Жизнь в местах возгораний

Пьеса о сценарии



Персонажи:

Золотов (Винниченко) – актер, постановщик арт-хаусного фильма «Минеэт»

Лиза (Кенга) – актриса театра и кино, начинала в шоу «Дом-2»

Достальский (Шарабанов) – актер, режиссер студенческого спутанного театра «Бесы с человеческим лицом»

Рудометов (Иа) – актер, режиссер театра-кабаре «Погнутые вилы»

Рабинови – спонсор и покровитель

Гунеев – запасной актер, режиссер студии  хепенингов и перформансов

Ангела – запасная актриса, модель, начинала в «Доме-2»

Пришляки: Эпедемиурги, Кризыски, Растрельни, Глады – создания, одеты партикулярно, на рукаве – красная повязка с надписью «Звеньевой».

АКТ 1


На сцене – актеры, Рабинови, один Эпедемиург и две Растрельни. Все сидят в расслабленных позах, смотрят на экран на заднике, где демонстрируется отснятый, но неозвученный пока материал.
Возникают титры: «НЕДУГ НЕВЕЗЕНИЯ» 
На экране – ведущий легковой автомобиль Винниченко. Собственно, он никуда не едет, а, напротив, стоит в пробке. У него остекленевший взгляд, из левого уха торчит черный провод наушника.

Золотов: Эпизод первый. Так. Гунеев, ты - за аудиокнигу. Ангела - за навигатор. Начали.

Гунеев (читает с планшета): Косо, точно рикошетируя в пыльной атмосфере, призрачные лучи Луны вонзались в синеющие от радиации руины, когда на ржавых кусках сталебетона выросли гротескные тени мутантов. Уродливые силуэты принадлежали военным археологам с новосибирского базомобиля, подземной самодвижущейся базы. После полного опасностей и страданий похода, ученые добрались до места раскопок и теперь переводили дыхание. Термометр на впалой груди ЕТ – 77648, командира экспедиции, показывал минус 60 по Цельсию.
Расстегнув висевший на бедре патронташ, ЕТ вынул шприц с нейротоксином проникновения. Мгновение, и игла покрылась серебристой изморозью. Тихо постанывая от боли, ЕТ ввел ее в молочно-белое запястье, где уже покачивались несколько шприцев с отработавшим свое нейротоксином движения. Археолог выпучил свой единственный, в дымке прогрессирующей катаракты глаз. Напрягая транслокальное зрение, он вглядывался вглубь мерзлой, иссиня-сияющей земли.
- Что-то вижу. Оружие, - ежась от холода, произнес майор ЕТ в ларингофон. Душераздирающий вопль вырвался из его наплечного динамика. Потревожив морозоустойчивых скорпионов, звуковые волны пронеслись над зарослями мертвой полыни и потерялись где-то среди развалин оперного театра, растратив энергию в звенящем, скачущем эхе. Но даже этот адский вопль не пробился сквозь тонны тишины глухого экспедиционного сапера ИТ – 28767 (бис).
ЕТ задумчиво потер подбородок испещренный язвами и зернами пищевого концентрата, потом поглядел на хватало протезной руки, к которому прилипли короткие седые нити.
- Волосы выпадают, - горестно прошептал-заорал ЕТ. – Скоро осень, наверное… Копай здесь! – Он вытянул хватало ушицы в сторону неизвестного могильника.
Заметив категоричный жест майора, ИТ вышел из улыбчивой прострации. Беззубыми деснами он дерзко рванул ворот боевого комбинезона, и вакуумная застежка с шипением расползлась. Дюралевый патронташ помещался на гипсовом бандаже лейтенанта, потому что церебральный паралич давно отнял у ИТа конечности и члены. Так же ртом, пачкая бинты льдистой сукровицей, сапер вытащил из коробки шприц с нейротоксином копания, и энергично поехал к холмику на своей  моторизованной инвалидной коляске.
Под взглядом ИТа земля зашевелилась, задышала и вдруг ударила в зенит угольно-черным фонтаном: из могильника полетели оплавленные булыжники и комья спекшейся от ядерного жара гальки.
- Левее, бери левее! – Ревел командир, чей глаз под влиянием фармакологии обрел способность проникать сквозь грунт и служил как бы прицелом для копающего сапера.
… На дне перевернутого конуса ямы сидел человек. Он располагался на трехногом табурете и, тем не менее, его поза являла миру спортивную удаль с изрядной толикой гламурной грации. 
 
Пауза.
На экране начинается дождь, вода течет по лобовому стеклу авто. В отдалении, фоном звучит музыка из кинофильма «Три тополя на Плющихе». Музыка медленно стихает.

