Июльские грузди 14

 
Разбудил меня переполох в доме. Потом где-то совсем рядом, за дверью, раздался невнятный шёпот старика, который Марья властно прервала.

- Пусть спит. Вы же вчера пили!

Сначала старик, вроде бы, принялся оправдываться, дескать, не пили а выпивали, но потом… Потом, видимо, случилось что-то из рук вон выходящее, поскольку Зосимыч вдруг в голос позвал меня:

- Слава!

Я открыл глаза и посмотрел на часы. Семь. Под нервное шушуканье за дверью я быстро натянул штаны и, едва не опрокинув Марью, закрывавшую собой от старика дверь, вышел в коридор.

- Слава! – сказал Зосимыч. – Слав, Егор умер… - и затих.

В этих краях я знал только одного Егора. Того самого, напару с которым Зосимыч потерял когда-то в молодости термос, и к которому мы ездили позапрошлой весной, встретив по дороге его жену с мешком муки… Я видел этого человека, дай Бог, час в моей жизни, но почему-то горечь утраты вдруг передалась мне от Зосимыча так сильно, словно я потерял близкого мне человека.

- Поедем, съездим, а, Слав… тут недалёко. Всего-то пятнадцать километров, -  и Зосимыч посмотрел на меня так, что я молча вернулся в комнату за рубашкой и ключами. Марья снова зашикала на мужа, призывая отказаться от этой затеи. Утихла она только тогда, когда я вышел в прихожую и стал обуваться.

- Сапоги надень, - чуть не пропел от радости Зосимыч. – Там в штиблетах не покрасуешься.

Я надел резиновые сапоги, которые всё ещё на правах гостей стояли возле порога, и мы вышли в тихое июльское утро.

Через час мы уже были в деревне. Пробравшись за ворота, мы пошли к Егорову дому. Вся деревня, кажется, уже была там. И лишь какая-то совсем уж неходячая старуха, которую Зосимыч назвал Серапионихой, на что та сначала вроде бы обиделась, а потом, обозвав старика старым козлом, присоединилась к нам по пути. Вернее, мы её догнали. Теперь пришлось идти совсем медленно, чтобы старики смогли по пути перекинуться парой слов. Серапиониха рассказала, что «Егорка» болел последнее время, но всё ещё не верил, что пора его пришла. И сколько жена его ни билась, звонить в больницу  не велел, уверяя, что и раньше от неё проку не было, а уж теперь и подавно не будет. Тем всё и кончилось вчера под ночь.

Вокруг дома бродила пара мужиков помятого вида, похоже - из местных, ожидая, когда потребуется их помощь, потому что следующего, третьего дня похорон и поминок, ждать им было ещё слишком долго.

Стоило нам подняться в дом, как Зосимычу ударилась в грудь  уже знакомая мне горбатая старушка, и зарыдала, произнося одно только слово: «Ваня!», словно Зосимыч мог всё уладить и вернуть её Егора к жизни. Но старик в ответ только гладил её по голове и молчал.

Так они стояли  в прихожей минут пять, а в большой комнате на кровати, укрытый чистой простынёй, лежал Егор...

- Чем тебе помочь, Марья? – спросил Зосимыч, когда старуха чуть поутихла.
Вернувшись в жизнь, теперь уже заполненную похоронными хлопотами, Марья снова обрела речь.

- Спасибо, Ваня, ничего не надо, - она вздохнула. – Сын уже едет. По пути в районе гроб заберёт. С поминками наши помогут управиться, да и велики ли поминки? Деревенских десяток, да ты со своей Марьей. Может, ещё двое-трое…
- Могилу-то кто копать будет? Толька с Андрюхой? – Зосимыч кивнул на окно, за которым переминались мятые мужики.

- В районе его похороним…, - вздохнула горбунья. И, словно бы извиняясь, повторила: – в районе.

- А ты-то как к нему?.. - начал, было, Зосимыч, но та его перебила.

- Так и я к нему скоро… вместе лежать будем. А детям потом к нам «в гости» ближе ездить будет… Сам знаешь, как на наше кладбище пробраться через реку. А когда мост совсем рухнет? Чего детей лишними заботами нагружать, чай не молодые уже. У самих внуки…

- А ваши родители как же? – не унимался Зосимыч. Мне показалось, что это он делает специально, отвлекая Егорову Марью от тяжёлых дум.

