Эти бесконечные дни

                Камень распластался на воде,
                Оставляя лёгкие круги.
                В детстве забавлялись на реке,
                На Реке мужали и росли.
 
       Земля круглая. Она вертится, вот и сменяется день и ночь. А ещё меняются времена года. Это мы тоже знаем. Ведь не так давно летал в космос Юрий Гагарин и поэтому мы, мальчишки с нашего двора, всю эту астрономию знали хорошо. Интересно жить в любое время года, но ничто и никогда не сравнится с летом. Лето – это целая жизнь, никак не связанная со школой. Даже в самом конце августа с трудом верилось, что лето заканчивается и снова пора учиться.

       Живя у Реки, мы и помыслить не могли себе жизнь без того, чтобы днями и месяцами не пропадать у воды. Сызмальства мы все хорошо плавали.

       Сарапул – старинный купеческий город со своим неспешным укладом. Напротив набережной расположился большой остров, посреди которого были ивовые заросли. По краям острова простирались огромные пространства, покрытые песком. Это был наш знаменитый Пляж. Выше по течению был такой же большой остров Затон. В протоке между ним и берегом зимовали буксиры, баржи, небольшие теплоходики. Ниже Пляжа был остров Зелёный с большим Карасёвским озером посередине. Весь заросший ивами остров был пристанищем для множества ласточек-береговушек. В протоке между островом и берегом сплавлялись огромные плоты, направлявшиеся на лесозавод. Поэтому и звалась протока Воложкой. Сам Пляж был более километра в длину и метров семьсот в ширину. Места хватало всем. По выходным на Пляже собирались тысячи отдыхающих. Людей с городского берега перевозили непрестанно снующие «Пэтэшки» (ПТ – пассажирский теплоход) и судёнышки поменьше, которые все ласково звали «Галоши». За семь копеек можно было оказаться на другом берегу Камы.

       С вечера мы с мальчишками соседних домов договаривались отправиться утром на Пляж или на Ершовский пруд. Обычно кто-то из нас говорил удачно пришедшую мысль: «А давайте завтра купаться пойдём». Это всегда звучало как какое-то откровение, которое только-только неожиданно пришло в голову говорящему. И ничего, что это повторялось изо дня в день, если стояла хорошая погода. Все возбуждённо соглашались и начинали обсуждать столь заманчивую тему. Будто вчера, позавчера и всё лето напролёт занимались чем-то другим, а не пропадали на Реке.

        Утром я просыпался дома один. Мать на работе. Рос я без отца. На столе лежит завтрак и копеек двадцать. Перекусив, я приносил с колонки пару вёдер воды. Сунув в сетку кусок хлеба, бежал в огород за огурцами, помидорами и зелёным луком. Во дворе начинали собираться ребята. С приходом опаздывающих мы, 5–8 мальчишек, отправлялись на пристань. Устраивались на верхней палубе «на всех ветрах». Внимательно, будто никогда этого не видели, осматривали удаляющийся город и простор Реки. Всё это мы шумно обсуждали. Взрослые, если они были рядом, никогда нас не одёргивали. Может под шум двигателя мы их не очень-то и беспокоили. Может они ещё помнили себя в этом возрасте.

       Спрыгнув на берег, мы сломя голову неслись на «наше место» в верховьях острова. Народу ещё было мало. Да никто и не претендовал на наше место. Энергии у нас было через край. Быстро раздевшись и свалив всё в общую кучу, мы бежали к отмели – «пробовать» воду. Была она тёплая или прохладная, неважно.  Мы всё равно окунались и купались до посинения. Песок тем временем разогревался под палящим солнцем и, вылезая из воды, мы бросались на него как на жаровню. В самом начале лета все в считанные дни покрывались плотным загаром. У меня же сначала раз-другой облазила кожа, и только затем появлялся намёк на загар. Такие мы – белые люди.

