Ведунья

Часть 1. Святилище

Дом ведуньи стоял в стороне от всех. На поляне, неподалеку от протекавшей через обширный лес резвой, строптивой речушки, весело прыгавшей по камням, и стояло ее жилище. Чистенькое, опрятное, с недавно подновлявшейся покатой крышей и резным крыльцом, с любовью изукрашенное травами и цветами, оно дышало мирным покоем и уютом.
Проживала в нем Зореслава одна вот уж почти год. Как померла в конце прошлой зимы тетка ее названная, Верея, так и жила девушка в одиночестве. Совсем еще несмышленой девочкой попала Зореслава к тетке — лет эдак двух или трех от роду. Отец с матерью ее к дальним родичам в гости поехали, да так и не вернулись боле. Волки задрали аль еще какая напасть приключилась — не знал никто. А Зореславу, остававшуюся в ту пору дома, дед с бабкой стали воспитывать. Да только недолго прожила с ними девочка. Не прошло и года, как объявилась в их местах ведунья, крепкая еще старуха тридцати четырех лет. В волосах цвета дубовой коры, почти не тронутых сединой, которые она никогда не убирала под повой, скрепляя простой лентой, отражалось солнце. Ладная фигура, ласковый взгляд карих глаз. Все в селении ее полюбили. Обжилась Верея, да вскорости к родным Зореславы пожаловала. Поклонилась, села в красном углу да попросила хозяев дома показать ей девочку.
— У нее дар, — сказала она, глядя маленькой Зореславе в глаза. — Я ее обучу всему.
Взгляд у ведуньи был внимательный, строгий. Никто не решился спорить с нею и, посоветовавшись недолго, отдали Зореславу на воспитание с превеликой охотой.
— Позаботься о сиротке, — сказал тогда дед Зореславы, отдавая ведунье вещи девочки.
Верея встала, посмотрела на Зореславу внимательно, погладила по голове и поцеловала в лоб. И так хорошо и мирно стало вдруг на душе Зореславы, как будто это отец с матушкой наконец вернулись.

Время для девушки летело быстро. Чуть вставало солнышко, окрасив кроны деревьев в золотистый цвет, как тут же вскакивала резво, пробудившись от сна, Зореслава, с радостью приветствуя новый день.
Жизнь текла для нее не легко, но весело. Хлопоты по хозяйству, учение, песни по вечерам — во всем находила Зореслава радость. Навещая лес, знакомилась с травами, запоминая их целебные свойства. Постигая силы, которыми те могли поделиться с ней, изучая язык зверей и птиц...
— Зоренька, не убегай далеко, — наказывала ей Верея, с ласковой материнской улыбкой глядя вслед. — Вернись до вечера домой.
— Хорошо, тетушка, — обещала она.
Дни текли за днями. Вскоре каждую травинку знала в лесу Зореслава, каждый камешек. Едва солнечный луч, проскользнув украдкой сквозь затянутое бычьими пузырями окно в горницу, касался ее лица, щекотал в носу, как в тот же миг просыпалась Зореслава. От души потянувшись, поднималась с постели и, одевшись, выбегала во двор. Подоив корову, отправляла ее пастись, задавала корм курам. А между тем тетка Верея готовила завтрак. А уж после, переделав дела, принималась за учение Зореслава. Многое узнала она от тетки. Научилась управлять силой, что текла от сердца сквозь ее руки в мир, к людям.
— Помни, Зореслава, — наставляла ее Верея, — ценное за помощь людям брать нельзя. Безвозмездно послали боги тебе силу, бескорыстно ты должна ее раздавать. А коли примешься наживаться, покинет она тебя.
— Как же жить тогда, тетушка? — спрашивала маленькая Зореслава.
— Еду бери. Столько, сколько хватит прокормиться.
— Хорошо.
Зореслава внимала охотно, впитывая знания, словно воду цветок. Не чинить вреда. Думать прежде, как дела твои в мире аукнутся.
— Кому многое подвластно, с того много и спросится. Нужно быть осторожной.
И опять, едва выдавалась свободная минутка, с радостью бежала Зореслава в лес. По тропинке шла к роще, ведомой немногим. Шла, и ясное солнышко, приветливо пробиваясь сквозь кружевную листву березовых и сосновых крон, освещало ее толстую светло-русую косу, перекинутую через плечо на тугую грудь, касалось широко распахнутых чистых голубых глаз под крутыми бровями и аккуратного курносого носа, обсыпанного по летней поре веснушками. Тропка под ногами ее вилась юркой змейкой, и быстро перебирала крепкими, сильными ногами Зореслава, поспешая к долгожданной встрече. Не терпелось ей. А вокруг щебетали глупые птахи — и так чуден, так светел и ясен был вешний мир...
Вот расступились перед взором ее могучие деревья, и остановилась на миг Зореслава, сердцем приникая к тому, что ждет ее за ними, подалась вперед. Вот сделала она с трепетом в душе осторожный шаг, следом еще один, и тогда увидела на поляне, щедро облитой ярким солнечным светом, посвященное родимым богам святилище. Внутри круглой площадки, окруженной широким валом и глубоким рвом, полукругом стояли пять деревянных идолов. Медленно обошла их все Зореслава, пристально вглядываясь в черты каждого.
Вот Лада — Великая Мать людей и богов с рогом изобилия в руках. Вот старец Велес, заботящийся о животных. Юноша со снопом пшеницы — Ярило, бог плодородия и весеннего солнца. А рядом — Леля, дочь Лады, богиня весны и верная помощница в любви. Смотрят строго, но не грозен их лик, нет. Перед каждым останавливалась почтительно Зореслава, с трепетом обращалась, ожидая отклика. Не подаст ли кто из богов какой знак? По-разному ведь бывает. Когда смолчат боги, а когда и пошлют виденье, поговорят с нею.
Вот подошла Зореслава к последнему идолу. Марена Свароговна, сестра Перуна, богиня Зимы и Ночи, владычица Иного Мира. Когда-то и ей, Зореславе, обрежет она нить жизни. Когда придет срок… А пока стоит она с серпом в руках и глаза ее закрыты.
Стоит Зореслава посреди святилища — веки опущены — и ощущает, как душа на серьезные лики богов, на силу, исходящую от них, откликается. Стоит Зореслава и молится, подбирая слова от сердца. Слова благодарности и любви. Стоит она, слушая отзвуки, а после покидает поляну и возвращается прежней дорогой к дому.

