Война, фронт острова Домашний

       


С начала Великой Отечественной войны все полярные станции в Баренцевом и Карском морях оказались под угрозой прямого нападения врага. Немецкое командование намеревалось парализовать деятельность арктической трассы, разработав для этого целый комплекс мер.

 Во-первых, топить суда, следующие Северным морским путём. Во-вторых, разрушать важные порты и посёлки на побережье. В-третьих, уничтожать советские полярные станции на материке и на островах, что резко затруднило бы навигацию в Арктике.

 Внешне война мало что изменила: всё те же сроки наблюдений, те же методы, те же приборы. Но резко переменилась жизненная ситуация, наступили тревожные, полные скрытой опасности дни. В высокоширотной Арктике пролегла своя «линия фронта» со своими «солдатами» - наблюдателями, радистами, механиками полярных станций.

 Одним из тех, кто всю войну провёл на них был ветеран Северного морского пути Борис Александрович Кремер. Он отдал Арктике десятки лет жизни, зимуя и работая в самых разных её уголках – от Земли Франца- Иосифа на крайнем западе до бухты Провидения на востоке.

 Из последней зимовки ледокольный пароход «Садко» доставил его в Диксон, можно было, казалось, подумать об отдыхе. Однако отдых не состоялся, Кремера вызвали в радиорубку на прямые разговоры с И.Д. Папаниным – начальником Главсевморпути.

 Он ничего не приказывал, ни на чём не настаивал, а просто дал понять Кремеру, что есть одно весьма важное задание: расконсервировать маленькую полярную станцию на острове Домашнем у западного берега Северной Земли. Домашний стал особенно необходим сейчас, когда началась война.

 Погода, движение льдов требовали наблюдения за ними в крайней восточной части Карского моря. Кремер понял всё с полуслова и тут же ответил согласием. На Диксоне находился гидросамолёт полярного лётчика М.Н. Каминского, ему предстояло выполнить сугубо мирное задание: доставить трёх человек на законсервированную за год до войны станцию.

 Лётчики прониклись сознанием особой серьёзности порученного им дела, когда увидели, что группа Кремера отправляется зимовать, не захватив с собой ни продуктов, ни снаряжения. На Домашнем оставались от последней смены полярников продукты, но уже с порядочным «сроком давности» и притом крайне скудного ассортимента, а ничего свежего захватить с собой было невозможно.

 Небольшая машина могла взять лишь самих людей с минимальным количеством личных вещей в рюкзаках: в самолёт необходимо было загрузить столько горючего, чтобы его хватило пилотам на обратный рейс.

 Свои места заняли: Борис Александрович Кремер ( начальник и метеоролог ), Всеволод Николаевич Скворцов ( радист и метеоролог ), Илья Иванович Шенцов ( механик и повар ) и вылетели на остров Домашний. По прибытии все трое мгновенно включились в оперативную работу.

 Давали сводки погоды, следили за морем, за воздухом, за эфиром. Жизнь шла размеренно и довольно трудно, едва дотягивали до весны, до обещанной смены. Весной группу Кремера не сменили. Наступило лето, и им сообщили, что на остров Домашний идёт смена во главе с радистом. Название судна, идущего к ним, они не знали, как и ещё долго не знали  о его судьбе.

 Посланная им смена вышла в середине августа 1942 года на борту ледокольного парохода «Сибиряков» под командованием капитана дальнего плавания Анатолия Алексеевича Качарава.

 Внезапно на горизонте показался военный корабль, быстро идущий на сближение. Это был немецкий тяжёлый крейсер «Адмирал Шеер», пробравшийся в Карское море. Убедившись в этом, А.А. Качарава отдал команду: «Орудия к бою!»,  одновременно открытым текстом радист оповестил Диксон о появлении вражеского корабля.

 К началу войны «Сибиряков» был военизирован, имел две пушки на носу калибра 45 мм, две пушки на корме калибра 76 мм, несколько зенитных пулемётов. Тот бой нельзя назвать неравным. Это было яростное сражение обречённых на гибель людей с уверенными в быстрой победе гитлеровцами.

 В сторону «Шеера» полетели первые снаряды, в ответ ударили орудия главного калибра крейсера. Советское судно охватило огнём, погиб весь расчёт кормовых орудий, радиостанция парохода замолчала. По приказанию капитана старший механик открыл кингстоны, «Сибиряков» ушёл на дно.

