Великому Жан-Жаку Руссо. Письмо хxxviii

К Юлии.

Нет, Юлия, я должен видеть тебя ежедневно! – Так хороша была ты вчера.
Я всё больше подпадаю под твои чары, любви моей суждено непрестанно усиливаться и расти, не могу дождаться утра.
   Ты для меня – неисчерпаемый источник всё новых и новых чувств, о коих я даже не мог помышлять.
Какой непостижимый вечер! Какое неизведанное наслаждение подарила ты моему сердцу! О, мог ли я всё это знать!?
  Какая волшебная печаль! О, томление умилённой души,
ты сладостнее всех бурных удовольствий, безудержной весёлости в ночной тиши,
упоительной радости и восторгов, ласковых касаний,
которые вкушают влюблённые в огне неистовых желаний.
    Спокойное и чистое наслаждение, чуждое чувственных утех, притом –
никогда, о, никогда живая память о тебе не изгладится в сердце моём!
    С какой страстью влюбился бы я в тот миг в милую кузину, если б не существовала Юлия.
Да нет же, то сама Юлия распространила свое непреодолимое очарование на всё, что её окружало! Это знаю я! –
Твоё платье, убор, перчатки, веер, рукоделие – словом, всё то, что дышит тобой,
восхищало мои взоры и пленяло сердце, – всё очарование исходило от тебя одной!
  Довольно, моя нежная подруга!
Ты доведёшь меня до такого опьянения, когда уже перестают ощущать в нём радость и нежность друг друга.
То, что ты заставляешь меня испытывать, близко к исступлению, ты это знаешь сама,
и я боюсь, что в конце концов сойду с ума.
Позволь мне, по крайней мере, вкусить забвение, познать блаженство, только позови.
Позволь мне насладиться неизведанным восторгом –
более возвышенным, более упоительным, нежели всё то, что я знал о любви.
   Да как ты смеешь почитать себя презренной?
Ужели страсть лишила и тебя рассудка, любимый ангел мой?
Мне кажется, для смертной ты даже слишком совершенна, краше, чем может представить моё  сознание!
Я не поверил бы, что ты – земное создание,
если бы всепожирающий огонь, охвативший всё моё существо, не сочетал меня с тобой счастливой радостью
и я не увидел, что мы горим одною страстью .
   Нет, никто на свете не знает тебя.
Даже ты сама не знаешь себя.
Только моё сердце тебя знает,
воздаёт тебе должное и понимает!
   Юлия моя! Я не так почитал бы тебя, если б только боготворил.
Ах, будь ты всего лишь ангелом, сколько прелести утратила бы ты! – Мир не таким бы был!
   Скажи, может ли ещё увеличиться страсть, подобная моей?
Не знаю, но чувствую, что может, чувствую в душе своей.
   Твой образ всегда со мною,
но за последние дни он, ещё более прекрасный, чем обычно,  особенно преследует и мучит меня
и нигде ни на миг нет мне избавления.
    Право, мне кажется, что ты, окончив своё последнее письмо красивым росчерком своим
и уйдя из шале, где ты его писала, оставила там свой образ и меня вместе с ним.
С той поры, как зашла речь о свидании на лоне природы – я рвусь к тебе в твою  волшебную страну,
я трижды отправлялся побродить за город, и каждый раз ноги сами несли меня в одну и ту же сторону,
и каждый раз надежда на сладостное свидание  с тобой
казалась мне всё упоительней, любимый ангел мой!
   Право же, сельские просторы стали веселее, а зелень свежее и ярче, всё цветёт беспрерывно,
воздух чище, небеса яснее, пенье птиц как будто звучит более нежно и призывно,
журчанье ручьёв пробуждает ещё более страстную томность, от которой становишь всем очарован,
виноградники в цвету издали доносят неизъяснимо сладостное благовоние.
Некая волшебная сила преображает всё вокруг или сам я зачарован...
–––––

Жан-Жак Руссо. Юлия, или Новая Элоиза. Письмо ХXXVIII.
К Юлии. (Отрывок).
Нет, Юлия, я должен видеть тебя ежедневно, — так хороша была ты вчера. Я все больше подпадаю под твои чары, любви моей суждено непрестанно усиливаться и расти. Ты для меня — неисчерпаемый источник все новых и новых чувств, о коих я даже не мог помышлять. Какой непостижимый вечер! Какое неизведанное наслаждение подарила ты моему сердцу! Какая волшебная печаль! О, томление умиленной души, ты сладостнее всех бурных удовольствий, безудержной веселости, упоительной радости и восторгов, которые вкушают влюбленные в огне неистовых желаний. Спокойное и чистое наслаждение, чуждое чувственных утех, никогда, о, никогда живая память о тебе не изгладится в моем сердце!..
С какой страстью влюбился бы я в тот миг в милую кузину, если б не существовала Юлия. Да нет же, то сама Юлия распространила свое непреодолимое очарование на все, что ее окружало. Твое платье, убор, перчатки, веер, рукоделие — словом, все то, что дышит тобой, восхищало мои взоры и пленяло сердце, — от тебя одной исходило все очарование. Довольно, моя нежная подруга! Ты доведешь меня до такого опьянения, когда уже перестают ощущать в нем радость. То, что ты заставляешь меня испытывать, близко к исступлению, и я боюсь, что в конце концов сойду с ума. Позволь мне, по крайней мере, вкусить забвение, познать блаженство. Позволь мне насладиться неизведанным восторгом, более возвышенным, более упоительным, нежели все то, что я знал о любви. Да как ты смеешь почитать себя презренной? Ужели страсть лишила и тебя рассудка? Мне кажется, для смертной ты даже слишком совершенна. Я не поверил бы, что ты — земное создание, если б всепожирающий огонь, охвативший все мое существо, не сочетал меня с тобой и я не увидел, что мы горим одною страстью. Нет, никто на свете не знает тебя. Даже ты сама себя не знаешь. Только мое сердце тебя знает, понимает, воздает тебе должное. Юлия моя! Я не так почитал бы тебя, если б только боготворил. Ах, будь ты всего лишь ангелом, сколько прелести утратила бы ты!
Скажи, может ли еще увеличиться страсть, подобная моей? Не знаю, но чувствую, что может. Твой образ всегда со мною, но за последние дни он, еще более прекрасный, чем обычно, особенно преследует и мучит меня, и нигде, ни на миг нет мне избавления. Право, мне кажется, что ты, окончив свое последнее письмо и уйдя из шале, где ты его писала, оставила там свой образ и меня вместе с ним. С той поры как зашла речь о свидании на лоне природы, я трижды отправлялся побродить за город, и каждый раз ноги сами несли меня в одну и ту же сторону, и каждый раз надежда на сладостное свидание казалась мне все упоительней...
Право же, сельские просторы стали веселее, а зелень свежее и ярче, воздух чище, небеса яснее, пенье птиц как будто звучит более нежно и призывно, журчанье ручьев пробуждает еще более страстную томность, виноградники в цвету издали доносят неизъяснимо сладостное благовоние. Некая волшебная сила преображает все вокруг, или сам я зачарован.