Повесть 7 уральское поселение

Натан Литвинский.               
   ПОВЕСТЬ № 7    
                Кто жизнью бит,тот большего добьется.
                Пуд соли съевший выше ценит мед.
                Кто слезы лил, тот искренней смеется.
                Кто умирал,тот знает,что живет!
                « Омар Хайям»
             ----- УРАЛЬСКОЕ ПОСЕЛЕНИЕ-----
Доехали наконец-то до Свердловска -  уж очень долго я к нему шел, аж не верилось, что все -  приехал.  В  тот момент не думал, что впереди –  хоть и поселение, а не тюрьма, но еще и не свобода, до свободы надо еще дожить. Ведь с поселения за любой проступок, если захочет хозяин, могут вернуть опять в зону, чтоб уже сидеть до конца срока, называется: выйти по звонку. Но еще в этом случае тебя не повезут на Украину, а отправят в местную зону. Никому не хочется возврата на зону.
Шмонали нас поверхностно, тем более я вызвал дежурного, сказал ему, куда на поселок я точно иду. Он проверил, говорит: завтра тебя заберут, ты не один туда идешь.
Еще было темно, утром  меня повели,завели рядом в камеру, там уже было несколько человек, постепенно разговорились, один мне говорит: ну, раз ты попал к нам в камеру, значит, идешь на поселок, я подтвердил. Присматриваюсь к остальным, смотрю: у них лица какие-то чмурные, чего-то они глазами шмыгают, в разговор не особо встревают, не поддерживают. Спрашиваю у того, что со мной заговорил: что за дела, что за пацаны? А он мне: да скорей всего они с 13-й зоны Нижнего Тагила. Кто побывал в заключении, тот знает, что зона 13 - ментов ская зона. Их привозят в Свердловск в тюрьму, в общие камеры не сажают,иначе до утра не доживут - отсюда уже везут на поселение. Запустили еще несколько зэков, те, что уже сидели, пошли с ними здороваться. Теперь мой новый знакомый точно сказал, что это осужденные менты, добавил -  вот видишь, все идем на одно поселение. Я ведь понятия не имел,что иду на смешанное сель хоз поселение. Ладно подробности ниже.
У меня было пол пачки чая, заварили его. Завели еще двоих, один из них был знаком с моим новым знакомым. Я уже знал, что мой знакомый из Свердловской области, сидел на строгом режиме. Третий сразу подошел к нам, сел и говорит: это менты, а мы ему -  знаем: идем вместе на поселок. Пьем уже чай вчетвером, на ментов не ведемся - тут уже не тюрьма, не этап, можно расслабиться, каждый свое базарит-рассказывает, я им немного сказал, откуда сейчас пришел, они, конечно, обалдели. Менты тоже одним ухом слушают.
Не знаю, что слышал, что понял, один из ментов спрашивает у меня: ты что, там служил?  Мои новые знакомые начали негромко смеяться, а я ему говорю (ведь у нас у всех к ментам неординарное отношение) -  служил на флоте подводником: на подводе лед возил, тут все хором начали «реготать». Разрядили обстановку. Спрашиваю у пацанов:  далеко ли этот Камышлов, они говорят -- где-то 100 км. Наверное, нас туда повезут в воронке. Уже днем нас погрузили в воронок, повезли полный комплект - 12 человек. Ехали долго, стали проситься в туалет, мочи не было держаться, утром в 7 утра нас успели накормить бурдой жидкой, да еще их чай-водицу попили. Начали все вместе раскачивать воронок, наконец-то до офицера дошло, что надо тормозить. Остановились возле леса, да там кругом леса со всех сторон. Выводили по одному в наручниках - и за это спасибо.
Привезли нас в поселок, выгрузили возле штаба, офицер охраны передал наши документы в штаб и уехал. Стали мы ждать, что дальше будет, у меня никакой радости, каких-то других чувств тоже нет. Хожу возле штаба, начали к нам подходить местные, мы еще понятия не имеем, кто из них местный, кто поселенец, одеты одинаково, как и на украинском поселении, просят закурить, расспрашивают. Сказал, что с Украины, сразу нашелся земляк.
Но тут из штаба вышли офицеры, все местные отошли. Построили нас в одну шеренгу. Я стал крайним с правого фланга. Перед нами стояли высокий ростом полковник, капитан и старший лейтенант, потом подошла женщина-капитан. Все время возле нас ходил с повязкой на руке дежурный лейтенант, потом он зашел в штаб, принес наши папки, полковник в штабе уже посмотрел наши папки, сам нам об этом сказал. Он подходил по очереди к каждому из нас, спрашивал фамилию, кому задаст вопрос, кому нет, посмотрел и отправляет в штаб оформляться.
Подошел ко мне, взял у лейтенанта последнюю папку, переспросил мою фамилию, потом показывает на папку, а там полно прицепленных бумаг, спрашивает у меня:  где же ты был?  А я ему - это вы у меня спрашиваете?  Говорю: да так, ездил на экскурсию в Столыпинском вагоне, хотелось посмотреть, какой у нас Союз, видел много тюрем, городов, правда, не довелось увидеть - зато в щель оконную видел Байкал, даже Тихий океан видел в Находке. Он уже начал смеяться  и я уже со смехом:  правда,  экскурсантам  жрать много не давали, чтоб мы всегда в форме были, говорю, за время экскурсии сбросил, должно быть, 10-15 кг, но это они, наверное, лишние были.
Говорил я этот монолог спокойно, вроде отчитывался за проделанную работу. Мой спокойный тон вызвал у них общий смех, больше всех ржал полковник. Потом говорит: а почему они тебя там не оставили?  Там хватает поселений, да и специалисты нужны. Я ему в тон говорю -  вам что, не ясно: я же ездил на экскурсию и они поклялись –  правда, не знаю на чем  -  вернуть меня, к вам на Урал. Опять смех, капитан говорит мне: что ты закончил, не театральный ли институт?  Я ему в их смех – да, действительно, пока я ходил по экскурсиям, закончил не только высшие театральные курсы, а еще два института: как ходить туда и обратно с осенне-зимней сессией.
Потом говорю, что больше смешить не буду, а то этот смех может для меня плохо кончиться. Тут полковник говорит: ну, а что ты тут будешь делать? - с намеком на мою национальность, от его слов стало обидно, я завелся. Хотя вижу, что он не хочет меня обидеть. Ну и говорю ему: буду  выводить  морозостойких  евреев!  А  че, хорошая работа - кругом красиво, зима (я-то пришел к ним зимой, правда, мороз в тот день был пока где-то 10-15 градусов, на Украине и побольше были). После моих слов о морозостойких они попадали окончательно со смеху. Полковник говорит капитану: оставь его у нас. Я-то слышу, но пока понятия не имею, где это „у нас“, но вижу, что меня хорошо воспринимают.
На их смех вышли женщины (я потом узнал, что из бухгалтерии), там и еще кто-то, стоят в стороне, ловят наш разговор. Меня и еще двоих прибывших дежурный сопроводил в бараки, где проживают поселенцы. Прошли через проходную; я понял, что тут так просто не выйдешь, как на украинском поселении. К слову, менты, служившие на поселении и охранявшие, или, можно так сказать, смотрящие за нами, сами себя не сравнивали ни с ментами, которые ходили в другой форме, но под эгидой того же МВД, ни с тюремной охраной, хотя носили одну с ними форму. Они говорили, что не такие, - а какие? Хотя некоторые из них говорили: подписывали контракт только работать на поселении, если их захотят куда-то перевести, они уволятся. В общем, хочешь верь, хочешь не верь. Хотя и не все, но паскудники, по разным причинам пакостили поселенцам.
Что у них было положительного, если это  можно так назвать, они не жаловали тех ментов, кто пришел из 13-й зоны. По-видимому, на их мышление накладывалось то, что они служили и жили в поселке, где были собраны до кучи уже отсидевшие зэки и отслужившие солдаты, сержанты, офицеры, их же охранявшие. Тут все переплелось: вместе пьют, дерутся, гуляют, растят детей, а кто уже и вырастил. Кому-то из них уже некуда было ехать, кого-то не выпускали за 50 верст просто паспортов не давали как в песне поется : « У советской власти все наверняка..» Теперь только я понял, что точно нахожусь на сельском поселении в Свердловской области, в Камышловском районе, в поселке Аксариха.
 Меня определили в барачную комнату, где проживало 20 человек. Двухэтажные пружинные кровати, зашел -  накурено, хотя все знают, что нельзя курить; конечно, для зэка, хоть и бывшего мента, такой запрет -  не запрет, тут нужны другие взаимоотношения.
В самом бараке еще несколько жилых комнат, они все больше моей. Есть общий умывальник на 15-20 сосков. Туалет на улице, тоже общий, штук 10 «толчков», с выгребной ямой ---  все как в зонах всего Союза. В комнате сразу познакомился с парнем моих лет, который, как и я, был с обычной зоны строгого режима. Вот он первый начал вводить меня в курс дела, кто есть кто на поселке. Мой новый приятель мне сказал: у нас на поселении смешанный состав зэков: . Вначале поселение было только для ментов, спустя несколько лет народ узнал, помогло еще местное поселение, сами бывшие зэки отсидевшие в лагерях еще в 40-60г. Возмутились, опять сучьи привилегии...в общем кого-то там и не одного пришили..мстили от души советской власти... Вот и МВД врубилось, что надо создавать совместное поселение, иначе будет резня,  и это не забота о народе- с которым еще с  революции никто, никогда не считался,а борьба за свой мундир,за свое кресло дающее привилегии. А ведь сидели тут не только нижние чины, тут были все от сержантов  до полковников, прокурора, последние две категории четкая борьба за власть, за деньги. Какая там честность,особенно у служителей культа. Посадить полковника,прокурора это ж надо было их противникам состряпать большую поганку замешанную  на доморощенной политике.Были  работники исполкомов и разных там прихлебателских заведений, которых точно в зонах от общего до строгого режима зэки  не помиловали бы . Поэтому с какого-то года стали давать разнарядку  на это поселение  с усиленных,строгих зон Европейской части Союза. Таким образом создали видимость общего сельхоз поселения. В процентном отношении бывших ментов всегда было больше, чем нас с других  зон.
На поселении был еще женский барак, в основном там были женщины-зэки, их пока так называли, из лагеря, который находился здесь же в деревне, очень редко привозили из других зон; женщин -  бывших работников МВД было немного.Они вели себя скромно,не высовывались, ибо в противном случае зэки показали бы им такие зубы...Конечно все совместно работали на всех работах совхоза..
Вражды как таковой не было, неприязнь была, драки были и между нами, и между ментами, и всякое другое. Но драки, можно сказать, не очень злобные, иначе можно было вылететь с поселения. По работе мы с ними везде контачили, видели, что каждый из них собой представляет. Были среди них и такие, кто сидел за чужое похмелье, к ним и отношение с нашей стороны было другое. Но были такие, которые по трупам ходили и там, и здесь. Били их нещадно и наши, и менты, но все это происходило на работе, где доказать что-то было нереально:  то корова копытом ударила, то рогом зацепила, то бык племенной сорвался да придавил волка поганого, а еще были лошади, разная техника, а вилы, а балка на голову, а оглобли, то собаки покусают, ну как волки кусают. Валялись они по госпиталям, дурдомам. Но все равно никакой пример не действовал на племя паскудников --  во всяком случае, за мою бытность. Расплата не заставляла себя ждать.
     Наш полковник  командовал  «кустом», в его  подчинении  было три поселения плюс женская зона на 4000 человек общего режима. Наше поселение считалось главным, остальные два находились от нас каждое в 9 км. На нашем женщин было до 150 человек, на других - чуть  поменьше. Поселенцы работали в поле, земли на трех участках много - везде есть фермы: коровы, телята, большое стадо быков, разводили свиней в большом количестве, лошади для собственных нужд, овцы, бараны. Полевая техника  - чтоб коммуняки на ней всю свою жизнь пахали.....Работали совместно и вольные живущие в этом  поселке и мы зэки.. Немного было местного населения, кто вообще не отбывал тюремный срок, в основном это были женщины жены местных мужиков. Куда в ближайших деревнях деваться женщине,вот и паравались..
Автопарк на поселении - все старое, запчастей нет. Вы же подразделение  МВД,  у  вас  все  должно  быть, где же оно???  Работы много, все организовано - если сказать плохо, это еще похвалить можно, в русском языке после этой похвалы идет мат в сто этажей. Ведь все легко, как всегда списывалось на тяжелый контингент зэков. Много разных начальников, как среди ментов, которые нас все-таки охраняют  и местных,самих бывших ментов, но уже вольных, оставшихся после отсидки в этой деревне, да еще бывшая охрана сталинских лагерей.  В этой деревне еще с 20-х годов 20-го столетия был самый настоящий концентрационный лагерь. Жили здесь еще старые зэки -  уже вольные по 20-30 лет. И у тех, и у других - закваска еще тех лет - никто никому не хочет уступать, особенно те, кто был в тех старых лагерях  по  обе стороны  колючей  проволоки.  А зэку, как и бывшему менту  и нам из других зон -  не знаешь, какую команду раньше выполнять!  В общем, как в сказке: налево пойдешь..., направо пойдешь...
Были толковые агрономы, скотоводы, ветеринары - они все вольнонаемные, работают по контракту с МВД. Но к их требованиям никто не прислушивается, отрабатывают они молча свой контракт. Вот в такой прогнившей системе мне и остальным зэкам пришлось жить и крутиться, как белка в колесе. Барак, где живут поселенцы без семей, обнесен забором, на проходной круглые сутки дежурят менты. На поселении два барака: мужской и женский, есть еще барак, типа привилегированный.Там проживали бывшие слуги народа,  конечно, Свердловское управление, по заказу свыше, кого-то и опекало.
Нам, зэкам из других зон, было заказано проживать в этих малых комнатах. Мы вообще старались без дела не якшаться с ментами. На этом поселении отбывал свой срок генеральный прокурор Азербайджана -  чтоб посадить его на 15 лет, нужно было в ЦК кому-то хорошо перейти дорогу. Проживал он в нашем блоке, только с небольшой «разницей»: с торца нашего барака был отдельный вход в двухкомнатный «апартамент», в котором он жил один. Вначале мне показалось - такой гонористый мужичок, он всегда дистанцировался от всех. Его для отмазки начальство сделало председателем зэковского поселенческого комитета всего куста. Он нигде в совхозе не работал, его работа была потрепать языком по перевоспитанию поселенцев. У него был отработанный командирский голос, над чем все зэки смеялись. Если к нему поселенцы по каким-то текущим делам обращались, практически он ничего существенного решить не мог, да и не хотел. Особо он никуда сам не лез - это уже было хорошо, с охраной что-то по мелочам можно было самим решить. Они его сами боялись, недолюбливали, как считали -- он стучал оперу по надзору, но никто ничего доказать не мог.
 В наших бараках была своя кухня, с баллонным газом, где мы самостоятельно себе готовили пищу, или собиралось несколько человек вместе и по очереди готовили.
Была сушилка, отапливалась дровами, где в зимнее время, в дождь мы сушили свою одежду, обувь, другие вещи. Дрова заготавливали в соседнем лесу, лес от нас был в полу километре. Самостоятельно выйти в деревню никто не мог. Работали в три смены; идешь на смену, тебя на проходной отмечают в журнале. В твой выходной день тебе разрешают выйти в село и определяют время возврата. Небольшая часть поселенцев проживала в деревне с приехавшими семьями на квартирах у местных, если к кому-то приезжали родственники, то те тоже какое-то время жили в деревне. От работы никого не освобождали.
Сидели на поселке разные «деятели» с разных служб МВД. Были тут и интересные неожиданные встречи. Пришел к нам зэк со строгого режима -- вторая судимость, но не по тяжелой статье, по тем статьям на поселение старались не выпускать, если посылали, то еще подальше на север, на лесоповал. Тайга в России большая - есть кому и что «рубать». Так вот этот пацан узнал здесь следователя, который его посадил. Он знал, что следователя за что-то замели, но не думал, что ему суждено с ним вот так запросто встретиться на поселке.
Зэк сделал вид, что не знает того мента. Узнал, где он работает, выждал время - 2-3 недели, чтоб не ошибиться, уточнил, что это тот самый мент. Утром на разводе услышал его фамилию, потом узнал, из какого он города  -  все совпало. Вначале подумал , а может сильно похож человек на того следователя. В общем, все точно проверил, более того: сошелся с ментами, которые его знали. Подловил его в коровнике и как-то выпустил на него племенного быка в четыре  центнера весом. Бык того мента помял здорово, еле его оттащили от быка. Получилось так, что бык по какому-то недосмотру сам выскочил, виновных не нашли. Полежал тот мент в госпитале несколько месяцев, после больницы его поставили сторожем в три смены на конюшню. Прошло еще несколько месяцев. Парень со строгого был хороший работник, всем помогал; ведь работали все вместе - вольные и зэки, на работе не было различия.
В общем, изловил этот зэк бывшего следователя еще раз на конюшне, открылся ему кто он есть, да и выпустил на него табун лошадей; отчего лошади озверели - никто не знал, вот лошади того сторожа и затоптали насмерть. Но их разговор слыхали те, кто еще работал на конюшне, он знал, что его сдадут. Пошел и сам сдался ментам, следователю сказал, что это он его наказал. У нас его не судили, отправили назад в его зону досиживать. Менты говорили, что ему дадут новый срок. Где-то через год с его зоны пришел мужик и нам сообщил, что он сидит и ничего ему не добавили. Об этой новости знали только зэки с наших зон, ментам не говорили. Пусть себе думают, что ему добавили срок. Хотя ментам казалось,что они все - то предусмотрели..., но жизнь диктует по другому.
Вот так расправляются с паскудами.  Будучи офицером, служил системе и думал, что он у Бога за пазухой,  но системе нужна показуха. Ты же еще не дослужился до генерала?  Вот тебя можно бросить под танк, заодно показать  «трудовому народу», какие мы в системе непримиримые!   Вместо того,  чтобы  не  судить невиновных и разбираться в каждом отдельном случае, менты сверху донизу творили беззаконие, а народ терпел, потом при случае мстил системе, где только мог. Описывать все случаи, происходившие на рабочих местах, сейчас уже нет смысла. Что касается самого поселения, где мы жили все вместе, то там была как бы «тишь и благодать».
Определили меня на работу в электро цех совхоза, наша обязанность была обслуживать все производство совхоза, в том числе все дома вольных жителей нашего участка. Начальником цеха был бывший мент, лет десять назад сам сидевший на этом поселении. По-видимому, в то время их брали на должности с минимальными знаниями в электротехнике. Он не блистал знаниями в деле, которое возглавлял, в чем он преуспел – это в пьянках. В цеху вместе с поселенцами работало 6-8 человек вольных, так что он бухал со своими в любое время. Чего только они не пили!  Был у него один, по тем меркам, грамотный помощник, тоже бывший мент, но уже как лет 5-7 - вольный,  да им  некуда  было ехать: то ли страх перед расплатой  держал  их  здесь,  может,  еще  что.  В общем, оседали они в деревне, сами -- все бывшие офицеры, порой напьются и кичатся этим. Вот этот его помощник и руководил нами, контингент ментов (электриков) поселенцев был безграмотный, кроме того спетый, спитый, завистливый. К новому человеку, если он был не мент, отношение было откровенно плохое. Кроме неприязни к нам из других зон, была банальная причина: они опасались, что если в цех наберут специалистов, то их выгонят из цеха и пойдут они работать на коровники, в поле.
Несколько дней я осматривался на новом месте, ко мне также присматривались; быстро разобрался, кто чего стоит. Первый мой выход в телятник – там насос отказал. Я увидел в работе двух электриков, с которыми меня послали. По своей безграмотности они сразу определили: или мотор сгорел, или пускатель. Их всегда устраивало, чтоб что-то сгорело ---  это я позже определил. В электро схемах не бывает или-или: я сразу понял, с кем имею дело. Короче говоря, когда я все исправил, они были недовольны. Мне говорят: ты только пришел и уже лезешь, мы сами знаем, что делать.
Еще через какое-то непродолжительное время я понял, что начальник цеха и его зам уже решили меня «сбагрить» ---  избавиться от меня. В одном из отделений совхоза освобождался электрик,  они ждали удобного случая ---  вот они и сказали руководству отправить меня на тот участок (об этом я узнал гораздо позже). Пока я жил на этом участке, меня поднимали ночью помогать тем безграмотным электрикам, а вольные электрики с электро цеха вообще «забили» на эту работу. Они вообще никогда не работали в третью смену.
Однажды ко мне возле барака подходит  прокурор  Азербайджана, у меня сохранилось фото, где он выступает перед поселенцами. Начал расспрашивать: откуда, какая статья, как будто он этого не знал, потом пригласил меня зайти к нему в его квартиру. Угостил меня хорошим чаем, поговорили, осмотрел его две комнаты. Конечно, какое-то время так можно и посидеть на поселении, какой бы он ни был, его друзья «подогревали» ---  помогали. С продуктами у него напряженки не было.
Периодически к нему подъезжали друзья в штатском. На поселении он ни с кем из бывших ментов не дружил. Говорил, что они мелочь пузатая, не умели работать, выбивали показания. Добавлял: у нас в республике (Азербайджане) так не делали.
Так я ему и поверил: выбивали, и еще как, особенно если попадался не местный «пациент». Но пока дело не в том, кто что вышибал, пока мы с ним были на одном поселении и каждый думал о своем. Через несколько дней он сам мне сказал, что ему одному без приятелей сложно находиться на поселении, даже не с кем поговорить, другими словами, предлагал поддерживать отношения. Говорил мне: ты хозяйственник, в нашей республике таких уважают.
Хоть мы и не были единомышленниками, но начали поддерживать отношения. В какой-то мере мы понимали, что среди остальных поселенцев нам не найти, если не друзей, то хотя бы близких по духу. В этом он был прав, мое дальнейшее пребывание на поселении его слова подтвердило.
    
            ---Работа на 1-м участке и знакомство со староверами---
Неожиданно, прямо с работы меня вызвал начальник поселения – капитан, он подчинялся начальнику куста. Как оказалось потом, он был порядочным офицером. Спросил, как мои дела, знает, что приятельствую с прокурором, даже подтвердил: прокурор --  порядочный человек, ему, конечно, одному среди поселенцев трудно, как не в своей тарелке.
Сам себе думаю --- не для этого же он меня вызвал? Поблагодарил и уже хочу уходить, он рассмеялся и говорит:  Натан, мы хотим тебя перевести на другой участок электриком, там освобождается парень, им нужен хороший электрик, а здесь будем уже как-то сами разбираться. Мы знаем, что ты специалист, но туда из электроцеха некого перевести, они завалят там все. Там ответственный участок, большая свиноферма, ты же сам порой с электриками цеха ездишь на тот  участок помогать. Говорю ему: раз вы решили меня туда перевести, дайте мне подобрать себе помощников из поселенцев, я их на месте обучу, там такой участок, что одному не справиться. Я знал, что на участке не было электрика, его обязанности выполнял бывший мент, в общих чертах знакомый с обслуживанием оборудования  - поэтому туда очень часто, круглый год ездили помощники, которые сами не очень-то смыслили в электротехнике. Капитан мне говорит: мы думали об этом и раньше, добавить туда людей, но чему может обучить бывший участковый?  А вольные наши электрики не хотят ехать. У вольных электриков тут дом,семья, а там в любой момент в хозяйстве нужен специалист.
Пока капитан решил так: еду я один, на месте разберусь, потом они дадут мне помощников. Пошел я собираться, прокурор уже знал о моем переводе, пацаны говорят мне: там будет спокойней, нет такого контроля  как  тут. Там нет охраны, какая в лесу охрана?  Мы же уже не в зоне, кругом такие леса, что и заблудиться недолго, еще и  волки водятся  -  приходят на участки поохотиться. Есть там только один начальник участка, сам бывший мент, я еще не имел понятия, какой он с подчиненными. Прокурор говорит, что будет навещать меня, обучи там 2-3 человека ---  потом тебя сюда переведут. Думаю: может, не будет смысла возвращаться, зная, какое ко мне здесь отношение в цеху. Они спят и видят, когда я уйду. Добавил,что от офицеров знает,что там начальник засранец. Ну эту тираду  я уже взял на ум..
         При том всеобщем бардаке, который там был, никто не хотел видеть человека грамотней себя - всех устраивало такое существование. Глухая русская деревня,  да еще в лесу,никому ничего не надо, было бы что выпить и чем закусить. На Украине такого не было, там тоже любили выпить, но в основном отношение к своему хозяйству резко в лучшую сторону отличалось от здешнего. На том же мотоцикле с коляской, на котором мы туда ездили на помощь, меня с моим мешком привезли на новое место.
В барачной комнате было нас 10 человек: трое с общей зоны, остальные с 13-й.  Почему я так выделяю нас и ментов -- да потому, что наше поведение с окружающими было намного лучше, чем у ментов. На этом участке жили и вольные, разный контингент, были семейные с детьми. Жизнь, должен сказать, собачья  ---  никому они не нужны были, работа, пьянка ---  и все. Было несколько семей: техник-механизатор, агроном, зоотехник, механик. Механик жил тут давно, он был вольный,  никогда не был в заключении, нормальный мужик.
Остальные двое работали по контракту. Так вот эти менты все делали с опаской, как будто за ними кто-то следил, они и тут боялись всех и вся. Они, наверное, проклинали тот день, когда пошли служить в милицию и в другие подразделения МВД.  Ну, у меня, собственно, против ментов не было такой злости. Я просто не обращал на них внимания:  и на том участке, и на этом. Общался только по делу. Начал принимать электро хозяйство -  и охренел: инструмента нет, все, что было у этого электрика, ему привезла его родня, родом он из Свердловской области. Запчастей никаких, то старье, что после него осталось, никуда не годилось. Он всегда рассчитывал, что когда приедут с главного участка (1-й участок), то они все привезут, а у нас у самих негусто было. Пока я принимал у него хозяйство, мы с ним работали одной парой инструментов.
Начальнику участка я сказал: у меня нет никакого инструмента, нужны пускатели и прочее, да хоть запчасти, чтоб можно было как-то работать; сказал: в свинарнике бабы отходы лопатой выгребают, насосы не работают. Он, недолго думая, меня матом обложил: доставай сам, покупай, меняй. Я ему говорю: на сало менять? Так он мне с ходу: только попробуй, посажу. Вот так мы с ним и познакомились. Уходя, бывший электрик оставил мне несколько старых инструментов, остальное, говорит – мое, сам покупал. Вот так я начал работу на новом месте. До сих пор я еще не встречал такое отношение к своей работе:  что начальника участка, что его электрика. Потом от местных и наших пацанов я узнал подробности. Ни для кого на этом участке не было секретом, что этот паскудник, начальник участка, с помощью того электрика, который сам был из этих мест,  других своих приближенных, торговал свининой, бараниной, телятиной  -- всем, что было еще в его хозяйстве. Он правил, как удельный князь. Его кто-то в Свердловском управлении,  или выше крышевал. Местное руководство поселения знало об этом, но пока терпело (об этом я потом узнал).
На участке кроме поселенцев женщин, мужчин, работали по найму и вольные люди, часть которых сами когда-то отсидели в лагерях, им не давали возможности жить в городах, районных центрах. Они вынуждены были приезжать сюда и здесь работать, совхоз большой, всем работы хватит. Можно было бы спокойно прожить столько, сколько надо, если бы не такие паскуды -  руководители,  сами бывшие представители той паскудной власти. На этом участке они работали со всеми вместе, проклинали этого начальника участка, в общем, подневольные люди. Ведь в такую глушь по своей воле никто не поедет работать. И получалось:  как им платили, так они и работали. С поселенца еще можно что-то спросить, а что с них  --  что с мужчин, что с женщин, а кто эти женщины –  их же жены, родня, дети. При таком хозяине все разворовывалось, чем что-то у него выпросить, выписать, так уж лучше украсть.
Конечно, не все работали спустя рукава, но таких было мало. Жили они в совхозных домах-срубах, были у некоторых приусадебные участки, голодать не голодали. Бывало, позовут починить какой-то электроприбор -- по двору ходят куры, утки, в сарае своя корова, есть загон для свиней. Такое подворье имеет обязательно кто-то из выходцев с Украины, там ценят свой двор, живность. Ну, а если двор пустой, то наверняка хозяева без украинских корней. Зато браги, из которой на Украине гонят самогон, у них в каждом погребе стояло по несколько бочек. У них не хватало терпения из нее приготовить самогон. Они эту брагу пили кружками. Когда им говорили: подождите, хоть сварите самогон, так они отвечали: самогон мы быстро выпьем, а это зашел в погреб – хряпнул, сколько хочешь и порядок.
      Сложно говорить о жизни, если это существование можно назвать жизнью. Ну, безысход у людей полный, дальше районного центра Камышлов ехать не могут. Многие хотели переселиться в Сибирь, но не всех власти отпускали. Эта паспортная система, прописка в паспорте  -  много горя народу приносила. Собственно, весь Союз был опутан пропиской.
Природа там красивая, кругом леса, в лесах любая живность: от зайцев до медведей. Они приходили на пасеку, а волки, рыси, росомахи, лисы  - к коровникам, свинарникам. Там для их подкормки были специальные места, куда после разделки разных туш оставляли отходы. Мы могли стоять в 5-6 метрах от них, нас разделял только невысокий частокол, который можно было перешагнуть. Они нас не пугались, была у нас с ними негласная дружба. Всегда в стае можно было определить вожака, он всегда находился в середине стаи, мог, когда на него мы долго смотрели, отойти немного в сторону и прилечь, но глаз с нас не сводил.
Волки как-то почтенно к нему относились. Красивые, умные звери, шерсть красивая, здорово смотрится, у них еще разные оттенки шерсти. Они понимают человека,  мы их тоже, если без собак порой выходишь в лес ---  никогда не тронут, близко подойдут, наверное, узнают нас, кто их кормил. Самое интересное другое: идем по лесу, видим, сидит напротив волк, с места не сдвинется, как-то поскуливает ---  мы уже знаем, что за его спиной нора с потомством. Они знают, что мы дальше не пойдем, мы отходим в сторону, чтоб обойти, волк перемещается в ту же сторону, т.е. показывает нам границу, куда ходить не надо.
Может, как собака, на месте покрутиться в знак благодарности. Бывало, мы выходили на их норы, держали в руках щенят, волки видят, не переживают, после нас спокойно идут к норе, их наш запах на щенках не волнует. Наши собаки, если мы были рядом, их не облаивали, только рычали. А вот когда волки заходили в поселок, то всю ночь был лай, собаки дрались с ними. Те собаки еще мощней волков были.  На  ночь  все  хозяева выпускали  своих  собак,  они стаей гоняли по поселку.
Лисы -- те поосторожней, местные знали их повадки, что они больше всего любят поедать, им в сторонке от волков бросали еду, волки никогда там ничего не брали; лисы, наоборот, могли иногда что-то зацепить у волков. В нашем присутствии они никогда в драку не вступали, мы знали лисьи норы. Рысь вела себя по-другому: они никогда не подходили к кормушке, всегда старались, чтоб мы их заметили, они знали, что мы к ним подойдем и мясо принесем. Когда я первый раз увидел рысь, подумал - это дикая кошка, сбежала от хозяина. Только к ней, она как рыкнет, уши навострила, я увидел там «антенны» - признак рыси.
Местные и поселенцы, кто давно здесь, знали, где они в лесу сидят со своими детенышами, мы им носили мясо, но ближе 5-7 метров не подходили, ждали, когда они заберут. Малыши забавные, так и хочется погладить, но тогда их сама мать загрызет. Взрослые особи нас не боялись, пытались даже заигрывать. Ведь на протяжении многих лет здесь люди их подкармливали, особенно зимой: наметает снегу-то по пояс и выше. Со мной лично был случай: недалеко от нашего поселка втроем мы пошли подкормить семью рысей, мы их раньше уже кормили. Я был одет в старый полушубок, шел снег, я поднял воротник, в руках у меня была палка с заточенным наконечником под стрелу, на боку висела небольшая сумка, в ней лежал специально изготовленный заточенный электрод, заточка - оружие зэков.
Подошли мы к дереву - месту кормежки, бросили мясо, ребята позвали их, они умели подражать их зову. Стою я под деревом, пацаны метрах в двух от меня. Вдруг чувствую толчок легкий и тяжесть на спине, на плечах, я понял, что это рысь, не на меня первого они так прыгали. Молниеносно падая вперед, перевернулся в полете, рысь соскочила; падая, я выдернул из сумки заточку, успел развернуть острием палку; смотрю, рысь спокойно отошла на пару метров и уставилась на меня.
Я уже был на ногах,  один из пацанов, который тут давно жил, говорит мне: она тебя признала и играет с тобой!!  Если бы по рассказам тех, кто общался с рысями, я не знал об их повадках и не был к такому внутренне готов, наверняка получил бы хороший стресс. Рысь чует, как к ней относятся. В следующий раз пацаны уже на подходе начали вызывать ее. Когда мы подошли к дереву, остановились, рысь спокойно спрыгнула с дерева впереди нас. Красивый зверь, почти не приручаемый.
С медведем другая история. Он далеко слышит запах человека, начинает громко «рычать», предупреждает ---  туда не ходить, ну, а кто же туда пойдет, услышав его рев?  Одни собаки туда бегают. О собаках отдельный разговор. Закон природы не нами придуман, его не дано нам нарушать. Но очень интересно и зимой, и летом наблюдать за лесными жителями. Мы, как бы пришельцы с разных планет, сосуществуем с ними на Земле и  все  у нас у  всех получается. Местные меня научили: когда ночью приходится идти на вызов, а это бывало довольно часто, вышел из барака -- свистни, или назови любое собачье имя --  к тебе подбегут несколько псов, погладь каждого из них и иди, куда тебе надо, они тебя будут сопровождать и даже некоторые из них будут тебя ждать, когда ты будешь идти назад. Так мы все и делали.
Все, кому доводилось в темное время суток идти на работу, с работы, хорошо знали: если слышен громкий лай собак, значит, собаки дерутся с волками, туда ходить не стоит, надо переждать, пока собаки не погонят волков. Волки знали, что у каждого сруба есть отходы, чем-то можно поживиться, но собакам никто этого не говорил.
В окружении собак ночью ходить не страшно, в поселке на улицах света нет -- несешь в руке керосиновый фонарь, освещаешь себе дорогу, так и идешь на работу, и с работы.
Даже если собаки учуяли волков  ---  все равно все от тебя не убегут, какие-то побегут на разведку, вернутся и всем доложат обстановку. Подходишь к работе, или к бараку, если ты им даешь команду, или машешь руками в ту сторону, где слышен лай, голос подаешь -- вот тогда они побегут на помощь своим. Никто не знал, когда  и кто их  обучил их такой охране. Днем собаки разбегались по своим дворам, но были и такие, кто не имел двора --  эти кучковались возле нашего барака. Все, что у нас, поселенцев, оставалось от нашей еды -  все мы сохраняли для собак. Придя к бараку, они знали, что им что-то перепадет. Порой, особенно женщины, варили им еду, собаки были всеядные, сжирали все, что поймают.
     На свой первый рабочий вызов в свинарник я пришел с отверткой, слесарными плоскогубцами  --  в своей жизни я еще не работал вот так,  без инструмента,  но все-таки  исправил повреждение.  Тут  же меня просят свинарки (работали там и местные, и поселенки) починить шланг, не могут свиньям воды подлить  -  починил. Тут подходит ко мне мужик из вольных, поздоровался, спросил: ты новый электрик?  Был это механик нашего отделения. Говорит мне: от пацанов узнал, как тебя матом послал начальник участка, не обращай внимания, он дурак, всех так посылает. Когда мы разговорились, он пообещал  дать  мне кое-какой  инструмент. Узнав,  что  я  разбираюсь в электрооборудовании машин, предложил мне посмотреть автомашину ГАЗ-51:  что-то не заводится.
Пару дней я урывками разбирался в проблеме, сказал ему, что надо для ремонта, говорит: достану в Мышеловка. Назавтра загрузил в свой мотоцикл с коляской сало, мясо, еще чего-то и поехал. Привез бабкину-распределитель (сейчас о таком понятия не имеют), а тогда через эту бабину было «устроено» зажигание, т.е. включение в работу двигателя, привез провода, свечи. Завели мы эту машину, на радостях пошли к нему домой, выпили самогону. Говорю ему: у меня есть водительские права, только украинские, он обрадовался ---  у нас нет шоферов, местные ездят без всяких прав. Сказал:  договорится в управлении ---  на нашем главном участке, откуда я пришел,  меня переведут шофером. Скажу так, лично я не имел желания работать шофером на разбитой машине, да еще по этому бездорожью.
Короче говоря, мы договорились на этой машине подскочить в управление -  9 км от нас. Начальнику  участка механик сказал, что берет меня с собой. Сел я за руль, приехали мы к штабу, там как раз стоял капитан – начальник поселения, увидел, что я выхожу из-за руля, говорит: так ты и права имеешь?  Я ответил: украинские; он говорит мне:  да для нас тут неважно какие, лишь бы были! Спросил про мою работу. Какая моя работа при том козле --  начальнике участка, да еще без инструмента!  Подошел мой механик, рассказал капитану, как вообще ведет себя наш начальник участка, сказал то, что я сказать не мог, подтвердил, что электро хозяйство такое запущенное, старое, что одному ему (мне) там никак не управиться. Попросил его помочь мне с инструментом, на вашем складе кое-что есть. А я напомнил ему о том, что он обещал дать мне в помощь пару человек. Механик работал давно в этом совхозе, его все знали, прислушивались к его советам. Капитан сказал, что доложит полковнику, сообщит потом его решение. На складе механик получил запчасти для своей работы. Завскладом спросил мою фамилию, сказал: звонили из штаба, чтоб ты выбрал нужный инструмент. Я сразу начал подбирать три комплекта инструментов, уже в расчете на то, что пришлют мне помощников. Конечно, не все там было, но и это уже хорошо,  хоть не с голыми руками.  Вернулись к штабу, начальник поселения с механиком пошли к полковнику. Когда вернулись, капитан говорит мне: если твоя машина будет на ходу, то завтра к обеду приезжай сюда, заберешь двух своих помощников и кое-кого еще.
Дело в том, что грузовик был неважный, если мы на нем приехали, то это еще не значило, что и дальше на нем можно будет работать. Еще раньше, когда мы с механиком только подъехали, капитан меня спросил: может, ты будешь работать шофером?  Я сразу ответил, что на такой машине у меня нет желания работать, не хочу больше лежать под ней, не хочу быть крайним, чем ездить, лучше останусь электриком. Добавил, что если когда-то за рулем надо будет кого-то подменить, то смогу. В совхозе все знали, что грузовые машины, да и вся остальная техника была хорошо потрепана. Но почему-то МВД не спешило с запчастями.
Весь расчет был на поселенцев, да на тех вольных, которым деваться было некуда. В частной собственности пределом мечтаний, особенно в сельской местности, был мотоцикл с коляской.  И те, у кого была эта техника, со своим интересом  уже  мотались  в  районный город Камышлов и по округе. Да и жили они получше только благодаря тому, что можно было  помотаться, что-то украсть, продать, купить ---  на этом стояла в те годы вся Россия, т.е. СССР.
Приехали на свой участок, нас с обычным своим матом встретил начальник участка. Механик -  тот его сразу послал тем же матом, а я, что я могу?  Он для меня большой «начааалнык». Он с ходу начал меня пугать, механик за меня заступился, говорит ему: он починил машину, которую ты же не хотел починить, ты что, на своем горбу принес мои запчасти? Нас не было три часа, все пока работает, я звонил своим и все знаю.
Тогда я спокойно говорю  этому  горе-начальнику:  мне  в  конторе сказали, что моим начальником будет механик, теперь все вопросы решай с ним. Его рожу перекосило, он еще раз ругнулся и ушел. А механик мне говорит: ну теперь он с тебя не слезет, если что - скажешь мне, мы с ним разберемся. Позже механик ему сказал: завтра к обеду Натан должен на машине приехать в штаб и кого-то привезти к нам.
Да, теперь я узнал, почему с первой минуты приезда на участок этот горе-начальник, если не хуже сказать, прицепился ко мне.
Вечером возле своего барака я случайно встретил земляка из Киева, который, как  и  я,  был  на  украинском  поселении.  Я понятия не имел, что его также отправили сюда.
Пока я знакомился с географией России, уже после моего отбытия с украинского поселения, его также сюда направили. В отличие от меня он сюда попал без приключений. Тут его сразу определили на этот участок. На прошлом поселении я  знал его, но не общался с ним. Ну, так, как и здесь, со всеми просто невозможно общаться. На украинском  поселении  встречались  мы  с  ним только в 6 утра на разводе, еще там пацаны мне говорили: он стучит потихоньку. В той обстановке мало ли что говорят, но в голову берешь такие слова -- никто не хочет быть в окружении стукачей.
Он, как и я, не ожидал меня встретить. Хотя знал уже, что я на этом участке, но ни разу не подошел  ко  мне --  это сразу насторожило и не напрасно. В Киеве перед посадкой он был директором ресторана, сам он был хорошим поваром, но по натуре скользкий тип. Здесь он быстро сошелся с начальником участка. Поселенцы мне сказали: за его лисью натуру его никто не жалует. Поговорили мы с ним о том, о сем и разошлись. Жил он в домике на две семьи, там, где живут вольные. Это уже точно определяло его статус, и, естественно, народ  гудел в его сторону. А думать-то было нечего, все знали: он варит всю еду начальнику участка, действительно, хорошо варит. Собственно, в этом ничего незаурядного не было, ну, умеет варить --  да и варит.
Но дело в другом: он на этом участке нигде не работал, был только личным поваром начальника участка. Нам платили хоть и малые деньги и он числился по ведомости в какой-то бригаде; выходит, получал деньги за наш счет --  такое положение сильно озлобляло всех на участке. Начальник-то паскудник, а где же твои мозги были, поселенец?  Работал  бы  где-то,  даже полдня,  все было бы в порядке. Он думал, что будет как за каменной стеной у своего начальника. Забегу вперед и скажу: его все-таки разлучили с начальником участка, и тот ему ничем не помог. Перевели его еще дальше, на другой участок. Наверное, через полгода, может, больше, я туда возил на машине бочки и видел, как ему, да и не только ему, тяжко там живется. Может, думаю, сейчас что-то понял?  Но навряд ли, слишком натура поганая.
Вернусь к своим баранам. Вначале механик –--  как он позже сказал мне   несколько  дней  присматривался  ко мне. А причина у него была простая: в первый день моего приезда меня успел увидеть тот киевский директор ресторана. В тот день по случаю, или без, начальник участка, механик, там еще кто-то днем выпивали,  киевский директор-повар готовил им закуски. При случае он вставил свое поганое слово в мой адрес,  кроме того сказал, что я еврей и что на Украине нас не сильно жалуют.  В общем-то, в тех краях России на такую утку не очень-то  ведутся;  как мне помнится, начальник участка не жил на Украине. Помню, как по пьянке он сам хвастался, что был майором.
Короче говоря, слова повара настроили против меня начальника участка --  ну как же, его человек сказал, значит, можно верить! Никогда менты не жили своими мозгами, всегда считали, что им все с рук сойдет. Через пару дней механик увидел, как я работаю на свинарнике, особенно после того, когда я починил систему зажигания машины, и, как он мне сказал потом, сам разобрался: где бред, где правда. После того, когда я завел машину, он убедился, что она работает. Как водится в России, мы пошли обмывать это дело ---  вот за рюмкой он мне обо всем и рассказал. Теперь, говорит, я сам убедился, что этот повар –--  брехун, подлюка.
Потом, через несколько дней, я опять у барака встретил эту гниду ---  повара. Меня пацаны сдержали, чтоб я его не покалечил, спасибо им. Я его потом в Киеве навестил.
Назавтра я опять с механиком поехал в контору. Пока механик улаживал свои дела, а два моих помощника собирались, я навестил прокурора. Он хорошо меня встретил: попили чайку ---  первое дело для зэка, с собой он дал мне пачку цейлонского чая, по тем меркам - это хороший подарок, успокоил, все наладится. Говорит, что через несколько дней капитан объезжает участки и он с ним приедет. Вернулся я к штабу: стоят четыре зэчки, из местной зоны их уже перевели по суду на поселение, мои пацаны там же, подошел механик. Капитан прочитал новым поселенкам наставление,  мы поехали. Ехал я тихонечко, 3-4 км, булыжная дорога,  представьте себе, что вы едете, даже идете в горах по камням, прыгая с одного на другой - вот это и будет та дорога, по которой на поселении мы ездили. Вся разбита, собственно она булыжная дорога не закончена, никому она не нужна,   никто за ней не смотрит. При быстрой езде, в кузове машины, по такой дороге, можно остаться без внутренностей, особенно без печени - на себе все испытано. Дальше, остальные километры: грязь, песок, глина, выбоины, но хоть не так трусит.
Разместили  женщин и пацанов, и сразу пошли на заявку в коровник. Одного дали из электро цеха, но без опыта, до посадки электриком не работал; второй был из усиленной  зоны, сказал, что когда-то учился на электрика. Начал я их натаскивать на электриков. Ребята в конце концов оказались толковые. Мы начали наводить порядок во всех фермах и в поселке. Начальник участка уже нападал на нас троих, мне говорит:  ты за все ответишь, я понял, что повар ему рассказал о нашей встрече. С каждым днем он все больше бесился, механик за нас ругался с ним ---  ну как не вестись на этого паскудника: все видят, что мы наводим порядок, а он все рычит.
Однажды мы с ним здорово поцапались, само собой, послали друг друга. Мои пацаны также его послали подальше, говорят ему: мы хоть завтра можем уйти с этого участка, еще раз нас облаешь -- мы с тобой разберемся. Я чувствую: что-то надо делать, иначе этот мент поганый найдет свидетелей подставных  и мне не поздоровится. О моих отношениях с ним знали все. Мои пацаны с подачи идеи одного зэка-механика, уговорили еще пацанов из комнаты, даже пару местных подключили: встретили повара, когда тот шел с бойни с куском вырезки, говорят ему:  сейчас позвоним в опер часть и тебе добавят срок за воровство. После этих слов, как потом мне рассказывали пацаны, он даже всплакнул, просил не делать этого: вы же знаете, что я не себе мясо беру (все, конечно, знали кому). Потом как бы между прочим говорят ему:  пусть твой друг -- начальник участка умерит свой пыл, мы ему не батраки, если не угомонится -- мы его сдадим за все его проделки.
Назавтра начальник участка прошел мимо нас, рожу воротит –- вот, думаю, чудеса, наверное, с утра не опохмелился. А вечером пацаны за чаем рассказали мне о встрече с поваром. Приехал с очередной проверкой наш начальник поселения, ему уже его разведка доложила о наших отношениях с начальником участка. Вызвал он меня в нашу местную контору, говорит: мы хотим тебя перевести в женскую зону электриком. Там скоро уходит электрик, а работа ответственная. Подготовь своих пацанов, потом мы им еще кого-то в помощь дадим. Где-то через 2-3 месяца мы тебя отсюда заберем.
Я рассказал ему о своих опасениях, связанных с начальником участка, он успокоил меня: мы все знаем:  на него каждый день идут звонки, жалобы и от поселенцев, и от вольных, ну, мы еще с ним разберемся. С его слов я понял, что этот паскудник со своим поведением, торговлей уже всем надоел, наверняка поломают его «крышу».
Я воспрянул духом, но никому не говорю о переводе. Мои помощники уже самостоятельно ходили на вызовы в три смены. Мне надо было убедиться, что с той техникой они хорошо справляются. Единственное, что они не могли –  это работать на высоте, на деревянных столбах-опорах, а со связанных двух лестниц --  это не работа. Порой надо было работать под напряжением, нарушая все правила техники безопасности. Несколько раз я так работал, но потом отказался от такой практики. Безграмотно были выполнены воздушные линии, электрощиты, за неимением запчастей несколько раздельных групп сидели на одном рубильнике. Надо, допустим, отключить заготовительный цех, а на этом же рубильнике сидит и другой участок, который нельзя отключать. Вот и приходилось работать под напряжением. Чтоб навести порядок на воздушных линиях и подняться на опору-столб, нужны специальные когти, чтобы добраться до изоляторов, на которых крепятся провода. При наличии когтей можно обучить пацанов работать на опорах, но в первую очередь надо разобраться с электрощитами, однако пока это никого не волновало. Возможно, кому-то будет не интересно читать все эти подробности, но это моя жизнь и жизнь моих, если не друзей, то товарищей по несчастью. Я уже сам не собирался лезть под напряжение, тем более посылать своих ребят. А начальник участка кроме мата  --  ничем не помогал. Вот такой он, паскуда, в бывшем и в настоящем, был блюститель порядка.
     Вся наша жизнь состоит из каких-то подробностей, описывая которые, мы вспоминаем прожитые годы и то, что нам пришлось пройти.
Я с прожитой жизнью пытаюсь объясниться!!!  Поэтому и пишу свои воспоминания  ----  если не я, то кто???
С механиком мы хорошо сработались, я ему ни в чем не отказывал, он был мой единомышленник. По его просьбе выполнял сварочные работы, теперь ему не нужно было даже по пустякам вызывать сварщика с главного участка, или возить свои детали на сварку. Как он говорил: летом хоть есть погода, можно провезти, а зимой - «труба».
Чтобы хоть как-то привести в порядок электрощиты, мне надо было для старых рубильников подбирать где-то шпильки (представьте себе болты разных диаметров, без головки длиной 10-12 см, с резьбой с двух сторон - вот это и есть шпилька). Мои ребята говорят: в подсобном  помещении  видели  старый  токарный станок. Посмотрел я на него, станок хоть старый, но для наших работ подходит. От старости станина заржавела так, что каретка не двигалась. В общем, отремонтировали мы его. Материал для шпилек искали везде. У нас на участке нет круглого прута, из которого легко выточить их. Разрезали ножовкой прутья со старых спинок кроватей, что стояли у нас в общежитии ---  вот это называется применяли смекалку, не на кого было надеяться. Начальник участка знал, что во всех случаях и мы, и другие самостоятельно  будем  выходить из сложных ситуаций. И это, между прочим, было повсеместно в стране Советов.
Потом, по просьбе механика, я стал вытачивать то, что мог, для его работы. До этого все, что надо было вытачивать, возилось, заказывалось на главном участке. Наш начальник участка только бухал, торговал левым мясом, матерился --  никакого толку от него. Он уже всем так влез в печень, что народ  вот-вот мог бы расправиться с ним.
Мои воспоминания все время тянут меня описывать все подробности, порой я увлекаюсь, пишу не задумываясь. Во мне сидит сюжет уже много лет, вот пошевелил пером, оно само пишет. Сложно сокращать, когда одно за другое цепляется.
Я не описываю взаимоотношения людей, с которыми лично сталкивался, кроме тех, с кем непосредственно работал. Взаимоотношения других людей, просто в силу нахождения с ними на одной земле (в пределах той территории), для себя, для своей жизни в их окружении и для последующих выводов ---  вот это я наблюдал. Об этом можно писать том за томом. Сложные были взаимоотношения  местного  населения,  поселенцев,  ментов  бывших и настоящих; подлости, трусости, зависти, доносов, издевательств  -  всего этого хватало в этой деревне. При всех перипетиях деваться то некуда,у всех одна судьба-злодейка. Все время стараюсь  писать о себе, о тех, с кем работал, ел, выпивал, но жили-то мы в людском окружении - все мы живые люди  и ничто земное нам не чуждо.
Для обучения своих пацанов (да мы-то все были почти одного возраста) работе на столбах с помощью специальных когтей, мы зарыли в землю короткий пасынок столба, где-то высотой 4 метра,  я начал их учить. За несколько дней они освоили начальную технику, т.е. главное ---  уже не боялись высоты, а ведь нам предстояло работать на высоте от 6 до 10 метров. Молодцы ребята, освоили мы с ними работу на опорах, перетянули воздушные линии электропередачи на самых аварийных участках. Перед началом нашей работы механик в Камышлове за сало договорился о барабане провода наружного освещения. На своем грузовике привезли его к себе. Потом уже начали работу. Пока в совхозе даже не думали заменять старые распределительные щиты на новые, пока механик специально не вызвал из Камышлова Энергонадзор - потери на линиях электропередачи огромные. Совхоз на ветер выбрасывает свои деньги за оплату электроэнергии. Вот только после угрозы Энергонадзора, что отключат нам подачу энергии, нашли деньги на новые электрощиты. Потом я ребятам пояснил, чтобы ни под какими угрозами  этого  пропойцы --  начальника  участка они не лезли на опоры и не работали под напряжением, если им, конечно, жизнь дорога. Если надо, никого не слушайте, особенно его угрозы, отключайте те линии, которые подлежат ремонту.
Почему я так говорил? Да потому, что я неоднократно видел: этот паскудник – да простят меня за многократное употребление плохих слов, но он ни одного хорошего слова не заслуживает в свой адрес -   давал всем подряд, и мне в том числе, выполнять то, что он пожелает. Мог по пьяному делу поднять ночью ребят, женщин и приказать всем идти в свинарник на помощь. Конечно, не все его команды выполняли, мы его в первую очередь посылали, за нами механики-поселенцы. Звонил он многократно в штаб, но его там уже никто не слушал. Мы, конечно, не могли исправить все воздушные линии. Не будет же механик воровать сало и себя подставлять ради начальника участка. Он и так многое проделал для участка.
Проработали они со мной больше года, во всем разобрались. Прошло больше трех месяцев, о которых говорил капитан, он приезжал каждую неделю с проверкой, знал, что тут происходит, меня все успокаивал: жди –--  переведем. Потом позвонил в нашу контору участка и мне уже точно сказал, когда переведут. За несколько дней до перевода я сказал об этом своим пацанам, то же самое сказал и механику. Он хорошо знал о моей несовместимости с начальником участка.
Еще вот что интересно. Когда механик разобрался, что со мной
можно иметь дело, мы начали ездить к староверам на хутор. До этого момента я понятия не имел, что недалеко от нас в лесу, где-то в 35-40 км, живут староверы. Он с ними много лет поддерживал отношения, но кроме его жены никто об этом не знал. Туда дороги никакой, раньше он к ним ездил на мотоцикле с коляской. Теперь мы поехали на грузовике, повезли им запчасти для плуга, для генератора, он их привез из Камышлова, но не знал, те ли запчасти. Только ему одному известны эти лесные проходы-проезды, ехали долго, он мне сказал, что езды два часа, но ехали дольше.
Грузовик --  не мотоцикл, петляли меж деревьев, я удивлялся тому, как он здорово ориентируется в лесу. Нигде не сбились с направления. На службе в армии, в роте дивизионной войсковой разведки, мне приходилось не раз ходить по лесу, но у нас всегда был компас, кроме того, мы изучали, знали приметы для ориентира в лесу: по мху на северной стороне деревьев, по наклону стволов, по густоте листьев на деревьях, по норам зверей, по диким пчелам, по звездам в ночное и дневное время (в густом лесу и днем звезды видны), но так, как он знал лес -  мне было далеко. Хотя я с ребятами ходил в лес, отдалялся по времени где-то на 5 км -  никогда не сбивался с направления, но то, что я увидел с ним –  это, конечно, здорово. Мне и местные говорили: когда с ним ходили на охоту, он лучше всех выводил их на цель.
Приехали, посмотрел я на эту красоту вокруг -- никуда отсюда уезжать потом не хочется. Стоят ну больше трех десятков красивых домов-срубов, во всех подворьях все ухожено, полно всяких домашних животных, птиц, есть, конечно, и собаки, днем они хвостом виляют, а ночью сторожат хутор. Волки часто приходят, полно лис, белок. Главное -- на хуторе есть несколько минеральных источников, как местные говорят –  лечебных. Возле ключей они проделали отводы в земле, получились у них небольшие озерца,  рыба там водится. Как сказал их староста, не поймем, откуда рыба появилась. Птиц на деревьях каких хочешь. У нас на участке тоже хватало птиц.
 Приехали к ним под вечер,заночевали, механик мне говорит,что наш мудак сам уехал на несколько дней, так,что не бойся..Жили староверы хорошо, люди привыкли к своей земле, земли пахотной много, специально не хотят заводить технику, а лошади ---  красавцы! Внутри дома большие, в одном из домов смотрю -- школьная доска на стене. Есть три женщины, что они вообще-то сами закончили, я не знаю, они обучают детей; дети разного возраста, как говорил мне механик: учителя грамотные. Стояли у них два трактора «Беларусь», но нет запчастей, мой механик им запчасти достает, он же обучил хуторян, 2-3 человек разбираться в технике. В домах проведена электропроводка, есть несколько передвижных мотор-генераторов, из них только один работают. Пока нет электричества, в домах зажигают керосиновые лампы. Кто-то сказал, что не скучают за электричеством, но это не совсем так: приемник не послушаешь, телевизор не посмотришь (самое интересное, что у них они были), они не хотели отставать от жизни, хотели иметь информацию.
Отремонтировали мы один генератор. Механик сказал их старосте, что я умею варить электросваркой, тот обрадовался. Я поварил им что смог.. Потом на обед в его дворе собрались все хуторяне, развернули столы и начали их накрывать. Возле меня поставили одну большую глиняную миску-тарелку и маленькую, чуть больше блюдца, но глубже. Механик говорит мне: можешь кушать из любой, но лучше клади в маленькую, тогда сможешь перепробовать все, что подадут,  все, что уже стоит  на столе. Запивать еду поставили в больших глиняных кувшинах сок из разных ягод. Такого изобилия еды, чтоб так одновременно стояло на столе, я в своей жизни не видел.
Хозяин говорит:  все свежее, у вас так не кормят. А когда механик ему сказал, что я бывший зэк, а теперь поселенец и специалист, смотрю, хозяин обрадовался, сказал другим мужикам - все зашумели. Механик мне говорит: они рады тебя видеть у себя.
Начали подходить мужики,  каждый хочет со мной поздороваться, выразить свое признание. Так в своем быту они почему-то за руку не здороваются. Хозяин обнял меня за плечи, говорит: сами прошли все это, помним, как наших отцов, матерей выгоняли с земли. Показали нам свое хозяйство, механик без меня все это видел, мне сказал:  если зовут, то не отказывай им, они к нам с уважением -- ведь они ни с кем не якшаются. Действительно, вот так надо хозяйничать на земле! Но власти коммунистов был чужд такой порядок.
Когда мы уезжали, смотрим, несут здоровый ящик с продуктами и кладут его в кузов. Староста говорит -  это вам подарки за ваш труд. Еще принесли большую плетеную верейку, наверное, на три ведра, тоже продукты. Механик мне говорит: это они тебе дают, а мое уже все вон там стоит. Староста поблагодарил за помощь, пригласил приезжать.
Они не живут как отшельники, у них есть два мотоцикла с колясками,   некоторые  мужики  возят  хуторскую  сельхозпродукцию на продажу. У всех мужиков, кто ездит торговать, чтоб не вызывать разно толков и подозрений участковых ментов, короткие бороды, такие, как у местных жителей. Есть хорошие упряжки лошадей, на подводах они также ездят на базар. К себе почти никого не пускают, староста говорит: а нам не нужна никакая власть, особенно такая!
Власть туда и не суется, механик мне говорил, что он не помнит, когда за последние 10 лет у староверов кто-то из властей был. Они хорошие охотники, бережно относятся к охоте, даром без надобности никого не стреляют. В лесу у них несколько пасек, на ближайшей пасеке я побывал с ними, они нам все показывали -  все это из-за большого уважения к механику. Видел там несколько прирученных волков, местные собаки с ними не дерутся, но не особенно и дружат, порой рычат на них, волки на их рык не обращают внимания.
Я даже не мечтал побывать у староверов –  да вот довелось. Они поддерживают связь с сибирскими староверами но только перепиской. Что-то я видел своими глазами, разговаривал с ними, а что-то мне говорил механик. Приехали мы с механиком на наш участок, продукты я разгрузил в свою мастерскую, подальше от любопытных глаз. Все, что нам надо было с ребятами, мы брали в барак, там была кухня. Мои пацаны говорили, что вообще не видели таких продуктов.
Мы еще несколько раз ездили с механиком к староверам, наладили им генераторное освещение в домах. Мои ребята не знали, где я бываю с механиком, а я не говорил, да это им и не надо было. Часть продуктов оставил ребятам, остальное перевез на главный  участок, куда меня переводили. Продукты я оставил в холодильнике офицерской столовой; я был в хороших отношениях с зав столовой, когда еще был на этом участке, ремонтировал у нее промышленные холодильники, да и потом она вызывала меня по ремонту - с тех пор и остались друзьями. В этой столовой могли питаться все, кто проживал в селе  и мы, поселенцы, но при наших заработках не всегда это было выгодно.
В этот же день зашел к прокурору, он знал, что сегодня я буду здесь. Угостил его домашней колбаской из моих запасов, он меня проинформировал о здешних делах. В нашем деле информация всегда важна. Назавтра пришел в штаб, наш капитан повел меня к полковнику, полковник еще был «хозяином» местной женской зоны, куда меня определили электриком. Он расспросил меня об участке, где я раньше был, просил рассказать про реальную обстановку, говорит: как ты понимаешь, мы знаем все, что там происходит. Для большей уверенности, чтоб я поверил, привел несколько примеров, по которым я понял, что их хорошо информируют.
Сказал, что знает, как там все ждут не дождутся, когда поменяют начальника участка, добавил -- самодура. Потом спросил, что, на мой взгляд, там нужно проделать, чтоб восстановить тот план, который был ранее. Я ему сказал: поменяйте начальника, поменяйте старое оборудование по всей технологической цепочке, естественно, сказал о своих электриках. Там же трехсменная работа, они вдвоем не могут все охватить, обеспечьте их всем необходимым (он знал, что механик за сало привез барабан провода); все электрооборудование старое, а запчастей нет, в свинарнике деревянный пол гнилой, не менялся с момента постройки свинарника. Там же находиться нельзя нормальному человеку: аммиак прет со всех сторон, женщины  и вольные, и поселенки, работая там, проклинают этого начальника участка.
Сказал: подчините электриков механику, от этих двух служб зависит работа всего участка; тот «бык», вместо помощи нам, всех посылает матом. Разложил ему всю техническую часть участка. Говорил я с ним как специалист, он это знал, сказал, что передаст электриков механику. Говорю ему: механик грамотный во всех отношениях - вот такой должен быть начальником, а не тот, кто и по сей день, когда буханет, ходит и рассказывает, что был майором милиции, а кого это волнует?
Ну, конечно, сказал причину, по которой я точно не мог находиться под началом у того начальника участка. Выслушав меня, о чем-то на мгновенье задумался, потом вышел из этого состояния и как бы обращаясь ко мне и капитану, произнес вслух: ну да, ну да. Потом мне сказал: мы это знаем -- это тоже одна из причин, по которой мы тебя сюда забрали. Начал мне говорить про женскую зону, в общих чертах ознакомил, а остальное: тебя на месте проинструктирует мой заместитель.
