Дым отечества

Я лежал раненный, в маленькой комнатке на Парижской улице. Прага пылала огнём, гремела взрывами, ни на секунду не прекращались выстрелы, по всему городу шли ожесточённые уличные бои. Мы честно и самоотверженно дрались с немцами, но были преданы руководителями восстания, на стороне которого выступила первая пехотная дивизия Русской Освободительной Армии. Восьмого мая остатки дивизии покинули Прагу, оставив раненных в городе на совесть победителей. Я остался один в этом охваченном огнём городе, моя война была проиграна. Я находился в бреду, сознание периодически покидало меня, а когда я приходил в себя, то видел склонённое надо мной испуганное лицо молодой девушки. Она подносила к моим губам чашку воды, и холодная жидкость давала мне немного сил, а затем я опять проваливался в бред.

Россия, сладкий и призрачный сон. Далёкая-далёкая Родина, которой у меня теперь нет, и  уже никогда не будет. Вся жизнь - это сон, горячечный бред. Снег на деревьях - такой белый и такой чистый. Милая, прекрасная Ася, с которой мы гуляли под ручку, в старом городском парке.  Не забыть, но и не вернуть, где она теперь?
Лежит ли в сырой российской земле или же сгинула в бесчисленной толпе эмигрантов на пыльных улицах Константинополя?
Александровское училище, золотые погоны поручика - всё это сон, небыль. Светлый праздник Пасхи: колокольный звон, благодатно плывущий над городом; красное зимнее солнце, разливающееся по праздничной толпе; горячие блины, холодная водка… Ничего этого никогда не было, НИЧЕГО.
Германская война, просторные поля Галиции, залитые русской кровью. Топкие болота восточной Пруссии. Не верю, не было. Два ранения, орден Святого Георгия первой степени, за бой под Вильно. Умирающий у меня на руках штабс-капитан Соловьёв, жадно втягивающий развороченной пулемётным огнём грудью, жаркий воздух. Всё это дурной и страшный сон, приснившийся мне в далёком детстве. А дальше - февраль, а за ним октябрь, и понеслась чёрная колесница смерти по лихой русской распутице.
 Гражданская война - прошлого больше нет, оно расстреляно пьяными мужиками и выброшено в овраг, как безродная собака.  Обречённость, всходящая солнцем над горящим Царицыным, озаряя дорогу отступающим частям Донской армии генерала Краснова.
Всё это время, сплошное безумие, где отчаяние и боль находятся на одной чаше весов. Расстрелянные красноармейцы, сожженные деревни и сёла. Отступление, позорное бегство в вечность, в никуда. Новороссийск, Константинополь, Белград, Париж…
 Иногда мне кажется, что я умер, упал за борт и утонул. Был раздавлен толпой, которая как тараканы во все щели лезла на корабль, спасаясь от красной лавины, катящейся с победным воплем по Крыму. Вся моя жизнь после эмиграции - это загробный мир, чистилище. Вроде бы всё делал по совести, а с другой стороны ведь вешал, расстреливал. Естественно всё это злоба, обыкновенная человеческая злоба, человека, чей мир рушится у него на глазах. Злоба, человека теряющего отечество, которое он обещал защищать и любить. Только злоба, не может быть оправданием всего того, что случилось с Россией.
Годы скитаний по Европе: в нищете, без дома, без родины и без веры. Мир вокруг менялся, рушились империи, исчезали династии, а я оставался неизменным. Всё так же бесконечно преданным своей, уже несуществующей России…

Пробираясь через руины израненной памяти и бреда, я слышал шаги в коридоре, и через минуту в  комнату ввалились два советских солдата.
- Смотри Колюха, “власовец” раненный.
- Да, что на него смотреть то, кончать надо и всё, предательскую рожу.
- Да он же раненый, сам подохнет.
-  Ну, что браток добегался? Скажи, я люблю свою советскую Родину! Слава товарищу Сталину!
Все кривые моей судьбы вывели меня в одну точку, из которой нет возврата, но смерти я не боюсь, ибо я уже давно был мёртв - по крайней мере, душой. Меня не стало вместе с той Россией, которой я служил верой и правдой, для которой я не щадил своей жизни.
В комнату вошёл ещё один солдат.
- Иванов, Максименко, какого хрена вы здесь ошиваетесь?
- Тут раненный “власовец”, товарищ лейтенант, что с ним делать?
- В расход. Чего тут думать? Никакой пощады врагам трудового народа, выполнять.
Я услышал  хлопок выстрела, и грудь обожгла горячая волна боли, а затем всё исчезло и моя война умерла вместе со мной.