Каштанка. рассказ

                1.
     Бабушка пришла с базара и, как обычно, стала выкладывать на кухонный стол покупки: морковку, капусту, лук. Я вертелся на кухне, хотя было ещё рано, и все наши ещё спали. Соседка Дарья Фроловна, вся в бигудях, в ярком цветастом халате, варила картошку на электро­плитке .
     Вдруг в бабушкиной сумке что-то пискнуло.
     - Ой! - вскрикнула Дарья Фроловна. - Что это там у Вас?
     Бабушка, хитро улыбаясь и бросая на меня таинственные взгля­ды, медленно продолжала выкладывать покупки. Мне не терпелось уз­нать, что же она там прячет. Но как только я хотел заглянуть в сум­ку, бабушка поворачивалась ко мне спиной. Наконец она, запустив в сумку обе руки, осторожно достала с самого дна чёрный лохматый комочек.
     - Какая прелесть! - воскликнула Дарья Фроловна.
     - Это тебе, - сказала бабушка.
     Я осторожно взял в руки комочек. Он был мягкий тёплый и какой-то такой, от чего мне хотелось крепко прижать его к себе и, стиснув зубы, давить, давить - такой он был милый и хороший. Сердце моё тре­петало от радости: у меня появилась своя собственная собака. Кто из мальчишек в девять лет не мечтал иметь собаку? Кто из них не смот­рел с нескрываемой завистью на тех, которые с гордо поднятой головой прохаживались мимо них, бессобачных, с поводком в руке, на другом конце которого, давясь в неумело завязанной петле, извивалась, пусть не овчарка, пусть самая обыкновенная плешивая дворняжка, но всё же своя собственная собака. Особенно это было свойственно нам, после­военным мальчишкам. Игрушками нас не баловали, телевизоров тогда ещё не было.
     С любовью и интересом я стал разглядывать этот бабушкин по­дарок, это огромное счастье, которое нежданно-негаданно свалилось на меня.
     Собачонка была ещё совершенно беспомощной. Она неуве­ренно держалась на ногах и без конца тыкалась в мои руки своим влажным чёрным носом.

                2.
     Я выскочил во двор и сел на скамейку на самом видном месте, положив возле себя собачонку. Скорей бы появлялась детвора. Пусть все видят, что и у меня есть собака. И пусть не хвастается Адька сво­им рыжим Рексом, а Колька - своим лохматым Цыганом. Мой пёс (а мо­жет и не пёс) будет крупнее, умнее и породистее.
    Первым появился Вовка. Он щурился на солнце и протирал свои ещё не совсем проснувшиеся глаза.
    - Ух,ты! - сказал он, увидев собачонку. - Где взял?
    Вовка хотел её погладить. Но я отстранил его руку.
    - Собаки не любят, когда их все гладят, - сказал я.
    - Подумаешь, дворняжка, - пренебрежительно сказал Вовка.
    - Сам ты дворняжка, - сказал я. - Не видишь, какие у неё уши? – И я пальцами приподнял маленькие, как два поникших берёзовых листочка, ушки. Собачонка жалобно заскулила.
    - Ты бы хоть бы покормил её, - сказал Вовка...
    Тут внезапно возник Валерка.
    - Как зовут? - спросил он. И тут я обнаружил, что ещё не знаю, "он" это или "она".
    Втроём мы быстро определили собачонкин пол.
    - Фи, сука, - сказал Вовка.
    - Ну и что? - разозлился я. - У тебя и такой нет.
    Потом пришли Ларка и Люська. Девчонки в собаках ничего не смыслят. Они просто любят беспомощных животных. Поэтому при виде мо­ей собачонки они пришли в неописуемый восторг.
    - Какая хорошенькая! - пищала Ларка.
    - Можно потрогать? - спрашивала Люська.
    - Ой, ой, до чего же хорошенькая! - не унималась Ларка, при­саживаясь на корточки и чуть ли не целуя собачонку.
    - Давайте назовём её Альфа, - сказала Люська.
    - Нет, лучше Розка, - предложил Вовка... И мы стали придумывать имя моей собаке...
                3.
    Я не знал, что в это самое время в нашей квартире уже все проснулись, и бабушка рассказала, как на базаре какой-то мужик носил целое сито щенков и раздавал их всем, кто пожелает. Одного он сунул бабушке. Пока та соображала, что к чему, мужик затерялся в толпе...
    - Не хватало ещё собаки, - говорил папа. - Где мы её дер­жать будем? И так одна комната на семерых.
    Папа преувеличивал. В комнате мы жили только вшестером: па­па, мама и мы - четверо детей. Бабушка спала на кухне. И против это­го не возражала даже Дарья Фроловна - соседка нашей двухкомнатной коммуналки.
