражаете, если я вас отвезу к себе домой?
Верочка после всех этих потрясений, не способная даже говорить, только молча кивнула головой в знак согласия.
– Ну, вот и хорошо. Там вы будете в полной безопасности и переждёте какое-то время, пока всё утрясётся. А мы займёмся этим краснорожим типом всерьёз. Надо вызвать подмогу. Наряд милиции.
– Вы думаете, лейтенант, вам удастся скрутить его? – скептически пока-чал головой Адигизар и посмотрел на лейтенанта. – Он мало того, что очень силён физически, он ещё и может такое, что вам и не снилось. Это очень, очень опасный тип! И ради эликсира молодости он пойдёт на всё.
– Ничего. Мы тоже лыком не шиты.
Когда они подъехали к дому, где проживал лейтенант, их уже там поджи-дал... Громила. Его заметил Адигизар и то в самый последний момент. Про-сто ему показалась очень подозрительной какая-то бабушка с внуком. У бабушки были уж очень развиты бицепсы. В руке она держала зонт, хотя на небе не было ни облачка. А её внучок тоже был очень уж внушительным. Килограммов под сто. Другой же её внучок в это самое время возился в песочнице. Бабушка вдруг резко повернулась и взглянула на них. В глазах её была... неприкрытая ярость.
– Да это же... Громила! – воскликнул, узнав его Адигизар. – Со своими молодцами! Вот тебе и внучата! Сильны ребята! Что вытворяют!.. Давай
-111-
поворачивай назад! – крикнул он лейтенанту.
– Как? Да как же это может быть?! – не поверил ему лейтенант. – Он же
там остался... на улице Крупской. Пяти минут даже ещё не прошло.
– Я же говорил вам, – сказал Адигизар. – Удивительно, когда это он успел нас опередить? Так ещё так быстро?
– Да, недооценил я его, – согласился лейтенант, нажав на педаль тормоза так, что завизжали тормоза. И тут же, яростно крутя руль, он стремительно
развернул машину и поехал назад. А сзади уже бежала во всю прыть вслед за машиной «бабушка», размахивая зонтом. Сзади неё бежали «внучки». Это были Лобастик с Фарреничком. А «бабушкой», разумеется, был Громила.
– Всё отменяется. Моя квартира засвечена, – пробормотал лейтенант и с виноватым видом посмотрел на Верочку. Досталось же ей сегодня! Столько переживаний и волнений. – Но я знаю, где вам можно отсидеться.
Квартира Звягинцева опечатана. А ключи у меня. Туда они вряд ли сунутся.
Наконец, они добрались до квартиры, где раньше жил погибший май- ор Звягинцев и благополучно разместились в ней.
– Вы пока с дедушкой отдыхайте здесь, а мне надо в милицию, – сказал Верочке лейтенант. – Надо доложить обо всём. Написать рапорт.
– У меня тоже дела, – сказал Адигизар, правда, не сказав какие. Просто ему нужно было срочно разыскать «Льдинку», так приглянувшуюся ему.
– Ну, вы, Верочка, тут с дедушкой не скучайте, а я скоро вернусь, – сказал на прощание им лейтенант.
Адигизар с лейтенантом, разговаривая, подошли к магазину. Дальше их пути разошлись. Лейтенант отправился на работу доложить обо всём виден-ном своим товарищам и начальству, хотя особенно не надеялся, что ему там поверят. А Адигизар зашёл в магазин. Он надеялся её увидеть. Свою Лиду. А вдруг она случайно попадётся ему. Нужно не упускать ни одной возмож-ности.

Глава тринадцатая.
В магазине и бане.

Адигизар вошёл в магазин и стал в очередь. Впереди Адигизара, в очереди стояли маленький мальчик и маленькая девочка. И когда очередь дошла до мальчика, он заказал продавщице:
– Мне, тётя, 200 килограмм пряников и 200 грамм картошки.
– Мальчик, у меня столько пряников и не будет, – засмеялась продавщи- ца. – А ты уверен, что тебе нужно 200 грамм картошки? Может, как раз всё наоборот?
– Ой, то есть, 200 грамм пряников и два килограмма картошки.
Мальчик, наконец, ушёл. А маленькая девочка, очень стеснительная, подала
-112-
бидон и сказала: – Мне налейте сметаны сюда, в бидончик. Мама сказала.
– И сколько тебе? Сколько тебе мама сказала сметаны купить? Девочка,
глядя на продавщицу большими синими глазами, захлопала ресницами, не
понимая, что от неё хотят, затем стала кукситься.
– Ну, хорошо налью тебе двести грамм. Скажешь маме, что здесь двести
грамм. Поняла, девочка?
Девочка, обрадовавшись, охотно замотала головой в знак согласия.
– А где же денежки? – подавая бидончик девочке, спросила продавщица у неё.
– А они там, в бидончике. На донышке остались, – глядя невинными глазёнками на продавщицу, сказала маленькая девочка.
– Ну, вот ещё! – недовольно произнесла продавщица. – Что я теперь буду делать? Горе мне с вами! – пожала она плечами. – Ох, уж эти дети! А роди-тели тоже! Посылают, сами не знают кого! Ей, наверно, и четырёх лет нет... Сколько тебе лет, девочка?
– Четыре годика.
– Иди, девочка, к маме за новыми денежками, а бидончик пока пусть здесь постоит. Поняла? Девочка вдруг снова стала кукситься и расплакалась.
– Простите, сколько вам должна, девочка? – спросил Адигизар.
– Тридцать копеек.
– Возьмите. Вот вам пять рублей...Иди, девочка, домой. Впрочем, постой. Хочешь конфет ещё?
– Хочу, – ответила девочка.
– И мне конфет, – подал вдруг голос, подойдя к ним, тот самый мальчик, который собирался купить двести килограмм пряников. Он ушёл уже, было, из магазина, но вернулся обратно, забыв свою картошку на столике для покупателей.
– А мне тоже. Я тоже хочу конфет, – попросил ещё один мальчик.
– И я хочу! – потребовал третий мальчик. – Лопать хочу конфеты!
– И я, и я... Я тоже хочу, дядя!.. Откуда ни возьмись, вокруг Адигизара образовалась небольшая толпа из детей.
– Вот вам, девушка, ещё десять рублей, – подал десятку продавщице Алигизар. Потом прибавил ещё одну. – А впрочем, возьмите ещё...Дайте мне все ваши конфеты, какие у вас есть! Он купил несколько килограмм конфет и стал раздавать их детям. Довольные мамаши стали говорить детям:
– Это добрый дядя. Он детям конфеты даёт.
Продавщица, заметив как лихо сорит деньгами, этот странный покупатель с добрым лицом, решила обмануть его и завысила цену на конфеты, чтобы нажиться. Она обсчитала его на целую десятку. Но это не укрылось от его внимания. И он так прямо и сказал этой продавщице, уличая её в воровстве:
– Мне кажется, что вы меня обсчитали. Обманули меня. Вернее не меня,
-113-
а детей. Ведь я хотел угостить их из чистого сердца. А у вас вдруг алчность
проснулась, голубушка...Придётся принять кое-какие меры. Тогда Адигизар,
вдруг подув из баллончика на неё какой-то газовой смесью, сильно изменил
ей лицо. Страшное от жадности, оно стало безобразным и морщинистым, похожим на Бабу Ягу. Хотя продавщице было лет тридцать. Не больше. А когда он сделал своё дело, то неожиданно спросил у продавщицы с самым невинным видом:
– К маскараду, дочка, готовишься?
– С чего это? Что это вы мне такое говорите? Какой маскарад? Лето на дворе, – крайне удивилась продавщица. – Причём тут маскарад?
– А что это у вас на лице? Маска? Какая нехорошая алчная маска! Вы, наверное, в Бабу Ягу нарядились?
– Какая ещё баба Яга? Выдумает тоже! Я женщина молодая и очень даже миловидная, а он про какую-то Бабу Ягу тут выдумал!
Продавщица на всякий случай взглянула на себя в зеркальце и просто ужаснулась.
– Что это с моим лицом? Боже! Какой ужас!! Где моё лицо?! Что вы с ним сделали? Почему я такая уродина?! Ужас!!
– А наживаться на детях не ужас? Верните украденные деньги, получите обратно своё лицо...А вот и Александр Семёнович! – воскликнул он, завидев
лейтенанта. – Он из милиции. Александр Семёнович, идите сюда. Александр Семёнович, будем составлять на гражданку протокол. Будем её забирать в отделение милиции, – припугнул он напуганную до смерти продавщицу. – Будем избавляться от таких нечестных продавщиц.
– Будем, – сказал лейтенант, подыгрывая Адигизару, хотя ещё не знал в чём там дело и за что надо продавщицу забирать в милицию. Он только отметил для себя, что продавщица была слишком уродлива. Но не за такую же некрасивую внешность её забирать в милицию? Видимо, что-то такое она сделала противоправное, нехорошее. Что- натворила.
На продавщицу нашёл словно ступор. Она, подвывая, смотрела на себя в зеркале. Потом она, наконец, очнулась от ступора:
– Я во всём признаюсь, товарищ... проверяющий. Вы...вы же из народного контроля?.. Признаюсь... Обсчитала вас на десять рублей... И ещё обсчитала других покупателей, а украденные деньги в картонку положила... спрятала.
– А может, мы её простим на первый раз, – смягчился Адигизар. – Да, да, я думаю, простим её. Будем из неё отличника делать... Отличника советской торговли.
– Будем, – сказал на всякий случай, подмигнув, лейтенант.
– Поняла, милая? – сказал ей Адигизар. – Будем из тебя, красавица, делать отличника торговли.
-114-
– Будем, – в страхе произнесла продавщица, стараясь не перечить ни в
чём ему. Только бы он сжалился и вернул ей её лицо.
– Как ваша фамилия?
– Лоскутова… Симочка... Сергеевна.
– Вот что, Симочка... Лоскутова... Где деньги?
– В картонке.
– Ну, и что с ними будем делать?
– На, родненький! Ага! Забери всё, – стала она Адигизару совать деньги. – Только верни мне лицо, родненький! Продавщица тут же с готовностью вернула деньги.– Я тебе ещё принесу, миленький. Сколько захочешь! Только красоту верни мне, весёленький мой. Ведь эта была шуточка! Ты пошутил?
Для женщины потерять красоту и молодость – это страшнее всего.
– Нам не надо лишнего, – гордо заявил Адигизар, отдавая ей обратно её деньги. – Просто то, что недодали детям, верните им. Конфетами.
– Да, да, конечно, – поспешно согласилась продавщица.
– Будете в следующий раз обманывать, навсегда останетесь с уродливым лицом!
– Никогда, никогда! Честное слово. Да разве я буду это делать? Ни за что! Только добрые дела! – заверила его Лоскутова. – Деточки! Это вам конфеты! От меня. Берите, берите. Родненькие мои, да хорошенькие какие! Берите!.. И ты тоже, мальчик. Не стесняйся, не стесняйся, бери. Ну, подставляй скорей свои карманы! Я тебе насыплю. Ты же двести килограммов пряников хотел съесть. Я тебя ещё пряничков дам!.. Она стала угощать всех детей подряд:
– Ешьте, родненькие. Какие вы замечательные! Какие ладненькие!.. Я всё правильно сделала ...товарищ... как вас... не знаю, зовут?
– Хорошо. Надеюсь, урок пошёл вам на пользу, Симочка...– согласился с ней Адигизар и, достав баллончик, побрызгал чем-то на её лицо.– Вот так-то будет лучше. Но в последний раз... вас прощаю. Я вас предупредил. Вот. Дважды повторять не буду... Получите вашу красоту обратно.
Через секунду продавщица, взглянув на себя в зеркальце, просияла. – Я снова красивая! Я снова молодая! Это чудо какое-то!.. А-тя-тя!
– Товарищ Лоскутова, я разделяю, конечно, вашу радость... Но не могли бы вы мне взвесить колбаски грамм триста-четыреста? – вежливо попросил продавщицу лейтенант. – Я ведь зашёл сюда купить чего-нибудь, поесть... И вон той селёдочки мне тоже взвесьте. Штучки две... Нет, лучше три.
– Ой, конечно, товарищ лейтенант. Я вам и так всё сделаю бесплатно.
– А вот этого не надо. Сколько я вам должен?
Когда Адигизар вместе с лейтенантом вышли из магазина, Адигизар всё же полюбопытствовал у того: – Александр, а что это значит «а-тя-тя!», а? В русском словаре этого слова нет. Есть похожее выражение «о, ля, ля!». Но оно означает что-то вроде удивления. А что же такое «а-тя-тя?».
-115-
– О! Это высшее проявление радости, – подтрунивая над ним, улыбнулся лейтенант, который и сам впервые услышал это «а-тя-тя!». Через секунду они снова с ним разошлись в разные стороны.
– Ну, я скорей к Верочке побегу, узнать, что и как, – сказал Карапузик. Он заспешил к своей возлюбленной. Да, он был в неё влюблён и уже не скрывал этого.
– А я ещё побуду здесь, – сказал Адигизар.– Куплю вам ещё чего-нибудь
поесть. А потом ещё на рынок зайду.
Но когда он вышел из магазина, к нему пристал какой-то вшивый дедок.
Он держал в руках бутылку и пытался её откупорить зубами.
– Эй, постой, милок! Что скажу, – остановил он Адигизара. – У тебя есть чем откупорить бутылку?
– Нет.
– Да ты не бзди. Я тебе налью. «Портянки» не хочешь? «Три семёрки»?
– Мне не надо.
– Брезгуешь?
– Я этой гадостью не интересуюсь.
– Ты что с луны свалился?
– Значительно дальше. А эту гадость я бы вам посоветовал вылить.
– Что?! Да я тебя сейчас за «портянку» знаешь, что сделаю!..
Спасаясь от противного назойливого старикашки, насквозь пропитанного алкоголем, от которого за километр несло сивушным перегаром, луком и ещё чем-то отвратительным, как обычно воняет от человека долгое время не мывшегося, Адигизар заскочил в баню. Это было неказистое одноэтажное здание барачного типа, перед входом в которое висела скромная вывеска с надписью «Баня».
В помещении, несмотря на день, стоял полумрак. Свет с трудом пробивал себе дорогу через маленькие замызганные окна. Возле одного из окон стоял какой-то мужик, хлипкий на вид, немолодой, но и не старый ещё, с красным носом и со здоровущими залысинами на голове. Мужичонка, похоже, вроде бы, чем-то закусывал, пристроившись на подоконнике, Он вдруг поманил пальцем Адигизара к себе и сказал: – Ну, что, брат, помыться пришёл? Я тоже. Меня Гришей зовут. А тебя как?
– Меня... Гоша, – чтобы не вызвать у этого красноносого Гриши каких-либо излишних вопросов, Адигизар назвал ему имя, наиболее близкое по звучанию к его настоящему имени
– Во как. Я – Гриша. А ты – Гоша. Так мы же почти что тёзки!.. А у меня сегодня день рождения. Сорок пять стукнуло. За это надо выпить, Гоша. Согласись, Гоша. Ты как думаешь? Как-никак сорок пять мне уже стукнуло. Согласись, Гоша, сорок пять не каждый день бывает... У меня есть пивасик. Хороший пивасик! Жигулёвское... Вот тут у меня, Гоша, в авоське имеется
-116-
трёхлитровая банка. Ты давай прямо из банки. Отметить же надо! Мужик попытался сунуть банку к губам Адигизара, но тот постарался отодвинуть вежливо банку руками от себя.
– Ну, ты чего? Пей, земляк. Давай, давай! Пивасик выпивасик! Выпей, говорю. А то я ведь и обидюсь!.. Или ты брезгуешь, Гоша?
– Я не пью...
– А что тут пить? Он щёлкнул пальцем по трёхлитровой банке. И затем
опять попытался сунуть банку к губам Адигизара, но заметив, что тот и на этот раз отстранился, воскликнул с обидой. – Копёшкина хочешь обидеть?!
– Не хочу.
– Ну, тогда давай прямо из банки врежь, Гоша! Ты меня уважаешь, Гоша? Адигизар, чтобы не обидеть Копёшкина отхлебнул из банки, взяв её руками.
– А теперь, давай запей минеральной водичкой, – подмигнул Гриша и дал ему выпить из пол-литровой банки, предварительно сняв крышку с неё.
Адигизар выпил, думая, что это и, в самом деле, минералка. И вдруг он почувствовал, что у него во рту, словно огонь, всё горит. Извиваясь ужом на месте, он завертелся, как волчок. Дыхание у него перехватило. А мужик этот ещё и рассмеялся с довольным видом.
– Ха-ха! Ну, как минералочка? Моя фирменная! Что, Гоша, внутри горит? На вот, возьми. Это тебе, Гоша. На вот, закуси, – Гриша заботливо сунул огурец ему прямо в рот. – Ну, что, брат, спиртику, жахнул! Ха-ха! Молодец! Вон, как тебя пробрало!.. А ты что это?.. Не пьющий, что ли? – удивлённо спросил он.
– Да.
– Да иди ты в баню! – не поверил Копёшкин. – Хотя... Постой! Ха-ха! Ты ведь и так уже в бане! Вот смеху-то! Ха-ха! А может, ещё? Может, ещё будешь? Спиртяги хлебнёшь ещё, а? За мой день рождения?
– Нет, спасибо. Больше не могу.
– А то я обидюсь.
– Надо говорить: обижусь.
– Ты меня ещё учить будешь! Ладно, раз в баню пришёл, иди, становись в очередь. Я может, тоже пришёл помыться. Занимай и для меня очередь. Я потом подойду. Ко мне ещё товарищ должен один подойти.
Несколько человек стояло в очередь к окошечку кассы. Адигизар, подумав,
тоже встал в очередь за толстым рыхлым человеком с нездоровым цветом лица. На секунду Адигизар покинул очередь, чтобы посмотреть на кассиршу и оценить её красоту. «Лицо – так себе. Таких много», – подумал он и верну-лся обратно, встав в очередь за страдающим одышкой, с одутловатым лицом толстяком. На него как раз падал свет, с трудом пробивающийся из окна. И Адигизар смог его подробно разглядеть. Тот, держа в руке потрёпанный
коричневый портфель, с торчащим из него веником, всё время отдувался,
-117-
всякий раз собирая губы трубочкой и гримасничая. Всё его раздражало. Особенно ему был не мил, стоящий перед ним мальчишка со стриженой головой, лет десяти, который всё время вертелся, словно у него был гвоздь в известном месте, доставляя толстяку неимоверные страдания. Он так ему
досаждал этим, что толстяк стал выходить из себя. Наконец, не в силах больше сдерживаться, он вдруг взял и щёлкнул мальчишку по затылку, вложив в удар всё накопившееся в нём неудовольствие и раздражение, и
проговорил: – А ну, не вертись, пацан! Не вертись, я сказал!
Паренёк моментально повернулся к нему и, надув губы, обиженно произ-нёс: – За что?!! Что я вам сделал, дяденька?!
– Ты можешь не вертеться под ногами?! Заколебал уже!
Пацан, потирая ушибленное место, и, не понимая за что это его наградили увесистым щелбаном, ещё больше надулся от обиды. И, хотя присмирел, но затаил на толстяка злобу. – За что, дяденька? – повторил он и захныкал.
– Не имеете права!
– А не будешь егозиться! Ты можешь стоять спокойно?! Не канючь!.. Я сказал, не хнычь!
Адигизар, заметив, что люди дают кассирше всё время какую-то мелочь, когда очередь дошла до него, то он, долго не думая, выложил в окошечко на блюдечко перед кассиршей горсть монет, сначала из одного кармана, потом из другого. Подумав, он добавил туда несколько смятых рублёвых бумажек. Не привык он ещё к этим земным деньгам. И к тому же он не имел ни малейшего представления, сколько может стоить билет в баню.
– Вы что? На целую футбольную команду набираете? – фыркнула кассир- ша. Во рту у неё была карамелька. По лицу её было видно, что ей хорошо от того, что за щекой карамелька. Посасывая её, кассирша даже приподнялась с места, чтобы получше рассмотреть, кто стоит за Адигизаром. Но там больше никого не было. Тут Адигизар обратил внимание, что у неё ноги очень даже ничего и что у неё красивые коленки. Правда, лицо так себе. Особенно после Льдинки. На табличке, в окошечке, кстати, была написана её фамилия и имя: «Вас обслуживает кассир Людмила Владимировна Егозикова.
«А ноги у неё ничего, стройненькие», – подумал Адигизар. «Люблю такие. Да и фигурка ничего. А сама чуточку пухленькая, сдобненькая. Хи-хи. В моём вкусе».
Удивлённая кассирша, усаживаясь обратно на свое место, машинально вдруг развернула очередную конфету и сунула её в рот, положив фантик на стол.
Но тут Адигизар, потоптавшись на месте, словно конь, схватил вдруг её эту самую конфетную обёртку вместо билета, подумав, что это и есть билет, и пошёл прочь, оставив лежать настоящий билет нетронутым на месте.
«Чокнутый, что ли?» – вытаращила глаза кассирша и неуверенно сказала тихо сама себе, ошарашенная столь странным необычным поведением дан-
-118-
ного клиента, пожимая плечами. – «И бывают же такие!»
– Эй, гражданин! Гражданин!.. А билет?! – крикнула она ему вслед. – Вы забыли билет! Вернитесь! Гражданин! Но Адигизар, то ли не расслышал, то ли посчитал, что это к нему не относится, шёл, не оборачиваясь. А заметив при входе опять старого знакомого – вонючего, вшивого старика, разыски-вающего его везде по всему базару, – метнулся от него к двери, ведущей в банное помещение, но едва он только протянул руку, как дверь отворилась,
и из помещения вышла полная баба, красная после бани.
– Ты куда это, бесстыдник, собрался? – остановила она его. Адигизар, посчитав её, видимо, за контролёра, сунул ей фантик под нос и попытался прошмыгнуть мимо неё. Но не тут-то было. Она схватила его за шиворот.
– Ты куда?! Алкаш проклятый! Не видишь, что ли?! Это же женское отде-ление! – гневно произнесла она. – Ну, паразит!! С утра зальют свои зенки и не видят ничего! Куда прёшь?! Тут тебе нечего делать! Да. Не так-то просто
было ему отделаться от этой бойкой бабы.
– Нет, мне сюда надо! – гнул своё, не соглашаясь с ней, Адингизар. И упрямо пытаясь проникнуть в женское отделение, он всё время рвался-таки в женское отделение. Но справиться с этой женщиной ему не удалось. Она победила. Упирающегося Адигизара она подтолкнула за шиворот в другую дверь. То есть, в мужское отделение.
– Точно, чокнутый! – заключила вслух кассирша, наблюдавшая за этой сценой, когда Адигизар героически пытался проникнуть в женское отделе-
ние. Сначала фантик схватил вместо билета. Теперь вот в женское отделение
собрался. Да прямо-таки рвётся в женское отделение. Точно, ненормальный!
А контролёрша из женского отделения доволокла его до двери мужского.
– Сюда тебе надо! А там тебе делать нечего! Там бабы моются! – сердито проговорила она и, толкнув его в другую дверь, запихнула, словно чурку, в мужское отделение. А затем, сделав дело, ударив в ладони, удалилась.
Адигизар, оказавшись в помещении за дверью и всё ещё не понимая, поче-
му его не пускают в соседнее отделение, поднялся с пола и с удивлением стал озираться по сторонам. Оказавшись вдруг в тесном и мрачноватом помещении среди голых и полуголых людей, он несколько растерялся. Его окружали странные деревянные шкафчики, налепленные друг на друга, и имеющие ячеистое строение. Ему было не понятно, для каких целей они предназначались. Адигизар в первый момент остолбенел. Воздух здесь был настолько влажен, что даже образовал лёгкий туман под обвалившимся во многих местах от сырости потолком. Вдоль стен справа и слева шли два ряда деревянных, обшарпанных шкафчиков-кабинок. Потом помещение сворачивало направо, образуя закуток. В этом закутке тоже были кабинки, ещё более обшарпанные. Широкие деревянные лавки, напоминающие пола- ти, и тянущиеся на всём протяжении кабинок, служили сидением. На них
-119-
восседали там и тут отдельные угрюмые личности, завёрнутые в простыни. Кто разговаривал, кто пил пиво. В предбанном помещении стоял гул. В предбаннике было довольно оживлённо. Здесь было немало людей. Кругом были голые и полуголые люди. Множество полураздетых мужиков. Одни из них раздевались. Другие, вернувшись из моечного помещения, наоборот, одевались. Третьи блуждали из угла в угол, как неприкаянные. Кто сидел, отдыхал возле кабинок. Кто просто бродил, покачиваясь из стороны в
сторону. Кто стоял в очередь за питьевой водой. А кто играл в карты.
Всё это было непонятно Адигизару. Сделав несколько шагов, он внезапно
остановился в растерянности и огляделся по сторонам, не зная, что ему тут собственно делать и что предпринять дальше.
Возле банщика толпился народ. Поголовно охваченные жаждой, мужики,
кто в чём. Кто в трусах, кто в майке они собрались гурьбой возле питьевого бака. Разгадка столь удивительного феномена массового водопоя была уди-
вительно банальной. Вместо кипячёной воды там, в баке, находилась сивуха. Тут постоянно раздавались крики, ругань, было очень шумно и пахло скан- далом. Мужчины, предъявляя друг другу претензии, грубо ругались между собой, выясняя, кто занимал очередь раньше.
– Что-то чайку захотелось, – сказал один из сидящих мужиков. Они реза- лись с партнёром в карты. – А ну, Витиюн, принеси чаю, будь другом.
– И мне тоже принеси. Кипяточку у Васи попроси, заварки и стаканы.
– Вася, заварки дай. И кипятку, – попросил один из клиентов.
– Рубль гони, – отозвался Вася, рассчитываясь с очередным клиентом
– Ну, и жмот ты, Вася. Кипяточку не может просто так дать. За кипяток
деньги берёшь.
– Если не нравится, то можешь убираться ко всем чертям!
Дверь в моечное помещение, снабжённая пружиной, то и дело постоянно хлопала. Люди сновали туда-сюда. Некоторые, выходя из парной, красные, распаренные – от них шёл густой пар – не удосуживались даже прикрыться чем-нибудь и тут же подходили голяком к очереди, присоединяясь к тем, кто толпился за спиртным. Здесь же находился и тот толстый, рыхлый человек, за которым в очередь в кассу стоял Адигизар. Толстяк делал руками какие-то знаки Присоскину, стараясь привлечь внимание банщика, но тому было сейчас не до него. Присоскин аж упарился, торгуя пивом, сивухой, а также
водкой для особо страждущих. Торговля спиртными напитками шла доволь- но бойко. Платили, не торгуясь. У Васи Присоскина такса была твёрдая. За стакан сивухи платили два рубля. За бутылку пива рубль сверху, за бутылку водки два рубля сверху помимо основной стоимости. «Это ещё по-божески» – уверяли некоторые. Те, кто уже отоварился, сидя возле своих шкафчиков, потягивали пиво. Пиво было тёплое и невкусное, но они не жаловались.
Будь доволен и этим!
-120-
Глава четырнадцатая.
Банщик Вася.

Банщик Василий Присоскин, или просто Вася, как все его называли, хотя на вид ему уже далеко за тридцать и очень близко к сорока, был популярной личностью в Полысаево. Он пользовался повышенным спросом у определён- ной части местного населения. Чем же так полюбился всем им этот некраси-вый нагловатый тип с рябым бабьим лицом, мутным взглядом широко рас-
ставленных глаз, смотрящих в разные стороны., маленькими щегольскими усиками и крупными залысинами, как спереди, так и сзади?
А объяснилось всё чрезвычайно просто. Вася, хотя и плохо был скроен, и всё у него было на лице наперекосяк, как никто другой умел организовать досуг масс. В смысле выпивки. Он слишком хорошо знал, что требуется такой публике после бани. Вот почему у него никогда не переводились ящики с пивом и воблой. И это при нынешнем их дефиците. В бездонных
Васиных кладовых водились и более крепкие, чем пиво напитки, которые он мог выдать в любое время суток и без всякой длиннющей очереди. Но всё это, разумеется, за плату. Вася с детских лет привык тянуть из всех, что можно. Постепенно эта привычка тянуть ото всех переросла в жизненный принцип.
– Вася, по чуть-чуть! Вася, нашу родимую организуй! – раздавались там и тут жаждущие возгласы. – Вася, по сто грамм.
И Вася, низко пригибаясь, к земле, бежал на полусогнутых, перевалива-ясь с боку на бок, словно обезьяна выполнять их просьбы. Сходство его
с обезьяной было так велико и так заметно, что его так и прозвали любовно:
«Орангутанг» ты наш.
– Вася, ты молодец! Я тебя сразу зауважал, – неслись благодарные слова в его адрес, когда он удовлетворял чьи-либо просьбы – Вася, ты молоток!
Правда, на этом все Васины плюсы кончались, а начинались здоровенные минусы. Пёкся он о своих клиентах отнюдь не бесплатно. Нет, он был далеко не альтруист. И все услуги Вася оказывал за астрономическую плату.
Его клиенты были для него источником наживы. И он, безбожно их обдирая, прислуживал им, чтобы обогатиться, а вовсе не потому, что он был такой добрый. Он пёкся в первую о себе родимом, а не о них. Драл он со своих клиентов, дай боже! И даже ни три, а все тридцать три шкуры. Это был его жизненный принцип. Хоть и наперекосяк был у Васи котелок, а в этом направлении работал хорошо.
Нет, не сразу Вася стал таким стяжателем и шкуродёром. Всё начиналось с малого. И ещё с детских лет Вася с младенческих лет привык урывать кусок пожирнее, тянуть из всех всё, что можно, чтобы набить свой малень-кий животик. Так, будучи четырёхлетним карапузом, маленький Вася бы-
-121-
стрее всех расправлялся в детском садике с обедами. И пока другие, нерасто-ропные мальчики и девочки ещё ковырялись вилками в тарелках, пытаясь справиться с непослушными котлетами, а отдельные медлительные дети ещё даже и не приступали к ним и хлебали жиденький супчик, наш проворный Василёк деловито съедал их котлеты, поедал их компоты, фрукты и другие сласти, и прочие вкусные вещи. И долго бы так Василёк терроризировал несчастных детей, оставляя их без сладкого, оставляя их голодными, съедая за них порции, пока кто-то из них не пожаловался родителям, а те в свою
очередь воспитательнице. В итоге Васю отлучили от котлет и компотов, от фруктов, сластей и прочих вкусных вещей, принадлежащих другим детям. Его стали кормить отдельно от других детей. Но если вы думаете, что Вася после этого сдался, то вы плохо знаете Васю. Вася приходил на кухню и там тайком брал себе всё, что хотел. Однако через какое-то непродолжительное время его там застукали. И в итоге он был отлучён и от кухни. Но Вася не отчаивался. Он был далёк от уныния. И когда он стал немного старше, он не
оставил своих привычек и не оставил своих замашек что-нибудь урвать у кого-нибудь.
Семилетний Васёк, будучи однажды приглашённым на день рождения своего дружочка Толика, съел варенье, припасённое на зиму, а уходя домой, прихватил все подарки Толика. И на прощание поджёг плюшевую занавеску, свалив потом на маленького братика Толика, трёхлетнего Стасика, сунув тому коробок спичек и не забыв, на всякий случай обмазать вареньем его губы и нос.
Но с годами ненасытный животик Васечки становился всё больше и боль-ше. Соответственно росли и Васины аппетиты. Маленькое увлечение посте-пенно переросло в большое серьёзное чувство. А привычка тянуть ото всех становилась жизненным принципом. Здоровенным четырнадцатилетним оболтусом, с пробивающимся пушком над верхней губой, повадился он ходить к дяде Вите. Вежливый такой. Всегда здоровался, приходя к своему дяде: – Здравствуйте, дядя Витя. А я пришёл вас с тётей Марусей навестить. Узнать, как ваше здоровье. Как вы себя чувствуете, дядя Витя? Не болеете?
Дядя Витя, глядя на него, не нарадовался на своего племянника, такого вежливого и обходительного, такого внимательного.
– Здравствуй, племянничек. Опять сегодня пришёл? Молодец! Не забы-ваешь своего дядю! Какой ты хороший! Какой ты славный! Замечательный ты у меня племяш! Но дяде Вите было каждый раз некогда засиживаться. Он приглашал Васю в комнату, а сам уходил возиться в огород с цветами, поскольку он занимался их выращиванием. Любил он цветочки. Обожал их!
– Ну, ты тут посиди пока, Вася, а я пойду, цветы пополю. От сорняков их очистить их надо.
– А может, вам помочь? Хотя... – почесав затылок, тут же открестился он
-122-
от своего предложения. – У меня уроков много. Надо заниматься идти.
– Нет, нет, спасибо, Вася, не надо. Я сам справлюсь. Да и сорняков не так уж и много, если честно. А ты лучше здесь пока чайку попей с вареньем. С малиновым, твоим любимым. Отдохни немного. А потом и за уроки сядешь.
Он думал, что у него растёт чуткий внимательный племяш. Эта идиллия продолжалась до тех пор, пока однажды дядя не застукал своего любимого племянничка, шарившегося в его карманах. С некоторых пор дядя Витя и
тётя Маруся стали замечать, что у них стали пропадать деньги. Сначала они
никак не могли понять, в чём тут дело. Они уж никак не могли подумать на своего такого участливого, такого отзывчивого чудо-племянника.
Но однажды дядя Витя вернулся зачем-то в дом. Что-то ему срочно вдруг понадобилось, кажется, секатор на веранде. Заглянув мимоходом в комнату из любопытства, чтобы глянуть, чем там занимается его любимый племян-ничек, он увидел странную картину. Он увидел, как его обожаемый племян-ничек рылся беззастенчиво в чужой сумке. Вася был так увлечён этим за-
нятиием, что даже не слышал шагов дяди.
– Вася, – с недоумением спросил его озадаченный дядя Витя. – Что ты делаешь в тётиной сумке? И почему открыт мой стол?
Вася, застигнутый на месте преступления, испуганно вдруг вскрикнул от неожиданности и растерянно пробормотал:
– Я... я… ничего. Я забыл...
– Что ты забыл в чужой сумке и чужом столе? Говори, негодник! И тут дядю Витю ждал новый удар. Он увидел вывернутые наизнанку карманы на своих брюках. И валявшуюся на полу мелочь.
– Это, что ты делаешь, стервец?! – воскликнул гневно дядя Витя. – По карманам шаришься?! А! Так вот ты сюда, оказывается, зачем ходишь! А я думаю, чего это он к нам зачастил?.. «Как здоровье? Как животик?»... Чтоб ноги твоей больше у меня не было! Племяш чёртов! «Дядя Витя!», «Дядя Витя!»...А сам по карманам шарит! Мелочь тырит себе на удовольствия! Да как ты смел? У родного дяди? Да как ты смел со мной так поступить? Поп-росил бы, я бы тебе сам дал, а так без проса, как какой-то воришка!..
– Дядя, Витя! Дядя Витя!
– Чего тебе ещё?
– Дайте денег. Рублей десять... двадцать.
– Что?!! А ну, пошёл вон отсюда!
– Но вы же сами сказали, что если бы я у вас попросил, вы бы мне сами дали.
– Вон!!! – затопал ногами дядя Витя.
Вася потом слышал, как его дядя Виктор Лукич жаловался своей сестре Марусе, матери Васи, когда речь зашла о нём: – И вот, что меня огорчает, Маня, в твоём Васе. Растёт он нечестным человеком. И страшно то, что он
-123-
таким и будет. Да он нисколько и не раскаивается, в том, что совершил. Вме-сто того, чтобы просить у меня прощения, он просит... денег. Да так нагло.
Шли годы. И вот Вася стал взрослым. Время неумолимо накладывало свой нехороший отпечаток на Васин облик, отнюдь его не украшая. Куда делся тот кудрявый мальчик с миловидным личиком? К тридцати годам наш Вася обзавёлся животиком. А на голове у него появилась лысина. Его теперешние
жиденькие волосёнки, старательно зачёсанные на макушке, увы, уже не
справлялись с возложенной на них задачей и не могли скрывать от любопыт-
ного взгляда откровенно сверкающую лысину. Лишь по бокам у висков кое-где сохранились и крепились изо всех сил тёмные островки, но им в ближай-шем будущем грозила та же незавидная участь. Теперь уже его самого назы-вали дядей Васей. Он устроился работать банщиком в баню.
Вася с энтузиазмом взялся за новую работу. Первым делом он приволок под покровом ночной темноты парочку шаек. Назавтра он повторил свой маневр. С той только разницей, что сделал это среди бела дня и приволок
уже четыре шайки. Дальше, больше. Вася наглел с каждым днем, и каждый день увеличивал количество принесённых им шаек в дом в геометрической прогрессии. И продолжалось бы это неизвестно, сколько долго, но вскоре, после очередной такой порции новых шаек, жена его Нюра решительно воспротивилась:
– Весь дом завалил дрянью! Скоро пройти негде будет! Другие продукты тащат, а этот тазы! Лучше где-нибудь на стройке работал бы. Больше было бы толку. Всё! Больше не позволю дом захламлять! Если нечего красть, шёл бы на другую работу, а дом загаживать больше не позволю! Не дам!
Вася сразу поскучнел. Вася загрустил. Его кипучей натуре надо было раз-вернуться. Он и сам понимал, что с тазами он далеко не уйдёт. И вот когда Вася твёрдо решил уйти из бани в его судьбе произошёл крутой поворот. Он встретился с кладовщиком Толиком Галушкиным, его давнишним прияте-лем. Галушкин, распив с Васей принесённую с собой бутылку за встречу, сразу ему заявил:
– Да у тебя же не работа, а золотое дно. Эту баню можно превратить в золотую жилу. Будем разрабатывать её вместе. Будем разрабатывать этот пласт. Твои унитазы… хе-хе! Пардон. Твои тазы и мои бутылки, – икнул Галушкин. – Я буду поставлять тебе бутылки, а ты будешь их продавать. Народ любит пиво после бани. И водочку, кстати, тоже. Понял, нет? Надо знать вкусы трудящихся... масс. Понял, нет?
– Да! – изумился Вася. – Ну, у тебя и голова! Светлая, как... как…– глядя на приятеля восхищёнными, широко расставленными глазами, Вася так и не подобрал нужного слова, чтобы сравнить голову друга с чем-либо светлым. – Толя ты молодец! Как это я сам до этого не допёр? Он скрепили новоиспечённый пакт лобызанием. А Вася ещё и поцеловал на радостях бу-
-124-
тылку. И с того дня Вася вместе с другом стали добросовестно разрабаты-вать этот пласт. А так бы Вася продолжал бы эту унизительную возню с та-зами. Так бы он и не сумел здесь развернуться. Пока его не надоумил этот Галушкин. Несмотря на то, что у Галушкина, как считал Вася, была светлая голова, тот был довольно тёмной личностью с далеко не идеальным прош-лым. Он отсидел четыре года в тюрьме за растрату и только что вышел. Так что кладовщиком он был бывшим. И на работу его кладовщиком не брали из-за тёмного прошлого. Но он сумел устроиться грузчиком на торгово-заку-
почную базу. И числился им только формально. А сам проворачивал тёмные делишки с бригадиром Сенькиным.
С того дня дела у них с Васей в бане пошли в гору. Вася сиял. Начальство было им довольно. Баня регулярно выполняла и даже перевыполняла финан-совый план. Народ валом валил к ним. Но будь начальство в лице директора Филькина повнимательней, оно могло бы заметить, что некоторые люди здесь примелькались и зачастили в баню чуть ли не каждый день. Складыва-
лось впечатление, что эти люди настолько горели желанием быть чистым , что приходили сюда чуть ли не каждый день, чтобы помыться.
Но Вася умел выкручиваться из любой ситуации. На хорошем счету был Вася и у начальства. Вскоре после его прихода банно-прачечный комбинат, как громко именовалось неказистое старой постройки здание, стал регу-лярно перевыполнять финансовый план. На участившиеся отдельные жало-бы плохого обслуживания отдельных граждан начальство в лице директора Филькина закрывало глаза и никак не реагировало.
Главное, считал Филькин, что его предприятие из отстающих, вечно пле-тущемся в хвосте среди других бань перешло вдруг, как по мановению вол-шебной палочки в перспективные! Хотя ничего ровным счётом не произош-ло ни с помещением, ни с устаревшим оборудованием.
Вася поглядывал своими широко расставленными глазами вокруг. Один глаз смотрел на коньяк «Кавказ», а другой всё это время посматривал в окно,
зорко наблюдая за стоящей за окном во дворе чернокожей красавицей «Вол-гой». Вася любил с шиком подкатывать на чёрной «Волге» на работу на зависть директору Филькину. И каждый раз, встречая погрустневшего дире- ктора Филькина у порога, он довольно хмыкал. Филькин завидовал ему по-чёрному. Но терпел Васю. Иначе бы баня без него совсем бы захирела. И на очередном производственном совещании он хвалил Василия за проявлен- ную инициативу, за «горение» на работе, за деловую хватку.
– Да, – гордо заявлял на собраниях Филькин. – Саун у нас нет. И не скоро будут. Но благодаря нашему новому предприимчивому инициативно- му работнику, хорошо поставившему дело, мы стали одним из лучших пред-приятий города. И завоевали-таки переходящий вымпел бригады коммунис-
тического труда! Его новаторские методы работы сделали своё дело. Теперь
-125-
наша баня не убыточна, а рентабельна. И всё это благодаря товарищу Присо- скину. Похлопаем, товарищи!..

