Весенние каникулы

Мама пришла с собрания и констатировала: "В Орёл поедете!"... И началось тоскливое время ожидания 25 марта – дня начала весенних школьных каникул.
Когда тебе 13 лет, нет разницы, куда собирается поехать хор "Полёт". Разумеется, все мы грезили о загранице, олицетворённой в нашем подсознании небольшим городком, спрятанным в недрах Чехословакии под странным названием Градец Кралове. Именно там проходили ежегодные сходки любителей хорового пения, на которые службы государственной безопасности выпускали лишь один детский коллектив из Советского Союза. «Полёт» всю мою школьную жизнь стоял в виртуальной очереди, но так и не пробрался через государственную границу. Однако, постоянно держался в творческом тонусе, полируя многоголосные произведения на языках братских народов. Разбуди меня ночью, я и теперь без запинки спою «Таньцуй-таньцуй-викруцай!» На торцевой стене в 15-м классе Дворца Культуры им. Ленина штатный художник нарисовал огромную карту СССР. Жирным диезом неподалеку от Москвы значился поющий город Жуковский, от которого тянулись гастрольные веревочки по городам и весям нашей необъятной Родины. Уже готов был свежий флажок, знаменующий визит «Полёта» в город-герой Орёл.
Весна в тот год не торопилась. Пакуя чемодан, мама настаивала на дополнительных рейтузах и шерстяных носках. Чтобы подчеркнуть важность предстоящего путешествия, она пошила мне свежий сатиновый халат с нарядной рюшью в том месте, где вот-вот должна была появиться грудь. Вечером накануне отъезда как-то особенно раскочегарились батареи. Я приоткрыла окошко, в комнату потёк свежий воздух, заполняя пространство еле уловимым ароматом наступающей весны, когда прелая земля начинает подавать признаки жизни, выкарабкиваясь из-под сугробов, провозглашая вечный мир и покой.
Самое приятное в каждом хоровом путешествии – дорога. Не важно, куда везет нас поезд. Главное, чтобы подольше. Чтобы поесть оплывшей жиром курочки, поваляться на верхней полке, поиграть в карты, поспать, почитать, попеть. В общем, совершить по максимуму те поступки, на которые в обычные дни пионерам и комсомольцам катастрофически не хватает времени. В ячейках памяти, где обычно хранятся самые важные воспоминания, не осталось никакой информации ни про достопримечательности Орла, ни про ошеломительный успех концертного исполнения эпоса «Поспевает брусника», ни про экстренные заседания совета командиров. Но вот объявление про грядущее стихийное бедствие в виде весеннего паводка, увековеченное на дверях общежития кулинарного техникума, запомнилось мне на всю жизнь. Мы только вернулись с фабрики по производству керамической утвари – этот факт очень важен при дальнейшем повествовании – на место временного проживания, а именно в общежитие, как были уведомлены крикливой ключницей о надвигающемся катаклизме. Оказывается, для местных жителей разлив Оки по весне - обычное дело. Сидят себе по домам, лучины жгут, да пасьянсы раскладывают. И только приезжие впадают в панику, получая от службы гражданской обороны чёткие предписания типа «купить соль, спички и керосин и не покидать место жительства три-четыре дня». Наверное, правящая верхушка «Полёта» здорово трухнула в те минуты, понимая плачевность ситуации. Но нам, вынужденным малолетним жильцам самой настоящей «общаги», идея невозвращения в Жуковский показалась более, чем привлекательной.
На дни предполагаемого паводка всех студентов кулинарного ПТУ распустили по домам. Остался только один негр, которому домой было ехать далеко и дорого. Он коротал стихийные часы в просторном холле, изнывая от тоски. Кроме негра в холе стоял стол для пинг-понга, пианино и огромный фикус. Девчонки, исправно получавшие общее образование в жуковской «третьей» школе, решили использовать темнокожего бедолагу в качестве тренажера по английскому языку. Началось с банального: «Как тебя зовут?» Он и ответил: «Инносенти». Переспросив раз несколько, девицы так и не поняли, что он сказал. «Инносентий» сдался. Перешел на русский язык, запричитав «Невинный, непорочный!» Подшефная комиссара вторых сопрано Вера Козлова не унималась: «Вы любите кататься на лыжах?» - тщательно вспоминала она все возможные вопросы из курса иностранного языка. Инносентий впал в ступор. Пришлось объяснять ему, что такое лыжи. На моменте подробного описания: «Берёшь две длинные палки…» нас позвали сдавать партии. Бедный иностранец ещё долго записывал что-то на полях газеты «Ленинское знамя».
