Четыре сестры

Одна придет, задорная, веселая, и голос ее звонкий услышит каждый в щебетаньи птиц. Она соткет сначала нежные вуали, а после сделает ковры и шали, вплетет в них изумрудов и малахитов листья, украсит жемчугом и янтарем, топазом, чароитом, бирюзой, что пестрой радугой распустятся вокруг, будут пьянить волшебным ароматом.

За ней появится вторая, беспечная, смешная — уж не дитя, а молодая дева. Русые волосы ее больше коса не держит, и пряди мягкие свободны на ветру. На голове — пышный венок из лент ярко-зеленых, а среди них не сосчитать стекляруса и бисера созревших ягод. У этой, у второй, дыхание так горячо, что зноем плавит воздух. Одежды легкие, цветастые надев, по вечерам она устраивает пляски: на берегу, на скалах или в лесу — где танцевать не важно, коль рядом братия весельчаков отплясывать готова у костра.

А вот и третья подоспела. Нрав переменчив у нее: то умывается холодными слезами, грустит, и пар ее дыханья скрывает пеленою белой и земли, и людей; то радуется, улыбкой солнца согревая все кругом. Или, поддавшись страстному порыву, достанет кисти, краски — и давай творить: и от ее картин в багряно-огненных тонах захватывает дух. Но если что ей не по нраву, взмахнет рукою резко — раз, другой и третий! — мольберты опрокинуты, истоптаны, намочены холсты.

И тут четвертая вдруг подкрадется — негаданно-нежданно. Она мрачна, сурова, неприветлива совсем. Из серых глаз струится холод ледяной, что пробирает до костей. Она раскроет свои крылья, накинет на округу саван меховой и белый — не видно более ни зги; она достанет кандалы — и замолчат ручьев ключи (и только ветер злобно стонет да воет ночью одинокий волк, и тихо скрипнет снег, шагов неторопливых эхо).

А после снова первая вприпрыжку прибежит… так друг за другом они ходят испокон веков — четыре разные сестрицы, четыре дочери заботливого года.