Часть 2. Радимир

Как коснулось солнце нижним краем диска верхушек деревьев — во двор въехал всадник. Вышла на крыльцо Зореслава, руку к глазам приложила козырьком, разглядывая. Крепок телом, широк в плечах. Русый волос опален солнцем, а вдоль скулы едва виднеется тонкий шрам. Серые глаза глядят серьезно.
«Воин», — поняла Зореслава.
Полкан облаял гостя для порядка, но тот не обратил на него внимания. Даже голову не повернул. Пес обиделся и замолчал.
Всадник спешился, отпустил коня и, подойдя ближе, поклонился девушке.
— Ты из чьих же такой будешь? — поинтересовалась Зореслава, улыбнувшись приветливо. — Что-то я тебя в наших краях не припомню.
Незнакомец огляделся по сторонам внимательно. На молодом красивом лице заметны стали следы горьких дум. Дрогнуло сердце Зореславы.
— А где ж Верея? — задал вопрос гость.
Зореслава вздохнула тяжко, запахнула плотнее на груди платок.
— Зайдем в дом.
Пройдя через темные сени, мужчина вошел вслед за Зореславой в избу. Поклонился богам и тяжело опустился на лавку. Повел взглядом вокруг. Дом как дом. Кумиры богов, стол с лавкой да в углу печка. Полотенца вышитые, под потолком пучки духовитых трав. Мужчина вдохнул полной грудью, и плечи его заметно расслабились. Хорошо. Уютно так. Светло и чисто.
— Верея покинула нас в конце той зимы, — заговорила Зореслава, внимательно глядя на воина. — Присоединилась к предкам. Может, я тебе помогу?
Воин поднял взгляд, посмотрел пристально, будто изучая. И от этого взора по спине Зореславы пробежала дрожь.
«Что ж ты все молчишь?»
— Может, и поможешь, — ответил он ей наконец. — Мне о Верее товарищ рассказывал. Я в дружине князя младшим воеводой состою. Вот какое дело у меня…
Он перевел взгляд на окно. Солнце било косым лучом, освещая пляшущие в избе пылинки.
— Был я тут намедни у матери. На побывку ездил. Совета твоего спросить хотел — не понравилась она мне.
Зореслава нахмурилась.
— В чем же сомненье у тебя?
Мужчина запустил пальцы в волосы, дернул с силой.
— Понимаешь… — тут он запнулся. — Как же звать тебя?
Ведунья улыбнулась.
— Зореслава.
— А я Радимир. Понимаешь, Зоренька, из нее словно всю жизненные соки выпили. Сил нет, ко всему безразлична. Бояться вдруг всего стала, всем недовольна. Постоянно думает о минувших бедах, плохо спит по ночам.
Зореслава покачала головой.
— Плохо дело.
Вышла в сени и, захватив кувшин, спустилась к роднику, позади дома протекавшему. Зачерпнув воды, вернулась в избу. Плеснула в плошку и, устремив взгляд в прозрачную гладь, зашептала что-то.
Радимир поежился невольно. Зореслава все сильнее хмурилась, и тревога за судьбу матери шибче волновала его.
— Плохо дело, — вновь повторила Зореслава, возвращаясь из Нави в Явь. — Лучше было бы, если бы она сама сюда приехала.
Радимир покачал головой.
— Не поедет она.
— Нет так нет, постараюсь сделать, что смогу, и так.
Зореслава вздохнула, и глаза Радимира засветились надеждой. Он несмело улыбнулся девушке, и та тепло улыбнулась в ответ.
— Приходи опять, как минет полнолуние.
Радимир встал.
— Спасибо тебе.

