Рождественская сказка. Мопассан

Доктор Бонанфан порылся в памяти, повторяя в полголоса:
«Какое-нибудь воспоминание о Рождестве?.. О Рождестве?..»
И внезапно он воскликнул:
- Ну конечно, у меня есть одно воспоминание о Рождестве, и очень странное. Это просто фантастическая история. Я видел чудо! Да, дорогие дамы, я видел чудо в рождественскую ночь.
Вы удивлены, что я, не верящий почти ни во что, говорю такие слова. И всё же, я видел чудо! Я видел его своими собственными глазами.
Был ли я сильно удивлён? Нет, так как я не верю вашей верой. Я верю в веру и знаю, что она двигает горы. Я мог бы привести примеры, но возмутил бы вас этим и уменьшил бы эффект своего рассказа.
Вначале я признаюсь вам, что если я не был сильно убеждён и обращён в веру при виде этого чуда, я был очень взволнован, и я постараюсь рассказать вам обо всём так, словно я верю, как овернец.
Тогда я был сельским врачом и жил в Руллвилле, в сердце Нормандии.
Зима в тот год была ужасной. С конца ноября выпал снег после недели морозов. Издалека были видны тёмные тучи, идущие с севера, и начался снегопад.
За одну ночь замело всю равнину.
Фермы, изолированные в своих квадратных дворах, стоящие за завесой деревьев, покрытых инеем, казалось, спали под этим толстым лёгким покрывалом.
В неподвижной сельской местности не раздавалось ни звука. Только вороны в стаях пересекали небо, тщетно разыскивая пищу, слетая на мёртвые поля и долбя снег своими большими клювами.
Ничего не было слышно, кроме падения снега.
Это длилось неделю, затем снегопад прекратился. На земле лежало покрывало толщиной в полтора метра.
Затем на протяжении 3 недель небо было чистым, словно голубой кристалл – днём, а ночью это небо, сплошь покрытое звёздами, проливало свет на сверкающий снежный покров.
Долина, живые изгороди, вязы  - всё казалось мёртвым, убитым снегом. Из домов не выходили ни люди, ни животные, и о скрытой жизни можно было догадаться лишь по струйкам дыма над крышами.
Время от времени слышался треск деревьев, словно их ветви ломались, и иногда большая ветка отделялась и падала. Соки в деревьях замёрзли, ветви легко обломывались.
Казалось, что дома отстоят друг от друга на 100 лье. Люди жили, как могли. Я решался навещать только самых близких ко мне клиентов, рискуя каждый раз быть похороненным в какой-нибудь яме.
Я вскоре почувствовал, что над краем реет какой-то мистический страх.  Люди думали, что такое бедствие не может быть естественным. Говорили, что ночью слышали голоса, свист и крики.
Эти крики и свист, без сомнения, издавали перелётные птицы, которые летали в сумерках и массово летели на юг. Но попробовали бы вы донести эту разумную причину до испуганных людей. Их умы сковывал страх, все ждали чего-то сверхъестественного.
Кузница папаши Ванителя была расположена на краю хутора Эпиван, на большой дороге, которая теперь была невидима и пустынна. Так как людям не хватало хлеба, кузнец решил доезжать до самой деревни. Он оставался несколько часов, болтая, в 6 домах, которые составляли центр края, забрал свой хлеб, узнал новости и взял немного того страха, который витал над домами.
Под вечер он двинулся в обратный путь.
Внезапно, проходя через живую изгородь, он увидел яйцо в снегу. Да, там лежало яйцо, белое, как окружающий снег. Он наклонился: действительно, это было яйцо. Откуда оно взялось? Какая курица могла сбежать из курятника и снестись в этом месте? Кузнец удивлялся, ничего не понимал, но поднял яйцо и отнёс его жене.
- Смотри, хозяйка, я нашёл яйцо на дороге!
Женщина покачала головой:
- Яйцо на дороге? В такую погоду? Ты что, пьян?
- Да нет же, хозяйка, оно было возле живой изгороди, ещё тёплое, не замёрзшее. Я положил его за пазуху, чтобы оно не замёрзло. Приготовь его на ужин.
Яйцо скользнуло в чугунок, где варился суп, а кузнец начал рассказывать новости, которые узнал.
Женщина побледнела и слушала:
- Я точно слышала свист ночью. Кажется, он исходил из печной трубы.
Они сели за стол, сначала поели суп, затем, когда муж размазывал масло по хлебу, жена взяла яйцо и изучила его недоверчивым взглядом.
- В нём что, что-то есть, в твоём яйце?
- А что ты хочешь, чтобы в нём было?
- А я по чём знаю?
- Тогда съешь его и не дури.
Женщина очистила яйцо. Оно было таким же, как все яйца – свежее яйцо.