    Брат и сестра были постарше меня. Их собаки мало интересо­вали. Маленький братишка едва научился ходить и на собак говорил: "У-у, бабака!". Поэтому собачонку бабушка вручила именно мне.
    Большинством голосов на семейном совете было решено собаку в доме не заводить. Об этом я узнал, когда меня позвали завтракать. Бабушка виновато прятала глаза, а папа ничего не желал слушать. Ма­ма молчала. Мне было горько и досадно. Даже расхотелось есть. В лю­бой момент я готов был разреветься. Бабушка подошла ко мне и молча ласково погладила по голове. Мне стало немного легче. Кажется, бабуш­ка что-то придумала...
                4.
    Собачонке устроили место на кухне под бабушкиной кроватью. От папы это скрывали. И он долгое время не подозревал, что собака осталась жить в квартире...
    Мы долго думали и наконец решили назвать мою собаку Каштанкой. Она быстро привыкла к своему имени, и уже по всему двору целый день разносилось: "Каштанка! Каштанка!".
    Собака росла ласковой и совсем не злой. Мне это не нрави­лось, потому что стоило любому даже незнакомому мальчишке крикнуть "Каштанка", как она навострив уши и виляя коротким хвостом, мчалась к нему. И я стал приучать её к тому, чтобы она реагировала только на мой зов. Для этого я придумал специальный свист.
    - Фить-фить-фить, - свистел я, и Каштанка со всех ног мча­лась ко мне. Постепенно она перестала реагировать на зов просто "Каштанка", а знала лишь тот, который сопровождался свистом. Но так свистеть, как я, не умел никто в нашем дворе. И Каштанка стала под­чиняться только мне.
                5.
    Прошёл год. Каштанка стала совсем взрослой, хотя так и не вы­росла больше обыкновенной дворняжки. Она, видимо, чувствовала, что папа не разрешил ей жить у нас и поэтому никогда не попадалась ему на глаза. Ещё до прихода его с работы она забивалась в свой угол под бабушкиной кроватью и не вылезала оттуда до утра, не выдавая се­бя ни единым шорохом. Но однажды папа, зайдя на кухню, стал принюхи­ваться.
    - Что-то у нас псиной воняет, - сказал он. Теперь он догады­вался, что собака живёт-таки в квартире, вопреки его запрету, но ни­чего не сказал. Постепенно этот факт перестали от него скрывать. Каш­танка иногда заходила даже в комнату...
    Летом мы иногда ходили всей семьёй на прогулку. То ли за го­род, то ли на пляж. И всегда брали с собой Каштанку. Она неизменно бежала только рядом со мной. Видимо, признавая во мне своего истин­ного хозяина.
    Однажды мы возвращались с такой прогулки. Путь лежал через мост, по которому непрерывно двигались автомашины. Было душно и пыль­но. Каштанка, высунув язык, трусила по асфальту и косо поглядывала на машины, двигавшиеся по проезжей части моста. Вдруг одна из машин выстрелила. Да так громко, что у меня зазвенело в ушах. Каштанка вздрогнула и, поджав хвост, выскочила на проезжую часть. Завизжали тормоза. Каштанка на миг остановилась и очутилась под грузовиком между колёсами. Потом выскочила оттуда и стремглав помчалась вдоль моста по тротуару в обратную сторону.
    - Каштанка! Каштанка! - кричали все.
    - Фить-фить-фить, - свистел я. Но Каштанка как очумелая мчалась от нас.
    Не помня себя, я рванулся за ней. Но она бежала так быстро, что догнать её было невозможно. Вскоре она скрылась из виду. Я остано­вился. Вернувшись к нашим, я стал уговаривать их отправиться на по­иски Каштанки.
    - Найдётся, - сказал папа. - Сама придёт. Собаки иногда преодо­левают горы и реки и находят свой дом.
    До самого дома я шёл, оборачиваясь назад. Мне всё казалось, что Каштанка вот-вот нас догонит, и мы снова будем все вместе. Но она не появлялась.
    Не пришла она и на следующий день. Не пришла и через месяц. Я горько переживал пропажу Каштанки, как потерю самого близкого друга. Мне казалось, что и Каштанка не сможет прожить без меня.
    Мои друзья Вовка и Валерка искренне сочувствовали мне. Мы вмес­те несколько раз ходили искать Каштанку. Но безуспешно.
    Так прошло лето. В школьных заботах пролетели ещё три времени года. Но я всегда помнил о Каштанке, думал о ней...
                6.
