Не горы, не овраги и не лес

               
     Егурня, заслуженный чертежник Республики, отбросил карандаш и недовольно проговорил своим скрипучим голосом, обращаясь к заваривавшему грузинский чай Перды :
     - Снова напутали в расчетах. Дедушка Фаэтон не одобрит.
     Перды вздрогнул, выронил кусок на пол и оглянулся. Егурня продолжал долдонить, тыча пятерней в незаконченный чертеж :
     - Через тысячу лет изменится вектор, но это не предусмотрено ни Гольснябом, ни Тордойцем. - Он постучал твердым ногтем по груди. - Обратная эллипсоида не зашереплена. - Постепенно он приходил в ярость, как всегда при обнаружении саботажа. - Сельхозпроизводитель не произведен в ничтожество, шебуршит и стогнет. - Егурня гремел сапогом. - Сом биш манат. - Перды затрепетал, услышав ужасные нерусские слова. - Где Ткачев ?
     Перды изумленно закрыл глаза, качая головой.
     - Какой Ткачев ? Оглянитесь, товарищ Егурня.
     Егурня оглянулся и ни х...я не увидел.
     - Это почему так ?
     Перды положил ему горячую руку на вспотевший лоб и подвернул рукава.
     - Наверное, потому, что у карасей нет фамилий, Ткачев же - фамилия, - терпеливо втолковывал Перды. - А не видно ни х...я оттого, что мы зимуем в иле.
     Егурня нахмурился, клюнул какую-то крошку и уснул. Во сне он видел себя конем, здоровенным конем, небрежно крутящим руль шестицилиндрового " Мустанга" с охренительной бабой на заднем сиденье, толстой и потной. Она развратно развалилась, задрав подол и растопырив ляжки. По ним стекало деревянное масло, пачкая велюровую обивку вишневой " Девятки". Егурня огорченно заржал, мотая гривой. Нет никакого " Мустанга", все произошло очень быстро и непонятно, как бывает во сне, вроде, только что была баба и - ррраз ! - вместо нее сидит уже ополченец, сидит и дрочит, а сам Егурня, мгновением назад конь, теперь уже эта самая толстая баба, и машины никакой нет, сидят они в подсобке завода имени Октябрьского Ноября и бухают. Он и Перды. И нет ни ополченца, ни бабы. Есть только пятилитровая канистра пива, вяленые карасики и пачка " Бонда" с китайской зажигалкой, магнитофон и вечная весна за окном.
     Егурня проснулся, кашлянул, отпил воды из графина и продолжил, глядя в переполненный зал :
     - И в то время, как наша страна приобретает все больше влияния в мире коррупции, находятся зловещие силы, не желающие победы мировой революции.
     Зал взвыл. Ирка-воровка отбросила весло, которым гребла на-пару с каким-то фраером, ручка крендельком, в серых штабных галифе, и вцепилась Мамонтову в волосы. Волосы остались в ее руке, а Мамонтов вскочил и бросился скакать, визжа бабьим криком :
    - Сажать, всех сажать ! Наконец-то министра обороны посадили !
    К нему присоединились полковник Баранец и Ксения Собчак, до того страстно занимавшиеся анальным сексом.
    - Да ! Всех ! Первым делом расхитителей Ленинградских активов !
    Лысый мужик в очках усадил их на место, успокоил точными ударами деревянной киянки и обратился к Егурне :
    - И тетешкали, и плямом волобуели, и дедушка Фаэтон, и сяхты ержолда, а они все беснуются.
    Перды засмеялся.
    - Планида такая, дорогие товарищи.
    Егурня задумался над странным словом " планида" и проснулся. Лукьян Лукьяныч спал, богатырским храпом сотрясая плащ-палатку. Пленный гурон сидел на корточках, грызя ремень карабина, а Феклуша, верная Феклуша заводила патефон. Самоварчик уже наставлен, полковник Сухарев колет сахарок, попадья возжигает лампадку, Перды отдает приказания. " Порядок в танковых войсках", - решил Егурня и проснулся.
     Ричард Биллингтон стоял на холме. Мисквамакус, Егурня и Перды роились внизу, от ужаса закрывая глаза, но уши слышали кощунственные заклинания и безумный смех сквайра, завывание ветра в вересковых зарослях, отдаленный гром и шорохи. Сквозь веки проникали вспышки космической пустоты, радужные шары, предшествующие появлению Того, кого нельзя называть. Егурня пошарил рукой, ища Перды, и проснулся.
     - Беспокойно ты спишь, - буркнула бобриха и плеснула широченным хвостом. - Всех выдр расшугал.
     Егурня потянулся к ивовому прутику, зажевал его передними резцами.
     - К тому же, - бубнила недовольная бобриха, - по радио сказали о грядущих разоблачениях.
     - И чо ?
     - Да по х...й.
     - А зачем говоришь ? - Пыхтел Егурня, обгрызая прутик. - Если по х..й ?
     - Спеть, что ль ? - Потянулась бобриха дородным телом купчихи, оперлась подбородком о ладонь и запела.
     - Ой ти мнешеньки, заплетали косы,
     Подруженьки плакали, приговаривая :
     " Ой пошто ты, Бальзаминов,
     Во Швейцарию убыл, бля,
     Гнида ты, гнида, в рот тебя, падлу",
     Батюшка сватов гнал со двора,
     Матушка пьяной валялась в говне,
     А над Русью сбиралась гроза...
     - Будя, - оборвал ее Егурня и полез под хвост. - Развылась. - Он пристроился. - Деды не таких побеждали. - Он задвигался. - До сих пор в говне сидят, копейки считают. - Он отвалился, довольно отдуваясь, от бобрихи. - Зато им ленту дал начальник царский, по головам седым потрепал и пожурил.
     - Это как ?
     Бобриха развернулась к нему мордочкой, сверкала глазами.
    - А так, - Егурня закурил папиросу, - спортсменкой Журовой.
    - Пиз...ц, - утвердительно сказала бобриха.
    - Пиз...ц, - подтвердил Егурня и проснулся. В иле кто-то шарахался.
    - Ты кто ?
    - Жук.
   - Весна скоро ?
   - Никогда, товарищ Егурня, - прошелестел жук и пополз дальше. А Егурня перевернулся на другой бок и заснул.