 Оставшиеся в живых раненые и обожжённые моряки перебрались в шлюпку, но вскоре все были взяты в плен.  Между тем навигация 1942 года закончилась, полярники поняли, что и в этот раз их никто не сменит.  Нужно было оставаться на вторую, не просто трудную, не просто голодную – на невероятно тяжёлую зимовку, с невесёлыми, туманными перспективами.

 Поздней осенью прилетел лётчик И.И. Черевичный.  Он сбросил полярникам кое-какие продукты, но, к несчастью, почти всё разбилось о камни. Весь берег острова запорошило мукой из порвавшихся мешков, повсюду валялись лопнувшие консервные банки. Через несколько месяцев в море у самого берега неожиданно обнаружился чудом уцелевший ящик с американской колбасой.

 Но в это время уже был болен механик Шенцов, болен безнадёжно. Сказалось многомесячное недоедание, резко обострились прежние болезни. Врач с далёкого мыса Челюскин по радио поставил диагноз: острый нефрит, нужна диета, исключавшая соль и, что самое печальное, - медвежье мясо, основное их подспорье, без которого они вряд ли пережили бы первую зиму.

 На почве такой «диеты» у Шенцова  началась цинга. Двое самоотверженно  ухаживали за третьим, делали ему укрепляющий массаж, лечили пролежни.  Однажды больной механик сказал: «Мне сегодня приснилось, что 5 марта за мною непременно прилетят».  Именно в этот день его не стало.  Илью Ивановича Шенцова похоронили в промёрзшей земле острова Домашнего.

 Зимовщиков осталось двое.  Кремер и Скворцов работали и отдыхали одновременно, чтобы один мог всегда придти на помощь к другому.  Тем более, что у Скворцова всё чаще стали повторяться приступы аппендицита. Однако слово «отдыхали» в данном случае вряд ли уместно: о каком отдыхе может идти речь,  если то и дело нужно давать метеосводки через каждый час.

 На всех полярных станциях Арктики было в ту пору трудно, независимо от того, близко или далеко от зоны военных действий они находились. А Кремеру и Скворцову было, пожалуй,  труднее, чем многим их коллегам. Совсем плохо стало с продуктами, они остались вдвоём, а ведь объём работы ничуть не уменьшился, и главное – их мучила полная неизвестность.

 Но надо любой ценой продержаться, выжить, не сорвать работу. После двух-трёх суток ежечасных метеонаблюдений Кремер и Скворцов чувствовали себя совершенно разбитыми. Они дремали прямо за рабочим столом, почти теряя сознание. А ведь нужно было ещё топить печь, добывать воду из снега, охотиться на медведей, готовить себе пищу.

 И ко всему прочему адский труд: поддерживать в постоянной готовности аэродром на льду бухты, куда бы мог в случае необходимости сесть самолёт – прилетит же он рано или поздно!  Даже в наши дни, когда на полярных станциях устройством аэродромов занимаются с помощью тракторов и бульдозеров экипированные здоровые люди, этот труд, по справедливости считается самым неблагодарным.

 На острове Домашнем в голодные военные годы такая работа выпала на долю двух измученных людей, в руках у которых были только лопаты да пешни. Они срубали ропаки, плотные снежные заструги, выравнивали посадочную полосу, которую то и дело заносило снегом во время очередной пурги. И плюс к этому – полный объём работ по жёсткой программе.

 Дорабатывались до того, что начинало двоиться в глазах.  А когда наконец отменили ежечасные наблюдения, на них наваливалась безнадёжная бессонница – от переутомления. Осенью  1943 года они уже совсем отчаялись вернуться на Большую землю, свыклись окончательно с мыслью о третьей зимовке.

 Вдруг Кремер с ужасом заметил, что его дёсны приобрели какой-то совершенно мёртвенный оттенок – цинга!  Надвигалась новая большая беда. К счастью, вскоре сообщили, что к ним вылетает самолёт. Льды уже блокировали остров, лишь у самого берега тянулась узкая полынья, которая могла в любое мгновение сомкнуться. Туда-то и направил свой гидросамолёт А.Т. Стрельцов, лётчик в Арктике новый, но уже успевший проявить и доблесть, и самоотверженность.

 Ещё на подходе к Домашнему пилот распорядился, чтобы люди были готовы к немедленной погрузке – «летающая лодка»  могла оставаться в опасной полынье считанные минуты.  Полярники успели заколотить домик, собрать немудрёные  пожитки и через несколько часов были уже на Диксоне. Труднейшее двухлетнее испытание завершилось, свой фронт полярники выдержали.