Итак... Его уже давно теребил кто-то за рукав:
– Дядя Вася! Дядя Вася!
Вася лениво взглянул на свежеиспечённого «племянника». У «племянни-ка» оказалась огромный живот и до боли знакомая лысина, просвечивающая сквозь редкие волосики. И к тому же «племянник» оказался намного старше
дяди. Лет на двадцать. Он держал в одной руке большой министерский портфель, а другой протягивал билет. Вероятно, на массаж. Вася, мельком взглянув на билет и не глядя на клиента, нетерпеливо сказал:
– Что ты мне суёшь?
– Как что? Билет.
– Да на тебя надо два билета. Вон в тебе сколько жиру! Ну, и жирдяй ты!
– Ах, это... Вася! Какие проблемы? Я доплачу! И толстяк, порывшись в
карманах, извлёк на белый свет пятёрку и, затем настороженно озираясь по сторонам, как это делают взяточники, когда дают взятку, он зыркнул ещё разок по сторонам и неуклюже сунул в карман засаленного Васиного халата, или, вернее, то, что раньше называлось белым халатом, синюю бумажку
– Теперь в расчёте? Пятерика хватит?
– Без проблем, – хмыкнул Вася и мигом преобразившись, произнёс: – Ну, разоблачайся, профессор.
– Вот, что ещё... – невнятно забормотал толстяк. – Я бы ...Мне бы это... – замялся он. – Говорят, что вы можете...
– Что ещё? – насторожился Вася.
– Говорят, у вас спиртное можно достать?
– Да мало ли что говорят, – неопределённо протянул Вася.
– Понял. Толстяк зашуршал ещё одной бумажкой и сунул Васе десятку. – Мне бы пивка и воблу. Я люблю, знаете ли, после бани... рюмочку, другую.
– Так вы ещё и водочки хотите?
– Хотим... хочем, – и стыдливо покраснев, толстяк сунул Васе ещё десят-ку. – Сделаешь, Вася?
– Ну, что ж организуем, – сразу засуетился Вася. – Проходите вот сюда за занавеску и раздевайтесь. Его неприветливость как рукой сняло. Его лицо
приняло угодливое выражение. Клиент попался щедрым. Не скупился.
– Эй, вы там, потише! – крикнул он играющим в карты. – Не курить там! Вася бросился к ним, чтобы прекратить этот непорядок. Но на своём пути наткнулся посередине предбанника на какого-то недотёпу, озирающегося по сторонам. Это был Адигизар.
– Ты что тут встал, как пень?! Проходи, давай! – недовольно сказал ему Вася. Но ему сейчас некогда было разбираться с ним, выяснять откуда и
-126-
зачем взялся этот тип. Вася прикрикнул на играющих. – Эй, вы! Не курить и не шуметь здесь!
– Ни бзди, Вася! – огрызнулся кто-то из играющих. В довольно грубой форме.
– Я что сказал! А то живо у меня вылетите из помещения! – в гневе вдруг воскликнул Вася – Я сейчас массаж буду делать человеку, а вы мне сосредо- точиться не даёте! Мешаете! Шумите тут!
– Мешаем мы ему. Сказал бы лучше, что «денежный мешок» к тебе туда
пожаловал, на массаж завалился, так ты и засуетился сразу.
– Что?!! А ну, прекращайте вашу игру, картёжники чёртовы!..Пошли! Ну, кому говорю! Пошли, давайте отсюда, я сказал! Моё терпение лопнуло!
– Ну, ладно, Вася! Ладно тебе, – сразу притихли играющие. – Ну, всё, всё. Говорим тебе: уже всё! Не шумим уже! Молчим, как рыба!
– Последний раз вас предупреждаю! Чтобы ни гу-гу!
– Ни слова больше. Ни гу-гу! Голову на отсечение даём.
Вася зашёл за занавеску и угодливо осведомился у толстяка: – Ну, вы уже готовы?
– Да, да, – последовал ответ. – Можете начинать.
– Разделись уже? – заглянув за занавеску, совсем уже другим тоном, даже где-то заискивающе спросил Вася, глядя с обожанием на своего благодетеля, раздевшегося чего-то вдруг догола.
– А трусы зачем? Трусы можно было не снимать, – сказал Вася толстяку.
Тот, льстиво заглядывая в глаза Васе, сказал: – Помассируйте мне, если мо-жно и задницу.
– Мы этого не делаем.
– Болит. Мочи нет. Так вы уважьте.
– Что там, на заднице? Чирей, что ли? Чему там болеть? – пожал плечами Вася. – Какая болячка приключилась?
– Прошу вас. Сделайте мне. Помассируйте, – толстяк полез в портфель и достал очередную пятёрку, сунув её в халат Васи.
– Сделаем. Почему же не сделать хорошему человеку! – сразу оживив- шись при виде денег, повеселел Вася. Он любил, когда ему совали деньги. И не любил скупердяев. – Сделаем, раз просите. А вы не жадный. Не люблю жмотов, если честно!
Но тут в баню вошёл милиционер. Милиционеров он тоже не любил. Вася сразу вдруг забеспокоился. Этот милиционер явно кого-то искал. Не по его ли душу? И точно.
– Банщик! – крикнул милиционер. – Где банщик? Как его там? Василий, кажется, его зовут. Милиционер огляделся вокруг. Потом прошёл и заглянул за занавеску. Увидев Васю, милиционер спросил его:
– Вы банщик?
-127-
Вася так и обмер. «Вот оно», – подумал Вася. – «Начинается!.. Не конец ли его бурной деятельности начинается?.. Не конец ли его кипучей, бурной деятельности пришёл?»»
– Нет, – соврал зачем-то Вася. – Он вышел... куда-то. Его кто-то вдруг вызвал по срочному делу, – не зная сам, что плетёт, прошептал Вася.
– Тогда кто же вы? – удивился милиционер.
– Я за него... Я только временно замещаю его. Я его помощник.
– Ну, что ж, вы мне и нужны, – обрадовался милиционер. – Пройдёмте, –
строго сказал он, как показалось бедному Васе.
– Куда? – Вася с трудом разлепил спекшиеся вдруг от страха губы. На него было страшно просто смотреть. Вася побледнел, как полотно. На его лице было написано такое явное признание вины, но милиционер, занятый чем-то другим, этого не замечал. Васю прошиб холодный пот.
– Миленький, родненький, – Вася стал гладить по плечу милиционера, мигом превратившись в какого-то слизняка.– Не надо в милицию.
Вдруг из-за занавески высунулась чья-то рука (то была рука толстяка), и раздался чей-то голос. – Вася, помассируй мне ещё зад. И толстяк протянул очередную купюру, пытаясь найти карман в Васином халате. Вася сделал
отчаянную попытку закрыть собой эту ненавистную руку, чтобы не увидел милиционер. О, как он ненавидел в эту минуту толстяка! Но рука эта упорно обшаривала Васино тело, словно рука любовника, раздевающая свою возлю-бленную. Вася ударил по этой руке, моля бога, чтобы она скрылась, но она была неумолима и нашла-таки карман в халате Васи и сунула-таки пятёрку туда на глазах милиционера. Вася с отвращением выбросил эту мерзкую купюру, но судорожно дёрнувшись при этом так неудачно, что вместе с последней купюрой толстяка выбросил и все остальные, что были в кармане халата.
– Так кто же Вася? Я что-то не пойму, – уставившись внимательно на эти купюры, спросил милиционер.
– А я тоже Вася, – нёс полную ахинею Вася. – Но я не тот Вася. Тот Вася, как я уже сказал, вышел куда-то. А меня, понимаете, тоже зовут Васей. Мы оба Васи. Такое вот совпадение. Но я не тот Вася. Тот Вася вышел куда-то. И это не мои деньги. Мне их дал на сохранение этот товарищ. Я ему массаж произвожу. А я не тот Вася, какого вы ищите. Понимаете?
– Да мне какое дело, – начал сердиться милиционер. – Мне какая разница! Пройдёмте, будете понятым.
– Понятым? И только? – не понял Вася, не веря своему счастью. – Ой, забудьте, что я вам тут говорил. Я готов с превеликой радостью. Я всё для нашей доблестной милиции готов сделать.
Когда всё утряслось, и толстяк, раздвинув занавеску, вышел из закутка и подошёл к двери, на его плечо в последний момент легла чья-то рука. Это
-128-
была рука банщика.
– Куда? – злобно сказал Вася. Лицо его так и перекосилось от злобы. – А деньги?
– Какие деньги? – удивился толстяк
– Где мои деньги?
– Я там оставил, возле бачка с водой, в вашем халате.
– Стой, не уходи. Пятясь назад спиной и не выпуская толстяка из поля зрения, – Вася никому не доверял, когда дело касалось денег – он затем по-
шарил и пересчитал деньги.
– Я могу идти?
– Иди, – разрешил Вася. Толстяк его уже не интересовал. Его интересовал новый объект, точнее, субъект, из которого можно было выжать денежки. И этот субъект уже топтался возле Васиного закутка. Увидев его Вася, стал потирать руки в предвкушении нового заработка. Всё сразу как-то встало на свои места...
Глава пятнадцатая.
Ошибка Адигизара.
1.
Адигизар вышел на середину предбанника и растерянно стал озираться по сторонам, не зная, какой ему предпринять следующий шаг. На него не обра- щали внимания. Вдруг он услышал, как сзади него раздался чей-то голос, доносящийся откуда-то из закутка.
– Эй, мужик! Ты чего стоишь? Или что потерял? А ну, давай, подгребай сюда! Тут место есть.
Адигизар обернулся на зов и увидел прямо перед собой завёрнутого в про-стыню голого мужчину лет пятидесяти с длинным мясистым носом, имею- щим на конце наросты-пупырышки.
– Я тебе, тебе, паря! Тут кабина свободная есть. Двигай сюда. Мужик был
не один. Рядом с ним сидел низенький вертлявый мужичонка со здоровой плешиной, а чуть дальше сидел тщедушный старичок, совсем старенький, седой, как лунь. По фамилии Хватаймуха.
Мужчины играли между собой в карты, и оба изрядно уже были навеселе. Возле них стояла батарея пустых бутылок из-под пива. Последнюю, уже на- чатую, мужчина с фигурным носом держал в руке наготове. Старичок тоже был поддатый. Неподалеку от них расположилась ещё компания. Там было шумно и тоже играли в карты. Увидев, что Адигизар всё ещё переминается с ноги на ногу, стоя в нерешительности на месте, носатый помахал ему рукой и снова подозвал: – Подь сюда, мужик! Да иди сюда, кому говорю! Вот тут кабина не занята. Ну, чего стоишь? Точно, говорю, свободна. И он похлопал рукой по соседнему месту. Адигизар постоял ещё несколько секунд в неко-
-129-
тором замешательстве, потом направился к месту, указанному носатым.
– Ну, ты что, как неживой, ей-богу?! – недовольно прикрикнул на него носатый, когда Адигизар подошёл поближе.
– Вы это мне? – растеряно произнёс Адигизар.
– А то кому же? Ну, паря, ты даёшь! – хмыкнул носатый мужчина и за- тем, глотнув из бутылки пива, продолжал. – Мужик, ты, что какой-то затор- моженный? А, мужик? Глисты заели?
– Заели, – с грустью согласился Адигизар и обречённо махнул рукой.
– То-то я гляжу, – с интересом взглянул на него носатый. – Я тебе кричу, кричу. А ты хоть бы что. И ухом не ведёшь. Ты что, не слышишь? У тебя со слухом плохо?
Адигизар кивнул головой в знак согласия.
– Или ты дурак? – посмеиваясь, произнёс носатый. – А может, ты дурак?
– Да, – покладистый Адигизар и с этим согласился, кивнув опять головой, и печально вздохнул. Да, мол, дурак. Ничего не поделаешь.
– Первый раз вижу человека, который признаёт себя дураком! – хохотнул
носатый. В пьяных глазах носатого появились какие-то признаки сочувствия
и он, дружелюбно взглянув на Адигизара, сразу решил взять над ним что-то вроде шефства. – Ну, давай тогда причаливай, паря, к нам сюда. У нас место есть. Видишь, шайка наверху кабинки стоит? Значит свободна. Давай разоб-
лачайся. Сбрасывай свою одежду. А то запаришься так стоять. Ну, ей-богу, ты какой-то неживой! Никогда в бане не был, что ли?.. А ты что, без ничего пришёл? Давай, давай, действуй! Потом в мойку дуй!
– Эй, Колян, давай! Твой ход! – окликнул носатого вертлявый мужичонка. Носатый повернулся к вертлявому мужичонке. – Я сейчас, Витёк. Секунду!
Носатый опять взялся за карты и стал резаться с партнёрами.
Послушавшись носатого, Адигизар стал покорно разоблачаться. Раскрыв дверь шкафчика, Адигизар увидел там чью-то одежду, хотя носатый и утвер- ждал, что кабина была не занята. Другой бы, увидев чужую одежду, ушёл бы
искать свободную кабинку, но Адигизара это нимало не смутило. Он же ведь в первый раз пришёл в баню. И поскольку он думал, что это так и надо, стал развешивать свою одежду рядом с чужой. Раздевшись до трусов, он взял свою обувь в руки и затоптался опять на месте, ожидая дальнейших указа- ний. В это время носатый, побив карту и, обернувшись к Адигизару, заметил ему: – Ну, ты что, как не родной?! Обувь вниз кабинки положи. Давай, паря, действуй! – и уткнулся обратно в карты. – Сейчас я хожу, Витёк. А ты, значит, дамы трефовой? Так... А вот мы вашего короля тузом!.. Ну, этот парень, Витёк, ей-богу, как маленький! – пробормотал он, размышляя вслух о странном посетителе. – Никогда в бане, что ли, он не мылся? Дурачок ка-кой-то! – и затем недовольно спросил дружка. – Ну, ты побил карту? Чего ждёшь? Дождавшись, когда Витёк побьёт его карту, носатый сам в свою
-130-
очередь сделал свой ход и, оглянувшись на Адигизара, крикнул ему: – Эй, ты куда потопал, приятель? Шайку забыл! – остановил его носатый, когда тот, раздевшись, направился в моечное помещение.
– В мойку потопал, – обернувшись, сообщил ему Адигизар. И пожав пле-чами, пробормотал. – Как вы и сказали... А выходит, не надо было. И пошёл обратно, вернувшись к носатому и всей его компании.
– А трусы чего не снял? – спросил носатый его. – Ты что, так и будешь в трусах мыться?
– Так и буду.
– Ты что? Из этих... из интеллигентов, что ли, будешь? – спросил у Ади-гизара носатый, когда тот вернулся на своё место.
– Нет. Я из арзирян буду, – честно признался Адигизар, снимая трусы.
– Чего? Это кто ж такие?
– Это такие... золотые люди, одним словом, если разобраться. Они у себя
в родной стихии в золотой жиже копаются.
– А-а!.. Так ты золотарь, что ли? Ну, какой же ты тогда интеллигент?..
Наш, значит. Свой. Из рабочих будешь. Из наших.
– Не совсем из ваших.
– Что значит, не совсем? Рабочий класс. Странно только, что ты в бане никогда не был. При такой профессии. Так ты, наверно, ещё первый день на работе?
– Первый, – не возражал Адигизар.
– Ладно, давай топай, паря, в баньку! – он дружелюбно похлопал Адиги- зара по плечу и мечтательно произнёс. – Потом пивка холодненького с то- бой попьём. Хотя у Васьки этого дождёшься холодненького! – сердито ска-зал носатый и, только сейчас заметив, что в руках Адигизара так ничего и нет, удивлённо спросил: – А где же всё твоё?.. Ты чем собираешься мыться? У тебя-то мыло хоть есть? В ответ Адигизар отрицательно помотал головой.
– Нет? – удивился носатый. – А мочалка? И мочалки нет?
Адигизар опять отрицательно помотал головой и развёл руками.
– Тоже нет? Ты что же это, ни мыла, ни мочалки не прихватил с собой? Вот даёт! В баню шёл и ничего не взял с собой! Как же ты мыться, парень, собираешься? Ты что, в самом деле, в первый раз в баню пришёл? Ей-богу, как дитё малое! Откуда ты такой взялся? Может, с Луны свалился?
– Нет... Значительно дальше. Из туманности Андромеды. Но носатый не обратил внимания на его эти слова, поскольку в астрономии он всё равно ничего не смыслил.
– Возьми вот моё. Я уже помылся. Носатый протянул ему свой обмылок, явно ощущая потребность заботиться о ком-нибудь.
Адигизар послушно взял его обмылок.
– И мочалку на, возьми.
-131-
Когда Адигизар взял и его мочалку, носатый его спросил ещё. – Слушай, а где твой веник? Ты что, и веник с собой не взял?
– Не взял, – вздохнул Адигизар и обезоруживающе улыбнулся.
– Ну, ты, паря, даёшь! – присвистнул удивлённо носатый. – Собрался в баню и веника с собой не прихватил. Какая же это баня?! Без веника! Ладно, бери мой. Я сегодня чего-то добрый. Другому бы не дал. А ты мне сразу приглянулся. Есть в тебе что-то ... Ну, бери, бери, паря! Чего стоишь? Да не забудь прихватить шайку. Она там наверху, – показал взглядом он в напра-
влении верхней части шкафчика. – И дуй скорей в мойку, – в его голосе про-
звучали отеческие нотки.
– Ну, ты, Колян, долго будешь с ним цацкаться? – недовольно проворчал щуплый Витёк, обращаясь к носатому, и потянул рукой, теребя за простыню, поторапливая того. – Долго я ещё буду тебя ждать? Твой ход.
Адигизар полез наверх за шайкой. Встав на сиденье, он потянулся за тази- ком. Но тут непредсказуемо повёл себя обмылок Коляна. Выскользнув вдруг из рук Адигизара, мыло юркнуло на самое дно шкафчика, куда ставят обувь.
Очень уж скользким оказался этот обмылок. Адигизар не знал, что же ему делать дальше. Подойдя к носатому, он потрогал его за плечо. И указывая, куда он уронил мыло, сказал ему:
– Товарищ, мыло туда упало, – он вопросительно уставился на носатого, ожидая, очевидно, дальнейших указаний от него.
– Ну, ты, мужик, и, в самом деле, чокнутый! – даже с какой-то нежностью произнёс носатый и прикрикнул покровительственно. – Давай ищи мыло-то, растяпа! Чего глядишь, как барабан?.. Тьфу! Как баран на новые ворота! Я тебе что, и мыло должен искать? А ну, набирай обороты. Поживей доставай!
– распорядился он.
Адигизар, получив ценный совет, послушно удалился к своему шкафчику. Он наклонился и стал шарить внизу рукой, пытаясь достать обмылок, но у него ничего не получалось. Упершись животом и одной рукой на сиденье,
перевесившись через него, наш нерасторопный инопланетянин вытянул
другую руку и, кряхтя, шарил ей, стараясь нащупать среди обуви скользкий кусок, но это ему никак не удавалось. Несколько раз ему, как будто, удава-лось ухватить его, но коварный обмылок в руки так-то просто не давался, и всё время ухитрялся выскользнуть в последний момент из рук.
К игравшим в карты подошёл полный мужчина и поинтересовался:
– Мужики, у вас чайку не найдётся?
– Откуда?! – отмахнулись те, увлечённые игрой.
Полный мужчина сунулся было к другим. – Ребята, у вас заварки нет? Но, видимо, получил тот же отрицательный ответ и направился к банщику. Но того не оказалось на месте. Наконец, толстяк где-то всё же раздобыл чай и, неся стакан в подстаканнике, отхлёбывал, причмокивал при этом.
-132-
Мельком взглянув на него, носатый Колян заметил:
– Мне тоже что-то чайку захотелось! А ну займи у него немного чая, – попросил он Витька. – И за кипятком сбегай.
– А где я тебе его возьму? – удивился Витёк.
– А ты прямо из мойки.
Пока Адигизар искал обмылок, мужичонка сбегал в мойку за кипятком и, налив в стакан, заварил чай. Стаканов для других не хватило.
– А ну, пойди, сходи к Васе. У него были стаканы. И подстаканники не
забудь, – распорядился носатый, обращаясь к Витьку. Тот даже возмутился.
– А ты чего раскомандовался? Что я тебе на побегушках должен как ду- рак бегать?
– Давай, давай, поговори ещё.
Вскоре щуплый Витёк принёс стакан в подстаканнике и с чайной ложеч-кой
– Вася, гад, содрал с меня лишний полтинник.
– Он такой. Он может, – хмыкнул Колян, размешивая ложечкой чай в
стакане. Увидев эту картину, к ним подошёл полный мужчина
– Эй, ребята, чайком не угостите? – попросил их опять тот самый полный
мужчина, который уже обращался к ним раньше с этой просьбой.
– Ты же уже просил. Тебе что, мало? Иди кипятка себе принеси с мойки. Не жалко. Там его сколько хочешь! Ха-ха! – захохотал носатый и, встав со своего места, и держась за подстаканник, он затем подошёл со стаканом к Адигизару. Тот всё ещё возился с мылом.
– Ну, ты долго ещё будешь тут возиться, паря? – поинтересовался носа- тый, подойдя поближе к барахтающемуся Адигизару. – Ну, что, паря, опять ничего не выходит? – сочувственно произнёс он, держа в одной руке стакан, и другой, помешивая в нём ложечкой.
– Не выходит, – донеслось изнутри шкафчика жалобное, и раздался вздох.
– Вон как елозишь жопой-то! Ну, ты посмотри! Никак не захватишь, это мыло, паря? – спросил носатый, продолжая размешивать ложечкой сахар.
– Никак, – отозвался Адигизар и пожаловался тому.– Скользкий, зараза!
– Давай крепче держи! – подавал он советы. – У тебя руки, что ли совсем дырявые?! – он прихлебнул чай с ложечки и отошёл, но, сделав несколько шагов, вдруг остановился, как вкопанный. Его словно ударило что-то, а лоб вспахали морщины, что свидетельствовало об умственном процессе, прохо- дящим в его голове. Что-то у «пари» было не в порядке с задницей. Что-то не так. Пришёл он к выводу, пошевелив мозгами. Носатый решил проверить это, продолжая держать в руке подстаканник, он вернулся и наклонился,
поднеся свой длинный нос туда, где воинственно выставив свою задницу на обозрение, всё время елозя ей, барахтался Адигизар. Его лица было не ви-
дать. Он ушёл с головой на дно шкафчика. Снизу раздавалось его кряхтение.
-133-
Наклонившись над самой задницей Адигизара, носатый стал вдруг к ней внимательнее приглядываться, машинально продолжая размешивать сахар в стакане. Невольно сделав движение рукой, словно пытаясь приостановить это юзганье, он опять приблизил лицо к самой заднице, изучая её, и... ничего не понял. Чтобы что-то понять, он выпрямился и стал рассматривать задни- цы у проходящих мимо голых мужиков и сравнивать с тем, что увидел, и вдруг обмер, застыв в изумлении. – Что за чёрт! Это что? – вырвалось у
него. Задницы, как таковой не было вообще. Был какой-то сплошной наплыв
без всяких там признаков деления на две половины. Ну, хотя бы какой-то намёк на ягодицы! Ничего этого не было. Наплыв был, а задницы не было!
– Эй, Колян, пирога с капустой хочешь? – предложил ему Витюн, где-то раздобыв пирога. Но Коляну сейчас было не до пирога.
– Да подожди ты с пирогом своим! Не видишь, что тут творится у нас! Он положил, не глядя, стакан на место и, продолжая зачарованно глядеть на Адигизарову задницу, вдруг попятился спиной в направлении, где весело
гоготали, рассказывая анекдоты, мужчины из шумной компании. Пятясь и
пятясь назад, он, наконец, натолкнулся на кого-то из этой галдящей, шумной
компании, стоящей кружком, и кому-то из них наступил на ногу.
– Эй, малахольный! – вскрикнул пострадавший. – Ты бы поосторожней!
Куда прёшь?! Ты хоть смотри, куда прёшь! В голосе его прозвучало недо-
вольство. А что бы вы ещё ожидали, когда бы вам наступили на ногу? И он
проворчал: – Чёрт! Набрался уже! Этот Вася тут всех алкоголиками сделает!
– Да постойте же вы! Чего орёте?! Лучше туда поглядите! – одёрнул их носатый и показал пальцем на барахтающегося Адигизара. – У этого парня задница странная! – проговорил он побелевшими губами. – Не наша.
Компания посмотрела на него. Один из них, а вслед за ним и вся компания дружно загоготали. – А может, ты её с мордой спутал?!
– Чего ржёте, идиоты?! Я правду говорю, а они ржут, как ненормальные! –
вспылил носатый. Огорчённый тем, что ему не верят, он повернулся, чтобы доказать свою правоту, и, сделав неловкое движение, вдруг опять наступил тому же самому мужику на ногу, что и минутой раньше.
– Да что ж ты, ей-богу!! Падла! Опять мне на ногу наступил! Кривондуль сраный! Ты что?! Смотреть под ноги надо! – вскрикнул мужик от боли и, разозлившись, заорал на носатого: – Иди отсюда, малахольный! Всю ногу мне отдавил! И чтоб я тебя здесь больше не видел!
Отойдя от греха подальше, носатый удалился. Вдруг он увидел какого-то
дедка. Это был уже известный нам Хватаймуха. Испытывая потребность всё же с кем-нибудь поделиться, носатый радостно подскочил к нему и, полный надежд, попросил его:
– Эй, дед, ну-ка взгляни вон на того типа, что роется в шкафчике. Что-то у него с задницей не в порядке. Тебе не кажется? Хотя сомнения берут. А?
-134-
Может, померещилось мне... Или у меня уже галюники начались? Глянь, а, дед! Но тот встретил эту его просьбу без особого энтузиазма.
– Да отстань ты, ради бога! – пробурчал старик. – Лезешь тут со всякой ерундой!
– А может, всё-таки посмотришь? – с надеждой спросил его носатый.
– Отстань, мужик! Не до тебя сейчас! Веришь? Мне в парилку надо идти. И здесь неудача. Но носатый не унывал. Он не привык отступать. Кто бы отчаивался!
– Эй, парень, – остановил он проходившего парня в очках. – Слушай, взгляни вон на того придурка. Видишь, у него с задницей что-то не в поряд- ке. Пойди, взгляни. Сам убедишься.
– Что вы хотите? – вежливо осведомился парень. Носатый ему объяснил.
Парень всё так же вежливо пробормотал что-то в том смысле, что торопится и как-нибудь в другой раз обязательно, когда время будет, посмотрит, но вот сейчас, он просит его извинить, к сожалению, он не может принять участие в данном мероприятии. Сегодня он никак не может.
Носатый махнул на него рукой и ещё раз обратился к знакомому дедку:
– Пойдём, дед. Пойдём, мой хороший. Взглянем. А не то худо будет!
– Не доводи до греха! Отстань, я сказал! – окрысился дед. – Вот привязал-ся! Ты долго будешь мне мозги компостировать?! Прилип, как банный лист
к заднице!
– Вот как раз на задницу тебе и надо взглянуть! – обрадовано воскликнул носатый.– На задницу я тебе и предлагаю взглянуть! А ты упёрся, как баран!
– Да никуда я не пойду! Сколько можно говорить?! Пошёл ты, дундук!..
Знаешь куда?!
– Нет, ты у меня пойдёшь! – воскликнул гневно носатый и, схватив дедка в охапку, носатый силой поволок его к Адигизару, поглощённого поисками обмылка. Он всё ещё безуспешно пытался достать его.
– А ну, смотри, я сказал, дедуля! Ну?
Дедок отбрыкивался. – Ты чего пристал ко мне? Вот я тебе сейчас покажу, паразит такой!! Вдруг он осёкся. Взгляд его случайно мимоходом скользнул по заднице Адигизара. Он ещё машинально упирался, сопротивлялся, а по-том удивлённо уставился вновь на неё. А усмотрел он действительно нечто странное. Но сразу он ещё не сообразил, что его поразило. Потом, прибли- зив глаза к самой заднице, он стал бесцеремонно её изучать. Поближе подо- шёл и студент-очкарик, и тоже стал её рассматривать, близоруко щурясь. Де- док схватил очки студента и взглянул через его очки, то приближая лицо к заднице Адигизара, то отстраняясь от неё, продолжая её изучать. Наконец,
он изумлённо отстранился от неё, не без сожаленья, и сказал, поражённый:
– А где же у него дырка-то на заднице?! Еловая шишка! Как же он тогда кладёт? – обвёл он затуманившемся взглядом помещение вокруг.
-135-
– А я что говорю? Ну, что, теперь видел? А ты мне не верил! – торжеству- юще произнёс носатый. Не зря я тебе, дед, предлагал обратить внимание на его задницу!
Дедок ещё раз наклонился и даже провёл пальцем на заднице Адигизара, чтобы убедиться в виденном, но отверстия заднего прохода, в самом деле, не было. Да что там отверстия? Вообще ничего не было. Ни ложбинки! Ничего! Всё сплошноё. Гладкое, как полированный биллиардный шар. Без малейше- го намёка на ягодицы.
Не выдержав, носатый ещё раз вплотную приблизившись к этой странной
заднице, как будто так мог рассмотреть получше и позвал дедка. – Эй, дед! – махнул он рукой, приглашая его жестом ещё раз полюбоваться этой странной задницей, но дедок куда-то вдруг делся. Очевидно, пошёл кликать дружков, чтобы пригласить их полюбоваться сим зрелищем. Тогда носатый подозвал подвыпившего, покачивающегося мужчину к себе и пригласил его на осмотр небывалой задницы. А тот учудил:
– Это не моя задница! – осмотрев её, вдруг выпалил он, неизвестно, что имея в виду. Наверно, он хотел сказать, что это не наша, а какая- то чужая, иностранная задница!
– Да тише ты говори. Ведь услышит этот, – зашептал Колян, приложив руку к губам, носатый. – Ей-богу, услышит!..
– Не наша это задница! – покачиваясь, произнёс пьяный. – Да он не имеет права!.. Кто? Я сказал! Почему? Кто позволил?! Это подсудное дело!
– Это ты верно подметил, – похвалил носатый его за сметливость и под-
держал за плечо, ибо тот качался и, покачнувшись, чуть не упал. – Не наша это задница. Чужая. Иностранец это. Ихний засланный шпион. Я сейчас за
милиционером сбегаю, а ты постереги её... чтоб не сбежала... Его, чтоб не сбежал.
– Нет. Я за неё не отвечаю! Ещё пропадёт! – замахал руками пьяный. – Не
хочу брать на себя такую ответственность! Я за неё не отвечаю...
– Давай-ка вот, что сделаем... – предложил носатый. Но тут подошёл к ним дедок.
– Да подожди ты со своей милицией! Сами разберёмся. А может, челове-ку помочь надо. Держа в руке раздобытый где-то ножичек, дедок предложил
им: – А может, ножичком попробовать прорезь в жопе сделать.
– Ну, это ты слишком, дед! Вот придумал! Неизвестно, как на всё это дело посмотрит её хозяин. Как отреагирует. Его надо спросить, а согласится ли он на это?
– Так спрашивай! Чего тянешь время? – включился в разговор пьяный.
– Ни в коем случае! – сказал носатый. – Я сейчас за милиционером схо-жу. А вы тут побудьте.
– Слушай, – сказал пьяный дедку. – А может, его надо привлечь?.. За неё?
-136-
Вдруг из моечного помещения открылась дверь, и оттуда деловито вышел голый мужик, от которого шёл пар. В руках он держал шайку и направлялся прямо к ним. Мужчина после парной был весь красный, разгорячённый.
– Глянь, его сообщник пришёл, – кивнул пьяный на него, когда тот вдруг подошёл к шкафчику, где рылся Адигизар. Увидев, что в его шкафчике кто- то спокойно шарится, он забеспокоился. – Что здесь происходит? Товарищ, вы, что делаете в моей кабинке?
Адигизар в этот момент как раз извлёк после долгих поисков на свет
откуда-то снизу очки и чужой носок и положил их на сиденье.
– Это мои очки! – заволновался вконец хозяин очков и носка. – Эй, товарищ! Вы слышите? – и, не зная, как подступиться к нему, вежливо по-стучал согнутым указательным пальцем по заднице Адигизара, который опять стал шариться внизу, увлечённо продолжая что-то там искать.
– Что вы тут ищите в моих вещах? Это же мои очки! И он надел их. Ади-гизар только вошёл в раж. Он почти уже ухватил обмылок, но ему помешал хозяин вещей. Поэтому высунув голову и, обернувшись к хозяину кабинки, он с раздражением, что его отвлекли, сердито произнёс:
– Я только, было, схватил этот проклятый обмылок, а вы тут лезете под руку! Произнося эту гневную тираду, он обернулся на какое-то мгновенье передом. Этого мгновенья хватило, чтобы кое-что присутствующим вдруг
рассмотреть. Что-то привлекло в его виде хозяина кабинки. Потому что, ког-
да он снова наклонился и стал шариться внизу в поисках обмылка, тот обра- тил вдруг внимание на его задницу. Вдруг и его что-то привлекло в Адигиза- ровой заднице. Он надел очки и стал её внимательно рассматривать. Потом, сняв очки, и, видимо, не доверяя своим глазам, стал вновь рассматривать её, вплотную приблизив своё лицо к ней и близоруко щурясь при этом. Но всё равно и после этого, что-то его не впечатлило, что-то его не удовлетворило. И он опять стал разглядывать её. Потом пожал недоумённо плечами. После чего хозяин очков ещё раз вежливо, но настойчиво постучал Адигизара по заднице.– Товарищ, я бы вас всё же попросил освободить скорей мою ячейку и удалиться. Поскольку эта моя ячейка. Видимо, кто-то случайно положил тазик сверху, введя всех в заблуждение. Вот все и подумали, что эта ячейка свободна.
– Вас понял, вас понял, – механически, словно робот, произнёс Адигизар. – Будет сделано. И перенёс свою одежду в соседнюю ячейку. Но и здесь не встретил понимания. Его тут же прогнал ещё один голый мужик, подскочив с воплем к нему. – Ты что, мужик, совсем охренел? Не видишь, что тут занято? И он стал выкидывать одежду Адигизара из своей ячейки.
– Товарищ, какие-то проблемы? – спросил Адигизар и ухватил незаметно чужой обмылок. При этом он имел неосторожность повернуться вперёд, по-казав себя во всём блеске, и выставив кое-что всем на обозрение. Все так и
-137-
застыли и продолжали какое-то время находиться в этом немом оцепенении
У носатого Коляна отвисла нижняя челюсть. А изо рта выпал вдруг кусок пирога. Он держал в одной руке стакан чая в подстаканнике, а в другой у него был недоеденный пирог с капустой. Бедного Коляна ждал новый удар. Он, буквально, остолбенел от увиденного, когда Адигизар повернулся к ним.
А Адигизар деловито подхватил сверху чью-то шайку, победоносно держа обмылок в руке, и, показав его окружающим, пошёл в моечное помещение.
Носатый, выйдя, наконец, из столбняка, догнал Адигизара у самой двери и
внимательно осмотрел его спереди. Тот дружески похлопал его по плечу:
– Дружба! О! Майн гот!
– Мать честная! – ахнул носатый и прошептал. – Не может этого просто быть! От неожиданности он выронил стакан, разбив его вдребезги. Кругом разлетелись осколки. К ним подошёл студент-очкарик.
– Слушай, студент, – тихо проговорил носатый, когда наш Адигизар уже скрылся в банном помещении. – Ты тоже видел?.. А как же это он? Без пиписки обходится? Ничего не понимаю! Надо срочно в милицию заявить!
В моечном помещении сквозь густой туман, висящий в воздухе, Адигизар с большим трудом различил фигуры моющихся мужчин, сидящих по одному и по двое с тазиками, наполненными водой, на длинных зацементированных лавках из бетонной крошки, отполированных задницами за время долгой эксплуатации. Лавок было по четыре слева и справа. На них сидели голые мужчины и мылись. Кто намыливался, кто смывал с себя мыльную пену. В самом конце мойки находилась дверь, ведущая в парную, в которую сновали туда-сюда одни голые мужчины. Все сплошь голые! И...ни одного одетого, что особенно поразило Адигизара. В помещении стоял какой-то гул. Возле самой стены по бокам от него слева и справа раздавались чьи-то голоса, выстроившихся в очередь за водой и вооружённых тазиками, мужчин.
Подумав, Адигизар скромненько уселся на краешке, положив свой пустой тазик на ближайшую к двери лавку с правой стороны, на которой восседал
одиноко полный мужчина с пышными чёрными усами. Полный мужчина с недоумением поглядывал на Адигизара. Прошла минута, потом ещё одна.
Наконец усач не выдержал:
– Эй, приятель, если воду пойдёшь набирать, мне тоже очередь займи, – подмигнув, сказал он, густо намыливаясь и усиленно работая мочалкой.
Адигизар кивнул в знак согласия и продолжал сидеть.
– Ну, что ж ты медлишь? – поторопил его усач. – Вон там очередь вроде поменьше. Занимай скорей!
Адигизар поплёлся туда, куда показал пальцем толстяк с усами и, встав в очередь, спросил у последнего стоящего в очереди, невысокого крепыша с большой головой и маленькой шеей.
– У вас нет лишней очереди? А то вон тот мужчина, который с усами, он
-138-
просит взаймы... Еловая шишка! – добавил он словосочетание-прибаутку, слышанную им от кого-то.
– Да пусть он катится, знаешь куда! Ёлы-палы! – выругался в ответ низе-
нький с залысинами мужик. – Ты что, у него на побегушках? Если ему надо,
пусть сам и набирает!
Адигизар набрал воду в свою шайку и, примостившись с краю, пристроил- ся напротив усача. Следуя его примеру, Адигизар тоже намылился, как сле- дует. Но вот пышноусый усач, подняв тазик с водой над самой головой и,
опрокинув, окатил себя с головы до ног горячей водой, смывая пену. Усач довольно крякнул и, прочищая пальцем ухо, и выпуская лишнюю воду изо рта, уставился на Адигизара. Адигизар последовал его примеру, повторяя его маневр, и тоже опрокинул на себя таз с водой. Толстяк мельком взглянул на Адигизара. Взгляд его упал ниже пояса. Что-то показалось ему странным
и он внимательнее глянул ещё раз туда, где сползала с него мыльная пена,
смывшаяся от воды. Вода ушла, оставляя неприкрытым тело. Взгляд усача вдруг приобрёл осмысленность. Что-то, несомненно, заинтересовало его. И он ещё раз, но более тщательно пригляделся. А тут ещё и Адигизар, вдруг взяв чужую шайку, поставленную низеньким лысым человеком на сосед- нюю лавку и отлучившегося в парную, опять вылил, опрокинув её, на себя воду.
Усач ахнул и подумал, не смыл ли чего лишнего при этом Адигизар и тут же невольно заглянул под лавку. Сначала с одной стороны. Потом с другой. Но то, что он надеялся там увидеть, там не было.
А тут ещё один мужчина невысокого роста, с азиатскими чертами, худой и щуплый, который расположился напротив, на соседней лавке, уронил не- чаянно мочалку и когда стал её поднимать, увидел, что у Адигизара кое-что отсутствует. Он удивлённо уставился на Адигизара и затем, приблизив лицо к нему, с живейшим интересом стал разглядывать самым внимательнейшим образом то место, откуда ноги растут. Вдруг ему тоже внезапно пришла в го- лову какая-то мысль, и он решил всё же поискать, не смыл ли чего Адигизар
неосторожно, но не нашёл то, что искал.
– Эй, у тебя... – дрожащим голосом сказал он и показал Адигизару паль- цем в область пониже пупка. – Куда делось?.. А? Скажи, однако.
Адигизар охотно взглянул туда, куда ему показывал мужчина. До него не сразу дошло. А потом его словно током ударило. И то, что он там он увидел, его поразило. У него кое-что не хватало. Адигизар посмотрел на такую же область у усача. То, что он увидел, его вдруг ещё больше поразило. Он затем взглянул на другого мужика. И у низенького было то же самое. Но может быть, это всё-таки случайность? Он невольно стал обращать внимание и на других. Как на грех, у всех было то, чего не было у него самого. Короче, у всех было, кроме него. Да он ошибся, воспроизводя себя по образу и подо-
-139-
бию человека. Проявил непростительную халатность. Откуда он должен был знать, что там болтается какая-то штука? И потом, она же будет здорово ме- шать человеку ходить! Зачем она нужна? Непонятно. Он не знал, для чего она нужна. Но раз у всех было, раз так положено, значит, её необходимо как-
то сделать. Раз у всех есть. Ведь только у него ничего не было. Не хорошо. Надо устранять пробел.
Прикрывшись мочалкой, Адигизар воровато ретировался, оставив усача, как громом поражённого, стоять с открытым ртом. И щуплый человек, тоже
немало удивлённый, уставился в изумлении на него. Адигизар хотел, было, прошмыгнуть мимо них в предбанник, но тут в мойку зашёл знакомый ему носатый. И не один. Его сопровождал милиционер. Молоденький сержант. Они вертели головой, кого-то разыскивая. Адигизар сообразил, что это при- шли по его душу, что это его ищут. Надо было что-то делать. Он понял, что это за ним пришли. Носатый оглядывался по сторонам и рассматривал на лавках каждого мужчину, очевидно, разыскивая его. Адигизар, спрятавшись за широкую спину какого-то незнакомого крупного мужчины, вышел вместе
с ним незаметно в предбанник. И сиганул затем к своему шкафчику.
А носатый с милиционером в это самое время продолжали поиски. Они подошли к усачу и стали что-то спрашивать у него. Тот, выслушав их, вдруг показал им молча на парную Носатый и сержант, обливаясь потом, героичес- ки двинулись туда.
Адигизар, подбежав к своему шкафчику, скорей полез за випрометром и, настроив его, лихорадочно начал воспроизводить у себя то, чего не хватало
у него. Исправляя свою ошибку, он что-то там колдовал, отвернувшись и отгородившись от всего. При этом он даже немного переборщил с разме- рами. Перестарался. И сзади у него стало всё в порядке. У него появился нужный разрез. Сначала, едва проклюнувшись, наверху появилась такая не- большая чёрточка. Она затем медленно пошла вниз. Мимо как раз проходил какой-то мужчина и случайно это видел. Он приостановился, поморщил лоб, но до него так и не дошло. Адигизар, как раз одел трусы, когда на плечо его легла вдруг чья-то рука. Это была рука милиционера. Так сказать, предста-
вителя власти. У сержанта по телу катился градом пот. Ведь ему пришлось побыть почти пять минут в мойке и ещё минуту в парной. Побыть в парилке, да ещё в одежде, в полном параде – это вам не сахар. С ним был носатый.
– Вот он. Держите его! – сказал радостно носатый. – Попался, голубчик! От нас не уйдёшь! Вокруг них стали собираться любопытные.
– А что случилось? – заинтересовались окружающие.
– Диверсанта поймали, – с довольным видом произнёс носатый.
Вытирая платком пот со лба, милиционер козырнул и сказал, обращаясь к Адигизару: – Старший сержант Дыня, – Гражданин, предъявите...
Адигизар, сняв трусы, и повернувшись к сержанту, выпятил ему переднюю
-140-
часть тела. – Пожалуйста. Затем он повернулся и гордо продемонстрировал
задницу. – Ну, что? Всё в порядке, сержант? Претензии ко мне есть?
– В порядке... претензий нет, – растерянно пробормотал сержант. – Но я бы попросил ваш паспорт. Адигизар достал паспорт и протянул его тому.
– Адигизар Минегоп Минегопович, – прочитал старший сержант Дыня.
– Что-то имя какое-то странное. Что за Минегоп? Ты слыхал про такое имя? – подозрительно спросил носатый. – Может, он иностранец?
– Какие-нибудь проблемы, командир? – спросил Адигизар и опять вы-
ставил ему напоказ свои причиндалы. – Я надеюсь, могу быть свободным?
– А что же ты говорил?.. Что у него ничего нет? – набросился сержант на носатого, пытаясь сорвать на нём свою досаду. – Да у него лучше, чем у нас с тобой!
А Адигизар в это время, изменив на секунду свою внешность, проходя ми-мо носатого, тихо прошептал: – Ябеда! – и незаметно приложил к нему свой приборчик. Тот самый випрометр. Сделал он это в отместку. Как говорится, не рой яму другому... От внезапного лёгкого покалывания, пробежавшего по телу, носатый вдруг вскрикнул. И полотенце, которым он прикрывался, слетело с его поясницы.
– Глядите! Глядите! – ахнули окружающие, уставившись на него. – Это у него самого ничего нет!
– Вы арестованы! – сказал носатому старший сержант Дыня.
– За что? – изумлённо спросил носатый.
Растерявшись, Дыня не сразу нашёлся.
– За... за введение в заблуждение органов, – запинаясь, произнёс он.
– Каких органов?
– Правоохранительных.
А Адигизар, выйдя из бани, встретил какого-то опустившегося мужика.
– Эй, братуха, как житуха? – спросил он у Адигизара
– Да как тебе сказать... понимаешь, какое дело... – замялся Адигизар
– Понимаю, братухан, – похлопал по плечу его алкаш и заискивающе глянул ему в глаза. – Слышь! Друг, а друг!.. А ты не мог бы меня ссудить полтинником? – попросил он. – На опохмел, – в припадке откровения признался он. – Во как надо! Понимаешь, трубы горят... душа просит.
– Это мы можем, всегда, пожалуйста, – Адигизар вытащил купюру дос-тоинством в пятьдесят рублей и отдал алкашу. Алкаш при виде таких денег выпучил глаза. Он был бы рад и пятидесяти копейкам, а тут целых пятьдесят рублей! Целое состояние! О такой удаче он и не помышлял.
Адигизар вдруг увидел Гришу. Тот, судя по всему, всё ещё праздновал свой день рождения. Пошатываясь, он распевал песни. Горланил во всё гор-ло: – Как хорошо быть генералом!.. В руках он нёс клетку с кенарями.
-141-
– А!.. Старый знакомый! – обрадовался он. – Кого я вижу!.. Гоша! Ну, вот и встретились опять!.. Эй, постой. Ты куда, Гоша? Смотри, каких я птичек себе купил! Копёшкин, чуть ли, не повис на руке Адигизара, удерживая нового приятеля подле себя.
– У меня срочное дело. В следующий раз посмотрю, – Адигизар, с трудом вырвавшись от него, промолвил. – Потом, посмотрю, Гриша, твоих птичек.
И вот Адигаизар, еле отделавшись от Копёшкина, поспешил на квартиру Звягинцева, чтобы встретиться с Карапузиком и Верочкой. Ведь он и так
задержался. И это ещё мягко сказано.
Когда он предстал перед ними, вид у Адигизара был какой-то странный.
Помятый вид подвыпившего человека. Карапузик встретил его в изумлении:
– Слушай, что это за вид у тебя?
– А что у меня за вид?
– Вид у тебя довольно странный. Слушай, а ты не выпил часом? – удивлённо спросил его Карапузик. – Ты что, дружище, выпивал?
– А что, похоже?
– Да у тебя типичный вид алкоголика!
– Выпил малость, – признался Адигизар. – Но это в первый и последний раз в жизни. Подожди, я сейчас. Одну минуточку. Он куда-то на время вдруг
исчез...Выйдя из квартиры, Адигизар, чуть ли не столкнулся с...Копёшкином в коридоре. Он и здесь его достал.
По коридору, пьяно шатаясь, поднимался по лестнице Копёшкин. В руках он держал клетку с двумя ярко-жёлтыми канарейками. Подойдя к своей двери, он сначала зачем-то заглянул в «глазок», после чего стал звонить в дверь. Адигизара он, к счастью, не заметил, стоя спиной к нему. Адигизар замер, пережидая, когда тот, наконец, войдёт в свою квартиру. Но тот что-то не торопился, прильнув к «глазку» и продолжал всё глядеть в «глазок».
Через «глазок», если взглянуть изнутри, можно было видеть, искажённый аберрациями, его огромный здоровенный красный нос, заслоняющий собою маленькую нелепую головку, напоминающую голову сказочного уродца.
Дверь рывком открылась, и его жена уже с порога набросилась на мужа.
– Где тебя черти носят? Шабашку принёс? Где деньги? – противным гнусавым голосом спросила она
Копёшкин промычал что-то нечленораздельное. После чего сунул зачем-то клетку с птицами прямо под нос жене. – Это вот тебе. Но жена отпихнула клетку и визгливым противным голосом истошно завопила:
– Где деньги? Где деньги, я тебя спрашиваю? Куда получку дел, пьяная твоя рожа?!! О!.. Нажрался! Чего мычишь?
Копёшкин опять зачем-то стал совать ей клетку.
– Вот...
– Что вот?
-142-
– Два кенаря.
– Какие ещё кенари? Ты что опупел? Харя твоя не просыхающая!
– Два кенаря купил, говорю. Вот. Здорово, да? По пятьдесят рублей на брата... выложил. Сдача ещё осталась. Много.
Копёшкин стал совать жене мелкие монеты по десять, по пять копеек, по одной копейке. Но жена выбила из руки мужа всё это его добро судорожным нервозным движением, разбросав мелочь по полу, и с возмущением продол-жала орать.
– Ты что, ирод, творишь?! Куда деньги дел?!
Копёшкин, уставившись на жену, наблюдал с недоумением, как мелочь разлетелась вся в разные стороны.
– Чего ты опять начинаешь? Я принёс тебе кенарей? Принёс. Это подарок тебе... ведьма! Презент! Поняла, дура? Так что разглядывай птичек и не
возникай!
– Где остальные деньги, я тебя спрашиваю?! Идиот ты! Ты что все деньги на каких-то паршивых кенарей ухлопал?!
– Почему паршивых? И вовсе не паршивых. Копёшкин, пьяно улыбаясь, с умильным выражением лица постучал по клетке пальцем. – Вон, какие они славные!.. Гляди, какие славные! А ты говоришь...У-тю-тю-тю. Вон какие! И всё!.. Пацанам пора погулять. Я говорю, погулять. Пацанам!.. Хотя нет, там одна есть самочка... У-тю-тю-тю! Засиделись они тут. А ну, гулять, гулять! Гриша открыл дверцу клетки. Через секунду одна канарейка благополучно улетела в открытую форточку. Копёшкин истошно закричал:
– Стой!!! Куда?! Держи!! Пятьдесят рублей улетели! Упорхнули! Полтин- ник мой улетел!
Вторая канарейка, решив, видимо, что и ей здесь делать собственно тоже больше нечего, последовала вслед за первой.
– Ребята, вы куда? Копёшкин, раздетый, в одной лишь майке и трусах, выскочил в таком виде в коридор. А там, на площадке, стоял Адигизар, ко-торого вдруг разобрало любопытство. Он подслушивал возле его двери их оживлённый разговор с женой.
– А! Друг... – нисколько не удившись при виде Адигизара, промолвил Копёшкин и, потрепав его фамильярно по щеке, спросил: – Ты кенарей тут не видел? Такие желтенькие... Две штуки... Хотя нет, погоди, они сейчас на улице должны быть. Улетели, подлецы!.. Ты заходи. Спирта выпьем с тобой.
– Я сейчас! Посмотрю, нет ли их на улице, – с криком Адигизар бросился от него вниз по лестнице.
– Постой, Гоша! Выпить не хочешь? У меня спирт ещё остался!
На его крики вышел Карапузик, тоже выглянув в коридор и услыхав чьи-то шаги, подошёл к перилам и глянул вниз. Он увидел быстро удаляющегося вниз по коридору Адигизара и ещё какого-то мужичка в трусах и майке,
-143-
бегущего за ним. Вдруг этот, явно уже подвыпивший, мужичонка со здоро-вой плешиной на голове, нагнав Адигизара и схватив его за руку, попытался его остановить, но тот вырвался и убежал.
– Ты куда, Гоша? Это же я, Гриша! Не узнаёшь меня?
– Эй, друг, ты куда? Постой! Я – Гриша! – крикнул ему вслед мужик.
А Карапузик, заметив лишь спину Адигизара, выскочившего из подъезда, спустился вниз и подошёл к мужику.
– Ты что его знаешь? – спросил Карапузик у мужика, который вдруг как-то подозрительно покачнулся.
– Не твоё дело. Это мой друг. Понял, да? И отваливай, давай, парень!
– Ну-ка отвечай, как положено, представителю правоохранительных орга-нов! – и лейтенант раскрыл перед мужиком милицейское удостоверение
– А.! Доблестная милиция! Признаю, был со мной он. Этот...Гоша. Мы
с ним того. Выпивасик пивасик. И ещё кое-что покрепче. За день рождения. Спиртика я ему незаметно подсунул. Вот он, как и закрутился на месте! Умора! Если б ты видел, лейтенант. Видно, человек никогда не употреблял этого дела. Мужик щёлкнул себя по шее пальцем.
– Не пил спиртного, ты хочешь сказать?..
– Ну, да. Не употреблял. Не наш контингент.
– Зато ты уже порядком набрался. Ты что его спаивал? А ты знаешь, что я тебя за это привлеку? И вообще я тебя сейчас в медвытрезвитель оформлю!
– Прости, лейтенант. Больше не повторится. Всё, точка. Ни капли больше, клянусь! Вот моя квартира. У меня сегодня день рождения. Имею я право в свой день рождения выпить? А здесь я потому, что у меня кенари из клетки улетели. Я выскочил на минуту. Кенарей ищу.
– Тогда исчезни. И больше не возникай.
– Уже испарился.
А тут появился и Адигаизар.
– Куда ты испарился? – спросил его, нахмурившись, лейтенант.
– Я себя приводил в порядок. А то я был немножко навеселе. Поэтому и вёл себя не совсем адекватно в бане. Но теперь всё. Завязал. Точка.
– Мне тут доложили кое-что про тебя. Про то, как ты себя вёл... в бане.
– Было дело. Признаю... Был немного не в форме.
– Ты не глупый вроде человек. Ну, зачем тебе всё это?
– О! Я уже и человеком стал... – изобразил на своём лице притворное удивление Адигизар. – С каких это пор?
– Ну, ты же прекрасно знаешь, что я имею в виду. Не надо быть скотом.
– Так я вроде на корову не похож.
– Да ты уже докатился до того, что дружков сюда каких-то водишь!
Из комнаты вышла Верочка.
– Верочка, салют! – поприветствовал её Адигизар. – Ребята, я вас должен
-144-
оставить. Я должен уехать.
– И куда же вы собрались?
– Счастливо вам оставаться. А я должен ехать в Кемерово. У меня там дела. Надеюсь, ненадолго.