               
                --- Работа в женской зоне---
Пришел я в зону к электрику, который за несколько дней ознакомил меня со спецификой работы в женской зоне. Сам он был бывший мент, уходил по УДО, лет ему было 50 с плюсом. После моих вопросов он не скрывал, что до тюрьмы не был электриком, как записал в своем деле; запись он сделал с целью попасть в электро цех. Так же поступали и в простых колониях, я об этом уже писал. Был он когда-то в звании майора, начальником какого-то отдела, я не собирался запоминать. После ознакомления я пришел к «хозяину» ---  так называли везде начальников любых зон в Союзе, рассказал ему о состоянии электро хозяйства жилой части зоны, про рабочую зону -- тут другой разговор. На территории зоны в штабе у него был свой кабинет,  тут к нему, в отличие от штаба поселка, когда он бывал в зоне  можно было всегда обратиться. В дальнейшем такое положение имело для меня определенный смысл.
Многие поселенцы, да и вольные (в зону их ведь не пускают), а в штабе не всегда попадешь на прием,просили меня доложить ему об их просьбах.
Я узнал, что он был армейский офицер, после сокращений в армии ему предложили работать в МВД, он согласился. Но так и не стал ментом МВД, с которыми мы на каждом шагу встречались. Всегда меня выслушивал, потом в шутку говорил: ты что, их адвокат? А я ему говорю: а как им к вам попасть на прием: то они работают посменно, то вас нет, то у вас не приемный день, а тут я вас часто вижу. В шутку говорю -  мне «докладывают», что вы на месте.
Вернемся к женской зоне. Хозяин приказал электро цеху обеспечить меня всеми необходимыми материалами, но там, как помните, был паскудный начальник цеха. Теперь я от них не зависел, а вот они от меня -  в плане обеспечения материалами -  зависели. Начальник цеха скрипел зубами -  я брал у них все, что мне надо было для моих работ. Много чего пришлось самому переделать. Одному не очень-то удобно работать. Когда мне нужно было, мне давали в помощники пару тех ребят, кого я просил (брал я, конечно, своих кентов не с электро цеха).
Женская зона, как и все другие, имела жилую и рабочую половину. Сидело там порядка 4 тысяч женщин. Вся охрана в зоне состояла из женщин в погонах, служивших в МВД. Мужчинами в зоне были опер работники офицеры - несколько человек, зам начальника колонии, он же старший опер, в звании майора. К слову, он был самым старшим по возрасту в этом подразделении МВД. В этой деревне, как говорили старожилы, он проживал еще с 40 годов. Никогда не заканчивал никаких училищ, за выслугу лет и заслуги в деле «воспитания» зэков ему присвоили звание майора.
Что-то на пенсию он не спешил. Вот он мог бы рассказать с подробностями, что происходило тут, когда здесь был концлагерь, от которого в мою бытность с 1980 по 1984 год  еще остались упавшие, сгнившие сторожевые вышки, да догнивающий один ряд забора с колючей ржавой проволокой, расположенный ближе к нашим баракам поселения. В поселке, как я писал ранее, еще живут зэки, что там сидели  и те, кто там их охранял. Но и те,  и другие особенно не делились воспоминаниями, они хорошо усвоили, что лучше не злить советскую власть. Ну, а майор, тот вообще никому не верил, не доверял, в нем так же хорошо сидела сталинская закалка – всех ненавидеть, всех бояться.
Майор  мог  лично  любого  идущего  по  зоне  обыскать  сам,  мог с вахты позвать охрану для обыска. Меня много раз тормозил -  все время его измена долбила. По положению я без сопровождения охраны не имел права передвигаться  по зоне, но это было  в теории, а на практике при моей работе невозможно такое проделать, порой ментовши просто отказывались от такой работы и по-мужски посылали меня. Ну, а если надо было по вызову сходить в барак в жилой зоне, я вызывал охрану, сам туда не ходил; позже мне разрешали, но я все равно сам не ходил, я уже разобрался, какие зэчки  паскудницы, могли подстроить любую подлость.
Об этом мне также рассказали старожилы. Ну, а со временем сам разобрался во всех тонкостях работы в окружении зэчек. Главное - изначально надо им показать, что я поселенец, а не вольный, что за малейшее мое нарушение меня могут вернуть на зону. Зэчки знали, что на поселении в этом совхозе есть и менты с 13-й зоны. И, естественно, их отношение к ментам, как и у нас всех, было отрицательное. Вначале они меня принимали за мента и ломали все, что было связано с моей работой электрика. В первый период моей работы в зоне меня по пять, шесть раз за ночь вызывали чинить неисправности.
Так они мстили ментам за свою отсидку. Поломки прекратились после того как они узнали, что я не из 13-й зоны. Дело в том, что расконвоированных зэчек, у кого статьи до 3 лет, в сопровождении женщин-охранниц, выводили в совхоз на разные сельхозработы. Там они порой работали с поселенцами -  вот таким образом они узнали обо мне. Их отношение ко мне резко изменилось, за редкими исключениями меня уже ночью не будили на ремонты. Кроме того, мои приятели мне подсказали: когда меня будут оформлять на работу в зону, чтоб я сказал, что курящий -  хотя я не курил уже много лет. Теперь я мог заходить в зону и, проходя обыск, иметь при себе сигареты. В любой зоне сигареты --  разменная монета; когда у меня просили закурить, я всегда давал, для зэчек сигарета была символом нашего доверия. Вот так зэчки почти перестали портить электрооборудование в жилой зоне, но все равно с ними ухо востро держать надо.
В рабочей зоне был большой пошивочный цех-завод, в котором работала  почти  вся женская зона... «Хозяин» также обязал меня, если потребуется для производства моя помощь, чтоб помогал. А необходимость всегда возникала. Дело в том, что в этом цехе ремонтниками по швейным машинам были зэчки, электромеханики, которые хорошо разбирались в обслуживании этих машин. Но во всех силовых подводках, разводках к швейным машинам, автоматах, они понятия не имели, ни под каким видом не хотели туда лезть, как они мне говорили: боялись обвинений в свой адрес, если по их вине что-то в электрощите произойдет и какая-то из линий остановится.
Ну, а что такое цех на три тысячи всевозможных швейных машин, я даже не берусь описать  -- это же целая поэма-роман! Все-таки, когда меня туда вызывали, мне давали в помощники двух  зэчек электромехаников по швейным машинам, я их не то что обучал, скорее натаскивал. У них не было никакого желания, кроме своей работы, знать еще и силовые линии - 380/220 вольт, по причине, указанной мной выше. Вместо того, чтобы в цехе по обслуживанию работали ну хотя бы в три смены ---  в смене как минимум три электромеханика по швейным машинам, в цеху не работал ни один по силовым установкам.
Они и до меня пытались обучить зэчек разбираться в силовой части электрооборудования, но ничего у них не получалось. Я тоже не собирался их учить, брал их так, на подхват,  тоже начальству говорил, что они необучаемы. Вся нагрузка ложилась на электромехаников по машинам, их обвиняли и в том, к чему они не имели никакого отношения. Видя такое отношение к себе, они и свою прямую работу стали как бы случайно портить. Кроме того, сами швеи-мотористки, работая подневольно, да еще видя такое отношение со стороны начальника цеха и его мастеров, потихоньку тормозили работу, никакой бригадный подряд не помогал. Женская зона - сплошной комок противоречий. При всем при том начальник цеха гнался за планом, за любое неповиновение их сажали в ШИЗО.
Текучка у них была бешеная, меняли их по любому поводу. В каждом отделении этого цеха работало по два мастера пошива, следили за качеством (да какое там качество). Мастерами были и зэчки, и вольнонаемные женщины, у них была своя грызня. Отсутствие на смене электриков приводило к тому, что линии порой простаивали, а мне хоть переселяйся в цех жить. Начальник цеха психует, уже меня делает крайним. Вместо того, чтобы обучить всех как положено - все было на подхвате,   план, конечно, не выполнялся, но никого это не волновало, была одна видимость заботы о плане. Женщины-зэки - тяжелый контингент, а ведь другого вам не дадут! Но такое прикрытие всех устраивало.
Начальник цеха, также бывший мент -  большой паскудник. Чтобы быть начальником такого цеха, конечно, нужно иметь высоко «волосатую  лапу». Сам он жил в Камышлове, в цех приезжал, когда хотел. Все знали, что у него в цехе свой интерес: шил по заказу «своих клиентов». В цехе был у него в обособленном помещении отдельный участок, как зэчки говорили там работала бригада - около 200 зэчек. К этому участку он меня близко не подпускал, да я и не рвался, зачем мне чужое горе. Туда он привозил электриков из Камышлова (как будто мы не знали, что он в цеху шьет). В начале моей работы в зоне он вообще запретил меня пускать в цех.
Меня даже очень это устраивало, у меня хватало работы и в жилой зоне: кухня с паровыми и электро котлами, электрическими мясорубками, вентиляционная система, котельная, которая обогревала всю зону, баня, сушки во всех бараках, освещение в бараках, розетки, щиты в бараках, которые перегорали через день. Причина банальна: зэчки варили себе чай, включая в розетки самодельные кипятильники, из-за которых горели розетки, выгорали провода в стене, защита в электрощитах. Тут все делалось назло друг другу - конца и края не видно было. Да еще было освещение периметра зоны, где мне очень часто из-за повышенного напряжения, перекоса фаз, приходилось менять на столбах лампы. Все это надо было делать в запретной зоне - так называется коридор, с одной стороны коридора внутренний забор зоны из колючей проволоки, с другой стороны коридора деревянный забор, высотой пять метров, с колючкой наверху забора. На этой нейтральной полосе стоят столбы, на них установлены светильники. Летом с сумкой через плечо, полной ламп, с переносной лестницей, я двигался по периметру и менял лампы. Чтоб не нести длинную лестницу на плечах, я придумал сменные салазки -  летом на колесах, зимой -  на полозьях и возил лестницу от столба к столбу. Зимой сам на лыжах, снег в запретке глубокий, обычные лыжи проваливаются, сделал скороходы, как на севере. Периметр запретки где-то до  2км.
Ну, а чтоб меня ненароком не подстрелили в запретке, со старшиной роты охраны зоны на бричке, или верхом на лошадях объезжали все вышки, старшина предупреждал солдат, что электрик будет менять лампы. Для роты охраны всегда что-то делал, был с ними в хороших отношениях. Так что я не рвался в цех.
Но начальство мое желание не интересовало. Мне надоела такая работа. Сказал полковнику, что надо делать, чтоб наладить бесперебойную работу в цехе. Он мне сказал, что цех не в его прямом подчинении, что начальник цеха ему не подчинен, технических специалистов нет, что в этот цех никто из вольных технарей работать не идет. Мы уже пробовали нанять людей  в женскую зону, в пошивочный цех, вообще запрещено брать мужиков. С электро цеха совхоза даже временно полковник не мог никого туда посылать. Только тех, кто работает в зоне. До меня в жилой зоне был комендант-мужик, вот они с электриком могли помогать в рабочей зоне. Далее он добавил: всем понятно, что там бардак, давно надо навести порядок, но, по-видимому, начальника цеха это устраивает, иначе бы меры были приняты,  потом добавил, что будет решать вопрос в Свердловском  управлении.
В женской зоне была санчасть, в которой работали три доктора. Двое из них были заключенные, не помню, за что их посадили, но врачи они были грамотные. Третий доктор была их начальница в звании капитана, тоже хороший доктор и человек. Иногда, с разрешения начальника зоны, заводили к ним на прием местных больных. В поселке была только медсестра, врачей не было, больные ездили на прием в Камышлов. Когда в Камышлове узнали об этих врачах, то главврач  Камышловской  городской  больницы,   в управление района каким-то образом получили разрешение возить больных в зону на консультацию.
Врачей обеспечили всеми необходимыми препаратами, лекарствами, мед оборудованием, годным к использованию. Порой, с охраной, их возили в больницу в районный центр Камышлов. Зона была общего режима, это  давало  возможность  при  необходимости конвоировать  врачей  в  городскую  больницу. Но наши поселенцы к ним на прием попасть не могли. Чтобы в городской больнице Камышлова никого не пугать, приезжали они в гражданской одежде, охрана состояла из женщин, также в гражданской одежде. Моя задача была обслуживать всю технику в санчасти.
Благодаря их знаниям и умению общаться с народом, они лечили весь район. Тем более квалификацию врачей подтверждали те женщины, которые пришли из этой зоны. Наши поселенцы, когда узнали о них, стали просить меня достать у врачей всевозможные лекарства. Они мне писали целые списки лекарств:  и мужчины, и женщины. К этому моменту я уже хорошо знал полковника, был знаком с его женой и их сыном, бывал у него в доме. Жена хозяина была младше его, мальчику в то время было 5-6 лет. Жили они в поселке в своем доме. Наше знакомство началось с того, что она попросила меня починить настольную лампу, потом еще и еще приходилось  исправлять  у них их токоприемники. Она, конечно, знала всю мою биографию.
Я стал играть с хозяином в шахматы, шашки. В карты я не играл, сказал ему, что много лет назад завязал с этим. Так вот ему я передал просьбу наших поселенцев; упущу подробности, но он разрешил мне, только по списку, выносить из санчасти лекарства для поселенцев. Доктора не были профанами, на что, на всякий случай, рассчитывали некоторые поселенцы. Они никогда вот так без проверки не выдавали лекарства. Врачи не видели пациентов в лицо, а моя информация для них - это испорченный телефон.
Решили сделать так: мои больные будут подходить к воротам зоны, а врачи со своей стороны будут к ним подходить, таким образом они из уст больных будут знать, что случилось. Но для этого надо было получить разрешение хозяина. Получили такое разрешение. Вся охрана женской зоны лечилась у них. Чтобы прослушать, простучать поселенцев, охрана пропускала в отдельную комнату на вахте,  доктора получали возможность их обследовать. Наши поселенцы воспрянули духом, отпала необходимость отпрашиваться у начальства для поездки к врачам в город. А это было совсем не просто. Местные жители -  те ездили в город, часть из них начала обращаться к врачам зоны.
Нас, опять же на усмотрение начальника колонии, неохотно, выборочно, иногда отпускали в райцентр. Так что лучше не болеть, но по большому счету в этом райцентре делать было нечего. Один раз приехать посмотреть  -  и достаточно. Но там была действительно неплохая больница, что по тем меркам -  редкость для советской глубинки: небольшой промышленный городок, а вот главврач --  молодец, в первую очередь создал дружную команду врачей. Мне самому там пришлось быть на обследовании несколько дней. Главврач и еще пара врачей знали, что я поселенец, что работаю с докторами из зоны. Я сам, посже,   по указанию хозяина, привозил наших докторов в гор больницу.
Еще с самого начала моей работы хозяин знал, что у меня есть водительские права, что я водил и автобус. Мне поручали на небольшом совхозном автобусе возить докторов, иногда ездил в Камышлов на автовокзал, привозил оттуда «гостей» в совхоз. В совхозе всегда не хватало водителей; порой меня привлекали, ездил на разных машинах, мотался по полям, участкам совхоза. Много раз даже прямо давили на меня, чтоб пересел на машину, я же упирался, знал, что это не мое. Когда-то моему начальнику поселения я объяснил причину своего отказа работать на машине постоянно.
Что касается женщин в погонах, охранявших зэчек внутри зоны, на вахте, в рабочей зоне, сопровождавших расконвоированных на работы в совхоз - это особый разговор. Из-за своего несчастья, неустроенности в жизни, они пошли служить в войска МВД. Когда я ближе узнал эту охрану, жизнь этих женщин -  матерей-одиночек с детьми на руках, вдов, незамужних --  еще и еще раз убедился, что советской власти было выгодно душить свой народ, натравливать людей друг на друга. Нет смысла описывать судьбу каждой из них, их отношение к власти. По-человечески --  это несчастные женщины, которых безысходность загнала в лесную глушь. Вот такие сотрудники нужны были гнилой советской власти.
В рабочей зоне зэчки шили всевозможную нижнюю, верхнюю одежду по заказу МВД, т.е. для всех лагерей страны Советов. Шили: рабочие перчатки, зэковские летние, зимние шапки-ушанки на вате, перешивали полушубки  --  их привозили длинными до земли, они их укорачивали, исправляли дефекты, шили теплые шапки-ушанки из меха и такие же рукавицы. Работы им хватало, а вот оплаты –  нет. Вообще, здорово на нас, на всех заключенных, наживалось МВД.  Это ж только вспомнить, сколько миллионов народу сидело в лагерях, а сколько еще было в ссылках, а сколько еще без права проживания, от крупных городов вплоть до районных центров?  И такая власть еще хотела, чтобы ее любили, считались с ней!
Я продолжал общаться с прокурором, мы с ним всегда находили если не общий язык, то точки соприкосновения –  все-таки мы с ним получили 30 лет лагерей на двоих. Нам здесь нечего было делить. Он был человек с большим опытом,  знал всю подноготную, очень многое из того, что в то время происходило в СССР. Беседуя со мной в виде рассказов, объяснял мне:  что, где, как и почему происходит. Он сам не верил той власти, которой служил (не один он такой был!).  В его Азербайджане  все  решалось проще, чем в других республиках Союза.
Как-то, когда мы были уже хорошо знакомы, он захотел посмотреть мой приговор. Прочитав его, спросил: сколько томов дела было у тебя? Я сказал - 200! Следственные органы ужас как нас страшно пугали, строили нам жуткие перспективы на будущее –  все только с одной целью: выбить у нас как можно больше денег, которых, к сожалению  и близко не было. Но не напугали. У старшего следователя прокуратуры Украины по особо важным делам Сургана и у его команды работала только одна извилина: или выбить деньги – и будет основание дать нам большие сроки, или, не получив ничего от нас, обвинить в «несознанке» и опять же дать предельные сроки. Прочитав заключение суда, прокурор сказал мне, что не видит состава преступления в моем деле.
Своим заключением он не делал мне ни холодно, ни жарко, я сам знал, что посадили меня исключительно для того, чтобы не подорвать престиж прокуратуры Украины. Но самое главное, что он мне поведал  -- это о кухне следственных органов прокуратуры, суда, которые вели наше дело! Никто из вольных людей и тысяч зэков ничего подобного не знал, не ведал. Наши адвокаты могли что-то знать. Если б я эту кухню знал раньше, то, возможно,  суда бы не было. В беседах со мной прокурор косвенно подтвердил, что из Москвы во все 16 республик Союза спускалась команда-указание: сажать всех, особенно по хозяйственным делам -- по какому я и сидел.
 Все следственные органы,  говорил он,  особенно, если они непосредственно подчиняются прокуратурам республик, как в твоем случае, считают, что районные прокуратуры разбирают дела по мелким хищениям, а вот республиканские – по крупным. Вместо того, чтобы искать истину по делу, ищут только состав преступления; финал: вам –  срок, им  --  защита своего мундира. Особенно у вас на Украине: ваш секретарь ЦК республики  -- член политбюро Союза, вот ваша прокуратура и лезет из шкуры вон отрапортовать раскрываемость. В других республиках, даже если секретари -- члены политбюро Союза, такого не было. У нас это по-другому. Мы отпускали подозреваемых под подписку, не сажали, как у вас, на четыре года в тюрьму, на время проведения следствия и суда. Мы проверяли, есть ли за подозреваемым состав преступления. Наша республика небольшая,  мы не заинтересованы сажать по лагерям наших людей, поэтому у нас и преступность минимальная. Мы не спешили выполнять железные указания Москвы (читай политбюро). Выполнять их, не учитывая наши местные традиции, было бы большой глупостью. Прокурор, как бы невольно, разговорился, и продолжил: если до меня доходили жалобы, просьбы, я эти бумаги спускал ниже, а там уже принимались решения; в нашей республике эти решения принимались корректно (слово-то какое!), всегда находили выход из положения.  Конечно, напрямую он не говорил, что все решали взятки. Все знали, что на Кавказе -- это первое дело, но связано это было с их веками выработанной психологией, чего не было на Украине. В Азербайджане нет слова «взятка», там есть – «бакшиш», так, кажется, называется то действо, которое совершает каждый день каждый проживающий в этой республике, в благодарность за определенные услуги.
То, что нас на Украине, в России пугало -- в кавказских республиках, в Средней Азии воспринималось как обыденное явление: кто имел, тот давал, кто не имел ---  тоже хорошо, там с пониманием относились к тому, кто пока не имел  что давать. В республиках Кавказа, Прибалтики, Средней Азии не сдавали людей органам, как это было распространено на Украине. Он все знал, с прокурорами всех республик соприкасался, как же ему не говорить о них. Он сказал:   главное   все-таки другое:  все силовые органы Союза --  это одно целое,  мы не могли  идти вразрез с линией партии. У себя на местах мы корректировали конкретную нашу ситуацию. Как показала практика, в такой стране, как наша, уголовный кодекс по республикам не отражал всей полноты наших действий, была большая свобода маневра, множество подзаконных актов и просто указаний партийных органов. По занимаемой должности я подчинялся союзному прокурору, на практике же мне могла дать указания и моя парторганизация –  ЦК моей республики, а они исходили чисто из указаний Москвы. Конечно, такое правление вносило сумятицу в нашу работу. Вот нам на местах и приходилось самим все решать. Никто, никогда в нашей работе не мог использовать  закон, любой  кодекс,  а  куда  же  в  таком  случае  деть все подзаконные акты и предписания, обязывающие трактовать закон ----  любой закон согласно предписаниям для служебного пользования?  Я как губка впитывал все его рассказы. Можно приводить и больше его высказываний, но сейчас уже нет в этом смысла.   Как и предвидел мой прокурор: даже если ты и невиновен, но отсидел свой срок, система не позволит снять с тебя весь иск --  иначе тех, кто будет заниматься твоим делом, могут в системе не понять.. Подробней об этом напишу в конце моего повествования.
Мы с моим приятелем-прокурором нормально ладили между собой. Он все время находил новые темы для бесед со мной. Я много чего узнал от него,  свои новые познания я успешно использовал вот тут прямо за порогом  и тем более уже будучи на свободе. Вот что интересно: постепенно он начал соображать, что пока еще находится на грешной земле. До сих пор, несмотря на то, что получил 15 лет, он все еще продолжал витать в облаках. Как бы там ни было, а его хорошо «подогревали»  - обеспечивали, он не нуждался ни в чем, кроме свободы передвижения. Собственно, он сам никуда не хотел ехать --  природа здесь хорошая, воздух чистый, никто его здесь не преследует, не давит на пятки, связь у него хорошая, имеет разнообразную информацию, за домашних не беспокоится --  там все в порядке, они к нему приезжают, в Камышлов может ездить в любое время. Ближе к моему освобождению мы с ним несколько раз мотались в Свердловск -- теперь это, кажется, Екатеринбург. Когда я пришел на поселение, он вообще никому не доверял, а тут вдруг почти резко изменился. Мне кажется, что к этим изменениям он шел с опаской. Все-таки много лет занимал высокие посты; как он говорил: если бы не коварный случай, до сих пор сидел бы в своем кабинете и точно бы не знал, да и не стремился бы знать, что там внизу с народом. Как говорится, пока петух в ж..пу не клюнул.
Заходя иногда ко мне в общежитие, он часто видел, что я что-то пишу. Через какое-то время спросил у меня: пишешь жалобу по своему делу?  Вначале я сказал –  да, пытаюсь. Он мне сразу ответил: не пытайся, с твоей статьей никто жалобу читать не будет, особенно у тебя на Украине. Но я продолжал писать, иногда мог у него спросить о трактовке той, или иной статьи УК. Постепенно он разобрался, что я кому-то помогаю писать жалобы --  вот тут он понял, что уже давно находится на грешной земле.
Я никогда не давал ему читать мои черновики, да он, собственно,  не напрашивался, но стал более аргументированно отвечать на мои вопросы. Не давал я ему читать по той причине, что те, кому я помогал писать, не доверяли ему,  а  я их не разочаровывал. Мне самому не хотелось, чтобы он знал, для кого пишу. Я хорошо знал, где нахожусь. Многими его интерпретациями я воспользовался. Для того, чтобы в инстанциях читали жалобу, ее нужно хорошо аргументировать. Я неплохо знал уголовный, процессуальный кодексы, да плюс советы прокурора, и у меня получалось. Как мне  сказал  мой  кент-прокурор:  для инстанций важна не грамотность жалобы, там важна суть -  аргументация, там хватает своих безграмотных.
В теории, неважно, какой она была, прокурор хорошо разбирался, все анализировал, имел у себя массу нужной литературы. Днями он писал статьи по своей теме, отправлял их своим друзьям, они уже знали, что с ними делать. Говорил: у него не было большой практики, этим занимались другие, он больше занимался теорией. Конечно, имел большую информацию, видел, что не все так гладко. Но, мол, когда шагаешь по карьерной лестнице, там другие критерии, интересы. Вот так у нас в Союзе строили утопический коммунизм.
Иногда мой приятель хотел услышать мое видение того, о чем мне рассказывал. По своей профессиональной привычке он пока еще хотел все видеть так, как ему представлялось и хотелось. Но постепенно он начал осознавать логику происходящего вокруг него, что раньше напрочь отвергал. Стал более раскрепощенным, больше стремился общаться с поселенцами. Почему я так скрупулезно описываю моего приятеля по несчастью. Да потому, что не каждый из нас: будь - то на свободе, в лагерях, или на поселении -- изо дня в день, вот так как я, мог беседовать  хоть  и  с бывшим, но с прокурором республики и  из его уст услышать отзывы о системе, которой он служил.
Я не говорю, что он как обиженный ее ругал, но все время критически отзывался, рассказывал  о  массе  перегибов  в  угоду власти. Из его рассказов не трудно было сделать выводы о гнилой коммунистической системе. Он, будучи на своем высоком месте, видел систему изнутри, существовал в ней -- потому был далек от прозрения. Только получив срок, начал кое-что понимать, вначале неохотно, но жизнь его заставила, научила разбираться в простых житейских ситуациях. Наконец он сказал: надо изменить многое. Все-таки о смене системы он открыто не высказывался, хотя говорил, что во мне уверен.

Продукция совхоза отправлялась по разнарядке МВД, мы только могли догадываться, куда ее отправляют, но точно не в лагеря для заключенных. Те продукты, что нам скармливали в зонах, никаким боком не попадали к нам с полей. Мы никогда не видели свежих продуктов. На бумаге все было красиво, а на деле считали, что зэки могут обойтись залезавшими продуктами. Как говорил Райкин: «как вспомню, так вздрогну «-- от той еды и на зоне, и на этапах пацаны маялись животами; не минула и меня эта доля-судьба. Не буду повторяться, я уже писал о нашей кормежке. На поселении мы ели хороший хлеб, из хорошей муки, сами ходили в хлебную лавку. Условия работы поселенцев, вольных в совхозе МВД  были далеки даже от норм,  принятых в государственных совхозах. Периодически я на машине по делам совхоза ездил по соседям, говорил с народом, своими глазами видел  все, что там происходит. Власть устраивал наш подневольный труд, который никогда не приносил хороших результатов.
Летом все стада паслись на лугах, охраняли стада на лошадях местные и поселенцы, были и собаки. В коровниках, телятниках, на конюшне, в свинарниках   у всех вольных, там работающих, были свои ружья. Никто не стрелял волков, палили в воздух для отпугивания. Волки рыскали вовсю. Ночью оставлять стада в загонах на природе опасно: волки в темноте здорово охотились. Я уже говорил о том, что они умные животные. До поселения я понятия не имел о способностях волков как охотников. Они не боялись людей, никогда не нападали -- всегда уступали дорогу, нам доводилось с ними встречаться в лесу вокруг совхоза. Они подходили к нам на пару метров, мы смотрели друг другу в глаза; именно в глаза зверя надо смотреть широко открытыми глазами, желательно не моргать -- показывать своим взглядом, что мы тоже стая, но не намерены драться. Еще когда я был на другом участке, мне механик и ребята объяснили, как вести себя, встретив стаю.
В лесу было несколько озер, ближайшее --- в полутора километрах, остальные дальше, мы бывали на всех озерах, и пешком, и на лошадях. Когда наши конюхи выгуливали лошадей, чтоб не застаивались, они сообщали мне и другим своим приятелям, кто не был занят на работе, или имел, как я, возможность отлучиться и по выходным дням. Вместе мы гоняли лошадей. Ехало нас в основном 5-6 человек, двое вольных -  местных, работавших на конюшне и мы, поселенцы. Местные всегда брали с собой ружья для нас всех, когда мы заезжали в лес, они нам их давали. Они – наши друзья, знали по своему опыту, что когда отдаляешься в лес, оружие должно быть у всех. Мы, как поселенцы, не имели права на ношение оружия, оружие бралось с одной целью: если появится не местная стая. Те волки, которые приходили издалека, с человеком не особенно дружили, могли и напасть. Дело в том, что вокруг нашего совхоза, на расстоянии примерно 30-40 км, кто-то когда-то запретил вести охоту. Позже народ убедился, что это только во благо получилось,  в наше время этот статус поддерживался.
Но за этой зоной были и другие колхозы, совхозы -  вот там волков стреляли. Они же свободные звери, бегают там, где захотят, у них свое деление на участки охоты  -- вот порой и нас посещали. Собаками от них отбиться не всегда получалось, у нас тогда было два пса, но псы волков не боялись, в лесу волки становятся агрессивней, чувствуют себя вольготней, чем возле поселений. Они чуют запах пороха, да еще, если ты помахал ружьем, то уже к тебе не подойдут. Местные всегда распознавали чужих волков  -- они же все ходили на охоту. Я на том участке ходил с местными на охоту, я все-таки был солдатом; давали мне карабин. У нас не было нужды, даже, когда чужая стая приходила, в них стрелять; только в случае их агрессивности.
Охотники знали повадки местных волков, любой наш выстрел наповал рассматривался бы местными стаями как конец многолетнего перемирия. Поэтому только выстрелами в воздух отгоняли от наших стад местных волков. Так вот, мы всегда на озерах встречались с волками, лошади шарахались, чуя волков, но чувствуя, что человек не боится волков, успокаивались. Бывало, ловим рыбу, смотрим, на той стороне озера, метров 30 от нас, пришли волки на водопой. Без боязни попили водицы и ушли. На другом озере купаемся, вдруг лошади заржали, да так громко, смотрим: волки в 2-3 метрах от нас пошли к воде, потом мы поняли, что мы на песочке сидим на их месте водопоя. Больше мы их место не занимали. Вот интересно:  мы заняли потом другое место  -- так волки по одному подбегут близко к нам и отбегают, именно по одному, мы поняли -- это они выражают нам свою признательность. И еще интересно: если мы во второй раз выгуливали тех же лошадей, лошади уже не боялись волков, давали нам сигнал тихим ржанием о приближении стаи. Вот что значит жить с природой в ладах!  А зимой несколько стай в разное время подходили к коровнику, стоявшему ближе к лесу, там их пацаны подкармливали ---  на бойне всегда лежал запас отходов. Но был у нас такой случай. Сидим у озера, собаки забеспокоились, вскочили, рычат, далеко не отбегают; смотрим, прямо на нас метрах в 50-ти летит пара волков. Мы вскочили, ружья в руки, выжидаем -  все внимание на волков, потом местный впереди волков увидел лису, все понял, дробью выстрелил в нее наповал. Смотрим, один из волков упал, стрелявший обалдел: гонят волки лису, по-видимому, она им что-то там нашкодила, иначе так далеко не гнали бы.Отбежал немного назад и смотрит на нас. Мы ведь все видели, что вольный стрелял в лису. Второй волк отбежал тоже немного назад, присел и смотрит на нас. Местный говорит: тут что-то не так --  мы потихоньку с ружьями наперевес пошли к волку, собаки побежали отгонять второго волка, далеко не гнали, вернулись к нам, к волку не подходят, рычат в стороне. Подошли мы к нему вплотную, волк как бы не реагирует, лежит на боку, морду поднимет, опустит  -  никакой реакции на нас, чуть как-то так скулит, что ли. Вольный, тот, что стрелял, смотрит: немного крови на лапе волка, понял, что дробина попала в лапу.
Когда подошли, один парень упер в волка ствол ружья; мы все поняли, что волк просит помощи. Удивительное чувство, его даже не передать словами: дикий волк и человек. Я и еще один местный набросили на морду волка куртку, сверху обвязали веревкой, которая всегда была у наших приятелей --  коноводов. Волк лежал спокойно, только немного дрожал. Тот, кто стрелял, присел на корточки, осмотрел рану, потом прощупал, нашел дробь в мякоти лапы, кость не задета, вторая дробина зацепила волку брюхо, порвала немного шкуру и вышла навылет. Стрелявший говорит: надо подрезать шкуру; отрезал два куска веревки, обмотал лапу выше и ниже раны, вынул свой охотничий нож-финку, надрезал шкуру, нащупал и вытащил дробину. Волк при этом дернулся, что-то там по-своему прорычал, успокоился, даже дрожать перестал.
Приятель своим носовым платком перетянул ему рану, мы сняли с морды волка веревку, куртку, отошли, пятясь задом. Волк зашевелился, попробовал подняться, только смог сесть на задние лапы. Как инвалид, на изгибе держит левую лапу, так сидел какое-то время. Мы отошли метров на 30-40. Потом потихоньку завыл; такая интересная картина: собаки наши насторожились, начали вокруг нас бегать, смотрим, к нему трусцой бежит пара волков, на нас ноль внимания, собак мы положили возле себя, рычат, вот-вот готовы сорваться. Поговорили волки на своем языке, смотрим, наш больной опустил лапу, хромая побрел в сторону стаи, стая сидела метров за 50 от нас. Сзади его сопровождали те два волка, которые прибежали к нему.  Наши собаки поняли, что волки не опасны, побежали без злобного лая их провожать. Нам как раз надо ехать в ту сторону, подъехали мы ближе, смотрим: нашего пациента окружила стая. Приятель говорит: наверное, я подстрелил вожака. Мы поехали дальше, волки стали уходить в лес. Охотник сказал, что когда-то слыхал такую историю, но чтоб сам вот так запросто, даже не думал. Многие узнали об этой истории, если бы не мы, свидетели, никто бы ему не поверил. Потом я рассказал этот случай своим ребятам по общежитию, также и прокурору, все слушали с интересом, со своими комментариями.
Заходить в лес весной было опасно --  там свирепствовал энцефалитный клещ, для человека штука очень опасная; если вовремя, лучше всего немедленно, не принять меры, может быть летальный исход. Много народу и до меня, и во время моего поселения страдало от укусов клеща. В основном по своей нерадивости  --  авось пронесет.  Не проносило.  А ведь было все так просто:  когда  мы  ходили  в  лес,  всю одежду  на  себе  завязывали, все места, куда может проникнуть клещ. Обязательно на ногах были сапоги, брюки не заправляли в сапоги, а поверх сапог завязывали брючины внизу сапога бечевкой, так же рукава курток, телогреек, под шею все застегнуто, на голове обязательно капюшон завязанный, рубашки заправленные, одежда подпоясана -- т.е. клещу никак к вам не подобраться. Открытыми остаются только ладони; если клещ упал на ладонь, на лицо, то спокойно его снимаешь и давишь, он не успеет залезть под кожу. Кроме того, у всех с собой пузырьки с любым жидким маслом. Клещ без боли залезает под кожу и там продвигается так, что ты даже его не ощущаешь. Чтоб его выманить из норки (кожи), нужно туда капнуть несколько капель жидкости, клещ боится любой жидкости и начинает на твоих глазах выбираться из твоей шкуры.
Выходя, выезжая на лошадях из лесу, мы тщательно осматривали одежду друг друга, лошадей чесали специальными щетками, гриву особенно протирали - вегда находили и давили клещей. После освобождения я даже в Киев привез засушенного клеща. Вот такие несложные предосторожности от укусов этих «зверей». Конечно, клещей из лесу заносили по-разному. Я описал мой вариант, которому меня обучили местные. Если через несколько часов любой человек в совхозе заболевал, то в первую очередь искали на его теле любое подозрительное место, заливали жидкостью; в этих случаях лучше всего работало дизельное топливо, его маслянистый состав быстрей других заставлял клеща покинуть свое «убежище».
Как-то выгуливать лошадей с нами поехал местный мужик, то- ли зоотехник, то- ли ветеринар, работающий на ферме; мои приятели хорошо знали его, иначе не взяли бы. Он знал, что к нам на озере подходила стая волков  -- вот и напросился проехаться. В общем, как обычно, приехали мы на дальнее озеро, искупались, напоили лошадей, собрались уже уезжать. Две лошади были у нас новые, начали сильно ржать, другие пять лошадей стояли более-менее спокойно. Собаки рычали, от нас не отходили, хотя там такие собаки, не боятся волков.
Мы поняли, что идет стая. Они подошли неожиданно, мы еще в седло не успели сесть. Мужик наш увидел стаю метрах в 20-ти от нас, говорит: стойте на месте, а сам пошел прямо к стае. Мы ему:  ты что, обалдел?  А он нам:  стойте и смотрите.  Должен сказать, что в лесу кроме ружей, у нас еще были ножи, которыми и кабана можно завалить (тут и кабанов хватало).  Ножи местные и поселенцы ковали в кузнице, так что кому надо было, тот имел свой нож. Конечно, это оружие было незаконно в руках поселенцев, но уж такова жизнь в тех местах, когда вокруг тебя леса. Для местных жителей было совершенно нормально иметь свое холодное оружие. Иногда брали с собой длинные палки, с одной стороны заточенные под стрелу.
Стоим мы, приготовили ружья, ножи. Нас уже ничем нельзя было удивить, тем более мы уже не раз встречались с волками, мы знали, что они умные звери, но все может быть  -  ведь мы с ними в разных стаях. Так вот, наш мужик подошел к ним совсем близко, присел на корточки, достал из пиджака сверток (в это время мы начали к нему ближе подходить), вынул из свертка куски сушеного мяса, размером с пол-ладони, или ладонь  и разложил их полукругом возле себя. Смотрим: вожак  -- он всегда в центре стаи  присел как собака, потом лег, немного полежал, поднялся, остальная стая слегка поскулила так недружно. Вожак спокойно подошел к мужику, взял кусок мяса в пасть, подержал, подумал и стал жевать. Остальные члены стаи также не спеша подошли один за другим, взяли по куску и тут же, не отходя, проглотили. Мужик встал, стоит, разговаривает с ними. Мы слышим, спрашивает их: что, водицы пришли попить?  Руки у него были опущены вниз, пальцы растопырены,  он ладонью и пальцами шевелит. Тут мы смотрим: крайний волк пошел к нему;  он спокойно для нас говорит: не подходите ко мне,  а мы уже стоим в 2-3 метрах за ним. Собак положили дальше, они тоже с любопытством смотрят на нас, но продолжают негромко рычать.
Волк подошел к мужику, лизнул его в ладонь, мужик подставил ему другую ладонь, волк лизнул, понюхал сапоги, потом  ноги, отошел. То же самое проделали еще несколько волков. Мы стояли, зачарованные. Лошади на узде стояли  возле нас, в их глазах не было испуга, они молчали. Один кусок мяса оставался на земле, мужик поднял его и вслух говорит, как бы обращаясь  к  вожаку:  кому его отдать?  Смотрим,  вожак  повернул  морду  в  сторону,  как  бы  так, по привычке ---  вот туда мужик и бросил последний кусок. Никто из нас не сдвинулся с места. Вожак что-то пропищал, ну точно как собака. Смотрим, волк, стоявший рядом с вожаком, подошел, взял этот кусок, проглотил и вернулся к стае. Мужик попрощался с ними и пошел к нам. Стая покрутилась и пошла ближе к воде, не обращая на нас внимания.
Скажите, где еще  можно такое увидеть? Чтоб человек вот так на природе общался с диким зверем!  Вот что значит ладить с природой!! Мы поняли, что этот мужик не первый раз вот так встречается с волками, едем и расспрашиваем его. Он говорит: в нашей деревне еще есть пара мужиков, один из которых вообще заходит в стаю. Но гладить волков нельзя. Обнюхивая тебя, они выясняют, не пахнет ли от тебя порохом и водкой. Потом подтвердил, что с нашей стороны леса нет охоты, ездят где-то за 50-60 км (может, и так, меня разница в цифрах просто не интересовала). Потом говорит: смолоду так делаю; мол, волки днем дружелюбные,  а вот ночью, когда они охотятся на домашних животных, если человек вдруг ненароком, сам не зная того, им помешал, могут покусать, но не до смерти. Волки понимают, что за такое им придется отвечать своей шкурой. Мужик рассказал нам, как волки делают подкоп в овчарни; больше всего они любят мясо овец. Если проникают в овчарню и застают там человека, они не буйствуют, загрызут одну-две овцы и уходят; ну а если нет человека, то погрызут много овец. Если в овчарне встретят своего знакомого –  допустим, меня (показывая на себя), могут ничего не тронуть, но назавтра я должен угостить их мясом. Они будут ждать на краю леса, я выхожу за крайний сарай, что ближе к лесу, кладу мясо (мясо берет на забое) за забором, они это видят. Отхожу к сараю и смотрю: сначала идет разведчик, возвращается к стае,  они трусцой бегут друг за другом к мясу. В это время не надо их пугать, напугаешь ---  появятся ночью где угодно, порвут все, что смогут.
Вот  такие  взаимоотношения  у  местных  жителей  с  волками.
Еще одна интересная деталь. Мы ловили на озере рыбу,  нам местные сказали, чтоб мы и для волков что-то оставляли. Волки это понимали: увидев  нас  с  удочками, отходили в сторону и ждали своей очереди. Сельские собаки, особенно днем, в присутствии человека, без команды никогда не бросались на волков. Мы снимаем рыбу с крючка, большую оставляем себе, а рыбешек поменьше бросаем им, они сидят метрах в десяти. Не кидаются, как собаки, все вместе, а по одному, по своей иерархии, подходят и едят по очереди, они знают, что мы еще им подбросим. Настолько  это интересно, вот чувствуешь -  у них порядок в стае. Порой даже кажется, будто они понимают, что мы им говорим.
Наши лошади к ним нормально относятся, а волки даже на них внимания не обращают, хотя лошади пасутся не привязанные. Когда мы уезжаем, волки нас даже немного трусцой провожают, держась в стороне, так метров 50, может, больше немного.
С нашей стороны леса было много непуганого зверья, близко к себе подпускали, но мы-то знали, что нельзя вторгаться в их жизнь. Совсем другое отношение в этом селе было к лисьей породе. Лисы –-- животные непредсказуемые, коварные, в основном охотятся в одиночку, бывает, по двое, по трое, но очень редко; с человеком они не дружат. Местные их ловят капканами. Приручить лис, как говорили местные, нереально, они пытались, но безуспешно. Лисы ---  хорошие охотники, хитрые, в чем мы сами убеждались. Их недостаток в том, что они не умеют, а может, не хотят охотиться стаей ---  поэтому зачастую  проигрывают. Но наверно, это уже природа так постаралась. Мы много раз наблюдали, как они устраивали засады на зайцев, мышей, птиц, в этом отношении они мастера.
Наблюдали за охотой пернатых хищников. Вот прирученные хищные птицы в селе были. Местные использовали их в основном при охоте на лис, реже - зайцев, бывало, что орлы брали и волков (я лично не видел, пишу со слов местных).
Очень интересно наблюдать за охотой и знать, что происходит в лесу, на окрестных полях, лугах  ---  мы ведь жили в окружении лесов, кто хотел, тот знал жизнь леса. Конечно, мы ходили в лес, собирали ягоды, грибы. Когда начинался сбор грибов, мы, наверное, на ; стола питались дарами леса. Смотрел на местных, как они готовили и ели ядовитые грибы типа поганок, мухоморов,  тоже ел. Еще на зоне у меня был приятель, сам из Донецкой области, он смело ел поганки и научил меня, как их готовить. Там у нас под забором была полянка, где росли эти грибы, никто их не трогал ---  вот он их там и собирал. Готовятся они так: вывариваются в 5-6 сменных водах, кладется к ним в сковородку  ----  в нашем случае противень, он больше сковороды, головка белого лука, она служит «лакмусовой бумажкой». При варке луковица темнеет ---  это означает, что яд еще содержится в грибах; каждый раз меняешь луковицу, пока она не примет свой первоначальный цвет ---  вот тогда можно снимать, все готово, можно кушать. Ни на зоне, ни на поселении у меня, у местных не было отравлений. Вот это как раз тот случай, когда неукоснительно соблюдается техника безопасности, ведь на кону стоит твоя жизнь.
Мы и с дикими кабанами встречались в лесу. Кабана можно было стрелять только в крайнем случае и на нашей территории. В него еще надо попасть, в лоб не возьмешь, кость толстая. Мы ведь не ехали на охоту, мы ездили к дальним озерам; кабаны лежат в кустах, вдруг выскакивают и, не разбирая направления, летят на тебя, лошади шарахаются, бывало и   ногу лошади зацепит. После такого случая мы собак пускали вперед на разведку, а так они возле нас бегут. Местные знали, где кабаны водятся, но это далеко от нас, туда я мог с ними съездить только в свой выходной день. Возле озер спешивались, шли цепью, чтоб раньше времени не спугнуть ----  все равно кабан появлялся всегда неожиданно. Я уже знал, как ему надо дорогу уступать, но это в теории, а на практике не все так гладко, пока сам не попадешь в переделку.
Если были кусты, то пускали туда собак, они сразу кабана чуют, но не всегда могут его выгнать с лежбища. Стоим, ждем, когда ему надоест на них огрызаться и он выбежит; вот он выбежал, бежит, хрюкает, рванул на моего соседа, тот выстрелил, но я что-то не понял, попал он,  или нет. Кабан на мгновенье уперся лапами в землю, потом с поворотом как рванет в мою сторону, а мне сосед кричит:  не стреляй, я его под ранил, скоро упадет. Какой там скоро, он же на меня бежит, успел я сделать ногами как бы обманный маневр, вроде рванул в одну сторону, а сам рванул в другую; кабану было достаточно увидеть мое первое движение  и он отвернул на ходу туда, а я уже стоял за деревом, с разворота хотел в него стрелять, но он уже сидел в других кустах и там ревел.
Кабан действительно был ранен, добили его. Вот так прошло практическое занятие, теперь я знал, что такое дикий кабан в лесу, в его стихии. Встречали мы и маму с малышами, таких никто не стреляет, во всяком случае, вольные с нашего села. Молодняк ловили сетками, привозили к себе в дома, там выкармливали, спаривали с домашними свиньями, хорошее получалось потомство - местные это хорошо знали. Мясо их, правда, жестковатое, но есть можно, особенно под норму - граненый стакан. Там не пьют рюмками, там их просто нет.
Рысь охотится на птиц и разных мелких грызунов: белку, зайца возьмет, лису, если волк будет стоять у нее на дороге, то и она на волка нападет. За счет своей реакции, скорости она посильнее волка, я наблюдал, как она с дерева на дерево, расстояние где-то 4-5 метров, прыгала за птицей, сидящей на ветке. С земли прыжком снимает птицу метров с трех-четырех, а как она лазит по деревьям -  загляденье. Еще вот что интересно: у нее на земле есть своя территория, на которой она, за редким исключением, ловит мышей, она охраняет эту территорию от посягательства других зверей. Это ее зимний огород: здесь в норках обитают непуганые мыши - зимой рысь ими кормится. Вот так распорядилась мать-природа.
Доставали мы и мед диких пчел - раньше я уже писал, что пчелы меня не кусают. Конечно, для моих товарищей по несчастью, да и для вольных, было удивительно, что я лезу в дупло, пчелы лазят по мне и меня не кусают.Я уже писал об этом.  Вот и  появился иммунитет на укус пчелы; я сам этого не знал лет до 12-ти, но пчел не боялся. Вначале я сам удивлялся, что за дела: в садах стоят ульи, я открываю, достаю соты и несу друзьям. Вот тут я подумал – может, в крови какой-то запах от тех пчел остался?  Кроме того,  не знаю, с чем это было связано,  но меня и собаки не трогали. Подбежит ко мне сторожевой пес в садах, куда мы, пацаны, в послевоенное тяжелое время лазили за фруктами, понюхает меня и отходит, а ведь бежал с рыком, лаем. Однажды меня в саду таки поймал сторож, он сам удивился, что его собака мне зад не порвала, а идет со мной рядом. Спросил: а тебя часом в детстве пчелы не кусали? Ну, я ему рассказал, как тогда было. Он мне сказал: не пей водку, когда подрастешь, тогда тебя долго пчела брать не будет, можешь выпить наливки, на меду настоянной, или на травах, собака тоже чует, что ты не так пахнешь, как другие - вот и не берет тебя.
Продолжу о диких пчелах. Когда я находил дупло диких пчел, на глаза надевал очки для трактористов, они закрыты со всех сторон, нос, уши затыкал ватой, на рот надевал двойную марлевую повязку. Руки, лицо - открытые, на боку сумка с емкостью, куда складываю соты с медом, потом на земле уже отжимаю из некоторых сот мед. Отжатые соты   с воском,  оставляю под деревом пчелам, часть сот с медом забираю,  ведь самое лучшее - это сами соты, они хоть и с пчелиным воском, но уж очень вкусные. Их с медом хорошо сохранять на зиму. Дело в том, что лесным диким пчелам надо не застаиваться, а все время трудиться - вот они с удовольствием работают с этими остатками. Кроме того, любой пчелиной семье мешает излишек меда в дупле, поэтому они часто меняют свои места. Мед, который они оставляют, желательно быстро собрать, иначе он становится горьким, теряет свои вкусовые качества. Даже медведи, любители меда, не едят такой прогоркший мед, они же в этом деле гурманы. Местные это знают, конечно. Я своим друзьям подсказывал, где и в какое дупло можно залезть, пока я увожу пчел, чтоб они могли с наименьшими потерями для себя, достать оттуда мед. Все пчелы не улетают, остается охрана ---  вот они и будут кусать непрошеных гостей. Конечно, их кусали, но не весь рой, если весь рой налетит, то жизнь точно медом не покажется.
Уводил я пчел от их дупла просто (для меня просто): вынимаю из дупла пару кусков меда, кладу на кусок фанеры, ставлю себе на голову и топаю подальше, чтобы пчелы не видели свое дупло ---  вся семья сидит у меня на этом листе,или крутится вокруг сопровождая меня, потом опускаю все это на землю и спокойно отхожу. Ребята к этому моменту должны были почистить дупло, иногда это у них быстро получалось, иногда - нет, но в любом случае мед у них был. В моей поселенческой семье мед был круглый год, все поселение знало, что я добываю мед. Я никогда не убивал пчел и сейчас не трогаю, никому не разрешал, даже если пчела жалила. У диких пчел укус посильней, чем у домашних, чтоб не чувствовать боли, пили настой из ягод.
После своей «охоты» я проверял всю свою одежду, снимал даже с тела, ведь они кругом заползают ---  это же не колорадский жук, тут я не завязывался как там, давал им кусочек воска из сот, сажал на землю,  или на какой-то выступ на дереве. Вокруг меня всегда летали пчелы, те, кто со мной ходил по мед, порой боялись их, но я знал и всем разъяснял: если пчел не трогать, они не тронут тех, кто возле меня. Кроме того, я знал, как пчелы болеют (это я давно знал), лечил их дымом: разожгу сырую палку и вот этим дымом, за неимением других средств, помогал им выжить, от меня всегда пахло этим дымком, пчела это чувствует. Местные диких пчел не лечили, да и кто диких пчел будет лечить? Хотя есть способы. Я просто определял их дупла; если вокруг меня крутится много пчел, значит, близко их дупло, ближе я уже подходил один, смотрел, здоровы они, или нет, если больные, пока запоминал это место, шел к хорошему меду, позже приходил, лечил.
Кто-то сказал хозяину про мою «охоту» (кому сказать хватало), он просто переспросил меня об этом, я подтвердил. До этого разговора я уже носил мед его сыну и жене, она знала, что я сам добываю его, но почему-то мужу еще не сказала - возможно, боялась, что он ей запретит брать у меня. Конечно, они еще не знали всех подробностей моей работы. О них они узнали после того, когда жена хозяина сказала мне, что пчелы покусали соседских детей. Я взял с собой местного, который видел мои способности, пришли мы в тот дом. Мне показали дерево у них во дворе, метрах в десяти от дома, под которым дети раньше играли, смотрю, на развилке ствола обосновался пока еще небольшой рой. С помощью лестницы я залез туда, начал собирать мед, он уже стекал по стволу дерева. Где-то половину отделил в тару, которую дали хозяева, остальное понес с вьющимися вокруг меня пчелами со двора, куда указали хозяева, с этой же лестницы поднялся на подобную развилку дерева, положил туда,  стряхнул со своей одежды пчел.
Запах от пчел такой приятный, вкусный -- это же свежий цветочный мед. Такой аромат далеко слышно: вот пчелы слышат этот запах и где бы они ни были, летят на него. Мужики не могут стоять возле меня, пчелы сильно гудят вокруг и жалят. Идя на работу, приходилось переодеваться, чтоб не было запаха меда, пчела кругом летает, у нее нет границ, как у нас. Несколько раз я забывал переодеться и ходил на работу в той же одежде с запахом меда; пчелы чуют мед, который они же и собирали. Ведь у нектара в цветах другой запах.
Пришел я на свою работу, в женскую зону, исправлял в котельной вентилятор, стою на лестнице, внизу возле лестницы стоит моя сопровождающая-прапорщик, возле нее несколько зэчек. Я слышу гул, поднимаю голову, ищу пчел глазами, они уже опустились ниже меня и кружат вокруг всех этих женщин. Те, естественно, стали отмахиваться ---  вместо того, чтобы спокойно отойти подальше (правда, это надо было знать). Ну, а пчелы отмахивание руками воспринимают как сигнал атаки на них и сами начинают атаковать.
Увидев такое дело, я быстро слез с лестницы, поднял руки кверху, а зэчкам и ментовше кричу: стойте спокойно, закройте глаза руками, а уши -- косынками (все зэчки в зоне имеют косынки). Женщины начали пищать, кого-то уже и укусили. С поднятыми руками, похлопывая ладонями, я пошел в сторону, пчелы -  за мной, ползают по лицу, по куртке, мешают видеть дорогу.
Я снял куртку -- ведь от нее идет запах. Пошел к забору, подальше от жилых бараков, повесил куртку на дерево, и пчелы тут же ее облепили -- ведь она была обмазана уже высохшим медом. Мне-то это не мешало. Рукава были больше обмазаны медом; вроде были чистые рукава, но пчела-то знает, где искать. Рой был не очень большой, но из-за крика женщин повыходили любопытные из бараков, с вахты прибежала охрана. Покусанных женщин повели в санчасть, а ко мне начальство пристало с претензиями (вместо того, чтобы сказать спасибо за помощь).  Пока я объяснял свои действия, а охрана все подтвердила, этот дурак майор, начальник оперчасти, он же зам. начальника колонии, рвал и метал.
Не знаю понял. или нет то, что ему объясняли, но ушел он в штаб. Потом -- общий смех, и опять испуг. Говорю зэчкам, охране: уберитесь отсюда, мне надо мою куртку снять с дерева и вынести за зону. Пошел, взял куртку, поддел на палку через плечо и понес через вахту за пределы зоны. Ну, как в цирке: меня зэчки на расстоянии сопровождают до вахты, открыли ворота на вахте, все попрятались в помещение, я вышел через ворота и направился в ближайший лесок. Повесил куртку на сук, сел и жду, когда пчелы уберутся. Потом забрал я куртку, отнес в стирку: теперь я понял, что в дупла надо лазить всегда в отдельной робе.
Назавтра хозяин был в зоне, вызвал меня,  я ему поведал эту историю. Тогда он мне говорит:  жена рассказала мне, как ты со двора такого-то (назвал фамилию) уводил пчел. Поулыбался, потом говорит: ну, раз такое дело, то проверь весь скотный двор, может, там поселились пчелы...
      -----Воспоминания о крысах из параллельного нам мира-----
А вот интересная деталь совместной жизни человека и крысы. Крысы везде, всегда были спутниками человека, о них много написано, рассказано и хорошего и плохого. Но я никогда даже и предположить не мог, что буду вот так наблюдать за этими животными, как мне довелось на поселении. Почему-то и наука не много уделяет внимания крысам, а ведь они такие же носители информации, как и мы все.Наверное у человечества еще не пробил тот час  чтоб  установить с ними контакт, они могли бы многое нам, во благо человека, поведать.
В нашу Киевскую полуподвальную квартиру в поисках пищи крысы попадали через туалетную канализационную сливную трубу, через прорытые под полом норы. В городских условиях их, конечно, травили, все понимали, что они являются разносчиками всяких болезней, которыми человек может заразиться,  действительно заражался. Но, находясь на поселении в сельской местности, я не помню случая заражения от крыс. Сложный вопрос, но за тысячелетия проживания на одной земле мы, люди, не научились уважать другую -  крысиную, неизвестную нам жизнь. Все время мы друг другу мешали, их же тоже Создатель создал, как и нас, для какой-то определенной цели на земле.
Я уверен, что не мы первые, жители 20-го и первого десятилетия 21-го века, разобрались в том, что крысы - умнейшие существа, но, к сожалению нашему, живут по своим каким-то законам, непонятным для человека. Мы считаем, что Создатель создал нас как высшую разумную расу, поэтому и хотим подчинить себе все, что можем, или уничтожить то, что нам непонятно. Как можно уничтожить то, что на протяжении веков, несмотря ни на что, всегда сопровождает нас. Когда-то возникший миф о вреде крыс преследует человека всю его жизнь и передается из поколения в поколение. Чем этот миф отличается от религии, из-за которой люди ненавидят друг друга, так же по придуманным мифическим причинам?
Особенн стараются преуспеть создатели новой, коммунистической религии на нашей планете Земля. А вот как раз крысы намного умней этой напасти –  коммунистов. Находясь на поселении в сельской местности, я, как и многие другие, наблюдал за жизнью этих животных на природе, не в городских условиях, где никто не хотел находить с ними общий язык. Возможно, потому, что и меня, и таких как я, оказавшихся в неволе, жизнь заставила по-другому смотреть на крыс. Конечно, кто-то из наших поселенцев, местных продолжал отрицательно относиться к ним ---  срабатывали все те же убеждения, передаваемые по наследству, как и религия.
В крысином сообществе за много веков преследования выработалось стойкое недоверие к людям, они бы и рады дружить с человеком, но человек не хочет, не желает их понять, точно так мы, люди, не желаем понять и многое другое в нашей жизни на общей с другими планете. Не созидая, а уничтожая все на земле. В наших совхозных всевозможных фермах было достаточно крыс, с ними по мере возможности боролись, но безуспешно. Крысы, как и волки, и другие звери, и другие обитатели земли, живущие под землей, под водой, летающие по воздуху, тоже являются чистильщиками нашего земного места обитания. Крысы, в отличие от многих других - всеядные чистильщики.
Да, они могут пожирать и те продукты, которые человек приготовил для своей жизнедеятельности, но наверняка немного людей  задумывались  над  тем, почему такое происходит. Ну, понятно, что голод - не тетка, но почему-то в одних местах они ничего не трогают, а в других -  грызут все. Вот этот феномен надо нам познать.   Расскажу о моих скромных наблюдениях. На всех совхозных фермах было достаточно крысиного народу (пока я имею в виду натуральных крыс, а не крыс в человеческом обличье). Вернусь немного назад. Мое первое знакомство с природной крысой произошло еще в детстве. Как я не боялся собак, так же не боялся крыс, я их, как другие, не «цеплял», они мне не мешали жить: ну, столкнулся с крысой, шикнул на нее - она и сбежала. Своим друзьям детства не советовал их трогать, пусть бегут по своим делам. Крысы всегда окружали нашу жизнь, их непредсказуемость пугала многих людей, убивали их нещадно. Никто не думал о том, что крыса, как и мы, люди, должна себя защищать. Были всевозможные случаи столкновения с крысами. Все в один голос кричали, что крысы отвратительные существа, придумывали для их уничтожения всевозможные средства. Ну и что? Да ничего -  не вывели их люди с белого света и никогда не выведут. Мое лояльное отношение к этим животным оставалось  моим  отношением, не более того. Но вот, когда меня арестовали, обвинили в государственном хищении, в тюрьме за неподчинение тем подлючим властям, в лице их прихлебателей, посадили в карцер --  вот там я впервые лицом к лицу (морде) столкнулся с крысой, вылезшей на моих глазах из норы в стене карцера. Она подошла ко мне, села на задние лапки, смотрит на меня, открывает свою пасть, шевелит передними лапами, потом опустилась на все лапы, побежала в конец камеры, покрутилась там, опять подбежала ко мне. Я начал с ней разговаривать, я знал, что она прибежала за кусочком хлеба, или там, что еще будет. Все, кто до меня сидели в этих изоляторах, в течение десятилетий делились с крысами своей скудной пайкой. Из поколения в поколение крысы знали, что тут человек им ничего плохого не сделает, а наоборот, поможет. Они чем могли помогали нам, сидящим там. Покрутилась она возле меня, смотрю, еще лезут пара крыс, вылезли, огляделись, на меня ноль внимания, побежали в тот угол, куда бегала первая крыса, понюхали, вернулись назад ко мне. Я стоял возле двери: ни сидеть, ни лежать днем не дают, остается только стоять, ходить по камере.