Гунеев (читает с планшета): Примечание автора. Если кто не понял, отважные калеки раскопали меня, Валентина Сидорова, автора данного повествования. Но об этом чуть позже. Хочу лишь заметить, что описывать самого себя крайне сложно, так как почти невозможно сохранить чувство дистанции и присущую мне от рождения безупречную тактичность. Конец примечания.

Ангела (нервно): Через триста метров поворот направо.

На экране губы Винниченко начинают шевелиться.

Золотов: Какой поворот? Мы стоим в пробке.

Ангела (настойчиво): Поворот налево.

Гунеев (читает с планшета): Потрясенные ученые разглядывали свою находку.
- Это гений, - зычно отнесся ЕТ к ИТу. Руки последнего совершали причудливые движения, при небольшом полете фантазии этот конвульсивный ручной танец можно было принять за выражение согласия и младенческой радости.
Сиделец на табурете в позе роденовского «Мыслителя» и верно походил на человека незаурядного. На присыпанном землей челе играла индифферентная ухмылка, а прищуренные глаза цвета непальского аметиста пытливо вглядывались в грядущее, каковым бы ему не предстояло случиться. Ноги гения помещались в банных сланцах.
- Кааак он со-сохранился?! – Порозовев от натуги, спросил ИТ у более опытного командира.
- Люди, время не властны над яркими дарованиями, - убежденно проревел ЕТ в ответ. – Вот взорвись здесь хрущевская «Кузькина мать», и тогда нетленный гений будет так же сидеть и ухмыляться. Разве что спадет шлепанец с левой ноги… И только.
- Иии стул останется? – Уточнил настырный ИТ.
- Все, к чему прикасается гений, становится гениальным. Недаром же наши предки собирали в музеи вещи, так или иначе связанные с великими именами. Эти вещи были осенены неким нимбом… Как видишь, гениальному табурету мебельной фабрики имени «20-го съезда КПСС» не грозит энтропия и хронораспад… О, как я завидую женщинам, которых любил этот безымянный демиург! – С невыразимой тоской в голосе возопил вдруг ЕТ.
- А ееего удастся оооживить? – Вопросил настырный ИТ.
- Если он не воскреснет – наша вера тщетна. Он – последняя надежда Земли.

Лиза: А кто он, автор-то?

Золотов: Стоп, машина! (Изображение на экране останавливается.) Автор – фантастичный, небывалый человек! Его не знает никто!

Ангела: Что и имени нет?

Золотов пожимает плечами.    

Рудометов: Тогда я знаю поболе вашего. Он автор сценария культового фильма «Культя».

Достальский: «Культя»? Это, где индусы, переодетые в индейцев?

Рабинови: Ага. С тамагочи в руках…

Достальский: Непревзойденный бред! Не смотрел…

Рабинови: Я тоже не видел…

Пауза.

Изображение на экране «трогается».

Гунеев (читает с планшета): Завершив боевое обдумывание, армейские инвалиды спустились в могильник и совместными усилиями погрузили мертвого творца в багажное отделение коляски ИТа. Скрипели протезы и ремни амуниции. Долго еще бродило эхо бегемотного дыхания средь руин, заставляя испуганных сколопендр припадать к смертоносному суглинку; долго еще жгучий ветер игрался забытой археологами штаб-картой в полиэтиленовой обертке, - но ни одной живой души уже не было видно вокруг, ибо мрачная процессия давно скрылась в развалинах поверженного города.

