Неча на зеркало пенять... Из семейного архива

Место назначения изменить нельзя: не было года, пожалуй, чтоб мы не устремлялись зимой иль летом в Архангельскую область к маме Гале в Ерцево. Чем завсегда поражало Ерцево по выходе из вагона, так это более категоричной прохладно-отрезвляющей погодой и чистейшим воздухом, который, казалось, можно пить, настолько чист и свеж он был после удушливого городского марева столицы. И немудрено. Москва 90-стых - начала 21 века это автосвалка Европы с чадящим стадом простуженных машин с нулевым Евровыхлопом.
С невинностью экологии провинции организм быстро смирялся, обвыкался, а через недельку по возвращению из походов в лес по морошку иль чернику оказывалось, что богозабытое Ерцево насквозь пропитано крепким запахом «железки», разбегающейся к Москве на юг да на Воркуту с Архангельском на север; и разит прелью отходов древесины- щепы и опилок.

Посёлок, возникший в 1938, как головной пункт нового лесодобывающего предприятия ГУЛАГА, стоит красиво - в сосново-еловом бору у речушки  Лухтонга на возвышенности, продуваемой ветрами. А это в низинном таёжном краю дорогого стоит. Особенную красоту природа Севера набирает зимой, когда бесконечные синие леса накрывает снежный саван,  влажный воздух топей и озёр высушивает крепкий мороз. И только грохот от безостановочного движения товарняка: на север порожняком, а на юг гружёного лесом и углём, независимо от времени года далеко разносится над просторами созерцательного молчания тайги и угрюмых лагерных зон.

Очередной наш приезд выпал на концовку мая. Мы чинно сидели за столом, чаёвничали вприкуску и приглядку (больше не лезло!)  замечательными опарными пирогами да расстегаями с рыбой, творогом, грибами, лесной ягодой, луком с яйцом в компании с сердобольными подружками мамы Гали, которые опекали её длительное время с той поры, как она удумалась ошпариться, опрокинув на себя здоровенную кастрюлю с кипятком. Чего у неё было не отнять, так это способности попадать в необычные и критически опасные ситуации, которых хватило бы на десяток судеб обычных людей. Расстрельная статья мужа в 52 году за стрельбу в сволочь- председателя колхоза, конфискация всего имущества и изгнание с двумя малолетними детьми из дома в 24 часа,- это ещё цветочки. А можно ли представить себе участие в войну в лесосплаве 17-летней девчонкой? Приходилось и в ледяной воде барахтаться и надрываться с непосильными тяжестями. Задним числом она могла находить в происшедших с ней приключениях и несчастьях что-то комичное, несмотря на серьёзность последствий. Чего только стоит её падение из открывшейся двери движущегося переполненного автобуса в Архангельске. Она, удачно выпавшая второй, отделалась ушибами, чего не скажешь о  мужичке, послужившим ей соломкой.
Необычайно сильная от природы женщина, она стала заметно сдавать под тяжестью не лет,-  испытаний. Подкосил её своими жизненными неудачами любимый сын, запивший горькую. Теряя силы, зрение и слух, она тянула одна всё домашнее хозяйство из последних сил и лишь удивительная сила духа позволяла мужественно переносить новые невзгоды.

Мать в первый день нашего приезда светилась радостью, ощущала прилив сил и энергии. Даже продемонстрировала, как она,  87-ми лет, делает зарядку с висом на двери. И выглядело всё так, что она снова обернулась в ту, знакомую нам, энергичную и предприимчивую Галину Николаевну, которая десятки лет волокла на себе семейный воз, будучи и матерью и отцом и добытчиком. Рассказывая о житье-бытье знакомых нам жителей гаснущего посёлка Ерцево,-с  пожарами, отключением электроэнергии, замёрзшими трубопроводами воды и отопления, она сразу же давала статистику- кто и по какой причине выбыл: толи по сертификату получил квартиру в городе , толи квадратные метры на местном кладбище. И подводила неутешительный итог. Подружек одногодок, почитай, и не осталось.

Пока мы разбирали чемодан с подарками, женщины вели степенную беседу.
- Ты, Иринка, Феню умришную, жену нашего божатки с тридцать седьмого, знавала?
- Не знавала близко-то.
- Так, ведь, шо добра-то ещё была, а на том годе померла! В месяц сгорела.
Заупокойная проблематика была в фаворе, поскольку к переходу в мир иной старики Севера относились серьёзно, никакого экспромта- всё наперёд продумано: во что обрядить, чем сопроводить, крест, надгробие, свечи, разрешительные освящённые бумаги из церквы. У мамы Гали даже водка припасена- в сарайке прикопана.
Но тема разговора  к нашему приезду не стыковалась.

- А что, Галина Николаевна, робят-то ожидая, всё сама уряхала, намыла? Ещё ж с неделю          как пластом лежала?- осведомилась Нина.
- Да уж. Поди, так упеталась, ноги еле волочу. Нонеча не то, что давече- слаба стала.
- Вот ведь бабка тороватая да упёртая. - возмущается Нина, обращаясь к нам, - Всё норовит хочь на карачках в дому обрядить-то.  Охолонись ты.
- Ой, деука, не говори-тко. Оно же помалу да через силу  и силу новую даёт.