А Копёшкин, придя домой, стал куда-то собираться
– Ты чего там делаешь, Гриша? – крикнула жена из кухни.
– Галстук не найду. Вот только костюм одену, галстук и пойду... кенарей искать.
– Каких кенарей? Каких ещё кенарей? Ты куда это собрался, а? Ты, куда это намылился? – выйдя из кухни и, подбоченившись, сурово спросила у него жена. – Ты когда пить перестанешь, алкоголик несчастный?
– Всё. В последний раз. Завяжу. Пить больше не буду. Точка!
– Да сколько ты уже этих «точек» ставил, алкаш проклятый!
Копёшкин только махнул рукой и промычал что-то нечленораздельное в ответ. – Человеку надо верить.
2
Перепил

Копёшкин пришёл домой под утро домой... голяком.
– Ой! – всплеснув руками, вскрикнула жена, едва завидев на пороге го-лого мужа, и нервно колыхнулась большим перезрелым телом. – Где ж ты, ирод, костюм новый посеял?
Копёшкин передёрнул плечами не то от холода, не то содрогнулся от того, что жене дороже костюм, чем он сам, и сделал неопределённый жест. Затем высоко подняв голову, он выгнул грудь колесом и оскорблённый до глубины души нечуткостью жены, прошёл на кухню, шлёпая босыми ступнями.
Взяв с плиты чайник, он жадно глотнул воды прямо с «носика» и гордо заявил, глядя отрешённо куда-то вдаль:
– Что костюм? Ерунда – костюм! В сущности... Всё в этом мире бренно... Остаются только непреходящие ценности... Вот я остался, например. А могло быть и хуже.
– Ах, костюм – ерунда?!! – категорически не согласились с ним разгне-ванная жена и, шагнув к нему слишком близко, в яростном порыве придави- ла большим животом мужа, припечатав его к стене. – Где я спрашиваю, потерял?! Отвечай, паразит, где костюм?!
– Э-эх! – пристыдил жену Копёшкин, махнув на неё рукой. – Что ты по-нимаешь, Анна? Костюм пожалела... Костюм ей, видите ли, жалко стало... А человека не жалко?! Меня, стало быть, не жалко! Меня... Копёшкина!.. Так обидеть... из-за какого-то костюма!
– Нет, ты скажи мне, где твой костюм?!! – гнула своё жена, у которой
-145-
опять заколыхался от гнева подбородок. И, окончательно припечатывая мужа к стене, завопила: – Я хочу знать, пьяная твоя рожа! Говори, где костюм? Запился уже совсем! Ничего не помнит!
– Ну, чего привязалась? – огрызнулся Копёшкин, выглядывая из-под её живота. – Не понимаешь, что ли, человека обидела! У меня, быть может, тонкая душевная организация, а ты со своим меркантилизмом лезешь!
– Это у тебя организация?! – ахнула жена. Возмущению её не было предела. – Да у тебя водка на уме только, алкоголик паршивый! И подбоче-нившись, она вперила на супруга уничтожающий взгляд, готовая испепелить его этим взглядом.
– Последний раз тебя спрашиваю! Куда костюм, купленный мной вчера в магазине за семьдесят рублей, сбагрил? Погоди, лопнет моё терпение!.. Уже лопнуло!
Рассердившись не на шутку, она не выдержала и огрела его по лысой ма-кушке сковородой. А затем, ухватив за волосы на голове и... на груди, стала трясти, вытрясая из него всю душу. – Где костюм, паразит?!! Отвечай!!
– Эх, ты... «где костюм», «где костюм», – передразнил её муж плачущим голосом, которому было очень больно. – Вот упёрлась! Подавай ей костюм и всё тут!.. А я? А обо мне ты подумала?
Но жене важнее был костюм. И его судьба её волновала гораздо больше, чем сам Копёшкин.
– Куда же ты, гад, костюм дел? Где костюм?!!
– Опять ты за своё?.. Сняли! Всё сняли! Обобрали до нитки!.. Сволочи! – с трагическими нотками в голосе вдруг произнёс он, всхлипывая. – По голо-ве ударили!.. Болезненно поморщившись, Копёшкин потёр ушибленную ма-кушку.
– Кто?!! – ахнула жена.
– Ты!.. Ну, ты даёшь! Откуда я знаю?.. Не помню! – туманно объяснил Копёшкин, разводя руками, и порывисто добавил. – Вот скотиняки... такие!
Затем с упрёком посмотрел на жену. – Вот видишь, человек память поте-рял! А ты – «костюм», «костюм». А... почему про остальное не спрашива-ешь? А? Где остальное? Где остальное, я тебя спрашиваю?! – вскинув бровь, рассердился вдруг он и топнул ногой. – Тоже, быть может, не менее ценное? Что ж ты про остальное не спрашиваешь? А то заладила:– «костюм», «кос-тюм»... Костюмом меня попрекает!.. Ишь, развопилась тут!.. «Костюм», «ко-стюм»... А где трусы, к примеру? Я тебя спрашиваю! – переходя в наступ- ление в свою очередь, стал грозно надвигаться на жену теперь уже Копёш-кин. – Отвечай, когда спрашивают! Тварь! Где трусы?!
Жена испуганно отшатнулась от него.
– Ты что? Сдурел?
Но муж, всё более и более свирепея, гневно вопрошал: – Где майка?! Где
-146-
носки? Где сандалии мои, в конце концов?! Ага, молчишь! Чувствуешь свою вину! Кто тебя знает? Может, ты с ними заодно?
– С кем это? – вся побелев, прошептала жена.
– Не знаю... С теми самыми... Сама знаешь с кем. С бандитами, грабите-лями... Тебе виднее. Тебе лучше знать. Может, ты у них главарь? Кто тебя знает? Эх, ты!.. Польстилась на носки законного мужа. Какая тварь! Совесть совсем потеряла!.. Или у тебя кто-то есть? Незаконный? Для кого старалась? Признавайся лучше, стерва! А то убью!!!
– Что ты такое говоришь, Григорий?! Опомнись! Жена умоляюще скре-стила руки на груди. Её бедную аж затрясло. Она попыталась взять мужа за руку, но Копёшкин грубо оттолкнул её.
– Кто кроме тебя ещё знал кудать я ходил? Никто! – прохаживаясь туда-сюда и сверкая голой задницей, рассуждал меж тем он. – Вот ты и организо-
вала, бандитка, этот налёт! Мегера! Налётчица! А я и не знал, что у меня жена бандитка! Ну, погоди, гадина! Я до тебя доберусь! Я тебя выведу на чистую воду! За всё у меня ответишь!
Разгневанный Копёшкин, взвинтив себя до последней степени, подскочил к телефону и, нервно взяв трубку, стал названивать куда-то.
– Товарищ майор? Тут надо одну шпионку взять. Что? Да, да! Она здесь у меня в квартире... Я её попытаюсь задержать, а вы высылайте оперативную группу. Лучше две. И имейте в виду: преступник может быть вооружён! – в заключение предупредил он и бросил трубку. И что интересно, во время своего оживлённого «телефонного разговора» трубку он держал всё время вверх ногами.
– Кто преступник, Гриша? – спросила тихонько жена, слушавшая на протяжении всего «разговора» мужа с открытым ртом. Она ровно ничего не поняла из его этого «разговора».
– Ты, проститутки кусок! Ты, сука! – крикнул он, внезапно рассвирепев и окончательно выйдя из себя, стал швырять с плиты кастрюли на пол, а по-том, схватив табуретку, замахнулся на жену. – Ты, падла! Ты человека заре-зала! Тварь! – бушевал он вне себя. – На кусочки разрезала и по мешочкам целлофановым расфасовала! Убью!!!
– Кого я зарезала? – пролепетала насмерть перепуганная жена. – Что ты несёшь?
– Игнатова Павла Никодимовича, Асинкова Пал Палыча, – стал перечи-слять, загибая пальцы, Копёшкин. – Либюткина Митю... кроху такую... И того не пожалела, ведьма!
– Алкоголик несчастный, что ты чушь какую-то несусветную городишь?!
– А... Митя – чушь, по-твоему?! Чушь?! Кроха... Что он тебе сделал, голо-ворезка?! Что он тебе сделал, сука?!
У Копёшкина от жалости к Мите даже прошибло слезу, и он, всхлипнув,
-147-
вытер большим заскорузлым пальцем непрошеную слезу и, всхлипывая, продолжал плачущим голосом нести околесицу. – И Павел Никодимович – чушь? Игнатов – чушь? А впрочем... он действительно, только между нами, и в самом деле, он – чушь собачья! – внезапно рассвирепев, прибавил он. – Туда ему и дорога! Знать его не хочу! Но зачем ты Митю, гадина, зарезала?!! Зачем ты Митю, сука, зарезала?!! Никогда этого тебе не прощу!!! Не надей-ся!! Гадина такая! Убью!! Размахнувшись, он швырнул в её сторону табурет-ку...
Подоспевшим на шум соседям с трудом удалось его скрутить и утихоми-рить... Приехавшая «Скорая помощь» констатировала у него белую горячку.
Едва завидев людей в белых халатах, Копёшкин заорал:
– А!.. Вся шайка в сборе! И вырвавшись, стал кидаться на них.
– И ты, гнида! – воскликнул он, заметив среди них затесавшегося соседа,
и презрительно плюнул ему прямо в лицо.
– И ты с ними заодно, чёртик полосатый! Продался! Брыкин, гад! Преда-тель! И вдруг укусив соседа за палец, вырвался из его рук.
– Голыми руками хотите Копёшкина взять? Не выйдет! Фиг вам! Кишка тонка! Животики надорвёте! Живым я не дамся! Копёшкин так просто не сдаётся! – орал он, брызгая слюной в лицо «предателя» Брыкина, а тот чуть не плача от боли, дул на свой укушенный палец.
– Зачем ты мне сдался!
– Стреляйте, сволочи! Копёшкин хотел разорвать на себе рубаху и... не нашёл таковой. – Всех не перестреляете! Нас много! – с пафосом крикнул он. – Гришка Копёшкин ещё вам покажет!!! Гришка Копёшкин ещё вам сде-лает!!! – продолжал бушевать Копёшкин, оказывая яростное сопротивление санитарам, пытавшихся его схватить.
Но Копёшкин ничего не успел показать, а тем более сделать. Два дюжих санитара подхватили его подмышки и поволокли к машине «Скорой помо-щи».
И вот плачевный финал алкогольного пристрастия. Лежит теперь в психи-атрической больнице. Перепил.