Сели все три возле меня, что-то там свое говорят. Я присел на корточки, они с места не шелохнулись; я развожу руками – мол, пока нечего с вами делить. Встал, пошел по камере, они покрутились и нырнули в дырку. Назавтра мне принесли обед: кусок эрзац-хлеба и миску похлебки. Крысы, услышав запах, начали выглядывать из норы, но не спешат вылезать. Интересно, это я позже на день заметил: они выжидали, когда закроется кормушка в дверях, через которую мне подали бурду. Они понимали, что нельзя посторонним на глаза показываться. Поделился я с ними тем куском хлеба, тогда для меня еще было удивительно, что они больше не просили. Перед этим я запомнил, в какой угол они бегали -- вот туда положил их пайку, потом начал искать, куда же им налить моей бурды. Начал глазами водить по цементному полу в поисках какого-то углубления. Смотрю, одна крыса побежала в сторону и села, морду на меня крутит, увидел я это углубление, налил туда бурды, она попила, позвала своих. Они подбежали, сели на задние лапки и ждут, когда я налью им. Смотрю, та первая бежит дальше, присмотрелся, присел, смотрю - еще одна их кормушка, налил и туда. Пообедали они со мной и начали меня развлекать: бегают кругом по камере, пищат, радуются, остановятся, на меня посмотрят --  опять бегают. Мне надоело стоять, ищу, в какой лучше угол хоть присесть на корточки; мое движение не осталось ими незамеченным. По очереди они побежали в угол, там присели, потом поднялись на лапки и чего-то рассуждают.  Подошел -- они тут же отбежали; сел, смотрю, действительно удобно, даже не так сыро. Они опять начали играть вокруг меня, ну и я с ними заодно. Услышав стук в коридоре, они быстро ---  шмыг в дырку. На ночь мне открыли со стены топчан, я лег, крысы знали, что буду спать, уже не тревожили. Какой там сон на тех нарах! Прошло какое-то время, слышу писк, который час ---  понятия не имею, но сориентировался: раз крысы ломятся ко мне, значит, скоро подъем - 6 утра. Опустил я руку вниз, смотрю, крыса - шасть на мою куртку и по ней ко мне на нары, ну я тут вообще обалдел ---  вот приручили их, так приручили. Таким образом забралась еще одна, сели они у моего изголовья на краешке, чтоб не мешать мне, сидят два комочка, закрыли глаза, дремлют -- вот так они мне показывали: мол, ложись, еще можешь поспать. Ну что мне оставалось делать --  лег, погладил их так осторожно пальцем, не шелохнулись. Вот так мы лежали какое-то время, как только они услышали топот в коридоре, вмиг спрыгнули ---  и в норку. Ну, кто теперь может сказать, что крысы ---  отвратительные существа?  Да они такие, как и мы. Вот и выходит: только в тюрьмах, зонах, поселениях народ начинает понимать, что крысы нам не враги. А  менты паскуды зная народное отношение к крысам используют их в этих условиях для большего испуга сидящего.Они  специально не заделывают крысиные дыры, надеясь на то, что зэки сидящие в карцере будут пугаться и проситься оттуда.. У них мозгов не хватает,что за те десятилетия,что они общаются с человеком  они полностью друг другу доверяют.Наоборот: их присутствие в таких местах сглаживает нам отсидку. Ну представ те себе: я в любой момент  могу подойти к норе постучать пальцем по бетонному полу и они выходят со мной порезвиться. Они такие устраивают танци,кульбиты,что порой забываешь где находишься..
Продолжение знакомства с крысами у меня было и на зоне. Тут я сам начал искать встречи с ними. И в тюрьме, и в камере, где сидело 40-50 человек, и на зоне я рассказывал пацанам о том случае, некоторые из них уже и сами общались с этими животными и знали, что я говорю правду.  Собственно, я не нуждался ни в чьем подтверждении, кто интересовался, тем рассказывал. До меня в зоне на подстанции были крысы, грызли они кабельную обмотку, кабели коротили, крысы гибли, а нам --  дурная работа ремонтировать кабели, притом, что нечем было делать ремонт. Когда я пришел на подстанцию, вывел всех крыс из нее. Поймаю крысу сачком, как бабочек ловили, возьму в перчатках в руки, я ведь не знаю, как она себя поведет, а вдруг укусит, вынесу ее из подстанции через наши ворота, отнесу ближе к забору и выпускаю.
Крыса сразу не убегает, посидит немного, я с ней «провожу беседу», потом поднимаюсь с корточек и отхожу. Вот так я проделал наверное с десяток раз. Мои напарники никак не верили, что это как-то поможет, а потом, когда убедились, удивлению не было конца. Меня начали звать пацаны из цеха, где находилась подстанция, когда видели где-то крыс. Вначале были такие, которые сразу порывались убить крысу, но потом, когда узнали, как я их «приручаю», стали меня звать. Я показал им в цехе, как выделять крысам пайку и куда класть ее, зэкам понравилось, и крысам тоже. Крысы не сразу, но стали потихоньку привыкать к своим кормушкам, перестали бояться людей, уже бегали по цеху,  зэки ими уже любовались. Крысы знали, когда приходит с обеда отряд, уже ждали своей пайки.  Начали приходить из других цехов любопытные. Как-то зашли в цех, смотрят -- бегут крысы, они кричат цеховым: крысы, крысы, а цеховые им -- не трогайте их, это наши, ручные.
Они же бегают, веселят народ, уже знают, что их никто не тронет. Некоторые пацаны уже стали их на руки брать. В общем, в этом цехе резко изменилось отношение к крысам, в них перестали видеть врагов, они уже не казались такими противными, как раньше, им уже начали имена давать. В том цехе, где я раньше работал, ребятам-электрикам показал, как обращаться с крысами, они также стали их подкармливать. Вылезут зверьки, поедят, что им положили возле норок, немного побегают, дальше не идут  --  чуют опасность в ваннах с кипящим цинком. Ведь раньше, до того, как зэки с крысами  ну, возможно, не подружились, но стали к ним относиться лояльно --- животных ловили и кидали в цинковую ванну с температурой 550 градусов, при этом происходил взрыв  --  цинк уничтожал инородное тело.
Крысы это знали, поэтому не очень-то в этих цехах жировали. Вот, когда зэкам понравилось иметь с ними дело, то тут же прекратилось их уничтожение. Новость быстро разлетелась по зоне. До этого в бараках жилой зоны зэки потихоньку тоже имели своих прирученных крыс,  для зэка прирученная  крыса  не  была  новостью. В отрядах зэки не давали возможность другим своим отрядникам обижать крыс -  ведь не все одинаково к ним относились. Это для зэков был своего рода зверинец, они расслаблялись, глядя на то, как крысы дружат с человеком.
Во всех рабочих цехах зоны, не связанных со сваркой, также были свои ручные крысы. Это, конечно, не афишировалось -- безграмотное руководство зоны пресекало все попытки зэков делать что-либо против внутренних правил. Крысы как раз попадали под этот запрет, но что зэку до тех запретов. Конечно, опер часть знала о крысах, хватало стукачей сообщить об этом. Но ни опера, никто другой не могли запретить зэкам, уже познавшим крыс, общаться с ними. Зэки всегда сделают назло опер части, да еще хорошо побьют доносчика-стукача, так что у него отпадет охота сотрудничать с операми, хотя те и сулят ему помощь в досрочном освобождении, но, как говорит народная мудрость, своя рубашка ближе к телу.
Человек не выживет, если только самостоятельно будет заниматься уничтожением своих  и  чужих отходов жизнедеятельности. Но почему-то к крысам у человека самое негативное отношение. На поселении в первый раз я увидел на конюшне, как  крыса и лошадь рядом съедали свою порцию: крыса сидела на жердочке у морды лошади, они друг на друга не обращали внимания. Я поинтересовался, кто здесь работает, и мне показали местного мужика. Когда я разговорился с ним, выяснилось, что он сам когда-то отсидел ---  вот с тех пор и «держит мазу за крыс» - не дает их в обиду. Я ему рассказал о своем знакомстве с этими животными.
Да, я забыл упомянуть и мышей, которых мы вообще таскали за пазухой. По первому зову они вылезали из норок, принимали свою пайку с рук; они умные, преданные, просто влюбленные в человека существа, чувствуют в нас защитников. Наблюдать за ними тоже интересно. Они хоть крысиного роду, но с крысами особо не дружат. Интеллект у крыс выше, чем у мышей (по-моим наблюдениям).
Потом, когда меня перевели с главного участка на 1-й ---  вот тут я начал вплотную заниматься крысами. В первый мой выход на работу электриком в свинарник я увидел бегающих крыс. Женщины, работающие на всех фермах участка, говорят мне, что нет спасу от них, гоняют их, но бесполезно, они лазят внаглую, где хотят, никого не боятся. Бегают, чего-то ищут, а чего тут можно найти?  Пока их метлой,  или лопатой не достанешь -- никого не боятся. Говорят: убьем крысу, подложим им ее к их дырке, лежит несколько дней, потом исчезает, но новые все равно вылезают - опять  за старое. Забираются к свиноматкам, покусывают молодняк, могут и молоко у свиноматки попить, нас за это ругают, штрафуют, а начальник участка, хрен поганый, ничего не делает в помощь нам. Пару раз их чем-то травили, но бесполезно. Мы уже устали бороться с ними.
С первой встречи я уже имел представление о начальнике участка, а тут еще раз убедился, что попал совсем не в то место, какое себе представлял по рассказам о перспективах жизни и работы на этом участке. По своей работе я обошел все фермы, разобрался, где что делается. В первую очередь меня интересовала моя работа, одновременно наблюдал, беседовал со всеми, кто работал на фермах.
Механик мне говорит, что много лет борются с крысами, что с ними только не делали. На какое-то время исчезают, потом снова появляются: воруют все, что не так лежит, у девок вон косынки таскают, портянки, полотенца, любую тряпку зацепят. Они такие порой агрессивные, на людей кидаются. Ну что нам остается делать: только ловить и убивать их. Когда девки (так на поселении называют всех женщин) доят коров, крысы подбегают, те с криком бросают ведра и убегают, а крысы зацепятся за ведро, опрокинут его и пьют молоко --- вот умные твари!
Рассказал я механику о моем опыте с крысами, говорю ему: а давай попробуем, и у нас, может, получится, Я-то был уверен, что получится. Решили попробовать, но механик мне говорит: только начальнику участка не надо говорить, а то он все поломает.
Начал я со свинарника. Сказал девкам, что помогу, но при условии, что они трепать языками не будут, особенно начальнику участка. Конечно, они согласились. Попросил я их набрать мне литровую банку молока. Взял у них несколько самодельных из глины мелких небольших тарелок, скорее они больше походили на блюдца, расставил возле нор, пока я видел три норы, определил по помету, где крысы чаще вылезают, налил молока. Девкам сказал: не подходите туда, посмотрим, как крысы на это угощение среагируют. Я-то уже знал, что к их норкам можно класть все, они все сжирают; привыкнув, они дальше не полезут, разве что поиграть, повеселить народ ---  это они умеют делать.
В ночную смену меня вызвали в этот свинарник. Эти женщины еще не знали, что я днем говорил с другими. Смотрю, блюдца пустые, спросил у девок:  бегали крысы по свинарнику или нет? Они отвечают:  бегали, но к молодняку, к свиноматкам не лазили, мы там их дырки закрыли картоном, новых дырок не было. Я этой смене объяснил то же самое, что и дневной, конечно, они согласились. Попросил опять молока, потом говорю: дайте пару старых тряпок небольших. Отнес все это к дыркам, разлил молоко по мискам, тряпки рваные положил возле одной дырки, одну тряпку немного засунул в дырку. Сказал девкам ---  завтра утром приду, приготовьте еще молока, остатки своего хлеба и любой пищи не скармливайте свиньям, оставьте для крыс.
Утром смотрю ----  все тряпки крысы утащили в свою нору, молоко попили, той еды, что оставили девки и  след простыл. Спросил, что они им скормили: хлеб, шкурки от сала, остатки супа. Крысы все подмели, вылизали, кругом чисто. Где-то после обеда собрал у всех женщин остатки их еды, они уже специально больше оставили, с бойни принес еще куски отходов от мяса. Подошел к дырке, постучал дробью палкой в пол, стал ждать, постучал еще раз. Прошло минут десять, смотрю, из дырки показалась морда, то высунется, то спрячется –--  видно, что проявляет любопытство. Я палкой пододвинул к дыре кусок мяса   так, чтоб крыса вылезла из норы. Слышу их писк и возню, подошел механик, вдвоем ждем, женщины близко не подходят, наблюдают со стороны.
Смотрю: одна крыса так до половины вылезла, повела мордой по сторонам, принюхивается. Я палкой этот кусок мяса отодвинул немного в сторону, крыса не испугалась ---  это признак того, что наладим контакт. Пододвинул к ней миску с молоком, она зашевелилась, отошла от норы, вижу ---  не понимает, с чего начать трапезу. Пододвинул к ней ближе мясо, сам сижу на корточках в метре от нее ---  это ее не пугало. Начала она с мяса, немного погрызла; казалось бы, на меня ноль внимания, но я-то знаю, что следит, ее боковое зрение получше нашего.  Бросила грызть, подбежала к норе, морду туда сунула, провела там переговоры, вернулась к мясу. Смотрю, вылезают еще пара крыс и тоже ----  к этому мясу, одна из них вообще ко мне спиной села. Все, контакт налажен.
Механик хотел подняться с корточек, говорю ему: сиди, еще рано, пусть сожрут весь кусок, тогда точно не будут нас бояться. Механик говорит, что сидим уже больше 30-ти минут. К концу трапезы вылезли еще три крысы. Перед этим я еще положил несколько кусков шкурки от сала, они уже все дружно на них навалились. Пододвинул уже рукой стоявшую ближе ко мне миску, налил туда молока, палкой пододвинул другую  ---  это уже все в метре от них; они заняты своим делом, на меня никакого внимания. Чуть поднялся и налил молоко в остальные миски; механик мне говорит: смотри, еще лезут. Вылезло еще несколько крыс, ну эти - сразу к молоку, а я же рядом, молоко у моих ног.   Потихоньку подошли женщины, смотрят, смеются: во какие крысы умные! В общем, пожрали они все, стоят возле мисок, морды задрали. Я начал бочком подливать им молока, вдруг одна как рванет в сторону; остальные только насторожились, но дрожь по ним пробежала. Пользуясь заминкой, мы все отошли в сторону. Видно, что они уже довольны едой, остатки шкурки свиной потащили в нору; смотрю, две крысы повернулись и  - к мискам. Я подошел спокойно, налил молоко - все мы обалдели, когда они набрали в пасти молока и понесли к норе. Залезли до половины, кому-то там слили молоко, вернулись назад,  так было несколько раз. Мы, конечно, поняли, кому они таскают молоко, но наблюдать за этим процессом интересно. Все они убежали в нору, мы пошли по своим делам. Потом мне женщины рассказывали, что несколько крыс вылезли и стали бегать у них под ногами, никуда не сворачивая; я-то знал, что так должно быть. Проверил еще те две дырки, там никто не вылезал, значит, все   хорошо - будем общаться с первой дыркой. У меня уже появились помощники-добровольцы и мужики, и женщины. На всех фермах мы устроили такие кормушки, обе стороны остались довольны.
Были, конечно и брезгливые:  что вольные, что поселенцы, которые считали крыс вредителями,  никакие аргументы на них не действовали. Только  спустя несколько месяцев они поняли, что крысы - тоже «человеки», только из параллельного мира. Теперь нигде по углам не выбрасывался никакой продукт. Ведь что получалось: выбрасывая где попало продукты и прочее, сами же люди разводили крыс, а потом жаловались, что их много развелось. Теперь все крыс оберегали и крысы поняли это. Очень и очень редко (в семье не без урода) некоторые из них могли утащить кусок мяса, но своя же братия потом их и наказывала.
Конечно, об этом узнал начальник участка, поднял шум. Пришел в коровник, спрашивает у женщин:  где тут у вас кормушка для крыс? Те, ничего не подозревая, показали ему. Этот козел, если не хуже сказать, пошел туда, а женщины за ним ----  почувствовали по его перекошенной роже, что-то тут не так; когда поняли, что он идет ломать кормушку, тем более схватил лопату, ну, тут женщины и опередили его:  не пускают к кормушке, он матом, да разве таких женщин матом испугаешь!  Там были и вольные, и поселенки, они его обложили тем же матом, взяли вилы ---  и на него: ты, козел, о нас когда-нибудь думал, что пришел ломать наше кровное?  Еще раз зайдешь ---  поднимем на вилы!  Одной, двух баб он бы, может, и не испугался, а тут больше десятка  и не только поселенки, рванул он на выход, как ошпаренный. Женщины тут же сообщили по всем фермам о его визите.
Но этим дело не кончилось. Позвонил он в штаб, назавтра приехал опер, ну, тот паскудник начальник повел его в коровник, до этого ему, конечно, на уши навесил, что женщин надо уже судить.
Опер выслушал женщин, посмотрел на кормушку, тот паскудник при нем хотел все разнести, его просто оттеснили от кормушки. В общем, опер ничего не сказал, погрозил: он начальник участка и вы его должны слушать, иначе мы вас всех тут заменим. Женщины ответили: зови начальника поселения. Опер знал, что из себя представляет тот козел  –--  начальник участка, но попугать-то надо! Потом он поговорил с механиком, все понял; механик пришел и сказал: ничего не бойтесь,  приедет начальник поселения и все уладит.  Через несколько дней приехал капитан, не пошел говорить с нашим козлом, поговорил с механиком, тот позвал меня и еще нескольких вольных, мы ему все рассказали, поводили кругом, он-то все понял. Тем более, ему сказали, что крысы ничего ни у кого не трогают, он этим был сильно удивлен, говорит: пришлю к вам людей с других участков, поделитесь опытом. Тогда я ему говорю: на главном участке в конюшне есть вольный, который тоже крысами занимается, обратитесь к нему, он поможет.
Как потом мы узнали, нашего козла предупредило начальство, чтоб вел себя достойно, но горбатого только могила исправит, народ перестал его вообще слушать - все решалось через бригадиров, а бригадиры были выборные, так что ничего не обломилось начальнику.
Вернусь к нашим крысам. Уже не только я, а и другие могли погладить крыс по загривку. Они это любят, порой крыса специально подбежит и станет, ждет, когда ее погладят, не обязательно рукой - можно и прутиком, палочкой, лишь бы почесать.
Когда они хотели в очередной раз поживиться, вылезал из норы разведчик - вот так сядет и ждет, кто подойдет; покрутится вокруг тебя, подбежит к норе и опять к тебе бежит. Я вначале не мог понять, в чем дело, потом думаю: давай попробую, дал молока - прибежала вся стая; вот тут я и врубился, что они хотят подкрепиться. Говорят, крыса ненасытная  - неправда это, она ненасытная, когда ничего нет, когда приходится рыскать по всем углам, к тому же еще опасаться за свою шкуру. Теперь их устраивало то время, когда мы обедаем. На ночь им всегда оставляли еду. Как-то я заметил в конюшне, что одна крыса больно уж смело подбежала ко мне, спросил у конюха: она всегда так делает? Тот мне ответил -  да вроде не замечал.
Я надумал пометить несколько крыс зеленкой, проверить, бегают ли они друг к другу в гости. В первой моей кормушке пометил шесть крыс, подбегают они почесаться - вот тогда их удобно метить. Сказал о них (меченых) на всех фермах, попросил проследить ---  попадут ли к ним эти меченые. Уже назавтра мне сказали, что видели: где одну, где и больше. Как я понял, они оповестили всю свою родню о том, что человек их теперь не тронет, что не надо нарушать новое соглашение. По-другому нельзя такое поведение крыс понять, они перестали нас бояться, смело шли к нам. Все скептики уже тоже изменили к ним отношение. Крысы настолько осмелели, что начали к кормушкам таскать своих малышей. Несколько штук притащат, взрослые сидят вокруг, ждут, когда они попьют молоко, потом их толкают к норе, уже не тянут за шиворот  ---  где такое можно увидеть? Наши женщины радуются, глядя на них. А тот козел начальник хотел все это поломать. Мы им к норам подкладывали и вату старую из бушлатов, и тряпки – они все тащили в норы. Как-то прихожу, а мне девки говорят: крысы притащили из своей норы косынку, у нас пару недель назад у одной женщины пропала косынка, она глянула, говорит, моя.  Вот так они проявляли свою благодарность человеку.
Был у меня еще очень интересный случай. Зовут меня в свинарнике женщины, пошли мы к кормушке, говорят - смотри, что крысы принесли (они уже им имена раздали). Гляжу: лежит травка несвежая, маленький пучок.  Начали думать: женщины не приносили, я не был тут со вчерашнего дня; понял, что они подают нам какой-то сигнал, но какой?  Взял я пучок, пошел к механику, думаю, он подскажет, кто тут в поселке в травах разбирается - ведь в любом селе есть такие знатоки. Пришел я к травнице, показал ей пучок травы, она посмотрела, спрашивает: откуда она у меня. Ну я ей и поведал всю нашу историю с крысами.
Она мне говорит: это лечебная трава, из нее варят настой и принимают от многих болезней. Не поверила, что крысы такие умные, хотят помочь человеку, пошла со мной к нашей кормушке. Увидев, как они пьют молоко, пожирают свою пайку, тоже сильно удивилась, теперь поняла, что все правда. Мне потом сказала, что эта трава в нашей округе редко встречается, надо походить вокруг фермы, может, где увидим. Пошли мы с ней вокруг фермы, нашла она кустик такой травы, но больше ничего вокруг не было, видно, занесло семя ветром. Этот кустик она не тронула, сказала, что уже много лет этой травы здесь не видно, кто-то из местных охотников говорил ей, что далеко, там, где они охотились, видели эту траву, можно у них узнать точное место.
Мой механик узнал, где эти места, говорит мне: далеко ехать надо, за день можно управиться в оба конца, но надо звать с собой охотников, заодно и поохотиться, чтоб уж даром не ездить. Договорился он с двумя мужиками, чтоб в воскресный день (я в другой день не мог) смотаться в те края. Механик говорит: эти женщины продают разные настои, к ним многие приезжают. Настоя из этой травы дадут нам по банке, да нам больше не надо. Две женщины-травницы:  одна лет 60-ти, другая помоложе  поехали в телеге, запряженной хорошей, шустрой лошадью, мы верхом на лошадях, с нами три собаки хозяйские. Чтобы растянуть день, выехали рано, еще только светать начало. Охотники точно на место вывели, дали мне охотничье ружье, как сейчас помню, 16-го калибра одностволка.Они знали,что я служил в армии и умею обращаться с оружием, что я многократно подтверждал.
Женщины начали искать траву, я возле них на лошади, со мной одна собака; механик и оба охотника отдалились,  когда ехали, охотник прочитал следы и они поехали в ту сторону. Трава высокая, целина, собака впереди женщин бежит, всякую живность распугивает, ни волков, ни лисиц не чует, можно спокойно идти - хотя и волк, и тем более лиса заранее слышат наш запах. Искали долго, успели пообедать, наконец нашли они траву, нарвали много. Та, что со мной к крысам ходила, говорит:  мы такие рады тебе, что ты разобрался в крысах, вот они нам людям  помогли, ведь каждый день в такую даль не поедешь, да еще самим, без мужиков. Мы с варим  вам  такюнастойку,что хватит на 10 лет не хворать...
Охотники наши завалили трех лис, одну собаки загрызли, поймали пару зайцев, решили их дома у себя поселить. Вернулись мы уже затемно. Попросил я у женщин немного этой травы, сказал, что отнесу крысам (да, раньше младшая женщина рассказала бабке о тех крысах, та вообще в осадок выпала). Старуха меня попросила сводить ее в свинарник. Назавтра я с ней пошел к нашему загону к крысам, положил к норке травку, говорю ей: жди, может, при тебе заберут, а сам пошел по вызову на другую ферму. Когда вернулся, бабка и те женщины, что работали там, мне говорят: вылезли из норы три крысы, разобрали нашу травку и затащили в нору. Старуха мне говорит: я знала, что крысы неглупые, но чтоб вот так дать нам сигнал –-- такое даже представить себе не могла.
Сварили травницы настойку, по 3-х литровой банке раздали всем, кто с ними ездил. Лечит эта настойка все хвори: от головной боли до колик в животе, многое лечит, благодаря ей мы не болели. Как только простуда, выльешь 30-50 капель на медицинскую рюмку ---  как рукой снимает, мужики травкой на похмелье спасались.
Дальше все шло как по-накатанному, все дружили с крысами, научились их вызывать из нор и устраивать концерт с ними. Появилась у людей отдушина от той работы и жизни. Потом меня забрали назад на главный участок, но от этого крысы не разбежались. Когда механик приезжал в штаб, он всегда мне рассказывал о наших питомцах.

Уже работая в женской зоне, я и тут организовал кормушку. В зоне был большой склад продуктов -  вот они там в основном и паслись, никакие крысоловки, яды не помогали. Даже тот майор, который никому не верил, когда узнал, как я с крысами разобрался  и тот поверил в их разум. Вся зона бегала смотреть, как они говорили, на это чудо. Сказал завхозу, как надо за ними ухаживать, кормить: если перестанете их кормить, начнут опять все потрошить, не надо их обманывать.   Конечно, доложили хозяину, собственно, он знал о крысах еще с предыдущего участка, просто я его попросил, чтоб он приказал своим обращаться с ними «по-человечески», не обижать их -  ведь они много там портили продуктов.  Я уже иногда заходил в склад, нашлось много желающих ухаживать за крысами. Женщине, как матери, по духу это ближе. Мое дело было консультировать - всегда была куча вопросов.

Продолжу описание места, где располагалось в совхозе поселение, женская зона, сама деревня. Еще с 20-30-х годов 20 века сегодняшний «куст», объединяющий все поселения и зону - все это принадлежало концлагерю,  созданному  коммунистами в этом колхозе (тогда еще не было совхозов).  Все сохранилось с одной стороны периметра, остальные три стороны, как и деревянные бараки зэков, были разобраны теми же жителями деревни, которые сами когда-то здесь сидели и вынужденно  остались жить, живут и по сей день. Остались эти люди здесь не от хорошей жизни. Женская зона одной своей стороной находилась на земле бывшего лагеря.
Размер того пустыря-лагеря был такой, что пройти пешком, нормальным шагом, через всю его территорию, от одного конца забора до другого, занимало не менее 15-20 минут. Я сам неоднократно пересекал это место. В противоположной от нас стороне бывшего лагеря находился   хутор,   народ  проделал тропинку в буйной растительности ---  мы ходили покупать у селян молоко и прочую снедь: у них было дешевле, чем в сельском магазине.
На месте бывшего лагеря росла высокая трава -  никто даже не помышлял использовать эту свободную территорию для постройки жилья, или других житейских нужд. Местные говорили, что были попытки застроить эту территорию,   но ничего  из этого не получилось. Еще жили в этой деревне и бывшие зэки, и те, кто их охранял. Они были непримиримыми врагами, а теперь вместе пили брагу. Никто не хотел строиться на костях зэков, людское поверье не давало такого права.
Все одинаково ненавидели коммунистов: и те, кто служил им, и по воле тех же коммуняк остался жить в этой глуши, и те, кто сидел здесь по той же воле. Ведь ни тем, ни другим та власть не дала ничего хорошего.
Беседовал я со «старожилами» того лагеря. Когда мужики узнавали, что я с Украины, а на этом смешанном поселении оказался по воле случая, то у них развязывались языки. Так я узнал, что место для будущего лагеря в тайге вырубали первые зэки, завезенные сюда. Жили те первые зэки летом в наскоро сколоченных деревянных бараках, а зимой рыли землянки вначале для охраны, более благоустроенные, а потом для себя. Много народу полегло, да кто их считал?   Умер:  откинул копыта -  отнесли в лес, а там уже волки знали, что делать. Вот так безымянная память жила в народе, да разве только тогда? Рассказывали про ВОХР (вооруженная самоохрана из зэков, тогда в лагере еще не было особой внутренней охраны,  а   наемная   охрана ,  в основном, из местных. Самоохрана - это когда одна масть зэков охраняла другую. Чего только власть коммунистов не придумывала!! Порой и нам, поселенцам 80-х, доводилось слышать от местных -  ведь в совхозе работали все вместе: мол, нет на вас того ВОХРа и тех порядков! Трудно было понять психологию людей, с которыми приходилось рядом работать. Им самим довелось пережить страшный период репрессий советской власти,  вместе с тем им хотелось, чтобы и другие это же пережили.
Вечный страх и зависть делили Россию на два враждующих лагеря. Со мной местные мужики начали откровенничать после того, как увидели, или узнали от других, как я разбирался с роями пчел. Лучшей рекомендации для них уже не надо было. Когда я только прибыл на поселение, наладил дружеские отношения с местными собаками, продолжил и на втором участке. На Украине я не встречал таких собак, похожие собаки были в аулах на Кавказе и дальше - в Сибири. На том участке мы частенько, с запряженной в телегу лошадью, ходили в лес, с такими псами не страшно нигде ходить. В телегу мы собирали хворост для печек, костров, шашлыки готовить; на зимнюю растопку печей, кроме дров, нужен был хворост.
Группами ходили и поселенцы, и местные. Кроме хвороста, собирали ягоды, грибы по сезону, местные знали лечебные травы, но не такие, как нам крысы показали. Срывали грибы - наросты на деревьях, кто знал из местных, готовили из них лекарственные настои. В поликлинику, в больницу не набегаешься, тем более, если вся эта цивилизация находится за 40-50 км. Собирали травы:  для засола, для еды, чеснок лесной, травы для настоя, для самогона, для браги. Хотя местные не очень любили ждать, когда настоится закваска для самогона, пили брагу, но не все, кто понимал вкус самогона и его превосходство над брагой, те делали и пили самогон. Самогон 80 градусов, как слеза ---  никакой наутро головной боли, никакого запаха.
Собак, как я сказал выше, возле нас крутилось не меньше десятка. В лесу они зря не лаяли, если только звали друг друга, или когда чуяли волков. Сразу собирались в свой круг, что-то там обсудят - и тут же галопом часть из них бегут отгонять волков. Интересно было наблюдать за ними. Оставшиеся собаки крутятся возле нас. Если мы немного разбрелись по лесу,  хотя далеко мы друг от друга не отходили - собаки бегают вокруг нас и лаем предупреждают об опасности, мы, конечно, все подтягиваемся к телеге. Собак нельзя обманывать, если они зовут, то надо их слушаться. Собаки не понимают, что волки к нам сами не стремятся подходить, у них другое понятие, ведь они преданы человеку  -  вот такая обоюдная дружба была в тех лесах.
Если мы видим, что давно нет тех собак, что ушли за волками, посылаем двух, трех собак за ними. Когда те собаки бегут к нам, они все радостно лают, а наши им подвывают. Прибегая, каждая собака стремится, чтоб ее погладили, обегут нас всех, смотришь, а у них пасти в крови, еще все не слизали –--  значит, дрались с волками. Если у кого из них есть рана, то собака сама старается нам это показать, а другие возле раненных крутятся. Ведь драки с волками не бывают без укусов, волк если хорошо схватил, то он рвет кусок шкуры с мясом - такова уж их природа.
Все это мы видели и спасали собак, у нас и у местных всегда была с собой мазь для ран, бинты, в крайнем случае чистые куски материи, самодельный йод, испытанный временем. Местные хорошо знали лес и свое место в нем, нам передавали свой опыт. Работая на участке, я понял, что надо собак как-то к себе поближе приучить, ведь ночью я частенько по вызову ходил на фермы. Надумал я  и ребята меня поддержали, соорудить возле нашего барака лежбище для собак --  ведь не все собаки были хозяйские.
Сколотили мы деревянный настил из разных кусков бывших в употреблении досок, наверное  5 на 6 метров, огородили эту площадку с трех с половиной сторон сплетенным из прутьев крепким, без щелей забором, соорудили крышу в один накат для защиты от дождя и снега, все утеплили снопами соломы. Потом мы убедились, что надо закрыть и остальную крышу, под накатную крышу проникал дождь. За несколько дней приучили собак к новому жилищу, тем более, мы их рядом кормили. Мы подсчитали, что места хватает где-то на три десятка собак. Дело в том, что к ним в гости прибегали и хозяйские, одни на какое-то время оставались, другие, погостив, убегали по своим дворам. Нас устраивал любой вариант, главное, чтобы ночью под рукой были собаки. Я заходил к ним чаще других, многих знал по кличкам, а кого не знал, называл своими кличками, собаки отзывались на них.   Если хозяин собаки говорил:  вы  мою  собаку  перекрестили, то я отвечал:  назови   ее  имя,  мы ее опять перекрестим. В общем, все было просто, но самое главное, что две-три собаки сутками меня сопровождали. Я их лечил, у меня всегда в комнате стояла бутылка с разведенной марганцовкой. Если у кого-то из собак залипали глаза, заплывали, я их промывал раствором. Это один из примеров. У местных были всевозможные мази, растворы для собак, я все у них брал. Вытаскивал очень часто занозы из их лап, после этого любая собака становилась еще преданней. Местные иногда приходили ко мне:  вытащи занозу  и получалось так, что потом эта собака становилась ближе ко мне, чем к хозяину. Вытащу занозу, потом говорю собаке:  иди домой, она понимает. Хозяева рассказывали -- она бежит домой,  дома покрутится  и  бежит в нашу будку. Редко какой хозяин обижался, все знали, если я скажу: собака побежит домой. В нашем собачьем домике побывали все собаки поселка, а бесхозные всегда были в нашей будке. Потом еще продолжу.
Тут я вспомнил о роте охраны женской зоны. В роте были несколько  овчарок , красивые собаки разного окраса, от черного до рыжего. Я не очень себе представлял, для чего нужны в роте эти собаки. Как говорили их офицеры, положено по штату:  а вдруг побег, или чего еще. Много раз я наблюдал, как с наружной стороны зоны по периметру ходили солдаты с овчарками. Как-то я спросил у сержанта, что за толк от этих собак, а он мне говорит: сам понятия не имею, но выгуливать и тренировать их надо каждый день. Дело в том, что меня, как электрика женской зоны, звали в роту охраны починить не только электроприборы. Поэтому меня там все знали и не боялись выдавать «военные тайны». И там я наблюдал, как натаскивают этих собак. Предложил я знакомому сержанту:  дай мне разок попробовать, надеть вашу тренировочную спецовку и подразнить собак.
Как и везде, в лагерной охране в войсках МВД сержанты были русские ребята, а солдаты  главным образом из республик Средней Азии. В народе их называли узкоглазыми, порой они и русский-то язык знали плохо, но МВД такая «дружба народов» очень устраивала --- ими легко было управлять, основная масса таких солдат выполняла любой приказ, не думая своей головой. Собственно, я раньше уже давал оценку иезуитским способам набора на срочную службу в войска МВД.
Сержант сказал своему командиру  –-  лейтенанту; в роте было три офицера взводов. Взводный поговорил со мной, узнал, что у меня в детстве была овчарка, хотя эти данные ему совершенно не нужны были. Им для тренировок нужны были свежие силы, все их солдаты по несколько десятков раз надевали те доспехи и как приманка работали с собаками, некоторые солдаты вообще боялись одеваться в тренировочные робы.
Одна из причин, почему я был такой смелый, была вот в чем. Кроме того, что я с детства не боялся собак, мне еще довелось и самому обучаться работе с собаками. Мне было где-то 14-15 лет, когда фронтовой друг моего дяди, подполковник, после войны служивший на границе, приехал после демобилизации в Киев и привез с собой молодую овчарку. На границе собаке покалечили заднюю левую лапу, ее нужно было лечить длительное время - вот ее и списали со службы. Друг моего дяди думал ее вылечить и оставить у себя, но что-то у него там не сложилось и он вынужден был искать, кому ее отдать. И не просто отдать, а отдать тому, кто ее возьмет и вылечит. Ну и когда дядя сказал мне об этом, я загорелся - ведь в то время, даже у нас в Киеве была напряженка с собаками. Я с дядей пришел к его другу,  он мне подробно рассказал, что из себя представляет эта овчарка, что она тренированная, в каких задержаниях она участвовала, что ее ранил контрабандист, переходивший границу в милицейской шинели. Чтоб я знал: с тех пор собака рычит, когда чует запах такой шинели. Но со временем,  сказал он,  когда ты ее выходишь, по мнению спецов на границе - все станет на свои места. Дал мне все документы на собаку, объяснил, что для ее лечения есть все нужные справки и ничего платить не надо, она заслуженная пенсионерка. Потом передал мне и документы из военкомата, подтверждающие его слова. Сказал:  пусть из клуба собаководов мне позвонят, я все им разъясню. Вот таким образом я стал хозяином служебной собаки по кличке Джуля. У меня сохранилось фото с собакой, оно у меня здесь, в Америке.
Зарегистрировал я собаку в клубе собаководов и начал у врачей  ее лечить. Сначала носил ее на руках, потом врачи разрешили ей ходить на трех лапах. Джуля сама мне говорила глазами, мимикой, скулила, ложилась на лапы, или набок ---  так она мне показывала степень своей готовности самостоятельно ходить на трех лапах. Лечил я ее несколько месяцев, потом мы с ней стали ходить на тренировки. Тренеры говорили, что ей все надо начать сначала. Она быстро восстанавливалась, порой даже погавкивала на некоторых ленивых собак, на своем языке говорила им: делай так и так. На все снаряды лезла первой, остальные за ней. Мне на нее выдавали пищевой паек. Шел я в нормальный гастроном, который был указан в талоне, получал такое же мясо, которое покупали люди для своего питания. Вот там, в клубе, я в первый раз примерил робу для тренировки собак, другими словами, я знал, что и как делать при нападении собак.
Теперь продолжу рассказ о том, как я в роте охраны помогал тренировать собак. Договорился с лейтенантом о тренировках, сержант звонил мне в зону,  если у меня было «окно», я шел в роту. Рота была за забором зоны; лейтенант не хотел, чтобы о наших тренировках знал командир роты ---  старший лейтенант. Он был неважный командир, его военные  не  уважали,  никто  его не принимал всерьез. Он совал свой нос во все щели, местные его вообще матом посылали, своих солдат гонял, как своих рабов, мог придраться к любому поселенцу - хотя мы к нему и он к нам не имели никакого отношения. Был он выходец из Средней Азии. Офицеры объясняли его поведение тем, что рота охраны юридически не подчинялась нашему полковнику, у него было свое начальство в областном МВД. Практически ему вот так напрямую никто не мог сделать замечание: хозяин наш о многом знал, но всегда отмахивался. Каждый в поселке, к кому командир по дурости своей цеплялся, старался его тоже зацепить; конечно, были курьезные случаи, о которых узнавали все.
Когда я стал работать с собаками, после работы их кормил, иногда мне запрещали, но сержант роты был со мной в хороших отношениях. Таким образом собаки знакомились со мной, а я с ними. Порой ротный брал какую-нибудь овчарку и шел с ней, якобы выгуливать ее. На самом деле этот дурак ротный, ведя собаку на длинном поводке  и  без  намордника - само возбуждался. Проходя мимо поселенцев, местных вольных, этот козел дурной дает тихонько псу команду, пес начинает рычать на людей, а этот дурак говорит им: отойдите с дороги –--  видите, какой пес злой.
Как-то раз стою я с ребятами возле вахты нашего поселения, этот дурак с собакой мимо проходит и, как обычно, собака рычит. Посмотрел я на эту комедию ---  ни для кого не было секретом, что он вот так водит собак и пугает людей, говорю моим пацанам: смотрите, что будет. Подошел к собаке, та завиляла хвостом, погладил я ее, поговорил с ней, по кличке назвал; собственно, я не знал всех собачьих кличек, да это мне и не нужно было. Увидев, что я глажу собаку, ротный обалдел, выпустил поводок. Ну а я взял поводок и пошел с собакой через вахту в поселение.
Ротный ---  за мной, сам не знает, что сказать, пока он был в шоке, меня с собакой окружили поселенцы; я посадил собаку, тут же ей стали бросать еду, собака ничего сама не брала, я выбрал, что ей можно,  с моих рук она проглотила. Не зная, что делать со мной и с собакой, ротный побежал на вахту звонить в роту. Собака оказалась умней ротного, ее уже начали все гладить.
Короче говоря, вот так мы отучили ротного «само возбуждаться». Конечно, об этом случае узнали и начальник поселения, и хозяин, по очереди они выяснили у меня «деяния» ротного, каждый из них обозвал его дураком. Как мы поняли, хозяин с ним очень серьезно поговорил –--  ведь, как бы там ни было, а с хозяином в областном МВД считаться будут больше, чем с каким-то ротным. На глазах изменился тот дурак, но надолго ли ---  никто не знал. В роте сержант сказал, что он притих, уже не так цепляется ко всем. Конечно, он никогда не узнал, что я работаю с собаками роты.
Жизнь поселенцев - далеко не мед, здесь свои примочки, здесь так же надо выживать. У любого поселенца, если он специалист в своей области, масса завистников, которые сами ни хрена не умеют делать, умеют только  «стучать» без толку. Вывести это предательство под корень наверняка никому не удастся еще много столетий.   Если в начале моего пребывания на поселении я относился неадекватно к ментам-поселенцам, то со временем стал терпеливей к ним, тем более что узнавал их истории, мог определить, кто есть кто. Некоторые из поселенцев просили меня помочь им в написании жалоб, среди них было достаточно бывших ментов с юридическим образованием, но когда я читал, что и как они пишут, я понимал, что они только по документам юристы. Да и мой приятель прокурор рассказал мне, каким образом они получают дипломы. И это тоже один из элементов гнилой советской власти. Ей не нужны были грамотные юристы, нужны были исключительно беспрекословно подчиняющиеся, безграмотные, но исполнительные «юристы» --  вот таким исполнительным власть помогала стать «юристами с высшим образованием». Власть коммунистов не волновало то, что ум - это одно, а образование – совсем другое. Я ни в коем случае не хочу сказать, что среди работников органов не было грамотных юристов, которые уже разобрались, что такое юриспруденция в СССР и кому она призвана служить. Но они даже и не пытались идти против системы, зная всю гнилость строя, вместе с тем они, не задумываясь, выполняли указания.
А система была устроена так, что если ты попал по определенным критериям служить в органы:  то- ли МВД, то- ли КГБ - ты должен быть членом компартии, ну а если ты член компартии, миллионами людей проклятой, то ты тем более должен покорно и безропотно выполнять все ее указания. Вот и все, до задницы твой диплом юриста. Все силовые органы получали указания из ЦК, обкомов, райкомов партии, а там грамотными юристами и не пахло.
Чтобы занять должность, начиная с завотделом райкома и до секретаря ЦК, нужно было закончить так называемую высшую партийную школу, которая в иерархии советского высшего образования стояла выше любого вуза. А там главенствовали идеи Ленина, Сталина, меньше – Маркса, и все, что могут придумать власть имущие. В их книгах написана такая ерунда – и вот по этим книгам, с этим утопическим учением, они хотели еще и коммунизм построить!!??.  Идеология советских коммунистов, начиная с 1917 года и до наших дней, уничтожила десятки миллионов своего же народа.
За время моего пребывания в колонии-поселении я много раз беседовал с бывшими служителями той системы, которой они так рьяно служили. Ведь у нас на поселении были не только бывшие работники МВД, а и бывшие сотрудники всевозможных исполкомов, министерств, ведомств ---  они достаточно знали о «своей» власти. Было очень интересно слушать рассказы из уст тех, кто ей служил. Сидели они по разным делам. Многие, как я понял  и как мне подсказал мой приятель прокурор -прикрывали начальников и не только своих, в расчете, что потом им сторицей возвернется. Но они плохо знали тех, кого прикрывали: кто же будет с тобой, зэком, якшаться после твоей отсидки?  Вышестоящие же остались чистые, как стеклышко, какое им дело до тебя???  Хотя эти зэки в свое время и занимали номенклатурные посты, для системы они были просто пешками. Прорываясь на работу во властные структуры, они уже были уверены в том, что их всегда прикроют,   а прикрывать-то, оказывается, надо было других.
Делалось это просто. Этим номенклатурщикам разрешалось многое. От них кормились те, кто, как они думали, всегда их прикроют. Зная, что останутся безнаказанными,  они начинали прокручивать свои дела, считая, что наверху об их делах никто и никогда не узнает. Зачастую переставали делиться с теми, кто наверху. Но они, глупцы, уверенные в своей безнаказанности, теряли бдительность, забывали, что в системе все за всеми следят. И вот, когда кого-то наверху прищучат, то те «верхние», зная все о своих нижних номенклатурщиках, элементарно подставляют их, припугнув компроматом. Эти нижние всегда были под рукой, что было очень удобно. Это называлось - «зачистить свои ряды».
Каждый, кто был ниже второго лица, неважно какую должность он занимал, при случае мог быть подставлен. При этом за молчание о совместных делах ему обещали небольшой тюремный срок, а самое главное - золотые горы после освобождения. Но кто, когда такое выполнял? Страх быть разоблаченным, вылететь со своего насиженного места, заставлял «верхнего» не только не признавать того, кто за него пострадал, а вообще ни под каким соусом не замечать его. Вот так работала та система.
Основная масса бывших ментов-поселенцев в свое время были офицерами, следователями, сыскарями, работниками управлений, они же раскручивали тех, кого задерживали. Когда они меня ближе узнали, тем более видели, что я поддерживаю дружеские отношения с прокурором (хотя не все к нему адекватно относились), поняли, что я не хуже их знаю ту кухню, в которой они крутились. Они мне так и сказали, что каких-то закрытий дела до суда никогда не было, все дела попадали в суд, вне зависимости от состава преступления, оправдательных приговоров вообще никогда не выносилось. Если уж не было явного состава преступления ---  ну чистая подстава, то все равно, за честь мундира, давали небольшой срок и отправляли на «химию». В то время был очень популярен такой срок. В Союзе на самом деле никогда не существовала презумпция невиновности. Можно и дело закрыть, и несильно осудить, помочь родному государству  дармовой  рабочей  силой,  закрыть  хорошие  показатели ---  все оставались довольны, можно  за раскрываемость и премию получить!!
А что суды? Да ничего, без должного разбора пачками гнали на «химию». Никто не задумывался о разбитых семьях, оставшихся без кормильца ---  вот и получалось все по-коммунистически, как завещали великий вождь и учитель Ленин и продолжатель его дела генералиссимус  Сталин: «ЛЕС РУБЯТ - ЩЕПКИ ЛЕТЯТ!». Поселенцы, бывшие сотрудники МВД, говорили, что только после того как их осудили, наконец-то у них глаза открылись, что их руками власть сажала свой народ. Власть, как и с номенклатурой, о которой я раньше говорил, как бы не обращала внимания на «проделки» своих офицеров, солдат, сержантов, прапорщиков, хотя все знала о них, все было на карандаше. В основном на поселении сидели от лейтенанта до подполковника, полковник - это уже другая градация.
Разговаривал я также с бывшими работниками ОБХСС, следователями прокуратуры, т.е. с теми, кто меня интересовал. На Украине именно сотрудники этих двух подразделений раскручивали наше липовое дело, дело, которое было описано ими аж в 200 томах!! Беседовал я с ними в плане того, как бы они, будь на месте моих следователей, расценивали мою ситуацию в деле. Давал им читать мой приговор, на словах рассказывал; каждый из них трактовал мой рассказ  и  то,  что они прочитали, на свой лад, каждый давал мне свой срок. Никто из них ни разу не упомянул хоть какое-то смягчающее вину обстоятельство. Они даже никогда не упоминали о законе и трактовке закона. То, что ненаказуемо, то мне и предъявлять нельзя, трактовка так и говорит: это обстоятельство в пользу подследственного  –--  т.е. в мою, как это предусмотрено их безграмотным законом и еще более безграмотным УПК. Они почему-то и сейчас исходили исключительно из подзаконных актов, которые менялись предписаниями через день. Они всегда боялись за репутацию мундира, который надевали, идя работать в органы МВД. У них крепче, чем у кого-либо, работала та мнимая круговая порука, которая их впоследствии и посадила. Кроме того, каждый из этих бывших сотрудников в отдельности сказал мне: такого беспредела, как у вас на Украине ---   нигде больше нет; то же самое говорил мне и мой приятель-прокурор.   Были на поселении и бывшие работники всех перечисленных мной групп с Украины. Они, паскудники, идя работать в органы, очень хорошо знали, что там творится, но не думали своей головой, шли туда «за масло на хлеб», отрабатывать свои липовые дипломы юристов-неучей. Они мне уже без стеснения говорили об этом: получив срок, поняли, что, выйдя на свободу, никто из них не сможет работать юристом   не потому, что отсидел, а потому, что ни хрена не знает. С их знаниями можно было работать только в органах МВД.
Обозленные на власть, которой служили, они много чего интересного рассказывали из своей бывшей кухни. Послушав их, еще глубже начинаешь понимать всю ту гнилую систему коммуняк. Взяточничество на всех уровнях ---  об этом они говорили как об обыденном явлении  ---  делало их монстрами, им казалось, что только они решают судьбы народов СССР.
Привлекалась к суду малая толика сотрудников МВД.Тюрьма в Нижнем Тагиле зона  №13  «обслуживала» сотрудников МВД европейской части Союза. Мне говорили, зэков там где-то   до  четырех тысяч человек, да плюс в Иркутске еще одна зона, «обслуживающая» от Урала весь Восток страны. Допустим, там сидело еще четыре тысячи ---  это на весь Союз 8 тысяч бывших сотрудников. Капля в море  ---  это же на государство в 300 миллионов человек!!! А вот зэков сидело не один миллион, да плюс еще и «химия».
Эти две зоны были показателем того, как они борются в своих рядах с собственной преступностью. Вот у них и получалось, что они нашли за что посадить своих бывших сотрудников, 8 тысяч человек, чтоб другим неповадно было.  В то же время, покрывая преступления десятков тысяч других своих сотрудников, которые так и продолжали безнаказанно выполнять свое грязное дело на костях народов Союза.
Однако поговорка, которую я привел,  чтоб другим неповадно было в той сучьей системе, при всем запугивании, не работала. Самыми большими взяточниками и ворами были именно сотрудники всех силовых органов. Я не открываю « Америку» ---  все знали о гнилой системе и на чем она построена.
Когда я послушал, какие провокации устраивали нынешние поселенцы, будучи в офицерских погонах  ---  дальше уже не надо ничего говорить. Если простой народ еще частично во что-то и верил, то бывшие сотрудники органов уже точно знали, что ни во что верить нельзя, что все давно прогнило в этой системе. Ну, а я всегда извлекал пользу из наших бесед, помогая писать жалобы другим поселенцам.  Впоследствии я все эти знания использовал в своем жизни,а также в деле, для снятия незаконно вмененного мне иска (иск изменился в сторону уменьшения в десять раз!!!). Этому предшествовали многие годы поисков. У нас на Украине следователи прокуратуры были уверены, что раскрутят наше дело, любыми способами давили на свидетелей. Даже если свидетели говорили правду, неважно какой национальности они были, запугиванием их заставляли подписывать то, что нужно было следствию.
А ведь свидетели сами выполняли все работы и знали, что нам «плетут лапти» (так в народе говорили о тех, кого система преследовала). Потом, когда их вызывали в суд подтвердить свои показания, почти все от них отказались (в процентном отношении это где-то за 90 %). Один электрик по фамилии Дивинский с самого начала следствия ничего не признал, не подписал ни одной бумаги, его и в КПЗ сажали, но ничего не помогло. В суде, выступая свидетелем,  все пытался  разоблачить следствие, судья  все  время его прерывала, он ей сказал коротко:  вы  меня вызвали, так слушайте. Ну а суд судил нас не за то, что ты виновен, или нет, а потому, что ты уже сидишь столько лет. Козырной картой для следствия и потом для суда было то, что следствие раскручивало нас до начала суда два с половиной года!!!  Вот это и была «работа» следственного  отдела прокуратуры Украины по особо важным делам, во главе со старшим следователем Сурганом (наверное, пусть уже ему земля будет камнем).  Ну как можно после такого «скрупулезно» разобранного  «дела»  закрыть дело за недоказанностью, или  хотя  бы что-то смягчить!  Ну никак нельзя!  Самое главное, как они сами говорили:  выбить из нас наворованные государственные средства! Но, увы, ни у кого из нас не «выбили» ни копейки, только у моей семьи забрали последние 100 рублей.
Мне крепко запомнились слова следователя по особо важным делам прокуратуры Украины Сургана, до гробовой доски их не забуду: «или у вас действительно нет денег, или вы их хорошо спрятали!!!». Почему я так об этом пишу ---  да потому, что когда я освободился, не сразу, но создал свой кооператив строителей и работал по всем 25-ти областям Украины. Встречался с теми бывшими ---  ни один из них не работал по специальности, юристом, несколько человек работали на небольших заводах юрисконсультами ---  как они мне сами говорили, заполняли штатную единицу.  Встречался я и с бывшими номенклатурщиками, у этих дела были получше, все-таки остались кое-какие связи ---  не наверху, а в той среде, в которой крутились. Кого-то они сдали, кого-то нет ---  всех же не пересажаешь! В поисках выгодной работы в их областях я прибегал к их помощи. Действовали в мою пользу наработанные жизнью связи, не только с теми, с кем я в разное время «сидел» (как говорили: «на даче, где ни х..., ни передачи»),  а и с теми, кто никогда не был в лагерях у коммунистов. Работая в России, я также встречался с бывшими сотрудниками и тех, и других «отраслей», на местах они лучше меня знали, или могли узнать, какое предприятие нуждается в тех видах работ, какие я предлагал.
В общем, все как обычно, только с оглядкой на прошлое. За время моей отсидки ни у кого жизнь не стала лучше, ну буквально ничего не изменилось в том нашем ----  не нашем государстве. Как брали взятки, так и продолжали брать. Мой срок и моя статья позволяли им, бывшим офицерам МВД, быть со мной откровенными, они понимали, что я не служил и тем более не буду служить этой системе и умею держать язык за зубами (жизнь научила), а в этой власти нет у меня друзей и никогда не будет. Ну, а о том, как еще на службе в органах, будучи  «неприкасаемыми»,  они  вообще выполняли свои служебные обязанности, как они относились к населению, которое в их глазах было просто стадом баранов ---  не сегодня, так завтра посадим, ---  об этом можно книги писать.
Мой приятель-прокурор как бы между прочим допытывался, о чем я беседую с теми отморозками  ---  так он называл бывших ментов. Ну, я в шутку возьми и скажи ему: ты что, и здесь продолжаешь работать на систему?  Он вначале обиделся на мои слова; я-то знаю, что у него не тот уровень, он даже близко не тянет на сексота. Потом он понял, что я пошутил, извинился за свой вопрос, добавил –--  ты-то сам им лишнего не говори! Уточнил, что в их республике с такими офицерами быстро разбирались, их не сажали, а просто выгоняли из органов, для них это было даже хуже, чем тюрьма. У него были свои осведомители: он знал все обо всех, но эта информация была для его личного пользования. Все-таки он настоящий профи.
Порой я не знал ни звания, ни должности бывших офицеров --  это давало мне возможность более предметно говорить с ними. Бывало, они удивлялись моей проницательности, возможно,  догадывались, ведь прокурор не  станет  со всеми чай пить,  говорили мне об этом. Иногда у них, да и не только у них, были кое-какие просьбы, вопросы к нему,  они обращались с этим ко мне. Могли бы и сами к нему подойти, но дело в том, что они не знали, какой он им даст ответ и даст ли вообще. Да и чтоб их же бывшие сослуживцы ничего плохого на них не подумали --  вот они предпочитали все передавать через меня. Прокурор  мог  многое  утрясти с руководством поселения. Он никогда никому лишнего не говорил. Об этой уловке он сам мне рассказывал.  Я же, выслушав просьбу, если мне эта просьба не нравилась  по многим причинам; если просьба, например, была не конкретная, а я быть испорченным телефоном никак не хотел,  то я говорил: иди сам беседуй.
На первом участке, как и на всех участках, была баня. Когда меня перевели на первый участок, по приезде меня повели в местную баню не в банный день (потому что я только приехал). Баня хорошая, с парилкой, шайками-тазиками железными, деревянными. Помылись, попарились,  я пошел устраиваться на новом месте, как бы все нормально.
К чему я эту присказку говорю?  А вот к чему. Пошли мы с пацанами через неделю в баню. Разделись, сложили вещи в шкафчики, смотрю, пацаны посмеиваются, мне ничего не говорят. Вначале я ничего не понял. Поворачиваюсь,  смотрю ---  метрах в трех от нашего ряда шкафов, за невысокой перегородкой, только видны ноги и голова, то ли раздеваются, то ли одеваются женщины. Я обалдел, такого я еще нигде не видел, слыхать-то слыхал.
Спрашиваю у пацанов: мы что же, после них будем мыться? Они говорят: нет, вместе --  и дальше пояснили: мы уже не первый год так моемся, а местные --  так всю жизнь  и ничего. Говорят мне: идем в баню, я закрылся своей шайкой и шмыг за пацанами, смотрю, они повернули туда, где я был в первый раз. Подошли к широкой скамейке,  потом по очереди  пошли   к крану  воду  набирать.   Смотрю по сторонам, вижу ---  женщины моются в другом конце помещения. Все тихо, пристойно, никаких криков, гвалтов, вроде друг друга не замечаем. Но парилка-то одна, общая на всех, пацаны мне говорят: заходи, закройся мочалкой, залезай на полку и парься, никто никому поганого слова не скажет.
У них здесь с этим порядок:  никаких шуток, если ведут разговор, то по другим делам. Могут тебя попросить веником попарить, можешь и ты попросить о том же.   Парилка человек на 20, четыре полки. Пошел с пацанами в парилку, залез на третью полку, стало душно, хочу сесть ниже, но застеснялся просить подвинуться. Выскочил я оттуда как ошпаренный, облился водой из шайки, никаких душей там нет --  и одеваться. Короче говоря, ощущение осталось какое-то, ну как не в своей тарелке. Но на следующий раз я уже шел в баню, как старожил этих мест. А зимой возле бани нагребали кучи снега, из парной  --  в снег, рядом в 20 -ти метрах было озеро, хватали свои полотенца и бегом в прорубь, и назад. Не помню случая, чтобы кто-то заболел.   Вольные всегда брали с собой в баню самогон, или брагу, если ты из них кого-то знал, они тебя угощали. После проруби тут же наливали полстакана-гранчака (стакан граненый), так это хорошо шло, а закуска ---  кусок сала, лук, хлеб. Идешь одеваться, как на свет народился. Вот так на Урале народ закаляется.
На главном участке все по-другому: тут как бы было больше цивилизации, если можно это так назвать. Сюда в женскую зону приезжали родственники на свидания, да еще разные комиссии. Поэтому здесь не могло быть, как на первом. Тут были расписаны банные дни: для ментов, для вольных, для женщин, для поселенцев. Мы могли мыться в одно время с вольными, а они с нами, так всем было удобно.   Женщины знали, в какое время мы заканчиваем мыться, к этому времени подходили, заходили, не стесняясь,  шли к своим шкафчикам  ---  никто никого не торопил. Здесь тоже был издавна заведен порядок: баня  ---  не место для болтовни. Но когда мылись женщины, мужчины первыми не заходили, хотя никто не запрещал ---  так уж сложилось в поселке.. Соблюдалась эта процедура много лет и до нас. После такой бани никто не был пьяный, пили мужики уже потом.
Часто приезжал механик с 1-го участка, всегда меня находил: то грибы привезет, то сало-шпик, то варенье, мед ---  в общем, что бог послал. Он знал, что о староверах я не распространяюсь. Когда механик к ним ездил, их старший мне всегда гостинцы передавал и приветы. Прокурор как-то спросил:  откуда у тебя такие продукты? Говорю ему: за мои заслуги старые механик мне привозит. Всегда механик просил меня чем-то помочь ему: то машинное масло, то какие-то запчасти, провода, пускатели и пр.  Дело в том, что он не мог слишком часто отлучаться в Камышлов, а от нас всегда в город ходили машины, иногда и я кого-нибудь подменял ----  вот я и просил наших шоферов  купить то, что заказывал механик. Остальное, что я мог, на месте ему доставал. Нечасто, но когда мы договаривались с ним и он вызывал меня через начальство, якобы помочь ему, тогда меня отпускали на пару суток к нему, мы еще успевали с ним смотаться к староверам ----  там всегда для нас находилась работа, они, как всегда, нагружали нас продуктами.
К тому времени у меня наладились дружеские отношения с главбухом совхоза, на взаимовыгодной основе. Я ей и зав столовой привозил гостинцы. В той глуши ценилась дружба, но, конечно, все это было не сразу. Когда им надо было съездить на базар в Камышлов, или другие соседние селения, они всегда просили хозяина, чтоб я их возил на автобусе.
Работая в женской зоне, я много раз видел, как в зоновскую котельную привозят из Камышлова  с кож завода  тюки отходов, каждый весом под 100 кг. Везут их за 25 км от завода. Приезжает колесный трактор «Беларусь» с двойным прицепом, привозит для сжигания в котельной 8-10 тюков. Вначале я не очень обращал внимание, ну привозят –--  пусть привозят. Потом заметил, что зэчкам, не работающим в кочегарке, не разрешают брать куски кожи из этих тюков. Работницы котельной сами разворачивают тюки, а в них в основном натуральные отходы,  выбирают себе оттуда большие куски, остальное палят в топке. Потом они мне сказали, что шьют всякое из этих кусков. Я сразу обратил внимание: такая тончайшая кожа, а ее выбрасывают в отходы!!??   Такое могло быть только в стране Советов.  Тюки привозили почти каждый день. В один из дней я подошел к уже развязанным тюкам и стал выбирать для себя большие куски. Мне никто не запрещал это делать,  я набрал с десяток кусков тончайшего шевро ---  лучшая выделанная кожа, каждый кусок был размером не менее, чем 30 х 30 см.  Уже гораздо  позже,  когда я начал заниматься изделиями из этой кожи, мне стало ясно, что такие большие куски попадают в отходы чисто по безмозглости руководителей завода. Ведь при той планово-социалистической экономике никого ничего не интересовало, не беспокоило. Отходы вывозились на протяжении  многих  лет,  завод  все время искал, как от них избавиться. А ведь львиную долю их можно было использовать, что потом я и доказал.  По приезде очередного тракториста с тюками поговорил я с ним,   он мне сказал: возле завода есть огромное поле, заваленное этими отходами. Лежат, гниют, прибегает туда зверье, вороны ---  так те там и живут, главное, говорит, стоит тяжелый запах.
Я вспомнил,  когда несколько месяцев назад ездил в Камышлов с водителем на хлебовозке, на подъезде к городу ветер дул в нашу сторону,  мы хорошо слышали этот запах, но самого поля не видели.
Принес я кусок этого шевро к себе на поселение. У нас были женщины, которые сидели в этой колонии, они все знали об этих отходах. Все женщины в зоне были швеями-мотористками. Я договорился с одной из них, что за половину кожи, что я ей принесу, она мне пошьет по моим рисункам брелки ---  разные фигурки, ну еще там, что придумаю. Выполнила она мой заказ, получились симпатичные штучки. Написал я письмо своей жене Анне и попросил прислать мне образцы нескольких разнообразных брелков, какими торгуют в Киеве. Кроме брелков она еще прислала все калькуляции на них.  В то время я еще понятия не имел, что на Урале вообще нет таких брелков: для ключей, для сумок, для одежды, для женской обуви. Показал эти изделия своему начальнику поселения --- капитану ему понравилось; рассказал ему о своей идее пошива разного ширпотреба из отходов  кожи. Он  мне  подсказал, к  кому  лучше  всего обратиться. Пошел я к заму парторга куста, она же была парторгом в женской зоне - нормальный человек, не цеплялась вообще ни к кому. Не совсем она меня поняла, ну не понимает капитан по партийной линии, что ей предлагают. Опять обратился я к своему начальнику поселения, говорю ему: давайте у нас на поселении поставим несколько  машин, швеи у нас есть, отходы тоже есть, технологию, цены-калькуляцию я обеспечу - начнем перерабатывать отходы. Тут он совсем загорелся, говорит мне: подготовь все, что надо, чтоб ты смог объяснить полковнику - хозяину.