Несколько дней Зореслава готовилась. Воздерживаясь от мяса, ела только легкую пищу — кашу, рыбу и овощи. Во второй же день недели, набрав чистой родниковой воды, вернулась домой и, перелив ее в чашу мутного зеленоватого стекла, доставшуюся ей, как и все остальное, от тетушки, зашептала слова, обращаясь к богам:
— …В тереме том стоит Богиня Мать… Я пойду Роду помолюсь, Даждьбогу поклонюсь, к Перуну за помощью обращусь… Помоги мне, Мать-Земля, сохрани…
Заглянула Зореслава в воду и видит — встрепенулась мать Радимира, глаза ее оживились. Вздохнула Зореслава с облегчением.
«Помогает. Но этого мало».
Собралась она и пошла к березке, что давно уж приметила.
— Ты прости меня, березонька, — зашептала она, обняв дерево и прижавшись к нему щекой. — Дозволишь ли веточку отломить, оберег сотворить?
И, оставив в подношение духам хлеб, мед да прядь своих волос, отломила ветвь. Обработав срез, поспешила в дом. Вырезала из ветки знак Одолень-Травы — крест о двенадцати лучах, повернутых в левую сторону, окруженный солнечными лучами — и, оставив его на солнце, облегченно вздохнула. Работа кончена.
«Теперь осталось Радимира дождаться».
Повернула тут Зореслава голову, и упал взгляд ее на кувшин с остававшейся еще в нем ключевой водой. Потянуло вдруг в душе Зореславы беспокойством, заволновалась она. Взяв поспешно сосуд, плеснула в плошку и увидела вдруг, как бок Радимира вспарывает меч.
Зореслава вскрикнула, покачнувшись.
— Нет!
Схватилась за грудь, пытаясь отдышаться.
«Что же делать?»
За окном на солнце набежала тучка. Свет померк, а Зореслава невольно задумалась — отчего так взволновала ее судьба Радимира? Не впервой ей совершать подобное, всякое за восемнадцать лет бывало, но впервые при этом билось так тревожно сердце.
Порозовели щеки Зореславы и, отбросив прочь мысли, отправилась она искать дуб, чтобы вырезать Радимиру оберег. Щит Перуна. Только так могла она помочь ему.

Часть 3. Травы

Едва минуло полнолуние, как в дом Зореславы вновь вошел Радимир — пришел по утренней заре. Распахнул широко дверь, принеся с собой звон оружия и свежесть весеннего луга. Улыбнулся широко и ясно, приветствуя хозяйку.
— Зоренька…
Зореслава зажмурилась.
Странно, непривычно как-то затрепетало в груди. Застучало взволнованно. Она вручила ему оберег для матери, безуспешно силясь согнать румянец яркий со щек, и добавила к нему еще один.
— Это тебе, — проговорила она, став серьезной. — Не снимай его. Я вижу беду.
Радимир вгляделся внимательно в ее черты. Заглянул в глаза, едва заметно хмурясь, и, не говоря ни слова, надел оберег на шею. Зореслава облегченно вздохнула.
— Я приеду еще, — сказал.
На том и расстались.