Глава шестнадцатая.
В кемеровской школе

К остановке подошла «пятёрка». И Адигизар устремился скорей в автобус. С трудом втиснувшись в него, он стал оглядываться, ища глазами кого--то
В переполненном автобусе среди прочих пассажиров выделялся очень высо-кий парень почти двухметрового роста.
– Зайчик, закрой крышку, а то дует, – обратилась к нему с просьбой зак-рыть люк на крыше автобуса старушка. Когда парень исполнил её просьбу,
-148-
она его похвалила. – Молодец, лапонька.
– Эй, малый, открой люк, – через некоторое время к высокому обратился старик и показал костылём на крышку люка. – А то дышать нечем, молодой человек. Он исполнил и его просьбу. Старик же инвалид. Надо его уважить.
– Зайчик, я тебе что сказала, а ты зачем опять открыл крышку? – тут же последовал недовольный голосочек старушки. – Закрой, дует. Он выполнил и её просьбу. Пожилая женщина всё-таки. Мало ли что. А вдруг и, в самом деле, просквозит. Но теперь старичок остался недоволен.
– Парень, ты зачем закрыл? Я тебе сказал открыть. А ты опять закрыл. На кой чёрт? Парень, по шеям хочешь получить? Но парень вовсе не обиделся.
Вместо того, чтобы их послать по известному адресу, он вежливо заметил.
– А не слишком ли вы придирчивы к моей особе? Он всегда выражался витиевато. И вместо того, чтобы сказать кому-нибудь: – Эй, парень, ты чего
кричишь? Он выражался следующим образом: – А не слишком криклив ли ты, парень? Или: – А не чересчур ли вы крикливы, монсеньор? Вот такая у него была дурацкая манера говорить. Придурашливая. В общем, парень был с придурью. Однажды он так выразил своё неудовольствие одному пьяному, сказав ему: «Как же вы неудобоваримы, монсеньор!», а тот возьми и пырни его ножом. Возможно, обиделся на монсеньора.
Потом он попал в тюрьму. По ошибке. Его просто подставили. Но и там он выражался. Как-то его в карцер отправили. Тоже по ошибке. Потому что в тюрьме было двое Зезюлькиных. И оба Игори. Надзиратель решил, что его
лучше отправить в карцер. Был он высокий, худой, нескладный. Не парень, а одно недоразумение. В карцере было очень холодно. Холод просто собачий. Его начал бить колотун. Его начало колотить от холода. Когда его совсем припёрло, и терпеть этот собачий холод не было никакой возможности, он стал бить в дверь кулаком и с остервенением кричать:
– Градус давай, начальник!
– А не слишком ли ты криклив, монсеньор? – спросил его надзиратель с издевкой, который был в курсе об этой его манере говорить.
В ответ наш вежливый Зезюлькин загнул такую матерщину, что бедный надзиратель даже онемел на какое-то время. Такого ему слышать ещё никог-да не приходилось за всю свою богатую практику. Так Зезюлькин вылечился от своей витиеватости.