Я опять набрал из тюков разные куски, несколько попалось величиной с квадратный метр, с небольшим изъяном, но для нас по выкройке этот изъян не страшен. Повел меня капитан  к полковнику, а перед этим я уже переговорил с главбухом, она меня уже хорошо знала.   Еще я надумал для наших совхозных нужд шить самостоятельно спецодежду - очень большая потребность была в обычных рабочих рукавицах, халатах. Спросил я у главбуха: сколько вы платите поставщику за рабочие рукавицы, допустим, за 1000 пар? Она удивилась: Натан, зачем это тебе?  Я ей:  потом скажу, пока дайте цену. Она назвала цену, тут я ей сказал, что мы можем все это для совхоза сами шить. Показал ей образцы того, что мне наши поселенки пошили. Сказал ей, что у нас на поселении стоят две швейные машины, на них женщины, что пришли из этой зоны на поселение, ремонтируют одежду для всех поселенцев. За пол-литровую банку меда мне уже две женщины на тех машинах сшили с десяток рабочих рукавиц из того же простого материала, из которого шили в зоне, сшили несколько рабочих халатов, куртку х/б. Все эти образцы я показал главбуху.  Она,  конечно,  не ожидала от меня такой прыти. Кроме того, что у меня с главбухом был уже предметный разговор, раньше в зоне я поговорил с технологами-зэчками - за несколько пачек сигарет (бесплатно только чиряк сесть может) они мне дали все калькуляции, какие я просил. Все это я показал главбуху и мы легко посчитали, что у нас все это шитье будет дешевле. Она была грамотный главбух, с ходу вычислила свою премию.
Таким образом, я получил еще одного, можно сказать, главного единомышленника. Она даже пошутила ---  еще немного,  я заберу тебя в свой отдел, я тебе найду работу.  Через пару дней капитан, главбух и я пошли к хозяину. Он с ходу врубился. Дело в том, что я с его женой беседовал, подарил ей кожаный брелок для ключей, на котором был наклеен красивый букетик ландышей, вырезанный нами из журнала (мои швеи сказали, что могут такое на коже вышить). Я ей сказал, что это пока первые образцы, а потом мы все наклейки будем делать из кожи и раскрашивать.
Такая вещь-новинка не могла не понравиться, конечно, этот брелок видел хозяин. Мы долго беседовали с ним, обговаривали всякие разные варианты, он дал добро. Капитану сказал: подготовь комнаты под машины. Мы уже собирались уходить, главбух вышла, он посмотрел на свой настольный календарь и сказал капитану и мне остаться. Обращаясь к капитану, он говорит: пришла разнарядка, надо опять посылать людей рубить просеку, но на сей раз все, что мы повалим, отдают нам, лес-то нам нужен.
                -- Лесная просека—дорога на УДО --
                Я насторожился: при чем я в их разговоре о просеке?
Хозяин говорит капитану: надо за пару недель подобрать, как тогда, 130-160 человек, если больше, то мне сообщат из управления. В первую очередь отбирай тех, кому скоро на УДО. У меня спрашивает: когда у тебя срок подходит?  Говорю ему: через полгода (а разговор был где-то в декабре 1983 года). И продолжает: поставим тебя, Натан, мастером-бригадиром; ты же хочешь раньше уйти домой? (а кто не хочет-то, все хотят). Я, конечно, обалдел вначале: да я в глаза ни пилы, ни топора не видал, в руках не держал, понятия не имею, как этот лес валить.
Ну, а капитан с улыбкой мне говорит: Натан, это же не плановая вырубка леса, мы не первый год это делаем, да и лес там не густой ---  это просека под высоковольтные линии, возможно, там еще что-то проложат, это тут недалеко, где-то 180-200 км. И потом, ты-то сам не будешь лес валить, нам нужен мужик с головой, организатор. Ты не едешь на голое место, там до тебя работали другие бригады, есть передвижные домики на салазках, по мере вырубки вы вашей техникой передвигаете их на новое место. Ну, а дров там хватает. Да ты сам все на месте увидишь,   кроме того, хороший лес мы заберем себе в совхоз. (В совхозе была старая пилорама, я там когда-то электрощит менял). Навалите первые кубы, позвонишь, для связи там есть рация военная, пришлем машины и будем вывозить. Остальной лес, который нам не подойдет, будешь отправлять по железной дороге. Сам на месте со всем хозяйством ознакомишься, разберешься.
Хозяин говорит: ладно, остальные подробности потом решим, у нас есть еще время до начала весны, командировка на два, три месяца.
Я уже понял, что пока никто не будет решать мои ширпотребовские дела. По дороге зашел к главбуху, так и так, она говорит: знала об этом, не первый раз так делают.
Пришел я в барак и рассказал своим пацанам ---  без меня меня женили, а они мне говорят: да там все путем, нормально, значит,  уж точно, кто там поработает, уйдет по УДО. Тут же из другой комнаты нашли пацанов, которые два, три года назад не попали в команду. Они подтвердили: неважно, когда ты был на вырубке, важно, что был,  когда подойдет твой срок, хоть и через несколько лет, уйдешь по УДО. Я уже воспрянул духом, пацаны начали меня уговаривать взять их с собой. Назавтра, на утреннем разводе капитан всем объявил о просеке, что  Литвинский там будет мастером, кому подходит срок на УДО, подумайте об этом. Начали ко мне обращаться за разъяснениями, а что я могу сказать  --  сам еще толком ничего не знаю. Короче говоря, те, кто еще помнил и знал об этом со слов предыдущих «лесорубов», разъяснили ситуацию.
Как всегда, кто-то поверил, кто-то нет. Что мог, я уточнил у руководства. В конце концов набралось, с учетом всех участков, больше 200 человек. Дал я свои списки,  капитан со своей командой разбирался, кого послать. Я спросил капитана: если вы сами отбираете, кого надо, зачем ко мне люди обращаются? На что он ответил: те, кто к тебе обращается, даже если они в ближайший год не подходят под УДО, они все поедут, потому что ты их отбирал - это уж точно будет команда, наверняка со своими ты не будешь иметь проблем. Ну, а если возникнут незначительные, ты их сам решишь. По твоему списку я вижу, что эти все ребята с ваших зон, а те, что с 13-й зоны, знают и понимают тебя. А с остальными мы сами разберемся. Я не говорю тебе, что там плохие ребята, но из нашего опыта мы знаем: если поселенцы кого-то уважают из своей среды, то никогда не подведут. Они прекрасно знают, что ты за них горой стоять будешь - это для тебя в первый раз, а у нас это постоянно. Нам управление ставит условие: хотите иметь лес для своих нужд --  вот вам просека, рубите.  Разъяснил мне, что в управление всегда обращаются те тресты, которые проводят определенные работы, в данном случае – то ли высоковольтная линия, то ли газопровод -  вот мы и получаем участок. Валим лес для себя, часть леса будешь отправлять в распоряжение Свердловского управления МВД, или потом тебе укажут, на какой деревообрабатывающий комбинат. Раньше были командировки за 1000 км, тебе повезло. Командировка, как ты уже знаешь, с конца зимы, скоро будем знать --  на два, или три месяца. За это время вы, возможно, успеете вырубить не более 3 км. Это я тебе говорю уже из опыта прошлых лет.А как будет у тебя никто этого пока знать не может. А те всякие прожекты,что нам говорили в управлении,в тресте для кого мы будем делать просеку это все разговоры... У тебя там будет достаточно организационной работы.
Я пока себе действительно не представлял эти 3 км или там еще как-то. Спросил у него, откуда он все это знает?  Он ответил: сам в прошлый раз ездил смотреть, как и что там. Напомнил: кончено-это вам не курорт, в домиках  как и у нас,стоят двухъярусные койки, в каждом домике есть печка, есть кухня, но питаться будете в специальных домиках, оборудованных под кухню, на месте решишь --  в две, или три смены кормить людей. Повара там должны быть, трест сообщил, что поварами обеспечит, но, честно говоря, что-то не верится, ну, если у нас есть такие парни, то можешь взять. Вся техника там на месте, на ней работают гражданские из того треста, который дает работу.  Но они будут тебе подчиняться, из опыта знаем, что иначе толку не будет. Там ты никому не подчиняешься,  никаким  представителям треста. Мы уже имели опыт двоевластия, теперь руководство договорилось с трестом: если мы рубим, то мы и командуем. Там будет один или два специалиста, которые будут тебе размечать трассу, они могут быть постоянно, или наездами. Куда какой лес отгружать -  командуешь только ты, гони всех, кто бы ни приехал, по всем вопросам пусть обращаются к нам. Только мы можем тебе приказывать -- больше никто. В помощь тебе дадим троих вольных из нашего поселка, они толковые мужики, бывали на лесоповалах, знают свое дело и хорошо разбираются, какой нам нужен лес, все они в твоем подчинении.
Потом добавляет: мы приняли решение послать с тобой еще два десятка вольных жителей совхоза, они давно просились там поработать, заработать себе лес на постройку домов. Мужики они порядочные, работящие, с ними ты не будешь иметь проблем, они также в твоем подчинении, можешь их ставить на самые сложные участки, позже ты с ними лично поговоришь. Кто-то из них сам давно сидел, кто-то вообще не сидел, но они надежные, сам убедишься. С нами у тебя по рации войсковой  будет связь каждый день,  ты выходи на связь в любое время. Как нам сказали из треста, там есть передвижные генераторы для освещения. Как приедешь, сразу проверь их, а то у нас уже было пару случаев. Продукты должен завезти трест, вода есть на месте, весной появятся комары, местные подскажут, что делать. Все, что я тебе сказал,  мне передали из треста, так что на месте смотри, если что не так -  не приступай к работе, пока с нами не переговоришь, проверь все домики, мы и с этим имели проблемы. Паскудники из треста считают: раз тут будут работать зэки, или поселенцы, то можно им оставить все поломанное.  Подумав ,  добавил: Натан, мы не хуже тебя знаем, что вокруг творится, ну, ты понял меня? (Ну как не понять - все так доходчиво!)  Как мне передали, ближайшая деревня где-то  20-25 км, на месте уточнишь, там и тупиковая ветка есть. Лесовозы трестовские тоже есть, сколько их там, не знаю,если их там не будет закажем сами,  но если мы в совхоз будем возить еще и на машинах, мы тебе об этом по рации скажем,  согласуем график вывоза. В управлении нам хотели навязать какого-то своего офицера, мы и в этом отношении имели опыт ---  приезжает и командует,  кому какой ствол грузить. Вольные-то его не слушают, а вот поселенцам деваться некуда. Мы с управлением договорились, вроде никого не будут присылать, если кто-то появится, сам с ним не ругайся, звони, остальное - наше дело.
Теперь расскажу, как мы готовились к поездке в командировку. В первую очередь надо было тех, кого отобрали, одеть в бушлаты – куртки, по зимней форме, в лесу не скоро весна придет. Нашить кучу рукавиц, портянок, зимних шапок, конечно, можно и зэковских, самых простых. Это вопрос  мы сами решали, взять ваксу для сапог, без смазки в лесу сапоги быстро промокнут, кто служил в армии и приходилось ходить по глубокому снегу знают незаменимость ваксы. А вот дальше, что конкретно еще взять пошел консультироваться с местными кто уже был на заготовке и со своими зэками, кто там так-же бывал. Нач.поселения мне просто сказал,что не вникал никогда в этот вопрос.Оно и понятно он ведь не зэк, ,а нам - то  такое совсем не игрушки, заболеть на вырубке это очень серьезно. Вото ни мне подсказали  по поводу сапог - как минимум 4-5 десятков пар, разных размеров. В лесу всякое может случиться, предупредить всех поселенцев, чтоб починили свои сапоги, в которых будут работать. А вот где запасные  взять- это уже возникала  проблема которую надо решать.. Помня,что у меня с главбухом уже налаживаются контакты, обратился к ней, вместе к хозяину, ему пояснил,что без запаса сапог там делать нечего,через неделю вся командировка сорвется. Главбух предложила смотаться на базу в соседний район, сама она родом с тех мест,она там кого-то знала и договориться  за лес – который мы будем валить - купить сапоги. Такой обмен называется по русски  «еще птичка в... гнезде...», дали машину смотались все решили  вот и  сработала птичка... Факт этот есть подтверждение того,что люди между собой, если надо решают вопросы без юридической поддержки.
В женской зоне шили все, что я назвал, но получить от них что-либо, как сказал капитан, было нереально. Вся их продукция распределялась Москвой,  а Москва наше поселение имела в виду, кто мы для них - пешки. Надо было искать выход самим. Мои швеи-поселенки сказали мне, что при наличии машин они сами могут все до нашего отъезда выполнить. Их мастер сказала, сколько чего надо для этой работы. Она подсказала мне, что в женской зоне есть много старых машин (я сам тоже знал об этом), но самое главное (она меня знала еще, когда сама сидела в зоне, уже были какие-то взаимоотношения): что машины те не поломаны, а целые, но с небольшими дефектами, которые легко починить, что эти дефекты зэчки специально делали, чтоб не работать на того змея, начальника цеха (она, конечно, имела в виду советскую власть). Но у начальника цеха были связи, ему выделяли все по первому требованию, поэтому его не волновала сломанная машина ---  тут же ставили новую. На складе в зоне лежало в масле, наверное, машин 200- 300. Дальше она говорит : знаю людей (называет их поименно  из разных отрядов), которые должны вот-вот  прийти  к нам на поселение, они могут помочь починить машины. Ты поговори с ними, может, что и получится.
Идея была хорошая. Когда хозяин был в зоне, я пошел к нему, спросил, когда будет ближайшая комиссия на поселение, рассказал ему мою задумку. Он прекрасно знал, что начальник цеха не даст ни одной новой машины, а старые сдаст нам по акту, ему все равно, кому их сдавать.
Но перед этим я поговорил с капитаном, попросил его: как начальник поселения он должен поговорить с начальником пошивочного цеха зоны на предмет получения у него 20-ти новых машин. Конечно, тот откажет, ну и ладно, зато, не упираясь, отдаст «старые», мы их сами будем чинить. Хозяину сказал:  я знаю, с кем из зэчек говорить, вы мне скажите, когда будет комиссия и суд на поселение. Если я вот так просто приду и скажу, они мне не поверят, а если скажу точный день комиссии ---  вот тогда будет предметный разговор. И они сделают все, о чем я их попрошу.
Хозяин, позвонил своему парторгу зоны, тоже капитану, я о ней уже говорил, сказал ей, что нужно перенести комиссию на поселение на следующую неделю. Мне сказал: иди, вечером найдешь меня, тогда точно тебе скажу. Вечером он меня сам вызвал, говорит: пусть чинят машины, через неделю (назвал день недели) будет комиссия. Наутро на зоне,  в бараке,  этот  отряд был на второй смене, я застал трех из десяти женщин, которые идут на поселение, остальные были в других отрядах, я знал, что эти им все расскажут. Сказал им: завтра вам в отрядах объявят день комиссии на поселение. Они мне, конечно, сразу не поверили; дальше рассказал им о разговоре с их мастерицей, которая была на поселении.
В общем, договорились так: если завтра им объявят о комиссии, то они вместе с другими девчатами подготовят десяток «поломанных» машин. На всякий случай, если начальник цеха решит проверить -  машины будут выглядеть как старые: с них поснимают ремни, моторы, головки, придадут вид лома. Все, что снимут, сложат в отдельные ящики, когда будем вывозить машины, то захватим и ящики, а вывозить будем, когда начальник цеха уедет домой в Камышлов. Как мы позже убедились, его уже ничего не волновало, акт передачи лома был подписан. Назавтра зэчки узнали день комиссии, поняли, что я не обманул --  надо быстро, за неделю управиться.
Вывезли мы эти машины на поселение, бывшие зэчки-поселенки были привлечены к работе. Материал для рабочих рукавиц,портянок был уже получен  и началась трехсменная работа швей-мотористок. Работали они как заводные, не то что на зоне, тут надзора не было, в шею никто не толкал, плана не было, но они знали, что к сроку все должно быть готово. У них была такая мастерица-бандерша, толковая, грамотная женщина, до посадки работала товароведом в торговле, знала все примочки той власти,  знала,  что  нас  нельзя подводить,  мы же такие, как и она. Потом под шумок мы завезли еще десяток машин, пацаны соорудили раскройные столы, большие и малые, закройщики работали лекалами, как кузнец молотом. Упущу подробности, где чего доставали ---  все было законно.  После суда еще десять бывших зэчек подключились к работе. Нашили в срок все, что нужно было. Потом, когда мы уехали, они стали шить все, что было нужно для совхоза. Главбух была в восторге, теперь у них получалась хорошая экономия, хотя она всегда была  ---   ведь все мы работали за копейки; сейчас можно было уже и премию даже поселенцам выписать. Попросил ее выписать женщинам премию за их работу. Женщины, конечно, были довольны, любая копейка --  это же себе, а не от себя.
Договорился с мастерицей, пока меня не будет, чтоб из кожи понашивала по моим и другим рисункам разные вещи. Мои доморощенные художники нарисовали мужские перчатки с пальцами, рукавицы с одним пальцем, разные брелки-подвески. И самое главное: надумал я с ней из кусков тончайшей кожи пошить безрукавки и настоящие куртки, до этого уже для образцов женщины сшили несколько штук. Мы посмотрели, здорово получилось. Ведь все было выполнено из хорошо подобранных кусков, швы были заделаны так, что выходило очень красиво, оказалось,что швы как раз придавали необыкновенность продукта,  ни у кого еще такого не было.   Главное как такую продукцию  посмотрит торговля  . Конечно, это самый сложный вопрос. Моя мастерица, как товаровед, за свою работу много разных изделий повидала, сказала :  эти изделия пойдут на ура !  В общем, все отложили до моего возвращения из командировки. Правда, я все изделия показал главбуху, зав столовой, жене полковника,  зам. парторга больше-то и показывать было некому. Все уже хотели делать заказы. Договорился с мастерицей, если мне что-то надо будет пошить, то водители, что лес возить будут, зайдут к ней.
Ближе к отправке капитан мне сказал: с тобой поедут два-три наших прапорщика для проформы, ну так положено, они же без оружия, да вас и тут никто не охраняет. На месте сам с ними договоришься, где и как им быть. Они тебя знают,  ты их знаешь. Перед отъездом мы свяжемся с трестом, узнаем насчет постельного белья - этим они должны обеспечить. Есть там баня в спец вагончике, все сам проверь.  Все домики на полозьях,так-что ходу продвижения и их пеодвините.Пока готовься.
Дал мне списки, с моей стороны набралось 80 человек. На их рабочие места на время командировки нужно кого-то ставить. Все понимали, что увеличивается нагрузка на остающихся. Ну, а что поселенцы могут сделать?  Только посопеть себе в нос. Мои ребята мне подсказали, что еще в поселке есть пацаны, которые были в прошлый раз на вырубке, но потом чего-то натворили, их хотели вернуть на зону, но пожалели, на УДО не пустили. Они могут еще что-то дельное подсказать. Из их рассказов я понял, что надо брать побольше рукавиц, портянок, сапожной мази. По поводу рукавиц, байковых портянок сказал хозяину,  потом он позвал меня и сообщил: начальник цеха ему не подчиняется, надо связываться с Москвой, пусть там все решают. Говорит, если он даже согласится, то сдерет с нас три цены. Ну, никто с Москвой связываться не будет, он это сам знает. Говорит мне: давай сделаем так:  возьмем у него еще несколько машин, спроси у твоих, сколько еще надо, и сами все пошьем. Вопрос с материалом я без него решу, позвоню в управление, и мне тут дадут.
Взяли мы еще до десятка машин, своими силами все пошили. С главбухом договорился, что рукавицы -  это ведь спецодежда, на каждого по 4-5 пар, а за портянки она вычтет какие-то копейки; в конце концов она ничего не вычла. Для моих нужд пошили мне из той кожи где-то 40-50 пар рукавиц, за эту работу рассчитался продуктами. Зато потом мне эти рукавицы здорово помогли наладить уже на просеке отношения с местными. Поговорил я с тремя спецами, что с нами поедут, они мне подсказали: поварами не брать женщин --  хотя те двое, что раньше были, говорили, что у них повара были женщины. Подсказали, чтоб я поговорил с зав столовой, они помнят, как много лет назад она возила продукты. Хорошо зная ее, договорился, как только мы будем на месте, я ей сообщу  и она приедет. Я прекрасно понимал ее интерес: «левый» товар на месте в таком количестве сразу не продашь, ну а там, кроме нас, еще есть рядом село, да и с нами будут работать вольные, так что есть полный резон гнать к нам машину продуктов с прицепом.  У тех парней, что были раньше в командировке, спросил насчет врача - сказали, что с этим была большая проблема. Пошел я на зону и у врачей узнал, что нужно брать с собой, они составили мне список лекарств, мазей, ну всего, что может пригодиться. Я еще раз по поводу врача и лекарств спросил  капитана, он сказал: на месте все есть, но я-то знаю, что пацаны мне сказали другое.  Начальник санчасти зоны сказала мне, что кое-что она может выделить -  иди к полковнику и договорись. Тогда другие врачи говорят капитану и мне:  надо все попросить в Камышловской гор больнице, мы им постоянно делаем одолжения. НО пока меня еще никто не освобождал от работы в женской зоне электриком...Начальство как бы этого не замечало, колесо-то крутится..
                Через два дня дали нам «рафик»,  я с капитаном медслужбы поехал в Камышлов, предварительно им позвонив, там нас хорошо знали. Главврачу уже подробней рассказал о нашей просьбе, дал ему наш список, он вызвал старшую сестру, попросил по списку проверить, что нам можно выделить. Сестра, заглянув в список, спросила: это нужно для медпункта? Я подтвердил, добавив, что сами будем себя лечить. Тогда она говорит главврачу: у нас же в больнице есть молодой фельдшер, два года как после училища, он, кажется, на практике был на каком-то повале, надо с ним поговорить, может, он что-то подскажет. Позвали его, он рассказал, где был, показали ему список, он подтвердил, что все это нужно,  свое на словах еще добавил. Ну и начал более подробно говорить, что и как там было. А я возьми и скажи: а может, ты с нами на три месяца поедешь в командировку? Тут рядом, где-то 200 км. Он спросил, какая будет зарплата, добавил, что на повале получал больше, чем в стационаре. Ну а я-то не знаю, что ему сказать, но говорю: конечно, будет выше. На три месяца он согласен,  уже обращаясь к главврачу --  вы же меня отпустите?  Это ведь хороший опыт для меня. Врач улыбнулся и дал свое согласие. Вот так неожиданно мы получили и лекарства, и мед брата.
Напоследок главврач  говорит  моему  капитану  мед службы зоны: нам нужна будет  консультация  ваших врачей;  та ему ответила: звоните в любое время, больница  зоне  всегда чем-то помогала. Через два дня я уже вез врачей зоны в больницу. Выйдя из больницы, капитанша мне говорит: ну ты даешь! Она же мне подсказала: иди к полковнику, пусть он свяжется с управлением, те с трестом,   там оформят мед брата. Так и сделали. Но она со своей стороны все рассказала полковнику, конечно, ее рассказ помог мне. Я еще пару раз ездил в гор больницу, упаковывали все, что надо было, даже достал бутыль спирта --  старшая сестра презентовала, я ей за это подарил пару кожаных перчаток. Потом на всякий случай этот спирт закрасил ягодным сиропом --  мол, он ядовитый, годится только для примочек, промывки ран.
Чем ближе был наш отъезд, тем больше я опасался, что мед брат может передумать. Он знал, что мы будем ехать из Камышлова --  тут он к нам присоединится. Но я еще пока не имел понятия, в каких вагонах нас повезут, если в Столыпинских, то он точно перепугается и тут же откажется. Начал я интересоваться вагонами, с капитаном пошли к полковнику. Конечно, я вставил свое слово -- едут не только поселенцы, а и гражданские,  куда же их - в Столыпинские сажать, за решетку, что ли?  В итоге трест заказал три плацкартных вагона. Но тут я засомневался в легкой победе в городской больнице. Поделился своими сомнениями с полковником.
В совхозе была небольшая гостиница, где останавливались проверяющие и те, кто приезжал в зону на свидание. Звоню я в гор больницу и говорю мед брату: мы  будем ехать на автобусах в другую сторону,   тебе надо будет за пару дней до отъезда приехать к нам, я за тобой заеду, скажи куда. В общем, привез его. Все упакованные  медицинские  ящики  я  привез  к  нам  в  совхоз.  Да, вот еще что: пацаны, бывшие раньше в командировке, сказали, что с ними еще была собака. Они не знали, чья она была:  то- ли кого-то из местных, то- ли кто привез. Но собака хорошо помогала: когда ночью звери подходили к домикам-вагончикам «надурняк» поживиться чем-нибудь, собака сразу подавала сигнал. Днем лаем предупреждала обо всем, что считала подозрительным. Ну, я и решил взять пару псов, уже прикинул, кого взять с 1-го участка, я же там всех собак знал. Позвонил механику, объяснил, что я хочу, он согласился: все равно половина собак бегает и без хозяина, и от хозяина.
Капитан не возражал против собак, тем более что я сказал, каких собак возьму. Было там не сколько крупных собак черной масти, такую собаку днем встретишь испугаешься. Были они милые волкодавы. Поехал на 1-й участок, механик уже знал,что эти псы как бы без хозяина. Псы мне обрадовались, вся свора бегала вокруг, приветствуя  гостя.  Предварительно наши  швеи сшили мне ошейники, поводки, но эти собаки никогда не носили ошейников. Конечно, собаки испугались, я их успокоил, подвез к лесу, снял ошейники  и  говорю им:  гуляйте. Собаки умницы, они быстро поняли, для чего ошейники. Привез я собак в свой барак, разместил их в старой сушилке на ночь, если, конечно, захотят спать не на морозе. Оставалась еще неделя до отъезда,  пока они бегали в нашем поселении со всеми, кто их позовет. За ограду поселения я их выводил специально на поводке, они к нему быстро привыкли. Со всеми поселенцами они вели себя спокойно, хотя с виду были крупные, красивые  псы. Я никому не разрешал их кормить чем попало, они не привыкли к этому. Хотя они и всеядные, но в пище разбираются. Водил их в лес, там давал побегать, они не только мышей в снегу выслеживали. Они даже на других совхозных собак не очень рычали, но зато на волков, лисиц -- пощады не жди. Наши швеи сшили для собак толстые слоеные коврики, попоны. Потом на вырубке мы им соорудили большую будку, все подстилки туда положили, но они не часто там спали, предпочитали спать на ступеньках домиков. Не любить таких собак просто нельзя было.
Мы еще не знали точный день отъезда, что-то там с вагонами заминка вышла, но уже всё и все были готовы. Рано утром в конце февраля 1984 года, числа 20-23, нас разбудила охрана, собственно, это даже не охрана, а дежурные как бы для порядка. Автобусы хозяин заказал в Камышлове, погрузились мы --- 180 человек, ящики со скарбом на грузовике.
Привезли нас на станцию Камышлов, на запасной ветке стояли плацкартные вагоны,  самое интересное: с проводниками в каждом вагоне. К вечеру уже были на тупиковой станции. После вагонов прохладно, но мы привыкли к морозу. Одежда у всех по морозу. Потом с этого тупика грузили кое-какой лес на отправку. На машинах, тракторах с прицепом, больших санях на полозьях нас привезли на место. Там встретил нас представитель треста подрядчика. Темно, хоть глаз выколи, освещение в руках двух мужиков –  керосиновые лампы-летучки. Зажгли эти лампы, штук 10-15, раздали мужикам, пошли расселяться в домики.  Я сразу связался по рации со своим начальником,  дальше уже был каждый день на связи.  Привез я с собой  троих  поселенцев-поваров:  все они в армии были кашеварами. Первым делом узнал, где кухня, какие там есть продукты, послал с поварами 10 человек в помощь. Завели мотор-генератор, сразу в десяти домиках свет появился, уже были со светом. В домиках сразу растопили печки, стало веселей. Естественно, все ждут, что дадут покушать. Время вроде не позднее, еще и 10-ти вечера нет, но в лесу уже и спать пора. Кто больше всех радовался лесу, так это мои псы, как только мы прибыли, я их выпустил,  они с лаем умчались в ночь. Я тут же понял, что они могут всех перепугать, темень кругом. Быстро отошел в сторону и криком, свистом вернул их, но некоторые уже успели испугаться.
Представитель треста повел меня в домик-контору, тут я собак оставил. Завели мы еще один генератор, стало светло в столовой и возле столовой. Мне сказали, что в столовой одновременно могут сидеть 70 человек, а нас 180 человек. Сварили кашу, чай:  чтоб быстрей покушать и спать. В передвижных  домиках на салазках -- одни матрацы, а остального нет, все лежит на складе в отдельном домике Решили ночью не тратить время на раздачу постельных принадлежностей, нам не привыкать, развернули матрацы --  и спать. Утром меня разбудили собаки, уже светало (перед отъездом прокурор наделил меня часами), собакам надо во двор, они не привыкли к помещению.
Санчасть я пока разместил в конторе, места хватало. Еще в совхозе все люди   предварительно  были  распределены по бригадам. Здесь, как нигде, должно быть понимание, порядок -- ведь никого насильно сюда не тянули. Каждый из нас хотел досрочно вернуться к своей семье. Так что особо никого подгонять не надо было. Я заранее со всеми в отдельности переговорил, имел хоть начальное представление о каждом, остальное уже в ходе работы познавал. Бригадиры подняли своих людей. Должен сказать, что ни я, ни начальник поселения не назначали бригадиров; беседуя с каждым, я узнавал, с кем бы люди хотели работать в составе бригады. Потом предложил им самим назвать своих бригадиров. Не все сразу получилось, но кое-что получилось, остальное дорабатывали на месте. Начали мы после завтрака знакомиться с обстановкой и той работой, которую должны выполнять. Первое, что мы увидели ---  это вырубленную просеку сзади нас, местные сказали, что она далеко тянется. Я ознакомился со всеми, кто расчищал просеку, кто знал, что и как дальше делать. Всего бригад было шесть, до 30-ти человек в каждой. Часть людей по очереди снимали в помощь на кухню, по хозяйственным делам. Я не выделял специальных людей для хоз работ - все приехали валить лес, я вроде неплохо знал психологию тех, с кем работал, не нужно было кого-то выделять, все проходили подсобные работы. Не возникало никаких эксцессов, хотя были небольшие словесные стычки  - пока человек человеку еще не брат, не сват, не друг, а так. Для обучения людей и их последующей работы на просеке прикрепил по четыре человека в бригаду. Да, забыл сказать: тех местных мужиков, что с нами прибыли, со скрипом, но оформили через трест лесорубами - это лесорубы-профи, неважно, когда они в последний раз лес валили, главное - они все знали, я еще в совхозе с ними беседовал, перенимал первый свой опыт. Они работали вместе с бригадами, их задача была вначале натаскать бригады, все-таки это не простая работа: пилой, топором надо еще уметь работать, тем более бензопилой. Учились на работе: пилили, обрубали ветки, обрезали сучки, собирали ветки, потом выкорчевывали пни. В этом месте, откуда мы начали, лес был не сильно густой, дальше было гуще. Я имел полномочия при необходимости, чтоб поменьше отвлекать своих людей от основной работы, набрать из местного  населения рабочих для выкорчевки пней, сбора веток, в общем, для зачистки участка. Пока не разобрался, что вообще такое рубка леса, я не спешил со своими полномочиями. Собаки мои уже со всеми познакомились, помогали с дальних участков собирать весь народ на обед, на ужин. Даешь им команду, подбегут к мужикам и лают, отбегут на пару метров, всем своим видом показывают --  пора подкрепиться. Конечно, у ребят были часы, но мы не по часам звали, а по мере того, как готов обед, ужин.  Питались все вместе в две смены: вольные, работающие на технике  и мы, поселенцы. Было у нас еще битых несколько домиков, как бы бесхозных, подогнали их к столовой, отремонтировали  - вот все и помещались в две смены, даже места еще оставались. Шофера, кто возил на  ж/д  ветку, приходили, когда хотели. Поселенцы нашли в гараже старый диск от колеса, прикрепили на домике - получилась рында для созыва на обед. Как и предвидел капитан, на месте не было поваров, а наши повара  работали  просто класс . Работал с нами геодезист,  его задача  была  прокладывать нам трассу, с ним по очереди работали два поселенца, с ними я отправлял псов. Дело в том, что они со своим вешками как минимум на полкилометра отходили, они были довольны, что с ними собаки. Псы гоняли по снегу всякую дичь, ловили мышей, все, что попадется, своим лаем отгоняли зверя. Вокруг нас хватало волков, днем на шум пил они не подходили к нам, а ночью рвались к пищевым отходам. Наши повара в отведенном для зверей месте, в стороне от домиков, оставляли отходы; как я заметил, не все волки ели нашу пищу, но ели. Птички тоже слетались, а лисы те и днем рыскали. Порой их удавалось поймать, местные за них с поселенцами рассчитывались хорошими продуктами.
У нас был сухой закон, об этом все знали. Было пару раз -ребят на станции уговорили: засранцы за самогон отдали два толстых ствола, учетчик заметил. Снял я их с погрузки, поставил на вырубку. Стволы мы забрали, те благодетели еще не успели их отвезти. В домике у представителя треста была, конечно, водка, но я просто не имел морального права с ним пить.  Предупредил всех вольных о сухом законе, да они и сами не сильно рвались, но, зная душу русского человека,  лучше предупредить. Наши механизаторы видели, как ребята дружно работают,  стали подтягиваться  к нам.  А то вначале были у нас такие случаи: ребята зовут тракториста подъехать, а он им говорит: перекур. У нас были такие орлы, что на любой технике могут работать. Ну, они ему: а, не хочешь работать? Пошел на..., сами за рычаги - и пошло дело. Их механик мне говорит, что это за самодеятельность, а я ему: будешь делать то, что я скажу, а своих научи работать в коллективе, если нет -- гуляйте все. За пару дней они поняли, что мы приехали сюда не дни отсиживать.

У ребят заканчивалось курево, еда была похожа больше на зэковскую, чем на солдатскую. Но на еду никто не жаловался, хотя мяса было немного. Котлы старые, долго варят, плита на кухне потрескалась еще до нас, предыдущая смена приспособилась дыры землей временно замазывать, частенько  еда  была с дымным запахом, кому-то это даже нравилось.  Мы все знали: как поешь, так и работать будешь.  Плита  чугунная, ее в наших условиях не заварить, а котлы такие, что только пол котла насыпят и варят - вот и растягивается обед, ужин. Снял я с просеки еще троих человек, поставил  их  ночью  огонь  под  котлами  поддерживать,  чтобы повара успевали всех накормить, не меняя время еды.
Продукты таяли на глазах. Хорошо, что еще на поселении я послушал тех двух пацанов. Они мне подсказали  насчет  жратвы, многого в той командировке в лесу не хватало, даже у кого были какие-то  деньги, купить-то негде, а с подвозкой продуктов на кухню вообще  никто  не  спешил. Я понял, что и в этой командировке может случиться то же самое. По словам начальника, «все-таки вы не очень далеко будете от поселения, 200 км», а на самом деле он и сам толком не знал; точно мы узнали  где-то  за  три,  четыре дня. Потом он сам мне сказал, что в тресте несколько раз меняли место нашей командировки.    Я еще поговорил со своими ребятами, по зоновским меркам - моя семья, они мне подсказали, что деньги-то могут быть не у всех, кто едет с нами. Я сказал: попробую договориться с зав столовой, если что –  она, или ее буфетчица будут привозить продукты. Еще до отезда я договорился  с зав столовой, что она привезет продукты дешевле,для нее это было выгодно ,товар-то левый мы то зэки –это хорошо знали, , Ведь на поселении мы сами себе покупали продукты, а здесь трест обеспечивал едой, но ни как ни колбасой,салом,сыром, сигаретами  если главбух согласится, то она согласна получить деньги и от совхоза (она ведь совхозу не подчинялась), но с условием, что сигареты  - за наличные. С главбухом   я  быстро  договорился, но не сказал ей про цены. Сама она этот вопрос не хотела решать, пошли мы к полковнику. Она передала мою просьбу, ну и я вставил свое слово ---  мы же для совхоза будем лес валить, наши ребята не должны быть голодные. Что бы там ни привез трест для общего питания, все равно это будет даже не то, чем питаемся в совхозе. Он дал свое добро, детали я оговорил с главбухом.
Потом она говорит мне: Натан, у меня для тебя есть работа, приедешь с командировки, заберу тебя к себе, обижен не будешь. Она пока еще не знала, что я после командировки должен уйти по УДО.
Как бы на кухне ни кормили, мы так все устроены, что еще чего-то не хватает, особенно  в  неволе. Поселение не очень-то в смысле кормежки отличалось от зоны, хотя кормились мы за свой счет. Так что, если можно будет что-то купить, да еще дешевле магазинной цены, то никто из наших поселенцев возражать не станет. Зав столовой я сказал: пока я еще не знаю, но мне сказал капитан, что с нами будут работать  и  местные жители из ближайших окрестностей. Она мне сразу сказала, что для других цены будут магазинные. Договорились так: я ей сообщу, сколько будет местных. В обед в обеих сменах объявил ребятам: я договорился с нашей буфетчицей, чтоб привезла нам кое-какие продукты, конечно, везти одно курево она не поедет; добавил, что курево за наличные, по той цене, что вы перед отъездом брали.  Когда мы еще готовились к отъезду, я договорился с зав столовой,  она завезла сигареты по полцены, пацаны их тогда и раскупили, было выгодно, ну, конечно, не всем хватило еще и на командировку. А тут вообще ничего не возьмешь, на станции в момент все выметают, да до нее еще добраться надо. Бригадирам сказал: все, что она привезет из продуктов, будет дешевле (что это за товар --дважды  никому не надо было разжевывать).
Сказал: я перед отъездом договорился с главбухом, что она по моему списку будет вычитать за продукты из нашей зарплаты, наличка только за курево. Конечно, все согласились. Те вольные, что приехали с нами, также попадали в этот список. Забегу вперед, скажу, что главбух вычитала с нас так, для галочки, только чтобы провести по своему отчету, а с зав столовой и буфетом она рассчиталась по моему списку и по той цене, о которой я договорился с зав столовой.
Остальным вольным -- нашим механизаторам, местным, которые уже работали с нами, сказал: для вас за наличные привезут продукты (они, конечно, не знали про наши цены на продукты). Составьте список, кому чего надо, только пока не указывайте количество (я не знал, на что она способна). Да они и этому были рады, местные еще рассказали своим соседям-колхозникам, мы немного «дружили» с тем колхозом возле нашей  ж/д ветки, где грузили лес. На все, что оставалось после зачистки - ветки, прутья, пеньки -- у меня не было никакого плана; нагрузим вагон --  станция сама звонит на комбинат, потом туда везут наши отходы. Троих местных принял на работу охранять наш лес на  ж/д  ветке, расчет -- лесом на строительство их домов. В тех местах это самая ходовая валюта. Один из них еще днем помогал нашим ребятам-такелажникам.  Как показала  жизнь  и работа в тех краях, я не ошибся. Мой старший повар говорит: продуктов осталось на пару недель. А я еще взял местных на расчистку с нашей кормежкой. Представителю треста говорю: пошли звонить --  у него в домике была рация для связи с трестом, я к ней не имел никакого отношения. Из треста ответили: завтра дадим ответ, а назавтра этот представитель уехал, сказал, что все точно узнает. Назавтра никто не позвонил; позвонил я своему начальству, объяснил ситуацию, капитан говорит: завтра ответит.  Попросил дежурного в штабе:  пусть мне перезвонит завстоловой. Когда она позвонила, сказал ей: надень наушники, чтобы посторонние в дежурке не слушали, записывай. Я знал, что с этим товаром ей уже есть интерес к нам приезжать.
Через несколько дней позвонила и приехала на ЗИЛе с прицепом. Оказалось, что по дороге к нам ближе ехать, чем по железке. У нее все раскупили, наши все были довольны, особенно механизаторы и сельские, я даже не ожидал от них такого. Просят меня еще посодействовать, да мы тебе всю просеку под веник уберем (под веник никому не надо). Я лишний раз убедился,  как  мается народ в этих местах.
Позвонил мой полковник, как для справки говорит: трест по ошибке загнал ваши продукты на другую просеку, организуй пока сам продукты, мы, с треста все вывернем --  они нам сполна за все заплатят (как будто мне от этого легче станет). Потом добавляет: распоряжайся лесом по своему усмотрению, чтоб по-божески, чтоб тебя не обманули.
Поехал я в местный колхоз, мне уже местные сказали, что в колхозе ничего нет  --  весь народ, что живет в колхозе, работает кто - где. Помнится мне - то ли это была небольшая станция, то ли полустанок, название вроде Юшкало, Юшало (название больше тюремное, на зоне часто питались юшкой), а вот вторая станция как-то на Бах... начинается. В общем-то не помню.
Поговорил я с председателем колхоза. Кроме того, что у него нет даже и части того, что я прошу, добавил: даже если б и было --  не дал бы,  боюсь, хотя я ему сказал, что на лес поменяем. Вот она, сучья советская действительность. Он сам сказал, что лес ему позарез нужен. Но та власть никому на местах не позволяла проявлять, как они это называли, «самодеятельность» --  нужно утрясти с райкомом, тот --  с обкомом, а там, когда слышат «лес», больше, чем одна ветка, сами не могут принять решение --  уже у всех зад начинает потеть.
Кроме того, ни один местный совет, райисполком, горисполком, в чьем ведении эти насущные вопросы на местах их деятельности, без указаний партийных органов не решит этот вопрос. Все в своих малых и большых хозяйствах нуждаются в лесоматериалах. Кругом ведь леса, можно наладить с пользой для дела и без ущерба для леса вырубку, с посадкой новых саженцев, ан нет --  паскудная партия не дает команды. Лес продают за границу за валюту, ну а о своем народе никто из тех верных ленинцев не думает. Посоветовал он мне ехать на станцию, там есть какой-то магазин, переговори там. Я знал, какое количество продуктов нам нужно, раньше еще мне показал накладную представитель треста.
На станции в том магазине поговорил с завмагом, она говорит: даже за деньги и за лес тебе никто и четверти того, что ты просишь, не отпустит. Понимаешь, нам лучше продавать понемногу, чем тебе в одни руки -- тут же нагрянет проверка: что да как. Вот оно, лицо той власти: сами воровали по-черному, поэтому другим не верили, что для дела берут. Короче говоря, купили мы у людей в колхозе трех кабанчиков, попросили пока не резать, подождать, пока мы скажем. Хлеб нам бабка пекла, у нее одной во всей деревне была украинская печь, в которой можно было выпекать хлеб. Дал ей в помощь двоих ребят: они пекли, пекли, пекли. Зерно выменяли за бензин в колхозе, остальное: лук, чеснок, прочее -- за валежник, разрешил колхозникам у нас его взять.  Тут местные, которые работали с нами и отоваривались в нашем приезжем магазине, говорят мне: тут где-то в 40-50 км есть деревня староверов, у них-то все есть. Они даже на продажу куда-то возят. Вот они поменяют на лес свои продукты.
Что есть у староверов, я-то знал лучше всех. Привели они ко мне охотника, который был у староверов год, или два назад. Поговорил с ним, действительно он,  еще двое с ним, где-то больше года назад ходили охотиться и заходили к староверам. Этот охотник даже вызвался быть проводником, сказал, что за световой день дойдем, тем более не пешком идем. Конечно, он тоже хотел получить лес на свой дом.
                --Еще раз о староверах--
Договорились через два дня выехать, Была уже весна, март 1984 года, в лесу еще морозно, снег местами лежит. Взял я с собой четверых своих ребят. У каждого из нас был с собой добротный финский нож, об их происхождении я раньше писал; привез их вместе с нашими шанцевыми инструментами в ящиках - начальство не знало о них. Все верхом, две телеги, мужики взяли в колхозе хороших лошадей, на телегах по мужику. Охотник-проводник на лошади. Действительно, он хорошо ориентировался в лесу. Я взял с собой своих псов - вот они радовались больше всех. Мужики взяли с собой охотничьи ружья, у них у всех также были охотничьи ножи. Кроме охотника нас еще вели мои собаки, они-то чуют жилье и своих родственников-собак, даже не знаю за сколько километров.
Вдруг собаки с лаем пропали, но по их лаю я уже знал, что впереди не волки, говорю мужикам: приготовьте ружья. Мне один мужик сует обрез,  только  мне  еще  обреза не хватало!  Через какое-то время собаки с лаем бегут к нам, по лаю слышу, что они не одни. Подбегают, а с ними еще три собаки, уже подружились (заметил, что все собаки мельче моих псов), но мы-то еще не знаем, кто за ними стоит. Вышли мы к поляне, смотрим, там за поляной стоят избы-срубы. Проводник говорит: это они, только мы зашли чуток не так. Ему, как охотнику, возможно, не так, а по мне –  то как раз так. Собаки побежали вперед, перед этим надел я собакам ошейники, чтоб те, кто их увидит, знали, что это хозяйские собаки.
У крайней избы нас уже встречали. Зная обычаи староверов, я поздоровался, попросил свести меня со старостой. Проезжая по улице, все мы обратили внимание на подворье каждой избы. Все избы разные, красивые резные окна, козырьки крыш, каждое крыльцо все резное, раскрашенное, ну прямо сказка. Железные крыши все крашеные, трубы сливные с изображением всяких зверей, заборы ровные, собаки мирные (до ночи). Те, кто нас встречал, показали направление, но с нами не пошли. Попросили мы попить воды, так они говорят: да заходите в любую избу и пейте. Ну, сразу мы не зашли, потом ребята говорят мне: давай зайдем; зашли, пошли к колодцу, попили, а там стоит миска с мочеными яблоками - это я видел впервые. Взяли по яблоку, по второму.
Поехали дальше. На улице стоит колодец, попоили коней, собаки тоже попили. Смотрим дальше - в домах никого нет, местные собаки нас сопровождают, но не лают. Видно было, что лесные собаки и наши друг друга не обижают, понимают, что у них есть с кем бороться. По всем приметам - подъехали к избе старосты; в избе никого, будем ждать. Наши мужики поехали на одной подводе разыскивать кого-то из жителей.
Мы зашли в избу, сами заварили чай, сели за большой стол, где могут разместиться не менее 20-ти человек, светелка-комната большая, стоит современная тех лет мебель, чистота.
Наши мужики нашли хозяина, у них есть общий скотный двор, там он и был. Приехал он не один, еще с двумя мужиками, спросил, кто старший, я ответил; похвалил, что сами по хозяйничали, заварили чай. Подъехали еще мужики. Я ему еще перед их приездом начал рассказывать о тех староверах, к кому ездил с механиком, работая на 1-м участке. Мужикам он сказал, что я гость от их братьев и сестер --  сразу наладился контакт. Появились три женщины, в общем-то неопределенного  возраста, так  были  одеты, что не сразу поймешь их возраст. Начали готовить ужин, мы как поели те разносолы, так нас на сон и потянуло. Дал нам хозяин отдохнуть пару часов, под стенкой стояла длинная красивая лавка со спинкой, рядом другая поменьше ---  вот туда мы переместились и уснули. Пока он переговорил с теми мужиками, что с нами приехали. Когда я проснулся, дали нам попить какого-то отвара, попил --  и через минуту усталость и сон как рукой сняло, как огурчик был. Извинился, что уснул, староста улыбнулся, понял.
Начали мы говорить по делу, а перед этим я подумал: может, все, что мне надо, у него не просить, а то вообще ничего не даст, сомнения были. Потом он мне сказал: наши мужики ему уже поведали, кто мы и что мы хотим. Показал я ему список продуктов. Я знал, что наверняка он не даст все по нашему списку, но хоть что-то даст   и на том спасибо. Вот тут сработало наше русское авось: возьму, что дадут, а там видно будет. По ходу нашего разговора я уже уловил, что им, конечно, нужен лес. Сейчас я не думал о той трестовской поставке, я уже нутром чувствовал, что могу без них обойтись. А с трестом пусть разбирается наше начальство.
Договорились так: часть продуктов он мне сейчас даст, а часть привезет, когда самовывозом от нас начнет забирать свой лес. Переночевали, наутро погрузили на подводы то, что он нам дал на первое время. С нами поехали шестеро его мужиков на трех телегах, специально приспособленных для перевозки стволов деревьев. Во избежание всевозможных проверок, хотя полковник и сказал, чтобы мы рассчитывались лесом, но  на бога надейся, а сам не плошай. Мои ребята повалили им деревья в стороне по нашей трассе. Трактором оттянули ближе к небольшой поляне, где они самостоятельно распилили на нужные им размеры, отходов у них нет, отложили их в сторону, потом приехали, забрали все остальное.
Как сказал их староста, ехали они к нам по короткой дороге, они же в лесу все направления знают. Утром перед отъездом староста спросил у меня, могу ли я передать привет и письмо их братьям и сестрам в моем крае. Взял я у него письмо, приехал в свой домик-контору, написал письмо механику 1-го участка, оба письма положил в один свой конверт. За лесом курсировали совхозные машины, я передал письмо знакомому водителю из местных. Механик знал, что дальше делать.   Мои псы-волкодавы еще раньше, где-то за пару километров от поселка староверов, все-таки подрались с волками, с ними бегали туда и местные собаки. Потом мне мужики сказали, что они точно загрызли одного волка, а двоих так погрызли, что староверам этих волков пришлось добить.   Староверы без  надобности не охотились на волков, в лесу хватало другой дичи для охоты. Они жили в согласии с природой.   А за лес мы получили больше, чем просили.
  Через несколько дней подходит водитель, что возил лес на ж/д тупик, говорит мне: на тупике появился какой-то офицер и начал командовать погрузкой, ребята просили тебя приехать. Я сразу вспомнил разговор с капитаном, чтоб не ругался, он знал, что я и послать могу. Поехал я на станцию. Стоит возле погрузочной платформы  старший лейтенант, я подошел, поздоровался, а он мне: ты кто такой?  Я ответил, а он мне:  твоя фамилия?  Я взбеленился и говорю ему: ты что себе позволяешь!  А он мне:  я уполномоченный управления, должен проследить за погрузкой леса!  Это что-то новое для меня. Подходит к нам местный мужик, что наш лес охраняет и ребятам на погрузке помогает, и с ходу послал  этого  представителя, а что тот может сделать против вольного?  Короче говоря, сбили мы с него спесь. Я ему говорю:  если ты представитель управления, поедем на просеку, посмотришь лес (мне надо было его ублажить, затянуть к себе на просеку, а там уже будет другой разговор). Завел я его в контору, попили чайку, а сам по рации вызвал дежурного в штабе совхоза, позвали капитана, я ему все рассказал, а перед тем как зайти к себе, позвал троих своих ребят в контору. Им много говорить не надо было, сели они и ждут окончания моего разговора.
Этот «представитель» все слышит, у меня включена громкая связь. Капитан переключил меня на полковника и уже мне говорит: Натан, где там тот представитель, а ну дай ему трубку, поговорю с ним. Представитель все слышит, ну полковник как понес его матом. Обращается ко мне:  а ну проверь его удостоверение, а то с перепугу соврет свою фамилию!   Вначале старлей начал брыкаться ---  как зэк будет у меня, офицера, проверять документы!  А полковник ему --- какой ты офицер,  опять матом. Кто тебя туда послал?  Кому ты лес хотел грузить?  Я тебя, паскудника, еще посажу!  Натан, а ну-ка позови наших прапорщиков, пусть они его с первой машиной к нам доставят.
Тот старлей начал что-то бормотать, с перепугу назвал фамилию того, кто его послал. Полковник говорит мне : Натан, придержи его ; а я - да куда он из лесу денется, скоро стемнеет, только к волкам! Потом старлей показал свое удостоверение, я прочитал его фамилию полковнику. Тот мне говорит: скоро перезвоню, конец связи. Старлей немного отошел   и  на  меня  попер.  ну  тут  пацаны на него рыкнули,  он замер надолго.  Позвонил  полковник, говорит мне: его не посылал тот, на кого он ссылается, ты отпусти его, там с ним разберутся.
Отвел я этого представителя на ночевку к прапорщикам, рассказал им, что это за гусь. Они сами чуть его не побили, он говорит мне: я с ними в одной комнате не хочу находиться. Они ему: значит, будешь спать с собаками, если они тебя еще примут. Сел он за стол и так всю ночь за столом продремал. Наутро отправил его на станцию. Конечно, с утра он сильно угрожал:  посажу. я ему, да я вольный!  А мои бригадиры с утра в конторе были, пуганули его: да мы сейчас тебя тут зароем, паскуда! Ну, он начал мычать, что его не поняли, что он только выполнял приказ, короче, уехал.
Через два-три дня - звонок из штаба, слышу голос моего друга механика, говорит: к тебе на лесовозах поехали гости, три человека. Я сразу понял, кто такие.  Назавтра приехали они со своим старейшиной, привезли мне подарки: мед в таком полу бочонке, в полотняном мешке, как «дед» сказал, для лучшего хранения, сушеную клюкву.  Из этой клюквы повара пару раз в неделю варили морс. А мед каждый день наливали в алюминиевую миску ---  пол миски на стол, на 12 человек, каждый ложкой с чаем хлебал. Мед для нас был уже не в новинку, нам и наши местные староверы его привозили. При той тяжелой работе на просеке эта еда, питье, было большим подспорьем.  Я знал, что назавтра за своим лесом должны приехать староверы, но они почему-то не приехали. Мой «дед» просит меня подсобить с отъездом. Попросил я местных, что работали у нас, пригнать назавтра шесть лошадей, у меня с их конюхом уже были налажены отношения. Хотел взять с собой местного охотника --  у него есть ружье, все-таки ехать по лесу 4-5 часов. «Дед» мне говорит: не надо, возьми только своих собак.
Взял я с собой своих двух ребят,  мы поехали. Отъехали от нашей просеки, дед говорит своим мужикам: давай распечатывай. Смотрим, они из своих узлов вынули и собрали два карабина. Ну а «дед» мне говорит: зачем нам лишние глаза. Подъехали мы к тому месту, где староверы распиливали свой лес,  теперь они по следу телеги, по только им известным приметам, повели нас. «Дед» говорит мне ---  и твои собаки дорогу знают.
Приехали мы к староверам. Встреча собратьев, конечно, была интересна для меня  и все остальное тоже. Наутро мы забрали наших лошадей, с нами поехали и староверы на двух телегах, забрать лес. К обеду были на месте.
Это уже был апрель 1984 года, в лесу красиво, птицы поют, запах ---  аж дух захватывает. Мы регулярно отправляли лесовозы и другие машины к нам в совхоз. Еще несколько раз привозили буфет. Когда местные колхозники узнали, что и им можно заказывать - собственно, это я уже делал одолжение зав столовой, то они вообще ни в чем мне не отказывали. В благодарность конюх не один раз выделял нам лошадей.
Да, забыл раньше написать: мои три мента-охранника от безделья изнывали, просили у меня хоть какой-то работы. То они с озера возили воду для бани, для стирки белья, то питьевую воду. Местные мужики нашли поблизости ключ, немного его расширили, приезжали на тракторе «Беларусь» с бочкой из-под кваса, набирали воду для столовой. Ментов этих по поселению я знал, были неплохие ребята. Когда мы только приехали на лесоповал, я им сказал: лучше не ходите по участку, не понтуйтесь, а то не дай бог.... Да они, собственно,   сами никуда не лезли;  случались,  конечно,  эксцессы, но мы их сами гасили. Зэки всегда были злые на всех ментов в той стране, особенно, если еще и в лесу –  доказать что-либо сложно. Да мне самому эти разборы не нужны.  В самом начале я в каждой бригаде  всех  предупредил, но  каждый  для  себя  решал  по-своему. Во всяком случае, мат был в адрес ментов, но не более того. Менты поняли, что это не поселок-поселение, тут дергаться не надо. Пристроил я их к работе: затачивали пилы, топоры, научились затачивать ножи с бензопил. Иногда в охотку топорами обрубали ветки с поваленных деревьев. В общем-то они были не ленивые, просто их форма вызывала у людей раздражение, многие мне об этом говорили. Но те из поселенцев, кто их лучше знал, к ним нормально относились.
Однако были и паскудники из 13-й зоны, которые не мирили с ними, они и на меня порой отвязывались, пытались рассказывать мне, кто они такие были в прошлой жизни. Ну, паскудами и были, иначе не пошли бы служить в милицию. Не я их себе в коллектив подбирал, я их еще жалел. Капитан мне сказал: если кто-то из 13-й зоны будет выступать --  звони мне, мы с ними быстро разберемся (потом, по приезде на поселение, паскудники пришли ко мне извиняться ---  вот тут они точно испугались за свое УДО).
Каждые две недели три женщины из села приезжали к нам стирать постельное белье, были у нас специально два котла для стирки. Сушили белье на улице, на веревках. За эту работу я разрешил им брать отходы от деревьев. То же самое разрешил и остальным вольным, работающим у нас. И нам, и им было выгодно --  это же не мусор: большие ветки разных диаметров. Мусор мы сжигали. Собирали все, что можно было собрать после вырубки --  часть отдавали местным рабочим, остальное везли на ветку, грузили в вагоны, отправляли на деревообрабатывающий  комбинат. У нас с комбинатом не было никаких договорных обязательств, просто по мере возможности, с учетом наших потребностей, мы грузили и их вагоны.
После нас площадка должна быть чистая. Выкорчевывали пеньки, часть из них отправляли в совхоз, капитан еще на поселении назвал мне нужные деревья. Позвонил капитан, попросил приготовить 40-50 пеньков, сказал:  за ними приедут. Пеньков у нас хватало, приехали на машине два мужика, отобрали то, что им нужно было. Были они скульпторами из Свердловска. Говорят: мы давно подыскиваем пеньки, но ездить далеко нет смысла, а вы тут рядом; через полгода мы еще к вам приедем. Говорю им, что нас тогда здесь не будет. Поговорили они между собой: тогда приедем через пару недель. Как я понял, наши из совхоза то ли продавали, то ли меняли эти пеньки по своему усмотрению.
Началась весна, начались простуды. Санчасть наша работала исправно, медбрат хорошо справлялся. Ему хватало работы - каждый день у кого-то что-то случалось по мелочам. Сами мы без него ну никак бы не справились с этими проблемами. Он лечил всех подряд, вся деревня к нему ездила. Говорит мне: нужны бинты, таблетки (названий, конечно, не помню), йод, ампулы для уколов, пару шприцов, иглы (ведь как кололи одной иглой кучу народу, протрет спиртом  --  и вперед; слава богу, никто не жаловался, а что он мог сделать --  ничего-то нет), иначе мы не сможем всех вольных лечить. Я рискнул, позвонил, попросил главбуха к телефону --  знал, что она дружит с капитаном мед службы женской зоны. Объяснил ей, что у нас работают  и  местные  из  соседнего  колхоза,  тоже  ведь  обращаются к нам, прямо ей сказал, им там просто больше не к кому обратиться, попросил ее поговорить с доктором.
Назавтра позвонила доктор, мед брат рассказал ей, что надо, подсказал, у кого в гор больнице можно попросить. Через пару дней с очередным грузовиком привезли все, что мы просили. Потом, когда мы уезжали, я передал все, что осталось от медицины, старшему механику мех колонны и ветеринару колхоза -- там больше некому было лечить; с обоими я был в хороших отношениях.
Через какое-то время вернулись мои знакомые староверы, с ними приехал, чтоб их проводить, и местный староста. Привез гостинцы, всем нам на радость -- он еще с прошлого моего посещения знал, что я забочусь о своих лесорубах. Нет, мы не голодали, но когда есть запас, он не жмет. Мои гости староверы уехали на лесовозе. Когда они уехали, местный старовер говорит мне: ты сказал, что из Киева. Раньше он мне говорил, что его родня проживала, может  и  сейчас проживает в Ирпене -  это в 30 км от Киева. Рассказал мне свою историю: он был выслан сюда с Украины в 1939 году. А на дворе уже 1984 год - без пяти минут целых 45 лет!!! Вот так советы расправлялись с теми, кто умел на земле хорошо хозяйствовать. Ему и его родне еще повезло -- их не расстреляли и не заслали на Колыму. Как и тем, с кем я встречался на 1-м участке.
Почему он меня спросил об этом?   Когда я первый раз был у них, мы разговорились, он поинтересовался, откуда я родом, еще тогда сказал, что родом  он из  села  из-под Ирпеня, Киевской области. Тогда еще я ему сказал, что работал в Ирпене, многих там знаю (Ирпенское РСУ). Он это запомнил –  и вот теперь высказал мне свою просьбу. Конечно, он не был уверен, что кто-то из родственников там еще живет, тем более помнит его, а могло быть и пол деревни родни. Его мужики мне сказали, что ему уже за 90, но мне кажется, ему было меньше, наверное, за 80. Он хорошо выглядел, был полон энергии, на коня сам садился. Еще он знал, что я через пару месяцев освобождаюсь. В душе надеялся на чудо.
Что я ему мог сказать?  Взял координаты тех, кого он помнил, там было с десяток фамилий, сказал, что попробую поискать. Дело в том, что староверам, живущим в лесной деревне, не разрешалось выезжать за пределы 200, или 500-километровой зоны. Кроме того, у них не было паспортов. Паскудная советская власть еще с 1917 года измывалась над своим народом. Он мне еще рассказывал, как власти много лет не разрешали им иметь свое оружие,  а как без ружья в лесу прожить?  Власть  коммунистов  этот  вопрос  меньше  всего волновал, как и все остальное. Говорил:  чтобы выжить, что мы только не придумывали, потом уже, позже, подпольно приобрели охотничьи ружья, обрезы. На охоту ходили подальше от своей стоянки, если что, чтоб  в наших  домах  оперуполномоченные не нашли ничего..
Сказал еще: прошел, наверное, год с начала войны --  вот тогда только мы узнали, что идет война. Очень боялись за себя и за своих, поэтому жили впроголодь, хотя у нас все было --  попрятали в лесу. Боялись: вдруг нагрянут органы, а у нас полно продуктов ---  тут уже точно к стенке поставят. Охотились капканами, сетками, попрятали свои обрезы подальше. О конце войны узнали тоже случайно: взяли пару обрезов, пошли подальше охотиться, когда там слышим --  стрельба, мы перепугались, неужто по наши души?   Подошли сбоку к деревне, двое наших пошли туда, нас от местных не отличишь, ну и узнали, что пальба в честь победы 1945 года!!.
Когда мы беседовали, он в сердцах сказал мне: «Хочу дожить до того времени, когда этой гидре -- коммунистам свернут шею!» Он еще тогда был уверен, что грядут изменения. Уехал он со своими мужиками.
Начал я вспоминать, кто из моих ирпенских знакомых, приятелей, возможно, работает в Ирпенском РСУ, вспомнил несколько фамилий. Наугад послал два одинаковых по содержанию письма в адрес Ирпенского РСУ, Киевской области. Отдал письма нашему водителю, попросил его наклеить марки и отправить из Камышлова, отправителем я указал моего приятеля механика с 1-го участка.
До конца командировки оставалось больше месяца. Половина ребят имели календари и отмечали каждый день, как будто от нас что-то зависело, но так уж устроен человек  ---  всегда живет с надеждой. Каждый день были какие-то заботы.