А лето меж тем вступало в свои права. Наливались соком молодые травы, готовясь отдать силу людям. Все чаще уходила в поле да в лес Зореслава. Травы целебные искала, заготавливала их впрок.
Вот в лесах сухих, на опушках да на полянках, боярышник зацвел кроваво-красный. По сухой погоде, как сошла роса, пошла она собирать цветки, чтоб потом, коли будет нужда, лечить кому-то захворавшее сердце.
По пути набрала нежных цветков василька синего. Тоже пригодится — жар унять, раны вылечить или аппетит вернуть. Нарвала, разобрала дома да сушить положила, а сама думает — земляники ведь тоже запасти надо, листьев и ягод.
Поутру, убедившись, что солнце выглянуло, вновь пошла Зореслава в лес, туда, где накануне алые ягоды видела. Идет Зореслава, под нос тихонечко напевает, соловьям и иволгам подпевая, а сама меж тем примечает и бережно обирает ягоды. Осторожно, чтоб сухие и не мятые были. Дома после разложила их на деревянной доске в тени, под навесом, а после в холщовые мешочки все убрала. При кровотечениях кому пригодится, или еще что в организме разладится. Пусть лежат.
Поутру вновь пошла, захватив лопату, на луг — корней одуванчика накопать. Глядь — а там, где недавно береза молодая стояла, пенек торчит. Опечалилась Зореслава, опустилась на колени. Загубили дерево.
«Надо выкопать», — подумала Зореслава и, перехватив лопату поудобнее, принялась за дело. Сельский мастер потом что-нибудь сделает из него; и духи довольны будут, что превратился погибший безвременно ствол во что-то полезное.
А одуванчиков она все же набрала на следующий день, приметив заодно, какая еще трава вскоре поспеет.
Много дела летом, ох много.

А тут еще из деревни мужики пришли.
— Совета просим.
Сел староста, глаза в пол упер, бороду сивую всклокоченную огладил.
— Вот какое дело, Зоренька, — начал он. — Затеяли мужики дом строить. Уж и деревьев запасли. Все как положено рубили, душу древесную наперед задобрив. Место подобрали для избы. От дорог вдали, костей никаких рядом не было. Ничего худого как будто. А как стали по хлебу гадать — глядь, а он развалился. Разложили камешки по углам будущего дома, через три дня глядят — а они все раскинуты.
Староста пожал плечами с недоумением.
— Может глянешь, что приключилось, Зоренька? Впрямь ли что худое? Или кто шалит?
Зореслава степенно склонила голову.
— Посмотрю.

День нахмурился. Затянуло небо серой пеленой, подул сырой ветер. Травы пригнулись к земле. Зябко поежилась Зореслава, обведя поле взглядом.
«И впрямь, не к добру это все».
Зашептала Зореслава, обращаясь к богам, прося поддержки. Сделала два шага вперед, да так и замерла, будто корни в землю пустив. В уши ей ударил истошный девичий крик. Смотрит молодая ведунья и видит, как бежит, голову сломя, девушка. Еще девочка почти. Косы по спине, по лицу бьют. Лицо и руки все исцарапаны, спотыкается, оглядывается, в ужасе глаза распахнуты. А по следу ее несется волк.
Покачала головой Зореслава, пристально глядя на ожидающих мужиков.
— Не будет здесь стоять дом, — проговорила тихо. — На этом месте волк девочку задрал. Ее нашли через три дня, да поздно было.
Те переглянулись встревоженно.
— А мы и не знали.
— Давно это было. Ищите другое место для дома.
Ответила и пошла прочь, не оглядываясь более. Скорым шагом направилась к святилищу и, припав к богам, склонила голову, прося поддержки и покоя душе. Беззвучно заплакала, и от слез непролитых будто колокольцы зазвенели, аромат медвяный вокруг распустился. Поглядела Зореслава и увидела, как сквозь тучи робкий золотистый луч пробился. Погладил по голове, пощекотал осторожно, будто играя. Улыбнулась Зореслава, и вновь спокойно стало у нее на душе. Прошла глухая тоска. Прошептала девушка слова благодарности:
— Спасибо, Лада.
И поспешила домой. Будто что-то незримое потянуло...

