Ф. Гиренок и конец русской философии

Ф.Гиренок  и конец русской философии. (О статье Гиренка "Помыслить неязыковое в языке" (ЛГ, № 13 за 2016 г.)

Читая опусы псевдофилософа Гиренка, понимаешь, что это не просто желание редакции ЛГ просветить читателей в области философских знаний, а нечто большее – это сознательная борьба с научной философией, желание вытравить из сознания людей какое бы то ни было понимание философии как науки. Материализму, являющемуся сердцевиной научной философии противопоставляется субъективный идеализм, «опрокидывающий» реальное представление о социальной действительности в иллюзорный мир субъективных психологических переживаний.

Способен ли проф. Гиренок отличать философские тексты от литературных экзерсисов эпатирующих поэтов? Такое ощущение, что философией у него являются любые алогичные тексты, написанные «словца ради», лишь бы  привлечь внимание к своей персоне.

Откровенное дурачество, даже если оно прикрывается фразами о поиске смыслов и новой экзистенциальности, философией, тем не менее, не является. Лексические и семантические эксперименты могут быть допустимы в рамках литературных поисков для любителей экстравагантного искусства. Но при чём здесь философия?
 
Кого и за какие заслуги Гиренок причисляет к философам? Он пишет: «Русская философия началась с радикализма в письмах Чаадаева и закончилась радикализмом в литературных экспериментах обэриутов». Вот каковы рамки русской философии для проф. Гиренка, вот где, оказывается, начало и конец русской философии.
При этом: «символ русской философии – В. Розанов».

Вместе с тем, Чаадаев для Гиренка  - «писатель, который ничего не написал, но успел сказать, что он думает о России, с какой-то немыслимой ранее точки зрения. Поэтому его назвали философом».

Немыслимая точка зрения, таким образом, становится критерием для определения литератора в философы. Хармс причисляется к философам только потому, что «его тексты невозможно читать», что «у него нет логики».
 
Гиренок буквально смакует взгляды Обэриутов. Их представления о культуре и искусстве вызывают у него восторг: «Искусство всегда антикультурно, ненормально, бессистемно. Культура держится культурой быта». Тут же вспоминается придурок, прибивший гвоздями свою мошонку к булыжной мостовой и назвавший всё это концептуальным искусством. Какой только эпатаж не придумаешь ради известности, ведущей к деньгам. Не Гиренка ли он начитался?
 
Пересказывая представления Обэриутов о мире, языке, литературе, Гиренок в очередной раз, как заправский политолог, уводит читателя от проблем насущных и «житейской логики» в мир грёз и фантастических представлений о действительности.
   
Таким образом, богатейшее философское наследие России сводится Гиренком к убогим представлениям малочисленной литературной группы, основным достоинством которой и были все эти языковые экзерсисы, интересные сегодня, в лучшем случае, для историков литературы.

Гиренок отвергает революционно-демократическую философскую линию, для него имена Ломоносова, Радищева, Герцена, Белинского, Чернышевского и многих других представителей русской философии ни о чём не говорят. Все его «философские» беседы сводятся к пропаганде западноевропейского философского субъективизма. Что, несомненно, вполне созвучно той социально-экономической политике на развитие буржуазных начал в России,  которую проводит современная российская власть.

Когда на одной из книжных ярмарок я с удивлением обнаружил целый отсек, посвящённый работам Гиренка, я понял, что  пропаганда его работ есть дело рук «серьёзных» людей. Ведь не сам же Гиренок всё это организовал. Для издания всей его писанины и её продвижения требуются немалые деньги. Которых у него скорее всего нет. И стало ясно, что буржуазная философия сегодня, как и религиозные взгляды, будут и впредь «вбиваться» в сознание молодёжи, только бы отвлечь её от насущных проблем бытия.