На грани

(из цикла "Психушка")

Это были разные люди, разные личности, и точно так же, как среди обычных людей, среди них водились серые мыши и типы иногда очень яркие. Именно таким показался мне Дима Вершковский. Я не врач, только санитар. Мне никто не докладывал. Поэтому диагноз и повод, завернувшие его к нам, я не знал. Мог только догадываться.
Нормальный с виду парень, культурный, начитанный, амбициозный. Мы с ним ровесники, и, в принципе, то к чему стремился он в жизни, по крайней мере, на словах, было близко и мне. Когда я приходил на смену, он встречал меня с радостью. Ему  скучно здесь. Похоже, я был единственным лучиком света в этой унылой, полутюремной  богадельне.
—Ты знаешь, — объявлял он всякий раз, встречая меня, — а у меня новая мысль!
Мыслей у него действительно было много. Скакали они, как белки, с дерева на дерево.
—Пожалуй, я не буду поступать в консерваторию. Фигня это, слишком просто. Займусь-ка я живописью. Поступлю в какое-нибудь художественное училище, подучусь немного и начну делать деньги. Какое у нас самое лучшее училище? Суриковское? Ну вот, сойдет для начала.
—А возьмут?
Он снисходительно улыбается.
—Это не проблема.
Через три дня я снова на смене. Мы, как обычно, сходимся в коридоре, пожимаем друг другу руки. О живописи уже ни слова, он болен театром.
—А что, я молод, привлекателен,  язык хорошо подвешен. Почему бы и нет?
—А как же живопись?
—Раздумал. Мне нужна слава, и быстро. С картинами много возни, я пробовал. Актеру намного легче. Снялся в кино — и вокруг тебя уже толпы поклонниц!
Еще через три дня его уже смущают лавры Льва Толстого и Пушкина.
—Как ты думаешь, поэзия или проза?
—Ну, не знаю…
—Нет, точно поэзия!
—Почему?
—Романы слишком долго писать. А тут раз, два: зарифмовал пару строк и — дело в шляпе!
Под каждую из тем он выстраивал свою философию. Все выглядело логично и убедительно. И как-то изящно он все излагал. Вкусно как-то, почти ощутимо. Иногда я ему даже завидовал. У меня тоже хватало амбиций, но все они все-таки были сравнительно заземленными, вроде стрижей или воробьев. А он в своих помыслах парил высоко и державно, словно горный орел. Казалось, перед его гениальным напором не устоит ни одна стена. Он полностью соответствовал образу, выстроенному французским прозаиком Габриэлем Веральди: «Женщинам, рабам и детям надлежит быть счастливыми. Мужчины должны стремиться  к невозможному!»
Все это было близко и мне. Но я был по одну сторону занавеса, а он — по другую. Я мог что-то сделать, он — нет. Ну, разве что пройтись пару раз по коридору и поговорить со мной. Больше ни с кем, кроме своего врача, он не разговаривал.
Что его сюда привело? В чем здесь кунштюк, как поговаривал один мой приятель?
Был бы я психиатром, я и рассуждать бы на эту тему не стал. Маниакально-депрессивный синдром. Шизофрения. Неадекватное восприятие своих возможностей. Вроде бы, ясно, как день.
Но — с другой стороны. Гений ты или нет — никто же этого не знает. Это ты считаешь себя гением. Для тебя это бесспорно. Ты и действуешь так.  А вот для других это может быть совсем по-другому. Они воспринимают тебя в соответствии с традиционными ролями — сына, брата, друга, мужа. И соответственно требуют не новой главы в твоей повести или изящного пируэта в музыкальной пьесе, а совершенного простого и понятного:
—Дима, сходи в магазин!
—Дима, вынеси мусор!
А у тебя в голове сюжет «Кота Мура»*. Он пока ещё едва ощутим. Ты только пытаешься уловить главное.
—Кому говорят, Дима!
—Отстаньте!
—Скотина!
Ну вот и конфликт. Вот и огрел кого-то каким-то предметом.
И так примерно, наверное,  и оказался здесь. Едва ли — за идеи. Не такие они у него и крамольные.
Сказать, что довели, — глупо. Ничего такого особенного от него не требовали. Его просто не поняли.
Не понимали.
Отсюда обиды и замкнутость.
Каждый из нас частенько оказывается вовсе не с теми, с кем ему бы хотелось. Где гладят по головке и хлопают в ладоши при каждом зевке. Не все, слава Богу, ищут выход при этом, хватаясь за топор, как Раскольников, или прыгая с косогора, как Катерина. Есть более умеренные варианты.
Вне зоны доступа психиатрии.
Но этот вопрос уже оттуда — а кто важнее для человечества? Вот эти сумасшедшие, например, — Энштейн, Ван-Гог, Бетховен, Ницше, Гоголь, Торквато Тассо или совершенно нормальное Ничто?
Когда я его поставил перед своим знакомым, молодым психиатром, он ответил мне так:
—Тебе везёт, что ты в белом халате. Был бы ты в пижаме, я бы тебя на свободу не выпустил!
В чём я и не сомневался. Психиатры — народ суровый, консервативный и редко с юмором.
Хотя Ничто —  я сказал, конечно, по молодости. Вгорячах. И не совсем всерьёз. О людях, которые, пусть и не изобретут ракет, — но они их будут строить!
Всё в мире весьма относительно.
Мне очень хотелось поговорить на эту тему и с Вершковским. Но я не успел. Через три дня, когда я снова пришёл на смену, он был уже совсем другим. Пассивным, безразличным, тупым. Точно таким же, как все.
Вспомнился Милош Форман с его «Полётом над гнездом кукушки», Макмёрфи**.
Что-то похожее.
Аминазин в психиатрии, как кольт в джунглях, — он делает равными всех.
Хотя Вершковскому я симпатизировал больше, чем герою Джека Николсона.

*Гофман Э.Т. А. Житейские воззрения кота Мура
** Главный герой в исполнении Дж.Николсона

Иллюстрация. Ван Гог. Портрет доктора Гаше