У нашего «маркшейдера», в его домике, для связи с трестом тоже была рация. У меня с ним сложились хорошие отношения, как-то раз он не мог наладить свой теодолит, я помог ему, правда у него еще был запасной. Несколько раз помогал ему с разметкой. Как-то утром зовет меня: тебя трест вызывает. Я удивился, подошел к рации, мне говорят: ваши продукты стоят на такой-то станции, подъезжайте и заберите. Спрашиваю, а где эта станция? – «От вас это где-то чуть больше 100 километров». Я озлобел от таких команд, говорю им: сами привезите, вы что, озверели, у меня нет лишних машин и желания исправлять ваши ошибки!  Договаривайтесь с моим руководством!
Позвонил своим, рассказал об этом звонке, мне ответили: ничего не предпринимай, пусть они сами разбираются. В общем, трест сам все привез.
Ближе к концу  командировки  мой  капитан  предложил, кого я посчитаю нужным, отправить на машинах, которые в совхоз ездят. Вначале я согласился, а назавтра перезвонил и говорю капитану: ничего не получится, у людей на руках нет никаких документов,  а если их по дороге остановят?  Капитан мне еще спасибо сказал, он-то знал, что ребятам за это  -- чистый побег и новый срок, и никто их бы не защитил.
Теперь я уже разобрался, что на автобусах быстрее и удобнее возвращаться из командировки, чем вагонами:  и долго, и неудобно. От Камышлова опять автобусами добираться, а тут напрямую в совхоз, да и тресту накладно --  хотя трест меня меньше всего интересовал, но мне эта присказка была нужна, чтоб «привязать» капитана, заставить  его  прислушаться  к  моим  словам  об автобусах. Легко доказал ему и полковнику: тут всего-то по прямой, как говорят шофера, 180 с небольшим километров. И трест будет доволен вашим решением. К тому же за автобусы меньше платить. Говорю им: в Камышлове есть автобусы ЗИЛ-127 -- это дизельный автобус, заказать их, плюс еще любой автобус, ну и своих пару грузовиков  --  забрать имущество и за полдня будем на месте. Они поняли, но вместо ЗИЛ-127 прислали пять автобусов. Мы убрали всю свою просеку, со станции отправили весь лес, все отходы. Продукты, которые дали нам староверы в обмен на лес, запаковал, забрал с собой, потом на поселении мы разделили их.
По приезде полковник собрал нас всех в клубе, сказал, что мы хорошо поработали и бухгалтерия не будет с нас ничего вычитывать. Поселенцам каждая копейка дорога.
Прервусь, вспомнился один забавный эпизод, от которого сотни людей падали со смеху, когда узнавали эту историю. Пишу и смеюсь без остановки.  Четыре автобуса забрали не всех людей, а только 160 человек из 182-х. Я со своими ребятами и другими остался «подобрать концы». Уезжали мы на следующий день, места в нашем автобусе на 22 человека   плюс мои собаки  хватало. В конце автобуса сиденье было свободное, два парня легли там спать, мои собачки лежали там же на полу, где для них больше места было. Я сидел впереди. Слышу, мои собаки стали чего-то фыркать и попискивать. Спросил у водителя, что у него в ящике под сиденьем лежит, он мне: кроме железа ничего нет. Я еще подумал: ведь собаки первые в автобус заскочили, все обнюхали, если там что-то и было, что могло бы насторожить их, мы бы уже давно знали, что там.
Смотрю, мои собачки бегут  ко  мне, сели возле меня, положили морды мне на колено, скулят и чего-то злятся, порыкивают. Потом поднимаются и тянут меня за рукав в конец автобуса, где спят два парня. Подходят и начинают мелко рычать; подхожу ближе:  чую вонь, вначале я не понял, что это. Потом слышу ---  оба спящих (лежат они головами в разные стороны, сиденье-то большое), как по команде, элементарно в унисон пе...ят, ну ничем это слово в той ситуации нельзя заменить.
Ну я тут сам начал рычать от смеха, собаки подвывают. Все повскакивали со своих мест, сгрудились и тоже слушают-нюхают, собаки воют, рычат, а те двое спят. Я смотрю сквозь смех  --  вот-вот собаки кинутся на них, крутятся возле наших ног, зубами клацают, носами шмыгают и отбегают от них.
Кричу водителю: остановись!  А он уже понял, в чем дело: кто-то из ребят успел ему сказать. Мы все катаемся от смеха, водитель в таком же состоянии. Собаки бегают в проходе, мы все покатом лежим на сиденьях, собаки не могут понять нас, общий шум, лай, смех, гвалт. Водитель остановил автобус, открыл заднюю, переднюю двери. Только открылась задняя дверь, собаки стрелой вылетели из автобуса, мы еле выходим, смех нас давит. Собаки подбегают к задней двери, заскочат на одну ступеньку --  и с лаем назад. А наши пацаны спят, хоть бы что,   продолжают по очереди пер...ть, то тише, то громче. Мы уже легли на землю от смеха, стоять не можем. Так прошло, наверное, 10-15 минут.
Ребята говорят мне: запусти собак, пусть их разбудят. Я дал собакам команду, они через переднюю дверь заскочили, а через заднюю выпрыгнули  --  мы опять в гомерический смех ударились. Собаки вокруг меня крутятся, визжат, потом сели, поднялись, подошли к задним дверям автобуса: гав-гав  и назад, мы опять падаем со смеху.  Водитель спрашивает: чем ты их кормил?  Я говорю: как и всех. Платком завязываю себе нос, иду в автобус, мужики все поднялись и подошли ближе к автобусу, смотреть, что будет. Мои собаки заскочили за мной, стали впереди меня и не пускают, еле их успокоил.  Уже нет такой вони, что была, подошел я к спящим, а ребята мои аж в автобус, крадучись, залезли, смех стоит --  я сам со смеха еле стою, а собачки мои не поймут, в чем дело, крутятся, морды напуганные, уже начали рычать. От смеха у меня нет сил хоть одного разбудить. В общем, разбудил я одного, он сел, глаза вытаращил --  ничего понять не может: кругом смех, лай; стал он подниматься,  как пер....т ---  собаки  ныр  в  двери, все мы отключились еще на какое-то время. Тот, что проснулся, вышел из автобуса, ребята рассказали ему всю историю. Он вообще зашелся от смеха, аж икота на него напала.
Ну, а второй спит, даже ноги вытянул на свободное место. Собаки очухались, я опять зашел в автобус, ребята за мной --  притихли в напряжении, но всех смех давит. Прыскают потихоньку, ждут, что же будет дальше. Подошел я к спящему, собаки вперед заскочили, я им, как всегда, даю команду: будить!  Обычно они как будят: то одеяло стянут, то мордой к тебе лезут, то лижут, а тут дружно, с двух сторон  -- один пес за брючину, другой за пиджак, тянут с рычанием, сильно тянут, псы-то здоровые, волка берут! Проснулся парень, что-то мычит спросонья, но как увидел псов, начал с перепугу поднимать ноги на сиденье -  как пер...т, да так смачно! Собаки отскочили, рычат, мы опять покатом. Вышел он из автобуса, тоже узнал, в чем дело, так его водой отпаивали, так зашелся от смеха.
Забежали мои собачки в автобус и опять лают. Подхожу, смотрю: один пес что-то лапой гребет с сиденья, загреб на пол, подтащил к двери и задними лапами отбросил эту тряпку на улицу. Подошли, смотрим, а это носовой платок последнего. На улице собаки вокруг тех ребят бегают, лают. Подошел я, обнял за плечи ребят,  лишь только после этого собаки успокоились, ближе подошли. Говорю ребятам: погладьте их, тогда помиритесь.   Спросил я у них:    что такое вы ели, пили? Оказалось, что выпили они какого-то забродившего соку, а какого именно ---  не помнят. Действительно, у нас были разные соки, местные нам приносили, но соки эти были не на спирту. Да сейчас уже неважно было, что там был за сок ---  все уже списывалось на наш гомерический гогот. По дороге от смеха мы несколько раз останавливались.
Конечно, о наших «страданиях» узнало и все поселение, и ближайшая округа. Даже когда уже после суда по УДО я ездил по ширпотребовским делам в Свердловск, понял, что и в управлении МВД тоже знают об этом. Но про это я ниже напишу, чтоб увязать, с чем я ездил в Свердловск.
По приезде все наши продукты мы завезли к себе в поселение, в наши бараки, за несколько дней все разделили, а там еще было что делить. Мои собачки были еще со мной. И если бы я оставался здесь, в связи с новой работой по ширпотребу, я бы их оставил у себя. Мне никто не запрещал держать собак возле себя, да и все поселенцы, живущие на нашем ограниченном забором пространстве, были рады этим псам. Если мои собачки у кого-то из рук брали пищу, тут же сажал их на привязь в помещении. Вот так я их быстро отучил брать еду с чужих рук.
           -- Возвращение с просеки,работа в женской зоне--
Я продолжал работать в женской зоне. Пока меня не было, электрики-поселенцы из электро цеха совхоза кое-что выполняли в зоне. Полковник потом сказал мне: найди себе замену -  электрика. У меня был знакомый поселенец, говорил, что до тюрьмы работал электронщиком, я предложил ему мою работу. Он согласился,  я стал ему передавать свое хозяйство, все-таки он по силовой части электрооборудования пока еще не был силен. Обучил я его, ему до УДО было еще далеко, а работа на зоне хоть и ответственная, но лучше, чем в совхозе.
До суда оставалось, как мне сказали, 2-3 недели. Время летело незаметно. По просьбе хозяина я даже пару раз заводил в женскую зону своих псов. Вся охрана и зэчки слыхали о моих собаках, все хотели на них посмотреть, погладить. В подарок им из столовой дали столько костей, что они грызли пару недель. Да, завел я своих собачек в роту охраны зоны к вольерам овчарок. Пока сидели в клетках, они гавкали, рычали на моих собачек, а мои на них --  ноль внимания. Как только овчарок по одной выпустили из клеток, они хвосты поджали и скулят. Мои даже на них не рычали:  подойдут, понюхают и отходят. Разное у них воспитание: овчарки обучены кидаться на человека, а мои собаки ---  любить человека. Потом все собаки освоились, вместе побегали, порезвились.  Никто их ротного не ожидал, вдруг он заявился, увидал такую идиллию,  набросился с матом на нас с лейтенантом. Я его остановил, говорю: не трогай никого, а то мои собаки порвут. Он ошалелый развернулся, с угрозами своему взводному,   удалился.  Позже  я спрашивал у взводного:  ротный даже не вспоминал тот эпизод.
Врачи колонии, да и женская охрана зоны, все время просили меня рассказать о нашем приключении с собаками в автобусе. Я врачам говорю: без нецензурных слов это не расскажешь, на что мне мед капитан говорит: ты ведь находишься в женской зоне и сам многократно слышал мат от женщин, так что не стесняйся нас. В общем, уговорили. У них в санчасти начал свой рассказ. Мои собачки были со мной, расселись мы в приемной, тут же возле себя уложил своих собак. Услышав смех, зашли в санчасть еще несколько охранниц, стали у двери (им-то особо вовнутрь заходить нельзя, они по зоне дежурят), каждое мое последующее слово вызывало гомерический смех, женщины не смеются, они кричат, их смех переходит в крик.   Но тут - внимание!    до собак, по-видимому, дошло, что разговор их касается,  они начали подвывать, подгавкивать. Тут все эти бабы вместе с охраной попадали на пол. Одна из охранниц, стоявшая у косяка двери, зажала руки меж ног и через смех кричит: где тут туалет --  никто ей ответить не может, все в отрубе. А собаки мои поют, ну а дверь санчасти открыта  --  вот в кочегарке -  она напротив санчасти, на вахте услыхали вой собак и смех,  все ринулись в санчасть. В общем, все были в отрубе, собак никак нельзя было успокоить, они видят, что я сам катаюсь,  продолжают  выть. Я еле отошел, успокоил собак, а девки друг другу передают мой рассказ  и пищат. Еле успокоились. И, конечно, усса....сь не одна охранница. Меня потом хозяин спрашивает:  что ты там за цирк устроил, говорю: да капитан медсанчасти попросила собак показать.  Потом, когда я уже прошел суд на УДО, меня попросила зайти к ним жена полковника ---  вот она мне рассказала, как они с полковником умирали от смеха, когда он ей еще тогда, по приезде, поведал о моих собаках и все остальное.
Еще раз повторить все сначала меня просто принудила зав столовой, но попросила: приведи собак. Собрала свой коллектив, позвонила главбуху, та пришла со своей свитой. Пока я рассказывал, они по сто раз бегали в туалет, а мои собаки  носятся по столовой,  все смеются, а они опять ничего понять не могут, тут хочешь - не хочешь, а пришлось завыть. От этого собачьего воя что тут поднялось: бабы прыгают на стол, стулья катаются по полу. Кто-то из девок принес лед в ведре, ящик газированной воды, чтоб успокоить всех. Я еле увел собак в другую комнату. Все икали от смеха, лед хватали жменями, с ходу выпили ящик газированной воды. Потом, наверное, неделю меня и моего электронщика, который заменил меня на зоне, зав столовой кормила бесплатно.
Приехал мой приятель -- механик с 1-го участка, дает мне письмо с Украины. Один лист для меня, от моих знакомых:  рады, что я отозвался, а второе письмо --  от родственников старовера. Я уже и не надеялся, что кто-то найдется. Ребята мои пишут, что специально родня не запечатала свое письмо --  пусть все читают.
Потом, когда я уже был в Киеве, поехал к ним в Ирпень, повезли меня к родственникам, они мне объяснили, почему не запечатали письмо: мы же не знаем, какие там на Урале порядки, так что пусть его все читают. Я им еще привез одно письмо от деда. В Ирпене был его дальний родственник, которому тоже было где-то под 90 ---  вот его он помнил лично, остальные знали, что у них был родич, которого власти то- ли убили, то- ли угнали куда-то. А пока говорю механику: отвези письмо своим староверам, им будет интересно читать его. До суда уж точно оставалось два дня, договорились с ним, как только пройду суд, мы поедем к нашим староверам, а они потом уже сами решат, как связаться со своими братьями.
                --Прошел УДО-- 
                ( Условно досрочное освобождение)
На суде полковник, он же сам в комиссии, когда меня представляли суду, говорит: он достойный, доказал, что в его жизни была ошибка, что он просто, как никто, заслуживает УДО. Больше мне вопросов не задавали. Судья объявил, что я прошел успешно суд, мол, готовься к гражданской жизни.
Вечером мы с ребятами, как испокон веку водится, хотели отметить мой успех. На территории замкнутого пространства поселения делать  этого мне   не хотелось. Мне-то уже ничего не будет, а ребят за пьянку могут наказать. Мой приятель-прокурор говорит мне, что можем отметить, но только вдвоем. Пошел я к зав столовой, договорился: придем человек 8-10, остальные могут быть на смене. Зашли мы к ней через заднюю дверь. Там было несколько комнат -  вот для таких приемов. Мне она сказала: в офицерский зал не заходите, там будет обедать комиссия.
Выпить у меня было что, я забрал у мед брата спирт, который оставался. Держал его здесь, в столовой; для чего-то зав столовой нужен был спирт, она предложила мне поменять его на водку, мне водка в данном случае даже лучше, да и одолжение для зав столовой. Посидели мы вдесятером, поели вкусно, заведующая и буфетчица с нами. Когда уже собирались уходить, кому-то из ребят нужны были сигареты, а сигареты в буфете, пошла буфетчица,  я с ней.
Дверь из офицерской половины была открыта, когда я стоял у буфета, меня кто-то увидел из той комнаты, слышу голос капитана: Натан, иди к нам. Я зашел, поздоровался, смотрю: гости, во главе с судьей, уже навеселе. В этом не было ничего удивительного, угощать судью со свитой --  так было принято по всему Союзу, особенно в таких местах, как наша деревня. Полковник мне говорит: теперь ты вольный, можешь с нами выпить; кто-то из офицеров подает мне рюмку коньяка и чисто  по-русски  огурчик --  закусить коньяк. Выпил я, судья сидит через стол от полковника и говорит ему: вот таких спецов тебе бы побольше. Я аж покраснел, обозлился, выпил рюмку, выдохнул воздух и говорю, глядя на полковника: «Кто это сказал, тому типун на язык». Первым, как я заметил, начал ржать заседатель, потом дошло до полковника, потом все заржали.
Завстоловой примчалась и у меня тихо спрашивает: что за веселье, ну я ей сказал, она завизжала от смеха, ну а за ней и остальные. Я под этот шумок и ретировался. Вышел на улицу, а за мной бежит буфетчица --  тебя туда зовут. Вернулся, они гогочут, уж не знаю, по какому поводу. Налили мне почти стакан коньяка, посадили за стол, я за два пригуба выпил коньяк, закусил, говорю полковнику, уже по имени-отчеству: мне надо идти на смену. А он мне: на какую смену?  Да собак кормить,  говорю.  Они услыхали про собак --  опять смех, разговоры, еле убежал я от них.
Наутро проснулся уже совсем свободным человеком. Но пока еще сплю на поселении,  с каждым часом все больше осознаю свою свободу. Пошел в штаб звонить механику, в штабе дежурный говорит: мед капитан просила зайти к ней. Она знала, что я прошел суд. Пошел в зону; на вахте еще не все охранницы знали, что я прошел УДО, если б знали, в зону уже  могли не пропустить. Зашел к врачам, капитан говорит мне: сделай одолжение, мне еще пару дней назад звонили из гор больницы, просили привезти наших врачей. Дадим им охрану, отвези их, о машине я уже договорилась.
Пока они готовились, я вернулся в штаб, там должна была быть готова характеристика на нашего мед брата: я обещал ему, что от нас дадут ему характеристику за работу на лесоповале. В те советские времена, тем более молодому специалисту, такая бумага нужна была для карьеры. Взял характеристику, пошел в гараж, там механик, он же завгар, просит меня завезти в Камышлов в автоколонну на проточку тормозные барабаны. Оба завгара знали друг друга, расчет у них между собой был продуктами: нормальная советская процедура.
Повез я врачей с охраной в больницу, зашел к главврачу, а одна из моих врачей говорит ему: поздравьте Натана, он уже вольный человек. Я, конечно, не ожидал от нее такой прыти. Собственно, мне лично такая реклама ни к чему. Он поздравил меня, знал, что я нахожусь на поселении, но конкретно что это такое, не знал. Конечно, он знал, что и к ним на Урал,  дальше на Восток высылали людей из Европейской части Союза. Считал он, что меня так же выслали, как и миллионы других до меня.  Пришлось ему пояснить мое поселение. Вообще мы были с ним знакомы более года, лежал я у них несколько дней на обследовании со своим желудком. Нам, поселенцам, вообще-то могли разрешить обследоваться в горбольнице. И там, между процедурами, я напросился исправлять им все, что связано с электричеством, починил   им  рентгеновский  аппарат --  вот после этого из простого больного стал, как говорил великий артист Аркадий Райкин - «уважяемый человек».
Ценность рентгеновских аппаратов в 80-е годы 20 столетия имела огромное значение не в смысле цены, а в смысле помощи врачам в их работе. Эти аппараты являлись большим дефицитом, они были необходимы во всех больницах. В них кругом была большая потребность. Вот моя помощь больнице в свое время и сыграла мне на пользу: когда пришлось спонтанно брать с собой в командировку дипломированного медбрата, главврач не отказал своему сотруднику. Потом я ему напомнил, что он вторично помог нам медикаментами на вырубке, где его медбрат лечил не только нас, а и местное население.
Позвал он медбрата, я передал ему характеристику. Главврач прочитал ее, говорит: я тебе добавлю зарплату. Говорю медбрату: расскажи, с какими жалобами обращались к тебе местные жители. Стал  он  рассказывать, его слушали  оказавшиеся  в   кабинете   два завотделениями; услышав его профессиональный, аргументированный рассказ, сразу говорят главврачу: отдайте нам его. Вот так неожиданно его козыри пошли в гору.
После больницы я заехал в автоколонну, нашел главмеха, он забрал у меня диски, сказал, пусть позвонит через пару дней. Я уже уходил, когда меня кто-то окликнул по имени, смотрю, подходит ко мне водитель автобуса, с которым мы ехали, улыбается, рад меня видеть. Потом говорит, что сегодня он стоит на ТО-2. Он тут рассказал шоферам о нашей поездке, о тех пердунах, так они не сильно поверили,  говорит:  помоги мне сохранить свое честное имя, расскажи народу. Пара шоферов стояли возле нас, тоже говорят:  давай подтверди. Зашли мы в курилку (курилка в гаражах: стоят скамейки по периметру, посередине бочка с песком, куда бросают окурки), там уже сидело несколько человек, сел я и начал рассказывать. Тут поднялся хохот, услышав его, стал   подтягиваться  и  другой  народ - все падали от смеха, пока я закончил свой рассказ, все были «умотаны» от смеха. Один мне говорит: теперь мы верим, но так, как ты рассказал, он не мог.  В общем, мне в момент расточили барабаны, дали мне еще всякие запчасти, которые просил мой совхозный механик. Вот так на этой волне совхозный механик выиграл свой тайм. Механик гаража говорит мне: от нас в Свердловск ходят три автобуса в неделю, если тебе нужно будет ехать, то приходи прямо в гараж -- они тебя подхватят и ничего платить не будешь. Я запомнил его слова.
Приехал я в больницу, совершенно случайно успел пообедать с главврачом, он еще попросил меня как-то заехать и посмотреть аварийный генератор, который они включают, если во время операции гаснет свет. Я забрал своих врачей и поехал к себе. Когда я вез врачей от нас, я вспомнил, что хотел посмотреть свалку кожзавода. Спросил у завхоза больницы, как лучше туда подъехать. Подъехал, ветер дул в другую от нас сторону,  запах от отходов был небольшой. Действительно, огромная территория завалена тюками. Вот она, советская безхозяйственность и социалистическое планирование.
Привез я механику все, что мне дали, он как увидел, пришел в восторг. На этой волне мы с ним договорились, что на днях он даст мне машину для поездки на 1-й участок. Мне надо было успеть многое проделать, должен был с образцами ширпотреба ехать в Свердловск, но до этого я хотел побывать у местных староверов со своим другом.
Назавтра позвонил механику, узнал, можем ли мы сегодня ехать, получил добро, взял машину в гараже, еще механик попросил для него кое-что взять. Приехал к нему на том же «уазике», поехали мы с письмом к староверам. Когда мы показали им это письмо, был неописуемый восторг. Оказалось, что эти староверы тоже где-то из тех краев, но их хутор  коммуняки  спалили  и  их выслали, только было это уже в 1940-м году.
Их старосте тоже было под 90, кроме того, они были --  не помню уж какие --  родственники с тем, другим дедом из деревни возле просеки. Не пустили они нас уехать в этот день, пришлось заночевать, наутро с полной машиной припасов уехали. Воспоминания о староверах остались хорошие. Власть коммунистов преследовала народ   за все,  все годы  та  власть  творила беспредел.
                --Ширпотреб и гребанная  советская экономика--
Приехал, пошел к полковнику домой, сказал, что хотел бы поехать в Свердловск по делам ширпотреба. Дело в том, что без документа ехать в Свердловск нельзя было. Шел май 1984 года, у власти, заменив умершего 9 февраля 84г. Ю.Андропова бывшего председателя КГБ (на протяжении15 лет)избранного в последствии Генсеком, которым он успел побыть на этом посту 15 м-цев,стал уже новый Генсек  - Константин Черненко.( да и новый генсек правил с 13 февраля 84г.по март 85г)   Пока он не собирался менять те закрутки, которые ввел еще Андропов: как свирепствовали все силовые структуры, так  и продолжали, проверяли всех подряд, без исключения,  в  первую  очередь  в  торговых  точках Союза по городам и весям: выяснять, кто в течение рабочего дня без дела шатается. Тех, кого ловили, тут же объявляли тунеядцами, следовал суд: 15 суток – и марш выполнять для государства всевозможные черные работы, а кому и тюрьма грозила. Ну, а того, кто мог доказать, что у него посменная работа, проверяли и со строгим наказом отпускали. Портили народу жизнь как хотели, под любым соусом. В то время КГБ, МВД были самыми большими ненавистниками народов Союза. Ну, а народ отвечал им тем же.
Выдали мне удостоверение, где было написано:  п/я  номер такой-то, с  моей  фотографией,  фамилией,  и.о.  Дело в том, что все колонии, лагеря, поселения - все это подчинялось МВД,  вот они, как и армия, имели свои  п/я.
Еще года два назад у меня возникли проблемы с глазами,  офтальмолог из Камышловской больницы дал мне направление в Свердловск. В то время в Свердловске была известная на весь Союз клиника. Тогда я в первый раз получил удостоверение со своим фото. Тот, кто брал его в руки, не мог знать, что указанный в удостоверении п/я - это колония-поселение МВД, только в случае специальной проверки можно было узнать, что это  за  п/я. Но в то время пока такая проверка никому не нужна была. Когда я в первый раз приехал в Свердловск, на ж/д вокзале, при выходе в город, у всех проверяли документы (как потом я узнал, кого-то искали), я показал свое удостоверение, говорю менту: мол, я приехал с точки. В то время в лесах на Урале, как мне сказали местные из совхоза, были расположены ракетные установки,  перед отъездом они мне подсказали, что нужно говорить ментам, если остановят; я так и сделал, вопросов больше не было. Но это было два года назад, теперь-то власть переменилась!
На сей раз я знал, что кроме удостоверения нужно еще какое-то прикрытие. Хотя порой такое удостоверение было получше паспорта. Решил поговорить с женой полковника. Все-таки я уже вольный человек. Когда я работал в женской зоне, у меня были нормальные отношения с полковником, но я всегда держал дистанцию, не лез на глаза. Как говорит украинская пословица: «не лизь поперед батька в пекло».  Моим первым консультантом была жена полковника, я ей первой показал те образцы  ширпотреба,  которые прислала моя жена. Все ей очень понравилось,  в тех  краях  это  вообще новинка. По образованию она была экономист, сразу уловила, что я предлагаю, она же мне подсказала, как я должен действовать в разговоре с ее мужем.   Сейчас она мне уже полностью доверяла. Жизнь ее научила, будучи женой руководителя, да еще работающего в органах МВД --  никому не доверять, ни с кем не заводить близких знакомств; вообще-то там особо не с кем было дружить. Но ведь  женщине особенно необходимо общение. Она общалась с главбухом, медкапитаном, завстоловой, может,  еще  с кем.  Вот,  по-видимому, от них она узнала обо мне, да и муж,  наверняка, дал ей устно мою характеристику. Ну, и еще, она знала,  как  я ответил полковнику в день моего прибытия на поселение.
Однажды зимой я чинил у них в погребе электропроводку. Когда зашел в дом, она мне так, между прочим, говорит: ну, как у тебя с морозом?  Я понял, улыбнулся, говорю: выводим… Вот после этого лед стал ломаться.
Зимой я брал их сына кататься на лошадях в больших санях, уже было доверие, но я не злоупотреблял этим. Потом она еще ближе узнала меня, началось это после того, когда она увидела, что ко мне на свидание приехала  жена  Анна  с сыновьями:  Леонидом, Сергеем..
Моя семья побыла со мной, наверное, с неделю, на это время мы сняли комнату у местных. Были везде, я их водил на «экскурсию» по нашим местам. Вот после этого жена полковника стала мне полностью доверять. Несколько раз они отпускали со мной в Камышлов своего сына купить ему игрушки. При этом я всегда выполнял просьбы наших поселенцев, конечно, тех, кого знал. Маршрутные автобусы на трассе  не  придерживались  расписания, это я на себе проверил, поэтому поселенцам, если их отпускали в город, приходилось стоять на остановке по 2-3 часа. Да еще до той остановки дойти надо, а это, наверное, больше километра. Поэтому все, кто мог, предпочитали ездить на машинах, идущих из совхоза.
Продолжу. На мое «прикрытие» полковник дал мне адрес и телефон облуправления МВД, там работал  каким-то  начальником его давний приятель и сослуживец  еще по армии, тоже полковник. Сказал: он тебе все устроит, а я ему от нас позвоню. Кроме того, дал мне ключи от гаража и своей машины -  на ней номера МВД, мол, никто тебя не остановит, только не нарушай правила.
На поселении у своего соседа по комнате я взял ключи от его квартиры в Свердловске, селиться в гостиницу не было ни желания, ни денег. Думал, поживу там, пока буду в городе искать рынок сбыта ширпотреба.  Позвонил в Камышловский  автопарк, напомнил завгару о себе, он знал, как и все водители, что я поселенец  и  что  денег  у меня кот наплакал, сказал мне: приезжай завтра, будет автобус. Приехал, подвел он меня к шоферу, тот как раз тоже слушал мой рассказ, говорит ему: заберешь его до Свердловска, ты же знаешь, что он поселенец  --  это означало, что я платить не должен. Водитель мне говорит: сегодня идем не экспрессом, а с остановками, будем ехать на час-полтора дольше.
Мне уже спешить некуда, времени-то хватает, тут же подумал - может, поговорить с завгаром, чтоб меня от автобусной станции в Свердловске водитель подбросил в управление МВД?  Сказал завгару: город-то я еще не знаю, мол, ты же знаешь, как сейчас менты свирепствуют. Я хоть уже и вольный, но паспорта у меня пока еще нет - одно удостоверение. В общем, он меня понял. Он знал, что у меня есть права, водительское удостоверение, я ведь на «уазике» к ним привозил барабаны на проточку. Вначале он думал, ну как с совхоза порой ездят мужики, не имея водительского удостоверения?  Кто в колхозах проверяет  –  есть документ, нет документа?
Так, на всякий случай, попросил меня показать ему мое водительское удостоверение, я показал ему украинские и русские водительские права. Будучи на поселении, где-то к концу 1982 года я сдал еще и на права РСФСР.  Украинские  права   я получил, когда мне было 18 лет. Также он знал, что я разбираюсь и в электросиловом, и в электрооборудовании машин. Механик совхоза сказал ему, что я у них работаю электриком и помогаю ему разбираться с электрооборудованием машин. Рассказал механику автобазы, что в Киеве, по мере необходимости, я сдавал экзамен на класс выше. В силу специфики моей работы в Киеве мне приходилось работать на разных транспортных средствах. Знание, умение работать на разных транспортных средствах обеспечивало мне и моей бригаде полную независимость от посторонней помощи, мобильность, выбор работ. Например, если мы протягивали воздушную линию электропередачи, я садился на машину с телескопической выдвижной вышкой - мы никого не ждали. Это намного ускоряло на  всех   наших  объектах  процесс  работы. Позже он мне сказал, что рассчитывал уговорить меня работать у них, ну если не водителем, то механиком, начальником ремонтного цеха -специалистов везде не хватало.
Теперь хочу сказать несколько слов для потомков, ибо они не будут знать, что такое кондуктор на транспорте в бывшем СССР. В Союзе во всех транспортных средствах, задействованных для перевозки людей:   автобусах, троллейбусах, трамваях  имелись так называемые кондуктора. Это были сплошь женщины. Кондуктора были в штате различных автохозяйств. Их задача: получить с пассажиров деньги за проезд и выдать им только за этот проезд билет. Цена билета на одном маршруте могла быть разной, в зависимости от того, сколько кварталов (блоков, зон) едет пассажир. Работа кондуктора  -  это совсем непростая работа, ей надо было обилетить каждого  пассажира,  получить  с него  оплату  за проезд. Но дело в том, что на городских маршрутах наши люди пытались проскочить «зайцем»  - не платить. Конечно, «зайцев» было меньше, чем сознательных пассажиров. Было много причин, почему народ стремился проехать «зайцем». Кондуктор должен быть напористым, чтобы успеть обилетить всех, особенно в часы пик. Полные салоны народа - мышка не проскочит. Вот и представьте ее работу: пролезть в давке между стоящими насмерть пассажирами, с каждого получить оплату. Кроме того, у нее был определенный, «спущенный» план по выручке.
Все маршруты городского транспорта были апробированы. В управлении всех парков знали, какие маршруты и в какое время бывают на пике. Ну, а за невыполнение плана могли и уволить -- вот с такой тяжелой работы, да еще записать в твою трудовую книжку любой поклеп на тебя. Что такое трудовая книжка - я опишу отдельно. Зарплата у кондуктора мизерная  - 60 рублей в месяц, в то сучье время еще не каждый инженер получал 120 рублей - вдвое больше, но на жизнь этих денег едва хватало. Что же говорить о 60 рублях в месяц? А семья, дети - ей хочется хоть 10 рублей премию получить, ох, тяжкая  была эта премия!
Кроме того, соприкасаясь с наличными деньгами, надо еще умудриться за смену что-то себе заработать, заработанными копейками поделиться с водителем своего автобуса --  таков был неписаный закон. Не от хорошей нашей жизни был этот закон. Чтоб себе заработать -- это значит визуально определить, у кого из пассажиров можно взять оплату за проезд, а билет ему не выдать. Но это еще полдела; не выдав билет с молчаливого согласия пассажира, нужно этот, или эти билеты оторвать от общего рулона и держать наготове, для быстрого вручения пассажиру, пассажирам, в случае появления контролера. Вот за этим должен следить водитель. Если контролер 1-2 раза появлялся на маршруте, водители его потом узнавали и условным звуковым сигналом предупреждали своего кондуктора. При необходимости, как бы случайно, могли не сразу открыть дверь --  и этим дать возможность кондуктору сунуть билеты тем пассажирам.
Кроме того, еще была куча примочек между кондуктором и контролером. В той стране, управляемой коммунистами, власть которых довела народ до ручки, все хотели хоть что-то заработать. Никто не нарушал закон, его просто не было ---  были распоряжения, которые власть издавала и сама же нарушала, а крайним всегда был народ. Всем нам нелегко доставался хлеб насущный.
Продолжу. Пока водитель готовил автобус к поездке на Свердловск, подошел кондуктор. Посадили меня на первое место - это были служебные места. Водитель сказал кондуктору, если на дороге будет контролер, чтоб она сказала, что я второй водитель. У них были маршруты, где ехали два сменщика.
С автовокзала Свердловска водитель поехал на заправку и подвез меня к облуправлению МВД. Зашел я в кабинет полковника, приятеля-сослуживца моего начальника. Встретил он меня приветливо, протянул руку, я уже почти отвык от таких приветствий. Говорит мне: знаю, знаю о тебе. Я понял, что мой полковник лестно обо мне отзывался. Попили кофе --  в то время этот напиток был большим дефицитом; а что тогда не было дефицитом? Я ему рассказал о цели моего приезда, показал образцы --  все ему понравилось, ведь пока еще в этих краях подобного не было. Полковник попросил  что-то  взять  для  своей  жены. Похвалил, что мы с моим полковником задумали хорошее дело, добавил, что у них в городе наши изделия пойдут нарасхват.
Дал мне новый ключ от гаража, где машина моего полковника стоит: сейчас мой водитель тебя подбросит к гаражу, периодически, чтоб не застаивалась машина, он сам ездит на этой «Волге». Вызвал водителя и тут вспомнил: слушай, Натан, а ну-ка, будь добр, расскажи нам о своих собаках в той поездке. Мне как-то неудобно стало, а он мне: да тут полотдела слыхали о тебе, но никто не ожидал, что ты к нам заедешь, давай, не стесняйся. По селектору вызывает в кабинет свой отдел, набежало много желающих. Смотрю, среди них есть женщины. Говорю полковнику:  без мата и грубых выражений --  это будет не рассказ. А он:  женщины уши закроют, говорит женщинам: если хотите, можете выйти --  никто не шевельнулся.
Начал я рассказ, не успел еще на эпизоде остановиться, женщины первые потихоньку прыскать начали. Потом я уже расслабился и по полной программе продолжил повествование. Все покатом, не могу дальше говорить, пережидаю, пересмеялись чуть, слышу смех как будто далеко, а это полковник включил громкую связь, кто-то там еще слушал мой рассказ. Закончил я, смех стоит, смакуют отдельные эпизоды. Думаю, что 10-15 минут все сидели, расслаблялись. Спрашиваю у полковника: кто там еще слушал? Он отмахнулся, говорит: да многие.
После моего рассказа я уже знал, что в этот отдел могу зайти, когда угодно, тем более они знали, что я-то не поселенец, в той системе это было уже очень важно. С его водителем приехал к гаражу, открыл гараж --  стоит «Волга»-21, в то время это была лучшая машина  в  Союзе, кроме того, что она стоила на те деньги 16 тысяч рублей, ее еще купить было непросто.. А те, кто все-таки доставал такие деньги ---  именно доставал  тут же должны были отчитываться перед органами КГБ, МВД.
. Подготовил «Волгу» к выезду, водитель полковника привез с собой канистру бензина. У полковника взял карту города, он же мне дал справочник, в нем было точно указано, где какие магазины расположены. Такой справочник в торговой сети не продавался, потом лично для себя я получил такой же. Справочник, конечно, достойный.
Поехал я по адресу, который дал мне мой сосед по комнате. Подъехал к 2-этажному дому, квартира его на 2-м этаже. Осмотрел квартиру, по тем меркам неплохая квартира, дом деревянный, зимой тепло. Думал, тут остановлюсь, пошел дальше смотреть --  кухню, туалет. Зашел в туалет и оторопел. Такого я в своей жизни еще не видел, собственно, где такое на Украине может быть?  Поднимаю крышку, закрывающую сиденье туалета, смотрю, открылось отверстие диаметром, наверное, 20-30 см, на этом отверстии с верхней части прибита как бы тумба, в тумбе прибито сиденье, крышку которого я открыл. Идет труба длиной в два этажа, плюс немного в выгребную яму, когда крышка открыта, запах как на «парфюмерной» фабрике. Возможно, это все-таки лучше, чем бегать со второго этажа на улицу в туалет, особенно зимой. Опять же этот эпизод показывает, как коммунистическое государство «заботилось» о своем народе. Для коммунистов, оказывается, выгребная яма надежней, чем нормальные туалеты. Я сразу понял, что надо воспользоваться предложением полковника: поселиться  в гостинице. Ну, а выйдя на улицу, я увидел, что народ с удивлением смотрит на меня и мою машину --  они же все знают, кто тут жил на 2-м этаже.  Я понял, что без машины я был бы неприметной фигурой, а с машиной... Решил ехать к полковнику, дорогу к нему еще не сильно запомнил, но есть карта, найду. Выехал из подворотни, увидел гаишников --  дорожную милицию, подумал: а вдруг у них рация есть; в то время еще не у всех гаишников была связь. Подъехал, смотрю, они спокойно смотрят на мою машину, знают этот номер. Вышел, попросил соединить меня с полковником. Когда тот отозвался, сказал ему: хотел бы остановиться в гостинице; он понял, что эта квартира мне не подошла. Попросил дать трубку гаишнику, назвал ему гостиницу, попросил меня туда сопроводить (потом я узнал, что она находится недалеко от центра города). Мне говорит: езжай туда, я позвоню, тебя поселят.
Я с гаишником сел в мою «Волгу», он повез меня в гостиницу, его напарник остался возле их машины. Спросил у гаишника насчет парковки машины в гостинице, он сказал мне: район спокойный, машину никто не тронет. Получил я номер, после моих казарм это был люкс: туалет, душ, да еще и телефон, который очень даже пригодился. Телевизор был в холле, там же был буфет. Выходить на улицу не хотелось, чтоб не нарваться на патруль, которых полно было в городе.
Утром звонок, я удивился: кто это?  Снимаю трубку, слышу голос полковника, говорит мне: договорился в тресте (я даже не собирался запоминать, какой), что мы подъедем, они заинтересовались твоими брелками, моя жена вчера там кому-то похвасталась, они уже готовы обсудить свой заказ, договорились, что я подъеду в 2-3 часа дня.
Ну, а до обеда я по справочнику сориентировался, где ближайший магазин с галантерейным отделом, заехал туда, нашел завотделом. Встретила она меня не очень приветливо, собственно, в Союзе этому никто не удивлялся. Все, через кого проходил дефицитный товар –  заведующие таких отделов, не говоря уже о директорах магазинов  считали себя  и  себе подобных высшей кастой. А дефицитом было все:  галантерея входила в первую пятерку дефицитных товаров.
Ни для кого не было секретом, что вся торговля сидела полностью на взятках: снизу доверху. Все это было, конечно, не от хорошей жизни. Наблюдая общий бардак во власти те, кто мог, занимая определенные места, пользовались своим положением, брали и давали взятки. За такой товар все мы платили наличные деньги, через кассу пропускалось, возможно, 5%. Дефицит расходился быстро, каждый из покупателей хотел иметь периодически какую-то обновку: себе, своим близким, что вполне естественно, в каком бы конце света ты ни жил. Директора магазинов, чтобы получить дефицит, должны были платить тем, кто распределял этот дефицит, а все вместе они должны были откупаться от ОБХСС, милиции, прокуратуры. Все в социалистическом планировании было устроено так, чтобы получать и давать взятки. Коммуняки еще вдалбливали населению, что капиталистический строй угнетает народ, но большего угнетения, чем мы имели от их правления, в мире нет и не будет. Власть сама не верила ни в какие идеалы. Ну, а что касается партийной номенклатуры, высших эшелонов власти, то по сравнению с остальным народом, они были обеспеченными «строителями грядущего коммунизма». Но по причине своего изобилия уже сегодня они не спешили ни в какой коммунизм. Их всех устраивало созданное ими же социалистическое планирование, в котором уже изначально был заложен дефицит. Не хватает продуктов для народа --  затянем ремни (себе они ничего не затягивали), не хватает денег --  допечатаем, бумага есть; но у проклятых капиталистов ничего не попросим, даже, если давать будут.
Со скрипом начал разговор с завотделом, вижу по ее реакции, что она не догоняет, о чем речь, ее ну никак не вдохновили мои образцы, говорит мне: если вы имеете изделия из кожи, то дайте, чтоб было что показать покупателю. Говорю ей: я вам предлагаю хороший товар; у меня кроме брелков были перчатки из кожи, куртки, безрукавки.   Она что-то замялась. Заходит директор магазина, она по виду была попроще, я ввел ее в курс дела, показал мои образцы. Но начал я разговор с ней с кожаных курток: сколько вам управление может выделить  курток  на реализацию? Она говорит: может, дадут с десяток, а может  и нет.  Мы и без них знали, что и куртки, и перчатки, и безрукавки пойдут. Для меня было важно прощупать рынок снизу, а не с их управления торговли. Завмагу я куртку как пример привел, дальше говорю: ну и как вы себе после этих десяти курток представляете свою зарплату?  Говорил я только о зарплате, ни о чем меркантильном, но торговля в то время была так устроена, что никто себе даже представить не мог, как это, работая честно, можно заработать на приличную жизнь!  Хотя  директор  уже  врубилась в мое предложение, но мне уже на этом магазине хотелось разобраться – смогут ли другие магазины не только беседовать со мной, а и самостоятельно, без их управления торговли, заключать прямые договора. Видел  я, что этот магазин не самый большой, сравнивал его с Киевскими  магазинами  по  ассортименту. Понял главное:  с этим завотделом  я  ничего не решу, ну а завмаг без нее не работает.
Начал спрашивать совета у директора, к кому от ее имени я могу обратиться, какой из крупных магазинов может ей при случае оказать поддержку, выделить определенный товар. В торговле в те годы была такая практика:  если в меньший магазин предложат что-то интересное, а он по многим причинам не может сам переварить то, что ему предлагают, в этом случае ему окажут помощь с обоюдной выгодой. После ее слов я убедился, что за прошедшие годы в торговле не произошли никакие существенные изменения. Правителей в Кремле очень даже устраивало спустить команду сверху, пока она дойдет вниз, то на месте все будут интерпретировать ее на свой лад, т.е., никого  не  интересует  какой-то  там  закон,  а всех ---  только подзаконные акты. И никогда не прекратится весь бардак от этих актов, и никогда не прекратятся взятки.
Меня интересовал только прямой путь, без всяких «примочек»: изготовил товар ---  на сегодня, допустим, ширпотреб - привез, сдал (или они забрали), перевели оплату   и все,  никакой  налички. Я только освободился, не имел никакого желания сесть еще на новый срок, еще с этим не разобрался, знал прекрасно, как не подставить себя и свое руководство в совхозе. Чем меньше у меня будет посредников в виде трестов, управлений торговли, тем спокойней будет жизнь. Мог поехать в управление торговли, но я-то знал, что вот так просто, напрямую, как в магазине, не договорюсь. Туда надо приходить, имея рекомендации не от директора магазина, который сам зависит от них, а от структур, от которых зависит управление торговли. У торговли были накрепко связаны руки и заодно ноги, опять же без руководящих указаний партии никто самостоятельно не дергался. Все было так запутано в той иерархии,  в конце концов сама жизнь доказала всю несостоятельность того строя.
В то же время некоторые крупные торговые центры имели право самостоятельно, почти без указаний управления торговли, заключать договора, получать товар и оплачивать его со своего расчетного счета. Но и здесь была одна интересная деталь: та гребаная партия могла в любой момент закрыть расчетный счет этого крупного магазина, не указывая причин. Вот это называлось социалистическим планированием, т.е. не давали никому без команды работать самостоятельно, без посредников, как работали «загнивающие» капиталисты.
Крупным торговым центрам все-таки удавалось в какой-то мере обходить эти препоны, упущу подробности. Но опять же, зная эту конструкцию, я не имел возможности вот так, с улицы, обратиться в крупный торговый центр. Нигде в то социалистическое время не жаловали тех, кто приходил с улицы. Потому мне необходима была ссылка на кого-то из их круга.
Директор того малого магазина понимала, что если я договорюсь с крупным торговым центром, то она, естественно, от них получит себе товар под реализацию. Она уже была готова купить у меня мои образцы за наличные, но мне этого как раз и не надо было. Показал ей как бы на экспертизу наши кожаные лайковые перчатки. Дело в том, что мы их уже шили потихоньку, хотя кожа была отменная, но при пошиве на тыльной стороне кисти пока еще получалось два поперечных шва. Директор посмотрела на них, они ей очень понравились, она сразу сказала, даже о цене не спросила: их сметут, только успевайте шить.
Попросил ее при мне позвонить директору того крупного центра, сказать, что сегодня-завтра я к ним заеду. Когда она вышла меня провожать и увидела, что я сажусь в 21-ю «Волгу», улыбнулась и говорит: давайте я с вами съезжу -- назвала имя директора центра. Я сказал, что с удовольствием заеду за ней, для меня такой оборот еще лучше. После этого она мне говорит: у нее есть друг  –  завбазой. Я знал, что и базы могут на себя заключать договора, я ей не отказал, сказал, что с базой мы решим, только позже. Поблагодарил, оставил ей на память брелок и пару перчаток -- теперь я точно знал, что у нас будет предметный разговор.
До встречи с полковником у меня еще было достаточно времени, решил заехать еще в один подобный магазин. Завмаг  только  увидела, что я ей показываю, тут же стала мне предлагать наличные, говорит:  да вы везите побольше, мы все реализуем. Но она полностью зависела от управления торговли, она же мне назвала еще один крупный магазин.... Убедившись,что я все правильно делаю, поехал в  гостиницу, зашел в буфет, смотрю, сидит мой полковник в штатской одежде. Попросил его рассказать, куда он хочет меня отвезти.  Я-то  хорошо  знал,  что  с работниками МВД  ни  в  какой трест, управление нельзя лезть --  это только повредит любому делу. Во всяком случае, в моих планах не было места для помощи наших доблестных органов, хотя я и знал, что полковник пришел в МВД из армии, как и мой начальник. А пока я ехал к нему с одной целью - взять ключи от гаража - и все, дальше с ним можно только водку пить, если, конечно, будет необходимость.Тогда я думал ---  всегда лучше, чтоб не было такой помощи (позже я убедился, что он все-таки не пропитался духом МВД). Всегда и везде они настроены, чтобы отнимать, эти паскудники понятия не имеют о какой-либо чести, дружбе, взаимопонимании, с ними почти нельзя иметь никаких дел, даже дружить сложно.
Нахлынули воспоминания. У меня был один такой школьный «друг» Саша Л..., работал он в ОБХСС. ( ранее об этом я не имел никакого понятия). Когда меня посадили и допрашивали в их конторе, он даже боялся признаться, что мы учились в одном классе, как будто это меняло мое дело. Воспитаны они были в страхе перед своими старшими  --  не перед законом, закон их как раз не волновал. В один из допросов, который проводил мой школьный «товарищ» и еще один их сотрудник, я назвал его по имени и сказал ему: вы тут ищете блох в нашем деле, на что он мне ответил: ты мне не друг, а враг, такие как ты разворовывают государство. Заметьте, какая увереннось: он уже до суда обвинил меня во всех грехах. Он уже, как и другие его коллеги во главе с их старшим, майором, были уверены, что поймали «крупняк».
Выслушав рассказ полковника, я сказал ему: мне не нужны никакие тресты, я не собираюсь ничего продавать за наличный расчет. В первую очередь меня интересует наладить производство, а если твоей жене нужно кому-то сделать презент, то какие разговоры, я дам ей пару брелков. Я знаю, куда мне надо обращаться, мне не нужны никакие связи, наш товар настолько ходовой --  это же новинка, его уже разбирают! .
Конечно, для пущей уверенности сказал ему: уже получил заказ, завтра будет заключен предварительный договор на 40-60 тысяч рублей. Завтра еще заключу договор, наверное, на 100 тысяч рублей.
В любом случае мне надо было избавиться от его опеки. Добавил: когда понадобится твоя помощь, а она наверняка понадобится, я, конечно, попрошу об этом.
До конца дня у меня еще было время. Подумал я и решил воспользоваться  предложением  директора  магазина  - съездить с ней на базу. Позвонил ей, сказал, что сейчас заеду. Она мне сказала, что позвонила уже на базу и нас там ждут. На базе мы встретились с директором и его главбухом. Показал я мои образцы, директор звонит, вызывает своего специалиста. Разобрали они мои изделия, уже вчетвером оценивают, щупают, перчатки на руки натягивают, о поперечном шве на перчатках говорят: вообще это даже красиво, еще бы зигзагом эти строчки прошить, будет еще красивей.
Все им понравилось, брелки они вообще в первый раз видят - новинка очень хорошая, с ходу раскупят. А когда узнали, что цена нашего товара будет зависить от спроса, назвал я им нашу прикидочную цену, которая требует уточнения, они вообще воодушевились. Считая, что все присутствующие в кабинете --  свои люди, эксперт сказал:  весь  товар уйдет  как  минимум по двойной цене; добавил, дело даже не в цене, цена может быть выше, а в том количестве, какое они могут поставлять. Потом меня с директором магазина попросили зайти в соседнюю комнату -- там угостили кофе и другими деликатесами. От такого изобилия –  ну где на поселении я мог такое видеть, а тем более пробовать? - у меня глаза разбежались и слюни потекли.
Конечно, я подержал фасон 10 секунд, а потом основательно начал проводить дегустацию. Еще в машине директор  меня спросила, вроде между прочим, кушал ли я;  я,  конечно  сообразил,  что  к  чему, говорю: чаю попил. Вот поэтому на ее глазах я дегустировал все подряд, она также не отставала. Заходят остальные минут через 15-20 и присоединяются к нам. Главбух говорит мне: сколько времени у вас займет изготовить 20-30 тысяч брелков?  Ну а что касается перчаток, то мы у вас можем брать любую партию. Потом директор говорит мне: если вы еще не прошли ГОСТ, то мы вам в этом поможем.
Конечно, это очень дельное, нужное предложение. Если с брелками можно было сослаться на ТУ Украины, или описать как ширпотреб, то на остальной товар рано, или поздно надо было оформлять ГОСТ. (Государственнй стандарт).
Я все это знал, но вначале нужно было  де-факто заинтересовать торговлю, а уж потом де-юре оформлять ГОСТ. Оформление ГОСТа занимает месяцы, годы. При той системе, если бы мы шли путем, начертанным «компетентными» органами, мы ничего никогда не сделали бы. И это касается не только того, что я хотел наладить, а и почти всех производств в Союзе. Могу утверждать, что ни один ГОСТ в стране Советов не оформлялся без помощи взятки в любом ее виде. Номенклатура только взятками и жила, искала их, любое обращение к ним не обходилось без этого.
Я назвал сроки изготовления, но сам в этом еще до конца не был уверен. Перед отъездом я поговорил с мастером будущего нашего цеха, она также примерно назвала мне сроки -- мы ведь уже заранее что-то прикидывали, тем более она работала в торговле, знала тамошние порядки. В настоящее время меня как раз интересовали не сроки, меня интересовало взять у них предварительный договор о намерениях: «просим изготовить для нас то-то и то-то, оплату гарантируем». Пока моя задача была в том, чтобы набрать заказов на реальную сумму, какую ---  я понятия не имел.
Перед тем как мне ехать, мы с моим мастером определились, что заказов должно быть не менее чем на 80-100 тысяч рублей, с тем, чтобы мое руководство могло решить в управлении вопрос об открытии нашего цеха. Мой полковник, главбух сказали мне: чем больше я привезу заказов, тем быстрей решат вопрос открытия цеха пошива, зарегистрируют малое предприятие, со своим р/с, печатью. Если у меня все будет нормально, то за две недели все будет решено. Ну а я уже прикинул, что через две недели я получу решение суда о моем освобождении. Полковник еще тогда мне сказал, что я же сам буду ездить в управление и оформлять новый цех –--  ну, если надо, поедешь с нашим главбухом, ты к тому времени уже будешь свободный гражданин, тебе уже нечего будет бояться.
Тогда, после нашего разговора, я зашел к главбуху, говорю ей: надо пока узнать, как мы можем оформить малое предприятие через горисполком Камышлова ---  это будет проще, лучше. Камышлов также заинтересован на своей территории иметь такие предприятия, получать от них прибыль в городскую казну. Сказал ей, что я пока еще несвободный человек, я не могу обращаться к ним, со мной никто и говорить-то не будет, а она там знает, к кому обратиться.
Однако через день я врубился, что нельзя нам в Камышлове регистрировать малое предприятие: тут же кожзавод узнает, что мы работаем на его отходах, и перекроет нам кислород. И при всей своей убогости, возможно, начнет сам выпускать эту же продукцию.
Тут же рассказал об этой моей догадке главбуху, поделился своими сомнениями. Она мне говорит, что у нее в соседнем районе родня работает в исполкоме, они могут все решить, тем более у них есть связи в обкоме партии, в облисполкоме. Но тут же спрашивает: как же быть с нашим областным управлением МВД?  Они могут не разрешить: поселенцы -- их люди, швейные машины – их собственность, цех будет находиться на их территории, одни только отходы кожи не их. Идем, посоветуемся с полковником.
На следующий день мы пошли к полковнику, он выслушал нас, говорит: хочу пригласить на беседу зампарторга куста (это была капитан медслужбы зоны, у меня с ней были хорошие отношения). Собрались мы вчетвером. Кажется, вот тогда полковник спросил у капитана: как ты считаешь, парторг, подполковник, не будет палки в колеса ставить?  Она отвечает: вообще-то он себе на уме, мы все знаем (она имела в виду офицерский состав), что его Москва прислала  и  в  Москву  он  уйдет,  как  только  получит полковника --  это должно быть наверняка в этом году. Там уже его ждет генеральская должность. Когда я по делам была в Свердловском управлении и разговаривала со своим парторгом, он мне сказал: скоро избавишься от своего парторга. Но лучше с ним не связываться. Он меня уже спрашивал:  а что, там на поселении швейный цех открыли? Ну я ему сказала, что спецодежду для совхоза шьют. У него хватает осведомителей. Полковник добавляет:  ну, мы знаем, кто они такие.
Толком мы ничего не решили, но я понял, что они хорошо изучили парторга, знают, на что он способен, прикрываясь Москвой.
Я понимал, вернее, мне казалось, что после моего освобождения я его буду иметь в виду, но капитан и полковник на службе, им дороже своя рубашка, чем любые прибыли, премии. Подумал, может, надо их успокоить, говорю им: этот цех будет арендовать помещение, а швейные машины тут же в зоне выкупим как б/у, заключим договор с совхозом; если парторг  будет упираться, на них вместо поселенцев будут работать местные. Продолжаю, обращаясь больше к полковнику и зампарторга : главное ---  это же бросовый материал, отходы основного производства, неужели он этого не поймет? Главбух показала всю экономическую выгоду такого цеха, я ей дал все черновые выкладки, она сама все довела до логического конца. Все они понимали, что это их дополнительные премиальные. В любом случае: или мы создадим совместное предприятие, или полностью работаем под крышей МВД, что не совсем хорошо, они тогда нам будут диктовать свои условия.
В общем, мы с главбухом поняли, что полковник и «партия» не могут сказать ничего определенного. Полковник говорит, что посоветуется в управлении, как лучше все решить. Но я уже завелся и говорю ему: о чем вы будете там говорить?  Заранее знаю, что вместо определенной помощи захотят руки нагреть, или что еще придумают. Мне кажется, что всех, кто тут работает, интересует работа без опекунов. При налаженном производстве здесь будет такая зарплата, что отпадет необходимость думать о других заработках (я же не мог сказать - взятка в ту, или в другую сторону), а себе подумал, что не для того я освободился, чтоб опять сесть в тюрьму за чужое похмелье.
Начал я «шпарить» им всем юридическим языком, как  и что надо делать, слава богу, у меня хватало консультантов по всем направлениям. Вокруг меня на поселении были сплошные юристы, кто знал больше, кто меньше, только слушай и делай себе выводы. В свое время они по разным причинам нарушили какие-то внутренние правила МВД - не закон, они-то хорошо знали, что справедливого закона нет, их закрыли, опять же с определенной целью: показухи работы всей системы. Не все из них заслуживали тюрьмы. Меня снабжали такой богатой информацией, что я мог засунуть за пояс очень многих.  Что впоследствии я и делал. Первыми, кому я легко доказал несостоятельность их суждений, как раз и были юристы из областного управления. Вначале они посчитали, что я тоже юрист и сидел в 13-й зоне, потом узнали, что я сидел в другом лагере, конечно, притихли,  если можно так сказать. В конце концов они дали юридическое обоснование на создание цеха. У меня про запас было еще много обоснований. Но это все было потом. Да, моим юридическим помощником-консультантом, кроме всех остальных, был мой приятель - бывший генеральный прокурор Азербайджана, он знал достаточно много и о системе, и об органах, знал, как с ними можно бороться. Выслушав всех остальных юристов разных уровней, я ходил обсуждать услышанное к своему приятелю.
То, что я от них всех, включая моего приятеля, почерпнул, помогло мне впоследствии сократить высосанный следственными органами из пальца мой долг в 120 тысяч рублей. Ладно, об этом уже позже. В общем, решили, что я пока набираю заказы, швеи, пусть пока даже не полный рабочий день, совмещая с работой в совхозе, продолжают работать в этом цехе, что делать, известно, материал имеем. Потом, исходя от суммы набранных мной заказов, с документами в руках, с образцами товара легче решать проблему. Пока  шили они для совхоза, вольным, поселенцам -- все в этой работе были заинтересованы. Женщины-швеи знали, что я пробиваю открытие нового производства, любая моя просьба быстро выполнялась. Желающих поработать на швейных машинах было предостаточно, кому подходил срок выхода на поселение из женской зоны, все приходили в совхозное поселение, тут их уже распределяли по участкам. Была возможность создать большой хозрасчетный цех, с хорошими прибылями и для совхоза, и для цеха, к этому все располагало. Доказательством являлось то, что мы уже самостоятельно ремонтировали, шили все, что нам в совхозе нужно было, отпал вопрос о закупке рабочих рукавиц, халатов, спецовок  и пр. Удивляюсь, как вообще до такой простой мысли не могли дойти еще далеко до меня, лет за 20-30. Главбух убедилась, что выгоднее у себя шить рабочую одежду, чем покупать втридорога на стороне, что не надо тратить свои финансовые средства, она даже уже подсчитала, какая экономия будет за год, какую премию они могут получить!!
Спросил я у нее:  кто вам мешал то же самое сделать много лет назад?  Она мне по-русски сальным словом ответила, потом добавила, что мозгов не хватало ни у них, ни в управлении --  хотя сидели здесь разные люди. А вот ты смог доказать, что для нас лучше. Теперь мы можем и премию получать. Потом с улыбкой добавила --  где же ты был раньше? (а я себе думаю, уж больно хорошее пожелание).  Потом добавила -- ведь совхоз и создавали с той целью, чтоб можно было быть уверенным в том, что будем получать премиальные, иначе зачем в эту глушь ехать на работу. Говорит:  вот этим калачом меня сюда и заманили, подписала контракт на десять лет. Рассказывает мне: в колхозе, который был здесь еще с довоенных лет, когда здесь был только лагерь, жила охрана, и колхоз этот был как бы подсобное хозяйство. Ей рассказывали старожилы, тот колхоз сам по себе был настолько гнилой, что тем, кто тут проживал, т.е. вольным местным людям, не хватало хлеба, ни у кого не было своего огорода, редко у кого во дворе могла быть курица, свиней ни у кого не было -  все боялись власти, а собак на весь колхоз несколько штук.
Потом говорит: я помню послевоенное время, в те годы я жила в соседнем районе, потом училась на экономиста, но мы же, местные, знали, что вокруг нас творится. Я сама после института работала у себя в районе, а вот в 78-м году предложили здесь работу, оклад здесь получше, чем был раньше у меня, а до родни здесь 20 км.
Она со своей семьей жила в совхозе, сейчас ей нужна была выслуга лет в системе МВД,, а потом она поменяет место работы. Она была толковый главбух-экономист. В город она не рвалась. Вообще-то русские люди из глубинки не особенно привязываются к одному месту, для них Россия -- одно место, если где-то было лучше, свободно переезжали. Что-то я отклонился, хотя эти воспоминания тоже нужны.
База мне сразу предложила договор о намерениях на 288 тысяч рублей!!!  Условий, какой продукции больше шить, они не ставили: вы шейте --  мы все возьмем  и  даж е любые ваши новые изделия.  Дело в том, что я показал им рисунки кожанки, безрукавки, поясов. Договор о намерениях был составлен на имя хозрасчетного предприятия при п/я номер такой-то. Такую шапку я согласовал с полковником, главбухом еще до отъезда в Свердловск.