Ангела (настойчиво): Через двести метров поворот направо… Налево…

Гунеев (читает с планшета): За тревогами  и тяготами беспокойного пути ученые забыли о своей многообещающей находке. Между тем на лежащего в багажной корзине гения снизошла золотистая благодать. Как только первый реанимирующий пароксизм всколыхнул промерзшее тело, отвалилась голова. С трупным стуком она упала на дно корзины, прямо в цветные порнографические открытки, которые вопреки уставу берег сохранивший мужскую силу ИТ. Вероятно, от удара глаза творца вылезли из орбит и слепо уставились на рельефные фото обнаженных девиц. Их промежности были богато изукрашены бусами, медальонами, дикими орхидеями и ворсистыми росянками, ушками кроликов, изразцами, шутливыми наколками, типа: «Люблю окрошку», а так же блестящими стразами и витиеватым чугунным литьем, изображающим, видимо, пресловутые «пояса верности». Увы, посмертное эротическое приключение гениального чела длилось лишь мгновение; на месте механической травмы вновь заклубились золотые сполохи благодати и – о, чудо! – голова цирковым образом оказалась на назначенном богом месте. 
Организм еще не жил самостоятельно. В горниле мышечных страданий он пытался обрести сознание, сознание – свое я. Я бежал от пытки бытия, прятался за антрацитовые декорации нежизни и тщетно, тщетно. С неотвратимостью стахановского товарняка мир Сансары вторгался в уши, глаза, нос и рассудок. Реальность была велика, она подавляла, заполняя собой все. Бесконечную секунду казалось: она столь тяжела, дискретна и избыточна, что я не смогу дышать. И, напротив, я задышал. По-собачьи часто и неровно. Неотвратимое свершилось. По моим жилам побежали первые стада эритроцитов, одна за другой раскрылись клейкие чакры, в сфере черепа бесшабашным скворцом зачирикала некая мыслишка.
- Эй, парни, куда вы его тащите?! – Раздался с неба громоподобный металлический голос. ЕТ задрал голову. В зеленом мареве запущенной глаукомы он увидел на горизонте подозрительную точку, озаренную снизу огнистыми протуберанцами. Это мог быть кто угодно, тот же ядоносный серафим-ренегат с кожистыми перепончатыми крыльями и работающей газорезкой за спиной. Быстро, но не суетливо ЕТ уколол себя токсином воинского психокинеза и изготовился показать врагу самые разящие приёмчики чекистского рукопашного стиля. Оптоэлектроника бинокля мгновенно увеличила нечто летящее, приблизила и превратила в одноного мужчину бальзаковского возраста – он двигался над пустыней при посредстве реактивного ранца. Что-то страннознакомое заключалось в ножном протезе со щегольской резьбой и художественным выжиганием по дереву, и в смокинге с камуфляжной раскраской «пустыня после 6.00»… Даже идиотская бахрома, нашитая на водолазные штаны летуна, не казалась мне неуместной…

Ангела (неуверенно): Через сто метров поворот направо… Вверх…
   
Золотов: Стоп, машина! (Изображение на экране останавливается.) Производственная гимнастика.

Все, кроме созданий, поднимаются и начинают делать как бы гимнастические движения.

Лиза (делая как бы шпагат): Я одного не понимаю, Достальский. Вот что у нас в фильме происходит? Сидит Винниченко с обалделым лицом, в автомобильной пробке слушает несусветную «крейзу» и явно неисправный навигатор. Кто это смотреть будет?

Достальский (занимаясь силовой йогой): Ты не слышишь подтекст, Лиза. Вот как я это понимаю? Плеер и навигатор конфликтуют. У них сражение за разум Винни. Фильм «Терминатор-2» смотрела? У нас типа того.

Лиза (делая как бы шпагат): Ааааа… У амеров это было резво и логично. А у нас…

Достальский (занимаясь силовой йогой): А у нас Россия, Лизанька. Ты вспомни, что писал Горький о конфликте в драме «На дне»: "Она явилась итогом моих почти 20-летних наблюдений над миром "бывших людей", к числу которых я отношу не только странников, обитателей ночлежек и вообще "люмпен-пролетариат", но и некоторую часть интеллигентов - "размагниченных", разочарованных, оскорблённых и униженных неудачами в жизни. Я очень рано понял, что люди эти - неизлечимы". Ведь золотые слова. Всегда своим студентам их повторяю.

Рабинови (делая противогеморройную гимнастику): Нам, Лиза, резвых киберов в Сколково пока не потянуть. Гаджеты не те. Недавно в интернетах писали, что Президиум РАН опять предложил молодым ученым присылать свои работы на дискетах. При этом документы должны быть совместимы с программой Word 6.0, выпущенной компанией Microsoft в 1993 году. Передний край науки! А почему же не на грампластинках, подумал я?

Золотов (занимаясь армрестлингом с самим собой): Дайте догадаюсь. Ваше удивление сделалось эпическим, и было увековечено на перфокартах.

Рудометов (делая, к примеру, какое-то ушу): В таких случаях я говорю: «Царь-пушка опять выстрелила царем в Царь-колокол».

Ангела (подпиливая ногти): Царем в голове?.. Или ты об идиотократии? В целом?..

Пауза.

Золотов: Ты, Лиза, не думай об аудиокниге. Обычное словоблудие, таких писателей сейчас пруд пруди. Поп-фантастов. Тут главное биполярность конфликтогенеза, Достальский правильно тебе объяснил. Ну что же, продолжим наши предварительные ласки.

Все садятся. Изображение на экране снова «трогается».