- Как Сергей Александрович? - оборотилась мать к Антонине,- когда со службы ожидать?   Ведь надобно мужчинам по случаю приезда дорогих гостей и рюмку налить.
- Вскорости вертается- тожно и можна. А, вообще-то, заскудал он сызнова с животом. С утра-то тольки позволил себе чайкю попить да хлибця поисть перед службой.
- Переживает ещё, небось?
- А что случилось? - забеспокоились мы.
- Не слыхали? - отвечала Тоня, переходя на московский русский - У нас здесь что не случай, так и смех и грех! Наворзал мой Серёжа. Отправились мы с ним в Вологду за материалом к дому. Деньги-то я в этот раз ему в напоясную суму, все триста тыщ подколола. И ехали котласским купейным, спокойно. Ан приспичило ему в туалет. А там он пока устраивался-  сумку-то с деньгами на крючёк повесить удумался. Как управился да назад вертался, так лишь в десять минут капитала хватился. Метнулся- да поздно: приросли к сумке ноги. Лучше б своё хозяйство-то на тот крюк навесил! - с улыбкой заключила она. Женщины сдержано посмеялись.
Юмора в истории мы не разглядели:
- Это ж с ума рехнуться, какие деньги. Бедный Серёжа.
Помолчали.

- А чиво уж я вам доскажу, - вступила мама Галя нерешительно.  - Я к приезду дорогих гостей побегла пенсию сымать, а сумму-то нонче  по сроку очень-но ограничили. Наказали наперёд заказывать.

Здесь надо пояснить, что «побегла» громко сказано. Мать стало после 85 годиков при её  редких выходах из дома, да хоть бы и в магазин, сильно «штормить»-шатать на дороге, да так, что до дому добиралась с чужой помощью. А накопление свободных денег из хорошей пенсии при привычно-аскетической манере существования она почитала за оставшийся ей в утешение последний вид экзотического спорта. И всё бы ничего: нехай экономит, если бы она не всучивала эти постыдные нам деньги перед отъездом, не слушая доводов, не гнушаясь скандала, что, мол, это у неё последняя отрада и что иначе их место будет в печке. Голова-то её в организации накопительного процесса работала ещё справно. С учётом жуткого ограбления народа плутодемократами в 91 году (мать лишилась денег на дом, которые копила много лет к пенсии), она сменила тактику, излишки денег аккумулировала не только под подушкой, но и свободно оперировала предлагаемыми формами и  процентами дохода по депозиту на книжке, втянув в свои финансовые сети товарок, на имя которых открыла счета, оплачивая услуги набегавшим процентом. Опоздала перестройка к её зрелым годам и потеряла страна крупную финансовую и хозяйственную воротилу.

- Дак, дома-то я провошкалась: все с уборкой, да пирогами спазгала.-продолжила она.
- Ведь даром, зятюшко мой ествяный (всеядный), а, всяко, голожопицу (тюрю) хлебать не будет. Покуда по углам шоркалась, куда документы сховала, да облакалась, время к полудню.
Пришлось с клюкой поспешать.
- Да уж передали люди,- встряла Тоня, -как ты чесала ровненько и шататься забыла.

Это была давно замеченная особенность матери перемещаться на приличное расстояние в «заточенном» на важное дело состоянии без старческой болтанки, сопровождавшей её обычно даже в родных стенах дома и специфика к беспроводной коммуникации небольшого посёлка в три тысячи душ, когда информация о движении человека доходит до цели раньше него.

- Добралась я до отделения (сберкассы),- не обращая внимания на «шпильку», продолжила мама Галя,- а там народу-лешой вас надавал, ишь не повадило; и денег мне без заказу всего 4 тыщи отпустили. Ой, мне лихо стало, сама себе планы нарушила. Надумала к Иришке на работу в садик идти, чтоб она через ейную подружку облигации обналичила. На пути вся улица Динамо-то перерыта из-за ремонта труб , да сплошь лывы (лужи) бабке обходить надо. Ну меня тут ошунуло, закружило, не знам как к крылечку садика-то добрела.

Лицо матери приобрело лукавое выражение, но она излагала и дальше серьёзным тоном.

- В дверь торкнулась, а в мостке -то (коридор) после улицы сумрак, иду вперёд колидором, а навстречь бабка мне незнакомая стоит. Я ей так вежливо кланяюсь, «здравствуйте», говорю, а она вокурат поперёк дороги встала и молчит, иль что и баит, так я не слышу. Потому- глуха стала. Бабка-то, вижу, хоть и сослепу, не местная и такая сердитая, немтырём держится. Решилась я от греха ей дорогу дать- чево тут шоркается?-  так она кочевряжится и всё напокасть: я вправо и она тоже, я влево  и она налево пятится. Глико штё, какая злюка, проходу не даёт, не скубаться же с ней. А может какая больная? Сполохалась я и с этого тряхомудья домой обернулась.
И Иринка и другие девчонки, не выдержав, расхохотались, а громче их смеялась рассказчица, вспоминая свои реверансы в тамбуре садика перед зеркалом. Дверь в раздевалку была налево, которой она десятки раз ранее пользовалась, но в затмении запамятовала.

Всё меньше их остаётся на свете, наших родителей, и всё тоньше стеночка, отделяющая нас от неминуемой встречи лицом к лицу с холодной вечностью.
Эти крепкие деды и старушки, достигшие преклонных годов и остающиеся в дружбе с головой, по-своему, являются нашим зеркалом, куда след почаще заглядывать и совеститься своих телесных хворей и, главное, наших душевных немощей, стенаний о том, как всё кругом нехорошо и даже хреново.  Если обретёте способность так же громко смеяться над собой- в вашу жизнь вернётся солнце.

Мать тихо ушла через пару месяцев в августе, упредив окружающих, что во сне явились к ней все покойные родичи. Разговоров не вели, но дали знак, что и ей пришло время.