    Снова наступили летние каникулы. Мы повзрослели ещё на год, и нам уже позволяли самостоятельно ходить на пляж. Бесконечный, более километра, мост мы преодолевали на попутных машинах. Для этого, зай­дя на мост, мы замедляли шаг и равнодушно пропускали мимо себя гру­зовик, который медленно двигался по проезжей части. Надо было, что­бы водитель ничего не заподозрил. Потом, как по команде, срывались с места и бросались на задний борт грузовика. Лучше всех умел цепляться Вовка. Он первым перемахивал через борт и ложился в кузов. За­тем, то же самое проделывали мы с Валеркой. Всё должно произойти ти­хо и мгновенно. Так, чтобы водитель не обнаружил нас некоторое вре­мя. На мосту он уже не остановится. Это мы точно знали. Труднее было слезать. Нужно было соскочить с машины до тех пор, пока машина не успеет набрать большую скорость после съезда с моста. Кроме того, надо было следить за тем, чтобы не попасть под сзади идущую машину. Лучше всех мог соскакивать я. Поэтому я соскакивал последним. Машина к этому времени успевала набрать приличную скорость. Повиснув на ру­ках, я медленно опускал сначала одну ногу, а затем вторую. Как толь­ко нога коснётся асфальта, нужно немедленно отпускать борт машины и несколько десятков метров мчаться во всю прыть. Если машина идёт очень быстро, прыти может не хватить, тогда можно упасть. У меня прыти хватало. Я отрывался от грузовика и мчался вперёд, одновременно замедляя бег и забирая вправо на тротуар...
                7.
    В этот день мы благополучно преодолели мост и, на ходу сни­мая майки и оставляя их на песке, сразу же бросились в воду. Наро­ду на пляже было видимо-невидимо. Места на песке для нас не осталось. Поэтому, когда мы немного поплавали, Валерка пошёл искать место на траве.
    Мы с Вовкой были ещё в воде, когда вдруг появился Валерка. Лицо его выражало не то испуг, не то восторг. А скорее - растерянность
    - Т-там Каштанка! - выпалил он.
    Я замер от неожиданного известия. На мгновение всё, казалось, остановилось. Некоторое время была ситуация, которую принято называть “немая сцена”. А потом мы все трое рванулись с места и помчались на пригорок, где, как утверждал Валерка, была моя Каштанка.
    На пригорок я выскочил первым. Её я увидел сразу. Да, это была она, моя Каштанка. Она грызла кость. Рядом стоял дед в соломенной шляпе, с толстой суковатой палкой, на которую он опирался обеими руками.
    - Жучка. Жучка, — ласково приговаривал дед.
    - Каштанка! — крикнул я.
    Каштанка вздрогнула, подняла голову, навострила уши и посмотрела в мою сторону. Но не узнала. Она снова опустила голову и продолжала глодать кость. Дед погрозил мне палкой.
    - Фить—фить—фить! — свистнул я.
    Каштанка опять навострила уши и стала внимательно ко мне приглядываться. Я свистнул ещё раз. И тут произошло такое, от чего у меня до сих пор при воспоминании перехватывает горло, моя грудь наполняется нежностью и жалостью, а на глаза наворачиваются слёзы.
    Каштанка рванулась с места и бросилась ко мне. Подбежав, она подпрыгнула, да так высоко, что, не рассчитав, перемахнула через меня. Она визжала, виляла хвостом и норовила лизнуть меня в лицо. Мне казалось, что она рыдает от радости. Её сияющие глаза были влажными. Я думаю, это были слёзы. Она так виляла своим коротким хвостом, что у неё при этом ворочалась вся задняя часть. Это была встреча двух самых близких друзей, которые не виделись целую вечность.
    Я пытался поймать Кашташку и крепко обнять. Но она, лизнув меня в лицо, всякий раз вырывалась и отбежав в сторону с разбегу набрасывалась на меня.
    Её новый хозяин, дед, сначала сердился на меня, а потом с улыбкой стал наблюдать за этой трогательной встречей.
    Мы решили немедленно возвращаться домой, хотя ещё не наку­пались вдоволь.
Каштанка мчалась за нами, путаясь под ногами и мешая нам бе­жать. Через мост я её нёс на руках. Она сначала пыталась вырвать­ся, а потом, покосившись на урчавшие автомашины, лизнула меня в нос и успокоилась...
    Во двор мы прибежали разгорячённые и мокрые от пота. В дом я ворвался, как вихрь. Не успел я ещё ничего сообщить, как в комнату вскочила Каштанка. Сначала она прыгнула на маму, от чего та не удер­жалась и упала на стул. Потом Каштанка запрыгнула на стол, со стола на шифоньер, а оттуда - на папу. Она опять плакала и рыдала...
    - Каштанка нашлась! Каштанка нашлась! - неслась новость по двору...
    - Ну, прямо, как у Чехова, - улыбаясь, говорил папа, пытаясь отбиться от Каштанки...