- А что родители? Тут не только они, но и дед с бабками, да и все остальные. С собой их не заберёшь, Ваня. Тут останутся. В прошлом годе, как знали: кресты кому надо новые Егорушка справил, а я всем цветочков многолетних посадила… Да и я ещё не померла, может раз-другой сбегаю. Хочется, конечно, в родной землице лежать, да что поделаешь: разорвала жизнь деревенские семьи, в город переманила. Вот и нам нужно ближе к городу ложиться, чтобы детям сподручнее было… Ну, иди, простись с Егоркой, а завтра поедем мимо на кладбище, так и тебя по пути захватим, мимо ведь поедем…

Зосимыч молча прошёл в комнату, а я, уступая ему дорогу, вышел на улицу. Слишком уж свежи были у меня воспоминания о похоронах тестя, когда, дожидаясь, пока не приедут из морга, он лежал точно так же на кровати под такой же простынёй, а на кухне тихо скулила Ленка. И я не нашёл тогда для неё ни одного слова утешения… Да, все заботы оказались в тот раз на мне, но ей-то нужно было не это…
Зосимыча не было минут десять. В это время я, чтобы не мешать женщинам на кухне, попрощался с ними и вышел на крыльцо.

Тут же ко мне метнулась одна мятая тень:

- Закурить есть? – с надеждой спросила она, но я отрицательно покачал головой:
- Бросил…

- Жаль…, очень жаль…, - вздохнула тень и представилась: – Андрюха.

- Слава…

- Ну чё там? Тут и собираются хоронить в районе? – ещё более грустным голосом продолжила тень.

- Да…, - невпопад ответил я, но Андрей и тот второй, к удивлению, меня поняли.
- Дожили…, - это как раз к разговору подключился второй. Даже старики уже бросают свою деревню. Что в мире делается! – взгляд его был полон "бескрайней боли о малой родине"...

- Да, Тоха, если бы не мы с тобой, то деревня наша давно уж умерла…
Услышав такое, я невольно рассмеялся.

- А ты не смейся, - Андрей нисколько не обиделся. – Мы здесь - главная рабочая сила… С того и живём, - сказал он, и  после недолгой паузы продолжил: – На то и пьём. Дров напили, наколи, уложи. Забор почини, поросёнка зарежь, крышу поправь…. Много у каждой старухи дел на деревне. И все к нам бегут. Разве выжила бы тут Серапиониха, если она по дому-то с воем ползает?

- А дети?

- Дай Бог, огород сажать приедут. А есть и такие, что только убирать.

- Из голбца, - вставил Анатолий.

- Только Марья с Егором  без нас обходились, да и то теперь… - Андрей вздохнул. – Хороший мужик был дядька Егор. Он нас понимал… Нет-нет,  да и даст на чекушку, когда совсем уж невмоготу.

- Так что не было бы без нас деревни, паря. Мы её хранители, - философски изрёк Анатолий и так пристально посмотрел мне в глаза, что я невольно полез в карман за кошельком.

Едва три сотенных перекочевали из руки в руку, как на пороге дома появился Зосимыч.

- Поедем, Слава.

- Начальник, до села подбросишь? – это у мужиков получилось хором.

- Ты что, денег им дал, – удивился  Зосимыч, - коли они в село так рвутся?

Я утвердительно кивнул.

- Вымогатели… Сейчас Мишка приедет, гроб привезёт. Тащить кому-то через всю деревню придётся к дому. Завтра обратно. Да и так работы хватит. Тут каждый мужик сейчас на счету, а ты, Слава, сразу двоих «расстрелял» на неделю…, - старик смотрел на меня, а потом вдруг одним движением вынул деньги из кулака Анатолия, который такого подвоха никак не ожидал.

Пока эти двое растерянно хлопали глазами, Зосимыч успел позвать Марью,  которая выглянула в настежь распахнутое окно кухни, и, встав на лавку, протянул ей деньги.

- На, возьми. Завтра после поминок им отдашь, - он кивнул головой в сторону мужиков.

- Нужны они нам завтра будут, - грубо сказал Анатолий. – После поминок-то.

- Тогда не отдавай, - сказал старик, и под дружное «э-э-э!» мужиков, слез с лавки.

- Зосимыч, нам ведь сейчас надо, да, Тоха? – Андрей, ища поддержки, ткнул товарища локтем в бок.

- Тёть Маш, отдай деньги…, - запричитал тот.

- Совести вам надо, - вздохнул старик. - Пропадёте на неделю, кто Мишке поможет? Покойник - это вам не серапионихины дрова. Полгода ждать, пока вы пропьётесь, не будет. Мне ведь не чужих денег жало, а дело не сделаете.

- Сделаем, - глядя исподлобья, словно на врага, сказал Анатолий.

- Ты это им расскажи, - Зосимыч махнул рукой на окно дома. – Пошли, Слава.

И он молча побрёл к машине.

Продолжение: http://proza.ru/2016/04/11/170