Адигизар добрался до города и вылез на автовокзале, где как раз «Икарус» уже отправлялся в Кемерово. Не мешкая, Адигизар купил билет и сел в него.
Когда он оказался в автобусе, его мысли опять вернулись к Лидочке. Она полностью завладела его воображением. Время в пути быстро пролетело. И вот Адигизар, разузнав в киоске с надписью «Горсправка», где живёт его возлюбленная, поехал на трамвае к ней. Сначала на третьем маршруте в
-149-
правобережную часть города, а затем с пересадкой на четвёртом маршруте
доехал до школы № 34, где она работала преподавателем.
С умильным выражением лица Адигизар подошёл к школе. Все его мысли были сейчас о «Льдинке». Он с благоговением относился к ней. Вот сейчас, совсем скоро он её увидит. Через несколько минут. Он увидит её прекрасные дивные глаза, вьющиеся платиновые волосы, услышит её замечательный, её красивый, чарующий голос. Замечтавшись, Адигизар даже приостановился.
Адигизару так хотелось сейчас поделиться с кем-то своими возвышенными чувствами, которые он питал к Лидии! Правда, он выбрал для этого не того, кто смог бы его понять и оценить его тонкие переживания. С трепетом он постучал в дверь кабинета директора. На двери, на табличке было написано «Директор школы Бегемотов Игорь Николаевич».
– Да, да, войдите, – раздалось за дверью. Войдя в кабинет, Адигизар увидел, что директор, крупный солидный мужчина в строгом коричневом костюме и синем галстуке, сидя за столом, что-то писал.
– Товарищ, вы по какому вопросу ко мне? – приподняв с носа очки в толстой роговой оправе, спросил он у Адигизара, который войдя в кабинет, продолжал ещё некоторое время стоять с умильным выражением лица.
– Мне нужна учительница химии Некрасова Лидия Александровна.
– А зачем она собственно вам нужна? – спросил Бегемотов.
– Я благоговею перед ней.
– Что вы делаете? – переспросил с недоумением директор Бегемотов и перестал писать.
– У меня к ней трепетное чувство, благоговейное отношение. Я благого-вею перед ней. Понимаете? Чувства тонкие, едва определимые. Душевные, красивые... волнительные чувства у меня к ней. Поэтому и благоговею я... Перед ней. Понимаете? С надеждой, что его поймут и что ему, безусловно, посочувствуют, он посмотрел на директора, но не нашёл у того ни того, ни другого. Тот даже привстал со своего места. А глаза у него вдруг сразу стали неприветливыми, колючими, налились кровью, что свидетельствовало о том, что он сердит.
– Вот что, товарищ... Благоговейте где-нибудь в другом месте. А здесь не место для благоговения. Здесь учебное заведение. Ясно вам?.. Я сам никогда не перед кем не благоговел и людям не дам. У нас серьёзное учреждение, а не балаган! – с пафосом воскликнул он и сердито посмотрел из-под толстых роговых очков на посетителя.
– Вам не понять. Это глубоко личное.
– А что тут понимать? У неё уже есть муж, – нахмурился Бегемотов. – Есть, понимаешь, кому благоговеть. Так что благоговейте где-нибудь в дру-гом месте. И перед другой! Плацкарта занята. Ишь, вы какой! Вы понимаете, что затеяли? Поломать мне семью хотите? Нарушить учебный процесс мне
-150-
хотите?! Да ещё в самом начале учебного года! Не выйдет! Я не позволю! – затопал ногами директор. У него был очень рассерженный вид.
– Эх, вы, Бегемотов! Что вы понимаете в любви? Вы ведь действуете по закону яичницы.
– Какой ещё яичницы? Что вы тут городите, понимаете ли?! Вон отсюда! Ломать семью я не позволю! – с пафосом воскликнул Бегемотов.– Разрушать семью, ломать ячейку общества! Ишь, что удумал! Я покажу тебе яичницу!
Выведенный из себя Бегемотов, дрыгнул ногой и, ища глазами что-либо поувесистее на своём столе, вдруг недвусмысленно схватился за тяжёлое пресс-папье. – А ну иди отсюда, хлыщ влюблённый! Играй себе в любовь где-нибудь в другом месте! А у себя в школе я не позволю! У меня учебное предприятие, а не дом свиданий!
– Грубый, невежественный медведь! Вот вы кто! А ещё детей учите! А сами не знаете, что такое любовь. Настоящая любовь, а не придуманная вами! Истинная, платоническая любовь!
Адигизар вышел из кабинета от него с недовольным видом. Директор его решительно не понимал. Где ему? Этому толстокожему? Тут ведь нужна тонкая душевная организация. И фамилия у него удивительно отражает его внутреннее содержание. Бегемотов! И чувств никаких не изведав, и чувств никаких не познав в своей серой никчемной жизни, он тут, этот Бегемотов, читает ему морали о любви. Учит, как должен он себя вести, ставя в пример, видимо себя, такого «моралиста», такого задубелого дундука! Вот именно! Да он дундук и есть!
Выйдя из кабинета этого бесчувственного директора в крайне взвинченном состоянии, Адигизар не сразу отошёл от праведного гнева, а затем призаду-мался: «О, так у неё уже есть мужик, как говорит этот бесчувственный дире- ктор. Плацкарта занята». С понурой головой Адигизар побрёл по коридору. Он так стремился её найти. Наконец, нашёл, и вот результат! Но он всё рав-но хочет её увидеть. Он так по ней соскучился. Адигизар спросил у какой-то полной очкастой учительницы, вышедшей из учительской:
– А вот такая Лидия Александровна... я извиняюсь... она сейчас на уроке или как?
– На уроке, – оглядев подозрительно Адигизара, произнесла та.
– А какой у неё кабинет? Мне бы её увидеть.
– На третьем этаже есть закуток. По лестнице подниметесь. Там есть 26 кабинет. Вот там она и преподаёт.
– Вот и хорошо. Благодарю вас.
– А что вы хотели?
– Мне бы её увидеть. Хоть одним глазком. Лапушку мою ненаглядную, – честно признался Адигизар.
– Что? – вытаращила глаза на него толстуха в недоумении.
-151-
Адигизар поднялся по лестнице на третий этаж и направился в закуток, где находился 26 кабинет и увидел там стоящего возле окна школьника.
– Мальчик, подойди ко мне, – сказал ему Адигизар.
– Это вы мне, дядя? – спросил мальчик, стараясь придать солидности своему голосу, но у него плохо получалось. Он был ещё слишком юн.
– Ты, в каком классе учишься?
– В шестом «Б»,
– А какой у тебя сейчас урок?
– Химия.
– Хочешь кирпича?
– Что? – испуганно выпучил глаза мальчик.
– Я хотел сказать, хочешь мороженое?
– Ещё бы! Кто не хочет! А что надо сделать?
– А ничего. Урок прогулять ты должен. Вот тебе рубль. Иди, наедайся. В ближайшем кафе-мороженом.
– А как же урок? – удивлённо спросил ученик. – Мне надо на урок идти. Я итак, опаздываю. Можно, я потом после уроков наемся мороженого?
– Нет. Мне надо, чтобы ты сейчас пошёл. Не беспокойся. Я всё беру на
себя. Никто тебя не хватится. Я скажу, что ты заболел, а я твой дядя. Очень надо. Понимаешь?
– Ну, надо, так надо. Давайте ваш рубль! – обрадовался школьник.
– Твоя как фамилия?
– Мурякин Андрюша.
Мурякин взял рубль и, насвистывая, пошёл довольный вниз. Но на втором этаже ему попался навстречу директор Бегемотов, который направлялся в учительскую.
– Мурякин, ты почему не на уроке? – спросил он строго у Андрюши.
Тот при виде директора испуганно захлопал ресницами.
– А я же это... за мороженым... – оторопев от неожиданности, Мурякин в растерянности вдруг выложил директору своё намерение пойти купить мороженое.
– Что?!! Какое ещё мороженое?! Во время занятий! Ну-ка, марш на урок! Я прослежу!
Мурякин, разочарованный, пошёл наверх, а директор наблюдал за ним. Мурякин приостановил ход. Адигизар слышал их разговор. И потому при-нял облик... директора. Он дождался, когда настоящий директор уйдёт. И тут же предстал перед учеником. Тот не ожидал увидеть вновь директора здесь и вздрогнул от неожиданности.
– Ты, почему здесь? Почему не на улице? – спросил его вдруг Адигизар строгим директорским голосом.
– К-как не на улице?.. П-почему? – опешил ученик. – Игорь Николаевич,
-152-
но вы же сами...
– Да! Почему ты здесь, а не на улице? – повторил свой вопрос Адигизар.
– Игорь Николаевич, а где же мне быть? – растерялся Мурякин. – Сейчас у меня урок. Я же на урок иду. Вы же сами сказали идти мне на урок.
– Я передумал. Я тебя отпускаю. Иди, Андрюша, развейся, отдохни. У тебя бледный вид. Уж не заболел ли ты?
– Да нет. Что вы? Я себя хорошо чувствую.
– Нет, нет. Я же вижу. У тебя очень бледный вид. Ты переутомился. По-этому тебе надо пойти отдохнуть. А то разовьётся какой-нибудь синдром. У
тебя может развиться невроз от переутомления. Много уроков слишком. И ничего страшного не будет, если ты один урок пропустишь. Я разрешаю. Иди, погуляй. Съешь мороженое. Шоколадное... А вот тебе рубль. Побегай, порезвись. Ничего плохого в этом я не вижу, если один урок пропустишь.
«Что это сегодня с ними?» – удивился Мурякин. – «Сначала какой-то незнакомый дядя. Теперь вот сам директор дал ему рубль на мороженое. И говорит, иди, прогуливай урок». Ну, раз сам директор его отпустил, да ещё дал ему рубль на увеселения, что ему ещё остаётся?!
Мурякин радостно побежал, размахивая портфелем и, завернув за угол, вдруг столкнулся на лестнице опять с... директором.
– Ты куда это, Мурякин, намылился? – подозрительно спросил директор. – Чуть меня с ног не сбил! Я тебе что, сказал?! У вас же сейчас урок! А ты куда собрался? Сбежать с урока хочешь? Куда тебя несёт? А?
– Мороженое есть! – выпалил Мурякин радостно. – Шоколадное!
– Что?!! – оторопел директор. – Совсем обнаглел?! Ну, никакой совести! Что делают? Что делают? Что вытворяют эти детки! Пораспустились, как
я погляжу! А ну, марш на урок! Мороженое он собрался есть!
– Но вы же, Игорь Николаевич, сами меня отпустили и даже рубль дали на мороженое.
– Я тебе дал рубль?! У тебя что, совсем уже что-то в голове помутилось?! Ты что говоришь?1 Я тебе рубль дал?! Ты что несёшь?! Я ему рубль дал! Ты говори, да не заговаривайся!.. Опять отчебучить что-нибудь собрался? А? То у меня на уроке литературы сочинение написал, что хоть стой, хоть падай! Ты что написал, а? «У Онегина было тяжело внутри, и он пришёл к Татьяне облегчиться». Ты хоть соображай, что пишешь! Лишь бы написать! А что пишет и сам не поймёт. Облегчиться! Ты бы ещё написал: проспаться... или подстричься. Оболваниться приехал! Вот где у меня уже твои эти «перлы словесности»! Рассерженный директор раздражённо постучал ладонью у себя сзади по шее и, свирепо сдвинув брови, со злостью посмотрел на нерадивого ученика. – Ты когда за ум, наконец, возьмёшься, а Мурякин?
– Простите меня, Игорь Николаевич. Я, кажется, немножко заболел.
– Заболел он! А за мороженым, небось, побежал! – нисколько не поверил
-153-
ему директор. – Помчался как угорелый!
– Извините, Игорь Николаевич... Я это... У меня это... галлюцинации... кажется, начались. Вы мне являетесь... мерещитесь всюду, – признался честно Мурякин.
– Слушай, уж не заболел ли ты, в самом деле? Дай-ка я пощупаю твой лоб, – сказал директор и положил ладонь на лоб ученика. Но это нисколько не прояснило ситуацию, потому что через некоторое время он произнёс, в недоумении пожимая плечами:
– Ничего не понимаю. Температура вроде нормальная. Что с тобой, а?
Не нравишься ты мне что-то. Ох, и не нравишься! Ну-ка пойдём с тобой, голубчик, в медпункт. Пусть тебя всё-таки осмотрят. А то мало ли что, – и директор вновь поторопил его. – Пойдём, Мурякин, пойдём! Ну, чего стоишь? Со здоровьем шутки плохи.
А в это время Адигизар, приняв облик ученика Мурякина, сидел на задней
парте и любовался Лидией Александровной, подперев рукой подбородок, и
задумчиво глядя на неё. «Как она хороша!» – думал он. – «Милая, милая, бесконечно дорогая, моя любимая, ненаглядная! Холодная и удивительная! Ещё когда он вошёл с замиранием сердца в класс и увидел её, сердце его гулко застучало. Оно готово было выпрыгнуть из груди. Он вспомнил, как вошёл в класс и что почувствовал в первое мгновенье. О, это неповторимое мгновенье! Оно было прекрасным. Остановись мгновенье, ты прекрасно! Теперь ему всё стало ясно. Что он влюбился. Но он в любви ей не открылся.
– Здравствуйте, Лидия Александровна! – сказал он.
– Здравствуй, Андрей, – ответила она. – Ты, почему опаздываешь?
– Да вот немного голова кружится. Но это пустяки. Пройдёт.
– Ладно. Садись.
– А где... где моя парта? – растерянно спросил Адигизар, беспомощно оглядываясь по сторонам и вызвав хохот у учеников.
– Что с тобой? Ты забыл, что сидишь на последней парте? Странный ты какой-то сегодня, Андрей. Ну, ладно. Продолжим урок. И сегодня мы с вами поговорим о кислотах. Это будет первым знакомством с химией. В старших
классах вы будете изучать их подробнее, в деталях.
Ведя урок, Лидия Александровна всё время чувствовала на себе взгляд Мурякина. Как-то странно глядел на неё этот ученик. По-взрослому. И она даже смутилась. Не понимая, что происходит, она отошла подальше. Но и
там она чувствовала его взгляд. Этот мальчик смотрел на неё горящими, влюблёнными глазами. В этом трудно было ошибиться. Что-то с ним сегодня действительно произошло. Чтобы как-то избавиться от его взгляда, она вызвала его к доске отвечать урок.
– Ну, что вы сейчас поняли? Посмотрим, как вы внимательно слушали урок. Отвечать к доске пойдёт Андрей Мурякин. А «Мурякин» даже ухом не
-154-
повёл. Он продолжал, как ни в чем не бывало, зачарованно смотреть на неё с мечтательным выражением, совсем забыв, что Мурякин – это он. Он совсем упустил это из виду. Вокруг него уже задвигались, зашевелились ученики. Зашикали на него: – Ты что, Андрей? Тебя к доске вызывают!
– Андрей, я к тебе обращаюсь. Или ты не слышишь меня? Учительница подошла к нему. – Мурякин, что с тобой сегодня?
– А разве я – Мурякин? – спросил он у неё в недоумении. Адигизар уже и начисто забыл свою фамилию.
– Ну, ты даёшь! – дружно засмеялись ученики. – Свою фамилию забыл!
– С тобой сегодня определённо что-то творится! Уж не заболел ли ты?
Может, тебе надо пойти к врачу?
– Нет, нет. Со мной всё в порядке. Я сейчас пойду отвечать. Извините меня, Лидия Александровна. Я немного задумался.
– Напиши нам формулы серной, соляной и угольной кислот. А также расскажи о них, что ты узнал сейчас на уроке. Ну же, смелее, Андрей!
Адигизар написал формулы не только этих кислот. Но даже фолиевой и плавиковой, хотя его об этом и не просили. Он на удивление стал быстро
отвечать. И ответил урок назубок, проявляя глубокие познания, которые не имелись даже у учительницы.
– Ну, Мурякин! – просияла Лидия Александровна. – Ты меня сегодня удивляешь! Откуда у тебя такие познания в химии?
– Оттуда, – показал пальцем верх Адигизар. Что имел он в виду?
– Ну, вот видишь. Когда захочешь, ты можешь знать урок на «отлично». Я тобой сегодня очень довольна. И ставлю тебе пять! Молодец!.. – сказала с довольным видом учительница. – Ты очень способный мальчик! Садись, Андрюша. Я тобой просто горжусь!
Адигизар с победоносным видом пошёл на свою парту. А ученики, открыв рот от удивления, кто с восхищением, а кто и с завистью смотрел на него. Кто мог подумать, что у двоечника Мурякина вдруг такие познания в химии откроются!
Вдруг в класс вошёл... Мурякин. Настоящий Мурякин. И не один. А с директором.
Увидев их, Адигизар тут же спрятался под парту и сразу весь скукожился, съежился. Почти дематериализовался. Он трансформировался в мышь.
– Вот. Полюбуйтесь, – сказал директор. – Ваш Мурякин спокойно гулял по коридору. Как видите, Лидия Александровна, он спокойно прогуливает у вас урок, а вы тут безмятежно сидите и... ничего не знаете. Извините, чуть не сказал: в ус не дуете.
– А как это ты, Андрей, оказался здесь? – спросила его в недоумении Лидия Александровна и, наморщив лоб, стала что-то припоминать. – Ведь ты же только что урок отвечал... На «пятёрку». Она взглянула на последнюю
-155-
парту, где он сидел, и ничего не понимала. Мурякина там не было.
– Кто урок отвечал на «пятёрку»? Мурякин?!! – не веря своим ушам, спросил Бегемотов. – Вы, наверное, что-то путаете, Лидия Александровна! – съехидничал директор, с иронией глядя на учительницу. – Чтоб Мурякин да урок отвечал?! Да никогда в это не поверю! Мурякин и «пятёрка» – две вещи несовместные! А вы знаете, голубушка, что ваш Мурякин сбежать с урока собрался? Он мороженое собрался есть!
– Какое мороженое? – недоумённо спросила Лидия Александровна.
– Шоколадное, – хмыкнул директор. – А я-то думал, что он заболел. Но врач в нашем медпункте сказала, что он совершенно здоров!
А в это время, превратившись в мышку, Адигизар попытался скрыться в коридоре. Но поднял такую суматоху и вызвал такой неимоверный визг среди школьниц, которые увидев мышь, так отчаянно завопили, что в один миг повскакали со своих мест и, забравшись на парты, подняли страшный визг.
– Что здесь происходит?!! А?!! – спросил сердито директор, не понимая причину внезапного переполоха. – Кто-нибудь мне объяснит, что здесь происходит?! Нет, ну это дурдом какой-то!! – воскликнул он в сердцах, пожимая плечами.
– Мышь! Мышь! – кричали все, подняв страшный переполох.
А Адигизар в этой чудовищной неразберихе, чувствовал себя как рыба в воде и, юркнув в приоткрытую дверь и оказавшись в пустом коридоре, тут же трансформировался обратно в себя.
Его смутило собственное поведение, но он внутренне приказал себе, ни на что не обращать внимания и чувствовать себя бодрячком: «Я чувствую себя бодрячком! Я чувствую себя бодрячком! И чтобы не случилось, я ведь бодрячок, я – бодрячок! Я по своей сути, весельчак и бодрячок! Я просто первостатейный бодрячок!». Но всё равно что-то мешало ему чувствовать себя бодрячком. А тем более первостатейным бодрячком. Всё дело было в Лидии. Что-то смущало его в ней. А что именно, он не разобрался до конца.
Это был последний всплеск чувств к ней. После чего понимание того, что она замужем, потихоньку отравило его сознание, и пылкие чувства к ней стали понемногу угасать.
Глава семнадцатая.
Черноволосая красавица
Рейсовый автобус вдруг внезапно остановился посреди дороги и, водитель автобуса, крепкий на вид, невысокого роста мужичок в промасленной кепке и с папиросой во рту, выйдя из салона, вразвалочку неспешно направился куда-то. Пассажиры с недоумением смотрели ему вслед.
– Куда это он пошёл? – в недоумении спросил Адигизар, который тоже
-156-
был среди пассажиров.
– К тёще на блины! – раздражённо ответил ему толстый пассажир, нервно
вытирая носовым платком пот со лба. – Ну, что это такое? Ничего не сказал! Что они себе позволяют? Я уже и так опаздываю! Он поминутно поглядывал на часы и всё более и более раздражался. – Нет, что делают! Что делают! А? Наконец, когда прошло минут, пять, он не выдержал. – Когда это кончится? Ничего людям не сказал! Никому ничего не объявил! Я жаловаться буду! Я в горисполком жалобу напишу на него!.. Я же опаздываю на работу!.. Нет, ну, ты посмотри!.. – простонал толстяк. – Всё! Я не могу больше ждать! Чёрт знает, что это такое! Куда он пошёл?.. Куда пошёл водитель? – спросил он гневно. – Видел кто-нибудь?
– Туда, кажется...– объяснил ему сидящий на первом сидении седовласый старичок, белый как одуванчик, показывая скрюченным пальцем в сторону невысокой чугунной оградки, за которым был виден небольшой зелёный газон, окружённый невысокими тополями. Там было нечто вроде скверика.
– Ну, я ему покажу! Что за порядки? Что они себе позволяют?! Нас уже за
людей не считают! – рассвирепел окончательно толстяк. – Безобразие!
Толстый пассажир, сделавшись красным от гнева, вприпрыжку побежал к этому скверику и вскоре увидел этого самого водителя... сидящего на газоне.
Водитель идиллически сидел на травке и с отрешённым видом смотрел куда-то вдаль, задумчиво покусывая травинку. Его брошенная кепка лежала тут же рядом. Судя по его виду, он расположился надолго, если не навсегда.
– Водитель, это что?!! Вы... вы собираетесь предпринимать что-нибудь, в
конце концов?! А?! – выдохнул пассажир, глядя ему в спину с ненавистью.
– Я опаздываю на работу! А он тут сидит, понимаешь! Природой любуется! Вы когда поедете?! В чём дело? Вы вообще собираетесь ехать?!
– Нет. Не собираюсь, – философски заметил тот, так и не повернувшись к пассажиру, и продолжая находиться к нему спиной. – Бензин кончился.
– Так вы что, так и будете тут сидеть?!
– Так и буду, – сказал водитель и повернулся первый раз к пассажиру. – А что мне остаётся делать? Диалектика.
– Ну, надо было хотя бы объявить! Безобразие! Я буду жаловаться!
– Не будете, – спокойно ответил водитель и прилёг на травке поудобнее, заложив руки за голову и сладко потянулся.
– Почему это? – удивился толстый пассажир, сбитый с толку спокойным тоном водителя.
– По кочану, – лениво произнёс водитель и зевнул.
– Вы... вы... сумасшедший! Вы с ума сошли! А может, вы просто...пьяны?
– разгневанно произнёс толстяк. Он чуть не задохнулся от ярости. – Да вы... да вы... Знаете кто вы?! Вы – сумасбродный негодяй! Сумасшедший! Что вы
тут делаете?
-157-
– У-у!.. Водитель сделал страшную гримасу и зарычал так, что бедный пассажир даже имя своё позабыл и отскочил в сторону.
– Он ненормальный! – закричал он в ужасе, замахав руками.
– Я-то как раз нормальный, а вот начальнички у нас продают бензин на-лево, – бросил ему вдогонку водитель. – Талоны на бензин урезал вдвое. А почему? Цистерну бензина сплавил в Верхнедрынск наш начальничек, жига и прохвост. Вот к этому прохвосту и предъявляйте претензии.
– Кто конкретно? Как его зовут? – спросил у него подошедший к ним по-ближе Адигизар, которому тоже надоело это томительное ожидание.
– Сергей Сергеевич Пупкин
– Ты хочешь сказать, что твой Сергей Сергеевич настоящий прохвост? – поинтересовался Адигизар.
– Как сказать. Он умеет жить. Он умеет обставить свою жизнь вкусными вещами. Пикнички любит устраивать. Шашлычки. Коньячки попивать лю-бит. С друзьями. За народный счёт. Это его слабость.
– Надо бы с ним потолковать. А вы так и будете здесь сидеть?
– А что? – хмыкнул водитель. – Погода хорошая, птички поют. Почему и
нет? Мне здесь нравится. Здесь всё же лучше, чем на водительском месте.
– Значит, мы никуда не едем? Ну, что ж отлично. Придётся идти пешком.
Адигизар незаметно прошествовал по тропинке в городской скверик. Сел на скамейку и, щурясь, стал глядеть на солнышко. Ему доставляло огромное удовольствие вот так просто глядеть на солнце и любоваться им. Ведь там, у себя на Арзире, у него не было такой вот возможности. Там он жил на самом остывающем солнце. Вдруг он прислушался к чьёму-то шумному разговору. На другой скамейке какие-то две старухи оживлённо обсуждали кого-то, перемывали чьи-то косточки.
– Да какой же он противный, Никаноровна! Этот мой сосед, если бы ты знала! Милимухин Санька!
– Да знаю, я знаю! Уж я не знаю твоего Саньки! Он же ворюга! Из тюрем он не вылезает!
– Сколько в нём негатива в этом Саньке! Харя мне его противная совсем не нравится, Антиповна. Ох, и не нравится!
– И мне не нравится его мордоворот! Не вписывается он в мои моральные критерии.
– И жена у него уродина. Страшилище, не приведи, господи! Такую харю увидишь во сне не проснёшься! А глаза у неё навыкате! Пучеглазые, как у жабы. Уродина такая, что не приведи господь! Лягушка, одним словом. Как начинает она квакать... как начинает говорить, так уши вянут.
– А ты знаешь, что он в последний раз учудил? Этот Санёк?
– Ну, и что он натворил?
– Он притарабанил откуда-то здоровенную блестящую бочку и поставил . -158-
на участок. А в ней, в этой бочке, кто-то живёт.
– Да ну?
– Вот тебе и да ну!
– Кобеля, что ли завёл?
– Не похоже. Кобель бы лаял. А этот молчит. Но кто-то, же там всё-таки есть. Шуршание раздаётся. Кто-то там ворочается и вздыхает периодически. И так тяжко вздыхает... Ох, грехи наши тяжкие! Я же говорю, кто-то там есть. Не иначе бомж какой-то поселился.
Адигизар сидел и слушал. Потом это ему надоело. Когда кончится эта их говорильня? Он не любил болтунов. Он стал злиться на этих старух. Но тут он дал маху, потому что встал и пошёл прочь, так и не дослушав этих старух до конца. А если бы дослушал, то узнал бы немало интересного для себя.
Он узнал бы, что за ним ведут наблюдение жуфляки, которые установили за ним круглосуточную слежку. И в том числе, его, возможно, самый главный и самый опасный враг Аробчаг. Он узнал бы его по описанию. Но это в том случае, если бы он дослушал разговор старух. Но вместо этого, не выдержав их болтовни, он направился к трамвайной остановке, чтобы поехать в город.
А старухи в это время продолжали чесать языки.
– И ещё какой-то человек к нему приходил, – сообщила Никаноровна. – Весь чёрный-чёрный. Лицо чёрное.
– Негр, что ли? – подивилась Антиповна.
– А шут его знает! Глаза красные. Светятся в темноте! Как раскалённые угольки!
– Ух, ты! Это у негра глаза твоего-то, что ли, светятся? Ну, и страсти же наговорила какие-то! Красноглазый негр!
– Это у него прожилочки такие в глазах. Покрасневшие.
– Каждой жилочкой поёт!
– Кто? Негр этот мой, что ли, глазастый? Ты что это, его тоже видела?
– Нет. Это я про Юрия Гуляева вспомнила. Когда ты сказала про эти самые прожилочки. Хороший певец. Каждой жилочкой поёт. Так старается.
– А я обожаю Евгения Кибкало. Лев Барашков ещё очень хорошо поёт. Я обожаю Барашкова. А ещё я мечтаю о барашковой шубе. Вот если бы мне кто каракулевую шубку купил бы!..
А Адигизар в это время с интересом наблюдал за дерущимися за кусочки хлеба воробьями. Другие же воробьи в это время купались в большой луже, образовавшейся после прошедшего дождя. Они смешно барахтались в ней.
Они были такие потешные это воробышки. Особенно один из них. Такой это был шалунишка! И ещё Адигизар наблюдал, как из скворечника вылетали ещё одни воробьи. Они, найдя новое жилище, обживались, видимо, в нём. Адигизар, понаблюдав за ними, затем дождался трамвая и поднялся с места.
Он сел на трамвай, двигающийся по маршруту № 4. Потом, доехав до дворца
-159-
культуры, пересел на другой трамвай, едущий по третьему маршруту, и поехал в левобережную часть города. Доехав до универмага, он вылез и пошёл по улице Ленина. Напротив универмага был гастроном. Там за углом продавали цветы. Он невольно залюбовался ими. Настроение его улучши-лось. И вдруг он увидел идущую ему навстречу девушку в белой кофточке, очень красивую. Стройную, как козочка, с длинными чёрными волосами, красивыми чувственными губами. Что-то в её облике было загадочное. А какой у неё голос, какая манера поведения, он ведь не знал. Он только мог догадываться. Ему стало интересно. Он захотел с ней познакомиться. И тог-да он развернулся на 180 градусов и пошёл за ней. «Я человек толпы, вернее, не человек. Я – инопланетянин. Я – арзирянин со звезды Арзиры. Где-то там в самой глубине Вселенной горит его родная звезда. Это остывающая крас-ная звезда. На ней появилась когда-то жизнь. А потом появились и разумные существа. Триста лет назад появился на свет и я. Я ещё очень молод. Ведь арзиряне живут в среднем по тысяче лет. Я очень люблю красивых женщин. Но там он уже пересмотрел всех тамошних красавиц. Ему теперь надо было пересмотреть всех земных красавиц. Так интереснее на свете жить. И хоть
он с другой звезды, но он любит вот так идти в толпе и смотреть на идущих навстречу незнакомых людей. Особенно на представителей женского пола и особенно на красивых. И мне интересно проследить за каждой красивой женщиной. Вот куда она идёт? Эта вот темноволосая красавица? Какую она таит в себе загадку? По каким таким она делам спешит? И ведь за каждой своя интересная судьба. Загадочная и таинственная, неведомая ему. Где-то там протекала незнакомая ему жизнь».
Такие мысли блуждали в его голове, пока он глядел ей вслед. Он шёл вслед за понравившейся этой темноволосой девушкой, забыв уже про свою холодную Лидию... Он вспыхивал, как порох, когда влюблялся. Он тут же влюбился уже в другую. Его уже интересовала другая. При-чём искренно. А что он притво-ряться должен? И он шёл за ней следом, за этой молодой и красивой девушкой. Как сказал Овидий, красота убывает с годами. Но это с земными людьми. Но только не с ним. Он ещё ведь молод, несмотря на свои триста лет. У него всё ещё впереди. И любов-ных приключений будет ещё немало. Так и он и шёл на расстоянии, наблю- дая за ней.
-160-
Черноволосая девушка прошла мимо ряда цветочниц, торгующими розами, гладиолусами, флоксами и турецкой гвоздикой. Она купила букет из тёмно-красных роз, затем свернула за угол гастронома и приостановилась возле небольшого уютного кафе со столиками на улице, которые прикрывались от уличного шума тяжёлыми синими занавесями. Адигизар поспешил скорей туда, в это кафе, чтобы успеть встать в очередь за ней. Возможно, она сядет там за какой-нибудь столик. И тогда он сядет за соседний столик, чтобы вдосталь ей налюбоваться. Предвкушая это, он вприпрыжку направился в кафе. Вот он сейчас увидит её во всей красе. Увидит Любушку свою, как он уже ласково называл её. Милая, милая, славная, хорошая. Он свернул за угол и вдруг увидел... нагло ухмыляющихся двух отвратительных типов. Громилу и Лобастика. Далеко не милых и далеко не славных. С ними был ещё и их дружок Фарреничек. Как они пронюхали, что он приехал в Кемерово? Как они его нашли? Придётся ему бросать темноволосую красавицу и уносить ноги. Но он, видя, что у него в запасе есть ещё несколько минут, всё-таки преодолел робость и стеснение. В последний момент подбежал к девушке и быстро спросил у неё:
– Девушка, как вас зовут? Разрешите с вами познакомиться.
– Я с незнакомыми мужчинами на улице не знакомлюсь, – опустив свои длинные ресницы, ответила ему девушка красивым бархатистым голосом, с нотками меццо сопрано. – Тем более с посторонними
– Да, но это не тот случай. Я для вас не посторонний. Какой же я вам посторонний? Вы мне очень понравились. А значит, я вам уже не посторон- ний. Понимаете? Но у меня очень мало времени, – постучал он пальцем по часам. – Жуткий цейтнот! Поверьте! Скажите, хотя бы, где вы работаете?
– Молодой человек, вам же говорят...
– Как же мне вас тогда найти?
Девушка промолчала. А Громила и Лобастик спешили к нему. За ними еле поспевал Фарреничек.
– Эх, милая! – махнул рукой Адигизар и пропел вдруг ласковым голосом. – Кому это надо, когда лягушки поют серенады? А затем сорвался с места и побежал прочь. Девушка невольно оглянулась ему вслед. Что это он ей сейчас такое сказал? На её невозмутимом и таком красивом лице отразилось вдруг лёгкое недоумение.
– Какие лягушки?
– Когда-нибудь вы узнаете. Мы ещё встретимся, моя родная! Непременно встретимся – сказал он, приостановившись, и рванул изо всех сил, потому что космические пираты были уже совсем близко. Адигизар, сбивая идущих навстречу пешеходов, добежал до угла и побежал по улице Весенней в направлении реки Томь. Он добежал до лестницы, спускающейся крутым серпантином к берегу, но пираты не отставали от него. И гнались за ним.
-161-
Они были уже в нескольких шагах от него. Но сделав ускорение, Адигизар оторвался от них метров на сто-сто двадцать и подбежал к моторной лодке, в которой идиллически сидел какой-то человек в непромокаемом плаще, в жёлтом капюшоне и заводил мотор, собираясь отчалить от берега. Адигизар без раздумий прыгнул с разбегу к нему прямо в лодку.
– Эй, ты куда? – возмутился хозяин лодки. – Это моя лодка!
– Гони прочь от берега, папаша! Плачу любые деньги! – крикнул он и без дальнейших предисловий вывалил лодочнику пачку денег. – Только быстрее переправьте меня на правый берег.
– Какие проблемы, парень! Всё будет сделано в лучшем виде, – сказал лодочник, настроение которого при виде таких деньжищ резко поднялось. Сразу повеселев, он даже запел что-то про Стеньку Разина.
– Вас как зовут? – поинтересовался Адигизар у него.
– Борис Борисыч.
– Очень приятно. А меня... Впрочем, неважно. Вы не могли бы поторо-питься! Шевелитесь, Борис Борисыч!
– А это не за тобой? – кивнул головой лодочник в сторону бегущих к берегу людей. Лодка уже отчалила, когда Громила с Лобастиком прыгнули в лодку. Третий, Фарреничек, немного подотстав, замешкался.
– Прыгай! – крикнули двое его товарищей.
– Я боюсь, – застеснялся вдруг он. – Что-то мне говорит: не прыгай! Моё внутреннее чувство. Что-то мне подсказывает: не делай этого Лялька. Не слушай своих старших товарищей. Я боюсь, что не справлюсь.
– Лялька всегда сильный, Лялька справится, – уговаривали они его.
– Ребята, подождите, я сейчас!
Замешкавшийся вначале Лялька разбежался и прыгнул, но не допрыгнул. Немножко не рассчитал. – Я же говорил вам! – в отчаянии успел он им
крикнуть. – Эх, немножко не получилось! А получилось, что он плюхнулся в воду. Да так неудачно, что угодил прямо под гребной винт. Образовавшееся воронкой его затянуло под вращающийся винт. А затем его перемололо этим винтом. Затрещали кости. И его перемесило на куски. Вода окрасилась вдруг в красный цвет. Отвернёмся от этого ужасного зрелища. Так погиб Лялька-Валялька. Бедный Фарреничек! Земля ему пухом. Вернее, вода теперь ему могила. Вот, что значит эта его неуверенность в себе, нерешительность.
– Погиб! Он погиб! Лялька Фарреничек! – горестно воскликнул Громила. – Наш верный товарищ! А как он пел, рисовал! Каким умницей он был! Эх, Лялька-Валялька! Громила и Лобастик обнажили головы.
– А всё из-за тебя! – вдруг разозлился Громила, напустившись на хо-зяина лодки, который даже не заметил этого. Потому что подсчитывал в этот момент свою дневную выручку, пересчитывая деньги. Его интересо-
вало, сколько он заработал. Громила одним ударом выбросил хозяина лодки
-162-
из лодки. Тот нелепо взмахнув руками, свалился в воду. А его деньги раз-
летелись, покрыв поверхность реки разноцветными красивыми бумажками. А лодка, сделав вираж вокруг него, продолжала плыть к противоположному берегу. А лодочник остался позади. Он отчаянно барахтался в воде. Вот и заработал! Он стал хвататься вокруг за разноцветные бумажки и собирать плывущие денежный купюры. – А всё ты, гад! И Громила запустил веслом в лодочника – Ты во всём виноват!
– Вы, почему обижаете человека? – сделал замечание им Адигизар. – Не безобразничайте! Зачем ты его обидел, Громила?
– Чем же я его обидел? – хмыкнул Громила.
– Ну, как же. Он уплыл такой обиженный!
– А может, он сам захотел искупаться?
– Его надо спасти, – сказал Адигизар и повернул лодку назад. – Не звери же мы.
В этот момент лодочник сумел ухватиться за борт лодки.
– Гони его отсюда, Громила!
– Спасите меня, – лодочник попытался вскарабкаться в лодку. Но Громи-ла ногой ударил его по голове и тот отстал.
– Нам не нужны лишние свидетели, – сказал Громила. – Ну, что попался, Адигизар? Где эликсир молодости? Где делирий? Ты видишь, из-за тебя погиб мой лучший друг Фарреничек. Но у меня остался ещё один друг, мой верный Лобастик. Мы с Лобастиком ждём, когда у тебя заговорит совесть. Скажи, когда она у тебя заговорит?
– Наверное, никогда. У меня его нет.
– Лучше по-хорошему отдай! Мы тебе ничего не сделаем. Оставим тебя в живых. Только отдай делирий. Не буди во мне зверя.
– Ты же знаешь, я добродушный весёлый малый, большой любитель жен-ской красоты. И больше меня ничто не интересует.
– А у себя на Арзире тебе своих красоток мало было? Так ты и сюда при-летел, чтобы покорять женские сердца. Ладно, делай, что хочешь. Можешь и дальше заниматься своими бабами, только отдай эликсир. Кстати, хочешь, я помогу найти твою темноволосую красавицу? Я вытащил из её сумочки паспорт. Выкрал незаметно. Я же знаю твои слабости. Так что её можешь найти без проблем. Ну, как? Идёт обмен? Я тебе – её паспорт, а ты мне – эликсир.
– Ты же знаешь. Я их многих боготворю. И не только темноволосых. Как-нибудь проживу без неё. Я себе других найду. Целую кучу!
– Нет уж. Я же видел, как ты на неё смотрел. Ты зубов мне не заговари-вай! Ты же на неё глаз положил. Влюбился, небось, без памяти? Влюбчи-
вый ты наш. До небес баб своих превозносишь! Хе-хе! Это твоя слабость. Знаю я твою слабость. Где эликсир, любовничек?
-163-
– Эликсира у меня нет.
– Не верю, – нахмурился Громила. – Громила не обязан всему верить. Я проверю. Лобастик, обыщи его, как следует!
– Слушаюсь, шеф.
В этот момент лодка ударилась о противоположный берег. И Громила, стоящий на носу спиной к берегу, чуть не потерял равновесие. Отчаянно балансируя руками, он пытался сохранить равновесие.
– Мне кажется, денёк перестает быть томным, – сказал Адигизар.
– Пусть тебе не кажется, – успел ответить ему Громила и тут же получил удар в челюсть. Потеряв поддержку, тот рухнул на песок. Лобастик стоял и пассивно наблюдал за происходящим, соображая своей большой умной го-ловой, как ему поступить в данной ситуации. Адигизар дал и ему в челюсть и свалил его за борт в воду. Тем самым освободив его от дальнейших умственных упражнений. А затем выскочил на берег и выхватил паспорт темноволосой красавицы у беспомощного Громилы, растянувшегося на песке. Тот едва поднялся, как получил ещё один сильный удар в челюсть.
На этот раз он свалился в воду. Осмотревшись вокруг, Адигизар побежал прочь, направляясь к трамвайной остановке, к которой как раз подходил трамвай. Пираты, выбравшись на берег, бросились вдогонку за ним.
Адигизар добежал до трамвайной остановки и заскочил в трамвай. Но преследователи в последний момент тоже успели заскочить в трамвай. Рас-талкивая пассажиров, Адигизар устремился к передней двери. Вслед за ним, тоже пробираясь через толпу, лезли ханурики.
– Не все ещё оплатили проезд, – остановила их кондукторша. – Вы заплатили, молодые люди? Но они оттолкнули её, бросив ей денежную ку-пюру в толпу. Адигизар выскочил на следующей остановке. И вдруг, на своё счастье, увидел стоящий чей-то мотоцикл. Хозяин в это время пошёл воду с сиропом пить. Адигизар, не долго думая, заскочил на мотоцикл и завёл его с полуоборота.
– Эй, куда?! Моё! А ну, убирайся с моего мотоцикла! – крикнул хозяин мотоцикла. Одет он был в кожаную чёрную куртку с металлическими заклёпками. На голове бандана. Судя по одежде, это был байкер. Он вдруг, поперхнувшись, закашлялся. Рядом с ним были ещё один мотоциклист. Его приятель. А чуть дальше ещё несколько байкеров на мотоциклах, тоже, очевидно, его приятелей, которые не сразу сообразили, что происходит.
– Он у меня мотоцикл спёр! – закричал пострадавший, придя в себя. Но Адигизар уже тронулся с места с бешеной скоростью. Пострадавший от- чаянно матерился ему вслед. Его дружок на мотоцикле подкатил к нему.
– Серёга, садись скорей! Надо за ним!.. Надо его догнать!
Тогда оба приятели-байкеры уселись вдвоём на мотоцикл, собираясь уже в погоню. Но им путь преградили Громила с Лобастиком.
-164-
– А ну, выметайтесь отсюда! – приказал Громила. – Брысь, я сказал!
– Эй, что тут у вас такое происходит? – подъехав к ним, спросил их ещё
один байкер, пытавшийся заступиться за товарищей. Но Громила ударил ему в челюсть и вышиб из седла. Но тут к ним подъехали и остальные байкеры, собираясь заступиться за товарищей. Однако Громила так же лихо, как с котятами, расправился и с остальными байкерами. Мощными ударами он вышиб их всех по очереди со своих насиженных мест. Сначала одного, потом другого, потом третьего. А четвёртый байкер, сидевший на заднем сидении, совсем ещё юнец, стал вдруг робко протестовать тоненьким голос- ком:
– Что это вы делаете? Вы не имеете права! Это наши мотоциклы!
– Подожди и до тебя очередь дойдёт, – предупредил Громила четвёртого и показал ему мощный кулак. Перепугавшись его кулака, этот оставшийся четвёртый байкер сидящий сзади, сам соскочил с мотоцикла, подняв руки вверх, видимо, сдаваясь.
– Не надо! Не надо! Я сам! Я всё понял! Я – понятливый! – воскликнул
он и бросился наутёк. – Только не бейте! У меня слабый желудок!
Громила и Лобастик сели на мотоциклы, освободив их от байкеров, и бро-сились в погоню вслед за Адигизаром.
Погода заметно испортилась. Налетел вдруг вихрь. В воздухе всё закру-жилось, завертелось. Затем пошёл дождь. Да ещё какой! Настоящий ливень! И, наконец, разразилась гроза. Засверкали молнии. А мотоциклисты продол-жали, мчались с бешеной скоростью. Хорошо, что людей было мало. Они промчались с рёвом мимо района «Радуги» и устремились дальше по дороге вдоль трамвайных путей. Езда по мокрому асфальту, да ещё с такой су-масшедшей скоростью была очень опасной.
– Стреляй по колёсам! – крикнул Громила Лобастику. Когда они при-близились к Адигизару на приемлемое для выстрела расстояние, Лобастик достал бластер. Это что-то вроде огнемёта и прицелился. Струя лазерного луча попала в паспорт, который держал в руке Адигизар. И через секунду от паспорта остались жалкие, сгоревшие клочки.
«Эх, не успел прочитать!» – сожалея, что не успел узнать, как зовут его очередную избранницу, Адигизар развернул один жалкий полусгоревший
клочок, который ещё тлел, и прочитал: «Рим...». Он успел прочитать ещё: «Алекс...». Это и всё. Он тут же истлел у него в руках. Итак, «Рим» – это, конечно же, Римма. «Алекс» – Александровна или Алексеевна. А вот фами-ия? Хотя бы одну букву узнать. Имя, отчество ещё ничего не даёт. Главное, фамилия. Теперь ему её не найти. В этот момент сверкнула молния и удари-ла в телеграфный столб. Столб этот вдруг резко накренился. То ли молния
сразила его, то ли мощный лазерный луч из бластера перерезал столб, словно нож масло, но так или иначе, он рухнул, и провода от него очень
-165-
низко опустились над самой дорогой примерно на высоте полтора метра. А Адигизар в последний момент пригнул голову. Ему в лицо больно хлестнула ветка склонившегося дерева. Но он увернулся. От низко висящего провода – самой страшной опасности – Громила тоже увернулся, вовремя наклонив-шись. А вот Лобастик не увидел провода. Когда Адигизар, преодолев эту
смертельную опасность, оглянулся – он слышал за спиной приближающийся рёв мотоцикла, то увидел странную, очень странную картину. Вцепившись в ярости, так, что побелели костяшки пальцев, в поручни мотоцикла, Лобастик мчался за Адигизаром, как и прежде. Но он был без... головы! Голову начи-сто срезало натянутым проводом. Бедняга не заметил его. Вот и поплатился! За невнимательность. Как острой бритвой сбрило его голову! Как говорится не рой яму другому! А голова у него была умная, лобастая! А голова у него была, слава богу, мыслящая. Где теперь валялась его бедовая лобастая голо-ва?
Однако оставался ещё Громила. И он уже приблизился вплотную к Ади-гизару, пытаясь его схватить и выбросить из седла мотоцикла. Они свернули
на второстепенную дорогу, пустынную в этот час. А безголовый Лобастик так и продолжал ехать по-прежнему по прямой, скрывшись за поворотом. Как там он? Чего с ним потом стряслось, Адигизар так никогда и не узнал, потому что ему было не до этого. Громила, охваченный азартом погони, вытянул руку, намереваясь схватить или толкнуть в зависимости от ситуа-ции Адигизара. Адигизар вдруг увидел приставший к рулю маленький пру-тик. Неведомо как попал он к нему. Видимо, это была ветка от дерева, кото-рая отломилась, когда он пригибался, увёртываясь от низко висящих ветвей. Адигизар взял этот самый прутик и, вытянув руку, пощекотал им, сунув пру-тик прямо ему в ноздри. На этот раз тот проявил явное желание чихнуть и чихнул. Да так, что выпустил руль из рук. Мотоцикл, брошенный на произ-вол судьбы, катился без управления и врезался в дерево. Громилу выбросило из седла мотоцикла, подхватив неведомой силой и швырнув в воздух. Слов-но заправский гимнаст он успел проделать в воздухе несколько кульбитов и, в довершение, совершив двойное сальто, приземлился в придорожную канаву. Дальнейшая его судьба мало интересовала Адигизара. Он зацепился рукой за край проходящего мимо грузовика и перелез через борт машины, а затем обессилено плюхнулся в кузов, размышляя о превратностях судьбы.
Глава восемнадцатая.
Дорогое печенье
В маленьком продуктовом магазинчике было довольно оживлённо после обеденного перерыва. В образовавшейся очереди собралось немало народу. Кому надо хлеб было купить к обеду, кому простоквашу или ацидофилин на
-166-
ужин, а кому кефир на ночь. Или заскочила сюда какая-нибудь рассеянная хозяйка, забывшая купить соли и хватившаяся только тогда, когда вся семья уже села за стол обедать. Вот и прибежала поскорей за солью, пока борщ не остыл, и пока муж, уткнувшись в газету, дожидался её в кресле.
А продавщица была одна. Ей приходилось обслуживать сразу оба отдела.
И хлебный и гастрономический. Шла бойкая торговля. Только поспевай.
– Дайте мне, пожалуйста, десяток яиц, две бутылки молока, одну бутылку простокваши, булку хлеба... и творога грамм триста-четыреста.
– Творога нет, – бросив на ходу продавщица, побежала за хлебом в другой конец магазина. Покупательница, пожилая женщина лет пятидесяти пяти, печально вздохнула. – Ну, что ж делать... будем сегодня без творога сидеть.
Но вот наступила очередь следующего покупателя. Продавщица стала рассчитываться с ним. А в это время из другого отдела, сиротливо присло-нившись к прилавку, выкрикнул какой-то лысоватый маленький человечек неопределённого возраста, нетерпеливо стуча монетой по прилавку.
– Девушка, подойдите сюда. Я уже пятнадцать минут здесь стою! У меня на плите курица поджаривается. Мне бы хотя бы только хлеба к обеду!
– А у меня там автобус стоит. Пассажиры волнуются, – вступил в разго-вор подошедший этакий крепыш, невысокий плотный мужчина в промасле-нной кепке. Это был водитель «двойки». Неподалеку от магазина находи-лась автобусная остановка.
– Что мне, хоть разорвись? – с раздражением произнесла продавщица, морща досадливо лоб, отвлекшись от костяшек счёт. – Вы что не видите, я с покупателем рассчитываюсь. Что я брошу его и к вам побегу?
– Сколько можно ждать? – недовольно бурчит лысый человечек. – А почему у вас напарницы нет? Здесь должна быть ещё одна продавщица.
Дайте жалобную книгу. Вот я вам запишу, чтобы работали, как положено.
Продавщица, наконец, рассчитавшись с покупателем, бежит в хлебный отдел.
– Что вам, молодой человек? – спрашивает его она уже полюбезнее, поскольку с напарницей они нарушают правила торговли, работая по одному.
– Жалобную книгу.
– А как же курица? – на лице продавщицы появляется деланное удивлён-ное выражение.
– Она подождёт. Тем более, что уже всё равно сгорела из-за вас! – прово-рчал покупатель.
– Ну, что вы сразу жалобную книгу просите? Какой же вы нетерпеливый!
– приветливое выражение сразу улетучилось с её лица. Однако она всё же насильно натянула на себя вежливую улыбку. – Какой же вы нетерпеливый!
-167-
И подала ему булку хлеба вместо жалобной книги. Человечек ещё некоторое время стоял возле прилавка. А потом, взяв булку хлеба и, ворчливо бубня себе что-то под нос, удалился.
В магазинчике нет самообслуживания. Но кто-нибудь всё равно сам себя
обслуживает в какой-то момент. Возьмёт, например, булку хлеба и идёт затем заплатить за неё к продавщице. А кто недобросовестный, норовит так уйти. За всеми не углядишь. На прилавке навалены бублики, печенье и хлеб.
Но вот возникла путаница. Какая-то женщина набирала на всю свою большую семью много продуктов и решила, что продавщица неправильно посчитала ей итоговую сумму.
– Вы мне неправильно посчитали, – сказала она продавщице
– Ну, как же неправильно? Продавщица бойко застучала костяшками счётов. – Ну, вот. Десять рублей, восемьдесят копеек. Ну, где же неправиль-но, женщина? Но та, морща лоб и, производя в уме какие-то свои арифмети-ческие подсчёты, гнула своё.
– Вы мне неправильно посчитали. Неправильно и всё тут! – вбила она
себе в голову. И её не переупрямишь. Не переубедишь.
– Ну, где же неправильно? Я же вам всё объяснила, всё посчитала. Но та
так и ушла недовольная, уверенная, что её обсчитали. Она шла по улице и всё морщила лоб. Всё считала, считала. И всё время сбивалась. Если, честно у неё по арифметике в школе оценки были не ахти. Выше тройки не было.
Но тут, чуть не сбив её с ног, заскочил в магазин маленький чумазый пацанёнок, ещё разгорячённый уличными боями. И затем бегом направился к прилавку, где горкой было насыпано на лоток сдобное песочное печенье в виде ребристых крендельков. Схватив несколько штук, он побежал назад. Продавщица, увлечённая расчётом с очередным покупателем, заметила беглеца лишь в последний момент.
– Мальчик, мальчик! – крикнула продавщица. – А платить, кто будет? Заплатить нужно! Но где там! Мальчугана и след простыл.
– Что с такого возьмёшь? – умиляясь, сказал кто-то в очереди. – Ребёнок ещё! Не понимает ещё. Набегался, видать. Проголодался.
Очередь пришла в движение.
– А вы куда смотрите? – произнёс другой покупатель, солидный дядя в тёмно-синем костюме, выражая претензии самой продавщице. – Что за моду у вас тут взяли выставлять сдобу возле самой двери? Неужели вы не можете её держать подальше?
– За всеми не уследишь, – махнула рукой продавщица, смирившись с потерей.
Не успела утихомириться очередь после налёта юного воришки, как в магазин вошла сморщенная старушенция. И прямиком засеменила мелкими
шажками к печенью. Деловито набирая печенья столько, сколько ей надо,
-168-
она ещё и бормотала что-то недовольно под нос себе, откладывая в сторону поломанные печенюшки. После чего на глазах изумлённой продавщицы, старуха деловито поковыляла к выходу, и не думая даже заплатить за
печенье. Продавщица, наконец, опомнившись, когда уже старушка была недалеко от выхода, закричала сердито. – Бабушка! А платить, кто будет за печенье? Пушкин?
Бабушка остановилась уже в самых дверях и. повернувшись к продавщи-це, стала оправдываться.
– Да я немножко взяла, милая. К чаю себе только. Несколько штучек. С чаем попить. Бабушке.
– Всё равно заплатить нужно. Но бабушка только сердито отмахнулась от продавщицы, словно от надоевшей мухи.
– Что вам? Жалко? Вон его у вас сколько! И весь её возмущённый вид говорил, что она права. – Убудет у вас, если старуха чай с печеньем попьёт! Три печенюшечки только и взяла всего! И она затем преспокойно исчезает, так и не заплатив.
– Да бог с ней! – проговорил кто-то сердобольный из очереди. – Пусть идёт.
– А платить, кто будет? Я из своего кармана? – недовольно произнесла продавщица. – Много вас тут таких! И она была, конечно, права.
– Ой! Из своего кармана!.. Да что мы... как будто не знаем! Много вы нас обвешиваете, обсчитываете! – заметил кто-то из очереди. И они, конечно, тоже правы.
– А вы за старухой-то сбегайте, пока она ещё далеко не ушла, – совер-шенно серьёзно подал совет седенький старичок.
– Да! Сейчас всё брошу и побегу! Делать мне больше нечего, как бегать за каждым! Что я за ней побегу? Ей всё равно не втолкуешь. Попадаются же такие!
Едва захлопнулась дверь за бабкой, как появился знакомый уже мальчу-ган. И не один, а с другом и дворнягой, ковылявшей на коротеньких ножках. Судя по всему, печенье ему пришлось по вкусу. Зачем же время терять? Вот он и привёл ещё и друга. Мальчик с дружками (один из них был четвероно-гий), не теряя времени, направился к знакомой горке печенья.
– Э, мальчик, ты куда идёшь? Учённая уже продавщица остановила его. – У тебя деньги есть?
Мальчик, успевший уже ухватить одно печенье, с зажатой в руке печеню-шкой стоял в растерянности.
– Губа, видно, у парня не дура! – рассмеялся мужчина, складывая свои
покупки в сумку. Печенье-то ему не дешёвенькое приглянулось, а дорогое, сдобное. Кренделёчки.
– Ты что же это, мальчик, делаешь?! Так нельзя! Ты уже не первый раз
-169-
сюда приходишь! Если денег нет, не смей брать печенье! Оно денег стоит. А то я твоим родителям скажу! Ты где живёшь?
Мальчик отрицательно замахал головой. Он понимал, что его ругали, и внезапно разразился рёвом. У его дружка тоже слёзы появились в глазах. Он
стоял, набычившись, готовый разреветься тоже в любую минуту.
Дворняга на весь магазин подняла лай, понимая, что её хозяину грозила беда.
– Да что вы на мальчика кричите? Что он понимает? Некоторые стали его защищать. И в магазине опять поднялся шум.
На следующий день печенье уже не лежало на прилавке...
И вот как-то в магазинчик, вошёл, подволакивая ногу, крупный мужчина со свирепым выражением лица. Это был Громила. После падения с мотоцик-ла он довольно сильно повредил свою ногу. И ему было очень больно. Лицо его аж позеленело от боли. Ему уже было не тонкостей.
– Бутылку хлеба и булку молока, – выложил он первое, что на ум пришло.
– Что? – выпучила глаза продавщица.
– Меня зовут Земпулен Каракатица, он же, Жучара Предтеченский, – ска-зал он зачем-то, представившись, продавщице, назвав первое попавшееся ему на ум имя. В его больном мозгу, в который беспрестанно поступали бо-левые сигналы от рецепторов, слова пролетали с лихорадочной быстротой.
– Вот как, – сказала насмешливо продавщица. – А я думала, ты Ваня из
Рязани. И что вам надо... как вас там заковыристо ещё так зовут... Земулен? Земдулен? Что вы хотели?
– Мне бы ногу перевязать, подлечить. Сделаешь, дорогуша?
– Да? Вот как? – в недоумении пожала плечами продавщица. – Но здесь некоторым образом магазин... продуктовый, а не поликлиника. А вам надо в больницу. Я так понимаю.
– Какая больница! Какая поликлиника! Тут ведь дел на копейку. Взгляни, дорогуша. Он закинул ногу на прилавок. А продавщица стала возмущаться:
– Уберите вашу ногу с прилавка! У меня здесь продукты, а вы микробы сеете!
– Ну, вы взгляните хоть.
Но продавщица не пожелала смотреть, а скинула его ногу с прилавка.
– Больно надо!
Но странный посетитель, продолжая упорствовать, опять закинул свою больную ногу на прилавок.
– Ты что больной?!! Совсем ничего не понимаешь? – переходя на «ты», продавщица в сильном раздражении повертела пальцем у виска. – Зачем мне на твою ногу смотреть? Сумасшедший какой-то! Грязную ногу прямо на прилавок с продуктами норовит всё время закинуть! У меня тут на прилавке хлеб, печенье... Я тебе что, врач какой-нибудь, что ты мне её всё время
-170-
суёшь? Ну, ты и жучара!.. И тут она в первый раз за всё время взглянула на его ногу повнимательнее.
– О, боже! У него нога петушья! Ты чего с ногой сделал, обормот?
– Что значит, петушья?
– Ну, значит, как у петуха. Это вообще клешня какая-то, а не нога!
Продавщица стала задыхаться от потрясения при виде этой ноги.
– У него нога петушья, а у меня удушье!! – запричитала продавщица, хватаясь за горло. – Что это со мной? Неужели от потрясения? Неужели от этой его ужасной ноги? Это бывает со мной. Приступы удушья.
– Хватит тут заливать про удушье... Кукареку! Ко-ко-ко! – закудахтал вдруг от возмущения Громила, изображая из себя не то курицу, не то петуха.
Видя, что он несерьёзно относится к своей ноге и даже изображает из себя какого-то кукарекающего дурачка, продавщица быстро пришла в се6я.
– А чего это ты здесь распетушился? Убери свою клешню, я сказала! – сердито воскликнула она.
– Женщина, ты должна мне помочь.
– Убери свою клешню с моего прилавка, чёртов придурок!
– Не верещи, женщина! Женщина, ты должна мне помочь, – упрямо гнул
своё Громила.
– Ничего я тебе не должна, убирайся отсюда! Вот заладил! Сколько тебе
можно повторять! Катись, давай!
– Ты должна купить мне в аптеке... лекарства, – повторял уже в каком-то полубреду Громила, прислонившись к стене и пытаясь удержать равновесие. – Ты сейчас пойдёшь на цыпочках в аптеку! Дуй прямиком в аптеку, глупая женщина. Не видишь, мне нехорошо. Далеко, а надо. Давай на цыпочках! Ну и чего ты ждёшь?.. Каракатица!
– Пошёл вон! Никуда я не пойду! Ты сейчас сам уйдёшь, петух, отсюда на цыпочках! – окончательно разозлилась она.
– Я уйду, женщина. Но тебе должно быть стыдно. Да, да!.. За нечуткость. За такую невнимательность к моей персоне. К моей выдающейся персоне.
Постанывая, держась за повреждённую заднюю конечность, Громила с трудом поковылял в сторону частных одноэтажных жилых домов. «Какие же всё-таки попадаются экземпляры среди людей! Немилосердные»,– нехорошо думал он об этой продавщице. По тропинке он дошёл до одного такого дома, на участке которого стояли большие железные бочки. В бочках была вода для полива огорода. Это был дом Виктора Лукича Швеца, по адресу улица Алма-атинская, 25. Из сарая доносился запах химикатов. Громила пробрался туда и увидел минеральные удобрения.
– О, медный купорос! Нитроаммофоска! Суперфосфат!.. В самый раз! То, что мне надо!.. А это удачно я зашёл! Хи-хи! Повезло-то мне, как здорово! – воскликнул Громила, потирая руки. – Это же праздник просто какой-то! Для
-171-
желудка!.. Он тут же, не откладывая дело в долгий ящик, наелся от души всех этих удобрений. И ему стало легче. От былого огорчения, вызванного нечутким отношением к нему грубиянки-продавщицы, не осталось и следа. Но надо было всё же лечить как-то повреждённую ногу. Громила осторожно подкрался к веранде и заглянул туда. На веранде никого не было. Потом он обошёл дом с левой стороны и заглянул в окно. В комнате тоже никого не было. Он заглянул в окно на кухне. Тот же результат. Судя по всему, в доме в данную минуту вообще никого не было. Он опять зашёл на веранду. На верёвке, протянутой вдоль веранды, сушилось бельё. Простыни, наволочки, и чья-то одежда. Громила позаимствовал носовой платочек и оторвал кусок простыни, перевязав ногу. Затем он решил прилечь на диванчик и отдохнуть немного. Полежав немного, минут десять, на диванчике и размышляя о том, как действовать ему дальше, он встал и направился затем ещё раз в сарай. Вслед затем все удобрения перенёс из сарая и насыпал их в железную бочку с водой на земельном участке. После чего залез сам туда, в бочку, принимая нечто вроде ванны. – О, хорошо! Хорошо-то как! Перкуцци! Андруцци! – воскликнул он с довольным видом. Последние два слова означали высшее блаженство на его родном языке. Но недолго он блаженствовал.
Вдруг раздалось чьё-то недовольное ворчанье. Очевидно, пришёл хозяин. Это был пожилой мужчина лет шестидесяти, в очках. Вместе с ним была его жена, Мария Захаровна, пожилая женщина тоже, примерно, шестидесяти лет.
– Чёрт! Здесь кто-то побывал, Маня! – сказал он ей с тревогой. – В сарае всё перерыто. Исчезли все удобрения! Но зачем вору удобрения? Я этого не пойму никак!
Громила, замерев и прислушиваясь к их разговору, затаился в бочке
Виктор Лукич прошёл в дом и вскоре оттуда вышел, недоумённо пожимая плечами.
– А в доме ничего не пропало. Странно... Всё это странно, Маня.
– Простыня изорвана на веранде, – вдруг сообщила ему Мария Захаровна, зайдя на веранду. – И одного носового платка нет.
– Ну, вот начинается! – огорчённо воскликнул Виктор Лукич. Опять эти треволнения, опять неприятности. А ведь ему прописано врачом душевное спокойствие и размеренный образ жизни, поскольку у него было больное сердце. У него был уже один инфаркт. А точнее, даже два. «Вам нужно, как можно меньше волноваться», – ему так и сказал врач
И тут пришёл сосед Самохин с собакой. С овчаркой по кличке Мухтар. Он предложил Виктору Лукичу временно подержать Мухтара у себя. Самохин отдавал ему собаку месяца на два-три, пока он съездит к родственникам во Владивосток.
. – Понимаешь, Виктор, мне даже не с кем собаку оставить. Живу я один.
-172
А Мухтара же я туда не повезу. Так ты не мог на время оставить его у себя?
. – Вы как раз вовремя со своим Мухтаром, – живо откликнулся Виктор Лукич. – У меня сегодня кто-то побывал. Вот там, на веранде, вор этот уж точно побывал. Оторвал кусок простыни зачем-то. А из сарая все удобрения пропали! Может, Мухтар след возьмёт?
– Конечно. Дайте понюхать Мухтару, – охотно предложил ему Самохин. – Он у меня учёный, – с гордостью добавил он.– Живо выведет на след вора.
Мухтар за мной! Мухтар! След! Ищи! Ищи, Мухтар! – подавал команду хоз-яин. Они направились с овчаркой на веранду. Мухтар и так до этого вёл себя беспокойно, чуя чужака. А тут, когда ему дали команду «след», так бросился опрометью сразу же к бочке и, задрав голову, стал яростно лаять.
– А чего это он? Чего он так отчаянно лает? Неужели, вор там побывал?.. В бочке? Странно! – пожал плечами в недоумении Виктор Лукич. – Может, надо вызывать милицию?
И тут, не выдержав напряжённости момента, Громила вылез из бочки и, подволакивая ногу, побежал прямо по грядкам прочь из этого дома. С него ручьями бежала вода. А Мухтар, лая, побежал за ним, пытаясь ухватить его
за штанину. Но тот, грузно переливаясь, кричал ему. – Эгон! Ты ещё здесь?!
Эгон! Ну-ка живо дуй на вокзал, я сказал!! – посылал Громила пса зачем-то на вокзал, называя почему-то Мухтара Эгоном. Возможно, по-ханурикски,
это и означало «пёс» или собачье имя на его родном языке. А заговорил он на своём языке в минуту опасности и сильного волнения. Всё перепутал.
– О, боже! Это что... грабитель и есть? Виктор Лукич схватился за сердце. Виктор Лукич пролежал полгода после инфаркта. Он был на грани смерти. Но по натуре был оптимистом. Он работал на военном заводе, на котором делали снаряды и бомбы. Он был инженером по технике безопасности. Но работа была настолько вредная, что никакие меры безопасности не спасали людей от вредного воздействия. Они желтели, заболевали силикозом лёгких из-за применяющейся в производстве селитры. Заболел и сам Виктор Лукич. Очень тяжело. У него было сильное отравление организма. Что ни съест, то у него обратно тут же вырвет. Его показали даже профессору Сиротинину. Профессор, тщательно осмотрев его, покачал головой и выдал, к сожаленью, неутешительный прогноз:
– Прогноз не утешительный. Я думаю, рак. И, вероятно, уже последняя стадия. Я сожалею. Но ничем помочь здесь нельзя. Не возражаете, коллеги?
С диагнозом согласны? Или у кого будут ещё какие-нибудь мнения? Говори-те, не стесняйтесь. Я внимательно выслушаю ваше мнение. Кто выскажется?
Члены медкомиссии зароптали, повторяя вслед за ним: – Рак, рак...Это бы-ло, как смертный приговор. После этого можно было только ждать смерти.
Он был обречён и представлял собой жалкое зрелище. Кожа да кости...
И вот встретилась его дочери Вале случайно лежавшая с ней когда-то в
-173-
одной палате в больнице, когда она сама там лежала с ревматизмом, Галя Островерхова. Она и рассказала, как она вылечила себе язву желудка. Когда у неё появлялись боли, да такие, что хотелось лезть на стенку, она, уже не зная, что ей делать, как-то съела кусочек скумбрии, которая попалась ей на глаза случайно. На столе стояла раскрытая консервная банка со скумбрией в собственном соку. Она съела кусочек и удивительное дело. Боль притихла. Вот она-то и помогла. Можно сказать, вылечила её от язвы.
И вот Валя купила банку со скумбрией и открыла её. А отец почувствовал запах и попросил рыбы. Он съел кусочек и впервые за всё время его болезни его не вырвало. Потом он съел ещё кусочек. И опять его не вырвало. Так он ел несколько дней подряд одну скумбрию. А потом потихоньку стал к ней добавлять хлеб, помидорчик, огурчик и потом ещё другие продукты. И его не вырывало. Очевидно, у Виктора Лукича за время его работы на военном заводе произошло сильное отравление всего организма из-за этой селитры и сулемы. Ему было не привыкать болеть. Он в своей жизни, какими только не переболел тяжёлыми болезнями. Сначала тифом. Потом возвратным тифом. Сыпным тифом. Малярией. И вот когда он, буквально, вернулся с того света, когда вернулся с того дня к жизни, из-за того, что случайно распробовал скумбрию, а затем через несколько месяцев полностью поправился, то затем пошёл к профессору Сиротинину. Чтобы рассказать про свой удивительный
случай. И про то, как профессор хоронил его. Но, оказалось, вышло, как раз всё наоборот. Сам профессор неожиданно скоропостижно скончался. И вот вышло так, что все, кто его, Виктора Лукича, хоронил, умерли раньше его. А он так хотел рассказать им об удивительных лечебных свойствах скумбрии!
А Громила, спасаясь от собаки, и сам не заметил, как опять оказался в том самом магазине, в котором он был два часа тому назад. Ноги сами принесли его сюда. Но здесь его ждал неласковый приём.
. – Опять сюда припёрся? И чего тебе здесь надо, а? – проворчала сердито знакомая продавщица. – Как будто мёдом здесь ему намазано! Сам же ничего не покупает. А ходит сюда и ходит!
– Я куплю у вас. Я сейчас! Я докажу, Павел Андреевич, я докажу... товарищ Семиглотов, – пробормотал торопливо Громила, прочитав на торговом прилавке небольшую табличку, на которой было написано «Вас обслуживает продавец Семиглотов Павел Андреевич» и полез в карман за платком. – Вот увидите...
– Какой я тебе Семиглотов? – оскорбилась продавщица. – Ты что не видишь, что перед тобой женщина? Что у меня может быть самолюбие?
– А как же вас зовут?
– Дарья Валерьевна... Кунгурцева – я., дурья твоя голова! А Семиглотов этот... он вчера работал. Это я табличку не успела переменить.
– Понимаете, Дарья Валерьевна, я это... Неприятность у меня. За мной по
-174-
пятам гналась овчарка. Огромная! Волкодав!.. А нога больная. Но у меня есть кое-что... Доставая носовой платочек, Громила заодно невольно вынул из кармана несколько двадцатипятирублёвых купюр и уронил их на пол.
– О! Да у тебя денег куры не клюют! – воскликнула удивлённо Кун-гурцева. – А он прибеднялся. А он и покупать у меня ничего не собирался!
Увидев деньги, продавщица сразу преобразилась. У неё жадно загорелись глаза. А он и забыл совсем про деньги. Про их магическую силу для людей на Земле. Он надеялся лишь на её милосердие. Оказывается, надо было сразу предложить ей деньги. Как это он сразу не догадался?
– Это... Дура Валерьевна... Я что хотел сказать. Может, вам денег дать?
– А чего ты мне сразу не предложил денег? С этого надо было и начинать. Гони все деньги, какие у тебя есть!.. Понял? – потребовала вдруг алчная Дарья Валерьевна. – Тогда пойду в аптеку. Ей нужно было выудить из него как можно более крупную сумму. Всё до копеечки!
Громила выложил ей на прилавок целую кучу денег, при виде которых у Дарьи Валерьевны глазки разгорелись ещё сильнее. А Громила, оставив деньги на прилавке, повернулся к ней спиной, а затем... пошёл к выходу.
– Эй!.. – остановила его удивлённая продавщица. – А что купить-то тебе
в аптеке?.. Какие лекарства?
– А ничего не надо, я уже это... я уже вроде вылечился... – махнул рукой Громила и благородно удалился.
Добравшись до ближайшей аптеки, Громила купил все необходимые ему
ингредиенты для оживляющей жидкости. И добавил туда самого главного: несколько граммов густой живительной смолы, которая хранилась у него в специальной ампуле, как неприкосновенный запас, на всякий такой случай.
Эту оживляющую смолу изобрёл один тамошний выдающийся микробиолог в его галактике. Приготовив эту чудо-смесь, он помазал ей поврежденное место на ноге. После чего его нога стала оживать чудесным образом прямо на глазах. Все поврежденные места, словно по волшебству исчезли, а вместо них стремительно выросла новая здоровая живая ткань. И через несколько минут он был в полном порядке. Теперь ему нужно было заняться поисками своего дружка Лобастика и попытаться его каким-то образом оживить. Ведь ему вести поиски Адигизара будет трудно одному. Необходимы были друзья и соратники.
– Товарищ, вы это... Вы что-нибудь тут слыхали про такого здесь вот покойника... Про мотоциклиста погибшего недавно? – осторожно, пытаясь выпытать хоть что-то про Лобастика, спросил у сторожа магазина Громила. – Ну, такого... безголового?
– Да они все тут безголовые! Они все тут чокнутые!.. Все на голову больные! – охотно принялся объяснить ему сторож Пантелей. – Носятся как угорелые! Ну и дурные же!
-175-
– Я не про это. Я про конкретного человечка. Есть тут у меня на примете один человечек. Вы должны его знать. У него был слабый вестибулярный аппарат.
– У всех у них одинаково слабым становится ихний вестибулярный аппарат, когда хлобыстнут чего-нибудь горячительного. Вот то-то и оно. Вот он-то, ваш дружок, видать, тоже хлобыстнул водочки небось?
– Что? Какой ещё водочки?
– Я говорю, хватил лишку, а, небось? А потом покататься надумал? Да? Ну и как он после этого? Не очухался ещё? Спит, небось? Не проспался?
– Спит. Вечным сном... – поморщился Громила. – Нет, я конкретно. Я про конкретный случай. Здесь мотоциклисту вчера вечером голову срезало. Не слыхал, дедуля? У него реально голову оторвало низко опустившимся электрическим проводом!
– О, господи! Что и взаправду? Какие страсти ты говоришь! – горестно покачал головой словоохотливый старичок. – Так прямо и башку отрезало?
К ним подошёл ещё какой-то мужик. В фуфайке, с сиплым голосом.
– Я слыхал. Действительно, говорили, что какому-то парню на мотоцикле башку сфинтило... отчекрыжило оголённым проводом!.. И башку его потом
нашли аж в километре от мотоцикла, – сказал он. – А ты кто такой? Чего ты это тут кочевряжишься? Чего из себя следака корчишь? Ты кто такой ему будешь?
– Я друг его. Это дружок мой... погиб, – признался Громила.
– А! Ну, тогда понятно... Не повезло парню. Дружку твоему отчаянному... Отчекрыжило, ему, стало быть, черепок. Говорят, его повезли в морг какой-то, – сообщил ему мужик, а затем осведомился у Громилы. – Может, мы помянем его? У тебя есть чем помянуть? – с надеждой взглянул мужик на него. Видимо, он был горький пропойца.
– Нету.
– А у тебя, дед?
– Откуда? – пожал плечами старичок. – Если б и было, у меня б долго не задержалось.
– Может, найдётся? Ты лучше поищи в своей сторожке, – спросил мужик, и, приложив руку к горлу, пояснил. – Понимаешь, у меня трубы горят!!! Выпить надо! До зарезу! Поёдём в сторожку, дед, говорю, поищем у тебя!
– Не надо, не ходи. Нету там водки. Уж мне-то лучше знать.
– Я сейчас вам куплю водки, – пообещал ему Громила.
– Тогда заходите, – обрадовался старичок. – Милости просим. Я сейчас стаканы помою.
– И закуски купи, – хмыкнул мужик. – Помянем твоего сопливого дружка горемычного.
– Хорошо, куплю и закусухи… э-э…закусуки, – пообещал им Громила.
- 176-
– Что ещё за закусуки? – не понял мужик.
– То есть, закусики, я хотел сказать, – поправился Громила, которому никак не давалось правильное произношение этого слова. – Или нет. Не так. Погодите. Закусихи. Закусон. Закусочки... – он лихорадочно перебирал свой словарный запас в поисках нужного слова. – О, нашёл! – обрадовался он, наконец, – Закусочкой вас обеспечу. Одним словом, пожрать вам куплю.
Закусочкой вас обеспечу и водочкой обрадую! Ведь водочка вас лечит!