Часть 4. Купала

Вдоль реки уж горели высокие, до небес, костры. Костры, которые в купальную ночь будут видны сразу в трех мирах — в Яви, Нави и Прави.
С самого утра начала готовиться к празднику Зореслава. Встав спозаранку, направилась в поле, трав там набрала да цветов, чтоб венок сплести. Нежный клевер, синий колокольчик, Купала-да-Мавка. Собрала она огромный букет и венок пышный сплела. Сплела, надела да к речке побежала. В воду на свое отражение глядит, красуется.
«Хороша!»
Вздохнула, улыбнулась Зореслава и отправилась дальше, чтоб набрать трав целебных — зверобоя, полыни, крапивы. В перевязь связала да на поясе укрепила. Рубаху праздничную из сундука достала, понёву нарядную, красной клеткой украшенную.
А на берегу реки уж готово все — горят костры, жители окрестные все от мала до велика собираются, волхвы ждут...
Идет Зореслава, в траве утопая, и со всех сторон летит веселый смех. Люди все в хоровод собираются. Три круга строят — дети в малом, старики в большом, а между ними молодежь — девки да парни — и среди них Зореслава.
Вот подают волхвы знак, и хоровод начинается. Внутренний и внешний движутся посолонь, средний — противосолонь. После меняются.
Идет Зореслава, а на душе невесело что-то. Гнетет непонятное, неведомое. Вздыхает Зореслава, обводит взглядом окрест и замечает неподалеку от себя Краса. Совсем недавно любила она его. Или думала, что любила? Улыбалась ему, венки дарила. А теперь он женат на другой, и у них уж двое детей.
Перехватила Зореслава взгляд зеленых глаз и невольно нахмурилась. Выросла досада в душе. Отвернулась и в нетерпении посмотрела на верхушки деревьев, лучами заходящего солнца умытые. Купальский огонь — очищающий; может, он очистит и ее душу тоже?
Вот закончился хоровод.
— Идем, Зореслава!
Подруги зовут. Тут же рядом игрища начинаются. «Ручеёк», бои молодецкие. Зореслава в сторонке стоит и, улыбаясь тихонько, смотрит. Скоро костры прогорят и можно будет прыгать. Сердце ее забилось птицей.
«С кем?..»
Вдруг в толпе людской мелькнуло что-то. Будто тень или дух… Почудилось…
— Матушка!
Вмиг узнала женщину Зореслава, хоть пятнадцать лет с тех пор прошло.
— Матушка…
Навестить пришла… Знала Зореслава, что в ночь купальскую духи предков являются, а не видела прежде; и вот дождалась. С чем же пришла она?
А мать улыбается, знаки какие-то подает. Видать, вести добрые. Смотрит Зореслава туда, куда мать указывает, и видит, как идет к ней широким шагом сквозь толпу Радимир.
— Зореслава!
Охнула девушка, всплеснув руками, вмиг словно расцвела вся. Поспешила навстречу.
— Насилу успел. Заплутал в пути — дух незнакомый женский вывел.
Радимир приблизился. Обнял за плечи, заглянул в глаза.
— Дорога дальняя была, — помолчал. — Рада ль видеть меня?
— Рада.
Глаза Радимира засверкали подобно солнцам.
— Надолго ль в наши края?
— До утра, а после в путь надо. Князь торопит — неладно что-то.
— А как мать твоя?
— Отдал ей твой амулет. Видать, полегчало. Улыбаться стала.
— Ну и добре.
Вперила пристальный взгляд Зореслава Радимиру в глаза, да тот не смутился, глядит открыто.
— Прыгнешь со мной? — спросил он.
— Отчего ж не прыгнуть.
Взялись за руки, разбежались. Искры от догорающего костра летят вверх, огненные лепестки лижут пятки. Хохот, визг. Свежестью тянет от реки, разносится пряный аромат трав. Солнца уже давно не видно, лишь купальские костры разгоняют густую тьму.
— Давай, Зореслава, — подбадривают подруги.
Прыгнули. Радимир ухватил ее пальцы так, что те заболели. Зореслава крепко сжала его ладонь в ответ. Вот костер позади. Глядят — а руки сомкнутыми остались.
Опустила Зореслава в смущении взгляд. На душе ее — хорошо и радостно. Легко так. Больше тоска не терзает сердце. Смотрит — а глаза Радимира огнем горят.
Вскоре стало тихо. Люди разбрелись кто куда. Радимир и Зореслава идут рука об руку. Манит их река, как и всех. Вот одежды сброшены. Делает шаг Зореслава, за ним другой... И, вздохнув полной грудью, ступает в воду. Струи прохладные тело омывают, унося прочь все худое, даруя жизнь и силу. Чувствует Зореслава, как ласковые губы плеч касаются. Тихий вздох…
— Зоренька…
По спине ее будто волна прошла. Вдруг стало так горячо и сладко… Сильные руки ласкают тело. Дрожит Зореслава.
— Радимир…
И укрывшись в сильных объятиях его, решает:
«Будь что будет».

А меж тем на востоке уж светлеет небо. Приподнявшись, смотрит Зореслава на родные черты.
— Оберег мой не снимай, слышишь?
Перебирает ласково Радимир длинные русые пряди.
— Не сниму, Зоренька. Живым вернусь.
Зореслава вздыхает. Неспокойно ей.