Гунеев (читает с планшета): Минуточку… Да, я знал этого человека. В иной реальности, в какой-то из прежних жизней пунктиры наших судеб уже образовывали причудливый арабеск. Устроив пытку своей генной памяти, я обнаружил в некой бездонной каверне обломки некой инопланетной цивилизации – цивилизации моих пращуров, быть может? – а чуть поодаль и к низу… имя… Пути! Это был он – вечный шпион-двойник, вечный ренегат, мой удаленный друг и покровитель.
- Кончай, Вэл, прикидываться ветошью, - возопил Пути в мегафон. Коммандос сделал несколько посадочных пируэтов и спустился возле нашей боевой колонны, угодив протезом точно в проржавевшую банку консервов «Бычки в томате». Орел приземлился. – Кончай, Вэл, я знаю, что ты очнулся. Лучше скажи, зачем ты затеял этот новый кунштюк, доказав в предыдущем свою абсолютную придурковатость?
- Пути! – С живой обидой вскричал я, высовываясь из корзины. – Я знаю тебя как боевого друга искусства, что тебе и по принадлежности к спецслужбам положено, а потому вопрошаю, как у тебя язык повернулся ранить авторское сердце? В наше тревожное время, когда перо приравнено к штыку и любой текст, даже самый бредовый, вроде «Камасутры для насекомых», подчинен главной цели, а именно: поражению врага миролюбивого человечества, лишь дух просвещения и повсеместная грамотность позволят нам разрушить дикие суеверия, внедрить гигиену и тем победить Князя тьмы! Поэтому сегодня нет пустой писанины (графомании), а есть лишь такая, которой пока не нашли применения и читателей…
- Ладно болтать! – Взревел Пути. – Единственное, что мило твоему сердцу – это нещадно эксплуатировать внимание доверчивых людей и молоть вздор! Хорошенькое время ты выбрал для очередного воплощения! Ты хоть понимаешь, где ты?!
- А как же! Идет сотый год Судного дня. Армагеддон в самом разгаре и пока трудно сказать, чья возьмет. Мы в апогее падения. Я призван к жизни, чтобы склонить чаши весов на сторону добра. Вот!

Ангела поднимается и протягивает Гунееву стакан минералки. Гунеев пьет.

Гунеев (читает с планшета): Здесь к нашей беседе присоединился ЕТ.
- Ты знаешь всё?! Какое счастье!!! – Майор вознес хватало ушицы и крюк десницы к как будто бы просветлевшему небу. - Ты свет! Ты дверь! Ты тепло! 
От его звериного верещания у меня заложило уши. Пути обнаружил на протезе консервную банку и задрыгал деревянной ногой. ИТ вообще ничего не заметил. Не вынеся мучений военной дороги, он провалился в спасительный обморок и продолжал мотопоход к Полярной звезде.
- Между прочим, - продолжал я, когда Пути, прогремев ракетным движком, нагнал наши боевые порядки, - энтузиазм масс доказывает, что я здесь далеко не лишний. Да и могло ли быть иначе? Только Судный день и люб моему русскому сердцу. Ибо Апокалипсис позволяет задействовать все взаимоисключающие стремления и позывы из богатой палитры славянского самосознания. Как то: а – беспредметного героизма, б – патриотической обреченности, в - жертвенного сладострастия… ну, там еще есть и другие буквы кириллицы. В обыденной жизни я даже не всегда помнил, что я человек, просто повода вспоминать не было. Ведь матери-истории по фиг, гомо ты, допустим, сапиенс или смышленый макак… А Апокалипсис… вот где раздолье, свобода или более близкий мне семиотический знак, а именно – воля! Недаром же нас так долго тренировали!
Пути примолк и будто загрустил.
- А ты чего здесь поделываешь, дружище? – Полюбопытствовал я немного погодя.
- Командую концессионным концлагерем для желающих похудеть, - кисло пошутил Пути. - Когда тебя нашли, я сразу подумал: подкинул подарочек Рогатый. Выходит, ошибся.
- Еще бы нет, - вставил ИТ.   
 
Ангела (напористо): Через десять метров поворот направо… Поворот вверх…

Винниченко на экране вздрагивает. Он неуверенно оглядывается и выходит из машины (и из кадра), не закрыв за собой дверь.

Ангела (испуганно): Куда, куда?! До пункта назначения семьсот метров!

