В небе

Мне совершенно некуда идти. Хотя мне почти шестьдесят, выгляжу я на сорок, но ощущаю я себя примерно на десять или на пять лет. Я заблудилась, запуталась. И мне совершенно некуда идти. Хотя какой абсурд! Мне, конечно же, есть куда идти: из дома – на работу, с работы – домой. По пути домой я захожу в магазин. А в обеденный перерыв – в столовую. Конечно, мне есть куда идти.

И мне есть, к кому идти. На работе есть множество бегущих людей, шумных, как пена шампанского, бурлящих, как водоворот, бесконечно суетящихся, и без меня им не обойтись. Дома есть муж, конечно, ему тоже без меня не обойтись, поэтому мне есть куда и к кому идти. Но я запуталась.

Мы постоянно чего-то ждем. Сначала – когда заплатят аванс, потом – когда начислят зарплату. Мы отмеряем дни от коммунальных платежей до погашения кредита. Мы ждем, когда наступит отпуск, чтобы потратить деньги, а потом ждем новый отпуск, чтобы начать собирать на него. Мы ждем выходной, чтобы он пролетел, как трудовой день, только в другом месте, у себя дома, на кухне. А где все это время находится человек? Где его желания, где его душа? Она растворилась где-то между «надо срочно» и «надо в порядке очереди». Безжалостное «надо» заменило наши мечты и желания.

Я не знаю, когда и в какой момент мое «надо» заменило мое «хочу» и «мечтаю». Мне кажется,  так было всегда, и я такой родилась. У меня, казалось бы, было все. Золотая медаль, красный диплом. Открывшиеся возможности путешествовать по миру, получая удовольствие от работы гидом и зарабатывая деньги. При этом мое «надо» одержало победу.  Я однажды вышла замуж, сменив работу гида на привилегию домохозяйки. Я понимала, что так живут все, поэтому с радостью рожала детей и виртуозно пекла пироги. В итоге наши дети выросли, а я все так же нахожусь в капкане этого слова «надо», даже не пытаясь выкарабкаться. Ведь все так живут, так правильно.

Мне ни капельки не помогало в жизни мое качество – верность своему слову. Очень редкое качество. Конечно, в чем-то оно полезно, но оно не делало меня счастливее других. Я всегда жила, отвечая за каждое свое обещание и презирая тех, кто нарушает обязательства. Я поражалась всю жизнь тому, как много людей с легкостью нарушают обещания, данные другим или самим себе, рассыпая их, как бусины, направо и налево. Но моя непримиримость не делала меня счастливее, потому что год за годом я убеждалась, вокруг одни за одним – обманщики.

У каждого из нас в сердце есть тайник. Развернутая рана. Тот, кого мы вожделеем получить, но никогда это не сможем сделать. Тот, кого мы жаждем на расстоянии… Тот, чьей близостью никогда не сможем насладиться. Либо тот, чье тело принадлежит тебе, а душа будет вечно под замком. Тот, кого ты силишься разгадать всю свою жизнь, и, как бы ни пытался, всегда будешь знать, что это невозможно. Ты просто алчешь завладеть его разумом. У каждого, но не у меня. Я для этого слишком практична.

У меня не было безответной любви, или я об этом просто не помню. Что-то подобное случилось, пожалуй, в самой ранней юности. Но я привыкла легко вычеркивать из своей жизни то, что не по правилам. Тот парнишка, с кем мне родители не разрешили встречаться в школе, не входил в круг моих правил, и чувства здесь ни при чем. Это невыгодная трата своих сил и времени. Я всегда выбирала лишь тех, кто заинтересован мной. Я избегала провалов и никогда не мучилась от душевной боли. Но лишь сейчас я осознала, что тот, чьим разумом я жажду овладеть и тот, чья загадка мне осталась неподвластна, это и есть я сама. Моя жизнь – это ни что иное, как свод правил. Свод бесполезных правил, в которых я совершенно потеряла ориентацию, ощущая себя чаинкой в кипятке, которую, как и всех остальных, и закружили водоворотом.

В тот момент, когда сыновья выросли, а муж ударился в религию, я осталась один на один с этим вопросом: какого черта всю свою жизнь я подчиняюсь правилам? Панически боюсь потерять работу, потому что мне надо помогать деньгами своим взрослым и непутевым детям. Панически боюсь потерять здоровье, хотя дико болит спина и хочется от боли лезть на стену, обувая туфли на каблуке. Панически боюсь заводить друзей. Конечно, я завожу много новых знакомств в дороге, в музее или в кино. Но никого я не подпускаю ближе определенного количества метров от стального, пуленепробиваемого сейфа, закрывающего мое пространство. Так много безответственных людей, какое мне до них дело? Одной куда лучше.

