Шкуродер

1. На жаргоне спелеологов «шкуродер» - не человек, снимающий шкуры с забитых животных, а узкий лаз, пробираясь через который обдерешь всю шкуру.
2. «Сумган» - огромная карстовая пещера на южном Урале, в Башкирии. Очень глубокая, сложная в техническом плане… И очень, очень красивая!. Сумган в переводе с башкирского - "колодец пропавшей воды".
3. «Карстовая» - то есть образованная водой в мягких, преимущественно известняковых породах.
4. «Карабины» - у нас это не огнестрельное оружие, а металлические приспособления для пристегивания к веревке.
              (Толковый подземный словарь для бестолковых наземных читателей).

На фото - один из фрагментов пещеры Сумган.

У нас в городе Усть-Каменогорске был клуб любителей спелеологии (исследования пещер) под названием «Сумган». Организатором и бессменным его руководителем был страстный спелеолог и мой друг Константин Борисович Серафимов.
Однажды в восьмидесятых годах Костя организовал «детскую» экспедицию в пещеру «Алтайская». Пещера находится в Алтайском крае, а в составе экспедиции было много школьников старшего возраста. Поэтому время проведения было приурочено к весенним каникулам.
И вот, когда до начала оставалось всего несколько дней, у Кости случился приступ аппендицита. Какая уж тут экспедиция, после операции-то! Он вызвал к себе в больницу меня и попросил принять руководство этим мероприятием. Что делать? К такому повороту событий я совершенно не был готов! Но отказаться – значит сорвать сроки и вообще всю экспедицию. А ведь к ней готовились, заготавливали снаряжение, продукты, ж/д билеты и пр. и пр.! И самое главное – хоть и старшеклассники, но дети! Нельзя подрывать веру в нас, в тех, кого они считают своими наставниками.
Экспедиция состоялась. И прошла успешно. Никаких ЧП… кроме одного, про которое я и хочу рассказать.

Поезд до Бийска, автобус до Горно-Алтайска, и долгое путешествие на лыжах до пещеры позади.
Поставили палатки базового лагеря, и началась, наконец, настоящая работа.

Для того, чтобы попасть в Алтайскую, нужно сначала пролезть в «кошачий лаз» - узкий наклонный рукав, начинающийся практически на уровне земли, в небольшой воронке. Спустившись метров на десять, попадаешь на дно небольшого колодца, где можно встать во весь рост. А вот теперь нужно встать на колени и пробраться через шкуродер. Он не длинный, всего-то метр с небольшим. Но на полу торчит прямоугольная скала, этакий чемодан или сундук, которая оставляет над собой просвет, в который можно протиснуться, только вытянув одну руку вперед, а другую – прижав к туловищу. А с одной стороны, между стенкой шкуродера и этим сундуком,  узенькая вертикальна щель.
Пробравшись сквозь шкуродер попадаешь на узкую горизонтальную площадку, «полку», которая висит на вертикальной стене широкого и глубокого колодца. На полке размещаются не более двух человек. Падать здесь – далековато! Поэтому при выходе на полку обязательно нужно пристегнуться карабином к страховочной веревке или вбитому в стену колодца крюку. Так что все это путешествие до полки проделываешь в «сбруе» - обвязке из ремней вокруг груди, плеч и бедер, к которой привязаны или пристегнуты короткие «усы»: веревки с карабинами на концах. Ну, и каска на голове тоже обязательна.

В мои обязанности не входило штурмовать пещеру. Моя работа – на земле. Организаторская, так сказать. Но как же так? Дойти до пещеры и даже не заглянуть в нее? Естественно, решил посмотреть хоть краешком глаза. А вот и повод подходящий: по графику уходит под землю очередное звено, и последней идет одна девчоночка, Наташа Нестеренко. Вот и проверю, как они там справляются!
Нормально справляются. Никаких нарушений ТБ. Танцуем с Наташкой на полке «пещерный танец». (холодно стоять без движения, вот и переминаешься с ноги на ногу, потряхивая в такт руками). Ждем, когда освободится вертикальная веревка. Наконец снизу доносится: «Веревка свободна!». Наташка пристегивает к веревке свою «спусковуху», свет ее налобника медленно скользит вниз и растворяется во тьме.
Мне пора возвращаться. Втискиваюсь в шкуродер, извиваясь, продвигаюсь… стоп! Никуда я не продвигаюсь! Что-то меня держит, как якорь. Вот ведь ситуация: ноги мои болтаются над колодцем в горизонтальном положении, и упереться не во что. Руки вытянуты, одна вперед, другая назад. И тоже не нащупывают никакой опоры и никаких зацепок. Повернуться я не могу, тесно. Тут начинается паника! Помочь мне никто не может – не услышат ведь ни вверху, на земле, ни внизу, тем более: единственный лаз мной закупорен! И контрольного времени я не назначал – нужды не было. Холодно в пещере, а с меня семь потов, что называется, сошло… и кровь в висках стучит, аж в ушах звоном отдается…
В общем, когда приступ паники прошел, я понял, что один из карабинов выпал из обвязки и попал в ту самую щель сбоку от скалы. И там заклинился. Вот этот «ус» меня и держит. Каким образом в совершенно немыслимом положении я ухитрился просунуть под собой руку в эту щель и выдернуть из нее карабин, понятия не имею.
Но – выдернул.

Заканчивается экспедиция. После полуночи наступает первое апреля. Мой «личный состав» спит в самых разных и самых неудобных позах в зале ожидания Бийского ж/д вокзала. И кто придумал эти скамьи из гнутой фанеры с подлокотниками из стальных труб? На таких не очень разляжешься! Поезд будет не скоро. А мне не спится. Да и не по должности мне сейчас сон. И сама собой как-то начинает рождаться песенка. На мотив В. Высоцкого «Корабли постоят, и ложатся на курс. Но они возвращаются сквозь непогоду…». Сам я мелодий сочинять не умею, вот и приходится пользоваться чужими. Зато слова – мои!

              Я в Алтайской «дыре» глубоко не бывал.
             Десять метров – и все. Но о том не жалею!
             Только вспомню, как я в шкуродере застрял –
             Застучит кровь в висках, загремит звон в ушах,
             Затрясутся колени!

             Где-то там, под землей, работяги-друзья
             Крючья долбят в скалу и свистят по колодцам
             Бондаренко, Бердюгин, Вовка, Дима, Ержан…
             Я ж торчу наверху. Я ж сижу наверху.
             Так сказать – руководство!

             Видно, все же пора уходить на покой.
             Ездить только в Сумган, в Кугитанг, да на слеты.
             Да еще  - на Кавказ (там хоть климат другой!),
             Да еще в Баралдай, да еще в Красноярск
             Съездить тоже охота!

             Только если уж ехать, то лазить в «дыру».
             Чтоб стонали веревки, чтоб зажимы скрипели,
             Чтоб друзья поджидали меня наверху,
             Чтоб, прощаясь со мной, чтоб, прощаясь со мной
             Сталактиты звенели!

             Чтоб иссяк под землей аварийный запас.
             Чтоб своим посчитали пещерные люди…
             Ну, а что до Алтайской? Простите, я – пас!
             Или, как говорится, «давайте, не будем!»

Когда уже дома, в Усть-Каменогорске, я спел эту песенку во время «Разбора полетов», жена Кости, Люба, с некоторым удивлением заметила: «Ничего себе! Интересное у тебя представление о покое!».
Может быть, если бы продолжал существовать СССР, так бы я и путешествовал, как мечталось. Но…