Глава девятнадцатая.
Воскрешение Лобастика.

Лобастика доставили в морг Рудничной районной больницы. Там Громила его и нашёл. Но не сразу. Громиле повезло. Ему удалось пробраться в боль-ницу незамеченным. Он спокойно прошёл через приёмное отделение и двинулся дальше. Однако в коридоре к нему вдруг неожиданно прицепился какой-то очкастый фельдшер. Какой-то Абрамкин. Откуда он взялся?
– Вы кто такой? – спросил он у Громилы.
– Я это... работник морга, – выпалил Громила. – Вернее, не работник. Но мне туда надо. К товарищу. Кстати, как туда пройти?
– Как вас зовут? – поинтересовался у Громилы Абрамкин.
– Громила... то есть, Ермила... или Гаврила. Точно не помню, – отмахнул-ся тот. Его стал раздражать этот прыщавый фельдшер.
– Как это не помните?.. – приподняв очки, фельдшер удивлённо взглянул на того. – Вы не помните своего имени?
– Да какая тебе разница?
– А кем вы работаете?
– Этим... как его... – защёлкал пальцами Громила. Его глазки беспокойно забегали. Подозрительно озираясь вокруг себя, он наконец-то облегчённо выкрикнул. – А ну да! Вспомнил... Гаврила булки испекал! Э-э… выпекал.
– На хлебозаводе работаете?
– Точно. Служил Гаврила хлебопёком. Гаврила булки испекал. Выпекал.
– Как-то это всё странно, – усомнился в его искренности Абрамкин. – А
вам не кажется странным э-э... ваше поведение?
– Не кажется.
– А вам не кажется, что вы немного…э-э…заливаете? Что вы сочиняете? Попросту говоря, врёте? И вообще немного неадекватны. И мне кажется, что вам надо совсем в другое место. И я знаю куда... Зайдя в какой-то кабинет, Абрамкин стал звонить, но беспокойный «Гаврила», протянув руку, нажал на рычажок телефона. Вот дотошный, какой попался этот чёртов фельдшер!
– Что вы делаете?! – крайне изумился дотошный фельдшер, непонимающе уставившись на Громилу и ожидая пояснения от того. Тот был краток:
– Что надо, – сказал он и, оторвав телефонный провод с «мясом», связал им фельдшера, предварительно сняв с него белый халат и, сам облачившись в него, что вызвало возражения у Абрамкина. – Как вы смеете? Ставший красным от натуги, тот безуспешно пытался освободиться от пут.
– Освободите меня немедленно!.. Да как вы смеете?! Связывать!.. Меня!!! Я – заместитель заведующего отделением! Как вы смеете?!
– Смею. Лучше не трепыхайся, заместитель! – нахмурился Громила. – А то башку откручу ненароком! Он приблизил здоровенный кулак и покрутил им возле носа фельдшера. От резкого движения халат на нём вдруг треснул.
– Это мой халат, – жалобно пробормотал Абрамкин.
– Было ваше, стало наше, – лаконично объяснил ему Громила и затем отправился искать Лобастика. Он заглянул в одну из ближайших палат. Видимо, это было травматологическое отделение. Поскольку здесь обитали больные с загипсованными руками и ногами. Один из больных при виде Громилы, приподнялся с постели. У него были загипсованы обе ноги.
– Доктор, я буду ходить? – с надеждой спросил он Громилу, приняв того
за доктора. Громила злобно ответил ему: – Будете. Но только под себя... Где тут у вас мертвецкая? – спросил он, оглядываясь по сторонам. При этом у него было такое зверское выражение лица, что не на шутку напугал им бедного больного.
– Что?!! – отчаянно заморгал ресницами больной, ошарашенный его ответом и ещё больше его вопросом. Не в состоянии произнести что-либо в ответ, он даже с головой накрылся простынёй от страха.
– Морг там, – показал пальцем другой больной. Какой-то толстяк. – Разве вы не знаете?
Громила проникнул незаметно в морг. Его Лобастик лежал на одном из секционных столов. Рядом покоилась его отрезанная голова. В помещении почему-то никого не было. Это было ему на руку. И Громила решил тут же незамедлительно действовать. Он аккуратно приставил отрезанную голову, срезанную, словно большой острой бритвой, к туловищу Лобастика. После чего перевязал шею и налил какой-то живительной жидкости на повязку, пропитав ею всю повязку. Это была та самая живительная целебная смесь, которую он приготовил для лечения своей ноги. Всё шло как нельзя лучше.
Через несколько минут Лобастик стал оживать. Он открыл глаза, захлопал ресницами. И вдруг на его губах появилась радостная улыбка. Он узнал Громилу.
– Друг, это ты?! Как я рад тебя видеть!
– Да подожди ты радоваться, сейчас врач придёт. Лучше полежи ещё тут спокойно минут пять и не трепыхайся! Пока сосуды не укрепятся. Голова должна, как следует, прирасти к туловищу. На это надо ещё минут десять.
Но Лобастик не слушался его и продолжал выражать бурную радость по поводу своего чудесного воскрешения из мёртвых.
– Я так рад! Я так рад! Я жив! Я мыслю. Значит, я существую! Ты меня спас, Громила!! Лобастик вдруг быстро приподнялся, чтобы выразить ему свою бурную радость. Но, видимо, был ещё очень слаб. От такого резкого движения его голова вдруг отвалилась от туловища и покатилась по полу, словно кочан капусты, закатившись под каталку. Его бедовая голова ещё толком не успела, как следует, прирасти к туловищу. Прошло слишком мало времени. Сосуды не сформировались, и процессы метаболизма нарушились.
– Это что это такое сейчас было? – показывая пальцем в ту сторону, куда закатилась голова, спросил у Громилы дрожащим голосом патологоанатом, стоя в дверях. – Голова говорила, или мне показалось?!
– Тебе не показалось, – сказал хмуро Громила. – Голова, и в самом деле, говорила. И даже слишком много болтала! В этом и была её беда.
-177-
– Значит, это правда. Значит, мне не показалось... Говорящая голова!.. Но
этого не может быть! А как же «momento more»? Помни о смерти?
Наблюдавший эту всю картину с говорящей оторванной головой, только что вошедший патологоанатом, повидавший на своём веку всякого, вдруг не выдержал и, сильно побледнев, грохнулся в обморок.
– Чёрт! – выругался Громила. – Вечно ты торопишься, Лобастик! Нет от тебя покоя. Ну, куда ты башку свою задевал? Он наклонился, чтобы найти его бестолковую голову. Голова Лобастика закатилась далеко в угол под эту самую каталку. Пришлось туда лезть и доставать её.
Пришедший в себя патологоанатом, спросил у Громилы в недоумении:
– Что вы там ищите; молодой человек?
– Да голова куда-то этого придурка закатилась. Голову его там ищу, – ответил тот. Громила всё ещё возился с головой, пытаясь её достать. Из-под каталки торчали лишь его пятки.
– Но зачем?
– Сейчас узнаешь. Лучше подай швабру, дядя.
Патологоанатом чисто механически подал ему швабру. Наконец, Громила после нескольких безуспешных попыток выкатил наружу голову Лобастика.
– Ох, и дурная же у него голова, – пожаловался Громила, беря голову одной рукой и рассматривая её на некотором расстоянии от себя. – Бедный Жорик!
Патологоанатому показалось, что голова Жорика подмигнула ему. А затем
даже и улыбнулась, произнеся. – Привет, дядя.
– Этого не может быть! – прошептал патологоанатом и во второй раз хлопнулся в обморок.
Громила повторил свои манипуляции с приращением головы к туловищу, и вскоре Лобастик заулыбался вновь. Но Громила его предупредил:
– Хватит лыбиться! Я сказал, прекрати, дурик! А то опять башка у тебя отвалится! Однако тот продолжал улыбаться счастливой улыбкой. От того счастливой, что остался жив и что видит своего шефа. И чтобы выразить по этому поводу свою радость, он опять предпринял попытку обнять главаря. Но тот вскипел и с возгласом: – Я тебе что сказал, скотина! – дал по морде Лобастику, чтобы тот не улыбался и не так бурно радовался. Надо ли говорить, что голова его опять отвалилась и полетела вниз. Какая-то она у него некрепкая была. Долго не держалась. Только после третьей попытки Громиле, наконец, удалось прирастить её к туловищу товарища.
И только после этой третьей попытки Громиле, наконец, удалось убедить Лобастика не так сильно проявлять свои чувства по случаю его счастливого воскрешения из мёртвых.
– Я на тебя и так много потратил оживителя. В следующий раз могу и не дать. Вот тогда поулыбаешься у меня!
-178-
Громила залюбовался своей работой. Можно сказать жизнь человеку спас.
Точнее, арзирянину. Вытащил его с того света.
– Ладно, пойдём. Надо срочно Адигизара искать.
– Да, а с этим что делать? – призадумался Громила, глядя на лежащего на полу патологоанатома. – Его надо куда-то деть. Не может же он тут просто так валяться. Громила поднял его и положил на секционный стол, заботливо подложив ему под голову подушку. При этом он на всякий случай держал под мышкой Лобастика, чтобы тот не убежал куда-нибудь ненароком. Поэтому пришедший в себя во второй раз патологоанатом, когда увидел прямо перед собой физиономию счастливо улыбающегося Лобасти-ка, не вынес этого и в третий раз без чувств завалился на бок.
Когда они выбрались из морга, то Громила поддерживал Лобастика, ещё слабого, идущего с трудом, поскольку тот не совсем ещё оправился после присоединения его головы к туловищу. А когда, двигаясь потихоньку, они через какое-то время вышли к каким-то большим многоэтажным домам, Лобастик, немного утомившись, прислонился спиной к стенке одного такого высотного многоквартирного дома. И тут кто-то сверху вздумал выбросить старую мебель. Так, чтобы не тащить по этажам, решили одним махом двух зайцев убить. И когда скинули диван, он как раз, в аккурат, приземлился на голову Лобастика. Голова Лобастика отлетела в сторону. Второй раз за день он принял смерть. У тех, что жили на верхнем этаже, получилось не двух зайцев убить. А вышло человека убить. Вернее, космического пришельца.
Но они этого не знали и подумали, что убили человека. И какого человека!
– Эй, вы что натворили?! Вы чего кидаетесь?! Из-за вас человек лишился головы! – погрозил им кулаком Громила и, продолжая их отчитывать, он возмущённо добавил. – И какой человек! Какого человека загубили!
– Ой, Митька, мы с тобой человека угрохали!! Понимаешь, ты, идиот?!! – раздался чей-то горестный возглас сверху. – Человек остался без башки! По нашей милости! Не хочу на нары! А всё ты! Балбес! Это ты во всём виноват! Если бы не ты, мы бы его не умудохали! Зачем ты упёрся: «чего его тащить, чего его тащить, этот чёртов диван? Давай его выкинем с балкона! И быстро и волокутиться не надо! Сразу прямиком на помойку! Бац!.. Снайперское попадание!»... Вот тебе и снайперское попадание! Мы с тобой укокошили парня! Говорят, очень хорошего парня! У него вся жизнь была впереди! Ему бы ещё жить и жить! А мы не дали ему этой возможности!
– Я не хотел.
– А я хотел? Парня уже не вернуть. Парня жалко. И нам теперь крышка! Вызывай милицию! Идём сдаваться! Подняв руки вверх, они пошли сдавать-ся в милицию.
Но Громиле было уже не привыкать вызволять Лобастика из лап смерти, и сейчас он тоже не растерялся. Подскочил к голове Лобастика и присоединил
-179-
её к шее и, перевязав бинтами, опять капнул своей такой целительной, такой живительной, точнее оживляющей жидкости. Пришлось всё же опять с ним повозиться и потратиться на него. Потратить на него столь дефицитную оживляющую жидкость.
– Где я? – придя в себя, спросил Лобастик у Громилы.
– Там же, где и я, – ответил ему тот.
– А где ты?
– Там же, где и ты, – лаконично сказал Громила. – Не всё ли равно тебе?
– Но я хотел бы знать... где я нахожусь. В какой местности?
– В красивой.
– А ты кто?..
– Твой спаситель.
– А кто я? Любопытно было бы узнать о себе...
– Что узнать?
– Немного больше хотелось бы о себе узнать. Кто я? Что я? И в какой местности в данный момент нахожусь и что тут собственно делаю? А то я уже начинаю немного беспокоиться и волноваться... Начинаю думать об этом и о том...
– О чём? О том, что ты безмозглый болван? Так это давно уже мне известно. Это давно уже для меня не тайна.
– Тогда я готов.
– К чему ты готов?
– Я готов на новые подвиги, – с пафосом ответил Лобастик. – Я готов идти дальше. Через тернии к звёздам.
– Ты хотя бы дошёл до трамвайной остановки. А то тернии ему подавай!