Может, я бы так и продолжала жить в своем защищенном стальном сейфе, слушая радио и выполняя все обещания, пока не нагрянул очередной февраль. В один холодный, пронизывающий вечер, я вымокла под падающими с неба комками мокрого снега.
- Острый бронхит. Больничный лист, строгий режим, контроль температуры. В случае ухудшения – госпитализация, -  невозмутимым тоном проговорила полная седая женщина, участковый терапевт.

Я попыталась честно до нее достучаться. Я умоляла отпустить меня на работу, хотя бы на полдня, ведь я – администратор языкового центра. Только я организую встречи с иностранными гостями, мастер-классы и видеосъемки, проект наполнения сайта на мне, и сейчас как раз пятнадцатый юбилей центра «7 чудес света», а я должна вызвать ведущих на среду…

Все пошло прахом, непробиваемая тетка потерла очки рукавом и шлепнула печать. Будто сглотнув водородную бомбу, я подчинилась правилам. Дома, хотя бы, есть ноутбук, через него можно организовать конференцию и показать макеты постеров, которые, чтоб их, лежали дома, в самом обычном, картонном, а не оцифрованном виде. Но мои надежды не оправдались. На третьи сутки зашкаливала температура, муж вызвал «скорую».

Открыв глаза, первое, что я увидела, стопку книг на тумбочке больничной палаты. «Беседы с духовником», «Вечерние псалмы», «100 молитв для покаяния», «Архангел Гавриил о бесах». Забота моего мужа всегда была слегка своеобразной. Мне никогда не хотелось изображать из себя слишком верующего человека. Мы выросли в свободной от этих предрассудков стране. В мое время это было не актуально. Однако со временем муж ушел в христианство: видимо, он тоже не смог ответить на все вопросы.

К концу второй недели я могла ненадолго выходить в больничный парк. Если можно было так назвать серо-бледное нечто, состоящее из лавочек, залитых бетоном, на которые кто-то забыл постелить дощечки. Было очень сыро, лишь пение птиц напоминало о предшествующей весне. Угнетало даже не то, что вокруг не было ни одного зеленого листочка. Все казалось таким чужим и бедным. «Это не мое место», крутила я в голове заезженную пластинку. Мне хотелось бы жить в Праге, куда я возила самую первую свою туристическую группу. Пейзажи каменных мостовых на улицах в свете фонарей завораживали, будто я была там не тридцать три года назад, а только вчера…

- Не слишком долго гуляете? Вы ведь из нашего, инфекционного, я вас вижу тут все время.

Напротив, через тропу, стоял мужчина в сером пуховике. Седые кучерявые волосы пробивались из-под шапки, он глядел на меня из-под очков хитрым пытливым взглядом. Я оценила его за доли секунд. «Несчастен, слишком мягок, одинок».

- Это вы зря, - ответил он будто бы на мои мысли. – С бронхитом опасно.
- Внутри совсем уже тошно, да и погода ничего, налаживается, - буркнула я. – И вас я вижу тут впервые.
- Мне выходить нельзя было, а окна вот там, видел вас тут и раньше. А вы согласны с тем, что каждое желание приходит вместе с возможностью к его осуществлению?
«Чехия», мысленно ответила я, и вслух сказала:
- Возможно…

Рядом с нами землю ковыряли пестрые сизые голуби. Они отчаянно клевали рассыпавшиеся из пачки сухари, которые лежали тут уже не первые сутки.
- Вам кажется, что все так - от неустройства мира. Оттого, что вы живете правильно, а все остальные так, как им хочется. И за это вы отплачиваете миру своими обязательствами. А другие живут счастливо.

Это был даже не вопрос. Я уставилась на него: что он о себе возомнил?
- А вы кто такой? С чего такой интерес к чужому счастью?
- Скорее, к несчастью. Вы увидели меня безвольным, жалким, именно в таком образе я и являюсь к некоторым людям. Таким, как вы.
- Каким? – я подняла одну бровь и посмотрела с удивлением ему прямо в глаза. Гнев куда-то ушел.
- Я такой хороший, я такой правильный, просто все вокруг бездельники живут счастливо. А я буду доживать гордой, одинокой и несчастной. – С этими словами незнакомец развернулся и пошел прочь.
- Постойте-ка, какого черта тут происходит? – догнала его я.
- Да такого, что тебе пора задуматься, что в этой жизни ты сделала для себя.
- Да кто ты такой? Вы откуда? – я растерялась.
- Считай, что просто совпадение. Просто так, мы похожи с тобой… - он засвистел тихую знакомую мелодию и опять пошел прочь. 