Она начала с осторожностью есть его. Муж спрашивал:
- Ну и что, какое оно на вкус?
Она не ответила и закончила есть. Затем внезапно уставилась на мужа обезумевшим взглядом, подняла руки, сцепила их и, содрогаясь с ног до головы, покатилась по полу, испуская ужасные крики.
Всю ночь она билась в судорогах. Кузнец, который не мог удержать её, был вынужден её связать.
Она всё выла без остановки, приговаривая:
- Оно у меня внутри! Оно у меня внутри!
Меня вызвали на следующий день. Я выписал все известные успокоительные – безрезультатно. Она сошла с ума.
Тогда, не взирая на преграду из высоких снегов, по краю разнеслась новость: «Жена кузнеца одержима!» Люди приходили со всех сторон, не решаясь войти в дом, и издалека слушали ужасные крики, которые были такими сильными, что казались принадлежащими сверхъестественному существу.
Уведомили деревенского кюре. Это был наивный старик. Он пришёл в стихаре, словно к умирающей, и произнёс над ней обычные предсмертные слова, пока четверо мужчин удерживали извивающуюся больную на кровати.
Но разум не вернулся к ней.
Настало Рождество.
Накануне праздничной литургии священник пришёл ко мне:
- Я хочу, - сказал он, - чтобы этой ночью несчастная была на службе. Возможно, Бог совершит чудо над ней в тот самый час, когда Он родился от женщины.
Я ответил:
- Я полностью одобряю эту идею, господин аббат. Если её разум всколыхнётся от церемонии (а нет лучшего средства, чтобы пробудить его), она может быть спасена.
Старик пробормотал:
- Вы – неверующий, доктор, но вы ведь поможете мне? Приведёте её?
Я пообещал.
Пришёл вечер, наступила ночь. Церковные колокола начали звонить, распространяя свой жалобный голос над угрюмым пространством белых снегов.
В церковь начали приходить первые чёрные фигуры: группами, подчиняясь голосу колоколов. Полная Луна распространяла свет над горизонтом, и бледная пустынность полей была более явственно различима.
Я взял с собой четырёх крепких парней и пошёл к кузнецу.
Больная, привязанная к кровати, всё ещё выла. Её одели, несмотря на сопротивление, и понесли.
Теперь церковь была полна людей. Она была ярко освещена, в ней было холодно. Раздавался монотонный голос певчих, позвякивал колокольчик мальчика-хориста.
Я закрыл женщину и её стражей на кухне в доме аббата и ждал подходящего момента.
Я выбрал момент сразу после Причастия. Все крестьяне, мужчины и женщины, получили частичку тела Христова. В церкви стояла глубокая тишина.
По моему знаку дверь открылась, и четверо помощников внесли женщину.
Едва она заметила огни, коленопреклонённую толпу, хор и позолоту, её сотрясла такая сила, что она едва не вырвалась от нас и издала такой пронзительный крик, что поднялись все головы и люди начали убегать.
Она больше не была похожа на женщину. Скрюченная у наших ног, она смотрела на нас обезумевшими глазами.
Её протащили до ступенек, ведущих в хор.
Священник встал. Он ждал. Едва он увидел, что она замерла, он взял в руки золотой монстранц с белой облаткой посередине и, подойдя на несколько шагов,  поднял его на вытянутых руках над её головой, подставляя его взгляду одержимой.
Она всё выла, глядя на этот сияющий предмет.
Священник был так неподвижен, что его можно было принять за изваяние.
Это длилось долго, долго.
Казалось, что женщина была охвачена страхом. Она не сводила глаз с монстранца, всё ещё страшно вздрагивая, но её крики стали менее громкими.
Это тоже длилось долго.
Можно было подумать, что она не может больше опустить глаза, оторвать их от облатки. Теперь она только стонала, и её одеревеневшее тело размягчалось, слабело.
Вся толпа стояла на коленях и касалась лбами пола.
Теперь одержимая быстро опустила веки, затем вновь подняла их, словно была не в состоянии выносить вид своего Бога. Она замолчала. Вдруг я увидел, что её глаза закрылись. Она заснула, как сомнамбула, как загипнотизированная, побеждённая видом монстранца в золотых лучах, видом Христа-победителя.
Её унесли, а священник вошёл в алтарь.
Жена кузнеца проспала 40 часов подряд, а затем проснулась, не помня о своей одержимости.
Вот то чудо, дорогие дамы, которое я видел.

Доктор Бонанфан замолчал, затем добавил смущённо:
- Я не смог отказаться от того, чтобы засвидетельствовать это письменно.

25 декабря 1882
(Переведено 01 апреля 2016)