Попили еще кофе, от выпивки я отказался, оставил им по брелку на каждого, вместе с директором магазина и уехал. В машине директор магазина говорит, что завтра хотела бы со мной подъехать в универмаг  к  своей знакомой, о которой со мной говорила раньше. Ну, а мне это на руку. Назавтра заехал за ней, в машине она просит не говорить в универмаге о базе,  где мы были,  да я и сам не собирался говорить.   Приехав в универмаг, показал директрисе мои образцы, она говорит, уже слыхала о них. А моя попутчица спрашиват: где, когда, от кого?  Та и говорит: вчера звонила тебе, а твоя завотделом - ну просто дура набитая, кого ты держишь возле себя? - мне все и рассказала. Добавлю, что та дура рассказала о моем посещении, она не знала, куда мы поехали, иначе все бы доложила. У моей спутницы не было никакого интереса посвящать завотделом в свои дела. У директора универмага были свои связи с другими базами, поставщиками. Торговля в Союзе всегда была конкурентная, тот, кто держал связи в своих руках  - всегда имел больше выгоды лично для себя. Такое положение как раз и вредило той социалистической экономике и ее планированию, порождало взятки на всех уровнях, порой мы гордились, что лично через своих знакомых имеем доступ к дефициту. При таком разложении общества коммунисты еще хотели доказать всему миру, что социалистический строй лучше капиталистического. Но время показало, какой строй более продуктивный - иначе бы не распался весь тот гнилой строй лагеря социализма.
Жизнь в той стране, где нам довелось родиться и проживать, заставляла нас крутиться посильней, чем белка в колесе. Просто заработать на своей работе и пойти что-либо купить для себя, для семьи, было невозможно. В народе говорили: там «выбросили», там «достали»:  по знакомству, по блату, «достали из-под полы». Все контролировалось органами, доходило до того, что люди боялись заработать где-то что-то лишнее, т.е. сверх своей зарплаты. Те дурацкие законы ограничивали любое желание не только заработать, а и шевелить мозгами. Что касается торговли, то любой договор с торговлей на получение, на продажу товара изначально уже предполагал взятку, ну если не сразу, то по ходу работы. Это была норма жизни.
Любое место, которое хоть мало-мальски сулило какой-то интерес, продавалось. Основное правило всей жизни было: ты –  мне, а я – тебе. Всех система ставила в такие рамки, что взятку можно было предъявить любому из нас: все, что стоило больше пяти рублей, считалось взяткой. Получалось, что вольно, или невольно ты становишься участником всех этих действий. К великому сожалению коммунистов, под  эту  категорию  пока  не  попадали  грудные  дети  и те, кто еще не родился. Я как послушал, что мне рассказывали мои коллеги-поселенцы, работающие на разных должностях, понял, что вся эта эквилибристика с выкручиванием закона и его актов делается с одной только целью  - угодить руководству наверху. Сейчас, когда клюнул в зад жареный петух, уже сами поняли, что они вытворяли ради своего продвижения по службе, чтоб их усердие заметили наверху. Одновременно загоняли себя и народы Союза в тупик. Вот так вела себя каста тех паскуд неприкасаемых.
Директор универмага позвала свой ближний круг специалистов, сказала:  пока мы со специалистами будем решать ваш вопрос, посидите у нас в буфете, вас там угостят чаем. Угощали меня, чем бог послал, а он знал, что посылать. Подкрепился, вижу, что меня не зовут, решил посмотреть, чем в универмаге торгуют.
Через какое-то время меня позвали, все те, кто был в кабинете директора, были здесь в этой обеденной кухне. Директор меня и своего главбуха пригласила в свой кабинет. Смотрю, несколько пар моих перчаток надеты на манекены и очень даже здорово смотрятся ---  это уже вдохновляло. Везде я представлялся как начальник цеха, ну, а моя спутница еще подлила масла в огонь, говорит директору: у него «Волга»-21, может, пока машину лучше поставить в ваш гараж? Лучшей рекомендации уже не надо было. Начали они с того, что цена для них неприемлема, если мы договоримся о цене, то они готовы после подписания контракта выдать нам аванс.
Я хорошо знал, как вести себя в таких случаях, в своей жизни, проводя всевозможные строительные работы в торговых сетях, заводах, фабриках, я много раз сталкивался с такой постановкой вопроса. Аванс - это старый прием, многие поставщики, строители попадаются на эту уловку, как на наживку. Но нам при любом раскладе аванс не нужен был, кроме того, я лично еще не знал, на каком я свете ---  будет цех, или нет?   Я отказался от аванса, говорю директору: я еще не слышал, что вам надо; да, я еще на ватмане в рисунке показал безрукавку, пояснил, что она будет сшита из 3-4-х кусков кожи, но шов будет выглядеть, как на рисунке, красивой строчкой, кроме того безрукавки будут как на меху, так и без. Цену мы еще не определили, пока мы хотели знать интересы торговли. Цену на брелки, перчатки мы снижать не будем. Попросил назвать общую сумму, на какую они бы хотели заказать товар. Уже прикинул в уме - база заказала товара на 200 тысяч рублей, сколько же эти дадут? Базе я не показывал ватман с безрукавкой, я элементарно забыл рисунок в чемодане в гостинице, как-то я ее нарисовал от руки, суть они в общем-то поняли. Наконец директриса сказала и для убедительности написала на бумаге:  где-то 200-300 тысяч рублей.
Я подумал –--  ого, они заказали больше, чем база. Как говорится, еще не вечер ---  у меня был еще один день в запасе. Собственно, меня никто не ограничивал во времени, я сам себе так решил, если я за три дня не наберу заказов на 500 тысяч рублей, то надо будет чего-то перестраивать в своих поисках. Получив от базы согласие на 200 тысяч рублей, я уже был уверен, что 500 тысяч ---  выполнимая задача. Немного поторговался о всяких мелочах, она добавила еще 50 тысяч, но попросила хоть с десяток любых безрукавок на пробу. Составили протокол о намерениях; из своего опыта я знал, что на этой стадии просто нельзя,  особенно в моем подвешенном, состоянии  заключать договора. А протокол о намерениях с юридической точки зрения ни меня, ни их еще ни к чему не обязывал. Ну, а если будет все нормально, то, подписывая договор, я, конечно, постараюсь им уже что-то привезти. Тогда уже точно будет видно, что мы стали деловыми партнерами.
Каждый день я созванивался со своим главбухом, рассказывал  о своих «достижениях». Еще не успел гвоздя забить, а мне уже поступили заказы:  от жены полковника, главбуха, завстоловой, врача-капитана   на возможную покупку недорогих ковров. Конечно, на словах я им не мог отказать, а вот как будет на деле завтра, когда буду на базе забирать протокол, поговорю. Моя спутница сказала мне: конечно, на базе они есть, да и в универмаге тоже есть; спросил о коврах, директриса пообещала. Ковры в то время - это большой дефицит. Вот так невольно я становился участником того, чего не желал. Я не собирался брать ковры бесплатно, если бы даже купил ковры за деньги, все- равно считали бы, что это по блату, как минимум.
Зная все эти примочки, я никому ничего не обещал, тем более денег у меня таких и близко не было. Рассудил я так: поживем, увидим. Составили они протокол о намерениях, я его взял и пообещал, что в течение недели все будет решено.  Чем больше я набирал заказов, тем больше убеждался в том, что цех ну никак, даже на 50% не может зависеть от МВД. Наилучший вариант - отчислять в совхоз за работу в цеху поселенцев, аренду помещения, электричество. Добиться независимости там, у себя, от всего, что было связано с МВД., а с другой стороны, именно с ними надо решать вопрос о хозрасчетном участке при совхозе. Все, кто был к этому  делу причастен, прекрасно понимали, что полностью уйти от опеки управления нам навряд ли удастся. Они просто упрутся и не дадут возможности  созхозу  на  его  территории открыть  цех. Их меньше всего волнует  то,  что  цех  будет  работать  на  отходах производства, приносить прибыль - в первую очередь им, управлению. И кроме того, управление не упустит такую возможность: показать свою значимость, заботу о государстве, доложить в Москву об открытии у себя в области под эгидой МВД совершенно нового вида деятельности, с большим финансовым потенциалом для родного МВД. Такая забота нам совершенно не нужна была, ведь под боком в женской зоне мы имели подобное предприятие, со 100% подчинением МВД. Можно, конечно, управление пугануть, что если они не откроют у себя в совхозе хозрасчетный цех, то я открою его непосредственно на кожзаводе, или еще где-то в другом месте. Вот тут все зависело от того, как у них мозги сработают. Я уже разобрался, что рабочая сила, оборудование – не проблема, в общем, было о чем думать.
В машине на радостях моя первая директриса говорит:  она знает еще одну базу, если у меня есть интерес, то можем завтра поехать, она предварительно позвонит, потому что она у них не была пару лет, проверит, есть ли там ее старые знакомые. Сказал ей, что завтра позвоню и договоримся. Я уже начал думать, как через полковника управления выйти на МВД области, там могут помочь решить то, что я задумал. По дороге я попросил попутчицу заехать по ее связям и купить мне пару бутылок коньяка - коньяк тоже был в дефиците. Взяла она коньяк, даже кусок окорока, спасибо ей за это. Приехав в гостиницу, позвонил полковнику, чтоб он подъехал. Приехал он в штатской одежде, он-то хорошо знал, что ему светиться не надо. Когда он зашел в мой номер, увидел коньяк, окорок, сразу подобрел.
Я вспомнил, сколько раз мне до отсидки приходилось выпивать «с ними», конечно, кое в чем и помогали. В буфете я заказал горячее, но за ним надо было самому сходить - в Союзе это была почти норма, кроме того, эта гостиница небольшая, никто не будет держать лишних людей. Вкратце для начала рассказал ему, что нам надо, я как бы выступал не только от своего лица. Выпили по одной, он подумал и говорит: давай я позвоню и приглашу как раз того, кто нам наверняка пригодится. Я уточнил:  кто это? Он мне сказал: это зам. зава юридического отдела управления. Конечно, такой специалист нам нужен в первую очередь; подумал -  хоть прощупаю юротдел. Приехали двое:  я их узнал, они были в кабинете у полковника, когда я вел свой рассказ о собаках. Мы все улыбнулись: приехали завотделом и его зам. Конечно, коньяка нам не хватало, полковник куда-то позвонил,  нам занесли еще три бутылки. К моему удивлению, мы выпивали по четверть стакана, понял я, что ребята соскучились по компании, что это надолго и всерьез. Никто из нас не был пьян, мы не спешили. Постепенно полковник начал вводить их в наш с ним разговор. Пока я не мешал, хотел видеть их реакцию на сказанное полковником.  Вначале они не все поняли, я кое-что уточнил, ну и как бы прикинулся не особенно сведущим в делах оформления хозрасчетного предприятия. Потом все-таки, между подачами, попросили меня более подробно рассказать, что мы хотим там открыть. Пояснил им, что мы хотим на базе совхоза МВД создать хозрасчетный участок. Главное, чтоб он был финансово независим от совхоза, со своим р/с, печатью. Мы дадим работу поселенцам и вольным, кто проживает в том селе  и тем, кто не имеет работы в совхозе и вынужден ездить в другие места на работу. Мы будем отчислять определенную сумму совхозу. Займемся в совхозе строительными работами --  много чего там нужно перестроить, построить заново. Пошивочный цех будет занят работой по договорам с торговыми предприятиями и т.д.
Но чтобы быть независимыми от указаний сверху, мы должны быть финансово независимыми. Начальник юротдела спросил меня о моей роли в новом предприятии, я ответил: я предложил идею создания хозрасчетного участка, по образованию я строитель, электромеханик, руководство совхоза не возражает против моего предложения, поэтому я здесь. Кроме того, мы уже создали что-то наподобие пошивочного цеха,   я приехал в город договариваться с торговлей о заключении договоров на покупку у нас наших швейных изделий. У меня уже есть договора о намерениях почти на 500 тысяч рублей. Если откроем участок, то по ходу поступления прибылей начнем строительство. В совхозе нужно полностью поменять инфраструктуру –  да ее там и близко нет.
Я же хорошо знал, что происходит в совхозе, для них разложил мой рассказ по полочкам.
Вначале много было возражений с их стороны, все-таки они юристы, а не специалисты в тех областях, о которых я им говорил, далеки были от всех перипетий как на зонах, так и в поселениях Свердловской области. Конечно, они располагали информацией, где что происходит, но к ним, как я понял, она не имела никакого отношения. Честно говоря, я пока себе не мог представить, чем юротдел  занят в управлении, говорю им:  вашему руководству можно будет в Москву доложить об освоении в Свердловской области новых видов деятельности совместно с  такой-то  организацией. В  общем-то как организация мы можем зарегистрироваться и в Камышлове (тут я, конечно, сблефовал), но, мне кажется, лучше, чтоб от вашего управления исходила инициатива (я хорошо знал, что надо им дать кость ухватить, чтоб мозги их уловили и свою выгоду, и одновременно через них --  выгоду управлению. Как потом рассчитываться за эту выгоду, я пока понятия не имел). Продолжил: вы же понимаете, что управление ничего не вкладывает в совместную работу с хозрасчетным участком. Часть поселенцев будет занята на наших работах, мы же им будем платить зарплату, поможем вашему совхозу перестроиться, увеличить --  при нормальной организации труда - прибыли совхозу; это значит ---  отчисления в адрес управления. Участок заработанные нами свои финансовые средства от продаж наших изделий, будет вкладывать в первую очередь в развитие инфраструктуры совхоза.
Много чего я им сказал. Смотрю, они со мной заговорили как профессионалы: ты хорошо подготовлен к своей работе. А полковник им говорит: да у него в подчинении было 400 человек заключенных,  все работали как положено. А вы знаете, что такое найти общий язык с зэками, чтоб уважали и верили?  Он такое придумал -  никто до него даже близко не сообразил.  Я еще добавил: мы завезли в совхоз тысячи кубов леса --  если его не использовать, он пропадет. Там до меня завезли лес ---  вся древесина лежит и гниет.
Когда мы приехали с просеки, я предложил полковнику - начальнику куста  использовать привезенный лес не только для мелких ремонтов, а и для всевозможного нового строительства. В совхозе уже забыли, когда что-то новое строили.
Я прекрасно понимал, какую все-таки силу представляет из себя начальник юридического управления, мне, конечно, хотелось получить от него помощь. Тем более, что  как я тут же узнал из его уст - он является то- ли кандидатом в члены обкома, то- ли членом обкома, а это в те годы была серьезная помощь, мне по большому счету безразлично было, кем он там присутствует --  все мы хорошо знали, что такое обкомы партии!  Простому народу это было до лампочки, а вот для номенклатуры - это уже что-то.  Но, как бы там ни было, мой рассказ его заинтересовал. Полковник мои слова подтвердил, он сам неоднократно бывал у нас, правда, там мы были с ним в разных весовых категориях. В общем, юрист сказал: приеду к вам как член бюро обкома, на месте ты мне все покажешь. Попросил меня в ближайшие день-два прийти к нему в управление.
Назавтра я позвонил моей спутнице-директрисе,  мы поехали еще на одну базу. Пока мы ехали, попутчица ввела меня в курс дел этой базы: по ее словам, база была какая-то межотраслевая, отсюда они отправляли товары в Зауралье --  до самого Тихого океана. Тут несложно было увидеть открывающиеся перспективы для нашей продукции, в голове уже созревали генеральские планы.  Когда мы заезжали на автостоянку базы, моя попутчица увидела во дворе директора и сказала мне об этом. Конечно, директор видел, как я выхожу из-за руля «Волги». Наличие такой машины уже открывало двери во многие базы.  Короче  говоря, мы с ним быстро договорились, он мне просто сказал: я у тебя возьму столько товара - никто больше не возьмет. Ну а я, как бы удивленно,  а куда же вы его будете девать?  Он с гордостью ответил:  разошлю его от Урала на весь Дальний Восток (позже он мне сказал, что подчиняется только Москве --  здесь он ни от кого не зависит). Пошли мы с ним обедать, мои образцы остались оценивать его спецы.
Пока мы обедали, был готов договор о намерениях, сумма в нем указана не была. Директор у меня спрашивает: какую сумму тебе вписать, мол, 300 тысяч рублей хватит? Я пошутил:  такая база и 300 тысяч?  А он говорит: поставим 500 тысяч ---  и своей рукой вписал эту сумму. Вижу такое расположение, спросил у него о коврах. Пошел в один из складов смотреть ковры, вернулся к нему, а он мне: можешь сейчас их забрать, пока уплати в кассу аванс 300 рублей, потом остальное доплатишь. Он же видел, на чем я к нему приехал – значит, в кармане у меня должна наверняка быть тысяча рублей. Эх, если бы он знал, что я голь перекатная, что кроме умения говорить у меня ничего нет - в карманах пусто, даже не то что пусто --- ветер гуляет. Тут же сообразил: пришлю к нему жену моего партнера, она знает, что им нужно.
Забегу вперед: по приезде к себе в совхоз сказал об этом жене полковника. Дескать, возьмите кого-то с собой, сошлитесь на меня и выберите то, что вам понравится. Только поезжайте к нему на той же «Волге», скажите, что я дал машину - я на ней к нему ездил, он ее видел. Через несколько дней она и главбух привезли эти ковры, как в народе говорят, были полные штаны радости. Оказывается, им их продали даже без торговой наценки!
После базы позвонил полковнику узнать про юриста, он сказал мне подъезжать. Приехав в управление, вначале я поговорил с полковником, сказал насчет ковра, надо же было его как-то отблагодарить за то, что он позвал юристов. Он позвонил жене, ей дважды не надо было повторять, она назавтра уже взяла ковер,  тоже без торговой наценки!  Полковник от имени жены пригласил меня заехать к ним на чашечку кофе, значит, назавтра я уже не мог уехать - надо было уже обзаводиться связями.
Пришел в кабинет к юристу, он меня хорошо встретил, представил меня как своего коллегу. Потом дал мне прочитать напечатанное со вчерашних  моих  слов  письмо  о ситуации в совхозе, чтоб я подписал его,  пояснил: письмо будет основанием посетить ваш совхоз с целью ознакомления  с  бытом  трудящихся и их потребностями. Увидев мое сомнение, сказал: покажу это письмо в обкоме,  на этом основании меня командируют  к  вам, письмо не собираюсь никому отдавать, я же знаю, чей это совхоз. Если я поеду от МВД, никакого толку не будет, а так мы все твои вопросы решим и одновременно позаботимся о народе. Вот так и  решались вопросы в том социалистическом обществе. Но в конце концов он оказался толковый мужик и юрист.
Назавтра мне уже не надо было никуда ехать, то, что я уже набрал, надо было переварить. Подумал, подъеду на автовокзал, узнаю, с кем завтра поеду в Камышлов. Зазвонил телефон, слышу голос юриста: звонил в совхоз, беседовал с моим полковником, а тот ответил - по всем строительным делам и другим вопросам связываться со мной. Подумал, о как меня возвысили!  Потом юрист спрашивает у меня: а с парторгом куста вы согласовали? У меня так все и екнуло,  ну,  думаю,  приехали, а юристу говорю: зампарторга все знает, а что с ним согласовывать по строительству?  Про цех пока молчу. Дальше говорю юристу: если вы нам поможете зарегистрировать новый хозрасчетный участок, то мы начнем строить и он все сам увидит. Но к нам он не может иметь никакого отношения: весь наш личный состав - это в основном местное население, они к нему не имеют отношения, там нет ни одного члена партии, будут у нас работать и поселенцы. Но это же выгодно совхозу, если зампарторга все поняла, то он и подавно поймет, что мы делаем нужное дело!  Помолчав, он говорит: ну да, ну да –- ладно, на месте разберемся.
Понял для себя одно, что с тем парторгом с украинской фамилией Запорожец, который к Украине не имел вообще никакого отношения, как я раньше думал, впервые услышав его фамилию, думал, хоть и мент, но с Украины -  должны договориться, а пока его можно, наверное,  угомонить,  показав ему чисто строительные работы в совхозе.  В общем-то я начал предполагать, что, возможно, он не допустит создания никаких новых подразделений на подотчетной ему территории. Как я раньше писал, этот паскудник- парторг  так  себя  поставил, что с ним никто не считался,  ему всегда казалось, что все делается ему назло. Но дела-то подтверждали обратное.   В то время партия была «наш рулевой», в первую очередь делалось то, что приказала партия!!!  И как бы народ этого не хотел - все делалось не по уму, а по указанию партии. Вот так, без большого ума, по решению ЦК навязывали нам социализм с его «светлым будущим» -  коммунизмом. Ну, что оставалось делать народу? Приспосабливаться к «руководящей и направляющей». Люди, если и вступали в партию, то в основном преследовали свои меркантильные цели:  например, для повышения по службе: дошло до того, что если ты не член той продажной партии, на заводе тебя не поставят даже на должность мастера. В цеху мастерами становились бывшие рабочие от станка, которые обладали профессиональными знаниями лучше, чем некоторые инженеры, но если ты не «член», будь ты семи пядей во лбу, то мастером не будешь. Кроме того, члены партии имели привилегии относительно своих товарищей - не членов партии (короче: «разделяй и властвуй»). Кто-то вступал в партию ради получения квартиры:  «членам» квартиры выделяли в первую очередь.  Ну, а получив квартиру, ты уже на поводке у партии. Кто-то вступал для покупки машины --  для «членов» были отдельные списки. В народе говорили: «вечно ты куда-то вступаешь:  или в говно, или в партию». Вот так сильно народ любил партию коммунистов. А они, прикрываясь притесняемым ими народом, использовали на каждом углу иезуитский лозунг:  БЛОК КОММУНИСТОВ И БЕСПАРТИЙНЫХ.
Съездил  я  на атовокзал, узнал у диспетчера время отправления автобуса. Ближе к концу дня позвонил полковник из управления, мы договорились встретиться возле гаража, куда я должен был поставить «Волгу». Оттуда мы поехали к нему домой. Еще на автовокзале я купил букет цветов, зашли мы в дом, я вручил цветы его жене, она действительно им обрадовалась. Это были настоящие полевые цветы; как она мне сказала, все,  она сама в том числе, дарят друг другу розы,  или другие цветы, но полевые -- никогда. На мой вкус (честно, не знаю как на ее), в букете были действительно хорошие цветы. Пока готовились к ужину, я рассматривал их книги, где-то сотня книг была, таких, что не у всех увидишь. По книгам уже было видно, что хоть хозяин и служит в МВД, но у него и его жены свое видение мира. Жена работала инженером в каком-то тресте, дети взрослые, жили отдельно. По обстановке я увидел, что на жизнь им хватает, но ведь всегда хочется чего-то новенького, что вполне нормально.
Сели за стол, меня представили другом семьи; гости, как я понял, были с работы хозяйки. Потом посмотрел я на ковер, вижу, вкус у хозяйки есть. Хозяева сказали гостям, что я с Украины, ну и посыпались вопросы, гости-то  не знали,  можно так сказать, что меня с Украины увезли более одиннадцати лет тому назад!   Но все равно я отвечал грамотно  -- на Украине за эти годы ничего не изменилось к лучшему.   Хозяин вчера позвонил своему водителю,  тот утром из гостиницы привез меня на автовокзал. Уезжая из дома, полковник сказал мне: наверняка приеду в совхоз с юристом, ты пару дней никуда не уезжай, если мне покажут зависимые люди, то правды я не узнаю. Сказал еще, что звонил  в  совхоз, говорил с моим полковником, и тот сказал: Натан все вам покажет, он лучше меня знает все дырки в совхозе.
На автовокзале зашел к диспетчеру, встретил там знакомого водителя из Камышлова. Он сказал мне: будем ехать не экспрессом, а с двумя остановками. После второй остановки водитель вдруг остановил автобус, побежал к лесу, держась за живот, я побежал за ним ---  его сильно прижал живот, назад он сам даже идти не мог. Подошли к автобусу, сел он на траву и говорит мне: тут осталось до Камышлова где-то 50 км, садись за руль и поезжай, в городе я покажу тебе дорогу на автовокзал. Я не ожидал такого поворота событий. Вышли из автобуса еще два пассажира и кондуктор, подняли мы его и потихоньку повели в автобус. На вопрос пассажиров водитель ответил, что до Камышлова здесь нет никаких населенных пунктов, неоткуда ждать помощи. Чтоб народ не волновался, он сказал, что я --  водитель из его автопарка.  Сел я за руль, включил аварийный свет и поехал. Подъезжая к городу, смотрю в зеркало заднего вида:  сидит мой водитель скрюченный. Спрашиваю у кондуктора, как он, она говорит:  надо везти его в больницу, дорогу тебе покажу. Объяснила пассажирам, что мы заедем в больницу, оставим там нашего водителя, конечно, люди согласились. Я понятия не имел, в какую больницу мы едем, когда подъехали, узнал эту больницу, где бывал уже не раз, я же тут многих знал. Сразу побежал к старшей медсестре, она там командовала парадом, она быстро все организовала, еще при нас ему начали промывать желудок. После больницы я отвез людей на автовокзал, там мы с кондуктором объяснили нашу задержку в пути, сказали про больницу.
Поехали в автопарк, как заехали на территорию, сразу сбежался народ ---  кондуктор еще с автовокзала позвонила в автопарк. Директор, он же завгар, рассказал народу, кто я такой, поблагодарил за помощь. Позвонили в больницу, узнали, что с водителем: он чем-то траванулся, пробудет в больнице несколько дней. Директор мне сказал,  когда будешь ехать в Свердловск, позвони, мы за тобой пришлем машину. Дал свою машину,  меня отвезли в мой совхоз.
Утром мастеру будущего цеха говорю: сажай за машины всех, кого можешь, пусть  все,  что  мы  с  тобой  разработали,  быстро шьют. Потом с бумагами пошел к главбуху, от нее --  к полковнику.
Главбух показала ему договора о намерениях на сумму более одного миллиона рублей. Они вдвоем не могли себе представить эту сумму, главбух вообще была в бешеном восторге, на радостях позвонили зампарторга, та тоже выпала в осадок, говорит: никогда даже подумать не могла, что в этом совхозе можно зарабатывать миллионы!
 Я то знал,что эти суммы для нас во время становления неподъемные, но мне надо было заинтерисовать руководство,чтоб они давили на Областное управление МВД с вот этими  документмаи в руках. Вот когда нас утвердят,тогда и 20 мил.будут легкой добычей для нас.. Пока мы неплохо начали,но никто не ведал,что нас ждет впереди с открытием хозрасчетного участка.. Именно главнй и определяющий момент был вот сейчас. Я уже в голове прокрутил себе,что  вменненый нам,высосанный из пальца, только лишь с одной целью не осрамить мундир прокуратуры Украины, солидарный иск 120 тыс. рубл. это микроб по сравнению с миллиардными потерями  кожзаводов Союза.. Где же мозги гребанной партии коммунистов не видеть  такие потери...  Полковник у меня спросил:  как это тебе в незнакомом городе удалось договориться?  И за что там вас на Украине сажают? Все поняли, что он имеет в виду евреев. Я ему ответил: там сажают не только нас, а всех без разбора. На что он сказал: в России так не бывает. Бывает ище как бывает, но этого я ему не сказал.  Вызвал капитана -- начальника поселения. Выслушав мой рассказ,  тем более увидев воочию договора о намерениях, все согласились быстрей создавать пошивочный цех. Решили, что пока не сдадим первую партию товара, будем работать под протокол о намерениях. Как только получим первые деньги, тогда заключим прямые договора. Помещение позволяло поставить до 40 машин, пару прессов для изготовления кнопок, раскройные столы. У нас уже работали два десятка машин, решили раскройные столы, прессы для кнопок поставить в комнатах совхозного клуба -- клуб был рядом,  проблем с перевозкой кроя и прочего не было. На освободившиеся места решили добавить еще машин. Проблем с машинами не было, на зоне склад был завален «старыми» машинами, от которых начальник цеха был рад избавиться.
Я сказал полковнику: обещали приехать юрист и его друг; он знал об этом. Спросил меня о строительстве, что там решили. Я сказал -- все покажем юристу  и решим, он приедет как представитель обкома, наверняка что-то решит. Все, кто был в кабинете, знали  мое предложение о строительстве, с надеждой ждали изменений. Зампарторга говорит: сама переговорю с парторгом Вышли на улицу, мне капитан  говорит: совхозный механик ездил в Камышлов в автопарк,  ему там рассказали, как ты подменил на рейсовом автобусе больного водителя, отвез его в больницу, а пассажиров привез на Камышловский автовокзал. Такого, Натан, скрывать не надо --  это твоя характеристика, ты же знаешь, как у нас с характеристиками, я емув унисон : но я-то не ваш.. Все руководство наше знает об этом, да собственно, мы в тебе с первых дней не сомневались, ну, а после просеки ---  вообще убедились в твоих организаторских способностях.
Бухгалтер поручила своим спецам все просчитать, конечно, это была прикидка расчетов. Взял я двух женщин-механиков, пошел с ними в зону на склад, там они отобрали пока шесть машин, которые легко можно было восстановить. У нас уже давно лежали отобранные куски кожи разных размеров, мы их потихоньку использовали, но до моего приезда мастер цеха не знала, что будем раньше шить.
С первого дня после моего приезда у наших швей началась интенсивная работа в три смены. Чтобы выполнить такой заказ, нужно было работать без остановок. Перед отъездом в Свердловск я договорился  с истопницами в зоне, что они, разбирая тюки отходов, отложат для нас побольше кусков кожи, конечно, не бесплатно; отобранные куски потом вывезли. У мастера кладовка была завалена кожей. Как прикинули мои мастера, из этих кусков можно шить изделия пару месяцев.  Все знали, за что они работают. Пока мы не спешили вывозить тюки из зоны, еще не было настроено наше производство. По приезде мастер мне показала несколько десятков готовых безрукавок, но без пуговиц. Здорово получилось, я сразу одну отдал художнику, который на ватмане нарисовал ее.  Мы не опасались, что их будут воровать, ну а если кто-то ненароком все же украдет, тому уже не надо завидовать. А наши поселенцы далеко не наивны.
Мои собачки в мое отсутствие разбаловались, устроили террор на поселении: их кормили со всех сторон, вначале они отказывались, но запахи их пленяли. Я тут же поломал эту самодеятельность, объяснил поселенцам: эти собаки на волков ходят, нельзя им много человеческой еды --  иначе они пропадут. Вы же все видели, что я их в лес выпускал, они всегда находят, что там покушать: мышку, белку, птицу поймают, да чего угодно - им никак нельзя терять нюх и форму.
Здесь они уже самостоятельно бегали в лес, прибегут из лесу днем, ночью, сядут возле проходной вахты, немного подадут голос и ждут, когда их в поселение запустят, а там бегут в мой барак показаться,  ну,  а  если  меня  нет,  сидят возле барака и ждут. Пацаны рассказывали, когда меня не было, они себе места не находили, убегут в лес на целый день, вернутся к проходной и все ждут меня, посидят, погавкают и опять в лес бегут.
Швеи работали в три смены, но ночной смены как таковой не было, те, кто работали посменно на совхозных фермах, могли работать в третью смену. Все женщины были заинтересованы в заработке; я договорился с главбухом о доплате. Мастером цеха была грамотная женщина, закончившая институт легпрома, у себя на фабрике после института работала технологом и, кажется, экономистом. На зоне, где сидела, она также работала технологом в цехе. Толковая, грамотный специалист. Она подобрала себе еще пару помощниц, мастеров, которые сидели с ней. Я сказал им: для того, чтобы руководство увидело нашу работу и оценило ее, нам нужно за две-три недели изготовить швейных изделий столько, чтобы видно было наше желание работать в этом цехе. Через две недели мы должны сдать первый заказ.
У меня не было никаких обязательств насчет сроков поставки товара, я не собирался загонять всех в какие-то сроки, как говорят в народе:  «птичка еще в гнезде», я сам хотел увидеть, что мы успеем изготовить за две недели. Прекрасно понимал, что пока официально не будет зарегистрирован хозрасчетный участок, до тех пор мы будем находиться в подвешенном состоянии. Ведь от ментов чего угодно можно ожидать, у них нет никаких ценностей, никакой своей инициативы, никаких экономических расчетов  –  они не могут ничего, кроме как ждать указаний от «направляющей и организующей»!!
Еще перед моим отъездом в Свердловск через главбуха я «пробил» в гостинице комнату для моего мастера,  к ней должны были приехать муж и ребенок на 5-6 дней. Она наладила работу в цехе; чтоб не возникала зависть, она никому не отказывала в работе - поэтому и работа шла круглосуточно. Капитан говорит мне: после твоей затеи с цехом женщины даже лучше стали работать на ферме.
Приехал юрист со своей свитой, с ними полковник из управления, только был он в гражданской одежде. Пообщались они с моим полковником. Позвали меня на обед. После обеда взял я «рафик», повез их сначала на ферму главного участка, потом по деревне.
Показал все, что сам видел и знал, особенно их всех интересовали жилищные условия жителей деревни, условия работы на фермах. Как я понял из их разговоров, они хотели по полной программе отчитаться в обкоме партии. Они говорят мне: никто никогда не вводил их в курс дела, как я. Ответил им :  я -- незаинтересованное лицо,   уж  коль  мне довелось самому быть здесь на поселении и остаться работать, мне-то нечего скрывать, я хорошо сам вижу недостатки этой деревни.
И все-таки про бардак, который происходил в совхозе с поселенцами, я ничего не мог сейчас сказать, поселенцы и местные жители - это все равно разные люди, как в Одессе говорят: это «две разные разницы»... Обком меньше всего интересовал быт и работа поселенцев. Показал я им тысячи кубов леса, который завезли с вырубки, показал и тот старый лес, который завезли еще несколько лет тому назад и который гниет в штабелях. Показал им старую пилораму, рассказал, какие трудности испытывают люди, работающие на ней. Сказал  сказал им, что тут работают вместе с местными и поселенцы,.
Позже инспектору из Обкома партии, был среди них такой,  пояснил, что специфика работы в совхозе, принадлежащем МВД, такова, что работу, которую выполняют те и другие, нельзя разделить. Потом я узнал:  он понятия не имели, что тут живут и работают поселенцы. Он знали, конечно, что в их области проживают высланные семьи с Европейской части Союза, но разницу  между высланными и нами бывшими зэками ставшими  поселенцами понятия не имел.Тут все просто,когда это Обком интерисовало народонаселение края,
Обком не знал???  Юрит был из МВД конечно владел какой-то информацией,но приехал сейчас как представительОбкома, и Обкому они вдвоем будут  докладывать. Пришлось им популярно рассказать, что такое поселенцы  80-х годов. На пилораме подозвал одного поселенца и  одного местного, попросил их рассказать о работе  на  пилораме. Все они знали меня, знали, что я хочу делать в совхозе, привлекая к работе и тех,  и  других. Они комиссии рассказали,  без боюсь (есть такое выражение в русском языке)   как и что на их участке работы, я только комментировал. Члены комиссии только успевали записывать. На фермах показал им разбитые свинарники, коровники: вместо того, чтобы построить новые, ремонтируют старые, которым уже давно вышел даже их запредельный срок. Есть и старый, и новый лес, если поставить передвижную пилораму, да при таком количестве поселенцев и местных, до осени многое можно перестроить. И главное, не нужны большие финансовые вложения. Позвал несколько человек, работающих на фермах, народ открывал им глаза.
Через день мне полковник из управления говорит: пойдешь директором совхоза?  Ведь у вас же  работают начальниками  участков бывшие заключенные! Я ему говорю: вот поедем на 1-й участок, я вам покажу, как работает начальник участка (для справки:  директор совхоза подчиняется полковнику, начальнику куста). Пока он не знал, куда я клоню с его предложением.
Да, чтоб не забыть, я писал, что полковник приехал в штатской одежде, его все воспринимали как члена комиссии, в противном случае с комиссией никто бы не разговаривал. В совхозе уже была большая аллергия на эту форму. Он по сравнению с другими, кого мне довелось встречать на своем пути, порядочный мужик, но, к нашему всеобщему несчастью, в МВД держат на 99% паскудников, искючительно с партийными билетами....
Потом полковник  попросил:    покажи-ка нам  своих собак, говорю ему: если в лес еще не убежали, то покажу. Подъехали мы к поселению, вышел я из машины -- слышу радостный лай, почуяли они меня. Зашли мы в поселение, собаки летят ко мне, а комиссия увидела этих огромных псов   и уже боятся из проходной выходить, пока не увидели, что к собакам подходят запросто поселенцы. Спросили:  где ты взял таких собак?  Рассказал им, что сам знал: они какие-то дальние родственники помеси волков  и  кавказских сторожевых собак, что стада пасут. Каждый из них идет на волка и рвет его на части, а уж если вдвоем --- волки первые с ними в драку не ввязываются. Подвел собак, чтоб погладили; собаки знают, если подвел хозяин и их погладили,  то это друг хозяина.
Юрист спрашивает: а ты видел, как они с волками дерутся? Ответил, что видел, сидел я на лошади метрах в 30-50, они рвали волков, лошадь при таких собаках не шарахается в сторону, она чует их защиту.   Как бы между прочим показал я им наш пошивочный пока участок и кое-какую продукцию. Еще раньше мы с хозяином договорились, что построим свой отдельный цех, тогда он мне еще сказал: построй себе дом, я тебе дам хороший участок. Потом я еще у местных спросил: за сколько времени они могут дом-сруб собрать - я назвал дом мужика, у которого был в гостях, они сказали:  соберем за две недели -- хороший сруб на три комнаты с подсобными помещениями.
С юристом уже после ужина отдельно поговорил, он мне сказал: в обкоме ни у кого нет представления о жизни селян, особенно в ваших краях, им преподносят сплошное вранье -- я им глаза открою. Говорю ему: подожди, я вам покажу, что происходит на других участках. Повез я их по всем закуткам деревни, заходили они в любой дом, который сами указывали. Они видели, что эти дома требуют не ремонта, а сноса, люди, живущие в них, уже не знают, к кому обращаться.   Из-за этого двойного подчинения МВД,  райисполкому --  никто ничего не делает. Наш хозяин много раз обращался в управление, но были только одни обещания. Потом в нашем штабе юрист посмотрел   копии  писем, отправленных хозяином в управление по поводу выделения финансовых средств на ремонт, строительство и других бытовых нужд совхоза. Часть его заявлений управление отправляло в местный райисполком, а его ставили в известность, но ни те, ни другие ничего не делали. Вот так осуществлялось  социалистическое  планирование. Всем было насрать на русские деревни. Так в конце концов и страну просрали.
Повез я их на 1-й участок, где сам в начале моего поселения работал. Сразу повез их на ферму, ну а по дороге их хорошо потрусило, аж попросили потише ехать. Говорю им: посмотрите на спидометр, я и так еду со скоростью 15 км. Сам говорю им: не пойму, кто и зачем клал здесь булыжник в дорожное покрытие --  ведь все равно недоделали дорогу, да она такая недоделанная и никому не нужная лет 50 уже стоит. Ее местные мужики давно хотят разобрать для своих нужд, а на подводе с лошадьми здесь вообще не проедешь. Тут полковник говорит: эту дорогу строили еще заключенные 30-х годов 20 века, ну а потом другие дела были. Наверное, надо все-таки местным ее разобрать, так всем дешевле будет (не знал он, что мужики ее уже давно разбирают).
На ферме вышли, и, естественно, после такой езды захотелось в туалет, а туалета-то нет. Я им показываю --  сходите за свинарник, а они на меня с обидой: ты уже совсем обалдел. Наш приезд увидел мой друг механик, идет ко мне, улыбается, поздоровались,  я ему говорю: покажи людям туалет, а он им показывает за тот же свинарник --  вот тут они поняли, что я не шучу.
Я им представил механика,  первое, что он им сказал, когда узнал, кого я привез -- мы сами забыли, когда в нормальный туалет ходили. Попросил его поведать, что на этом участке делается, тут еще вышли женщины из свинарника, подключились к разговору.
Ну и рассказали комиссии, как они тут мучаются, а начальнику участка до них дела нет, рассказывают, как он их ругает: будете знать, как государство обманывать! Козел поганый, ведь на ферме вместе работают и местные жители, и поселенцы. Часть из них вообще не знают, что такое тюрьма, а эта мразь вообще никого за людей не считает. Ходит и орет без толку, а если какая свинья, или скотина заболела -- все сваливает на поселенцев. Хотя сам сука (так и говорят женщины), успел отсидеть 10 лет,  кто такую скотину поставил начальником?  Вот тут я говорю полковнику: слышишь, какую оценку дают люди своему начальнику!  Мы обошли все хозяйство, механик комментировал. На ферме как раз работали двое из моих бывших коллег-электриков, они тоже свое слово сказали. Механик, показывая на меня, говорит: когда он тут работал, все ремонтировал, на этой почве все время ругался с начальником участка --  ведь запчастей не хватает, а начальник говорит ему, применяя мат: ты не придуривайся, а сам где хочешь доставай!!  А если не выполнишь, то верну тебя на зону досиживать.  Я тогда им сказал:  я его угроз не боялся, не первый раз таких встречал, но предупредил  начальника  поселения о наскоках этого идиота --  да он и  лучших слов не заслуживал. Еще тогда начальник поселения мне сказал: мы знаем, что твои требования правильные, пока не обращай на него внимания, кое-чем мне помогли.  Потом мои ребята сказали комиссии, что я их обучил работать электриками. Мы уже собирались уезжать в жилой сектор, когда на мотоцикле подъехал начальник участка. И с ходу набросился на женщин: чего стоите, работайте! Они вам тут уже наговорили на меня?  А мне: а ты как тут оказался?  Иди отсюда, мы без тебя разберемся!
Тогда полковник к нему подходит, достает свое удостоверение, тот сразу покраснел и на коляску мотоцикла сел.
Полковник ему говорит: теперь начальником участка будет вот он ----  на меня показывает. А я полковника по имени-отчеству называю и показываю на механика: вот его назначайте, расспросите о нем людей, у руководства спросите, его давно надо было назначить. Добавляю --  сейчас будем в жилсекторе, в любом доме спросите об этом горе-начальнике. Он, падла, еще на меня рот открыл, я еще не успел ему ничего ответить, за меня механик ответил:  молчи, а то действительно тебя посадим за твои дела, он и обмяк. А полковник спрашивает: ворует потихоньку?  Механик промолчал.
В машине говорю полковнику: ну, теперь вы поняли, что я хотел вам показать? На что он уже со злостью ответил: завтра его уберем и проверим, чем он тут занимается. А я добавил --  уже десять лет тут командует.  Приехали мы в поселок, спрашиваю у них, где хотят остановиться. Поговорите с народом --- здесь все местные живут. Зашли мы в один двор, через пару минут смотрим -- во двор еще идут соседи. Если в дом зашла такая делегация, то всем интересно, что там будет. Говорят комиссии: не каждый день и не каждый год к нам приезжают. Было их больше десяти человек, рассказали они о своем житье-бытье, начиная от старых домов, кончая работой, конечно, как могли обзывали того козла -- начальника участка.
Дело в том, что все жилые дома принадлежали совхозу, а ремонт людям приходилось делать за свой счет. Комиссия ведь разговаривала не с поселенцами, которые в силу своего положения, не могут все рассказать. А это местные жители, они никого не боятся. Пока их жалобы как горох об стенку отскакивали. Они рады, что хоть с кем-то могут поговорить, человек всегда на что-то надеется.
Подъехали мы к дому начальника участка; дома, конечно, никого нет, паскудник сбежал куда-то. Посмотрели они на его двор, на живность во дворе,  на дом --  всем бы такие!!  Полковник говорит мне: ты можешь собак во дворе придержать? Говорю:  могу, открываю калитку, собаки меня узнали, хвостами завиляли. Юрист останавливает полковника, а тот говорит ---  да я хоть до крыльца дойду, постучу,  но не пошел.   Отсюда мы поехали на другой участок, там я бывал редко, только когда просили на грузовике что-то отвезти, привезти. Но каждый раз я там беседовал и с местными, и с поселенцами –  все, естественно, интересовались для сравнения:  как там на других участках. В общем-то я и сам видел, и со слов людей знал и этот бардак.
Я уже знал, что интересует комиссию: сначала поговорить с народом, а потом ---  с начальниками участков. Знал, где на этом участке дом начальника,  объехал его. Остановились у дома, который показал мне полковник. Вышли все из машины, стали возле дома, народ, как и на 1-м участке, подошел, но тут подошло много людей. Те же вопросы, те же жалобы. Пара мужиков меня узнали, я пояснил, зачем привез комиссию. Народ просто сказал: заберите от нас этого пьяницу - начальника участка, мы сами можем предложить из наших грамотных людей начальника, наш хоть будет беспокоиться за народ. А о поселенцах сказали: да мы тут годами вместе работаем, они грамотные, толковые ребята, только этот пьяница им покою не дает.
Поехали мы на ферму, подошли женщины, мужчины  --  никто посторонний не определит:  где местные, а где поселенцы --  все одеты одинаково. Мне показалось, что на этой ферме хуже, чем на других. Тут я увидел моего «благодетеля», бывшего директора Киевского ресторана, который до перевода на этот участок был, как и я, на 1-м участке --  под диктовку этого мерзавца начальник участка писал на меня жалобы. Будучи хорошим поваром, он на 1-м участке пристроился готовить еду начальнику и противопоставил себя не только поселенцам, а и местному населению.
Я не мог упустить такой момент, подошел к нему и спрашиваю: чего это ты похудел, лоск с тебя спал?   Ну,  кому ты здесь обеды готовишь?  Что-то он там промямлил. Местные знали его историю, здесь ему с рук ничего не сходило, народ не любит прихлебателей, особенно в том окружении. Несколько поселенцев слышали мой диалог с этим говнюком, кто-то из них говорит комиссии: мол, присылают к нам с других участков на исправление вот таких говнюков, --  показывает на него,  там обосрался, сюда его прислали других обсирать (пишу слово в слово, сейчас мне тем более нет смысла его обвинять, ведь по приезде в Киев мне некогда было заниматься воспоминаниями, да еще об этом засранце).
Полковник, юрист спросили у меня: кто он такой?  Поведал я им мою историю с этим козлом, добавил: он надеялся на того начальника участка, думал, что за ним он как за каменной стеной, но не прикрыл его тот начальник  --  вот сюда перевели. Подумал, потом добавляю: вот такие у нас руководители:  бывший майор милиции, ведь точно так же себя вел, когда служил в милиции, пока не посадили, уже много лет издевается над людьми.
Члены комиссии спрашивают  у людей:  где можно найти вашего начальника?  Он у них тоже бывший мент. Кто-то из мужиков говорит: он, наверно, спит в конюшне. Полковник завелся:  а ну пошли в конюшню!  Никто из людей, с кем беседовали члены комиссии, не знал, что среди них есть полковник из управления.Они же везде представлялись как обкомовские...
Пошли все в конюшню, там его уже кто-то разбудил, а что толку --  видно, что пьяный. Полковник посмотрел на него, даже не говорил с ним, только произнес: да, дела… Поехали мы на главный участок, полковник сидит, желваки на лице играют, один из членов комиссии говорит: такого бардака еще нигде не видел, хотя ездил по деревням. Полковник спрашивает: это все, больше нет участков?  Все, говорю, закончили. Один член комиссии спрашивает: начальник куста не знает об этом бардаке, или как?
Ну, а мне-то терять уже нечего, говорю им: к нам на участок регулярно приезжали с проверкой, но что может установить та проверка:  так, по мелочам; чтоб разобраться в этом бардаке, надо здесь пробыть какое-то время, походить, пообщаться с людьми, посмотреть, чем и как они живут, почему так живут. Оперативник приезжает только когда что-то кардинальное случается, сам побудет до вечера, ну, может кого-то забрать за какое-то нарушение, даже не разобравшись, за какое. Кому он верит:  в первую очередь начальнику участка, а какие у нас начальники, вы сами видели. Приезжают начальники участков, докладывают, что у них полный порядок, а план вообще их не волнует, какой план --  все прорехи легко можно списать на поселенцев  – они, мол, специально все портят, вредят. Как говорил мой бывший начальник 1-го участка:  плохой контингент ему достался. А вот на местных сваливать нельзя -- сразу вой поднимут.  Юрист говорит: тебя точно нужно назначить директором, а я ему --  сначала дайте возможность начать то, что уже наметили. Полковник рядом сидит, улыбнулся, говорит, обращаясь ко мне: и мне разобраться, за что тебя посадили?  Говорю ему: здесь хватает людей среди местных и поселенцев, способных возглавить все эти дела, все очень просто: не надо назначать в начальники, исходя из прошлых должностей и связей. Люди, живущие на земле, лучше любого начальника с его ментовским где-то и липоавм  высшим образованием знают, что на деревне лучше, а что хуже, тем более в такой глуши. Тут есть ветеринары, но они имеют дело со скотиной, а здесь нужен хозяйственник. По-видимому, когда назначали этих «начальников», считали, что у них есть опыт руководящей работы, что они достойны опять руководить, но уже без погон --  вот и докомандовались. Оказалось, что они как были паскудами, такими и остались.
Могу сказать, что на эту тему я слышал много суждений, не все здесь в этом диалоге принадлежит мне, но, должно быть, я им так сказал, что до них всех хорошо дошло и они стали мне поддакивать. Юрист говорит полковнику: очень все это интересно, я и не думал, что в управлении берут на себя смелость вот так просто определять и прикрывать своих ставленников.
Приехали, они пошли к себе в гостиницу, полковник мне говорит: будь добр, приходи на ужин, надо поговорить. Пришел я к себе в поселение, через какое-то время пришел туда начальник поселения, пошли мы с ним к нашему прокурору, там за чаем рассказал им все, что мы видели и слышали на участках. Капитан матюкнулся: вот пусть они там в управлении разбираются, кого ставили на участки.
        В цехе мастера уже сделали калькуляции на перчатки, безрукавки и по новой на  брелки. Осталось еще сделать калькуляцию на кожанки. Но утвердить калькуляции еще никто не мог, нас как бы еще юридически не существовало. Но на всякий случай мы составили акт на временные расценки, без определенной цены я не мог везти клиенту наши изделия. После переговоров с торговлей и базами я прикидочно представлял себе цену, но не хотелось прогадать, все-таки наша продукция была очень уж трудоемкая, но в месте с тем новыинка, а это уже другая градация... Кроме того, я уже знал, что дело даже не в цене изделий, а в их дефиците - вот он-то и диктовал цену. Но вместе с тем нельзя было зарываться с ценой.
Посмотрев на наши изделия, юрист и тот же полковник заверили меня, что управление разрешит нам работать. Конечно, пока никто не мог ответить, будем ли мы иметь возможность работать с МВД на паях, или что-то они еще придумают. Во всяком случае, мы форсировали  изготовление продукции. Пока будет решаться вопрос, я должен был уже через неделю отвезти то, что успеем изготовить. Пока мы работали по русской пословице: «куй железо, пока горячо».
От меня никто не скрывал, что парторг куста  все больше и больше интересуется цехом и вообще моей деятельностью. Он знал, что приехала комиссия из обкома, хотел  к  ней присоединиться, но пока он думал, мы уже уехали. Потом, когда мы вернулись, он сказал полковнику из управления:  думал, без него не уедут.
Сидя за обедом, юрист, как бы обращаясь к комиссии, говорит: ну и что бы мы узнали, если бы парторг  поехал с нами в своей форме?  Один из обкомовских говорит: если он парторг, то должен был знать, что у него в совхозе творится?  Интересно, а где он на партучете состоит?  (представителей обкома, кроме юриста, было еще два человека).
Когда я несколько дней назад приехал из Свердловска, попросил главбуха получить данные из пошивочного цеха женской зоны по их отходам меха, которые также сжигались в зоновской кочегарке. Мне нужно было официальное разрешение на получение этих отходов, я же знал, с кем имею дело. В любом случае женщины из кочегарки знали, что мне нужно, складывали в наш контейнер и мех, и кожу. Откуда берутся отходы меха, я раньше уже писал. Мы этот мех использовали на безрукавки, куртки; красиво получалось:  верх черный, а внутри белый мех с длинным ворсом. Вся торговля и базы были в восторге от этого изделия.
По поводу цены наших изделий мы с мастером решили провести эксперимент, собрать информацию в первую очередь у всех женщин, кто вообще участвовал в производстве. К этому моменту уже было изготовлено безрукавок где-то до ста штук, а на меху - с два десятка, наверно, столько же кожаных. Если на брелки мы уже имели цену, то на остальные изделия -- нет. Все швеи, закройщицы, мастера поговорили друг с другом и написали нам свои цены. Также я показал безрукавки с мехом и без в бухгалтерии и всем, с кем был знаком, собирал информацию, кто во сколько оценит, каждый уже хотел купить. А вот когда показал жене хозяина, она точно назвала цену изделия, по которой действительно я сдал в торговую сеть и на базы. Собственно  и другие называли приблизительную цену, но она назвала одну цену  и все.
Парторга подполковника  поставили наконец в известность, что  в  совхозе планируем создать строительный хозрасчетный участок и пошивочный цех при нем. Этот паскудник (ну нет других слов) намотал себе на ус, а потом хорошо «стрельнул» через Москву, через своих покровителей. Но это будет немного позже, пока еще никто ничего не ожидал от этого безграмотного дур...ба-офицера. На всю жизнь запомнил его рожу и фамилию.
И тот РАЙ, который нам все время везде обещали: райком, райсовет, райисполком, райсобес. Вот только ЦК, ОБКОМ были не РАЙСКИЕ места. А потом пришла АДМИНИСТРАЦИЯ, но меня уже там не было, я уже жил в независимом государстве –  Украине, где давно не было РАЙских мест. Никто еще не мог пользоваться той свободой, которую как бы уже получили.ПО сей день не пойму этого дурацкого деления, не так все надо было делать,но к сожалению у нас не спросили..
Пришел я на ужин, как просил полковник -- никто ничего не пил, была деловая беседа. Замполита, или, как говорят, парторга, не было, офицеры патологически не уважали его и не переносили, избегали встреч с ним. Они все знали и в управлении, и на месте, что его Москва прислала для его же будущей характеристики :  работал три года в тяжелых условиях, в глухом лесу. Но тогда еще никто не мог себе представить:  ни в Свердловском управлении, ни тем более в совхозе,  что этому, извинете пидору поверят больше, чем им, изучившим все на месте.
Юрист, полковник из управления уже разобрались в том, что хозяин куста самостоятельно с начальниками участков не мог ничего сделать, ну а писать жалобы на них было бесполезно, это означало только одно: писать против себя. Тут же я узнал, что начальник 2-го участка ---  родственник кого-то из обкома партии. В том, что его прикрывают, не было ничего удивительного, он не первый и не последний в длинном списке кумовства. Хотя вроде бы парторганы следили (делали вид), чтобы близкие родственники рядом не занимали партийные места, но все эти байки-сказки были придуманы только для простого народа.
С нами за столом сидел начальник поселения:  капитан, он подтвердил, что получал очень много докладных от начальника 1-го участка, все проверялось и ничего из его докладных не подтверждалось, было ясно видно, что он правит, как удельный князь. Капитан  продолжил: мы как могли заставляли его умерить свой пыл, порой ему напоминали, что он сам ведь тоже был в заключении, что кроме поселенцев, там живет и гражданское население --  все они вместе работают в твоем отделении. Писали и в управление о его работе, но ничего не изменилось. Мы бы сами могли из местных назначить начальника участка. Мы иногда переводили оттуда поселенцев, так мы забрали от него Натана (меня все в поселке по имени называли). Теперь вы сами убедились, как он умеет работать и организовывать людей, а у нас, как вы знаете, непростой контингент (слово, придуманное не капитаном, а системой МВД. Осужденные уже для них становились не людьми, а контингентом, который у органов всегда был крайний, как в России говорили: всегда бьют крайнего). Мы можем забрать с участков  пьющих  поселенцев,  но заменить пьющего начальника участка сами не можем. Там в управлении наконец-то должны решить этот вопрос.  За столом также была и зампарторга. Потом начали петь дифирамбы в мой адрес, говорю им : я таким и останусь, вы лучше помогите положительно решить все проблемы, что здесь увидели, услышали.
Решили они так: завтра с утра всем составом поговорить с парторгом, без меня, хотя полковник сказал:  если хочу, то могу послушать, ты  уже не заключенный. Но я не имел желания слушать блевотину парторга. Он плоть от плоти той сучьей партии большевиков.    После беседы начальник поселения мне говорит: парторг может только навредить, но никак не помочь, пока он здесь будет, навряд ли у нас что-то получится, он во всем и во всех видит только преступников.
Назавтра комиссия уехала. Для решения нашего вопроса юристу передали все наши документы, он мне сказал, что надеется за пару недель все решить. А полковник из управления говорит: я со своей стороны поговорю с начальником управления Свердловского МВД. Оба они сказали мне, в присутствии хозяина, главбуха :  продолжай, не останавливайся, делай все, что мы наметили!!!???  Как бы неплохой мужик полковник, но то, что он сказал «мы наметили», отражает суть, кому он служит. На меня его слова не произвели впечатления, из своего жизненного опыта и срока отсидки я хорошо усвоил: тем, кто надел на себя форму МВД, верить нельзя - еще при определенных обстоятельствах можно верить только небольшому числу из них. В общем, много разных ЕСЛИ.
Вот так строился процветающий социализм вкупе с другими «измами», с последующим переходом к «светлому будущему --  коммунизму». Оказывается, что всем нам нужен только один «ИЗМ»!
Назавтра наконец-то доставили документы из суда. Вот я уже на руки получил документ -- стал свободным человеком! Долгие одиннадцать с половиной лет я ждал эти поганые, лживые документы --  такая длинная бумажка с моей фотографией 9х6, где большими буквами, жирным шрифтом, чтобы никто меня не перепутал с вольными людьми, еще не успевшими «посидеть», но у них еще все впереди, было.
               
                ---СПРАВКА ОБ ОСВОБОЖДЕНИИ---
где были перечислены все мои обязательства перед государством РАБОЧИХ и КРЕСТЬЯН, указана вся сумма солидарного иска - 120 тысяч рублей!!!   С такой справкой по ходу движения по стране Советов от Урала до Киева меня,  или любого обладателя аналогичной справки, как мы ее называли, «ксивы», наши доблестные органы МВД могли задержать где угодно без предъявления причин, для выяснения личности, сроком от трех до шести месяцев!!!. Никто из твоих близких даже знать не будет, где ты есть, жив ли ты, хотя ты им сообщил о своем освобождении. Сколько было таких задержанных --  статистика вроде бы не велась, и по сей день нет таких открытых данных. Но мы-то знали всю истину, истина эта передавалась по беспроволочному телеграфу:  людей хватали и держали, нередки были случаи, когда пришивали дело,  другими словами, списывали свое нераскрытое ментовское дело --  и человек еще не доехал домой, а уже получил новый срок.
Зная всю эту подноготную, я как бы «случайно потерял», а может, «в магазине вытащили» мое удостоверение, с которым я ездил в Свердловск, в нем была моя фотография, фамилия, имя, отчество, указан п/я номер такой-то. Вот этот документ был во много раз надежней той справки. Если для проезда по железной дороге еще можно было взять билет без документов, то на самолет --  нет. Но в поезде тебя могли проверить по малейшему подозрению проводника вагона  --  вот что-то в твоем поведении не понравилось ему. Едешь, никого не замечаешь, во снах уже видишь себя дома, ан нет, на ближайщей станции тебя проверяют и высаживают для выяснения. Вот и было очень проблематично добраться домой. У меня были знакомые, кого вот так снимали с поездов, а потом отпускали - никто перед тобой не извинялся, добирайся как хочешь, а денег-то в кармане на билет нет! А отправить тебя дальше уже никого не волнует. Вот и пытаются проехать зайцем, бывает, проводник войдет в твое положение, тогда тебе повезло, или цепляются за товарные вагоны. Если сняли с товарного вагона, то точно срок получишь - сразу обвиняют тебя в воровстве: товарный вагон открыть хотел. Полный беспредел властей!  Бывало, по несколько раз пацанов снимали с пассажирских поездов. В этом случае ты мог отсидеть у них в обезьяннике неделю-две, пока они не свяжутся с той станцией, где тебя раньше снимали. Как правило, они не спешат,  если дни не совпадают от той станции к этой, то могут держать долго  - тут нет контроля. Опять же ждут менты, чем ты можешь откупиться, а чем откупиться?  И рад бы, да нечем, ты же только освободился. А как ехать без денег освободившемуся из заключения с Камчатки, Сахалина, да с самого Дальнего Востока в Европейскую часть страны?   Не волновал этот вопрос ни  гребанное ЦК, ни МВД, ни КГБ.
Этапом прошел я путь от Украины до порта Находка на Тихом океане и обратно до Свердловска, много чего слыхал, видел за это время. Обладал обширной информацией, использовал ее для своей защиты. После освобождения, работая в разных областях Украины, встречал бывших сотрудников милиции, с которыми я был на одном поселении.. Двое из них, в разное время, добирались домой товарными поездами, снимали их с поездов, держали до выяснения. Боялись даже рот открыть, что они бывшие сотрудники милиции. Еслиб только открылись их бы  как бы случайно обвинили бы  по мелочам давали небольшой срок до 2 лет и уже отправляли в обычную зону,а там уже с ними быстроразбирались..  Вот так на своей шкуре испытали, что такое советская власть, которой они служили. Таких примеров не десятки, а тысячи.
С Урала мне не довелось добираться домой поездом, может быть, спокойно проехал бы, а может, нет, одет я был прилично, мешка не имел, только небольшой чемодан. Зная все это, лучше я не буду испытывать судьбу.
После отсиженного тобой срока государство в лице нашей доблестной милиции могло помочь тебе устроиться только на подсобные работы. С судимостью не на каждый завод, фабрику тебя возьмут. Тебе всю твою жизнь будут напоминать, что ты был судим, хотя даже по тем сучьим законам судимости гасились, все зависело от срока отсидки. Допустим, у тех, кто получил срок 5 лет лагерей, судимость должна была гаситься через три года после освобождения. По моей статье 86-прим УК судимость гасилась через десять лет!!!  После отсидки --  я освободился досрочно на три с половиной года - моя судимость гасилась через 13 с половиной лет!!!
А дальше уже полный маразм: если у тебя уже погашена судимость, но ты по каким-то причинам был опять судим, даже на условный срок, тебе и на следствии, и в суде напоминали об этом, хотя по всем юридическим нормам тебе не должны были даже напоминать о твоей прошлой судимости. Но в том паскудном государстве делалось все наоборот. Судья, зачитывая приговор, обязательно вспоминает твое прошлое словами : ранее был судим, но выводов не сделал  - вот эта строка как бы уже дает суду основание дать тебе больший срок. Все равно для государственных органов ты будешь преступником до конца своей жизни.  Более того, если кому-то повезло доказать, что он невиновен, но успел уже отсидеть более полугода, то в его документах писали: оправдан по отбытии срока!!!???  Что за маразматики писали те законы?  ЦК вообще было наплевать, что там в законах записано. Дело в том, что только 0,001 % следствий длились меньше трех месяцев, остальные все - больше шести. Кроме того, следственные органы всегда находили причину продлить следствие, не помню случая, чтобы прокуратура им отказывала. Из своих бесед с ментами-поселенцами, служившими на Украине, из их рассказов я хорошо знал, как они это делали. Органы дознания никуда не спешили, логика простая : получаешь ты срок не за то, что совершил, или не совершил, а за то, что уже сидишь! Прокуратура всегда на все 200% подписывала следственным органам продление санкции. В той стране, с ее социалистическим строем, никого не волновала экономическая составляющая :  выгодно, невыгодно, целесобразно, нецелесообразно тебя содержать под следствием. Вот как нас  - четыре года следствия и суда. За то, что власть в лице прокуратуры Украины не смогла у нас изять ни копейки денег, мы то знали,что  дело состряпано в угоду прокуратуры Украины, именно потому,что она не смогла изьять у нас ни копейки денег, они были уверенны,что напали на золотую жилу...»строителей коммунизма». суд с подачи прокуратуры своими сроками просто мстил нам.