Часть 5. Хлопоты

Дни неслись за днями подобно табуну резвых жеребцов. Неспокойно было на душе Зореславы. Билось сердце тревожно, чуя недоброе. С утра ли, с вечера вскинет Зореслава голову, глянет вдаль — и тут же начинает стучать взволнованно в груди. В святилище придет, пред идолами сядет, поговорит, тревогу свою излив… и делается ей немного легче. Узел тугой, в груди свившийся, распускается; и чудится ей, что глядят благосклонней боги. Шепчет:
— Матерь Лада, помоги ему…
А дела меж тем всякого прочего много было. Чуть не каждый день шли к ней люди со своими бедами. Кто отвар от болезни попросит, кто вдруг решит, что его сглазили. То корова доиться перестала, то родилось прежде срока дитя… Никому не отказывала в помощи Зореслава, получая горячую благодарность в ответ, и напасти, мелкие и большие, проходили мимо сельчан, не оставляя следа. И Зореслава ненадолго забывалась в хлопотах, и за то была благодарна людям. А лишь только выдастся свободная минутка, сядет Зореслава, нитку жемчужную, Радимиром на прощанье подаренную, в руках сжимая, и на свет ясный глядит, не видя ничего перед собой.
«Как ты там, милый?»
Нет ей вестей…

А надысь к ней старик с внучкой пришли. Встали на пороге и мнутся в смущении. Девчушка за спиной деда прячется, но поглядывает из-под ресниц бойко.
Усмехнулась Зореслава, на нее глядя. Знакома ей была та семья. Без большого достатка, внучка — единственная радость.
— С чем пожаловали?
Старик девчонку вперед вытолкнул, и тут заметила Зореслава на лице ее бородавку.
— Вот, — заговорил старик. — Одолели, проклятые. На щеке одна, на руке еще. Сами пробовали заговорить — не уходят.
Поманила Зореслава девочку:
— Иди ко мне.
Та несмело приблизилась. Усадила ее Зореслава на лавку и, достав нитку, зашептала что-то — не разобрать. Обвязала бородавку, три узелка сделав, и в сырое место нитку запрятала. Со второй то же самое повторила. Глядит старик благоговейно во все глаза, а малышка хмурится.
— Ну, вот и все, — объявила Зореслава, вставая. — Поутру и с вечера нарвете чистотела и соком от корня смажете.
Они ушли. А через два дня, едва зарозовело на горизонте, прибежала девочка, так и сияет.
— Все прошло! — кричит. — Все прошло, Зоренька!
И цыпленка маленького, желтопузого ей протягивает.
— Вот, прими в благодарность.
Зореслава поклонилась.
— Спасибо тебе.

Вдруг со стороны села раздались испуганные крики. Выскочила Зореслава, глядь — а небо все полыхает пожарищем. Со всех ног побежала, а там уж мужики тушат. Дети плачут.
— Да ведь это ж Краса дом…
Лицо закрыла и внутрь бежит. А там хозяйка молодая заполошно мечется. Старшего мальчика на руках держит, а девочку никак не может найти.
— Беги во двор, я поищу!
Заставила себя успокоиться Зореслава. Прикрыла глаза, потом распахнула широко и избу оглядела пристально. Так и есть — под лавку в угол малая забилась, за дымом и не разглядеть. Сидит, молчит, лишь в глазенках испуганных застыла слеза. Хватает ее Зореслава и на улицу спешит.
— Едва не угорела, — шепчет, девочку матери протягивая. — Отвели боги в этот раз беду.
Вздохнула с облегчением и по сторонам огляделась.
Соседи судачат:
— Что ж случилось?
— Вроде от искры зажглось.
— Погневался, видать, домовой, раз не упредил.
— За что ж?
— Кто знает…
Зореслава вздрогнула. Словно наяву увидела она, как ведет Крас в дом другую. Охи, стон на сеновале…
— Спасибо тебе, — услышала позади голос.
Обернулась стремительно. Так и есть — стоит Крас и без стыда в лицо смотрит Зореславе. Та нахмурилась:
— Это ты виноват.
Крас дерзко ухмыльнулся:
— Это в чем же?
— Знаешь сам.
И пошла домой, не оглядываясь. Сами пусть разбираются. Главное — живы все.

Шла домой Зореслава да по пути свернула. Ноги сами к святилищу понесли. Бегом бежит Зореслава, коса растрепавшаяся по спине бьется. Прибежала на поляну, перед богами пала, коснулась земли рукой. Перед взором помутилось, тяжко дышать стало. Слышит звон мечей. Крики ярости, стоны, боль… Видит она, как Радимир бьется. Наступает вперед, отражает удары. За спиной дружинники. Старается Зореслава силу свою, что от сердца идет, ему послать, и мнится, будто шибче начинает сражаться он. Яростнее меч вздымается. Вздыхает с облегчением Зореслава. Видит — на груди у него Щит Перуна бьется. Прямо поверх доспехов надет. Вскрикивает в ужасе — нет шнурка. Перерезал меч.
«Что ж ты так неосторожно-то поверх надел?»
Радимир бьется, едва успевает уворачиваться. Шепчет Зореслава:
— Перун, Сварог, защитите его…
Видит она — рука врага. Прямо в живот нацелилась. Уворачивается Радимир, в последний момент заметив. И вонзается прямо в плоть ему этот меч, почерневший от пролитой крови. В бедро вошел, соскользнув.
Оступился Радимир, упал. Кончен бой для него. Подхватил его кто-то под руки.
Видит вновь Зореслава перед собой святилище, божий свет — и от света того больно ей.
— Что ж, по крайней мере, жив…
Встав с колен, обнимает идол, благодарит богов:
— Спасибо, что сохранили…
И постояв так молча, опустошенная идет домой. Чует, что для нее еще ничего не кончено.
Снова ждать.