Я не догоняла его: местный сумасшедший. Мне стало холодно, хотелось пить чай, курить, хотя я пробовала всего 3 раза в жизни, и отчего-то спать, хотя был всего лишь полдень. Я срезала путь через фургон, где сидел парень в кепке, торгующий горячим кофе. Не удержалась и спросила у него:
- А есть у вас чай?
- Только сегодня завезли, - улыбнулся он. Вам какой?

Я обхватила ледяными руками картонный стакан с ароматной жидкостью и присела на бетонную полуободранную лавку. Засунула руку в карман. В дачном пуховике мужа, который он отнес в мне больницу (для прогулок, объяснил он: лежать в этих стенах скучно, а пуховик намного теплее моей дубленки, обосновал он свой выбор), я обнаружила пачку его крепких сигарет и коробку спичек. В пачке, в самом углу, притаилась одна измятая «Ява», которую  я тут же зажгла, а затем с ненавистью  вышвырнула на мокрый асфальт и долго ругала себя за такое желание. Да уж, курить изволили! Чай оказался невероятно насыщенным и не сладким, как раз таким, как я люблю. Отпивая последний глоток, я уже не удивилась, когда подсел кучерявый чудак. Он был близок ко мне, я разглядела орлиный нос, морщинистую кожу пожилого, на вид, но не старого мужчины неопределенного возраста.

«И каким же будет твое следующее желание? – пронеслось у меня в голове.»
- Ты можешь делать все, пока ты жива. Ты никому ничего не должна, кроме себя самой. Ты лежишь с бронхитом тут, кто заметил твое отсутствие? Работа продолжается, есть заместители, есть помощники, муж увлечен только собой. Дети уже выросли, в их возрасте ты сама жила и как-то справлялась. Чего ты ждешь? Действуй! – сказал он и исчез.

Я не помню, как добралась до больничной кровати и как провалилась в ватный, обволакивающий сон. Мне снились затуманенные леса, в которых поют птицы, ледяной водопад… И муж, который теребил меня за плечо, повторяя:
- Где кофемолка? Ты слышишь, где она? Где кофемолка?

Дежурный врач пытался разбудить меня, пришло время вечернего осмотра. Я вывалилась в эту реальность с одной мыслью в голове. Надо что-то менять.
- Вас выписывают завтра. Улучшение. Неожиданный результат. Мы даже не ожидали, осмотр плановый через неделю и профилактический – через месяц.
 
Я смотрела в окно, как голуби прогуливались по крыше второго корпуса нашей больницы – хирургического. Я смотрела на свое отражение в стекле и на те улицы, которые мне предстояло увидеть через какие-то полсуток. Мне опротивела эта сырость, пачки чипсов на асфальте и тотальная, тупиковая глушь. Глушь окружающих меня людей, глушь от заезженных, шаблонных дел, в которых нет души, нет меня, есть только правила, которые составляли все пятьдесят семь лет моей жизни, и которые ни разу не сделали меня счастливее.

На карте у меня лежало сто пятьдесят тысяч на ремонт балкона. Если изъять ту сумму, что я ежемесячно отправляю сыновьям, и приплюсовать к этому, то будет сто шестьдесят пять…

 Рано утром я безмолвно проскользнула в дом, переоделась, дождалась десяти утра и принялась обзванивать туристические агентства. Путевок было достаточно много. Но если честно, мне совсем не хотелось ограничивать себя числами. Недолго думая, я заказала билет на самолет в один конец с пересадкой в Москве, Шереметьево. Рейс вылетал в шестнадцать. Регистрация открывается за два часа. Дорога в аэропорт  - час. Мне оставалось только немного времени, принять душ и побросать необходимые вещи в сумку.

Взлетая над серыми облаками, оглядываясь на лица всех тех, кто летел в этот вечер со мной в Шереметьево, для пересадки в Прагу, я не видела ничего нового. Все были заняты своими планшетами, смс, наушниками или книгами. Мне отчаянно хотелось верить, что я вернусь обратно: к мужу, который помешан на религии, к детям, которые такие взрослые, но такие бестолковые, к агентству, где я – начальник всего на свете. Но именно сейчас, отрываясь от земли в холодное розовое небо, я не могла дать такого обещания никому, даже самой себе.

Впервые в жизни мне это было не нужно, как и всем тем, кто оставался там. Мне просто хотелось летать. Впервые в жизни. Я закрыла глаза, во сне мне снова было десять лет, и я снова научилась летать… Вот так: берешь разгон вдоль дороги, и вдруг за спиной распахиваются невидимые крылья. И под тобой – табачные ларьки, от восторга в груди все замирает, но ты уже набираешь высоту и оставляешь под собой верхушки деревьев, троллейбусные провода… Ветер свистит в ушах, но это теплый ветер. Ты слегка осваиваешься с тем восторгом, который охватывает каждую секунду, и вот ты – в небе.

Март 2016.