Проезжая по мосту на трамвае через реку Томь, они увидели скопление народа на пляже на острове.
– Что-то там случилось, видишь там какое-то сборище, народ скопился? – сказал Громила. – Уж не нашего ли Фарреничка они там нашли?
И действительно, когда они вместе с Лобастиком добрались до острова, то убедились, что причиной скопления народа стал утопленник. Вернее, то, что от него осталось. А в это время какой-то мужчина с маленькой бородкой, будучи в центре внимания, увлечённо, скороговоркой рассказывал: – Я – Фигурашкин. Стало быть, я – свидетель. Я – Фигурашкин и фигурирую в этом деле в качестве свидетеля. Я могу дать свидетельские показания.
– Что тут произошло? – спросил у него Громила.
– Я – очевидец. Свидетель – я. Понимаете? Я могу дать показания.
– Понимаю. Так давай свои показания, Фараонкин.
– Я не Фараонкин. Я – Фигурашкин. А вы кто? Из милиции?
– Из милиции. Из неё родимой. Этот... как его... Майор... Кривондышкин.
-180-
– Слухайте сюда, товарищ майор. Я вам поведаю об этой удивительной истории, изобилующей любопытными моментами, в повествовательном ключе. Мужчина стал охотно рассказывать:
– Вижу я. Человек лежит на пляже, а у него спина вся белая. Прямо-таки, молочная. Непонятно в чём. У всех спины загорелые, аж коричневые. А этот белый, как сметана... И такой неподвижный и холодный, белый, как мрамор.
В общем, любопытство взяло Фигурашкина. Он не выдержал и спросил белотелого гражданина:
– Эй, приятель, вы, чем это мазали спину интересно? Масло оливковое используйте, огуречный лосьон какой-нибудь или как?
А белотелый гражданин, не меняя позы, продолжал лежать и не отвечал.
– Ты что, не слышишь, что ли? Я кажется, к тебе обращаюсь, приятель? Но тот ноль внимания. Ничего не изменилось в его позе.
– Я, кажется, с тобой разговариваю! Или тебя не учили вежливым быть? Фигурашкин стал оглядываться по сторонам, но поблизости никого не было.
Он надеялся, что может, кто из приятелей его поблизости находился. Можно было, по крайней мере, спросить у них. Можно было у них узнать, кто он
такой и что тут делает. Фигурашкин хотел привлечь на свою сторону каких-нибудь случайных свидетелей и объяснить, в конце концов, белотелому, что истинные джентльмены так не поступают. Но их тоже не было. Фигурашкин разозлился окончательно. – Пойдём, выйдем. Но и на это предложение тот не клюнул. Он полчаса перед ним, этим невеждой, распинался, а тот всё не реагировал на его пламенные речи. А может, он вообще покойник? Лица не видно. Один затылок. – Эй, гражданин! Как там тебя?.. Ты живой? Ау! Он не выдержал и тронул белотелого гражданина за плечо. Плечо оказалось холодным, застывшим. Тогда Фигурашкин перевернул того на спину. – Эй, ты!.. Оказался...манекен. Это так поначалу подумал Фисташкин. Но это был не манекен. Это был Фарреничек...
– Граждане пропустите экспертов. Под экспертами скрывались Громила и Лобастик. Изображая экспертов, они попросили столпившихся вокруг людей принять участие в поисках оставшихся... частей тела: – Товарищи, поищите вокруг. Тут поблизости должны быть ещё какие-нибудь куски тела. Но это предложение не вызвало энтузиазма у окружающих. Напротив, они стали быстро расходиться. И толпа вскорости рассосалась. Потом всё же Громила с Лобастиком нашли отдельные фрагменты его тела. Но не все. Пришлось регенерировать некоторые его куски. И по кускам сшивать его лицо и тело.
В общем, слепили Фарреничка из того, что было. А затем и оживили его с помощью волшебной оживляющей жидкости. Получилось нечто. Это нечто вдруг зашевелилось и сказало. – Я вам не тут! Я – человек! Я – человечище с большой буквы! Я требую к себе почтения и уважения! Почему я не вижу маслица? Принесите мне маслице. И почему мне ещё до сих пор не принесли
-181-
полотенца растереться? А где обещанный кусочек маслица? Он стал очень привередливым и капризным. После оживления у него стал просто вздорный несносный характер. А вскоре он предстал на суд людей. И люди его не приняли. Не понравился он им. Уж больно отталкивающая физиономия у него была. Уж больно она привлекала внимание своей уродливостью.
– О, боже! – едва завидев этого монстра, ужасались люди. – Как же он безобразен! Как он уродлив! Весь изуродованный Фарреничек, тем не менее, был жив и мог говорить, мог произносить слова. Правда, они у него стали вдруг складываться в причудливые комбинации. Но главное всё-таки, что он мог говорить. Он и сказал.
– Слушай ты, кусок экскрементов, ты чего мне принёс? – выразил он недовольство тем, что ему принесли совсем не то полотенце, какое он ожидал. – Мне махровое полотенце нужно, а ты мне какое-то вафельное
фуфло притарабанил! – набросился он на Лобастика и сердито фыркнул, обращаясь к шефу. – А ты шеф, куда смотрел? Почему не проследил за этим опереточным бараном? Почему допустил это? Какой же ты сам всё-таки осёл, шеф! Вислоухий осёл ты!
– Ну, ты и сказал! – подивился Лобастик. – Ай, да Фарреничек! Шефа таким титулом наградил!
– Я не привык, чтобы какие-то регенераты... чтоб какие-то дегенераты мне тут указывали! – переходя на фальцет, взвизгнул Фарреничек. – То, что у тебя мозжечок размягчился, меня не удивляет. Но почему молчит этот ирландский упырь, это осёл-шеф? Почему он не приструнит этого барана?!
– Слушай, ты, пуп земли, ты долго будешь испытывать моё терпение?! – не выдержав его нападок, разозлился Громила и, выйдя из себя, добавил. – Моё терпение не беспредельно. Сейчас же заткнись и слушай меня. Будешь меня слушаться во всём. Сейчас ты пойдёшь...
– Да пошёл ты сам в задницу! Ещё указывать он мне будет!
После оживления у него явно испортился характер. Он стал придираться ко всему. Всё его не удовлетворяло. Он стал крикливым и невыносимым. И следа не осталось от его прежней угодливости.
– Шеф, у него после оживления явно что-то тронулось. Да у него крышу сорвало!
– Заткнись, урод! – воскликнул Фарреничек и сварливо добавил. – А ты, шеф, почисти мне ботинки и махай, мне махай каким-нибудь веером. Мне что-то жарко стало. Вентиляцию мне обеспечь. Дай мне атмосферу дышать! А ты, Лобастик будешь мне каждый раз подтирать задницу! Когда будет нужно. Я об этом тебе буду сообщать по мере надобности. Буду тебя оповещать каждый такой раз. Понял?
– Дело это для меня новое, неосвоенное, – заявил ему Лобастик.– Подти-рать тебе задницу.
-182-
– А ты осваивай! Осваивай потихоньку!
– Мы тебя, Фарреичек, буквально, по кусочкам восстанавливали, свинья неблагодарная! Жизнь тебе спасли! А ты нам такое заявляешь! Лучше мы бы тебя оставили гнить в реке! Но мы тебя сшили по кускам, оживили тебя. А ты вместо благодарностей насрать мне в душу собрался? Мы тебе новую жизнь подарили! А ты тут кривляешься, как клоун! Брюзжишь и скандалишь из-за всякой ерунды! – пытался образумить Фарреничка Громила, но всё безуспешно.
– Это не ерунда! Моя задница не ерунда! Будет подтирать, я сказал! – в гневе воскликнул Фарреирчек. – Будет подтирать! И точка! Я вам покажу!
– Шеф, а тебе не кажется, что после возвращения оттуда он стал просто невозможен, – сказал Лобастик Громиле, когда они остались вдвоём.
– Кажется, – недовольно произнёс Громила и нахмурился.
– А может, его обратно туда отправить?
– Да ты что? – возмутился Громила. – Своего товарища хочешь того... аннигилировать... Аннулировать?
– Ну, как знаешь. Я только предложил.
– Лучше вспомни, что и ты там побывал. Так что радуйся жизни и не воз-
никай. Уничтожить каждый может. Ты попробуй оживить. Не у каждого выйдет. У меня получилось. А если со мной что-нибудь случится, ты же тоже меня спасёшь? Громила вопросительно посмотрел на Лобастика.
– Конечно, спасу, – с готовностью подтвердил Лобастик. Но Громила не совсем был в этом уверен. И даже Фарреничку нынешнему он больше верил, что тот его спасёт в случае необходимости.
– А мозги ему подправить всё же не мешало, – заметил Лобастик.
– И каким же образом? – не понял Громила – Лучше не связывайся с ним.
Но Лобастик всё же решил немного подправить мозги у Фарреничка. И выбрав удачный момент, когда остался с ним вдвоём, ударил того молотком по голове. У Фарреничка перед глазами вспыхнули ослепительные звёзды. У него голова пошла кругом. А Лобастик добавил ещё ему, после чего у него мозги, как ни странно, встали на место, поскольку он заявил, поблагодарив Лобастика:
– Благодарю, коллега. У меня голова ясная, как никогда. Мысли чёткие. Всё как-то стало на свои места. Теперь у меня появилась надежда на лучшее.
– Шеф, я вылечил его одним махом! – с радостным криком Лобастик побежал похвастаться перед Громилой своими успехами в деле излечения товарища от вредности и сварливости.
– Да шеф, он меня вылечил, – подтвердил и сам Фарреничек. – Теперь я буду пресмыкаться перед вами, подхалимничать буду. Нет, я уже не Байрон, я теперь другой!
– И как тебе это удалось? – с удивлением спросил Громила у Лобастика.
-183-
– А вот этим чудо-лекарством вылечил его,– показал он ему на молоток.
– Я думаю, два-три удара молотком хватило, а, Лобастик?.. А может, понадобился целый десяток? – присматриваясь внимательнее к взгляду Фарреничка, сказал Громила. – Только мне кажется, Лобастик, что у него взгляд косит, как будто, после этой... твоей операции... Да не как будто, а здорово косит! Эй, косоглазый, что скажешь?
– Эх, прокатиться бы на чёртовом колесе, – глядя на окружающий мир раскосым взглядом, мечтательно произнёс Фарреничек. – Окинуть взором панораму города. Окунуться, так сказать, в гущу событий! Слышь, шеф, я бы хотел окинуть взглядом окрестности.
– Окинуть можно, – рассеянно заметил Громила, ища кого-то или чего-то туманным взором.
– Чтобы бы я без вас делал, шеф? – обрадовался Фарреничек. – Вы дали мне надежду на лучшее.
– А где тут у них?.. – шеф продолжал вертеть головой в поисках чего-то или кого-то.
– Шеф, вы что-то ищите?.. – спросил услужливо Фарреничек. – Могу ли я вам чем-то помочь?
– А ладно, – махнул рукой Громила. – Не сейчас. Потом разберёмся.
– С кем? – проявил любопытство Лобастик. – Шеф, ты сейчас говоришь какими-то загадками.
– Это тебя не касается. Пошли.
Когда они двинулись дальше, их вдруг кто-то окликнул:
– Стой, куда пошёл? Давай познакомимся. Я – Джимми. У меня крепкий живот. Они оглянулись и увидели какое-то существо с резиновым круглым животом. Это был говорящий силомер. – У меня непробиваемый живот. И так по десять раз он говорил за минуту, повторяя одно и то же.
– Да он меня уже достал! – воскликнул Громила и ударил по животу изо всех сил. Видимо, в этот удар он вложил всю свою силу, потому что легко пробил ему живот насквозь.
– А хвастался, что у него непробиваемый живот, – с удовлетворением заметил Громила, глядя на свой кулак
– Что вы натворили?! Вы мне сломали силомер! – стал возмущаться хозяин силомера, тщедушный старичок в белой панаме
– Отстань, убогий старикашка! – Громила свирепо взглянул на него. – Не видишь: я не в себе! Не видишь, я в печали. Или ты сам хочешь получить в живот?! Всё понял, вздорный старикашка? Или тебе, может, разъяснить? Он продемонстрировал свои могучие мускулы, красноречиво поиграв ими перед самым носом того и тем самым убедив его в справедливости своих слов.
– Получить не хочу! – стал открещиваться от своих слов старичок. – Всё понял. Разъяснять не надо. Всё яснее ясного... Меня здесь не было... Меня
-184-
здесь и не стояло. Я отлучился по надобности.
– Что?
– По нужде, по нужде. И... не видел, кто это сделал. Ну, да. Всё так и было.
– То-то же. Правильные речи толкаешь, дед. Далеко пойдёшь, – хмыкнул одобрительно Громила. – Похвальное рвение у тебя появилось. Можешь и в холуи выбиться.
– Поздно мне в холуи. Я уж как-нибудь здесь доработаю остаток жизни, – промямлил старичок и заискивающе осведомился. – Ну, так значит, я вам больше не нужен? И могу удалиться по ненадобности?
– А он верно аукает. Верещит про свою ненадобность, – похлопал его по плечу Громила. – Пусть катится ко всем чертям!.. Ну, что ж, а мы сейчас с вами прокатимся на чёртовом колесе.
– Ура! – захлопал в ладоши Фарреничек. – Я об этом давно мечтал!
В этот поздний час народу было совсем мало на аттракционе. Он уже должен был закрываться. Но Громила уговорил работника аттракциона их пустить на чёртовое колесо. Купив билеты, они сели в медленно ползущие наверх сиденья. Громила с Фарреничком разместились рядышком на одном сидении. А Лобастик чуть позднее сел на следующее сиденье отдельно от них, поскольку оказался лишним.
– Шеф, как здорово здесь! Дух просто захватывает! – выражал ему свою бурную радость Фарреничек. – Мне сверху видно всё, ты так и знай!
Но шеф не разделял его щенячьего восторга. – Мы здесь, как на мишени. Вот что меня беспокоит. Так что ты умерь свой пыл, Фарреничек! Но тот не желал его умерить. А напротив ещё больше стал выступать, ещё больше раззадорился Он орал что-то непотребное, и всё время норовил выпрыгнуть со своего места. Шеф всё время удерживал его и пытался отговорить его от этого необдуманного поступка. Но такого разве удержишь?
– Хватит егозиться! Дай мне спокойно посидеть! – осадил его Громила. Но посидеть спокойно не получилось. К ним внезапно откуда-то стремитель-но подлетел какой-то космический летательный объект, похожий на летаю-щую тарелку и стал их обстреливать.
– Это жуфляки! Они нас сейчас тёпленькими возьмут! – в отчаянии крик-нул Громила, увёртываясь от их трассирующих зарядов и пуль.
– Они мне попали в голову! – захныкал Фарреничек, закрывая глаз рукой.
– А от меня, что ты хочешь? Это всё ты виноват, гад! Понадобилось ему чёртовое колесо! Проклятые жуфляки нас сейчас уничтожат! Это ты сам, идиот, захотел, чтобы тебе пулю в башку влепили! Решив, что ему всё равно подыхать, так или иначе, Громила схватил Фарреничка и загородил им себя. Он прикрывался им, как живым щитом. Фарреничек стал возмущаться таким поведением шефа. – Шеф, как ты можешь? Мной прикрываться вздумал ты!
-185-
Ты собираешься защищать меня? Только недолго он возмущался. Шальная пуля попала ему прямо в рот. А жуфляки, подлетев совсем близко, открыли огонь на поражение. Пули изрешетили бедного Фарреничка. Он ещё успел напоследок обиженно прошептать: – Как же так, а, шеф? Шеф, я умираю, а ты остаёшься... целенький. Невредименький. Это не честно. Родименький!
– Только не надо! Не надо!
– Что не надо?
– Брызгать тут кровью на мой чистый костюм. Я его только что с химчис- тки забрал! И Громила брезгливо оттолкнул от себя Фарреничка. Это была его ошибка. Поскольку теперь он был открыт и ничем не защищён. Поняв, что он становится уязвимым для пуль жуфляков, он вынужден был забрать, как это ему было не противно, бездыханного Фарреничка обратно к себе.
И как раз вовремя. Потому что новая партия пуль вонзились в его тело.
А от большого сверкающего лба Лобастика они отлетали, как горох. Голова у него была, слава богу, крепкая. Однако он плохо ей соображал. В панике он стал принимать ею неадекватные решения. Резко повернувшись, он вдруг вывалился из кресла. Но в последний момент ухватился за поручни и повис
на руках над пропастью, беспомощно барахтаясь и дрыгая куцыми ногами.
Летательный аппарат подлетел поближе к Лобастику и завис. Оттуда вдруг показались чьи-то руки. Ухватив Лобастика за ноги, эти руки попытались его оторвать от металлического кресла. Но это было не так просто. Лобастик мёртвой хваткой вцепился в поручни и всячески брыкался. Один раз он даже удачно лягнул жуфляка по подбородку и тот свалился вниз, упав с самой высокой точки чёртова колеса. Но тут же чьи-то другие руки схватили Лобастика и с силой оторвали от поручней. После чего летательный аппарат подлетел поближе теперь уже к Громиле. Из него раздался чей-то голос, многократно усиленный мегафоном: – Зольдатен, вы окружены! Вам капут! Сопротивление бесполезно. Сдавайтесь!! Поняв, что он проиграл, Громила оттолкнул от себя Фарреничка и, сдаваясь, поднял руки вверх. На всякий
случай он воскликнул с пафосом: – Гитлер капут! Сдаюсь! Я сдаюсь!
На какое-то время летальный аппарат завис возле Громилы. Когда его втащили внутрь корабля, и он оказался с глазу на глаз с главарём жуфляков Аробчагом, тот приступил к его допросу. В грубой бесцеремонной манере он спросил у того: – Ну, что, тварь, добыл себе эликсир молодости?
– От твари слышу, – заерохорился Громила.
– Мне нужна полезная информация. Ты можешь, тюлень неповоротливый, мне дать полезную информацию по этому делу?
– Ищи полезную информацию у себя в заднице. Там её сколько угодно!
– Ах, вот как ты заговорил! Сволочь! Значит, сотрудничать с нами ты не хочешь? Сверчок недоделанный! Ну, ничего. Сейчас ты, ублюдок, у меня быстро заговоришь! Аробчаг приблизил своё лицо к Громиле, и его седые
-186-
косматые брови, резко подпрыгнув, сдвинулись к самой переносице, ничего хорошего ему не предвещая. Он залился вдруг тихим вкрадчивым смешком, от которого у Громилы должна была по идее стыть кровь в жилах. Но он не на того напал. И Громила решил даже поторговаться с ним.
– Никогда! Я буду молчать, как рыба! И я требую, чтоб меня покормили! Если вы не обеспечите меня сытной спокойной жизнью на ближайшее будущее, я начну протестовать! Я напишу жалобу в ООН! – попытался красиво ерохориться и дальше Громила, но красиво не получилось. И его быстро привели в норму и моментально развязали ему язык всего лишь только одной угрозой.
– А у меня есть хорошее средство заставить тебя заговорить. Если будешь упрямиться, мы тебе кое-что удалим лишнее. У тебя, мой дорогой, есть явно лишний орган! И тут рука Аробчага, неожиданно вдруг резко удлинившись, словно была резиновой, достала острый широкий нож со стола и, приблизив его к физиономии сильно побледневшего при этом главаря хануриков, угрожающе помахала им перед самым носом Громилы.
– Я всё скажу! Только не лишайте меня его!
– Рассказывай, как мне найти эликсир. И не вздумай мне врать!
– Всё как на духу. Правда и ничего кроме правды! – поклялся Громила. – Но взамен я хочу от вас гарантий, что мне оставят жизнь. Вы гарантируете мне жизнь? Вы даёте мне такие гарантии?
– Да. Мы даём тебе такие гарантии. Я слушаю.
– Но я ещё бы хотел получить гарантии к вашим гарантиям, – взглянув недоверчиво на Аробчага, с сомнением покачал головой Громила.
– Хочешь, значит, получишь. Начинай.
– Но я бы хотел и инструкции к гарантиям получить тоже. И гарантии к инструкциям.
– Ты их получишь. Всё, хватит! Я жду твоего обстоятельного рассказа!
– Я расскажу вам об этом в повествовательном ключе. Так вот, – начал издалека Громила. – В детстве... Меня в детстве звали задавака. Потому что я задавался. Я был весёлый разбитной мальчуган. Это было хорошее весёлое время. Я с ностальгией вспоминаю это золотое время. Ну, ещё бы! Ведь мое времяпровождение, конечно же, было праздным... Беспечное время!..
– Меня не интересуют эти подробности, – резко оборвал его Аробчаг. – Или ты хочешь, чтоб я удалил у тебя почку?!
– Так вы почку имели в виду? – удивлённо спросил Громила.
– Почку. Одна почка у тебя, я вижу, лишняя, – пожевав губами недоволь-но пробурчал Аробчаг и, нахмурившись, уточнил: – А ты что подумал?
– Так и пожалуйста. Удаляйте! – хмыкнул Громила и уселся в кресло. И затем, вальяжно развалившись в кресле, он с бравадой заявил.– Режьте. Мне не жалко.
-187-
– А заодно с почкой я удалю тебе детородный орган, – как бы невзначай заметил Аробчаг.
– А вот этого не надо, – сразу сдулся Громила. И от его мнимой бравады не осталось и следа. – Я этого не перенесу. Мои будущие дети попросту могут лишиться отца!
– Тогда начинай... – небрежно махнул рукой Аробчаг. – И без этих своих дурацких лирических отступлений. Избавь меня от ненужных подробностей.
Пришлось Громиле всё выложить жуфлякам. Всё, что он знал. И вот они, наконец, получили от него всю информацию, какой он обладал. Они ведь её так жаждали получить. Правда, он всё наврал Аробчагу. А когда Громила за-кончил врать, Аробчаг, жадно выслушав его и, не веря своему счастью, что вдруг добыл столь ценную информацию, неподвижно сидел какое-то время.
– Значит, говоришь, эликсир у него с собой? – вкрадчиво спросил он затем у Громилы и в раздумье побарабанил пальцами по столу. После чего вдруг резко вскочил и заходил в возбуждении туда-сюда по комнате, ступая длинными, как у журавля, ногами по кафельному полу. Громила с удивлени-ем уставившись на его тонюсенькие ножки, молча, махнул только головой в знак согласия, зачарованно наблюдая за его хождением по комнате.
– Ну, это уже кое-что, – обрадовался Аробчаг. – А я всё не решался на него напасть. Считал, что он не такой дурак, чтобы его носить собой. – Ну, что ж кое-что есть. Кое-что есть. Будем его брать.
– А что будет с нами? – поинтересовался Громила.
– А что будет с вами, меня совершенно не волнует, – отмахнулся от него, как от назойливой мухи, Аробчаг. – Будем от вас избавляться. Зачем нам конкуренты? Будет вам холодный душ-мокририус. Всплывёте вы где-нибудь верх брюхом, в какой-нибудь красавице Неве или красавице Волге.
– Но ты же обещал, что нас освободишь.
– Мало ли что я вам обещал. Если бы я выполнял свои обещания, я бы не добился того, чего я добился. Теперь эликсир молодости, по сути, у меня в руках. Я буду вечно жить. А вы с дружками на плаху пойдёте. Сейчас мне некогда, но когда я вернусь сюда обратно, я вами займусь вплотную... Я это... Кастрирую вас! Ой, не могу! Как смешно! Ха-ха! – рассмеялся он противным дребезжащим смехом. – А хорошо придумано! Здорово!
– Какой же ты всё-таки мерзкий, отвратительный, недоброжелательный тип! Омерзительный и пакостный! Громила разразился несусветной руганью и всяческими проклятиями в его адрес.
– Да я такой! – согласился с ним Аробчаг. – Мерзопакостный! Может, ты ещё хочешь чего-нибудь прибавить?
– Хочу! И даже очень! Я всё скажу!! Всё что о тебе, жалкий жуфляшка, думаю! И Громила прочитал, чуть ли, не целую лекцию о коварстве, подлости и злобности, которое столь типично для жуфляков и им подобным.
-188-
Когда он закончил свою пламенную речь, Аробчаг, снисходительно выслушав его, приказал остаться своему товарищу по имени Трындыстик и зорко караулить пленников, а сам с двумя своими другими товарищами жуфляками, Фуфукой и Кривондулем, отправился на охоту за таким неуловимым Адигизаром.
– А тебя я, Трындыстик, прошу остаться. Садись на табурет и карауль их.
Когда они ушли, Громила понял, что настало его время действовать. Оставшийся их караулить жуфляк был неразвит и недалёк. Он был просто недоумком. Громила вдруг упал и забился в страшных судорогах.
– Эй! – неуверенно окликнул его Трындыстик, сидевший на табурете. В руках он держал плазменное ружьё. – Что это с тобой? Ты чего это, скотина, раздрыгался тут? Не положено дрыгаться! А что скажет шеф? А ну, как он не одобрит это! Да он точно не одобрит это! Вот погоди! Он тебе всыплет по первое число! Двадцать восьмого начнёт, первого кончит!
– Ты что не видишь, человеку плохо! – пристыдил его Лобастик. – У него эпилептический припадок! А ты: «По первое число, по первое число!»
Какое ещё первое число?! Тут экстренная медицинская помощь нужна!
– А сегригастик подойдёт? – неуверенно спросил Трындыстик.
– Какой ещё сегригастик? – недовольно поморщился Лобастик.
– А вот какой! – Трындыстик достал из-под кровати нечто вроде дубины в острых шипах и поиграл им в руках. – Хрясть! И всё как рукой снимет!
Работает, между прочим, безотказно!
Лобастик, который по умственному развитию ушёл недалеко от жуфляка, посмотрел вопросительно на Громилу. Громила, прислушивающийся к их диалогу и на какое-то время вроде бы переставший дёргаться, отнёсся к этому методу лечения крайне отрицательно и неодобрительно покачал головой. А затем вдруг вновь судорожно задёргался, забился в конвульсиях, словно в эпилептическом припадке.
– Человеку плохо! Сделайте, что-нибудь! Ну, чего сидишь? Принеси ему воды. Накапай валерьянки сорок капель. Если что-нибудь с ним случится, тебя шеф не погладит по головке. Он носитель ценной для него информации. Эти доводы, наконец, убедили Трындыстика встать с табурета и действовать
как-то. Он отвернулся и стал капать валерьянку, считая капли. – Один, два, три... Вот. Как-то так, – закончил Трындыстик считать капли. Как вдруг вставший мнимый больной схватил табуретку и огрел его этой табуреткой изо всей силы по голове. Он нисколько не старался как-то приуменьшить силу удара, как-то пощадить того. Наоборот, лез из кожи, чтобы раскроить череп бедного жуфляка. Но раскроить не получилось. У того крепкий череп оказался. Даже слишком. Учитывая, что оберегать в нём было особенно-то и нечего. Мало ума было в этой крепкой голове. Правда, тело его было мягким, как пластилин. И, следовательно, уязвимым. Достаточно было всего
-189-
одного удара, чтобы вывести его надолго из строя. Но Громила не догадался об этом. А потом ярость у Громилы вдруг прошла, быстро улеглась, как и вспыхнула. И он стал вдруг более миролюбивым, более дружелюбным по отношению к Трындистику. Громила решил лишь связать его и привязать к кровати. И когда Трындыстик пришёл в себя, то вдруг обнаружил, что он связан и лежит на очень твёрдой постели. Он усиленно завертел головой, пытаясь сообразить, что происходит с ним.
– Что это со мной? – схватившись за голову, спросил Трындистик.
– Ну, что? Очухался, брат жуфляк? А это тебе, друг, чтоб не скучал, – с ухмылкой произнёс Громила и сунул какой-то синтетический наркотик в виде «Чупа-чупса» в рот связанного Трындыстика. – Веселись, малый!
– Что это?
– Тебе понравится. Шарик-леденец на палочке. Новая разработка.
Трындыстик решил попробовать и осторожно лизнул. После чего остался удовлетворённым.
– А вкусно! Сося «Чупа-чупс», он сразу заулыбался. У него был очень довольный счастливый вид. – Обалдеть!

Глава двадцатая
Встреча с жуфляками.

Адигизар, всё время думая о своей новой возлюбленной, сообразил, что эта его темноволосая красавица должна была явиться в паспортный стол. За паспортом. Ведь паспорт у неё украли. Она, конечно же, об этом заявит в милицию. Напишет заявление о хищении у неё документа. Это необходимо было для того, чтобы ей выдали новый паспорт. А это означало, что ей потребуется некоторое время. Поскольку ей нужно было собрать справки. А учитывая бумажную волокиту, какая обычно происходит в таких случаях, должна пройти, быть может, даже неделя. Не меньше. Неделя на то, чтобы собрать необходимые справки. У него есть неделя! И после того, как он, как вы помните, отправил в нокаут Громилу, Адигизар не терял зря времени. Он поехал в милицию, в паспортный стол, который находился на улице им. Кирова. Вот там и надо было дежурить, чтобы её когда-нибудь там встретить.
Адигизар прохаживался по улице туда-сюда, терпеливо дожидаясь свою темноволосую красавицу. За это время ему попалось немало интересных людей. Однако она так и не появилась. Но он продолжал упорно, несмотря ни на что, там торчать. Уже который день!
– Ну, вот что мне опять нужно? И почему я здесь торчу? Я полигамный
влюблённый. Множество возлюбленных характерно для моей пылкой души. И что любопытно, все они для меня хороши. Все дороги. И вот что же мне с ними делать? Вот что конкретно мне делать с этой моей новой черноволосой красавицей? Я ведь её совсем не знаю. Но я начинаю чувствовать, что мне пора... И тут он увидел Аробчага с подручными, и его внутренний монолог оборвался. – Пора делать ноги! Дело принимало серьёзный оборот. Однако он не успел удрать. Рука у Аробчага внезапно быстро удлинилась, словно по волшебству, и стремительно схватила Адигизара за горло. Это было похоже
-190-
на стремительный прыжок языка хамелеона, когда тот охотится за добычей. Адигизар стал задыхаться. Ещё немного, и он бы потерял сознание.
– Не сробей, «богатырь», – вдруг зловеще произнёс могучий Аробчаг, который был на целую голову выше Адигизара. – Сейчас ты мне скажешь, где эликсир молодости. Сейчас ты мне всё выложишь, жалкий недомерок, или отправишься к своим праотцам! Я печёнкой чувствую, что ты выберешь первое. Ха-ха! Ведь верно же? Зачем покойнику этот самый эликсир?
Но у Адигизара случайно оказался непредвиденный козырь. Он внезапно вдруг на глазах своего мучителя в последний момент, будто бы скукожился, значительно уменьшился в размерах. Словно внезапно усох.
Аробчаг выпучил глаза и застыл, пытаясь что-либо понять. На некоторое время он завис, словно компьютер. Он не отличался быстротой мышления. Зато его дружки отреагировали своеобразно. Они не отличались умом, но зато любили малышей. Особенно один из них. Фуфука.
– Что это с ним? Какой же он масюсенький-масюсенький! Малышок! Масюська! – умиляясь, сказал вдруг один из подручных, сопровождавших
Аробчага по имени Фуфука. Да, да. Он, наш Адигизар, действительно был в этот момент малюсенький. Но тут уже присутствовал другой оттенок у этого слова. Более ласковый. То есть, он был хорошенький-прехорошенький в его понимании. Он до того был хорошенький, что Фуфука даже захотел от умиления погладить Адигизара по головке. До того он был растроган.
– Я люблю его, как сына. Адигишашу! – продолжал он умиляться.
– Кривондулик, взгляни, какой он миленький! – пригласил он своего товарища поумиляться вместе с ним. Фуфука даже приобнял Адигизара за плечи. В нём вдруг проснулись не вовремя отцовские чувства.
Аробчаг, не ожидая такого от Адигизара, такого неожиданного сказочного превращения от него и, растерявшись на какую-то долю секунды, выпустил Адигизара из своих железных рук. А тот, не будь дураком, высвободился из его крепких рук и, выскользнув из объятий его подручных, побежал прочь. Не ожидая такой прыти и резвости от него, главарь окончательно упустил его. Повторный бросок железной суперруки запоздал, и Аробчаг не сумел повторно схватить Адигизара. Вместо Адигизара он схватил за ухо какого-то пузатенького кругленького мужичка, который стал возмущаться.
– Вы что это себе позволяете?! Как вы себя ведёте? Я буду жаловаться!
– Убери этого олуха! Мне вредно его видеть! – распорядился главарь.
– Шеф, ты это про кого? – спросил его второй подручный, Кривондуль, который кивнул головой сначала на глупого жирного Фуфуку. – Его... или того парня имеешь в виду?
– Куда же это он? Адигишаша? – пожаловался Фуфука главарю. – Шеф, а я ещё хотел его усыновить. А я его называл Масюсиком. Да свинья он
неблагодарная после этого! Пусть бежит себе на все четыре стороны! Не
-191-
надо его удерживать! Зачем он нам нужен?
Но шеф был настроен не так миролюбиво и ударил Фуфуку по г олове.
– Заткнись, дебил! Хватит тут чирикать! Ты чего тут расчирикался?!
Очнувшийся от ступора, Аробчаг повёл себя по-хамски и в дальнейшем. И отнёсся в довольно грубой форме по отношению к Фуфуке. А попросту дал пинка Фуфуке. И опять огрел его по макушке, «угостив» оплеухой.
– За что, шеф? – потёр тот макушку, ушибленное место. – За что вы мне организовали оплеусик? Я, конечно, не одобряю его поступок. Он больше для меня не Масюсик. Но и вы тоже хороши!
Однако после этих слов он получил от шефа ещё один отнюдь не мягкий шлепок. Шеф сердито зыркнул на него. – А ну, цыц! Разговорился ты что-то, как я погляжу!
– Шеф, он раскаивается. Прости его, шеф, – заступился Кривондуль за товарища. – Он больше не будет.
– Я больше не буду, – подтвердил Фуфука.
– Сборище дебилов! С кем я связался! Говорила мне мама: не связывайся с дураками! Дураки страшнее пистолета! – презрительно фыркнул Аробчаг и сердито воскликнул. – Эй вы, олухи! Мы возвращаемся.
Однако его ждал ещё один удар после возвращения на свой космический корабль. Хануриков на корабле не было. Они сбежали. Все. В том числе и Фарреничек, которого оживили уже в четвёртый или пятый раз.
Когда Аробчаг вернулся обратно к себе на корабль, он застал странную
картину. Пуская розовые слюни, Трындыстик, уютно расположившись на постели, находился под кайфом и, судя по всему, был этим очень доволен.
– Это что здесь происходит?!! – гневно спросил Аробчаг его. – Где все ханурики?! Куда они делись? Я тебя спрашиваю, смерд!
– Ужас, ужас! Суматоха! Удрали. Ускакали они! – шепелявя, промолвил
Трындыстик и выплюнул изо рта выбитые Громилой зубы. – Но я, шеф, не с пустыми руками к вам пришёл. Шеф, а я сказочку сочинил про Зимульку и Гигульку, пока вы где-то там шлялись. Вот послушайте, шеф. Шеф, это так здорово у меня получилось! Так увлекательно. Жила была Зимулька. Белая и пушистая...
– Ты упустил его! – взревел Аробчаг.– Ты будешь наказан! Я тебя на кол посажу, ублюдок!
– Шеф, но я вам не досказал про Гигульку. Она может обидеться.
– Я тебя на кол посажу! Там и будешь сказочки свои сочинять!
– Вы тем окажете мне уважение, шеф. Я оценил вашу любезность. Скорей сажайте. Я весь в нетерпении. Уважьте меня, шеф. Я очень люблю сказочки сочинять! Напичканный наркотиками, Трындыстик плохо соображал, что говорил. – А чего вы так расстроились из-за этих мудаков? Подумаешь, улизнули. Ну, чего вы так обиделись? Тут такое творится! Во мне вдруг
-192-
сказочник проснулся в кое веков! Я – сочинитель! Я – гений!
– Ещё один идиот!!! Профуфукал хануриков, сволочь!!! Ты мне за это ответишь! По полной программе ответишь! Не помня себя, Аробчаг стал
в слепой ярости избивать проштрафившегося мягкотелого жуфляка, глубоко погружая свои кулаки в его податливое, действительно, очень мягкое тело.
Глава двадцать первая.
Прыжок в чёрную бездну.
Эта встреча с жуфляками спутала все планы Адигизару. Ему пришлось рассказать всё Карапузику. Они срочно выехали за город на пригородной электричке, и вышли на какой-то стации. После чего пошли пешком в лес.
Минут через десять они остановились возле хвойного лесочка, состоящего преимущественно из молодых ёлочек, и углубились в него. Пройдя его, они вышли на небольшую симпатичную полянку и оказались перед зарослями каких-то дикорастущих кустов. Тут Адигизар и посвятил его в свои планы, сняв пелену секретности со своих действий.
– Не нравится мне это всё. Добром это не кончится. Один раз пронесло. Другой. А на третий может и не повезти. Надо рвать когти. Замести следы. Улететь куда-нибудь подальше от них отсюда. Затаиться на какое-то время. Это серьёзные ребята. Пощады от них не жди.
– И куда же мы полетим? – с любопытством спросил Карапузик.
– А куда ты хочешь?
– Я хочу в Париж. Посмотреть, что там и как.
– Да нет. Надо лететь значительно дальше.
– Это куда же? На Таити?
– Ещё дальше.
– А куда ещё дальше? Дальше уже некуда. Это что?.. На Луну, что ли? – догадавшись, хмыкнул Карапузик.
– Если не хочешь, оставайся на Земле, – предложил ему Адигизар. – Тебя они не тронут. Зачем ты им нужен?
– Нет, я с вами, – возразил Александр. – Тем более, что я хотел взглянуть на ваш космический корабль. В общем, полетим вместе.
– Ну, вот и полетим... Полетим вот на этом, – сказал Адигизар и деловито направился к какому-то странному светящемуся сооружению, спрятанному в высоких густых кустах, из которых выглядывала его верхняя круглая часть, напоминающая своими очертаниями не то огромную блестящую серебряную кастрюльку, не то гигантскую консервную банку, сверкающую на солнце, как селёдочница на праздничном столе.– Я не случайно тебя сюда притащил. Ну, что стоишь? Заходи, приятель! О! Там внутри тебе, я уверен, понравится
ещё больше. Ну, что ты всё не решаешься? Что ты мнёшься? Давай, двигай
-193-
сюда, друг, – помахал он рукой, приглашая войти Александру в этот стран-ный непонятный объект.
– Вот на этой бандуре? Вот на ней мы и полетим? – удивлённо спросил Александр.
– Это не бандура. Это звездолёт, дорогой мой! – с гордостью произнёс Адигизар. – Это тебе не хухры-мухры! Это тебе не какая-нибудь там ваша допотопная тихоходная «калоша»!.. У которой, смешно сказать, скорость-то пустяшная. Километров десять в секунду. А у моего звездолёта... скорость такая, что вам и не снится! Даже скорость света в вакууме для неё пустяк! Ты что же думаешь, я два миллиона световых лет сюда летел из другой галактики? Я летел сюда пару часов, быть может. Но это благодаря другому измерению, в котором расстояния между всеми галактиками становятся такими ерундовыми. Ну, это всё равно, что вам съездить на дачу. Видишь, какая на нём красивая серебристая обшивка? Залюбуешься!
Адигизар, немного отойдя назад и, наклонив голову на бок, как это делает умная дворняга, невольно залюбовался своим кораблём. – Не правда ли, настоящее произведение искусства?
– А где же у него крылья? У этого вашего произведения искусства? А если что-нибудь случится? – Александр всё ещё колебался, не зная доверять ли ему свою жизнь этой исполинской консервной банке. У него был доволь-но разочарованный вид. – Ты мне дай что-нибудь такое... с крыльями!
– Не бойся. У моего звездолёта стопроцентная гарантия безаварийности. А иначе я бы не полетел из другой галактики в вашу Галактику. Называется
он «Анганзора». И назван он в честь самой яркой звезды на нашем небе. На таком звездолёте можно лететь в любой уголок нашей Вселенной. Понятно? Тут лучшие умы нашей родной Арзиры постарались, сделали звездолёт по последнему слову науки и техники. Он может пронзать пространство за
считанные часы, ныряя в подпространство, то есть, в другое измерение, и выныривая уже в другом мире. Беда в том, что уж очень много времени уходит в нашем пространстве на посадку, когда приходится сдерживать скорость и лавировать среди космических обломков, чтобы не врезаться случайно в какой-нибудь метеорит или комету. Так что, добро пожаловать в мой звездолёт. Он хоть и без затейливых узоров, но зато ведь это красавица «Анганзора»! А ты всё топчешься. Переминаешься с ноги на ногу. Смелее.
Карапузик, с интересом разглядывая сверкающий, как ёлочная игрушка, этот серебристый межгалактический корабль, всё ещё сомневаясь в его неоспоримых достоинствах, вошёл внутрь его. Внутренняя начинка корабля его ещё больше поразила. Там было много такого, о чём он не имел ни малейшего представления и что видел в первый раз в своей жизни. Адигизар прошёл немного вперёд и уселся в кресло перед большим тёмным экраном
– Вот это и есть мой пульт управления, – с гордостью показал Адигизар
-194-
Александру. Тут были какие-то многочисленные ручки, цветные кнопки и мерцающие надписи на непонятном языке под ними. – Хотя, в общем-то, тут ничего сложного. И можно быстро разобраться. Даже ты сможешь управлять этим кораблём. Вот эта кнопка запуска. Видишь? Зелёненькая
такая. А вот этим рулём можно поворачивать налево и направо. Вот это тормоз. А вот это особенные клавиши. Вот та, что слева, красная. Это клавиша возврата. При её нажатии запускается программа возвращения звездолёта в туманность Андромеды, на Арзиру. А при нажатии этой синей клавиши звездолёт может попасть в любую точку вашей Галактики. То есть, в любую точку Млечного Пути.
– Так мы можем и на Луну попасть? – спросил Александр, познания которого в астрономии были не слишком большими.
– Можем. С лёгкостью.
– Так я могу стать первым землянином, побывавшим на Луне.
– К сожалению, уже не можешь.
– Почему?
– Опоздал, ты приятель. Пока ты там шастал по своим лесам, на Луне уже побывали американцы. Ещё месяц тому назад. Даже больше уже прошло. Почти полтора месяца. Вот сообщение ТАСС. Читайте. Завидуйте, товарищ Карапузик. 20 июля их корабль «Аполлон-11» прилунился. Он совершил посадку в Море Спокойствия. А 21 июля 1969 года астронавт Нил Армст-ронг стал первым из землян, ступившим на Луну.
– Эх, немножко не повезло. А можно взглянуть на Луну поближе?
– Без проблем. Нет ничего проще.
Они сели в корабль и через минуту звездолёт уже взмыл в небо.
– Послушайте, так может мы и на Марс, махнём? – спросил Александр у Адигизара и добавил, захлёбываясь от восторга. – И тогда я, пусть даже и
неофициально, стану первым землянином, ступившим на эту красную плане- ту!!! Александр Карапузик – первый землянин, ступивший на Марс! Это звучит! Правда, здорово?
– Звучит, звучит, не спорю, – успокоил его Адигизар и прибавил, пальцем показывая на стремительно приближающийся к ним спутник земли, – А вот и Луна. Где-то там уже побывали американцы. Они уже давно, слава богу, прилетели обратно на Землю. Так что мы их не побеспокоим, если даже вы-садимся на Луну в том самом месте, где они были. Посмотрим на их следы.
– А вот гляди, гляди! Видишь, как выглядит обратная сторона Луны? Ты такого не видел ещё. Ну, и как тебе панорама? Мне кажется, совсем неплохо.
Адигизар стал показывать Карапузику пальцем на проплывающую совсем рядом Луну и при этом так увлёкся красотами её таинственной обратной стороны, невидимой людям, что не заметил подлетающий к нему другой космический корабль.
-195-
– О, боже, это жуфляки! – воскликнул он, узнав в последний момент их враждебный корабль. – Это Аробчаг! Со своими молодцами! Это он! Он!.. Адигизар прозевал тот момент, когда недружелюбный звездолёт жуфляков
атаковал их. Выпущенный жуфляками мощный огненный плазменный заряд мог спокойно уничтожить звездолёт Адигизара. И у него была только доля секунды, чтобы принять правильное решение. Он успел нажать на синюю кнопку, до которой он успел дотянуться, чтобы его звездолёт нырнул в подпространство. Вначале Александр ничего не почувствовал, а потом вдруг понял, что они проваливаются стремительно куда-то, словно в бездонную чёрную пропасть и так продолжалось часа два. Внутри него всё замерло, всё напряглось. У него было ощущение, что они падали в пропасть. Не очень-то приятное чувство, когда падаешь в пропасть. А тем более, в эту звёздную пропасть. Потом он внезапно почувствовал, что напряжение внутри спало.
– Кажется, прибыли, – спокойно произнёс Адигизар и, потянувшись в своём кресле, сладко зевнул. Для него это было привычным делом. Мотаться в другие миры.
– Где мы? – спросил его Карапузик.
– Сейчас узнаем, – сказал Адигизар и включил какую-то кнопку, после чего открылась изнутри металлическая шторка и им предстала удивительная по красоте панорама звёздного неба.
– Вот это да! Боже, что за красота! – изумился Карапузик, оглядевшись по сторонам. Его так поразил вид звёздного неба. – Как много здесь ярких незнакомых звёзд! Какая красота! Но я не узнаю...знакомых созвездий. А где Большая Медведица? Вдруг какая-то мысль внезапно пришла в его голову.
– Послушай, Адигизар, куда это нас занесло, чёрт возьми?!! Уж на что я не астроном, но даже я своими куриными мозгами понял, что мы находимся
где-то далеко не в Солнечной системе! Тут звёзд нашпиговано, как в бочке селёдки! На каждом шагу! И все такие яркие. Видать, совсем близко от нас находятся. Или я не прав?
– Боюсь, что вы правы, мой друг! Мы действительно находимся далеко от Солнца. Далеко от Земли! И судя по обилию ярких звёзд, мы находимся где-то ближе к центру Млечного Пути. А действительно, здесь очень красиво! Взгляните, Александр, на сияющие там и сям, словно сошедшие с «главной последовательности» диаграммы Герцшпрунга – Рессела замечательные разнородные звёзды. Всё смешалось! Какая пестрота! Все краски палитры! Какое великолепие! Какое тут разнообразие звёзд! Праздник для глаз! А здесь очень миленько. Вдруг какая-то необычная звезда, ярко сиявшая на небе, привлекла его внимание. Адигизар взглянул на небо, и вдруг ему там, в этом ночном, совершенно незнакомом, таком чужом неземном небе, среди мириад звёзд померещилась она. Его очаровательная тем-мноволосая красавица.
-196-
– Мама дорогая! Мне уже мерещатся галлюцинации. Ты видел?
– А что я должен был там увидеть? – пожал плечами Александр.
– Лицо видел? Это просто божественная красота! Видишь? Вон там среди
звёзд! – воскликнул Адигизар. – Её божественные глаза! Она глядит прямо на меня! Моя прелестная темноволосая красавица!
– Ничего не вижу. Звёзды какие-то вижу. А лица не вижу, – в недоумении пожал плечами Александр и вопросительно уставился на Адигизара.
– Эх, ты пень бесчувственный! Толстокожий ты! Нет у тебя воображения, – едко заметил Адигизар. – Для чего ты тогда родился на этот свет?
– Для того, чтобы жить, – несколько удивлённо произнёс Карапузик.
– И любить, – добавил Адигизар. – А ты словно и не живёшь. Разве
можно жить, если не любить? Для чего ты тогда живёшь, если не любишь?
– То есть, как? – у Карапузика был довольно ошарашенный вид.
– Ничего ведь ты не чувствуешь, если ты на белом свете не живёшь. Если в этом грешном мире ты отсутствуешь. И не знаешь, плох он, иль хорош, – продекламировал вдруг Адигизар, думая о чём-то своём.
– Ну, тогда надо узнать, какой он. Этот мир. Познать все его загадки.
– Эх, ты! Ничего-то ты и не понял, Александр, – разочарованно произнёс Адигизар.
-197-
– А может нам исследовать тут какие-то планеты, раз мы здесь всё равно оказались? – предложил Александр.
– А почему бы и нет? – согласился Адигизар. – Может, ты и прав. Но боюсь, что здесь жизни нет. Чем ближе к центру галактики, тем ближе к огромной чёрной дыре, которая находится в центре, и тем больше жёсткое космическое излучение. Я это и вижу по приборам. При таком излучении вряд ли возможна здесь жизнь, но попробовать можно. Я сейчас направлю звездолёт к ближайшей звёздной системе. Как показывают приборы до неё три с половиной парсека. Тут недалеко. Всего полчаса лёта. Когда они под-летели к ней поближе, то выяснилось, что это двойная звезда.
– Это двойная звезда, – сказал Адигизар. – Одна звезда голубая, очень горячая, а вторая, красный гигант, значительно холоднее, если так можно выразиться. – Шансов, что здесь есть жизнь стало ещё меньше. Когда звезда двойная, то траектория вращения планет очень неравномерная. И значит, они получают в разный момент разное количество тепла. А при таком раскладе жизнь, по сути, невозможна. Сейчас посмотрим, есть ли тут плане-ты. А вот... Есть. Одна, вторая, третья... всего я насчитал пятнадцать. Но излучение тут ужасное! Так что зря мы теряем время. Я направлю свой чел-нок для исследования одной из планет. Однако челнок на телевизионном экране неожиданно вдруг сморщился и, оплавившись, словно парафиновая свеча, превратился в бесформенную груду металла. Не обладая достаточной защитой, он попросту не вынес этого чудовищного адского пекла, поскольку был слишком близко от голубой очень горячей звезды,
– Недолго мучилась старушка, недолго плавал пароход,– прокомментиро-вал Адигизар с невозмутимым видом гибель своего челнока. – Недолго пла-кала старушка. Такая вот судьба-игрушка! Во мне ещё теплилось чувство, что я её увижу вновь. А может где-то там и есть, живёт там настоящая моя любовь? Ты моя звезда во всей Вселенной лишь одна. Но ты так далеко и ты отсюда не видна.
– Какую звезду ты имеешь в виду? – не понял его Александр.
– Неважно. Пора нам закругляться и возвращаться на Землю, – сказал Адигизар.
– Почему? А мне любопытно посмотреть здесь всё, – не согласился с ним Александр. Раз нас сюда занесло, то почему бы и не посмотреть.
– Какая здесь всё-таки скукотень, – заметил Адигизар. – Скучища такая, хоть вой! Здесь жизнью, мне кажется, и не пахнет. Жизнь надо искать по окраинам галактики. На самых её задворках. Где не так печёт. В смысле радиации. Где нет таких катаклизмов, как вспышки сверхновых звёзд. Как в вашем случае. Земля и Солнце находятся на самом краю Млечного Пути. Здесь спокойно. Поблизости звёзды не взрываются. Вот так-то, дорогой мой Александр. Если нет живых разумных существ, тогда для чего всё это? Вся
-198-
эта красота? Никто её ведь не оценит, не поймёт! Ну, существовал бы здесь, допустим, какой-нибудь примитивный динозавр. Ну, и что? Что это меняет? Он же этой красоты не постигнет никогда. Сколько бы ни смотрел на звёзд-ное небо. Вперил он бы свой тупой злобный взгляд на звёзды. И об одном бы только сожалел. Что не достать их и не съесть. И всё в такой же гастроно-мической плоскости простирались бы его интересы. А вот мы здесь побыва-ли и поняли эту неземную красоту! Значит, она не зря здесь, эта самая красо- та существовала. Нас дожидалась. А сколько ещё таких уголков во Вселен-ной ждут своего часа!
– А планеты тут типа земных есть? – спросил Александр.
– Есть. Одна. И кстати, самая удалённая от голубой звезды, – сообщил Адигизар.
– Вот бы на ней походить.
– Походить можно. Тем более, что условия на ней вполне подходящие. И температура на ней на экваторе не превышает 100 градусов по Цельсию. Планета эта находится достаточно далеко от палящих лучей от голубой звезды.
– Всё равно жарковато.
– На Земле тоже есть места, где очень жарко. Пустыня Сахара. Долина смерти. В Индии тоже найдутся места, где хорошо печёт.
– Но не до такой степени.
– Что верно, то верно. Так ты, Александр, больше уже не хочешь туда лететь? – хмыкнул Адигизар.
– Нет, нет. Мы высадимся там, где попрохладнее. Надеюсь, там найдётся такое местечко?
– Как не найтись. Обязательно найдётся. Ну, что ж махнём туда.
И Адигизар уселся в кресло за пульт управления и, найдя на нём какие-то кнопки, нажал на них, направив корабль к этой планете.
Их «Анганзора» вышла на околопланетную орбиту. Планета была в два раза больше Земли. А значит, и сила тяжести здесь была больше земной.
– Океанов здесь нет, к сожаленью, – вскоре заявил Адигизар, взглянув на монитор анализатора атмосферы.– Атмосфера тут плотная. Полторы земных. Содержит в основном азот и углекислый газ. Кислорода всего два процента. Ну, что ж, если хочешь, можем совершить посадку. Я думаю, что лучше где-нибудь в районе смены дня и ночи, чтоб ты мог полюбоваться рассветами.
– Очень хочу, очень хочу! Любопытство меня сжигает! Это ж надо! Мне выпало счастье первому попасть на другую планету! Кто бы мог подумать!
– Мне этого счастья вот так хватает! – Адигизар провёл ладонью по горлу. – Я уже, можно сказать, даже пресытился красотами чужих далёких планет! Любопытство вызывает, разве что-нибудь особенное. Редкое. Какая-нибудь изюминка. А здесь, на этой планете, мне кажется, её-то как раз и нет,
-199-
– зевая, произнёс Адигизар.
– Ну, уж нет! – покачал головой Александр. – Я с тобой не согласен! Тут такие, видать, красоты, такие чудеса, что нам, землянам, и не снилось!
Давай совершим посадку на её поверхность. Мне бы очень хотелось вблизи посмотреть на эту таинственную планету и на её первозданные красоты!
Глава двадцать вторая.
Планета Семибуда-Бамуда, давний знакомый
Бранзулимо Бранзуляка. Варедо мой, Варедо!