Часть 6. Выздоровление

А едва прошла с того дня неделя, как во двор широкий повозка въехала. Из окна увидела ее Зореслава, руками всплеснула. Будто человек поверх вороха сена лежит.
— Радимир!
Кинулась — а его уж заносят в дом. Трое дюжих дружинников при нем. Двое бесчувственного Радимира держат, а третий в дверях встал и смущенно смотрит.
— Очень он просил к тебе его отвезти. Мы уж поспешали, как могли. Нынче только поутру потерял сознание.
Положили на лавку. Глядит Зореслава — а сухая кожа его пылает, так и дышит жаром. Раненая нога отекла, повязки пропитались желто-зеленым гноем.
— Ну-ка, не стойте там, — резко бросила Зореслава. — Принесите воды лучше.
Растопила печь. Намочила тряпицу да на лоб ему положила. Заворочался Радимир, заметался. Зореслава погладила ласково по голове, прошептала:
— Лежи, лежи. Теперь уж все ладно будет.
И услышав голос ее, Радимир успокоился, затих и задышал ровно. Дружинники переглянулись встревоженно.
Зореслава достала травы — тысячелистник, липовый цвет. Сделала настой, прошептала над ним что-то. Села перед Радимиром на колени, приподняв ему голову.
— Пей, — прошептала она настойчиво. — Выпей, ладо.
Радимир, не размыкая век, сделал глоток.
— Пей еще.
Он глотнул еще раз. Застонал вдруг, стиснув зубы. Зореслава убрала прочь чашу и открыла повязку. Покачала головой:
— Худо дело. Сколько же он помощи ждал?
Воины переглянулись.
— Мы не знаем, матушка. Я его после боя видел, кажись, еще не приходил никто из знахарей. Раненых много было, не поспешали.
— Ясно.
Зореслава вновь принялась за дело. Приготовила отвары целебные — отварила лопуха в молоке, листьев земляники распарила, добавив к ним василька от яда. Приложила к ране снадобье, села на лавку в ногах Радимира — да так и просидела рядом, через равное время повязки меняя.
Уж и солнышко круглое за горизонт закатилося, воины Радимира спать ушли — а Зореслава все сидела, к дыханью любимого прислушиваясь, то и дело бормоча что-то. Заговоры шептала или с богами говорила?
— Ты очнись только, любый.
Вновь повязки поменяла, отвар дала. Чувствует — стал спадать жар. От усталости все перед глазами мутится, спину ломит, но сидит Зореслава, не уходит. Сквозь усталость глядит умиротворенно.
Вот уж солнышко робко заглянуло в избу, коснулось заросшего, измученного постылой лихорадкой лица воеводы. Дрогнули белесые ресницы. Радимир открыл глаза, моргнул пару раз, полной грудью вздохнул. Мутный взгляд его прояснился. Видит женщину он перед собой и узнает.
— Зореслава. Зоренька…
Завозился, за пазуху полез. Вытащил что-то, ладонь раскрыл. Глядит Зореслава, а там оберег ее с перерезанным шнурком лежит.
— Не совсем я его потерял, Зоренька.
Поглядел виновато. Зореслава улыбнулась сквозь слезы:
— Хоть живой остался. Любый…

Потихоньку стал Радимир поправляться. С помощью Зореславы скоро смог вставать. Дойдет до крылечка, сядет и на улицу глядит. То ли деревья-листочки разглядывает, то ли думу думает. Нахмурится, тихонько вздохнет, собаку за ухом почешет и опять замрет. Зореслава не тревожила его. Как обед приготовит — позовет. Тот встанет, идет покорно. И когда лишь упадет взгляд его на Зореславу, тотчас вспыхивает в глазах огонь. Живым пламенем взор тот пышет. Непривычная Зореслава смущается. Опускает глаза, а Радимир подойдет, обнимет ласково и к груди прижмет. Прошепчет:
— Я тебя люблю, Зоренька.
И, не дожидаясь ответа, поцелует в уста. И от сладкой истомы кружится у Зореславы голова.
— Ты только будь здоров, ладо мой.