       Бывая на левом берегу Камы, можно было развести и костерок, на углях которого пекли картошку - чудо! Иногда запекали речные ракушки (беззубки) у которых получались очень вкусные гребешки. Если нам нужна была вода для питья, то мы брали пустую бутылку из-под газировки, отплывали подальше. Ныряли на 2-3 метра, набирали воды и, заткнув горлышко пальцем, плыли обратно, гребя одной рукой. Такой способ мы гордо называли "чапаевским". Купаться можно было у речного берега, а можно было немного пройти и оказаться на Ершовском пруде. Громадный пруд в окружении множества дубов. В его верховьях были большие тихие заливы, поросшие водорослями, лилиями и кувшинками. На другом конце пруда была вышка для ныряний и плотина с большим и шумным сливом воды. Ниже плотины начиналась небольшая речка. Но главное, что там была лодочная станция, где за тридцать копеек в час можно было взять напрокат красивую голубую шлюпку. А если скинуться, то можно и на целый день взять лодку. Мы уплывали в дальние заливы и бросив вёсла наблюдали за водомерками, стрекозами, облаками… Всё было интересно. В джунглях водорослей деловито сновали жуки-плавунцы, ничуть не боясь множества мальков, сбивающихся в подвижные стайки. Лучи солнца пробивались сквозь густую крону деревьев и разбегались по воде солнечными «зайчиками». С этих фанерных голубых шлюпок можно было рыбачить. Можно было пристав к берегу с помощью рубашки поймать ужа, чтобы отплыв подальше бросить его в воду и посмотреть, как его головка стремительно рассекает стеклянную поверхность воды. Мы представляли, что это перископ подводной лодки или морской змей. Нам одинаково хорошо было и на пруду, и на Реке.

       У взрослых рыбаков был обычай сжигать старые деревянные лодки на берегу. Иногда, после тщательного осмотра какой-нибудь плоскодонки, мы уговаривали взрослых отдать её нам. Лодки,  обычно, доставались нам даром. Мы их ремонтировали прямо на берегу. Конопатили, смолили. Проблемы возникали только с вёслами. Но мы как-то не терялись. Чаще брали доски и строгали из них, под улыбки взрослых мужиков, вёсла. Ну, или то, что мы считали вёслами. Сложнее было с уключинами, но и тут мы находили выход. На целое лето мы становились счастливыми обладателями плавсредства. Грести умели все хорошо, и плавать, само собой, тоже.

       Река для нас всегда в летнюю пору была самым главным. Но мы ходили и за ягодами, за грибами, «гоняли» на самодельных самокатах (доски на подшипниках), а то и велосипедах. Поскольку я занимался резьбой по камню и рисованием, то часто брал краски и пропадал на заливах Ершовского пруда на этюдах. Любил я и дождливые дни, когда взяв интересную книгу, забирался на чердак. Устроившись у слухового окна можно было читать, и временами смотреть на потоки дождя. Бесконечная дробь капель по крыше придавала всему этому времяпровождению особую прелесть. На чердаке были несколько огромных чемоданов, набитых плотно граммофонными пластинками. Когда-то в нашем доме жил старый дирижёр со смешной фамилией Сметанин. Тогда мне легче было представить блюдце со сметаной и блины, чем человека с такой фамилией. В дождливую погоду бельё на просушку вывешивали на чердаке и, слушая, как хлопают на ветру простыни, легко можно было представить себе хлопающие паруса.

       Летом мать стелила в сенях, и можно было допоздна смотреть на звёзды. Уже в пятом классе я хорошо знал все созвездия северного полушария. Поэтому в восьмом классе я сдал несколько предметов экстерном и астрономию тоже. Когда наш астроном однажды заболел, то две недели я вёл уроки у десятиклассников. Думал, что будут смеяться и мешать, но всё обошлось. Иногда так же проводил занятия по биологии. «Багаж» для этих занятий и закладывался летом.

       Так вот и длилось бесконечное лето. Но, если бы счастье было бесконечным! Вот и лето когда-то кончается. В школу, впрочем, мы отправлялись с радостью. Не из-за домашних заданий, конечно, а из-за того, что могли встретиться со своими друзьями. В детские годы чувствуешь особенную потребность находиться в самом круговороте событий и хочется думать, что всю жизнь так и будет существовать «республика мальчишек».

Республика мальчишек,
Что лучше может быть?!
Энергии излишек
С друзьями разделить.