Когда они стали приближаться к поверхности этой чужой планеты, то увидели вдруг необычайно красивое зрелище на горизонте. Там вдали, в лучах восходящего ярко-голубоватого, а вслед за ним и оранжевого солнца, вдруг перед их взором вспыхнули остроконечные вершины удивительной, просто поражающей воображение, горной цепи, тянущейся на тысячи и тысячи километров, уходящей далеко-далеко куда-то туда за горизонт. Переливаясь всеми цветами радуги, они, словно громадные сказочные замки троллей или ещё каких-нибудь уродливых колдунов, внезапно выросли на их пути, преграждая им путь в неведомую волшебную страну.
– Какой восход солнца тут замечательный! – изумился этой неземной красоте Александр. – Там, на самом горизонте, голубоватое солнце всходит, а утреннее небо окрасилось в приятный салатный цвет. А вот гляди, гляди! – он вдруг поразился ещё больше. – Вслед за голубоватым солнцем всходит ещё одно. Оранжевое. Два солнца на небе сразу! Голубое и оранжевое! Где такое ещё увидишь? Чудеса, да и только! Нет, ты видел, ты видел?!
– Мне приходилось видеть ещё и не такое! – улыбнулся Адигизар. – Я повидал вселенских красот. Я видел ещё и не такое.
– Ну, а горы! Какие здесь горы! – поразился Александр. – Я таких ещё не видел!
– Вот это горочки так горочки! – глядя в иллюминатор, восхищённо произнёс Адигизар. – Каждая как минимум под тридцать километров! А то и больше. Некоторые доходят и до сорока! Видел ты такие горы на Земле?
– Нет, – изумлённый представшей перед ним величественной картиной грандиозных гор, воскликнул Александр. – Никогда я ещё такого в своей жизни не видел! Дух просто завораживает! Великолепное зрелище!
– Это ты, Александр, верно подметил. Они просто великолепны! Эти Алмазные горы! Прекрасное зрелище! Потрясающее! Вот, примерно, такие же удивительные сказочные горы возвышаются и на моей родной, увы, угасающей звезде Арзире. И называются они так красиво!.. Царензарро!
Всё удивительным становится, совсем иным,
Когда оранжевое солнце вместе с голубым
-200-
Здесь всходит утром и обходит этот край дозором.
Необычайным изумительным цветным узором
На небе горные вершины вспыхивают вдруг!
И как преображается всё сразу здесь вокруг!
Как сказочные замки возвышаются чудесно
Немые грандиозные здесь горы-исполины,
А где-то там внизу, в отрогах, прячутся долины.
Но кто живёт там, пока что это неизвестно...
Закончив декламировать импровизированные стихи, Адигизар скромно сказал. – Вот так бы я, примерно, охарактеризовал бы свои впечатления от увиденного здесь.
– Да! Впечатлений хватает! – согласился с ним Александр. – А только я не понял, почему эти горы ты, Минегоша, назвал Алмазными?
– А потому что они состоят из алмазов.
– Как? Вот эти громадные горы... это алмазы? – поразился Александр.
– Ну, да. Это не просто алмазы, это колоссальные алмазы!
– Вот если бы взять отсюда ... даже один большой алмазный камень, я бы стал самым богатым человеком на Земле.
– Да, пожалуйста, бери сколько хочешь, – как показалось Александру, с каким-то даже пренебрежением Адигизар отнёсся к этому его предложению.
– Сейчас мы сделаем остановку, и ты наберёшь здесь сколько угодно этих красивых стекляшек.
И когда они опустились на поверхность, то Александр с благоговением ступил на эту чужую незнакомую планету. Для Адигизара же это было привычным делом. Он сели в отрогах грандиозного хребта, на относительно ровной площадке, на которой возвышались несколько острых скал.
– А вот и удивительно красивый камешек! – воскликнул вдруг Александр и, подняв с поверхности неведомой планеты небольшой алмаз, повертел его в руках. – Как он играет на солнце! Смотри, Минегоша! Чудесный камень! – сказал он, пряча алмаз в сапог. Они прошли ещё несколько шагов вперёд и подошли к скале.
– Какая удивительная эта планета! По праву первооткрывателя я назову её, скажем, э... Вера или Верунчик. А что. Планета Верунчик! – обрадовано воскликнул Александр. – Это звучит! Планета Верунчик! Как красиво!
– Но, но, но! Поосторожнее! Какой ещё Верунчик? Эй, ты, Лобачевский! Не торопись! Никаких Верунчиков! Я уже назвал её Семибуда-Бамуда! По праву первооткрывателя. И имя это мне нравится! – вдруг раздался чей-то предостерегающий голос за выступающей частью скалы. Через секунду оттуда кто-то вышел, кряхтя и недовольно бурча. И перед изумлёнными их взглядами предстал какой-то пузатенький инопланетянин с выступающим
брюшком и с небольшим морщинистым хоботком вместо носа. – Ишь вы,
-201-
какие! Чего удумали! Тут я распоряжаюсь! – ворчливо добавил он. – А вы мне тут всю рыбу распугать собрались!
– Кто вы такой? – ошарашено спросил Александр.
– Я уже назвал тут всё. Тут всё моё! И эта планета тоже моя! Моя Семибуда-Бамуда! Я вам ничего не дам! И эта голубая звезда называется Вельпельрух. А оранжевая – Зимарудук. Это я так решил. А раз решил, то это так и будет! И всё вокруг моё! Моё! Не дам! Я никому не позволю покуситься на мой приоритет! И ты не трепыхайся тут! Даже не рыпайся!
– А я и не рыпаюсь... – пробормотал растерянно Александр.
– Какие мы нервные... Да ради бога! Берите всё! Нам с другом ничего
тут не надо, – сказал Адигизар.
– А это кто? Ба! Это же мой знакомый! – вдруг удивлённо произнёс тот. – Это же Адигизаррух! Ты, какими здесь судьбами, дружище? Он похлопал по плечу не меньше изумлённого, чем Александр, Адигизара.
– Да это же Бранзулимо Бранзуляка! Вот уж не думал тебя тут встретить. И как это я тебя сразу не узнал? Твой хоботок невозможно не узнать! А ты, Бранзулимо Бранзуляка, что тут делаешь?
– Да так... ищем.
– И что же ты ищешь, приятель?
– Да так одну... вещицу. Прелюбопытную.
– А поконкретнее?
– Да так... Ищу вчерашний день. Мы – зукряки – очень любопытные. Ты же знаешь, какие мы любопытные. И очень настырные. Если уж чего задумаем... то непременно осуществим задуманное.
– Ну, что ж очень хорошее занятие. И главное, стоящее. И что? Как успехи?
– Да пока никак. Не подпускает к себе вчерашний день. Но я настырный. Ты меня знаешь! Я обязательно его найду. Где-то же он всё-таки есть.
– И что ты собираешься на этой планете дальше делать? И дальше его искать?
– А я уже ничего здесь делать больше не собираюсь! Вчерашнего дня я здесь не нашёл. Увы! А потому мне здесь больше не интересно. Да я сейчас же удаляюсь уже с этой звезды. И с этой планеты! Ноги моей здесь больше не будет! Надоело тут жариться. Хочется чего-нибудь попрохладнее. Вроде этого вашего земного Плутона или Нептуна. Так что, адъю. И как говорится, гудбай. Прощай, и ничего не обещай!
– Сиди уж, раз уж сюда принесло, – попытался его отговорить Адигизар. – Поговорим, поболтаем. Молодость, вспомним. Ты же любишь поговорить, Бранзуляка! А вчерашний день ещё успеешь найти! У тебя ещё вся жизнь
впереди! Какие наши годы!
– Да нет. Улетаю. В созвездие Скорпион. Хочу посмотреть на Антарес.
-202-
Говорят, там кулебяки хорошие пекут. Надо попробовать. Полечу туда я пообедать.
– Кулебяки? Да... кулебяки – это хорошо, кулебяки – это здорово! – улыбнулся Адигизар. – Обедать, говоришь? Обедать я люблю.
– Может, вместе махнём? Пообедаем. И товарища твоего возьмём.
– Да нет. Не время как-то. В следующий раз, – вежливо отказался от его предложения Адигизар. – В настоящий момент Антарес меня как-то не прельщает. У меня нынче другие интересы. Так что в следующий раз, быть может, и надумаю. Всенепременно.
– Это когда в следующий раз? Через миллион лет? Ха-ха! – сострил Бранзуляка и добавил с нескрываемым восхищением. – А ведь Антарес –
это не Вельпельрух. Это тебе не по карманам мелочь шарить! Антарес – Это грандиозная звезда! Благородная. А Вельпельрух – это так, мелочь пузатая, по сравнению с Антаресом. Ну, да ладно. Я один полечу. Раз ты не хочешь. Слушай, я же тебя ещё не расспросил, Адигизаррух! А ты как сам здесь оказался? Как тебя-то занесло сюда, каким ветром? В эту глушь?
– Солнечным. Я ведь прилетел с Солнечной системы, спасаясь от врагов.
– Вот и я спасался от них. Но уже улетаю
– Ты нашёл здесь чего-нибудь интересного?
– Как тебе сказать...
– Говори, как есть.
– Понимаешь, тут... есть тут один типчик. Есть в нём что-то неуловимое. В этом матросе...
– Ничего не понимаю... В каком матросе? О каком матросе идёт речь?
– А закоренелом. О каком же ещё? О его манере говорить... Слушать. Чистить гальюны.
– Какие гальюны? – изумлённо спросил Адигизар. – Ты что несёшь? Ты в своём уме? Или на здешнем солнышке перегрелся?
– Ну, ты сам можешь его посмотреть. Каких-то пять парсеков, и он будет перед тобой. И он будет твой. Ну, доложу тебе и типчик! Красава!.. Я такого мастера ещё не видел. Хорош матросик! Я же сказал, красавец из красавцев! И собеседник, какой! А! Говорун! Тебе, кстати, не нужен? Могу тебе, как старому знакомому, уступить за пару синюшек. Вы с ним забудете все ваши чёрные печали. Он мастер развеселить, приободрить. Поговорить он любит. Язык подвешен, будь здоров! Болтать он мастер!.. Ну, что, уболтал я тебя насчёт него? Полетишь к нему? На Хавнеду? На эту чудную звенящую
планету? На которой раздаётся этот чарующий неподражаемый звон? А мой матросик петь тебе будет каждый день свои замечательные песенки-хавнеды
по утрам и вечерам. Он мастер художественного свиста. Закачаешься от его пения! Хотя, не скрою, надо иметь чуточку терпения, чтобы слышать это его пение. Но вы с ним споётесь, я уверен. Пой, ласточка, пой! Ну, как?
-203-
– А что ж ты его так нахваливал, нахваливал, а то вдруг расстаться с ним хочешь? Такое впечатление, что сплавить его мне хочешь? Не так ли? Ох, знаю я тебя, Бранзуляка! Хитрец! Не увиливай! Признавайся, сплавить мне его хочешь? А почему? Что в нём такого, что ты хочешь избавиться от него?
– Недолюбливаю я его. Эти вечные попойки. Вечно фамильярничает! Это его амикошонство, это панибратство его вот уже где у меня! Он постукал ребром ладони по шее. – Раздолбай, он, одним словом. Некультурный, невыдержанный тип. Не нравится мне всё это! Я это не приемлю в нём.
Да и насчёт умственных способностей его я сильно сомневаюсь что-то. Да... В общем, пороха он не выдумал. Я говорю, поначалу-то я демонстрировал умеренный оптимизм в отношении этого матрасика. Тьфу!.. матросика. Но
потом он мне поднадоел. Если честно, надоел он хуже горькой редьки! И говорит, говорит. Не остановишь. А я молчунов больше предпочитаю. Вот этот ваш молодой человек молчит и молчит что-то всё время. Такие мне по душе. А может, он язык проглотил этот ваш молодой человек? Хе-хе!
– А почему вы назвали меня Лобачевским? И... откуда вы знаете русский язык? – набравшись храбрости, вдруг спросил его Александр.
– О, это такая ерунда! Пустяки, в сущности! Вся эта информация носится по вашей Галактике. Надо её только уловить. А ведь на вашей планете умели же некоторые уловить оттуда сверху, из высших сфер и красивые мелодии, как, например, Моцарт или Бизе, и красивые стихи, как, например, Пушкин или Лермонтов. Да... Ведь где-то же всё-таки он есть, этот чёртов вчерашний день! – с грустью произнёс Бранзуляка.– Куда-то же он всё-таки девается! Меня как-то мало интересует то, что происходит сейчас, в данную минуту. Попасть в прошлое – вот моя мечта... Ах, чёрт! Совсем про него забыл! Эй, Варедо! Ты где? Ау! – сорвавшись вдруг внезапно с места, он стал кого-то искать. – Эй, Варедо! У меня есть помощник. Варедо. Поясняя Адигизару, он показал ладонью ниже колена, показывая воображаемый рост своего товарища. – Ты где? Отзовись! Алё! Ах, чёрт! Куда он делся? Где его носят? Эй, Варедо, мой Варедо! Где этот чёртов малышок? Тимбурустик!
Из-за широкой спины Бранзуляки отозвался чей-то недовольный голос:
– Я давно уже здесь. И нечего было так орать.
– А вот и он! Варедо, мой Варедо! Откуда взялся ты, друг мой?
– Оттуда, откуда и ты!
– Ты как со мной разговариваешь? Сопляк! Забыл, кто перед тобой стоит? И почему я тебя должен всё время искать? Где тебя только черти носили?!
– Я, кажется, уже объяснил где. У тебя за спиной.
– Поговори ещё у меня. Поговори. Пропади ты пропадом! Иди отсюда! Ладно... Свободен пока... Иди, погуляй где-нибудь. Можешь полюбоваться здешними окрестностями. Можешь пособирать камешки. Тут ведь алмазов, рубинов и изумрудов до фига! Я не говорю уже про хризолиты, бериллы и
-204-
прочие аквамарины. Иди. Я разрешаю. Но не пропадай. Скоро ты мне ещё, друг мой, понадобишься, – предупредил его Бранзуляка. – Тимбурустик этакий! Слышишь меня?
– Как угодно, – пожал плечами Тимбурустик. – Я пойду. Дважды угова-ривать себя не позволю. Но если честно, мне эти ваши здешние красоты надоели до чёртиков! Видеть их уже не могу!
А когда он ушёл, Бранзуляка, горестно вздохнув, пожаловался Адигизару:
– Бывали дни весёлые, А как мы сейчас живём? Раньше я, бывало, ходил гоголем. Одевался как денди лондонский. На балах щеголял. А сейчас. Всё не то. Всё пообветшало. Всё ушло в область предания, всё устарело, вышло из моды. Где, я тебя спрашиваю, рюшечки? Оборочки? И прочая приятная дребедень? А я ведь раньше никогда без рюшечек из дома не выходил!
– Да... рюшечек нынче у тебя не заметно, – согласился с ним Адигизар.
– Где мои кофейные плантации? Где мои заводы, фабрики? Где мой смешанный капитал, я тебя спрашиваю? Куда подевалось это акционерное общество, куда я вбухал все свои кровные денежки? Как его... «Три МММ» Ах, плакали мои милые денежки! А впрочем... Эх, я кажется, не туда...
– Не туда.
– Эх! Остохренело это всё мне так, что хоть версальский мир, друг, подмахни! – воскликнул вдруг Бранзуляка в сердцах, жалуясь Адигизару.
– Ну, подпиши. Тебя же просят! – съязвил Варедо, выскочив вдруг из-за его спины, как чёрт из табакерки. Видимо, он ушёл недалеко, и, опять спрятавшись за спиной Бранзуляки, подслушивал их разговор.
– Воспитание не позволяет. Мой милый мой игрунчик! Тимбурустик! – с горечью произнёс Бранзуляка и, прижав к себе своего маленького дружка и, проникнувшись жалостью к нему, погладил его по головке. – Варедо, мой Варедо! Я без тебя, как глупая торпеда! Которая летит и мчится сквозь толщу океана неуправляемой, непредсказуемой. И устремляется, сама не знает ей куда!.. А ты опять здесь торчишь? Опять меня не слушаешься?
Как мазяком заделался, так и возгордился, как я посмотрю! Бузить стал!
– Какие же мы всё же замечательные! Какие мы всё же мазяки! – вдруг похвастался Адигизару Варедо. – Я из племени мазяков! – продолжая, с пафосом воскликнул Варедо Тимбурустик и затем, помедлив, спросил у Адигизара. – А почему ты-то до сих пор не вступил в партию мазяков?
– Да не нашёл как-то времени! – стал оправдываться Адигизар. – И вообще я считаю себя пока не достойным этой партии.
– Нашёл чем гордиться! А я – член! И горжусь этим! Он снял ботинок и в знак протеста с силой постучал им по плоской ровной поверхности скалы.
– Слушай ты, член! Ты когда заткнёшься? Вот змею пригрел на груди! – попытался его осадить Бранзуляка. – Я тоже в партии мазяков не состою. И что? Один только ты у нас сознательный. Парторг. Взносы собираешь.
-205-
– Остохрендил ты мне, начальничек! Я ухожу от тебя!.. Я не потерплю, чтоб меня унижали, чтобы со мной разговаривали в таком тоне, только из-за того что я партийный! Я вот вникаю в вашу милую хавнеду. Но голос моей партии мазяков мне милее. Чарующий, такой прекрасный голос слышу я её. Он вонзается прямо в сердце мне! Я слышу голос из прекрасного далёка. А вы пренебрегаете мазяками! Моим однопартийцами! Да ну вас! С вашими матросиками! С вашими гавнедами!
– Ну что ты так распетушился, Варедо, я не пойму? – пошёл на попятную Бранзуляка – Я всего лишь пошутил! Шуток не понимаешь, что ли? Эх, ты! А демонстрировать умеренный оптимизм в отношении моего матросика тоже ведь не годится. Счастье, словно птица. Его надо ещё поймать. А не поймаешь... Ну, ты меня понимаешь. Он меня понимает!
– Нет, не понимаю. Я не понял ничего, если честно, – признался Варедо.
– Зимбабудок несчастный! На переплавку его! На переплавку! – в гневе вдруг внезапно вскричал Бранзуляка. – Не понимает он, видите ли! Да он всего лишь робот! Слышишь, Адигизаррух! Он всего лишь робот! Кусок железа! А его возвеличивал! А его вознёс на пьедестал!
– Ну, ты меня достал! Это кто робот из нас? – возмутился Варедо. – Это кто кусок железа? Это ты сам, скорее, робот! Это ты сам кусок железа! У тебя же все внутренние органы из железа! Да, да! Акело промахнулся! Помнишь?
– На что это ты намекаешь?
– Когда ты, пьяный, упал со скалы и пробил себе сердце, и из тебя торчал деревянный кол, кто тебя спас? Не помнишь?
– Ну, было дело. Не отрицаю, – неохотно согласился Бранзуляка. – Ты мне тогда вовремя поставил искусственное сердце. И заменил мне потом ещё некоторые повреждённые внутренние органы. Но ты не уточнил, отчего я был пьян. А пьян я был от свободы. Я хотел глотнуть глоток свободы. И немного не рассчитал. Я хотел полететь со скалы. Пьянящий воздух свободы меня манил и стал всему причиной, стал причиной моей неудачной попытки и... э-э... моего неудачного приземления.
– Это ещё мягко сказано.
– А у тебя, зато полголовы из проволочек! – воскликнул торжествующе Бранзуляка. – Я тебе заменил полголовы! Когда ты упал и свернул себе голову, повредив так, что она восстановлению не подлежала. Я тебе заменил некоторые детали в голове. Сколько в тебе железа! Сколько в тебе, друг мой, транзисторов! Да, да!.. А сколько в этой глупой голове дерзостных мыслей! Бранзуляка вдруг стал в умилении целовать своего дружка. – Кладбище идей! Скопище нереализованных мечтаний! Умница! Эйнштейн! Мой... мой Варедо! – стал расхваливать на все лады его Бранзуляка. То ругал, поносил его последними словами, а то вдруг захвалил.
-206-
– Было дело. Не отрицаю. Спас ты, Бранзуляка, меня от верной смерти! – признался Варедо.
– Ты мне по гроб обязан!
– Обязан. Не отрицаю. И ты мне тоже обязан.
– Мы оба обязаны. Мы с тобой повязаны, – хмыкнул Бранзуляка – Ну, ты куратор! Делец! Ишь, как он заговорил! Ха-ха! Моя школа! Увлечённые взаимной перепалкой, они ничего не замечали вокруг. Какую вот только школу Бранзуляка имел в виду? Не школу ли болтливости случайно? Какой же он всё-таки сам был болтун! Если этому болтуну болтливый матросик не нравился, представляю, каким был редкостным мерзавцем этот самый его матросик с планеты Хавнеда.
– Судя по всему это надолго, – тихо шепнул Адигизар на ухо Александру.
– Знаю я этого болтуна! Уходим. Пока не поздно.
– Даже не попрощавшись с ним? – Александр удивлённо посмотрел на Адигизара. – Ведь это же как-то невежливо.
– А ты хочешь ещё здесь задержаться?
– Да. Немного.
– Ну, что ж, – покачал головой Адигизар. – Задержимся ещё ненадолго, раз ты этого хочешь.
Правда, это было чревато тем, что пока они находились тут, в другом измерении, время на Земле прошло бы значительно быстрее, и несколько дней, проведённые в этом другом мире, для Адигизара и Александра были равносильны нескольким десятилетиям, прошедшими на Земле. Поэтому, когда они вернулись на Землю, на Земле уже шёл…1991 год.
















-207-
Часть третья
Адигизар разбушевался.
Глава первая.
Возвращение