А как стали силы прибывать, так Радимир по дому помогать начал. Дверь входную осмотрел, нахмурившись.
— Инструмент какой есть?
Зореслава принесла. Радимир споро управился. Поправил дверь, заменил изношенные половицы на новые.
— Я ведь не только биться горазд, я и руками работать умею.
Поправил крыльцо.
— Ты пока что поберег бы себя, — просила Зореслава.
Тот качал головой:
— Довольно уж харчи твои проедать зазря. Пусть хоть польза будет.
А как меч в руки взял, силу пробуя, так поняла Зореслава — уедет вскорости.
— Куда ж ты теперь? Назад на службу вернешься?
Радимир молчал в усы, щипал бровь.
— Не знаю, Зоренька. Не от одного меня зависит. Ты вот скажи — ты могла бы уехать отсюда, если бы кто попросил?
Зореслава задумалась, опустила голову, покачала горестно головой.
— Нет, не уехала бы. Мое место здесь. Уж прости.
Радимир горько скривился, взгляд его стал решительным.
— Что ж, понятно. Прости и ты меня.

Часть 7. Возвращение

Скоро и осень наступила. Небо хмурилось, нагоняя тучи, подул холодный ветер, обещая скорую зиму. Мужики торопились хлеб убрать, пока не зарядили дожди.
Зореслава ждала. Радимир, уезжая, сказал — ожидать вестей вскорости. Ан вестей она так и не дождалась — сам приехал. На двор ступил, напоил коня. Обернулся к стоявшей на крыльце Зореславе, усмехнулся лукаво.
— Ну как, Зореслава, рада ль видеть меня?
— Как не рада…
Радимир широко улыбнулся. Сердце Зореславы так и подпрыгнуло в груди, предвкушая неведомое.
— А я от службы отошел, — проговорил наконец Радимир.
Зореслава ахнула.
— Быть не может!
— Как не может, если вот я стою?
Та покачала головой.
— Что ж ты намерен делать?
Радимир вздохнул, посмотрел вдаль. Там, в серых низких небесах, клином летели в теплые края перелетные птицы.
— Сюда надумал перебраться, — заговорил вновь Радимир. — Помощь моя и здесь нужна будет. Хоть мечом махать, хоть еще что.
Посмотрел на Зореславу прямо.
— Примешь ли? Пойдешь за меня? Иль могу избу построить неподалеку, чтоб тебя не смущать, коли…
Замолчал, терпеливо ожидая ответа.
Зореслава почувствовала, как затрепетало взволнованно в груди сердце, норовя выпрыгнуть.
— А сам-то ты чего хочешь? — спросила, глядя прямо в глаза.
Радимир взгляд не отвел.
— Хочу тебе мужем быть, Зоренька.
— Тогда зачем тебе другой дом? Чем этот плох? Заходи, будь в нем хозяином.
Обнял тотчас Радимир Зореславу, наклонился и припал к губам, как к источнику с живой водой. Тихий стон сорвался с губ женщины. Руками голову его обвила, к себе прижала.
— Радимир…
— Зоренька…
Бьются их сердца в унисон.
— Я уж с князем поговорил, — поделился Радимир. — Берет меня на службу. Буду пока молодняк помогать обучать, а там поглядим.
Зореслава вздохнула едва слышно, тихим счастьем дышит ее лицо.
— А как же твои родители? Что сказали?
— Дали благословение. Рады-радешеньки, что надумал жениться наконец. Они уж отчаялись. И то пора — уж двадцать три года.
Зореслава рассмеялась тихонько. Радимир прижал ее к себе крепче.
— Ну что, опосля Сварожек и поженимся?
Та в ответ кивает.
— Точно так. А там вскорости уж и сын наш родится.
Радимир вздрогнул.
— Что?..
Зореслава обратила к нему сияющее лицо.
— Говорю, ребенок у нас будет. Сын…
— Зоренька… Да что ж ты молчала!

Опустила Зореслава хлеб в огонь. Пошептала:
— Спасибо, Матерь-Лада!
Никогда, даже в мыслях, не просила она женского счастья. Боги сами дали. Одарили любовью чистою, взаимною.
На осеннем небе проглянуло сквозь тучки солнышко. Лес, еще не до конца облетевший, озарился, заиграл багряно-золотыми красками, красуясь будто…
Улыбнулась Зореслава. Так привольно, легко стало у нее на душе, что захотелось смеяться.
Нет, не стало. Давно уже есть.
Обратила Зореслава взор к небесам, посмотрела богине в глаза.
— Спасибо тебе за все. Спасибо, Матушка.
И почудилось ей, будто Лада улыбнулась в ответ. Показалось, видимо.
Или все же нет?