Слышится визг автомобильных тормозов, глухой удар. Через несколько секунд совсем недалеко слышится звук взрыва. Воют автомобильные сигнализации.
Камера начинает двигаться вдоль пробки, медленно поднимаясь все выше. Эволюции киноаппарата сопровождаются электронным оповещением как на смартфонах. За камерой, видимо, что-то горит, вдоль пробки стелется черный маслянистый дым.
Киноаппарат неспешно планирует к жилому дому, где на уровне третьего этажа виден прибитый к стене указатель. На указателе написано: «Два дня левее». Рядом виднеется граффити: «Только Цой жив». Камера медленно, как бы неуверенно начинает двигаться по стрелке указателя.

АКТ 2

Те же там же. Актеры и Рабинови заняты производственной гимнастикой.

Рабинови (делая противогеморройную гимнастику): Нам ведь систематически недоговаривают. Систематически! Или намеренно путают… Вот, к примеру, война на Украине. Вроде бы, все понятно. «Нахтигаль», папские происки, вашингтонский ревком. Тарас Бульба со своей люлькой, все дела… Но почему утаиваются новости из чернобыльской зоны, скажите на милость! Давеча, читаю в «Коммерсанте» судебную хронику. Как следует из материалов суда, женщина везла с Украины… Ну, там подробное перечисление военного и бытового имущества. И между пятью патронами для пистолета «Макарова» и черным бюстгальтером с рюшечками обнаруживаются три носка… Вот скажите мне, почему именно три?!! Тайна мучает меня реально, ночей не сплю… Что же там на самом деле происходит?! Получается, мы, вообще, не в теме… Три носка меня интригуют.

Ангела (подпиливая ногти): Это базовая загадка бытия…

Рабинови (делая противогеморройную гимнастику): У меня от таких известий одежда начинает шевелиться и угрожать. Будто сквозь обыденность лезет что-то такое… Не наше… Ну вот, опять тахикардия! Снова разозлился до белого каления.

Ангела (подпиливая ногти): Ты яркий человек.

Золотов (занимаясь армрестлингом с самим собой): А я согласен с уважаемым Рабинови… 

Рудометов (делая, к примеру, какое-то ушу): И я с тобой согласен, Золотов. Всем известно, что пространство наше научным образом искривлено. Об этом говорят верующие ученые. Мир - зерцало божье, утверждают верующие церковники. Вопрос на «засыпку»: а что там с отражением?..

Пауза.

Лиза (делая как бы шпагат): Кто-то систематически недоговаривает. Кто-то роняет свои шахматные фигуры на доску и говорит, что игра продолжается…

Достальский (занимаясь силовой йогой):  Я Шарабанов! Я электромонтер с заглавной буквы! С двух заглавных букв! Меня саратовская губернаторша к ручке подпускала! У меня роль на сопротивление! Против кожи! На разрыв! Я Шарабанов! И я не потерплю извращенную пальпацию моих душевных ран!

Рудометов (делая, к примеру, какое-то ушу): Вот отповедь тебе, Достальский! Ты кричишь белый шум духовного флюса! Все мы есть чудеса русской дрессуры и социальной инженерии! Слишком пугливы-с… Оттого и ищем странного в трех носках. Безумны только поэты…

Гунеев (читает с планшета): Поэты – сумасшедшие, определённо. Все дело в ритмах, как на танцполе или во время камлания. В гомеопатических дозах, пожалуйста, в кайф, но в течение всей жизни… Мерный бой изнутри, стенобитная машина стихосложения, разрушающая поведение и изначальную логику. Больные деструктивы. Завидую им.   

Лиза (делая как бы шпагат): Но и мы, например, семь лет снимаем 30-тиминутный фильм…

Рабинови (делая противогеморройную гимнастику): Да нет, деньги будут! Недавно я был на слёте заводчиков моли. Это такое ответвление движения «зеленых». Защитники природы разводят генетически измененную моль для порчи шуб из генетически модифицированных норок. 

Достальский (занимаясь силовой йогой): Ихулиж?

Ангела (подпиливая ногти): Присыпка от моли – «золотое дно». Коммерция века.

Рабинови (делая противогеморройную гимнастику): Опять же нельзя сбрасывать со счетов мои прачечные для употребленных презервативов и прокатных секс-игрушек. Дело верное.

Пауза.

Золотов: Тээк-с, что у нас дальше? А, «Четвертый сон-секс Кенги». Понаслаждаемся.

Лиза: Всяк Эраст норовит раздеть бедную Лизу!

Гунеев (читает с планшета): Жизнь беспощадна к юным дарованиям в комбидрессах. Таковы нынешние гендерные пароли.

Достальский: Кого пороли?

