Существо

   Представьте себе живое существо не имеющее органов чувств. Это какая же скукота, когда нет никаких раздражителей и удовольствий. Пожалуй, кроме одного, что не надо расплачиваться за эти удовольствия. Кто-нибудь поспорит, что за удовольствия надо платить? Но и это тоже не удовольствие, потому что ты даже не осознаешь, какой расплаты избегаешь.
   Если бы это существо могло видеть глазами, то ничего бы не увидело, кроме тьмы. Но для примитивной семядоли возможно и темнота могла бы служить занимательным мыльным телесериалом. Ну, если и не для левой семядоли, отвечающей за логическое мышление, то уж для правой – эмоциональной, точно. Или я что-то попутал с мозговыми полушариями человека?
   Тьма, она такая занимательная. Она занимает тебя своей неизвестностью, постоянным тревожным ожиданием опасности. Но существо было расслаблено, оно получало удовольствие, не имея зрения… Хотя, мы же договорились, какое может быть удовольствие от расслабления, если не знаешь, что такое напряжение. Счастье, ведь оно в контрастах.
   Если бы у существа были ноздри, то оно бы вкусило запах неведомого ему хлева. Верно подмечено – неведомого. Ну, где вы видели удобрения из экологически чистого, пусть даже и на вид грязного, навоза? Безликая рафинированная и калиброванная селитра или суперфосфат – ну какой от них аромат?! Ни остроты, ни романтики. И зачем тогда скажите, существу нужны ноздри? Чтобы лишний раз разочаровываться?   
   А все же жаль, что у него нет носа. Он мог бы почувствовать запах дрожжевого теста, сверху которого накладывался аромат жареной подрумяненной корочки, из того же самого теста, вперемежку с запахом вареной картошечки. И еще смог бы различить пыльный запах детской макушки, которую недавно ласково гладили, чтобы разбудить ко вкусному завтраку. Ну, а чем еще могут пахнуть сухие и мягкие бабушкины ладони, кроме пирожков и внуков? Ни пенсией же, которой едва хватает на эти самые пирожки. Хорошо, что бабушкина любовь и забота никак от нее не зависит.
   Если бы у существа были уши… Да, не дай бог! Попробуйте целый день просидеть возле телевизора, на полном серьезе вникая во все сказанное по ОРТ или РенТВ. Сможете после этого правильно синтезировать глюкозу и успешно размножаться почкованием? От этого ящика проистекают все пресловутые хронические гастриты и демографические ямы. И только бабушки смогли выработать некоторый иммунитет, поминутно отвлекаясь от телевизора на пирожки и внуков.
   Будь у существа уши, оно бы слышало над собой сухой свистящий шепот надорванных годами голосовых связок:
   «Всемогущий Боже, милосердие Твое призываем, да сия семена, яже воздухом и дождем воспитати благоволил еси, благословением Твоим возлив. Подаждь, Владыко, людем Твоим Тебе всегда о Твоих благодарити дарованиях, от неплодствия же земли души алчущих отврати, да нищ и богат, недужный и крепкий славят имя Твое, Отца и Сына и Святаго Духа, ныне и присно и во веки веков. Аминь».
   Если бы существо вникло в суть сказанного, то непременно бы стало постится, повинуясь всеобщему весеннему посту, но его главной задачей, было тучно расти, и хорошо, что у существа не было ушей.
   Зато был вкус, неизменный и классический. Существо не гналось за модой, оно любило компост и навоз, но мода навязывала ему селитру. Не думайте, что бабушки такие уж патриархальные, они вам еще лекцию прочитают про модные айтишные Алмаги и люстры Чижевского. Это скорее их дети лечатся по старинке таблетками, экстрасенсами и примитивными телесоветами Малышевой.
   А еще у существа имелось осязание. Оно чуяло влагу и стремилось наверх к ее источнику, поближе к изобилию, но… Наткнулось на другое, очень странное и неведомое изобилие. Тьмы вдруг не стало – той самой привычной домашней тьмы.
   Существо в страхе раскинуло лапы-стебли, чтобы зацепиться, упереться и оттолкнуться назад домой. Однако пространство вокруг оказалось бесплотным. Тогда стебли решили расшириться в листья, загребая воздух словно ластами, чтобы нырнуть обратно в землю.
– Пошло расти, Гошшшподи, – улыбнулась бабушка беззубым ртом, любовно осматривая рассаду на подоконнике. А существо почувствовало как окружающий мир вокруг слегка затвердел и волной качнул его кисти-листья.
– Ага-а-а! – подумали семядоли, если бы могли думать, – Значит чужбина способна уплотняться? Надо лишь увеличить свои весла, поймать волну и благополучно выгрести домой.
   Задумав коварный план по возвращению, существо изобразило благодарный вид и взахлеб глотнуло порцию влаги из рук бабушки. Кто знает, тот поймет, что ностальгия, это великая сила!
   Изобретя на коленке парус, без патронажа НИИ кораблестроения и наладив фотосинтез без советов ученых-ботаников, растение встало на долгий путь освобождения, задолго до этого проторенного неведомым для существа узником замка Иф.               
   Но что-то пошло не так, и хитрый план графа Монте-Кристо начал буксовать. Ветра все не было, растению стало казаться, что роет оно не в ту сторону. Что хитрая чужбина завлекает его хлебом из жирного солнечного света, убаюкивает сладкими зрелищами шоуменши-бабушки, и что его разъевшийся от вражеского суперфосфата зад, уже не пролезет назад в узкий лаз, как ни напрягай могучий мясистый парус.
   Тогда и решило отчаявшееся существо с помощью подлога сбежать на родину из золотой клетки, хоть никогда и не читало отсутствующими глазами романа Дюма… Не чучелом, так тушкой, не самому, так своими отпрысками.
   Заточило тогда в кожаную парусину весь свой немалый выводок, как граф Монте-Кристо аббата Фариа, и вывесило на обозрение сладкоголосой бабушки красный заманчивый плод.
   Наживка сработала безотказно. Спасибо классику Дюма.

– Из земли восстало – землею стало, – заклинала бабушка семена следующей весной, вдавливая сухие зародыши скрюченным от артроза пальцем в рыхлую удобренную почву.
– Какие же глупые и управляемые эти люди, словно пешки на шахматной доске, – снисходительно процедил сквозь лопнувшую кожуру томат, тесно зажатый в закатанной банке на плесневелой полке холодного темного погреба.