***

Рядом с тобой все девочки становятся безвольными марионетками, а рядом со мной —  они всё равно что чистые новоявленные ведьмы. Эдакие чертята с малюсенькими рожками, ещё совсем слабые, неокрепшие.
Тебе таких, как правило, жалко. Я же таких убиваю.
Мы оба знаем, что они ненастоящие. Мы знаем, что я не могу любить ни одну из них, даже когда они этого заслуживают.
Не заслуживают. Так сказала бы она. Так бы распорядился ты.
И так чувствую я.
Мы знаем, что похожи друг на друга слишком, слишком бессовестно, и только потому никто не способен отпустить нам наши грехи. Никто, кроме нас самих.
Ты знаешь, что я тебе вру. И потому ты опять примешься наказывать меня, убивая уже трижды проклятую совесть, только бы отнять самое дорогое. Вырвать его из меня, со мной, и убить, растоптать последнее, человеческое.
И даже если я найду что-то новое, даже если когда-нибудь я полюблю это, ты придумаешь новую пытку.
Потому девочки всегда умирают. Ты словно учишь меня получать удовольствие от их крови и жалобных вскриков. Учишь и мучаешь. Тебе не стыдно? А самое гадкое, что больше не стыдно мне.
Я знавала одного юношу, которого так тяготила его любовь, что он предпочёл сдаться, и выбрал одиночество. Нескончаемое. Вязкое. Люди думали, что разгадали его. Нет, они были уверены, что разгадали его, а он только и делал, что оставлял после себя едва различимую мягкую улыбку. Кажется, юноша стал излишне добр.
Но я-то знаю, что в тот момент он представлял, как выворачивает наизнанку их желудки. И не потому, что соскучился по былым временам.
А потому что ему так легче.
Легче предпочесть одиночество невыносимо терзающей, непонятной любви, которую ему так и не сумели дать.

Мой мальчик, если бы я могла к тебе прикоснуться, знай, я бы облегчила твои муки, напитала бы ненавистью. Ведь только она одна тебя и любила.

- Не гляди на меня так, я ничего не выдумала. Мальчик действительно был. И он есть, он до сих пор в моей голове. Он засел там так прочно, потому что мне жаль его больше всех на свете. Потому что он как будто бы я, только с ненавистью. Потому что ему становится приятно от чужих метаний.
Мне же от собственных.       

И, наверное, за этим я в сотый раз выбираю страдание. Я выбираю его, потому что не хочу ничего другого.

А ты? Что предпочтёшь ты?

Мой неприкаянный лютый зверь всегда отвечает одинаково. Знаешь, он просто тыкает своим острым когтем в мою грудную клетку, едва не касаясь сердца. А я так прошу, чтобы прекратил. Чтобы всего один раз, но намертво.

Вот такое странное счастье.

Ему до сих пор нравится рядиться в кровавые одежды из чьих-нибудь разрушенных мечтаний.

Как тому мальчику с непонятной улыбкой. Ты вдруг пожелаешь ему смерти, а у него перед глазами замаячит твоя душа. Окровавленная и гнилая настолько, что впору бы задохнуться. Но он не против.

Пусть эта буря поглотит его.