Все садятся. Изображение на экране снова «трогается». Возникают титры «Четвертый сон-секс Кенги». На экране: Винниченко лежит на диване с пультом управления игровой приставкой. Перед ним - Кенга в неприлично коротком и широком школьном платье. На плече у нее дамская сумочка гомерических размеров. Время от времени Винни нажимает на кнопки пульта, а Кенга делает кое-какие срамные манипуляции.

Весь фрагмент фильма озвучен.

- По меркам миног прошли целые эпохи, а ты еще не сказал ни одного комплимента моему платьицу, - говорит Кенга, грубо тиская себя за грудь. – Я сняла его с толстой, пьянючей выпускницы, которая спала на газоне.

- Кража школьного платья – это новая краска в преступной картине бытия, - поощрительно щерится Винни.

- Дуреху хотели подобрать менты. Долго кидалась в них камнями, пока они не погнались за мной!

- Высокодушевное деяние! Манифик какой-то! – Поражается Винни. – Полный адорабль… А этот наш сон-секс, он зачем тебе? Боишься себя расплескать?

- Я – существо сумчатое. Когда ты во мне, преисполняюсь покоем. Главное, не напугать тебя неожиданным движением, крошка Ру, - Кенга начинает гладить себя…

- Что это еще за маленький Ру? Я читал, что американским тинэйджеркам чисто визуально нравится 16,5 сантиметров…

- Школота… Что они видели? – Снисходительно вопрошает Кенга.

- Ну, ладно, ладно… Согласен, пусть будет крошка Ру. 

- Так давай, что ли жить вместе? Или нет - друг в друге.

Пауза.

- Тебе опять не понравилось, Винни-Пух?

- Слишком детством повеяло. Сонная всадница… Как в «ночном». Купание красного меня. Даже тихое ржание послышалось...

- Ты не любишь безымянные грехи? - Спрашивает Кенга, заглядывая под подол.

- Есть мнение, что манда – мать буддистской мандалы. Нечто исчезающее, нечто возникающее.

- Хе-хе-хе-ррр! Это я смеюсь, - гнусавит Кенга без тени улыбки.

- Я вижу… Мы уже говорили об этом, Кенга, помнишь? – Улыбается Винни. – Мне кажется, мы пара для равновесия. То есть, где-то там, в ином мире или времени есть истинные влюбленные. И они счастливы. И есть мы с тобой. Для компенсации, так сказать. Чтобы мир не погряз в галимом счастье.

- А мы с тобой счастливчикам не параллельны? Гадство, я так и знала! Поэтому ты опять собираешь экспедицию на Южный полюс? Мне Иа сказал.

- Да. Все горе в том, что человек «забил» на земную ось. Мы перестали ежегодно открывать Южный полюс. Считаю, это форменная катастрофа, упадничество и дезертирство! Потому что мне нравятся напрасные подвиги. Чем бессмысленнее, тем духовнее.

- Хождение за три морга, - понимающе кивает Кенга. - Я всегда подозревала в тебе Афанасия Никитина.

К диалогу на экране неожиданно подключается Эпедемиург, который сидит на сцене.

Эпедемиург: Эге! Комдивы рядом с бойцами не слабятся!

Фильм останавливается. Все удивленно смотрят на Эпедемиурга. Но продолжения нет.
Фильм запускается вновь.

- Рассказывай, как ты дошел до жизни такой, - говорит Кенга. – Ты же этого хочешь?

- Мне кажется, что у меня синдром Котара, - печалится Винни.

- Врешь! А что это?

- Довольно редкий бред, который обычно связан с отрицанием собственного существования. Больные знают, что уже умерли, находятся на том свете, поэтому не считают необходимым поддерживать отношения с близкими людьми. Все равно, это иллюзия.

- Ну, для тебя это было бы довольно удобно.

- Больные полагают, что им не нужно пить, есть, следить за гигиеной.

- Определенно, для тебя недуг!

-  Диагноз "шизоаффективное расстройство биполярного типа", - проникновенно говорит Пух.

- И ты этим переболел?

- В процессе.

К диалогу на экране неожиданно подключается Эпедемиург, который сидит на сцене.

Эпедемиург: Эге! Кавторанги рядом с «мазутой» пешей не слабятся.

Фильм останавливается. Все удивленно смотрят на Эпедемиурга. Но продолжения нет.

Лиза: Нет, я так не могу! Почему в фильме Пришляков нет, а у нас есть? Кто они вообще? Появились в один момент в наших квартирах, на работе, везде… Кто это? Они с кометы какой-нибудь к нам подвалили?!

Рабинови: Спокойнее, Лизон, спокойнее.

