Обмани меня, Я

Синяя змейка от края и до края пронзила нависший над городом пасмурный небосвод. Крупные капли внезапно обрушившегося ливня с силой застучали по окнам и крышам одиноких домов. Серость, окутавшая улицы, плавно вливалась в квартиры и комнаты, наполняя собой каждый уголок.
В одной из таких комнат, маленькой, оклеенной старыми обоями и заставленной обветшавшей мебелью, среди разбросанных по полу фотографий, пожелтевших от времени газетных вырезок и вещей, облокотившись на спинку кровати и подогнув под себя ноги, сидела женщина. Ее каштанового цвета длинные волосы взъерошенными локонами спадали на плечи. На прекрасном, но сильно исхудавшем лице выступали первые морщинки. Впавшие голубые глаза безжизненным немигающим взглядом уставились в стену перед собой.
Женщину звали Оливия Уотерс. Сегодня ей исполнилось тридцать три. Однако, увидев ее в эту минуту, вы, не задумываясь, дали бы ей на десять лет больше. Каждый изгиб, каждая линия высохшего тела выражали собой ту усталость, скопившуюся в нем, повисшую тяжелым грузом на руках, ногах, шее, что повалила ее на землю, не давая подняться.
В левой руке Оливия крепко сжимала черно-белую фотографию, с которой на нее непринужденным радостным взглядом черных глаз смотрел молодой человек. На его стройном, несколько детском веснушчатом лице играла тень улыбки. Рыжие волосы, наспех зачесанные перед самой съемкой, клочками выбивались в разные стороны.
Оливия прекрасно помнила этот день. Летний солнечный день. Они с Максом отдыхали на берегу бескрайнего синего моря. Дурачились и плескались в воде, гонялись друг за другом по желтому раскаленному песку и, крепко обнявшись, поклялись, что будут вместе навсегда.
Чуть позже им повстречался фотограф, зарабатывающий на жизнь моментальными снимками, на которых, словно законсервировав в банку, можно было поймать быстро бегущее счастье.
Она попросила его сфотографироваться. На память. Он не смог отказать. Он ни в чем не мог ей отказать.
И теперь, глядя на его лицо, она вспоминала то, что давно уже ушло, не желая верить, что эти мгновения больше никогда не вернутся.
В правой руке Оливия держала флягу, из которой доносился резкий аромат дешевого виски. Она отпивала его большими глотками, тяжело дыша, и все глубже погружаясь в другой, более приятный и несуществующий мир.
И вот в ее голове возник Париж. Город, дарующий людям любовь. Но в тот год Оливия и Макс, впервые оказавшись в легендарном городе, сполна могли бы возместить все его затраты. Любовь жила в них, а они жили друг другом.
Дни пронеслись одним потоком, водоворот событий кружил их по заснеженным улицам Парижа, паркам, театрам и ресторанам, но вокруг них цвела весна.
Перед самым отъездом домой они закрепили замок на мосту. Воды Сены надежно укрыли ключ, но замок висит там по сей день, из символа превратившись в еще одно воспоминание.
Новый глоток, и события переносятся в Рим. Звон колоколов, итальянское солнце и их страсть. Они посадили там дерево, в надежде, что оно пронесет их любовь сквозь века.
Каждое место, где ступала нога Оливии и Макса, сразу становилось самым дорогим, потому что была частью их самих.
Она помнила все эти места.
Резкий порыв ветра, новый разряд молнии и удар грома, адским горном разлетевшийся над землей, вновь вернули Оливию к реальности.
Она огляделась. Темнота, все плотнее подбираясь к ней, пугала ее. Оливия хотела закричать, но из ее груди вырвался лишь хриплый стон.
Она осушила флягу до дна и вновь постаралась забыться. Почему мы так боимся темноты? Она открывает перед нами наши самые сокровенные страхи. У каждого они свои. Вот и теперь, словно проникнув в мысли Оливии, темнота окунула ее в тот день, когда она, исполненная радости, собираясь на встречу с Максом в парк, где он готовился сделать ей столько долгожданное предложение, подняла трубку разрывающегося от звонков телефона.
Что было дальше, она помнит плохо. Очнулась Оливия в больнице. Переломы, ушибы, ссадины. Она бросилась из окна. «Зачем?» - спросила Оливия. И опять воспоминания прерываются.
Макса хоронили в закрытом гробу. Его автомобиль был раздавлен всмятку. Оливия не смогла с ним проститься.
Следующие два года тянулись для нее бесконечными днями и ночами, после которых ты не знаешь, зачем они наступают вновь.
Она объехала целый свет одна, ища утешения, но возвращаясь несчастной туда, где была самой счастливой, чувствовала, как желание жить у этого моря, под этими звездами, на этих улицах без того, кто своим присутствием придавал смысл всему, что тебя окружает, покидает ее.
Новый раскат грома. Оливия встрепенулась. Она бросила флягу на пол. Дрожащей рукой женщина поднесла измятую фотографию к лицу. Провела пальцами по столь знакомым чертам. Попыталась разгладить взъерошенные волосы Макса, как в тот самый день. Ничего не вышло.
По проступившим на ее щеках бороздках от слез побежали блестящие солоноватые капельки. Она им не мешала.
Оливия поднесла фотографию к сухим губам и поцеловала ее.
Сердце бешено забилось в груди, застучало в ушах, грозя вырваться наружу. Сильная злоба на саму себя, на мир, на жизнь, на бога и на все вокруг вдруг охватили Оливию.
Питаемая ненавистью, она, вновь обрела утраченные силы и подскочила с пола. Пошатнувшись, Оливия чуть не рухнула обратно, но смогла устоять, ухватившись за перила кровати.
Загнанный зверь в собственной норе – так можно было описать ее сейчас. Безумный блеск загорелся в ее глазах. Она рывком бросилась к столу.
Окурки рассыпались на пол, когда она схватила пепельницу. Скомкав фотографию, она бросила ее туда и, чиркнув спичкой, подожгла.
Бумага начала тлеть, огонь охватил подбородок Макса, затем губы и нос, щеки, и, наконец, последнее очертание красивого мужского лица было превращено в прах.
Теперь Оливия глядела на газетные вырезки и другие фотографии, грудой лежащие на полу. Она сделала их, когда пыталась убежать от призраков, но именно они стали ее кошмаром.
-Убирайтесь, - завопила она, - вон, пошли вон. Оливия рвала и топтала то, что успела скопить за последние два года. Ее лицо перекосило от злобы, бурлящей в ней.
Прошел час.
Оливия расправилась со своими преследователями. Остался всего один – она сама. Бледная, Оливия сидела на кровати, крепко схватив новую бутылку виски. Но теперь в другой ее руке не было фотографии. В ней была синяя пачка, на которой отчетливо виднелись крупные желтые буквы.
Взгляд потух. Злоба ушла, а вместе с ней и столь внезапно возникшие силы.
Оливия медленно распечатала пачку и, запивая алкоголем, съела все до единой белые горьковатые таблетки.
Она все пила, когда ее затошнило. Комната стала раскачиваться, потом все сильнее и сильнее она кружилась вокруг.
Оливия упала на кровать и вскоре начала задыхаться.
-Я убежала от себя, убежала от себя, - слабые хрипы женского голоса в последний раз разносились по этой комнате и вскоре умолкли совсем.