Как бы там ни было, а мое освобождение надо отметить, как говорится, было бы с кем. У меня было с кем: с друзьями-поселенцами, с руководством -- они все этого момента ждали, с моим цехом. Весть разнеслась моментально, уже знали и на 1-м участке, сказали мне, что механик знает, готов приехать, я перезвонил ему : сам приеду, хотел бы с тобой смотаться к староверам. Поселение -- еще не свобода, устраивать большие загулы я не собирался, тем более под надзором говнюка парторга  и его осведомителей, мы все знали их в лицо. Тут просто нельзя спрятаться. Лучше договориться на вахте с нашими «сторожами» в форме МВД, чтоб не отмечали в журнале тех, кто придет после 10 вечера. Можно было использовать именные дырки в периметре забора, использовали оба варианта.
Я договорился с местным мужиком, он жил в стороне на хуторе и, конечно, гнал хороший самогон. Чтобы попасть на хутор, как раз нужно было пройти то поле, на котором когда-то был расположен советский концлагерь 20-60-х годов 20 века, о котором я уже писал. Собралось нас 20 человек, все знали, что напиваться до поросячьего визга нельзя, мне-то за это уже ничего не будет, а вот им... Пришло еще с десяток мужиков, кто со своими женами, кто сам. За них я не переживал, но предупредил, чтоб не горланили песни, завтра соберемся  без  поселенцев. Двор большой, стол большой, соседи еще притащили столы. Я как глянул на сидящих -- ну до 50-ти человек: это ж причина, а народ любит причины с выпивкой.  Ну  где им в этой глуши отвести душу!! Закуски было навалом, каждый из местных еще с собой принес.  Засиделись мы допоздна, некоторых ребят, кому в первую смену, отправил ближе к 12-ти. Пели песни под баян, а как услыхали гитару и любимые народом блатные песни, да задушевный голос гитариста, нашего поселенца, так порой и про самогон забывали. Женщины запели тихонько, ночью слышимость хорошая. Заполночь ушли последние поселенцы –  огородами, по намеченному маршруту.
Ну а пьянка только разгорелась, уже никто не боялся голосить. Я уже не пил, ну куда, хотя в те годы мог - при хорошем закусе... Слушал песни баяна и сводного хора, пил огуречный рассол.
Заночевал  я у хозяина дома, с утра было много работы. Местные жители знали, что я хочу у них в деревне все перестроить, всем это нужно было. Понимал  я, что от меня  ждут  чего-то  нового, все были уверены, что я в силах,  если не изменить все, то, во всяком случае, навести порядок, ну, а что же это такое --  никто себе представить не мог. В первую очередь я и сам не мог представить.
Всегда в новом деле хватает завистников. Вот и появились два завистника, начали мне говорить:  мы, мол, сами все можем сделать. Потом оказалось, что их трое. Я им отвечаю: но ведь ни вы, ни кто-либо другой ничего не делали десятилетиями, кто вам мешал?  Чего-то, значит, не хватало  – мозгов, наверное?  Или леса у вас не было, который гниет годами?
Сказал я о них полковнику, он пригласил их к себе,  третьего тоже (я его в первый раз видел, говорили: он то- ли инженер, то- ли техник по оборудованию) и говорит им: начинайте, стройте, ремонтируйте.  Натан будет себе строить, а вы с другой стороны - все быстрей будет.  Они - хозяину: ну так дайте нам то-то и это. Хозяин психанул, вызвал главбуха: а ну посчитай быстренько, во сколько обойдутся нам требования этих крикунов? Через непродолжительное время она назвала только приблизительную сумму. Когда хозяин услыхал, во что обойдутся требования этих троих «добровольцев», еще больше психанул. Говорит им : у Натана свои методы работы, ему как раз не нужны наши деньги, как вы запросили. И это, конечно, не все --  а сколько вам понадобится людей, техники, где вы все это возьмете? А кто людям зарплату платить будет, из каких денег?   Я-то не против строительства, но вы давно работаете в совхозе и почему-то никогда не заикались предложить свою помощь! Еще с прошлой просеки лежит, гниет лес, который вы же воруете для своих личных целей. А появился специалист - вы тут как тут.
В кабинете сидели капитан-нач. поселения , капитан-зампарторга, главбух -- они все вместе на них набросились. Обращаясь ко мне, хозяин говорит: возьми их на работу. Отвечаю –  возьму, если они что-то могут, пусть поработают пилой, топором, можно на пилораму их поставить, пусть потаскают лес на распилку. Завтра завезу передвижную пилораму, поставим ее на ферме, там будем пилить и там же строить.  Тут один из них не выдержал: я инженер по образованию (был он инженер по сельхозоборудованию), никогда не буду работать на пилораме. А я ему говорю, и капитан, начальник поселения, меня поддержал: да у нас на поселении через одного все инженеры,  пограмотней тебя. Хозяин говорит ему :  ты сначала научись командовать, а капитан добавляет: да мы знаем, как ты командуешь техникой, если б не поселенцы, тебя бы давно из совхоза выгнали. Хозяин говорит им : в общем, идите на свои места, подумайте о себе и впредь не мешайте людям работать. А капитану говорит: забери от него помощников-поселенцев, пусть сам себе находит механиков. Это уже был удар ниже пояса. Действительно, сняли людей с его участка.
Я позвонил своим знакомым в Камышловский автопарк, попросил узнать, где можно взять на время передвижную пилораму. Назавтра получил адрес.  Но это завтра. Ну, а сегодня продолжалось мое освобождение. В пошивочном цехе это проще было решить --  взял в столовой несколько больших пачек индюшки,  так на зонах называют индийский чай, он в то время был большим дефицитом, ароматный, вкусный. Был еще цейлонский чай, но его достать было еще трудней (улавливаете разницу между «купить» и «достать», все было в дефиците). Остальные виды чая, грузинский разных сортов, не шли ни в какое сравнение с индюшкой.
Занес я чай мастеру цеха - о выпивке на поселении не могло быть и речи. Женщины по очереди заходили к мастеру и пили этот чудесный напиток. В тех условиях чай, да еще такой, был лучше любой водки. Принес печенье, там оно считалось первоклассным, другого в буфете не было, конфеты с начинкой, да и это все местные быстро раскупали. Зав столовой напекла пирожков с разной начинкой. В общем получился пир..
 Сложней было напоить других желающих, про закуску я не говорю, каждый всегда на такие сходки приносил свою. В этой компании уже  все вольные, руководство совхоза.  Как только ты освобождаешься, ты становишься равным, вопрос стоял –  где же собраться.  Опять же тут некуда деваться, нужен только повод, ведь все, от ментов до гражданских, знали, что я буду здесь работать, значит, тем более  свой  человек.  Но, как  в любом коллективе  и здесь были люди, не переносившие друг друга. Я, конечно, не знал всей их кухни до конца, лишь кое-что, а завстоловой мне все доложила. Позвали главбуха, чтоб она сказала свое «фэ», они же знали всех, кто напрашивается на мероприятие. Прослушав этот «список», я сказал, что половину из них не знаю, а девочки мне ответили, что они знают. В общем, набралось больше 25-ти человек. С самогоном вопрос быстро решили, а вот с местом мероприятия они долго решали.
Пока я пошел в цех в другую смену, принес кроме конфет с начинкой, пирожки, еще леденцы,  местный «дефицит» - попили чайку, в общем, был пир. Специально с вахты позвал свободных ментов, с ними зашли и мои ребята. Чаю было много, завстоловой привезла для меня больше сотни пачек чая; за дефицит расчет был дефицитом - нашими изделиями.
Позвонил главбуху, она сказала, где договорились собраться. Сборища такие бывали нечасто, если пили, то обычно собирались меньшей компанией. А тут такой сабантуй. Попросили, чтоб я привел с собой своего гитариста, назавтра его никто не будет дергать на работу. Пили все как отвязные, орали песни, кто громче, с большим вниманием слушали любимые блатные песни, песни эти --  вся наша доля людская. Пили много, стаканами - другой посуды в деревне нет; бывают еще 100-граммовые рюмочки, но их и видно не было. Я не столько пил, как перепробовал весь разносол, потому и трезвый был. В общем, как они выразились –  приписали меня.
Назавтра мы с бригадиром пилорамы поехали смотреть передвижную пилораму. Договорились, что пока нам на две недели дадут ее, взамен я дал лес из старых запасов - по-другому бы не дали. Спросил у бригадира:  мы еще вчера с ним вместе бухали  резонно ли за пилораму отдать тот лес, что они просили, он подтвердил. На другой день привезли ее к себе, поставили возле фермы, на заранее подготовленное место для ее установки. Через пару дней запустили в работу. За эти дни подготовки через своих знакомых из автопарка раздобыл пилы для обеих пилорам - расчет нашей продукцией, которую у нас из рук выхватывали.
Начали мы распил бревен на обеих пилорамах, минимум ручного труда. Пилили старый и новый лес. Работали ребята в три смены, не по указанию, а по желанию, все понимали, что будет заработок, а это главное для местных, а тем более для поселенцев. У меня были толковые помощники, из тех троих вольных, которые были со мной на просеке. Все руководство удивлялось такой прыти в работе. То, что я привез пилораму, хоть и на время, настроило людей на то, что мы хотим серьезно работать.
Несколько раз появлялся на обеих пилорамах тот козел безграмотный парторг. Ну не могу я его по-другому называть, еще хуже могу обозвать. Именно такие как он, к большому несчастью народов Союза, заправляли во власти. Пришел, расспрашивает, для кого режем доски, кто дал пилораму, почему дали,  еще куча вопросов. Жаль, я его никогда  там  не заставал, я б ему точно ответил на все его вопросы. Потом он в своей докладной в Москву, своим покровителям, все перевернул с ног на голову. Но это было потом, а пока надо было работать. Наш цех произвел уже достаточно изделий, теперь надо было их реализовать.
Пока никакого решения по нашему вопросу из управления не поступало, ну а ждать их решения и затовариваться не было никакого смысла. С хозяином, главбухом, замом парторга мы решили реализовать нашу продукцию. Издали приказ по п/я совхоза о создании экспериментального цеха  и т.д. Я попросил, чтобы со мной кого-то командировали, одному было неудобно ехать в Свердловск. Со мной поехал ветеринар, муж капитана медслужбы, ему как раз надо было в городе получить какие-то лекарства. Погрузили продукцию в пикап. В Свердловске заехали в гараж, часть продукции перегрузили в «Волгу», а нашу машину с товаром поставили в этот гараж. Предварительно хозяин позвонил своему другу из управления, сразу заехали в гостиницу, там знали о нашем приезде, дали мне тот же номер, там были кровать и диван, так что было, где нам спать.
Чтобы не терять день, решили сначала поехать по делам ветеринара. Потом я позвонил моей первой директрисе, сказал, что кое-что привез. Позвонил в управление полковнику, юристу, оба сказали, что к концу дня могут  приехать. Ветеринар остался в гостнице, сказал, что пока походит по магазинам. Меня интересовало, что они уже проделали, особенно юрист, все-таки и тот, и другой  - не последние люди в управлении, тем более полковник помогал своему другу в совхозе.
Юрист сказал мне, что пока это дело на контроле. Я-то знал, что это их дежурная фраза, для меня этот «контроль» звучал как возможный отказ. Откуда юристу знать, что я в этих делах знаю не меньше его. Полковник сказал немного больше, т.е. ближе к истине. Москва проводит проверку ряда колоний и поселений в нашем крае (я-то знал, что в области только одно поселение), и, по его сведениям, парторг  приложил к этому руку. Но ты, мол, не волнуйся, у нас это не первая проверка, все равно через некоторое время мы сделаем, как нам надо. Я спросил, сколько времени может занять это «некоторое время», он ответил: да несколько месяцев!!!???  Он же не знал, что если ничего не получится, я не собираюсь у них оставаться. Потом говорит, что беседовал с моим полковником и знает, как я там развернул  подготовку к строительству. Ты, дескать, пока занимайся строительством, время подойдет,  мы все восстановим.
Он не понимал, что мы собираемся строить за счет вырученных денег по пошивочному цеху, что управление никогда не выделит того, что нужно для строительства в совхозе; если рассчитывать на помощь МВД, то мы с места не сдвинемся. Ведь еще полгода назад, еще до моего лесоповала, уже была составлена и отправлена заявка на материалы, технику, станки и т.д. --- именно для строительства и реконструкции, но безрезультатно, ибо они не знали, под что дадут все перечисленное в заявке. С того момента ничего с места не сдвинулось, никого не интересовал тот крайний совхоз, с его местными жителями и поселенцами.
Потом мне местные рассказывали, тот же бригадир, что ездил со мной, говорил, что было много попыток, особенно после пожаров, начать хоть какую-то работу, но в ответ –  молчание. Говорит мне: вот ты пришел, может, будет толк, мы уже ни во что не верим. Потом добавляет: когда наши старики были еще молодые, им говорили, если они будут стоять под МВД, то у них в колхозе, а потом в совхозе все будет. Как еще тогда сказали старики, мы уже хотели покинуть эту деревню, да поверили, а теперь уже идти-то некуда, надо только на Восток  перебираться. Приводили в пример тех, кто в то время уехал.
Продолжу. Я полковнику говорю,  а можно поточней узнать о проверке, если парторг написал кляузу, то ее должны были у вас на месте разбирать. Он ответил, что завтра все уточнит. Я ему заодно сказал про ту заявку шестимесячной давности, подумал он, потом позвонил куда-то, зашел мужчина в штатском, полковник задал ему тот же вопрос. А этот мужик ему отвечает: до конца года заявку рассматривать  не будем, ну а потом, если руководство положительно решит, то в последущие полгода все отпустим!!!???
Вот и все, ларчик захлопнулся навсегда. Говорю полковнику, все понял, а он мне  -- это у нас всегда так, сначала пугают, а потом все делают; да я думаю, что вы сами сможете что-то решить. Вот с пилорамой, с пилами ты же решил вопрос. Ну а тут и обком поможет, вы занесены в повестку дня где-то в конце лета!!!???  Спрашиваю: а если я за половину леса, что мы привезли с просеки, все вопросы решу?  Он мне говорит: я не думаю, что это будет правильно, может, это будет много, а я ему: нет, это будет как раз, чтоб меня опять упрятать. Ведь  этот  лес принадлежит  совхозу. А он : нет, этим лесом также распоряжается и управление.  Он правильно говорит,  если старый лес гниет уже несколько лет, это еще не значит, что его можно использовать без доклада в управление!!!???  Вот такая в те годы была действительность. Вот и говорю ему: чтоб не зависеть от управления, не бояться, что тебя за пилы посадят, нужно иметь независимость, можно работать с управлением, но только по договору. Обращаюсь к нему по имени-отчеству: значит так, сейчас я изготавливаю изделия из отходов производства, к которым МВД не имеет никакого отношения, прибыль цеха собираюсь использовать на строительство совхоза, а ваше управление будет меня сажать за то, что я без спроса взял их лес?  Так получается?
Ни к чему мы с ним не пришли, ну не может он ничем помочь. Бардак есть бардак,  он распространяется на весь Союз.
      Наутро я с ветеринаром поехал в магазин к своей первой знакомой. Официально за наличные выделил ей то, что обещал, она осталась довольна, на радостях мне сказала, что избавилась от болтливой завотделом. Мой глав бух просила привести часть налички, у неее пусто было с наличкой. Поехали в универмаг, предварительно я попросил мою знакомую позвонить в универмаг: подготовить их к покупке по чеку и за наличные. Всю реализованную продукцию мы оформляли через наш «экспериментальный» цех. Я ну никак не хотел давать ни малейшего повода для подозрения со стороны руководства совхоза --  ведь мы начали очень нужное дело, в первую очередь в нем должно быть доверие. Мой спутник был порядочный человек, все годы, что я был на поселении, я знал его и его жену-капитана. Мы вместе пересчитывали наличные, он знал, что часть продукции я сдаю под расчет. Нашему главбуху действительно не хватало наличности на зарплату и другие текущие платежи. Наличность -- это наличность, бояться ее не надо, главное правильно ею распорядиться.
Девочкам в универмаге очень понравились безрукавки, особенно на меху, директор тут же их отнесла в другой кабинет, предварительно надев на себя. Везде я предупредил, если я не приеду в следущий раз, то за меня приедет мой напарник, показал на него, назвал его имя (об этом мы заранее с ним договорились) - ведь по-другому в торговле с тобой разговаривать не будут. Все всегда опасались ментовских штучек , как показала наша жизнь, не напрасно. Мы же все решали напрямую, без их посредников - управлений, трестов, которые своей деятельностью не приносили никакой пользы, они являлись лишним звеном надстройки в том социалистическом планировании.
Потом мы поехали на межотраслевую базу. Директор базы говорит:  не ожидал, что я приеду раньше, чем он рассчитывал. Выгрузили мы свои мешки, он пригласил своих специалистов для оценки товара. Когда они увидели вначале простые кожаные безрукавки, а потом на меховой подкладке, проверили их качество, первое, чему они удивились - это качеству швов, изделия-то из кусков шились: где вы взяли такие машины и таких специалистов, у нас в области такого нет!  Ну не буду я им рассказывать, что все наши спецы - поселенцы, из швейной «зоны», а про машины сказал - наши умельцы придумали. Они сразу совсем неплохо оценили кожаные безрукавки, ну а на те, что на меху, дали цену сверх всяких ожиданий. Собственно, они знали, что делают.
Оформил  я, как и раньше, чек и наличные. Директору все очень понравилось, говорит мне: я знаю, что ты еще  кому-то возишь,  вози ко мне, я вам дам аванс на квартал вперед, а при покупке товара не буду сразу отсчитывать ваш долг, дам хорошую цену, ну а потом постепенно рассчитаемся. Всегда помогу деньгами для ваших закупок, помогу приобрести  нужную  вам  технику,  только с условием: вози всю продукцию ко мне. Для большей убедительности вызвал бухгалтера, взял у нее чековую книжку и говорит: уже даю, сколько написать и на кого?  Потом посмотрел наш договор о намерениях и вписал в чек в/ч такое-то. Так будет верно и дает мне чек, смотрю, стоит сумма - 150 000 рублей!!  По тем временам - это огромные деньги.
Я сделал умное лицо, подумал и говорю ему: я возьму чек, но с условием, пока не буду ничего обещать, деньги эти мы пока снимать не будем, через несколько дней я вам перезвоню, возможно, тогда еще привезу кое-что. Но пока позвони в банк и предупреди, чтобы по этому чеку выдали деньги через неделю, а я за это время у себя должен все решить. Директор тут же вызвал главбуха и пересказал ей наш разговор,  попросил  позвонить в банк. Пошли мы обедать, там он мне говорит: думаю, ты от подарка не откажешься?  Кому-то что-то сказал, попросил у меня ключ от машины -- там тебе положат пару ящиков пива импортного.
А в это время мой ветврач пошел на склад выбирать ковер для своего дома, его жена была зампарторга куста.  Пока я рассматривал пиво, директор дает мне сумку: там пара бутылок французкого коньяка, ну и русская перцовка. Про коньяк я уже не говорю, но и перцовка (водка с перцем) в те годы была огромным дефицитом.
Приехали в гостиницу, дежурная дает мне номер телефона:  вас просили позвонить. Позвонил я полковнику, он хотел подъехать, подвезти игрушку для сына моего хозяина, ну заодно и выпить. Говорю: я не один, со мной врач-ветеринар, муж капитана; когда он узнал, кто это, сказал -- это свои люди. Прошу его за мой счет взять чего-то выпить. Сели мы ужинать, он мне говорит, что они пытаются исправить ситуацию, пообещали подключить обком. На этой волне я показываю ему чек на 150 000 рублей, у него глаза стали круглые, попросил взять в руки этот чек: в жизни не держал таких чеков в руках, добавляет  --  вот как ты развернулся!! Пошел к телефону:  позвоню юристу, пусть сам посмотрит на этот чек. Подъехал юрист (по телефону полковник ему ничего не сказал), спрашивает, ну, что у тебя за новость? Полковник мне говорит,  а ну покажи ему, как надо работать. Показал  я  юристу  чек,  он  тут же с удивлением  сел на стул и заморгал глазами: вот это да!!!
Начали они меж собой обсуждать ситуацию, я молчу - это же не в моей компетенции. Много вариантов они перебрали, дошли до того, что говорят мне: давай мы нашему генералу покажем чек, я им отвечаю: чек-то со мной, если что, вместе пойдем к генералу. Они сразу сказали: он тебя не примет, ты только освободился и еще сам на птичьих правах. В общем, вопрос надо решать без нашего шефа, он не пойдет против главного управления. С каждой минутой я все больше убеждался в бесполезности нашего предприятия, но еще пока гром не грянул. При таком темном раскладе, конечно, гром грянет, но пока продолжаем тешить себя надеждами, уповая, как всегда в России, на русское авось.
Когда юрист и полковник прокручивали варианты выхода из тупика по регистрации цеха, я им сказал: ведь мы работаем исключительно из отходов производства, делаем нужное дело для государства и приносим огромную пользу для вашего же поганого совхоза --  ведь мы будем перестраивать совхоз за счет прибыли, полученной от продажи. Это ж каким надо быть кретином, чтоб не видеть выгоды от всего этого!!!   Затем  добавляю:  пока  у нас в стране прав тот, кто имеет больше прав.
Я не боялся с ними так говорить, я знал, что они не трепливые, ну и кроме того, со своей испорченной психологией, которой я обязан советской власти, понимал: они не будут рубить сук, на котором сидят. Я, конечно, расстроился  в  тот  момент.  Вообще, вспоминая то время, то вонючее плановое хозяйство, которое высасывалось из пальца по указанию компарии,хотя и были грамотные экономисты, но кто их слушал, зла не хватает оценить действия руководства   снизу доверху.
Наутро мы поехали к себе в совхоз. Еще с вечера я начал думать: что, если в Камышлове на кожзаводе наладить это производство?  У нас уже есть готовые специалисты, ну, будем возить людей, тут ехать-то 20 км, на Украине мы и дальше ездили на работу.
В Камышлове заехали мы в автопарк, поговорил я с главным механиком, у него кругом были знакомые. Договорились, что я завтра-послезавтра позвоню и мы вместе поедем на кожзавод.
Приехав к себе, все мои подарки я оставил в машине, подарок сыну полковника передал еще на улице. Зашел к главбуху, пошли к хозяину, выложил на стол всю наличность, начал по документам отчитываться за реализацию товара. Главбух позвала своего зама. Зашел капитан --  начальник поселения, он не рос в звании потому, что не имел высшего образования, но, думаю, оно ему и не нужно было.  Вот тут надо вспомнить  и о  майоре, зам. начальника женской  колонии, одновременно  начальник  оперативной части колонии. Он тоже был без высшего образования и получил звание за выслугу лет. Он работал еще в старом лагере, находившемся на территории тогдашнего колхоза в этой деревне. Это были 40-60 годы. Он бы многое мог поведать о том лагере, о пытках, издевательствах, убитых  зэках, об их кормежке и т. д. Я лично еще застал в живых и тех, кто 30 лет назад сам сидел в этом лагере, и тех, кто их охранял. Жили они в этой деревне, работали в этом совхозе, им некуда было деваться. Узнав, с кем имеют дело, они делились со мной воспоминаниями. Сколько бы об этом ни писали, все равно будет мало написано о страданиях всех народов Союза.
Продолжу. Каждый из тех, кто был в кабинете полковника - он еще позвонил капитану-зампарторга, с мужем которой я ездил в Свердловск,  подержал в руке тот чек, все  смотрели на эту сумму и балдели. Потом говорю, обращаясь к зампарторга: все нами заработано за счет тех отходов, что привозят к вам в женскую колонию уже не один год сжигать в топке котла. А ваш парторг дальше собственного носа ничего не видит, его все время долбит измена.
Капитан смотрит на пачки денег --  она еще не знает, сколько там; потом главбух говорит ей, на ее безмолвный вопросительный взгляд: столько-то - она аж на стуле заерзала. Смотрим на полковника, он начинает заводиться, вдруг говорит: да она (на зампарторга) не понимает, да и никто не понимает - не ожидали такого поворота дела,  давайте сюда  пригласим  парторга, начистоту с ним поговорим. Кроме Натана здесь присутствуют члены партии, услышим, что он нам скажет.
Его зам позвонила парторгу в гостиницу, застала,  между прочим, только у него в номере был телефон, остальные, кто приезжал, могли звонить с телефона в фойе, говорит ему: полковник  просит его зайти и  сама туда подойду через полчаса. Сделали перерыв, пошли в столовую пить чай, по дороге в столовую с нами был и начальник поселения - капитан Дюсинбенов. Сейчас мне трудно сказать, почему я на всю жизнь запомнил его фамилию, но ведь и паскудника парторга - Запорожца запомнил, хотя этого надо было забыть, как кошмарный сон. Во всяком случае, ни мне, ни другим поселенцам капитан  не делал, как говорят «от вольной масти», ничего плохого. Он больше других понимал наше положение. Был он честный офицер, в отличие от своих подчиненных оперуполномоченных. Те двое были паскудники, он многократно делал им замечания, чтоб не наломали дров, а чтобы они ни на кого не наговаривали, он сам всех выслушивал и делал выводы. В большинстве случаев он пересматривал решения своих горе-помощников. Вот так в свое время, выслушав меня, он забрал меня с 1-го участка от идиота начальника участка.
Мой капитан сказал мне, чтобы я не «выступал» при парторге, вначале они сами с ним поговорят --  они все члены парткома,  ему придется с ними говорить. Мне он скажет, когда вступить в разговор.
Зашли мы в кабинет полковника, парторг увидел меня и говорит: а ну выйди отсюда, ты пока заключенный,    я с тобой еще разберусь. А полковник ему:  ты  опоздал,  Натан уже освободился, теперь он такой же, как и мы ; а его зам говорит: у нас не партсобрание.
Сказали ему «повестку»  дня и по очереди начали его песочить, по ходу вводить его в курс  дела, задавать  ему  вопросы: почему он без их ведома и согласия сообщил в Москву, не проверив ни одного факта, и т.д. Они все были злы на него. Я-то до этого разговора понятия не имел, что этот паскудник через все головы сообщил в Москву. Что он там написал, можно было только догадываться. По-видимому, руководство совхоза из управления поставили в известность о письме. Он начал оправдываться, лопотать несуразицу: его подвели другие,  а  он  им  доверился  и  т.д.
Тут начальник поселения обращается ко мне: а ну назови ему его осведомителей!!  Я и говорю: я их сюда сейчас приведу  и называю их фамилии.  На поселении  мы  знали,  кто на  кого работает, могли их давно отправить в «петушатник». Не надо никого убивать, нужно только опустить  и все, желающих это сделать хватало.
Потом капитан мне говорит:  ну-ка поведай парторгу, где ты берешь кожу  и  прочее. Я еще  раз  всем  и ему, паскуднику, рассказал и повторил  то,  что  все  уже  хорошо  знали, что изделия мы делаем из отходов, привозимых тюками для сжигания в котельной женской зоны, что большая часть денег, вырученных от реализации изделий, пойдет на строительство совхоза. А твои осведомители доносят тебе, что мы воруем кожу из зоны, а у тебя ни компетентности, ни ума не хватило все ими сказанное проверить. Только ради сохранения твоей карьеры и поста в Москве, по твоей вине, из-за твоей  безграмотности  на  много  лет  вперед  тормозилось  восстановление совхоза.
Много чего я ему сказал, меня поддержали все, кто был в кабинете. Особенно  – сверх ожидания  поддержала  зампарторга; уже потом я узнал, что  ее  муж, который  ездил  со  мной, рассказал ей все о моих действиях, разговорах. Потом она попросила показать Запорожцу чек на 150 000 рублей, бухгалтер ему показала, он тоже не устоял, взял его в руки.
Полковник вроде спокойный мужик, но опять здорово психанул, говорит парторгу: уж теперь я позабочусь о твоем росте. А я добавил: знаю в Москве твоих покровителей,   называю их фамилии. Все удивились, уже смотрят на меня другими глазами, а парторг тот действительно  обалдел если тне хуже –  тут уже точно другого русского слова не подберешь. Потом говорит: дайте мне время, все исправлю. После этих слов все на него еще злее налетели. Он сидит красный, голову нагнул: а, сука, страшно стало?
В итоге они решили: для разбора личного дела Запорожца сообщить в управление. В конце разговора ему говорят: а ты о нас, офицерах, подумал,  когда  доносил  в Москву? Он  еле  унес  ноги, идет, бормочет себе под нос. Потом я рассказал всем, откуда знаю фамилии московских генералов --  его недоброжелатели в управлении мне сказали. Не хотел я напрямую называть юриста и полковника. Потом мне в Свердловске полковник сказал: да мог бы и назвать. Где он, а где управление, конечно, его там знали, но вот невзлюбили волка за его напыщенность.
Когда тот паскудник ушел, я подробней рассказал про чек. Полковник говорит: вот это клиент, вот это работа, а тут какой-то --  да как даст нецензурным русским словом, ну накипело у него за несколько лет работы рядом с этим мудаком.
Вечером пришли все на ужин в столовую, наш полковник зашел, выпил, извинился и ушел. По их статусу ментовскому, не положено пить со своими подчиненными. Дурацкий статус, в армии начальство и с солдатами пьет, и службе это не мешает. А вот когда я и другие приходили  к  нему  домой --  вот тут можно было  даже упиться.  Я как-то спросил у его жены :   вот так вы вдали от всех выпиваете?  А она мне говорит: ну ты же знаешь нравы нашей страны, я везде хожу веселюсь и за него, и за себя. Действительно ходила.
Принес я ящик пива, сначала все замолчали, ведь никто из них еще не видел такой упаковки, а когда я распечатал ящик и начал вынимать оттуда красивые бутылки, с красивыми наклейками - сразу все загудели. Я сразу отложил жене хозяина три бутылки, остальное пиво разделил на присутствующих, сказал: сами решайте, тут пить, или взять с собой. За столом разговор шел только об этом козле парторге, да не о ком говорить!
Поехал я к своим ребятам, занес ящик пива, отложил для своего друга с 1-го участка, угостил своего приятеля прокурора, остальное поделил между моими ребятами и швеями. Неважно, сколько кому достанется на пробу, главное --  уважение к ним проявлено, а это в тех условиях дорогого стоит. В общем, получился у всех «пир»  да еще с импортным пивом.
Утром я позвонил в Камышловский автопарк, механик сказал, чтоб приезжал, он договорился с кожзаводом. Раньше я его просил: скажи им, что я твой приятель, приехал там из Омска, из Новосибирска - не местный, хотел заказать у них их продукцию, что я сам начальник цеха.... Поехали на кожзавод, зашли в дирекцию, пошли мы с механиком знакомиться с производством. Меня меньше всего интересовало их производство - по тем отходам, что мы использовали, было видно, как они ведут хозяйство. Рабочие сами говорили, что оборудование старое  и  т.д. Меня  интересовало:  можно ли у них на заводе создать пошивочный цех. Обошли мы все помещения, нет свободного места для нового цеха, территория вроде большая, но без толку. Поговорил с начальником цеха, с мастерами, узнал от них, что годами добиваются построить новый цех для своего производства --  все напрасно, ответ один: нет средств. Вот какие идиоты стоят у власти, такой завод  надо развивать, а им, оказывается, ничего не нужно.
Приехал к себе в совхоз, рассказал главбуху, что на кожзаводе ничего не получится; она была в курсе дела   про кожзавод. Кроме нее никто ничего не знал, да даже если бы знали, то сами ничего решить не могут, в каких-то  случаях они могут уже, так сказать, по готовому помочь, но не более  того.  Все  пущено  на  самотек.  Никаких деловых связей:  ни в совхозе, ни тем более в управлении - варятся в собственном соку, блюдут статус неприкасаемых МВД.  Созидать - это не их дело, их дело - выполнять указания ЦК, обещать и не выполнять, выявлять, наказывать, охранять.
Позвал нас к себе хозяин, сказал, что разговаривал с управлением, там сказали, что через пару дней дадут окончательный ответ. Мы с главбухом решили вывезти из цеха все, что успели изготовить. Сложили все в мой пикап, оставшийся материал, заготовки, уже готовые к пошиву. Попросил мастера: раздай все швеям, пусть у себя в комнатах все положат, наша кладовка должна быть пустая, не исключено, что нам могут не разрешить дальше работать, пока  к  этому все  идет.  Поведал ей о парторге. К вечеру она мне говорит: давай подошлем к нему нашу красавицу, была там красивая женщина лет 30-35 - она поднимет шухер, что он хотел ее изнасиловать, сама к нему в гостиницу придет, мол, она его не выпустит, она такая бандерша -знает все, как надо делать. Сразу меня как-то заинтересовало ее предложение, потом говорю: надо подумать, чтоб нас все это не зацепило, ему-то мы можем поломать карьеру, а как нам быть?  Всем будет ясно, что мы к этому руку приложили. Нет, тут  надо хорошо все взвесить, подождем пока. При его отношении к зэкам и поселенцам --  не и отомстить...
Конечно, рассказал своим ребятам, не забыл и приятеля-прокурора, он долго возмущался безмозглостью парторга, с ним он тоже не общался. Поселенцы знают, что в таких случаях делать с суками в погонах. На 80% прекратилась распилка леса, пришлось позвонить соседям, чтоб через два дня приехали за своей пилорамой. Хотя мы уже почти договорились о покупке этой пилорамы. Вечером бригадир уговорил  меня еще на неделю отсрочить отгрузку пилорамы. Видя такое дело, оба бригадира хотели для своих целей напилить досок.
Потом узнал, что  парторг  поехал в Свердловск, в управление. Я уже и сам собирался отвезти готовую продукцию, сопроводительные документы у меня уже были. Еще раньше юрист управления подтвердил, что мы можем иметь при совхозе экспериментальный цех, но временно. Мне уже сказали, как непросто поставить этот цех на баланс управления. Коммунисты устроили такую систему, что никому без указки свыше нельзя  что-либо  создавать,  самое главное –-  нельзя проявлять инициативу на местах. Полковник вызвал меня, там уже была главбух, сказал, что едет в управление. Потом мне его жена сообщила, что они едут с сыном на несколько дней, пока муж будет решать дела в управлении, они поживут в своей квартире, давно там не были, повстречаются с родней, с друзьями.
Главбух попросила меня пока пару дней не ехать в Свердловск, подождать звонка. Чтоб не терять время, я решил поехать к своему другу на 1-й участок. Встретились мы с ним в его доме, позвали моих бывших  коллег-электриков  и  его  двух  механиков. Дал другу пиво, он вообще такого не видал никогда, да никто из них тоже не видал, ну где в русской глухой деревне кроме браги и самогона что-то другое есть?  Поставили на стол самогон, первачок, в блюдце налили -- горит синим пламенем. Сели за стол, а перед этим я ему говорю:  пригуби самогон, но не пей, он понял, и мы только носом понюхали самогон. Говорю ему:  подожди, не порть вкус, пусть пацаны напьются, у меня есть бутылка французского коньяка --  вот его мы с тобой и выпьем. Я же знал, что на восьмерых бутылка не тянет, ну, а после коньяка всем пить самогон --  это уже  будет  не по-нашему. Или после выпитого самогона, кто же пьет коньяк?
Потом, когда все, кроме нас, были уже навеселе, попросил хозяйку поставить на стол пять блюдец, а деревенские-то блюдца поглубже, чем городские. Открыл бутылку 0,75  ---  все, конечно, только от красоты бутылки обалдели. Большой деревянной ложкой каждому в блюдце налил коньяку для дегустации. Сначала все услышали аромат –  букет этого напитка, попробовали ложками, полный восторг на лицах. Извинился я, как говорят на Руси, «для порядку», разлил по полстакана ---  другой посуды кроме граненых стаканов не было:  хозяйке, другу и себе. Пояснил им: пить надо медленно, смакуючи, даже нужно останавливаться, чтобы слышать букет. А что там пить? Мы этот коньяк выдули, а пустую бутылку хозяйка сохранила на память.
Да, механик мне сказал, что вместо того козла начальником участка временно - зоотехник. Говорит: мне предлагали, но я сказал, что подумаю. Я ему говорю: не отказывайся, а то пришлют другого козла на ваши головы. Мы еще с вечера договорились, что поедем к староверам, он что-то должен был им отвезти.
               
             Наутро поехали к староверам, они обрадовались нашему приезду. Меня многократно благодарили за письма, за связь –  мы многое для них сделали; тем более, они уже знали, что я родом из их мест. В этот раз собрались все в праздничной одежде. Я спросил у старшего:  что за праздник?  А он мне говорит: это мы вас встречаем. Заговорил я с ними на ураинском языке - вот был восторг!  Много лет они на нем ни с кем не говорили.
Сели за большой стол. Все степенно, еды в ресторане такой не увидишь и не закажешь - только они могли такую еду приготовить. На столе была медовуха очень вкусная, но они вообще-то выпивают так, для близира. Я помнил, что надо кушать понемногу, так и делал. Каждый из них подходил к нам со своей чаркой, кланялся и выпивал за здоровье, нам не обязательно нужно было пить с каждым, но чарку держать надо было.
Днем по приезду  мы побывали в каждом доме -- староста сказал, что каждый дом хочет нас у себя приветствовать. Уже не первый раз они нас так приветствуют.
Назавтра, после обеда, мы собрались уезжать, я сказал старосте: еду на Украину, наверняка насовсем (у меня действительно после того, что я услышал и увидел, была уверенность в этом ну если не на 100%, то, думаю, чуть меньше). Сказал: заеду в Ирпень (из тех мест их выслали на Урал). Староста уже знал, кого я там могу увидеть -- это те же братья и сестры, что были на нашей просеке. Нагрузили нас продуктами, мне показалось, что больше, чем всегда.
Приехали к механику домой, сели ужинать и распили мою вторую бутылку коньяка. Потом его жена, которая знала о коврах, мне говорит: „Натанчик (так меня называли почти все, кто меня знал, да и по сей день так зовут), а мне можно купить ковер?“  Ну я говорю: если твой муж сможет со мной поехать в Свердловск.
Утром я сказал механику – возможно, сегодня еще не поедем, пока сам съезжу к себе, если что, то приеду за тобой. Зашел к главбуху, спросил о новостях, хотя заранее знал, что изменений никаких не будет. Она мне сказала: звонил хозяин, говорил с начальником поселения, а тот уже мне сказал, что в ближайшее время ничего у нас не будет. Мол, механизм этот – по доносу парторга запущен,  никто сейчас не возьмется его остановить, надо выждать.
Потом мне начальник поселения сказал: „В управлении сильно ругались, разбирали дело парторга. Ты же еще поедешь в Свердловск, хозяин просил тебя найти его, вот дал телефон“. Повздыхал, поругал отборным матом того пидора замполита-парторга, чем и облегчил свою душу.
Позвонил я механику, договорился назавтра ехать, опять загрузил машину, взял у главбуха чек, чтоб вернуть на базе. Кому надо -  рассказал, что уже точно ничего не получится из нашей затеи. Утром с механиком поехали в Свердловск, поселились в той же гостинице, там уже меня знали, дали тот же номер. Позвонил на базу, сказал, что завтра приеду. Раздается звонок :  звонит полковник из управления, он знал уже, что я буду в Свердловске, попросил меня приехать к нему, мол, кое-что надо уточнить. Уточнять-то нечего было, но раз зовет, надо ехать. Приехал я в управление, зашел к нему, попили дежурный чай, он куда-то позвонил и говорит мне:  пошли, ну пошли.  Привел он меня в кабинет зам. начальника управления, а по дороге мне говорит: с тобой хочет познакомиться наше руководство. Я остановился: я еще никто, у меня на руках только вонючая справка об освобождении, он что, может мою судьбу изменить?  Полковник мне говорит:  Не судьбу, но кое-что может. На днях тут у нас был бурный разговор в присутствии начальника управления, разбирали вашего парторга.  А я ему говорю:  Да заберите себе этого козла!  Полковник: Так он уже сейчас никому не нужен!  И попросил: об этом разговоре там не вспоминай. Заранее мне сказал, кто там уже есть и кто может зайти.  Зашли мы в кабинет. Сидит генерал в штатском, приветливо со мной поздоровался. В кабинет заходят мой хозяин и еще двое мужиков в штатском. Мой хозяин говорит мне:  Натан, мы столько о тебе говорили, что начальник управления, пользуясь случаем, захотел с тобой познакомиться.  Я промолчал.  Затем хозяин, уже наверняка не в первый раз, начал ему докладывать о наших планах по цеху и строительству, потом   ему говорит: об остальном вы знаете. Генерал, уже обращаясь ко мне:  а вы справитесь?  Меня тут такая злоба взяла, еле сдержался, чтоб не нагрубить, я уже понял, с кем имею дело.
 А с чем же справляться?  Вы же все уже поломали – не персонально вы, конечно. Никто даже не подумал проверить, что это такое, нужно, не нужно, сразу доносы - вот и приехали.  Повторил  ему, что уже не раз говорил:  работаем в цехе на отходах производства, которые кожзавод годами тюками привозит в женскую зону на сжигание в котельной. Доход от цеха пошива, за минусом внутренних расходов, пойдет на строительство совхоза, в котором десятки лет ничего не менялось, не строилось. Местные  думали, что будут  под крылом МВД, так у них  в  совхозе  все  будет  в порядке. За те три с половиной года, что я был на поселении, МВД ну ничем не помогло родному совхозу,  не скоро, как видно, поможет.  Сказал я ему о том разговоре в кабинете полковника пару недель назад.   Как сказал ваш сотрудник, до конца года заявка совхоза на материалы и финансирование разбираться не будет,  потом,  если  ее  утвердят, то в последующие полгода совхоз начнет получать заявленное!?  Ваша служба ни на что не реагирует, им здесь теплей, чем там в лесу.
Потом он у меня спрашивает:  надолго ли я здесь задержусь? Я отвечаю:  уже никуда не спешу, если наладить жизнь в совхозе, то и там можно жить хорошо, как говорит русская пословица:  «от добра добра не ищут».  Я уже понял, что он даже не собирается ничего менять, выслушает меня,  на этом все.  Ваш вопрос не по теме, мое личное дело еще не закрыто, я еще с этим буду разбираться. Сейчас речь идет о совхозных делах, а не о моем личном деле.
Тут мой хозяин говорит ему: это как раз тот, под началом которого работало  400  человек  на  прорубке  просеки,  за  это  время в его команде не было никаких нарушений с нашим контингентом“. Мы для  МВД  уже не были людьми, о нас можно было  в их ментовском понимании  --  ноги вытирать, что порой за годы той сучьей власти они и делали.  Далее мой хозяин продолжает: это он предложил организовать новое производство, хозяйским глазом увидел, что пропадает ценное сырье, изготовил образцы, показал торговле, они готовы у нас наши изделия покупать.   Я добавляю: хозрасчетный участок нужен, чтобы нам никто не мешал строить и шить. Иначе никогда по потогонной системе не восстановите совхоз, --  они все знали, про какую систему я говорю.
Тут к разговору подключился юрист; когда он зашел в кабинет, подошел ко мне, поздоровался за руку - все это заметили,   сел возле меня. Говорит хозяину кабинета: Я был в совхозе в составе обкомовской комиссии по проверке жалоб жителей и подтверждаю все сказанное Литвинским, Обком со своей стороны примет меры по улучшению условий жизни в деревне-совхозе, обком уже прислал письмо в управление. Потом генерал говорит: я многого не знал о совхозе, будем решать.
Интеллигентно поблагодарил меня за мой рассказ - это они умеют делать, на том я и юрист удалились. Зашли к юристу, попили чайку,  он мне сказал: это долгая история. Раз Москва приказала -- надо переждать. Потом, глядишь, они пересмотрят свое решение, на моей практике это часто случалось.
Зазвонил телефон, полковник меня попросил зайти к нему, они уже все ушли от зама. Я зашел к нему, там был мой хозяин, он поблагодарил  меня  за  все,  что я сказал заму, говорит: может, сейчас они поймут, что нужно помнить о совхозе. Начали они меня как бы успокаивать, надо подождать, все наладится. А я им говорю: ну и кто же, когда же возьмет на себя смелость просить Москву о каком-то совхозе?  Все везде сидят на своих местах,   никому не нужны никакие улучшения снизу, а вы на местах варитесь в собственном соку.
Начали мне петь дифирамбы, ну а я, чтоб закончить пустой разговор, сказал: подумаю. Потом мой хозяин дал мне свой домашний адрес, сказал:  вечером приходи, жена и сын просили. Говорю ему: я не один, со мной механик с 1-го участка. Он говорит:  хорошо, мы его хотим там назначить начальником участка;  а  чего он с тобой приехал? Говорю: за ковром. Они оба засмеялись: пусть с тобой приходит.
Еще раньше полковник из управления дал мне служебный номер-плакат, впереди на торпеде машины можно положить,  ни один инспектор не остановит, благодаря этому знаку меня на дорогах не тормозили.
В гостинице я рассказал механику о приглашении. Поехали мы в гости, нашу машину поставил в том кооперативном гараже, где стоит машина полковника, он мне еще раньше сказал, что мою груженую машину могу оставлять в этом гараже.
Хозяйка и сын встретили нас приветливо, она знала механика. Пошли во двор знакомиться с остальными приглашенными. Хозяин имел квартиру в доме на две семьи, жил на 1-м этаже, у него был свой двор, по русским меркам где-то соток до 8-ми. Это примерно те сотки, которые выделяли на предприятиях под дачные участки.
Из моих знакомых были полковник с женой, которую я знал, юрист с женой. Забегу вперед -- потом юрист с женой подошли ко мне и попросили устроить им ковер. Честно говоря, в тот момент я даже не знал, что им ответить:  я же в последний раз ехал на базу, но отказать не мог, сказал: перезвоню. Остальные две пары были сослуживцы хозяина еще по армии.   Выпили, закусили, между подачами  начались   разные разговоры. Все вели себя раскованно, мы с механиком быстро освоились. Естественно, зашел разговор о совхозе и моей работе в нем. Они понимали, что уже давно пора внести изменения в структуру МВД, - вот  наш совхоз, возможно, и станет трамплином для новых действий. И они, разумеется, будут организаторами нового дела, а это повышение по службе, всевозможные премии, награды. Они от меня этого не скрывали.
Я им открыл глаза на новое виденье, им действительно не хватало человека, которому они бы могли помогать в новом деле. Но удивительно другое: десятилетиями возились, сжигались отходы кожи, периодически у них был свой лес, но никто и пальцем не пошевелил создать то, что я предложил. Тогда еще не было у них никакого подлюки- партора,  которого  они сейчас готовы стереть с лица земли, а ведь он  ---  чистейшее порождение той гнилой системы:  «разделяй и властвуй», к которой они были причастны. Вывод простой: мозгов не хватало, инициативы  не хватало в их системе, да  и  не  только  в  ней. За инициативу снизу, не санкционированную той сучьей партией большевиков, наказывали --  редко кому удавалось прорваться со своей идеей, к ней сразу примазывались сосущие прихлебатели, зачастую самого инициатора вытесняли на задний план. Система боялась потерять свое значение в глазах народов Союза.
Далее, они все еще надеялись, что Москва в ближайшие дни даст добро на наше, т.е. их предложение. Я же за лаврами не гнался, у меня была конкретная задача: обеспечить себе снятие этого дурацкого иска, если карта ляжет --  то и снятие судимости, а значит, полного моего оправдания. Ну, еще, конечно, была забота о своем заработке.   Я хорошо знал:  если все сложится, то в совхозе главбух не будет с меня по моему  иску  ни копейки высчитывать. Она и раньше ничего не высчитывала, потому что не из чего было высчитывать, тех заработков, какие были у меня, да и у других поселенцев, не на много хватало. При работе в совхозе --  при условии создания  хозрасчетного  участка,  даже под эгидой МВД, - при выполнении строительных и пошивочных работ в швейном цехе, думаю, что за пару лет сняли бы с меня этот дурацкий иск.
Я понимал, что в других местах, где бы я ни работал, с меня бы выворачивали потому дурацкому закону иск - 50%. Поэтому совхоз был для меня идеальным местом, кроме того, занимался  бы  полезным  делом.  Я  не  рвался  в город, я уже видел перспективы работы в сельской местности: хорошие люди кругом живут,  Россия - не Украина, тут нет такого антагонизма по отношению к другим нациям.
Слушая их разговоры, я все больше убеждался, что они, особенно сейчас, не могут шагу ступить без указаний сверху. Конечно, было обидно: вот запустил дело,  хорошо пошло и все это видят, и вдруг обрыв из-за одного засранца-карьериста.   Уже позже я узнал, что Москва его за эти действия не жаловала, но пока все поломали, побоялись отменить свой же приказ, опять же по причине:  «а что скажет начальство»? Им проще запретить, чем еще раз проверить, пошевелить мозгами.
Хозяин спросил у механика:  ну, подумал?  Даже если ты не надумал, мы решили тебя назначить на должность начальника участка. Вот приеду в совхоз, подпишу приказ,  давай принимай хозяйство.
Согласился механик на новую должность, ну как могло быть по-другому, тот участок он знает, как свои пять пальцев. Он как раз из тех русских  мужиков, которые свою жизнь на земле, в лесу ни на что не променяют. Толковый, степенный, не пьяница, с доброй душой, руки золотые, в меру честный, умеет дружить, ладить с народом. Не чета тому паскуднику-начальнику!!.
Под вечер подходит ко мне хозяйка: вот, Натанчик, познакомься  с женами наших армейских друзей. Познакомились,  она просит ковры для своих подруг!!!???. Ну как ей-то отказать, сказал:   утром перезвоню. Уже наговорились, напились --  пора и честь знать.
Привезли нас с механиком в гостиницу. Утром решил позвонить хозяину и спросить у его жены насчет расцветки ковров, я еще не знал, как там на базе будет, спросил:  видели ли подруги ее ковер, сказала, что видели, они, у меня сейчас, говорит о жене юриста, что она тоже согласна на любой. Я сказал:  помню ее ковер, попробую подобрать. Не везти же мне на базу трех женщин, я и так к директору посылал, если не откажет, то сам привезу им. Возможно, еще раз привезу к нему наш товар, тогда точно не откажет. Какой дефицит в те годы были ковры, рассказывать не надо.
Поехали на базу, директор встретил нас хорошо, сразу пригласил покушать, в гостинице мы только чай попили, после вчерашнего еще не были голодны. После обеда выгрузили свои мешки с товаром, пошел в бухгалтерию, а там девчата уже носят наши безрукавки. Главбух говорит мне: вот видишь, твоя продукция идет нарасхват!
Как и раньше, девчата все пересчитали, пошли мы с директором в кассу за расчетом, взял я часть на чек и побольше налички. В кассе директор мне говорит: деньги мы на технике считаем, пока ошибок не было. Когда я увидел эту счетную машину, понял, что база имеет большой оборот в наличке. Впервые я увидел эти счетные машины лет 12-13 тому назад. Мы делали сигнализацию, электропроводку в банке Ленинского района Киева, на Бессарабке, вот там я их впервые увидел.
Вернул я ему чек:  не  имею  права  рисковать  чеком и доверием, не все у нас складывается,  как хотелось бы. В общем, я его своими словами о доверии растрогал, да других слов и быть не могло. После этого говорю ему, что хотелось бы, если можно, посмотреть еще 3-4 ковра, а он мне:  ты что, сам будешь цвет, рисунок подбирать, давай звони своим женщинам, пусть приезжают.
Позвонил я жене хозяина: собирайте подруг, пусть с вами приезжают, я буду ждать, сами и выберут. Пока у директора были посетители, пришлось подождать. Прошло, наверное, около двух часов, привозит на 21-й „Волге“ жена хозяина своих подруг. Механику ковер мы уже взяли. Пошел я с ними на склад, завскладом уже знал меня и что я привожу. У женщин глаза  загорелись от изобилия ковров, мои глаза также, я сам никогда не видел такого многообразия ковров всевозможных расцветок.   Под этот визит мы еще взяли ковер для дочки механика, она жила в другом городке, для нее это лучший подарок от родителей. Ковры завернули в чехол для машины, чехол большой, и привязали на крыше машины. Багажники на крыше еще не очень были распространены в Союзе, порой дорожная служба милиции останавливала такие машины, штрафовали, но тут другой случай -- на этой машине ментовские номера, я сам на ней тоже ездил, и меня никогда не останавливали. Жена хозяина еще мне говорит: Натан, не волнуйся, меня никто не остановит. Отправил я женщин, а сам пошел к директору базы, механик остался во дворе, там было, где отдохнуть, был хороший недорогой буфет.
Директор базы ценил своих сотрудников, поставщиков, потребителей, он прекрасно разбирался в психологии людей, у него на базе был порядок. Кроме того, он обладал большими связями - это было видно по ассортименту базы, очень грамотный хозяин. Но, к великому сожалению, таких хозяев в той социалистической системе были единицы. Я думал, как ему сказать, что мы закрылись и надолго, возможно, что-то  с ним придумаю. В общем, начал я ему рассказывать  обо  всех  моих делах, о паскудном парторге-замполите, говорю ему: давай подумай, может, у тебя через Москву что-то получится.
Он видит, что в его кабинете у нас не получится разговор, все время кто-то звонит, то кто-то на прием просится, пошли мы с ним в комнату переговоров:  тут уж точно никто мешать не будет. Быстро  мы нашли с ним общий язык. Когда он узнал, что я был на поселении в том совхозе, понял, с кем имеет дело. Потом он мне сказал, что в молодости  сам  сидел  в  лагере  пять лет, он все знал о лагерной жизни. Начал мне предлагать у себя на территории базы поставить ангар под пошивочный цех.
Сказал я ему: при моем иске для меня самое удобное место -- это совхоз, там с меня точно не будут высчитывать иск, а для меня  --  это самое главное, не работать же мне на бугая, чтоб отдавать 50% зарплаты?  В любом другом месте я должен буду, как они трактуют, погашать свой солидарный иск.  Если я после разрешения регистрации хозрасчетного участка, со своей вонючей справкой об освобождении, где указан иск в 120 тысяч рублей, пойду получать паспорт в Камышловскую милицию и там скажу, что работаю в совхозе, то мой иск они пришлют в совхоз, а там с меня никто ничего высчитывать не будет, дальше милиция уже не контролирует исковые заявления. У тебя на базе, или в любом другом месте, с меня будут высчитывать этот иск, а как на остальные деньги жить с семьей?  За последующие пару лет с меня снимут этот высосанный из пальца иск.
Если, допустим, оформиться у тебя начальником цеха, то Москва, которой ты подчиняешься, не пропустит меня по двум причинам: имел срок и большой иск. Ну и кроме того, даже при самом лучшем раскладе, уйдет много времени и денег, а их еще надо заработать.
Все равно экономически невыгодно из Камышлова даже вагонами возить эти тюки с отходами, ведь никому не известно, сколько там годных кусков можно отобрать из одного тюка, вес которого 100 кг. И потом, куда девать действительно отходы, а там у нас в совхозе уже есть, где эти отходы сжигать, у нас там несколько котельных, в них можно спалить любое количество отходов.
И потом, у нас там есть все для выполнения любых швейных заказов: рабочие машины, готовые специалисты --  швеи, мы там можем любой цех поставить. У нас сейчас стоит официально 30 швейных машин, еще 20 стоят в другом месте, как бы для ремонта совхозной спецодежды. При необходимости мы можем поставить еще столько, сколько надо будет. Со швеями нет проблем --  там ведь у нас женская зона, где сидят на машинах как минимум 3 тысячи зэчек, каждый месяц  кто-то из них выходит к нам на поселение. Понимаешь, если у нас будут заказы, я думаю, что и ты об этом позаботишься, то ты переплюнешь все базы Союза, тем более, как ты сам сказал, ты готов профинансировать цех работать с тобой на паях.
Конечно, он согласился с моими доводами,  вместе с тем его очень заинтересовало  мое  предложение. Он уже начал мне рассказывать, в каком регионе страны на что есть спрос. А я возми и скажи ему, что у меня есть задумка на всех кож заводах  Союза создать филиалы  такие каку нас на поселении, но чтоб нас никто ни откуда не попросил, ты должен будешь через своих в Моске проделать простую вещь.Министерсво легпрома должно представлять нас как экспериментальный  цех, подробности мы им распишем. Ему не надо было расжевывать,он сразу во все врубился, говорит мне  : ну ты Натат и голова...
       Ну, что я могу о нем сказать – большой специалист. Вот я ему и повторил, что ему в Москве, при его связях, возможно, удастся добиться отмены дурацкого запрета, наложенного на совхоз: где Москва, а где совхоз! Говорю ему: в тоих руках все козыри, безотходное производство, ведь единицы предприятий освоили такой метод работы. В общем, он сильно загорелся, в голове уже все просчитал.
После разговора проголодались, пошли в столовую, я позвал механика. Кушаем и строим прожекты:  уж так устроен наш мозг --  искать выход, вход найден был давно, тогда, когда меня посадили, а вот выход мы искали за столом, поедая свой заказ.
После обеда директор пошел к себе в кабинет, там его ждали люди, а мне говорит: ты пока со своим коллегой пройдись по складам, вспомни, может, что забыли, я освобожусь, найду тебя. Начнем пробовать, что Москва скажет. Если на какой-то склад вас не пустят --  пусть звонят секретарю.
Мой механик мне говорит: нужное в хозяйстве найти, конечно, можно, но как быть с оплатой за это? Я подтвердил ему, что оплачу, а потом у нас с главбухом договоримся о твоем возврате. Конечно, его глаза загорелись, ему много чего подошло, ну когда его в жизни вот так пускали запросто выбирать?  По ходу я вспомнил, что жена хозяина просила меня: может, там есть возможность взять обувь ребенку и себе, родимой. В общем, позвонил жене хозяина, часа через полтора она приехала со своими подружками, ну какая женщина устоит против возможности взять себе по выбору новую обувь?
Пошли мы на склад, завскладом уже знал, что я к нему иду, он уже видел нашу продукцию. Торговля -- есть торговля, когда завскладами узнавали, что безрукавки --  моя продукция, открывались все двери. На складе разбрелись по своим направлениям. Механик спросил меня, может ли он взять сапоги, пошли в секцию сапог, взял он три пары кирзовых сапог для работы. С нами пошла девушка --  завсекцией, она ему говорит: да берите кроме кирзовых и кожаные. Они тут вообще кирзу за товар не считали. На радостях он взял еще четыре пары кожаных,  обеспечу своих подарками. Потом он, конечно, взял две пары женских туфель, жене и дочке, ботинки себе и сыну. Мои женщины набрали по несколько пар себе и мужьям, я уточнил:  взяли ли ребенку, а то в такой запарке могли и забыть. Ради сына хозяина я все это и делал. Смотрю, мы здорово отоварились, попросил завсекцией на листе записать цены на каждую пару для расчета в бухгалтерии, завскладом подписал. Потом на автокаре отвезли все к машинам. В бухгалтерии проставили цены без торговой наценки, женщины дали мне оплату за товар, за механика я уплатил.
Говорю женщинам: вот людям повезло, мне бы так; конечно, шучу, но я им об этом сказал. Отправил я женщин показывать свои обновы, а жена местного полковника говорит мне: приезжай к нам вечером, муж просил, ты же забыл, что полковник с семьей все еще тут. О, я тогда вспомнил, что вчера был у них, но я их в памяти больше связывал с совхозом. Спрашиваю, а чего она сама не приехала? Оказывается, у сына была температура. Я ничего не обещал, для меня было важно сейчас хоть всю ночь тут сидеть с директором, возможно, с мертвой точки дело сдвинем, возможно, с его стороны что-то получится.
Директор освободился, и мы опять засели за телефон. Дозвонились, но на месте не застали – разница во времени. Договорились, что я приеду завтра к 11 утра и продолжим звонить. Он хотел, чтоб я лично рассказал  всю  подноготную, не обо мне, конечно, а о запрете на цех, а он всегда вставит свое слово.
Мы вообще с механиком, не зная, как развернутся события, рассчитывали еще сегодня после обеда уехать. Договорились с ним так: завтра отвезу его на автовокзал, позабочусь о месте в автобусе, а вещи привезу потом. Вечером он отказался идти со мной, ему действительно со всеми гостями было неудобно, он же не бывал в таких компаниях, хотя хозяина и его жену не стеснялся, он их хорошо знал. Позвонила жена полковника, сказала, что за мной подъедет машина, нечего тебе выпивши потом за руль садиться, у нас есть дежурные машины на такой случай.
Привезли меня не к полковнику, а к юристу домой -- они, оказывается, все рядом живут, у юриста тоже есть дворик, может, чуток больше. Все ко мне подошли --  мужики веселые, радостные женщины показывают обновки, в общем -- я герой вечера.
Я уже разобрался, что они таким составом частенько отдыхают, значит, доверяют друг другу и мужчины, и женщины, т. е. не боятся что-то лишнее сболтнуть, в то сучье время дружба была очень важный фактор. Позже подошла жена хозяина, хозяин уже тут был, кого-то она с сыном оставила. Выпили, закусили, еще я принес две бутылки украинской горилки с перцем --  захватил на базе, очень классная водка, тут же и перчик, что внутри бутылки в водке плавает --  сразу и закусить можно. Застольный вопрос был, как меня с цехом сохранить, в общем, как говорят по пьяни:  качаем воздух со всевозможными догадками. Все мы понимаем:  да, конечно, можно решить вопрос, но не так скоро, ну а если не скоро, то все остается  по-старому. Им легко рассуждать, они не в моем положении --  никто из них не знает о моем дурацком иске, а те, кто знает, ничем помочь не могут. Хотя по большому счету МВД, как никто, могло договориться с судисполнителями на время приостановить мою выплату. Все это было бы хорошо, если бы Москва отменила свой дурацкий запрет на швейный цех.
Сейчас явно просматривалась тупость Москвы и местного управления: ну, запретили вы цех, а при чем тут строительство?  Профинансируйте строительство сейчас, а не потом, удовлетворите заявку совхоза, сделайте полезное дело для себя же -- это же ваш совхоз! Но тупорылым московским чиновникам в погонах важнее не задумываясь исполнить указание партии, чем реальные требования сегодняшнего дня. П...р парторг  запустил колесо, а Москва, по-видимому, рада таким «сигналам» --  доносам с мест. Никто из них не думал о том, что потерянное время назад не вернешь, у партийных органов мозги не работали на созидание, а только на уничтожение. Вот так сами себя  и  уничтожили. Все надеялись на лучшие времена, ну а время как раз ничего нового не показало. Вот такие были сучьи хозяева страны --  все под той же вывеской: «БЛОК КОММУНИСТОВ и БЕСПАРТИЙНЫХ»!!!  Создали коммуняки систему, погубившую даже без войны, миллионы людей. Только из-за таких безмозглых, тупых пи.....в, как парторг, были безграничны страдания народов Союза.