Рудометов: Кстати, Рабинови, а почему вы Рабинови? Я к тому, раз у нас вечер вопросов и ответов тут начался…

Рабинови: Во-первых, в тренде. Во-вторых, наездов не будет, мол, примазался.

Гунеев (читает с планшета): О! Если так, то замысел кишит потенциями!

Золотов: А почему мениэт?

Рабинови: Здесь непонятно. В сценарии упоминаются некие нёбожители, а кто это – бог весть!

Лиза (почти истерично): Нет, ну вы интересные люди! Пусть он на мой вопрос ответит!

Достальский: Можешь называть их Пелигрэммы. Как их за границей зовут. Какое-то отстранение все-таки.

Лиза (истерично): Я не хочу их называть! Я хочу знать, кто это!!!

Ангела (к Рабинови): Можно я ей скажу? (Рабинови кивает). Пришляки – президентское ополчение!

Лиза: Кто?

Ангела «делает» большие глаза и несколько раз медленно кивает головой.

Лиза: Что и в Америке тоже?

Ангела «делает» глаза еще больше и указывает ими наверх.

Ангела (голосом задушенной Дездемоны): Повсюду… Ополчение…

Пауза.

Лиза: Фу! А то у меня даже матка в коленки опустилась… Думалось, вялотекущий Апокалипсис… А так!..

Достальский: Не скажи, голуба, не скажи… Счас чучу отчебучу!

Гунеев (читает с планшета): Это угроза? Уж позволь мне и дальше жить рыхлым рохлей…

Изображение на экране вновь «отмирает». Винни откладывает свой гаджет, поднимается и начинает разглядывать картину на стене. По композиции она напоминает полотно «Охотники на привале» Василия Перова. Однако на современной картине изображены три охранника в униформе. За ними, почему то стоит пограничный столб с указателем «Два года вверх под углом 45 градусов».
Возникают титры «Живая картина». Камера «наезжает» на полотно, фигуры людей оживают. 1-го охранника играет Рудометов, 2-го – Достальский, 3-го – Золотов.

Ролик полностью озвучен.

- Третьего дня еду на автобусе и вижу в окно демонстрацию православных активистов. Чистые зомби из фильмов ужасов, - говорит 1-й. – А лозунги у них, ну, просто… «Е равняется мц квадрат минус бог!», «Безбожие, вон из науки!», «Погасить сатанинские «Вечные огни!», «Бергольц, руки прочь от балетного подмостка!»

- Народное базлание, - согласно кивает 2-й. – Развлечение в рамках традиции.

- Не все так просто, парни, - констатирует 3-й. - Не все так просто в истории. Вот стихи:
Нет, весь я не умру
Не от того ли?
Что весь я не живу.
Это вроде как первоначальный вариант знаменитого стихотворения «Я памятник себе воздвиг нерукотворный» одного русского мулата. Казалось бы, что тут такого? Но дело в том, что артефакт в архивах разыскал бывший меньшевицкий революционер, переквалифицировавшийся в литературоведы. И случилось это аккурат в 30-е годы. Естественно, вспыхнула литературная дискуссия. Разгорелись нешуточные страсти. И ожесточенная полемика неожиданно привела к разоблачению троцкистско-бухаринского заговора с миллионами репрессированных. А так как Vice versa касалась стратегии индустриализации СССР, то выходит, что и Пушкин принял в теме живейшее участие.

Пауза.
 
- Вот и я говорю, - говорит 1-й. – Вижу, как мимо демонстрации два конных полицейских тащат на веревке как бы Христа. Ну, как его на иконах рисуют… И Голос свыше: «А этот как здесь?» А кто говорил свыше, непонятно…

- Стар баян, - замечает 3-й. – Не знаю, как у нас, а в развитых странах Христос – не суицидная высота. Он – интеллектуальный шест, вокруг которого вертится духовность Запада.

- И все-таки она вертится, - удовлетворенно констатирует 2-й. – А ты что пришел-то? Смена-то не твоя… Это у нас пересменка…

- Я свою попку здесь забыл, - поясняет 3-й.

- Как же тебе это удалось? – поражается 1-й.

- Да, нет, - отмахивается 3-й. - Я о своем анально-вагинальном мастурбаторе говорю. О попке с ладошками. Она у меня знаете какая? С вибрацией, ротацией и голосом Alice.

Пауза.

- Во похабень-то! Тебе бабы не дают, что ли? – Изумляется 2-й.