Удачно отрапортовав очередные «Славянские напевы», мы разбрелись по комнатам. Кроме четырех панцирных кроватей в помещении находился стол, стулья и буфет, заставленный плохо промытыми сковородками. Видимо будущие поварихи не утруждали себя блюдами молекулярной кухни. Да и в целом, все было бедненько и «не чистенько». Усевшись за стол, мы с девочками стали хвастаться приобретениями шедевров орловской керамики. Утром нас возили на фабрику, рассказывали о секретах глазирования и обжига, сохранившихся со стародавних времен. Родители выдали мне в поездку рублей пять. За «трояк» я купила небольшую коричневую вазочку, горлышко которой было настолько узкое, что в него не протискивается ни один цветок, кроме полиэтиленового ландыша. Ваза эта до сих пор украшает внутренности родительского серванта и является предметом воспоминаний из моего бурного прошлого. Одна из моих соседок по общаге Оксанка Чуднова в тот момент отсутствовала, зато присутствовала её любимая чашка, которую она возила на все гастроли. Просто глиняная чашка, облитая голубой стеклянной карамелькой. Так похожая на новинки орловского чашкостроения. Поэтому, когда к нам в комнату ворвалась одна из сестёр Шароглазовых, чашка была мной удачно продана за два советских рубля. Сестра Шароглазова давно о такой мечтала, но сегодня в заводской лавке проглядела. Радуясь случившемуся гешефту, я отправилась в гости ко вторым альтам. В их комнате стояла непривычная тишина. Весь объем казенного жилья был заполнен тревожным напряжением. Казалось, все девчонки, плотно устроившиеся на кроватях и стульях, превратились в одно большое ухо. Потому что Оксанка Чуднова рассказывала, что совсем скоро, в одна тысяча девятьсот восемьдесят седьмом году произойдет страшная ядерная война, после которой не останется ровным счетом ничего на нашей прекрасной поющей планете. Свои доводы она подкрепляла цитатами из бреда ясновидящей, приходившей ещё до каникул к её бабке. Основным аргументом в пользу правдивости предсказания было скорое пришествие ко власти «меченого» руководителя. Предательская дрожь пробежала по позвоночнику: несколько недель назад страна торжественно похоронила товарища Черненко и водрузила на пьедестал власти энергичного правителя с южнорусским говором. У него была красивая жена и уродливое родимое пятно во всю лысину. Мир с недоверием встречал эпоху Горбачева. Мы с ужасом ждали конца света. На несколько мгновений в комнате повисла гробовая тишина. Мордовина робко предложила: «Пошли к Силе, погадаем…» Наша гуру-дирижер Татьяна Евгеньевна, кроме профессиональных и организаторских достоинств, имела репутацию превосходной гадалки. Все потихоньку засобирались. Заколыхались железные сетки на кроватях, освобождаясь от девичьих задов. Тут дверь распахнулась и на пороге возникла Шароглазова с кружкой: «Смотрите, что я у Вастягиной купила!» Моментом все позабыли про конец света, потому что Оксана Чуднова подняла базарный крик на тему: «Как это продала? Это моя кружка! Она не продается, мне бабушка ещё в первом классе её подарила!» Каюсь, было очень стыдно. Пришлось не только вернуть Шароглазовой два рубля, но и накормить Чуднову пончиками в соседней кулинарии. На все оставшиеся сорок копеек командировочных.
Паводок ждали дня два. Потом, отчаявшись воочию познакомиться с ужасами орловской экологии, сели в поезд и укатили домой. Уже на майских мама потащила меня в магазин. В «Женской одежде» на Маяковской выбросили зимние пальто. Мама настаивала купить впрок. Пальто было невероятно красивое! Цвета свежей ряженки, приталенное, с аккуратным воротничком коричневой фальшивой норки. И недорого. И тепло. Мама мечтала решить проблему зимней одежды для моего растущего организма. А я брыкалась, отказывалась, капризничала. Не могла же я маме признаться, что в бомбоубежище ползти в этом пальто будет совсем не удобно. К чему тратиться, если следующая зима вообще никогда не наступит. Родителям так и не удалось меня уговорить на покупку. «Ну и шут с тобой!» - в сердцах бросила мама и ушла на огород. Отец приготовил ремень, но зашёл издалека. Поинтересовался, почему я так подолгу занимаю ванную по вечерам? Пришлось сознаться, что боюсь смотреть новости по телику, регулярно транслирующие достижения гонки вооружений. Когда мама вернулась с полевых работ, на кухне собрался семейный совет, дабы найти способ выгнать эту дурь из моей головы. Папа делал ставки на трудовой лагерь. Дед достал конспект Библии. Сестра предложила в кино сходить. И только мама на мой очередной вопрос: «А будет ядерная война?» - ответила чётко и уверенно: «Будет!... Но мы победим!»