Отвезли меня в гостиницу, утром отвез механика на автовокзал, кое-что он с собой взял, не хотел приезжать с пустыми рукам. Приехал я на базу, пошли покушать, директор сказал:  уже кое с кем созванивался. Я еще вчера ему говорю:: давай создадим в совхозе совместное предприятие, ты так Москве и говори. Главное --  найти подходы к отмене того распоряжения МВД. Он ответил: именно так и говорил, пока обещали все узнать. Но мы должны с тобой еще кое-куда позвонить, вроде там имеют выход  на  главное  управление МВД. Звонил он еще несколько раз, сказали ждать.
Пока директор работал с клиентами, надумал я связаться со своим главбухом, позвонил и прошу ее позвать к телефону моего мастера цеха  -- перезвоните мне из твоего кабинета и обе слушайте, что я буду говорить. Директор оставил меня в кабинете на телефоне,  а вдруг позвонят из Москвы, могут позвонить сюда, или к секретарю, жди!  А сам принимал всех посетителей в комнате заседаний. Через какое-то время позвонила мой главбух, сказала, что они в кабинете вдвоем с мастером. Я им говорю: пока там кто-то приедет из Москвы с проверкой, быстро начинайте шить все, что заготовили, одновременно раскраивайте новое, чем больше сделаем, тем лучше. Тебе помогут из зоны забрать наш ящик с кусками, говорю бухгалтеру:  ты знаешь, кому сказать.
Пришел директор, уже вдвоем ждем. Раздается звонок, снимаю трубку, включаю громкую связь, слышу голос моего главбуха, говорю директору, что это мой главбух. Просит она меня взять обувь ее семье и куртку с капюшоном сыну, а мы, мол, потом с базой бартером рассчитаемся. Директор слышит наш разговор и говорит ей: куда же вы денетесь? Она застеснялась, извиняется, говорит шутя:  Это меня Натан подвел и на вас вывел.  Чтоб вас все так подводили, как Натан!
О, это я знаю!  В общем, расслабились, посмеялись. Конечно, я взял все, что она просила.
Дождались мы звонка, директор все пока без моей помощи пояснил, потом мне сказал: пусть тот, с кем я говорил, наведет справки, он знает, где наводить. Дождемся другого звонка --  вот там ты все сам расскажешь. По второму звонку я рассказал, что и как, мне сразу ответили, что вопрос решаемый, до осени можно решить. Тогда директор ему говорит: вопрос-то чепуховый, ты же слышал, как обстоят дела,  добавляет, что ему через пару недель надо ехать на Восток, поездка займет пару месяцев, а нам надо до поездки зарегистрировать совместное предприятие. Приятель директора говорит ему: ну хорошо, завтра постараюсь сдвинуть этот вопрос, узнаю, кто там должен давать распоряжение по вашему вопросу, к обеду свяжусь с тобой. Потом директор позвонил еще одному, тот тоже пообещал узнать.
Звонить больше некому, да и конец рабочего дня. Пригласил он меня к себе домой. Еще раз позвонил я своему бухгалтеру, сказал: задержусь еще на день. Собственно, я никому не подчинялся, сам решал, что мне делать, но с главбухом у меня были доверительные отношения. Сказала, что с мастером  все решили. Она тоже не сидела сложа руки и действовала через главбуха управления Свердловского МВД. Попросила меня позвонить  главбуху  управления:  она что-то хочет у тебя спросить и попросить, дала ее рабочий, домашний телефоны. Перезвонил ей, представился, ну ей тоже нужна была база, уточнил, что ей надо, сказал директору: она тоже по своим каналам толкает наше дело. Директор дал добро, но сказал: ты ее ко мне не заводи, я не со всеми пока завожу здесь знакомства --  я же прекрасно знаю, сколько желающих попасть на базу. Сказал ей, чтоб завтра к 10 утра подъехала, одна, или можно с одним человеком, но не на дежурной (ментовской) машине.
Еще раньше, когда я был в гостях у местного полковника, после выпитого, они мне все говорили: директор базы --  из КГБ, поэтому никого к себе не подпускает. Я-то уже знал от него, что ему до поры до времени здесь никто не нужен. Его Москва прикрывала от всего. Потом он мне рассказал, сколько у всевозможных местных структур было попыток с ним познакомиться. Он даже рабочих из местных принимал на работу не сразу, а якобы брал на проверку пару недель. Москва проверяет, хотя мог сразу зачислять в штат. Вот и поползли слухи, что он из КГБ. Ему это было как раз на руку. После этого местное руководство перестало рваться к нему на базу. Он говорил: у них есть свои базы в области --  вот пусть там и жируют.
Будучи сам когда-то осужденным, он знал цену руководству, поэтому и не жаловал их. Если какие-то предприятия в области были нужны ему как поставщики и он видел в этом интерес, то через Москву решал все вопросы. Его база относилась к крупнейшей организации под названием «ВОСТОКСПЕЦСТРОЙ», где было все : от  иголок до самолетов. Организация была создана с целью развития регионов Дальнего Востока, ее базы были разбросаны по всему Союзу. Богаче этой организации во всей стране никого не было. Директора этой организации на местах имели неограниченные возможности в решении любых вопросов, касающихся обеспечения «Востокспецстроя». Они не были ограничены в финансировании, они имели возможность финансировать и создавать любое совместное предприятие, лишь бы был в этом толк.
Поехали мы к нему домой, жена его уже накрывала на стол, подъехали его друзья. После ужина предложили мне с ними „расписать пулю“, я сказал:  не играю в карты. Я немного посмотрел, как они играют, после первой игры подсказал директору его явные ошибки. Он мне говорит: да ты же не играешь в карты? Отвечаю:  когда-то играл.
Поехал я в гостиницу. Утром приехал на базу, никакого чувства, что что-то сдвинется с места, я не испытывал. Приехал, чтобы услышать «окончательный приговор», хотя директор был уверен в обратном. Подъехала главбух управления, до этого я ее в глаза не видел, собственно, она мне никогда не нужна была, но она нужна была моему главбуху, а мой главбух для меня чего-то стоил.
Посмотрел я на ее список –  ну, что можно сказать: давай все и сразу!  Сразу понятно, где она работает. Насколько я знал, у нее не было никакого ментовского звания, но у всех, кто работал в такой организации как МВД, запросы были генеральские. Все время она рвалась, чтоб я ее познакомил с директором базы, но я ей и ее спутнице тут же сказал: он сотрудник КГБ, я маленькая пешка, чтоб с ним кого-то знакомить, он деловой человек и я с ним общаюсь чисто по бизнесу. Потом добавил: если вы в управлении в ближайшую неделю решите вопрос с пошивочным цехом и ремонтным участком в совхозе --  вот тогда, когда он будет видеть, с кем имеет дело, какой от вас толк  --  вот тогда можно будет к нему обратиться. После этих моих слов она захотела, так сказать, из первых уст узнать все подробности о наших делах в совхозе.
Я ей все рассказал, наконец говорю: растолкуйте своему генералу экономическую выгоду для государства и для вашего же управления. Оказывается, она до сих пор не знала ничего конкретного. Знала, что тот козел - парторг  что-то  там написал  в  Москву, не доложив об этом здесь, в управлении, что генерал после его телеги в Москву не захотел  с  ним  даже   разговаривать. Естественно, какому начальнику, тем более областного МВД, понравится, что через его голову подают «петиции»!
Беседа происходила в буфете, за чаем. Она сказала:  передаст наш разговор генералу. Ну а я ей: уже беседовал с его замом, поговорите, возможно, что-то получится, хотелось бы. Тут ее спутница говорит: я знаю, о чем вы говорили с генералом, муж рассказал, --- оказалось, она жена другого зама. Мой рассказ им был как бы на автомате, в то время я действительно не знал, не предполагал, откуда может повеять  „свежий ветер“.  Взял их список, говорю:  пойду уточню, что есть. Директор имел большой опыт общения с посланцами-просителями, он мне еще раньше сказал: пусть возьмут самое необходимое, но не набирают для всех.
Зашел  я  в  приемную,  покрутился  там  пять  минут,  вышел  и говорю им: можно взять себе по две пары женских туфель, ну, мужьям, детям  ---  и все, расчет оформлять в каждом складе. Время на выбор тоже ограничено, мы ведь тут не одни, в складе конкретно называйте ту обувь, какая вам нужна, в другие склады вас не пустят, у него с этим строго, но я постараюсь, чтоб вы успели все себе подобрать.
Скажу больше: чтоб отоварить их по тому списку, который они привезли, они сами и их мужья должны были носом землю рыть, но пробить в Москве отмену запрета на работу в совхозе пошивочного цеха и строительного участка. Но менты – они и есть менты, они считали себя неотразимыми в Свердловской области, думали, что им все должны, --  но как раз тут им не обломилось. У меня не было никакого желания с ними ходить, я ждал звонков из Москвы. Позвонил секретарь,  я побежал к директору, он уже с кем-то разговаривал. Включил он громкую связь, его знакомый говорил по нашему вопросу, увидев меня, директор сказал ему, что, мол, я зашел и все ему поясню. В который уже раз я рассказал про нашу ситуацию. Мы слышим, что на том конце провода он не один, потом другой голос спрашивает: где можно посмотреть вашу продукцию? Директор отвечает: сделаем фото, пришлем факсом,   но и на словах пояснил, что это за продукция. Второй голос говорит первому: если директор сказал, что продукт стоящий, то ему можно верить  и далее --  пришлите картинку, тогда можно будет у нас предметно говорить.
Быстро все сделали, послали факс. Директор назвал мне, чей был второй голос, уверял меня, что этот человек может решить вопрос, у него есть связи в МВД. Осталось дождаться еще одного звонка, а пока я пошел к своим женщинам, они уже все отобрали, рассчитались. Все, что взяли, им подвезли к их машине, поблагодарили  меня, главбух говорит мне, чтоб я перезвонил ей на работу, или домой -- с этим и  уехали.
Пока было время, я позвонил своему главбуху, просил узнать, чего конкретно они пошили, сказал: если немного продукции, то возможно отправить ветеринара на машине полковника, он пока еще был в Свердловске, тем более, как говорил  ветеринар в первый наш приезд, ему еще надо будет ехать за лекарствами. Вскоре я перезвонил, главбух сказала:  поедут механик с 1-го участка и ветеринар, назвала мне, чего сколько привезут.
К концу дня позвонил второй человек из Москвы, сказал:  я еще беседовал  непосредственно  с тем (директор назвал его), кто приказал прочитать докладную вашего парторга, действительно, не надо было вот так сразу реагировать на нее, а надо было перепроверить. Мы хорошо знали подполковника –парторга , был он у нас в резерве на должность в министерстве, конечно, мы с этим еще разберемся, но не раньше, чем в 3-4-м кварталах, на нашем языке это означало очень долги,длинный  ящик. Об этом уже было доложено заму (замминистра МВД), и все остальное спускалось по его указанию. Теперь я понимаю, что не всегда нашим резервистам можно верить. Получил отчет из Свердловского УВД, по отчету вижу: мы поспешили, ну бывают ошибки, но мы их исправим.
Вот так приятель директора переговорил с кем-то из Московского руководства МВД. Все было ясно и мне, и директору, мы с ним не удивлялись тупости Московских начальников из «родимого» МВД.
Позвонил главбуху управления, она пригласила меня к себе домой, еще будет зам со своей женой. Собственно, они мне были до лампочки, особенно после последнего разговора с Москвой, сказал: сегодня не смогу, буду в городе еще пару дней, созвонимся. На всякий случай позвонил жене местного полковника, от жены своего полковника я уже знал: кроме того, что они дружат много лет, ее подруга  --  очень деловая и не болтливая женщина, что в их условиях очень важно. Спросил ее о главбухе, она уже знала, что та была на базе. Первое, что она спросила у меня:  не знакомил ли я ее с директором базы. Я ответил:  нет, конечно; она легко вздохнула, ну и рассказала мне, что та за штучка.
Дело в том, что у меня еще не до конца был решен вопрос строительства, что при всех отсрочках снабжения по линии МВД еще были кое-какие моменты, которые нужно было осветить  --  вот в связи с этим могла понадобиться помощь главбуха управления.
Поехали мы к директору базы  домой, предварительно я узнал у него, будет ли он сегодня играть в карты, иначе я бы к нему не поехал, он сказал: да нет, сегодня мы с тобой будем думать о наших делах. Его очень заинтересовало наше совместное предприятие, с его „свечным заводиком“, который может выпустить столько продукции, сколько потребуется. Меня, конечно, этот „свечной заводик“ интересовал не меньше.   Сидели мы с ним, ужинали,  делили шкуру неубитого медведя.  Если  его  тыл  при  любом раскладе был хорошо обеспечен, то мой  ---  совсем  наоборот, только  и  были  думы: ну вот, наконец-то освободился, а что же дальше? Что будет дальше, когда на мне висит неподъемный солидарный иск и надеяться на своих „подельников“, которые сами последний  х.....  без соли доедают, не приходится, а через суд отбить его --  власти не дадут!! Для власти «КОММУНИСТОВ И БЕСПАРТИЙНЫХ» – звучит-то как:  чем больше таких дутых должников, тем лучше. Власти считали, что нами в такой ситуации легче управлять ---  мы уже в их стойле, если что, они могут повторить по новой наш заход на нары.
Пока я понятия не имел, не было никаких видений, когда и на сколько я смогу отбить этот придуманный иск. И все-таки в моей ситуации лучший вариант для меня  --  это совхоз. Назавтра мы ждали еще одного звонка, уже точно, как окончательный приговор.
Уехал я в гостиницу, утром из совхоза приехали механик и ветеринар. Перегрузили мешки с товаром в мою машину, ветеринар поехал по своим делам, а мы с механиком -- на базу. Я дал ветеринару номер телефона секретаря базы, просил, когда освободится, перезвонить мне. Позвонил домой жене полковника, сказал:  если хотите ехать в совхоз, то машина здесь, ветеринар привез мне последние изделия, если что, то он заедет за вами. Она ответила: еще не едем, но вечером позвоните.
На базе все приняли по первому сорту. Звонок из Москвы мы ждали к обеду. Механик попросил меня еще кое-что ему взять, для меня ему сделать одолжение --  это действительно приятно. Дождались звонка, Москва уточнила, где они были и с кем говорили. Говорили они в отделе, отвечающем за экономические показатели всех структур МВД. У них был отдел новых внедрений, который по статусу должен был заинтересоваться нашим предложением. Говорили с руководством отдела, которое могло решить многое. Но кого волновало при той плановой экономике, особенно в том министерстве под флагом МВД, какое-то новшество?  Как они, эти московские идиоты, ответили?  Как они выразились: экономически никем из них не просчитано!  Ну, а то, что все делается из отходов производства, т.е. безотходное производство  ---  никого это не волновало в том гребаном государстве, под управлением ленинских кухарок. Хотя все расчеты по цеху мы уже очень давно передали в Свердловское МВД  –  иначе кто бы с нами там разговаривал? Также мы знали, что все наши расчеты управление переслало в Москву. Все это подтвердили:  и полковник, и юрист, и экономический отдел, т.е. те, кто точно знал об отправке. Москва ответила: руководство даст указание,  они тогда все проверят!!!???   Получили мы последний, «исчерпывающий» ответ из столицы именно из отдела, который сам не может ничего решить --  вот так работала та плановая экономика: что прикажут сверху, то и будем делать,   наплевать нам на всю экономику. Все министерство, сверху донизу, покрыто своими окладами, а дальше хоть трава не расти.  Еще раньше директор базы обращался к своему шефу главка «Востокспецстрой», я уже точно не помню, был этот главк под крылом Совмина, или входил в состав министерства среднего машиностроения, а эта контора на 99% была военка. В общем, еще тогда управляющий главком ему прямо ответил: мы не будем обращаться в МВД --  это не та контора, с которой можно решать деловые вопросы. В то время чтобы так выразиться, надо было иметь за своей спиной солидное прикрытие. Услышав от него такое, директор все-таки решил обзвонить своих знакомых, он знал, что у кого-то должен быть выход на МВД Союза. Но как мы убедились, прав оказался его шеф. Он лучше нас, «сермяжных», знал кухню Москвы.
Нам оставалось поцокать языками и на том остановиться. Ну, а чтоб снять стресс, пошли в буфет выпить коньяку. Мы оба понимали, что встретились не в том месте и не в то время. Но бодрости духа не теряли, у каждого из нас был свой опыт, который ни в одном учебном заведении не преподают. Ну и чтобы закончить эпопею с нашими делами, для очистки совести, я позвонил своему полковнику, который был еще в городе. По телефону мы ничего не обсуждали: и он, и я не исключали возможную прослушку. В те годы, да нет, еще начиная с революции 1917 года, ЧК, потом КГБ, МГБ и остальные гэбэшники слушали свой народ, искали неустанно компромат, в первую очередь для шантажа тебя, родимого, чтоб ты не рыпался, а был все время на поводке.
Договорились о встрече дома в городе. Меня интересовал разговор полковника с начальником Свердловского областного МВД. Он еще раньше знал, что я «сколотил» группу из местных и поселенцев, готовых работать и поддерживать меня во всех моих начинаниях. Зная хорошо положение дел в совхозе, я аргументированно еще тогда рассказал ему, главбуху, начальнику поселения, зампарторга, каким образом можно наладить совхоз. Мое предложение всем понравилось, тогда полковник сказал, что переговорит с руководством. Я знал, что он в городе время даром не терял. За мной в гостиницу приехала дежурная машина и привезла меня в дом полковника.
Ко всем, куда меня приглашали, чтоб не быть зависимым, я всегда приходил с выпивкой. Дело в том, что на базе для себя, с позволения директора, я мог брать алкоголь по цене ниже рыночной и выбрать две, три бутылки чего хочу. Полковник сказал мне, что говорил со своим руководством, даже звонили вместе в Москву, знает, что я тоже звонил через главк «Востокспецстроя». Я подтвердил: было дело, но не сказал, что звонил с директором базы. Помня о том, что сказал директору  базы по поводу  МВД  его  начальник главка, просто сказал: у меня в том главке есть друзья.
Как он мне сказал: говорили они с замом в Москве, тот ответил: пока не проверим рапорт вашего парторга , ничего отменять не будем. Подтвердил, что тот  состоит у них в резерве, поэтому и надо тщательно разобраться. И то, что он прыгнул через голову местного руководства, тоже будут учитывать. Потом полковник добавил: любые наши доводы о том, что пока идет лето, мы успеем перестроить свои колхозные дворы и.т.д.  как горохом об стенку. Вот такой разговор состоялся у них с Москвой. Потом он говорит: нам московский зам сказал, что ему по этому поводу звонили из главка «Востокспецстроя»», а потом все-таки встречались с ним. Полковник подумал и говорит мне:   наш областной начальник сказал:  жаль такого специалиста  с  такими связями терять, поинтересовался твоей статьей, говорит, да статья-то нормальная, но когда узнал про твой иск, сказал, жаль, но с его иском мы не можем его прикрывать. Если б не было этого засранца парторга, организовал бы он хозрасчетную единицу и работал бы там спокойно, думаю, быстро погасил бы свой иск.   На этой волне полковник, обращаясь ко мне, начал жаловаться: для совхоза, ну и для управления, можно было бы с твоей помощью кое-что из техники приобрести с «Востокспецстроя». Ну а я внаглую на этой же волне говорю ему: помогите с иском разобраться,  я вам из главка достану все, что надо. Сказал, а потом подумал: ну я и шустрый, как веник. В общем-то у нас раньше разговор с директором базы был, когда я ему начал выкладывать, что нам нужно будет для совместной работы,  не только по пошивочному цеху, он мне сказал: все, что нужно, будет -- все будет.
Полковник посмотрел на меня, задумался, потом говорит: вот если бы ты не был с Украины, мы бы точно решили твой вопрос, потом добавляет:  поговорю со своими.
Ну, а я, осмелев,  собственно, я его не боялся, я вообще никого в те годы не боялся --  говорю ему: там есть и легковой транспорт, а сам понятия не имею, сможет директор отпустить, или нет, но ведь сказал, ну и продолжаю блефовать уже для пользы дела. Тут полковник уже другим тоном говорит: завтра все узнаю. Весь, ну почти весь разговор слушала его жена, вставляла свои комментарии --  ведь жены начальников знают не меньше своих мужей, а порой и больше. Она толковые давала комментарии, называла имена, к кому можно обратиться за помощью. Я даже не думал, что она так хорошо изучила мое дело
А было так. Еще раньше, до того, как начали формировать «команду» для вырубки просеки, полковник еще раз полистал мои документы по делу. Не знаю, как там у них было, но мой приятель, бывший генеральный прокурор Азербайджана, беседовал с полковником по моему делу --  вот тогда он и сказал ему: дело Натана --  сплошная липа, но срок уже с Натана не снять, помиловать его никто не помилует, а вот иск его надо снимать. Если его приговор попадет в хорошие руки, то иск с него точно снимут.
Уже перед моим отъездом, каждый из них по отдельности подтвердил их совместный разговор обо мне. Полковник в то время подбирал специалиста для работы с людьми на просеке --  вот и вторично ознакомился с моим делом, проконсультировался у бывшего генпрокурора. Все это знала его жена, поэтому так смело давала советы мужу.
Утром я с механиком еще раз заехал на базу, по мелочам взяли кое-что для нашего главбуха --  она стоила того. Потом, выполняя просьбу  главбуха, заехал в облуправление МВД, передал презент как бы от себя и от моего главбуха главбуху управления. Она мне рассказала, что беседовала со своим генералом, он ей передал свой разговор с Москвой,    в  разговоре  не было ничего хорошего для нас. Сама она тоже разговаривала с главбухом Москвы --  у всех один ответ: надо выждать.
Вот она мне больше всех поведала о том подлюке парторге. Он не только у нас нагадил, а еще зацепил и управление --  все офицеры и тут, и в Москве рвут и мечут на подлеца. Говорит: теперь они его вместо Москвы куда-то далеко запрут, или, возможно, выгонят из МВД, так ей сказали из Москвы. Теперь я понял, почему тут все рвут на него. Наш совхозный эпизод --  это была капля в море, здесь по их меркам он намного больше нагадил. Потом добавила: тут будут большие разборы, частично уже установили, пока негласно, что ваш парторг  тут оговорил кое-кого. С каждым днем я все больше убеждался --  пока они не решат свои вопросы, тут мне делать нечего. Рассказал я директору все, что мне рассказали, сказал ему: пока поеду на Украину, меня будут держать в курсе. Не сидеть же мне в совхозе и ждать непонятно сколько!
Директор базы еще раньше просил меня подвезти в Камышлов его снабженца, там где-то застряли вагоны с их грузом. Потом «зарядился» на базе «горючим» разных наименований в достаточном количестве --- никого не забыл. В буфете набрали продуктов, загрузили машину под завязку. Договорился с директором, что мы еще созвонимся, он сказал, что точно возьмет мне билет на самолет, ибо по моей бумажке -- справке об освобождении  мне никто ничего не даст. Мне только надо было позвонить и сказать, на какой день брать билет.
Поехали мы в Камышлов, высадили снабженца в ж/д управлении, а сами поехали на автобазу, мне надо было моего приятеля механика с  1-го участка «связать» с главмехом автобазы, чтоб они могли быть друг другу полезны. Наделил его свежим «горючим» нескольких наименований. Заехали в горбольницу, там кому нужно выделил - все были довольны. Никому не говорил, что скоро уеду с Урала. Такие подробности вообще никого не интересовали. В то время никто даже в кошмарном сне не видел развала Союза и падения власти коммунистов, которые глумились над народом более 70-ти лет!! Народу запрещали думать --  народ всегда жил одним днем.
      Приехали мы к себе в совхоз, я передал главбуху ее заказы, потом поехали с механиком на его участок. Ковры и все остальное всем его близким понравилось. При том полнейшем дефиците эти люди, живущие в глуши, не могли ничего не то чтобы купить --  достать, да им негде и некогда было что-то доставать -- ведь, чтоб достать, нужны были связи определенные, а что они могли в обмен предложить?   За день до нашего приезда приехала дочь механика с детьми. Все обновы для них --- это был большой праздник, словами не выскажешь того восторга в их душах и на их лицах. Если бы не их отец --  механик, они бы, возможно, никогда не имели таких подарков.
Ну и, как испокон веков водится на Руси  --  обмывание всего нового, с песнями до утра.  Гуляют-то не сами, собрались его друзья, соседи, в застолье вспомнили, что надо выпить за нового начальника участка --  механика.
Да, чуть не забыл о своих собачках: забрал я своих волкодавов, привез их в дом к механику, мы с ним договорились, что собаки будут жить у него, его семья им тоже была рада. С вечера мы договорились поехать к староверам. Дело в том, что механик уговорил меня, правда, недолго уговаривал, чтоб я купил небольшой ковер для старосты. Механик говорит: давай возьмем с собой собак, пусть там порезвятся.
Приехали мы к ним, остановились возле дома старосты. Нас никто не ожидал, нам обрадовались. Вышли мы из машины, а собаки наши еще в машине сидят, несколько местных собак возле нас крутятся. Говорю старосте: мы приехали со своими собаками, можно я их тут выпущу, пусть побегают?
Когда я открыл дверцу машины, то местные собаки, увидев выпрыгнувших волкодавов, дали деру от нас. Все местные удивились нашим собакам. Потом мы вынули наш подарок,  тут все обалдели, ковер небольшой, где-то 1,5 на 1 м, но действительно узор красивый. Восторгам, благодарности не было конца.
В последний для меня раз мы поехали верхом на лошадях на озеро, на пасеку. Собаки везде бегали за нами, с местными собаками они уже нашли общий язык --  здесь таких собак не было. Потом местные мужики и их староста попросили нас оставить собак хоть на недельку. Погуляют, мол, с нашими суками,  пойдет хорошее потомство, они уже себе присмотрели сучек, смотрите, как крутятся. Говорю механику: твои псы, ты и решай. Механик, чтоб не обидеть их, говорит: ладно, оставлю на две недели, потом приеду, заберу, они мне нужны, я сам с ними на охоту хожу, а вы тут, мол, постарайтесь их спаровать. А мужики ему: нам не впервой, еще тебе щенка дадим.
Мы не хотели оставаться у них на ночь, нас ждали дома у механика. Оплату за ковер я не собирался брать, а староста хотел меня за подарок отблагодарить. Они рассчитались продуктами, такими, что в деревнях такого не было, просто местные не умели готовить такие продукты. Вот у кого надо было той власти учиться, как на земле хозяйствовать!  Еще в придачу дал выделанную лису. Давал он все это от чистого сердца.
Я уже точно знал, что еду домой на Украину, и, конечно, заеду в Ирпеньский район, передам привет. Мы договорились, что я дам в Ирпене адрес механика,   если  они  надумают приехать, то механик их встретит и привезет.
Мои собачки почуяли расставание задолго до того, как я сел за руль, начали выть, скулить тихонько. Местные мужики говорят нам -- это они о ком-то из вас скулят.  Механик  им  рассказал, что это мои собаки, что были со мной в том лесу, где живут их братья-староверы --  вот они чуют предстоящее расставание и воют по хозяину. Сказал он еще: Натан мне этих собак оставляет, они очень смелые охотники, волков рвут, хорошо работают в паре, их разлучать нельзя  Попрощались мы со староверами как с близкими друзьями.
     Приехали к механику - опять застолье, еще больше народу собралось. Хотел я лису, что староста дал, оставить жене механика, да она отказалась - куда мне ее девать? Действительно, некуда. Наутро я попрощался со всеми, кого знал, с механиком договорился, что позвоню ему за день до отъезда. Продукты, что мне дали, разделил между женой хозяина и главбухом. Лису оставил главбуху, она заслуживала и большего. Сдал ей чек и деньги. Вызвал мастера с бывшего цеха, главбух передала ей ведомость и деньги для тех женщин, кто шил изделия.
Это большая помощь для поселенцев. Мои ребята просили привезти им кирзовые сапоги - все привез. Женщины узнали, что я своим еще раньше привез - вот в этот раз привез  и  им. Еще у меня оставались продукты в складе, в столовой, их отдал моим ребятам. Там много чего было, мне мой друг механик подбрасывал всякие продукты, он знал, что я не сам питаюсь. Его помощь продолжалась еще со времен моего вынужденного перехода на главный участок. Своему приятелю -прокурору оставил кофе, коньяк, продукты, да там в тех условиях любая помощь воспринималась как большое дело.
          Еще со времен войны была ну совершенно непростая, можно точно сказать, страшная жизнь. Во время войны отбивались и на фронте, и в тылу, и от немцев, и от собственного НКВД,  от фронтовых и всяких других особистов.  Потом контора «Никанора» поменяла свое имя,   стали мы отбиваться от КГБ, МВД, ОБХСС, госпартконтроля, резерва той продажной партии  --  комсомола, так называемой школы коммунизма –  профсоюзов, с этой организацией вообще никто никогда не считался, она всегда являлась дочерним предприятием ЦК партии большевиков. Собственно, все осталось по-сталински, а зачем им менять?  Для кого?  И так все хорошо работает!  За годы советской власти такая слежка за своим народом, обвинение его во всех грехах, начиная от тунеядства и кончая изменой Родине, в глазах коммунистов оправдывала  себя. Для устрашения народов Союза придумали статью:  „измена Родине“, посадили миллионы людей ---  никто не разбирался в подробностях, что уж говорить о других статьях УК??!!
Опять устроил вылазку своих ребят на хутор, в этот раз менты ребят не трогали, они знали, что я уезжаю. Их я тоже не забыл, да и кроме того, они знали, что ребята их не подведут. Моя семья --  это 7 человек.  Собрались мы на том же хуторе, что и раньше. Если у моих ребят был повод меня проводить, то у местных был очередной, незапланированный  повод погулять. Сами они нечасто  вот так вместе собирались. Ну вот, естественно, разве можно пропустить такой случай, ведь в той глуши, как хлеб насущный, нужно было общение --  не у всех местных оно получалось, в основном по их бытовой недальновидности. Работают-то все вместе, чего делить жизнь на свою и чужую? Но ту сучью власть устраивало такое положение, как они рассуждали устами бывших ментов: чем сильнее недоверие друг к другу –  тем больше порядка в стране!!!???   Вот в такой прогнившей стране мы жили, натравливали нас друг на друга и ждали, что из этого получится.
В общем, сидели мы до утра, двор большой, в воздухе пахнет весной. Хорошая закуска, выпивка --  местный самогон, настоянный на ягодах, вкусный, приятный, вроде такого нигде и не пил,  по мозгам не бьет. Слушали модные в России блатные песни, других популярных песен в то время было: раз, два и обчелся. А коммунистические песни, прославляющие „героический труд“ и нашу „расцветущую“ жизнь, в этих краях не поют, по причине того, что нет этой жизни цветущей. Когда стемнело, смотрю, подошли местные с другого края деревни. Кто-то уже успел передать информацию. Собралось много народу, закусь, как обычно, принесли с собой, хороший разносол. Опять же песни пошли хоровые, хозяин дома предупредил, чтоб не орали. Пили все спокойно, с расстановкой, потом хозяин дома говорит: сколько тут живу, такой спокойной компании еще не было, тебя уважают.....
Начало светать, мои ребята засобирались. Предварительно на своих рабочих местах они договорились, что выйдут во вторую смену. Я тоже ушел, но пошел спать в гостиницу. Полковник после моего прохождения УДО сказал мне: хватит тебе спать в бараке, иди в гостиницу. Был там у меня номер, но я часто спал в бараке, здесь было веселей, да и мои собаки рядом, их в гостиницу не возьмешь.
Да, чтоб не забыть: когда я начал «осваивать» гостиничный номер, как раз в то время узнали, что этот паскудник парторг  написал свой донос в Москву. Утром выхожу из своего номера, встретил эту вошь, он сразу на меня отвязался :  ты что тут делаешь? Ты хочешь новый срок получить?  Потом еще всякое начал говорить. Меня взяла такая злость, еле сдержался, чтоб не ударить, озноб меня бьет. Вплотную подошел к нему и матом, которого он в таком количестве никогда не слышал, обложил его. Он побелел, сел на стул, начал краснеть, а я возьми и по ножке стула ударил  ногой, он с него набок и упал. Он, сука, сел на пол, сидит, глаза испуганные, что-то бормочет. Вот так мы с ним «красиво» поговорили. Потом он «намотался» с совхоза, когда офицеры, служившие с ним вместе и для которых он был сбоку припека, назначенным парторгом, проявили к нему свое недоверие. Сказали ему, что он позорит звание офицера, а в их конкретном случае он даже не хотел подумать о том, какие последствия возникли для них после его кляузы. Дальше они ему сказали: по твоей телеге вышло так, что ты один здесь работаешь, а мы остальные офицеры ничего не делают, а идут на поводу у поселенцев и вольных жителей совхоза. Короче, они ему перекрыли кислород, ну, а для тех зэков-поселенцев, которые докладывали ему обо всем, что происходит на поселении и в совхозе,  которые рассчитывали на его помощь по уходу на УДО, сразу нашли дежурные причины и вместо УДО вернули их на зону полностью до звонка досиживать свой срок. Но вначале, еще до возврата на зону, с ними «по душам» поговорили поселенцы....
Уже все знали, что я здесь не останусь, уеду, а когда решится вопрос, приеду и все продолжу. Не знаю, кто им такое сказал, точно не я. Нашла меня мой мастер цеха, сказала :  они потихоньку еще изготовили немного изделий. Упакованую в мешки продукцию загрузили в машину. Позвонил своему другу механику, предложил ему поехать вместе в последний раз на базу, но возвращаться он будет один, я полечу на Украину. Конечно, он дал добро. Я знал, что еще очень многие ждут от меня «отходное», все намеки, намеки. Капитан --  начальник поселения сказал мне: сегодня должен вернуться полковник, он тебя уже так знает, что пойдет с тобой выпить куда угодно. Конечно, мне было приятно услышать, что люди мне доверяют. Не сразу это пришло, а вот пришло.
Мой главбух искала выход из нашей ситуации, предлагала мне всякие варианты. Но, когда мы начали глубже вникать в ее предложения, то убедились в бесполезности всего, что она предлагала. Все наши усилия упирались в человеческий фактор – ЗАВИСТЬ. Против этого мы были бессильны - все упиралось в то, что сдадут в два счета. Даже тот старый офицер, который прошел еще сталинскую форму правления  и  пока еще был замом начальника женской зоны и там же старшим оперуполномоченным (дурака парторга они держали у себя), подошел ко мне:
 Ты здорово все придумал, если бы я тебя раньше «раскусил» (слова-то какие, в кровь ему вошли - всех раскусывать), я тебе в зоне организовал бы цех и делал бы там все, что надо.  Так давай в зоне!!.
 Но теперь, когда парторг  все изгадил, уже ничего нельзя сделать, я-то хорошо знаю нашу систему. Здесь  вони  будет  не  на  один год -- никто в Москве не пошевелится, чтобы разобраться, ну накажут парторга, что прыгал через голову облуправления, отправят куда-то служить, а может и выгонят. Но у нас от этого ничего не изменится. Много на своем веку повидал толковых мужиков, которые были в заключении, а что я мог сделать?  Мы, офицеры, знали и различали, что сидят эти мужики не за те дела, которые им пришили.
Вот так этот старый чекист делился со мной своими мыслями вслух. И действительно, он оказался прав. В Киеве, уже в разное время, я встречался с ребятами, кто был со мной на том поселении, они говорили: ничего с места не сдвинулось, «воз и ныне там».
Зашел я в столовую покушать, завстоловой мне говорит: мы уже готовим на вечер. Ей главбух сказала, чтоб она жарила, парила, потом зашел начальник поселения, снял пробу, сказал: вечером собираемся. В общем, они как бы мне готовили сюрприз. Потом дежурный в штабе подтвердил, что едет полковник.
Видя такой большой сбор, я позвонил механику, сказал ему: бери жену и приезжай, ночевать будете в моем номере, а я пойду спать в барак. Позвонил в Свердловск директору базы и уже точно попросил его взять билет на послезавтра.
Да, забыл вписать выше, я уже два года был дома, позвонил мне домой мой приятель, вспомнил – звали его Саша, со мной он еще был на украинском поселении в Новостародубе Кировоградской области. На Уральское поселение он пришел позже меня где-то на год и ушел после меня примерно через год. Так вот он позвонил и тоже сказал, что после меня никто ничего даже не пытался делать. У меня есть совместное фото с ним и его женой с Уральского поселения. Когда Сашу привезли на поселение, я уже там всех хорошо знал и меня знали. Зная Сашу по прошлому поселению как толкового парня, я, как говорят зэки, «подсуетился» и помог ему вне конкурса попасть на работу в кочегарку истопником. По зоновским меркам это хорошая работа --  никто тебя не дергает, отработал смену и отдыхай.
Дело в том, что во всех украинских зонах были организованы «профтехучилища», с целью якобы дать возможность непутевым зэкам приобрести специальность, чтобы, выйдя из заключения на свободу, они могли устроиться работать по приобретенной специальности. Я не говорю о качестве образования, во всяком случае, в нашей зоне № 4 города Кривого Рога оно не было на высоте. Скажем так: учителя хорошо знали, что эта учеба --  для проформы, а раз так, то и спрос с учеников-зэков такой же. По этой причине даже те, кто хотел что-то познать, не имели возможности в полном объеме освоить курс обучения. Вот и ему- инженеру по образованию пришлось закончить курсы кочегаров,чтоб иметь в зоне более-менее спокойную работу.В той системе инжинеры не особо пользовались спросом, поэтому   вынужденно  «учились».
  Теперь немного о том как сталкивались интересы двух министерств: управления профобразования и МВД. Вроде бы они делали нужное дело: в первую очередь профучилища, расположенные в зонах, готовили специалистов для работы в этих зонах, на их закрытых «зоновских» заводах. Сама система МВД не была заинтересована в нормальном обучении, нормальном содержании тех, кто по разным причинам попал за решетку, у них была одна трактовка: а зачем учить, ведь выйдет и опять сядет!
Никого не беспокоило в том гребаном государстве под названием СССР, что в созданной большевиками системе изначально, еще с 1917 года, было заложено уничтожение не только интеллигенции России, к коей они относили и офицеров царской армии, и купцов, и деятелей культуры –  тех, кто не был согласен с их варварскими методами, но и всех тех, кто, как им казалось, шел против их идеологии. Идеологии, которая, создав ГУЛАГ, за годы советской власти погубила, сгноила на каторге, в тюрьмах, лагерях, ссылках, высылках миллионы ни в чем не повинных людей. Силовые органы охватили своими щупальцами всю территорию СССР, сажали всех, кого хотели. Все главные стройки всех лет существования СССР осуществлял МВД с его дочерним предприятием ГУЛАГ ----  им всегда нужна была дешевая, дармовая рабочая сила. На этих стройках погибли миллионы людей.
Народ все это знал, но при том правлении по принципу кнута и пряника не в силах был что-то сделать. В отдельных регионах СССР было много выступлений против существующего строя, но каждый раз их жестоко давили. Народ узнавал об этих событиях по „беспроволочному телеграфу“, т.е. из уст в уста. Газеты о таких вещах не писали, у нас не было свободной печати -- все подвергалось цензуре. В лагерях заключенных было много восстаний, но власти называли это бунтом, ну а раз бунт, то принимались соответствующие меры по физическому устранению бунтовщиков --  и все концы в воду. Я сам из уст тех людей, что остались чудом живы, ( когда еще ходил этапом) слышал их рассказы.
Вернемся к нашим баранам. В училищах всем выдавали дипломы об окончании профтехучилища, у них всегда был план на 100%. А смогут ли люди работать по той специальности, которую покрыл их диплом, уже никого не волновало.
В зоне №4 усиленного режима Кривого Рога, где я отбывал свой срок, в цехах варили трубные калориферы полуавтоматической сваркой, а также котлы для котельных и крупные вытяжные вентиляторы. Кто в основном сидел в этой зоне:  молодежь от 18 лет и мужики до 45, были, конечно, и постарше, но их процент был очень мал. Вот выпустило училище поток сварщиков, распределили их по отрядам, которые занимались сварочными работами. Вышли новые сварщики на работу, а варить-то не умеют, пошел брак. Кто виноват – сварщик! Вывод начальства такой: или плохо учился, или саботирует выполнение государственного плана!!!???  Не  его,  оказывается, плохо учили, а он сам плохо учился, как будто он не знал, куда потом пойдет работать, как будто ему нужны были те нарушения, которые ему тут же припишут. В общем, вся вина ложилась на зэка, а что такое для сварщика допустить брак  в  работе  - это и лишение ларька, это и  ШИЗО,  и отсрочка  досрочного  освобождения,  предусмотренная по его статье, да куча всяких примочек.
А в цехе-то учиться некогда, да и негде, план такой раздутый, никто из зэков толком не знает, сколько же единиц продукции нужно для выполнения того потогонного плана? Вот всех и держат в подвешенном состоянии. Руководство завода, на всякий случай, всегда давало завышенный план, они все время думали о своей премии, о том же самом думал и начальник отряда любого цеха,  им не было дела, что план тот невыполним, у них один ответ: плохо работают, саботируют - отсюда и возникали незаслуженные наказания. Все примочки лагерного начальства, основанные на потогонной системе, наверное, нет смысла перечислять. Посадили человека -- он попадал в мясорубку существующего строя. Например, мой отрядный «воспитатель», паскудник капитан говорил мне: я тебя не сажал и не приглашал сюда, ну, а раз ты попался, то тут мы сами разберемся, кто ты такой, будешь у меня сидеть до конца срока, если, конечно, выдержишь и пахать будешь, как папа Карло! Оказывается, нас всех сажали на перевоспитание, но НИ ОДНОГО ИЗ НАС НЕ ПЕРЕВОСПИТАЛИ В ЛЮБВИ К НАШЕЙ СУЧЬЕЙ ВЛАСТИ - НИ ОДНОГО!  Привили  только  ненависть не в квадрате, а в кубе к той власти.  Так вот Саша в своей зоне закончил курсы кочегаров, такой еврейский парень 33 лет, за что ни возьмется --  все сделает. Мы с ним дружили еще на украинском поселении. Начал он работать в котельной, мужик здоровый физически, высокий, ему махать лопатой с углем --  что зарядка, порой он один работал за двоих. Там стояли и газовые котлы, он и в них разбирался. Занимаясь на курсах, он знал, что на зонах его профессия пригодится.
На Украинском поселении в пгт. Петрово он познакомился с украинской девушкой, она также закончила легпром, там она была завмагазином – высокая, под стать Саше, красивая женщина. Так вот, когда его отправили на Уральское поселение, она приехала к нему и была рядом с ним весь Сашин срок  - это более трех лет, пока он не ушел по УДО. Работала она в столовой, в бухгалтерии всем нравилась --  «така щира украинська дивчина». Мы и тут продолжали с ним дружить.
К чему я все это рассказываю: во-первых, память о хорошем человеке, жаль, фамилию его не помню, но есть фото. А во-вторых…
                -- Голуби на десерт--
Когда я работал в женской зоне электриком, на чердаках женских спальных бараков водились голуби в огромном количестве. Дело в том, что рядом с зоной находился совхозный элеватор. Зерно привозили и до загрузки в элеватор сбрасывали возле элеватора, голуби с утра до вечера тут кормились зерном. Поймать их на элеваторе сложно, конечно, их ловили, все знали, что голуби живут на чердаках в женской зоне, но кто  ж  пустит поселенцев в женскую зону? Вот пацаны и подсказали мне про голубиное «мясо». Договорился  я  со  старым  чекистом,  который  был замом начальника колонии, одновременно оперуполномоченным, что помогу ему частично избавиться от голубей. За много лет они всем в зоне так надоели, летали где угодно, гадили кругом. Были слабые попытки избавиться от них, но рядом элеватор  --  поэтому оказалась эта затея бесполезной.
Майор разрешил, для пущей убежденности даже залез со мной на чердак:  как он сказал, сам впервые залез, всегда кого-то посылал. Короче  говоря,  я  со  своим  товарищем залезали на чердаки бараков, ловили голубей, «усыпляли» их, складывали в мешки, мешки опускали на землю, заезжали в зону на автокаре и все мешки с голубями везли в котельную к Саше. Там наши друзья кочегары кидали голубей в кипяток и вынимали уже готовые к употреблению тушки. Потом за дело брались наши другие спецы,  из этих тушек с кулак получалась очень даже хорошая пища. Это было большое подспорье в нашем небогатом рационе. Нам на «семью» хватало с головой, порой делились и с другими. Мы часто их варили --  вот так решали свой вопрос питания. Так что кроме волчатины я ел и голубей --  хорошее, вкусное мясо, ведь наши голуби питались исключительно зерном, там  больше  нечем было им питаться. У меня вся охрана зоны просила принести попробовать мясо голубей. Вначале как-то с боязнью пробовали, ну, а как разобрались, стали просить побольше. На готовое все горазды, говорю, попробовали, и хватит, ловите сами. Да они же пальцем не пошевелят, чтоб ловить. В конце концов постепенно все поселение перепробовало этот „дефицит“, нашли достойной едой.
Теперь вернусь к вечернему сабантую в столовой. Мое освобождение –- это лишь повод, чтоб люди могли собраться. Собирался этот сабантуй меньше всего для того, чтоб меня проводить. Во всех случаях, во все предыдущие годы, если они собирались вместе --  так только потому, что безысход, некуда деться, вот любой сбор с выпивкой приветствовался, а если еще был и повод, то тут уже никакой  полной  субординации. Ведь за столом собирались вольные люди. Что касается поселенцев --  половина из них сами бывшие зэки, которых уже точно ничем не удивишь.
В этой глуши весь офицерский состав уже давно слился с местными. Так что все у них было, как у людей   и завистники, конечно, как и везде, у них были. Как мне сказал мой друг механик --  они нам все известны,   у них пока нет повода дергаться. А тех троих вольных, которые приходили к полковнику сказать ему, что они лучше меня в совхозе все наладят, а он им :  что же вы 20 лет тому назад этого не делали?,  их вообще не пригласили. Начальник поселения еще раньше сказал мне : мы их самих скоро выгоним. Он знал, что говорит.
Назавтра был нерабочий день, веселились до утра, гитара не умолкала, но никто не орал песни. Закуска, выпивка была лучших местных поваров. Я присматривался к сидящим за столом  –-  больше по привычке, знал я не особо всех, я-то знал, что через пару дней покину этот совхоз со всеми его и военными, и гражданскими лицами. И вот происходит чудо: появляется майор, старый чекист, мне тут же сказали, что видят его впервые за много, много лет. Всем было странно видеть его в костюме, уже привыкли думать, что он и умрет в своей военной форме. Майор  с  кем-то  за  руку  поздоровался, с кем-то кивком головы, подошел к полковнику и его жене, что-то там говорил, но сел немного дальше, я сидел почти напротив, мне кивнул головой с улыбкой, я его никогда не видел улыбающимся. Кто-то налил ему чарку, я в это время с улыбкой и с рюмкой в руке встал, отошел в сторону, будто там кого-то увидел, я не собирался с ним чокаться. Хотя в той ситуации еслиб остался : « с волками жить, по-волчьи выть».
Потом меня позвали за другой стол, туда уже подошли и сели полковник с женой, главбух с мужем, зампарторга  с мужем --  она уже была парторгом, механик с женой, капитан с женой, еще несколько человек офицеров и вольных. Вот тут они мне пожелали скорей устроиться на новом месте в Киеве. Полковник, главбух мне говорят: звони,  мы тебе будем звонить. Потом полковник сказал :  в управлении обещали, что за летний период все восстановят. Они вдвоем мне говорят :  без тебя, Натан, здесь никто ничего делать не будет. А насчет  твоего  иска  --  скорей всего через год все решим, еще тебе заплатят за те ошибки, что допустил твой суд.
С моим опытом я уже на такие заманки не поддавался. Я, как и они, понимал, что все хотят заработать, хоть  и  в глуши, но жить по-людски,  как они сами выражались. Ведь явно была возможность все перестроить, жить в новых домах, все понимали и мне об этом говорили. Ведь специалиста в эти края калачом не заманишь, а я, мол, уже тут и согласен взять эту работу в свои руки. Собственно, начало они уже видели....
Отвел я своего друга, уже начальника участка, в гостиницу, потом взял у завстоловой несколько своих бутылок и с сумкой через плечо пошел к своим ребятам, закуску я еще раньше передал. Расположились мы в нашем бывшем пошивочном цехе.
Еще непоздно было, отбой на поселении перед выходным в 11 вечера. Собралось нас больше 20 человек, женщины уже наварили-нажарили. Моей выпивки, конечно, не хватило, но пацаны вообще не знали, принесу я ее или нет, поэтому сами подсуетились, достали самогон-первачок. Распили мое, потом начали пить самогон. В самом начале «процедуры» зашел дежурный прапорщик, он знал о наших сборах, но не думал, что нас будет так густо,  как он выразился. Дал ему для «сугреву» бутылку самогона, с чем он и ушел. Дежурные смены ментов уже не первый раз видели наши сборы, они как бы всегда были их участниками, ну, конечно, не сидели за столом. Мы никогда не нарушали покой остальных поселенцев. Такое поведение годами отрабатывалось.
           Наутро, как договорились, позвонил директору базы узнать насчет билета на самолет. Когда я от него уезжал, то я ему на всякий случай оставил свое «потерянное» удостоверение, чтобы, при необходимости  тот, кто будет брать мне билет, его показал. Ведь в очереди посланец директора стоять не будет, у него свои каналы были --  в те годы положено было все «доставать». Директор сказал, что взял билет, только не на завтра, а на послезавтра, но попросил меня уже сегодня приехать. Я так и думал :  сегодня выезжать, надо было отвезти последние изделия. С нами напросилась жена механика, хотела на базе для дочки  и  сестры  чего-то  подобрать. Поехал я уже на машине к своему приятелю- прокурору попрощаться, со своими я с утра попрощался. С руководством попрощался еще с вечера. С главбухом договорился, что возьму только наличку за продукцию, механик ей все передаст и машину пригонит. Еще раз перезвонил директору базы, сказал, что сегодня приеду и кое-что привезу.
Приехал в Свердловск, в ту же гостиницу. Потом поехали на базу, все сдали, получили наличные. По расписке - так велел директор - положили эти деньги в сейф кассы.  Пока директор был занят, пошли на склады подбирать то, что хотела жена механика.
Поехали в гостиницу, директор сказал, что заедет за мной. В гостинице дежурная дает мне записанный ею телефон, просили перезвонить. Звоню местному полковнику, просил подъехать, прочитаешь очень интересный документ. Прислал за мной машину, поехал я в управление, на всякий случай прихватил с собой бутылку. В его кабинете меня уже ждал юрист, он показал мне письмо, связанное с работой  пи...ра-парторга,  ну нет у меня хороших слов в его адрес, которое они приготовили к отправке в Москву. В нем было много чего написано о деяниях того гада, не только в связи с нашим совхозом, им нужны были подписи всех, кто сталкивался с его «влиянием».   Конечно, я подписал это письмо, там уже были и другие подписи. Юрист мне разъяснил, что я подписываю это письмо уже как вольный сотрудник совхоза, а жалобы поселенцев идут по другим каналам. Потом юрист позвал своего зама  и мы вместе распили мою бутылку, закусили бутербродами из столовой. Полковник знал, что я уезжаю, но не знал когда. Чтоб меня уже никуда не звали, я сказал, что уезжаю завтра утром. На том и расстались. Из гостиницы директор базы повез нас в ресторан, там к нам присоединились его друзья. Провели весело время. Директор спросил у меня: когда уедут твои друзья? Я сказал -- завтра. Мы с тобой завтра будем заняты, завтра все узнаешь.
Наутро мы из гостиницы поехали на базу, забрали деньги из сейфа, я отдал их механику, позвонил своему главбуху, попросил ее не забыть выплатить заработанное швеям. Уверен, что она выплатила. Попрощался со своим другом механиком  и    его  женой,  они уехали, а я с директором поехал по его делам, пока я еще не знал, куда и зачем. Закончив свои дела, он уже повез меня на своей машине, спрашивает: тебе не интересно узнать, куда мы едем?  Я улыбнулся: едем на правительственную дачу. Он так на меня серьезно посмотрел: да я вижу, ты непростой парень!  Смотрю, он начинает заводиться,  говорю ему:   Когда  я  заходил  к тебе в кабинет, ты с кем-то разговаривал, вернее, уже заканчивал разговор, ну а я по обрывкам разговора уловил, что ты должен за городом с кем-то встретиться, даже вроде кого-то  по  дороге  прихватить.  Ну,  а первое, что мне пришло  на  ум --  это дача  и тем более, когда ты о моем интересе к поездке спросил, тут уж я точно определил, что едем на твою дачу.
Тут мы уже вдвоем рассмеялись. Приехали мы таки на его дачу:  красивый сруб, без всяких излишеств. Снаружи, ну ординарный дом дачника того периода, но построен он так, что не замечаешь его объема. Рядом большое озеро, к озеру от его дома дорожка, на воде стоит небольшой катер. Но когда мы зашли в дом, открылась вся его грандиозность. Мебель нормальная, русская, но выполнена на заказ, не хуже европейской.   Пошли мы купаться, подошли его мужики, пару часов ловили рыбу с катера, пока нам готовили обед. Собралось человек 10-12, пошли играть в футбол, у них там свое поле  и они все, как мне сказал директор, когда здесь вместе собираются --  подолгу гоняют мяч.  У меня, конечно, не было кед, меня поставили в воротах. Потом увидели, как я «тружусь», нашли для меня кеды  и я побежал на поле, но быстро устал с непривычки.
Потом все сели обедать, у них там есть общий стол с навесом. Там они  ---  кто приехал с семьей, кто сам --  проводят время, хотя у всех свои дачи. За обедом водку не пили, я даже удивился. Директор мне пояснил: водку они пьют по определенным дням --  так когда-то сами себе постановили. Дело в том, что их дачный поселок --  закрытая зона: возле озера пара десятков дач, ближайшие дачи за 10-12 км. Собрались руководители из разных ведомств, директор сразу мне сказал: ментов среди них нет. Каждый из них чего-то способен сделать. У нас есть своя охрана,  да  и  без  охраны  сюда никто  не лазил, по-видимому, знают, что можно остаться без головы.
Когда мы подъехали к даче,  директор  открыл  коробочку  возле двери, вынул оттуда ключ, еще тогда мне сказал, что охрана в его отсутствие в любое время может зайти в дом. У него в доме стоит армейская рация, по ней он связывается с базой, и ему по необходимости звонят -- все по-хозяйски. Отдыхали мы до вечера, после моих «дач» этот отдых раем показался, лежишь в гамаке, балдеешь, ни о чем не думаешь. К нему заходили соседи, что-то там решали. Жаль, что мало тут был, эх, еще бы несколько дней, но завтра после обеда лететь в Москву.
Вечером поехали к нему домой, ну и там, конечно, ужинали. Как я понял, он никогда один не ужинал -- вот и сейчас подъехали его друзья, двоих уже видел на даче. Ели, пили степенно  --  никто никуда не спешил. Вышли во двор покурить, я хоть некурящий, но тоже пошел. У директора свой хороший дом, хороший двор. Подходит ко мне один из тех, кого я на даче видел, покуривает и спрашивает : давно откинулся?  Посмотрел я на него и думаю : к чему это, ну, а новая мысль мелькнула, да в этом доме нет чужих, говорю ему :  завтра будет месяц. Он начал смеяться от такой моей интонации, смех услыхал хозяин дома, подходит к нам, посмотрел на наши лица, все понял и мне говорит:  да он сам четыре года как откинулся, только он был в северных лагерях. Был он начальником крупного цеха, в его цехе зацепили пацанов в 65-м году, они там наладили подпольное производство  по  изготовлению оружия --  вот ему, как водится, пришили соучастие и дали, как тебе, пятнашку, а могли и к стенке поставить. Откинулся по звонку, никого  не  интересовало, что  он даже не мог иметь никакого понятия, что там  кто-то,  что-то  делает. Он был обеспечен по макушку, ему то оружие даже не снилось. Механический цех, больше 2000 народу в цехе, мастера участка не тронули, а его кто-то подставил. Ну, ты сам знаешь, как это делается. Сейчас нормальная работа у него, да он тебе сам расскажет.
Короче говоря, работал он на крупной автобазе не последним человеком.  Сели опять за стол, подъехали жены, мужики начали меня расспрашивать про Украину. Так в разговорах прошел вечер. Мне, конечно, было приятно после стольких лет отсидки очутиться в окружении людей, которые знают себе цену и это же ценят в других. Тепло распрощались, действительно с пожеланиями от души в мой адрес. Спал у директора. Утром еще поехали на базу, его жена перед отъездом дала мне пакет с едой, я понятия не имел, что там, говорит:  в дороге пригодится. Провели пару часов на базе, дал он мне еще подарочную чекушку коньяка  --  тоже „в дороге пригодится“. Пересели мы в его служебную машину с водителем и поехали в аэропорт, там он знал всех, кого нужно.

                --Прощай Урал--
До вылета было еще далеко, завел он меня в служебный буфет. Подошел к буфетчице, та ему мило улыбнулась, отошла, вернулась и дала ему бутылку коньяка, принесли закуску. Потом подошел начальник порта, буфетчица увидела его, принесла еще бутылку коньяка. Приятель директора спросил у него :  это я лечу, где мой багаж? Из совхоза я приехал с дорожной сумкой, хорошо сшитой швеями, директор увидел эту сумку, позвонил куда-то, пришел служащий аэропорта, директор мне говорит : иди с ним, он подберет тебе другую сумку, по сегодняшней моде. Подобрал я сумку мышиного цвета, на двух замках, с виду как бы не новая, добротная, и в руке, и на плече носить. Показал я ему на мою сумку, он кого-то позвал, сказал :  отнеси сумку на борт. А мне говорит:   девочки знают, где твое место, ты не смотри на свое место в билете, иди туда, где будет лежать твоя сумка, на тех местах не так слышна работа двигателей.
Пьем потихоньку и лимоном закусываем, а ведь лимон - большой дефицит в то время, но не для моего директора. Я сколько ни пью  - не пьянею, нервы напряжены. Досиделись мы до посадки, вышли на летное поле, друг директора --  начальник аэропорта   взял электрокар  и мы втроем поехали к самолету. Тепло распрощался с директором, действительно, встретились мы с ним не в том месте и не в то время. Попрощался с начальником порта, оба пожелали мне благополучия. Поднялся я на борт. Девушки видели, кто меня подвез к самолету - для меня как-то все-равно было, кто он такой, ну а тем, кто работает «под ним», далеко не все-равно. Одна из девушек проводила меня к месту, где сумка лежала, смотрю, сумка лежит на сиденье возле прохода, а не под окном, я так глазами у нее спрашиваю, где сесть, она спокойно, тихо отвечает: эти места --  наша бронь, сидите, где хотите.
Вот и выходит, что „так встречают пароходы, совсем не так, как поезда“. Сел, расслабился и уже думаю о доме, всякие мысли в голову лезут, знаю, что ждут дома. Уж и не помню сколько до Москвы летели. Первый раз я звонил домой, когда прошел суд по УДО, для этого пришлось ехать в Камышлов. Так в думах задремал. Но уснуть не могу  - нахлынула какая-то пустота. Всегда что-то делал, а тут как зациклился, а что же дальше делать? Но недолго эти мысли у меня были, все-таки я всегда был человеком действия, никогда не поддавался панике. Не прошли даром эти годы отсидки, я уже хорошо усвоил, как власть может, не считаясь ни с какими доводами, надолго посадить.
Набрался я злости на эту власть по уши, да разве только я. Память все хранит. Теперь надо срочно перестраиваться. Смотрю, народ вокруг спит. Попросил воды у стюардессы, подходит она ко мне с водой, а из кармана у нее торчит бутылка, дает мне стакан в руки, вынимает бутылку и наливает коньяк. Я не сильно удивился, но по зоновской привычке, конечно, не отказался. Она мне говорит: это вам  называет имя-отчество –- передал, он же вас провожал. Ну я и врубился от кого,  я-то знаю, что презент этот был от моего директора. Принесла она бутерброды, тоже непростые, потом говорит: кофе принесу. Конечно, я выпил полстакана, зажевал бутербродом. Она мне говорит: это ваша бутылка, но я вам не могу ее оставить, если что, позовите меня, я вам принесу.
Больше я не пил, так в полудреме долетел до Москвы. При выходе из самолета стюардесса отозвала меня чуть в сторону, открыла замок моей сумки и всунула туда бутылку с оставшимся коньяком.
Самолет на Киев должен был лететь где-то в 9-10 вечера, у меня еще было много времени до полета. Узнал, с какого терминала вылет на Киев, пошел туда, прошло еще, наверное, часа два. Сел за столик покушать, развернул свой пакет и тут же облизнулся: балыка кусок, икра черная, правда, баночка открытая, с вечера на столе была --  вот молодец, эту икру она мне положила, сыр, огурцы, помидоры, пол-лимона, даже маслины не забыла, сервелат и, конечно, конфеты.
Ко мне за столик подсаживается мужик со своей едой, смотрит на мою икру и с ходу говорит : с Востока едешь, еще икрой питаешься? Я подтвердил :  да, с промысла, не уточняя, с какого. Конечно, допил свой коньяк. Слышу объявление: рейс на Киев переносится на утро. Во, думаю, дела, еще менты ночью заметут. Ну попал, хотел быстрей добраться домой. Думаю, надо что-то делать, по моему документу --  справке об освобождении   точно заметут, хотя у меня в запасе было «потерянное» удостоверение, в крайнем случае покажу его. Слышу рядом возмущенные голоса людей, они тоже летят на Киев, присоединился я к ним,  пошли мы все к дежурному. Не помню, сколько мы там с ним торговались, во всяком случае, определил он нас на ночь в гостиницу.
В номере нас четыре человека --  это такие у них номера-общежития. Народ возмущается, ну, а я и этому рад, пока они перебирали харчи, я занял койку ближе к окну. Лег не раздеваясь и мгновенно уснул. Правда, ночью проснулся, вышел в коридор время посмотреть. Пошел в туалет, а там кабинки, я-то уже отвык от такого сервиса. У нас что в зоне, что на поселении никаких перегородок, не то что кабинок. В пять утра я уже пошел к дежурному узнать, когда летим, он сказал: через час будем знать, не волнуйтесь, успеете. Потом я узнал, что спало нас 30 человек. В порту нам сказали, что в Киеве нелетная погода. Наконец, к обеду,  мы полетели.   Тут я, наконец-то, осознал : впереди ждет меня новая пока неизвестная жизнь......
Продолжение следует....