- Работа у нас дрянная, платят копейки, - говорит 3-й. – А я на эту работу иду, как на праздник. У меня попка… космическая! При включенной функции вращения и одновременной вибрации, создает эффект сжатия и переминания как при самом бурном женском оргазме. Два уровня вращений в одну и в другую сторону с возможностью регулировки интенсивности. Функция голос (стоны) регулируется громкостью. В общем, кто не пробовал, тот не жил!

- Начинаю понимать вектор твоей мысли, - замечает 1-й. – Когда прочитал, что в Нью-Йоркском офисном квартале поставили кабинку для мастурбаций, подумал: американцы научились потреблять работу. Они все потребляют, у них общество потребления. А вот у нас с нашей духовностью и скрепами - апология наслаждений.

- Да вы чего, ребята? Гадость же! – Восклицает 2-й.

- Бескрылый ты нетрудоголик, Ваня! – Пеняет 3-й. – Я на смену с цветами для пати иду. С кладбища. Ну, чтобы не платить. Меня иногда охранники останавливают. Чего, мол? Вот, говорю, опять не встретился с бывшей возлюбленной. Ходишь к ней, ходишь, а ее могилы все нет и нет. Может, жива еще, предполагают охранники. А в крематорий не пробовал сходить, беспокоятся мужчины…

- Где же ты, моя Сулико?.. Понятненько… Темы ожидания, свидания, пиз…страдания – главнейшие в отечественной лирике, - компетентно говорит 1-й. – Они доступны любому лоху… Ты, Ваня, зацени другое, интригующее разнообразие интимной жизни Андрея! В его распоряжении самые убойные сюжеты мирового порно. «Педагог и школьница», «Родная тетя в душе», «Пищащая японка», «Совращение дщери»… Сокровищница человеческой культуры.
 
- То-то после твоих дежурств в душе вода всегда капает, - угрюмо догадывается 2-й.

- Может она по жизни капает? – Парирует 3-й.

- Ты нечто неизрекаемое, - говорит 2-й. - Поджигатель погостов, смердило кладбищенский.

- Ваня, Ваня, - качает головой 1-й. - Ты за деревьями леса не видишь. Вот недавно британка Эмин вышла замуж за саму себя.

- И что?

- Да то, что это новый уровень свободы! – Убежденно восклицает 1-й. – Совершенно необходимый! Знаешь, почему?

- Она просто извращенка, - говорит 2-й.

- Может, нет, - сомневается 3-й.

- Автономность, ребята, автономность, - проникновенно произносит 1-й. – Речь идет немного, немало о физическом бессмертии. Сейчас даже в Сибири поняли, что придется создать неубиваемые андроиды с нашим сознанием. На Западе уже начали конструировать компьютеры для мгновенного переноса человеческого сознания. Но при нашем некрофеодализме, который всё мертвячит, такую технику не создать никогда. Зато у нас есть богатая душа, ребята! Наша невероятная духовность. Наш козырь падения. И мы пойдем другим путем: главное эмоции! Мы обязаны высечь из кварцевого сердца суки подколодной искру небесную... 

- Ну, ты прям Томас Манн на горе.

- Изверг духа!

- Просто меж модульных андроидов будут другие отношения. К этому надо подготовиться, - говорит 1-й. – Я вижу картину будущего. Я вижу его. Изнеможенный герой нашего времени. Бледный рыцарь в одиноком паломничестве… И, как встарь, придут калеки перехожие из былин и скажут: «Вот новый человек! Вот неукротимый лик свободы!» Такова моя мысль!!!

Пауза.

Изображение на экране меркнет.

Золотов: Весь наш отснятый материал…

Лиза: Правильно сказано – похабень андеграундная. Ниже порога деградации.

Ангела: А, по-моему, тема «Я и мой секси-гаджет» раскрыта полностью. Кажется, такого кина еще не было.

Рудометов (к Золотову): Ты что такой бледный?

Золотов: На мне партнерская игрушка «Ви-Вайб 4», которой можно управлять со смартфона на расстоянии.

Достальский: И кто с тобой играет?

Золотов: Не знаю. Списались в «Одноклассниках», но даже фото не обменивались. (Поет фальцетом). Чуть помедленнее, пони, чуть помедленнее… 

Рабинови: Так тебя сейчас несколько доярок со смартфонами…

Золотов: Полчаса, как взбесились… Но что-то пони мне попались привередливые…

Гунеев (читает с планшета): Во-още! Ты герой! Ты дурак! О, герак!

Золотов: Шаг к бессмертию, автономное житие. Я в «автономке». С партнерским гаджетом и тремя анальными шариками. Вместо четок.

Эпедемиург: Эге! Главврачи рядом с медсестрами не слабятся!

КОНЕЦ