Энергия красоты

2ЭНЕРГИЯ КРАСОТЫ   
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
МРАКИ
  ***
Вот миновало уже полгода.  Уже цветет самая волшебная, самая прекрасная пора года, красивая, юная девица Весна. Вся такая чарующая и пьянительная, что в нее просто невозможно было не влюбиться. И как обычно в эти весенние, апрельские дни, на славянскую землю – матушку, снизошла православная пасха. Что практически все девушки, что считали себя девушками – православнами, спешили окончить свои страшные, довольно грешные дела в памэл ночном клубе, ‘Ночной Нарцисс’, и хотя бы на два дня вообще позабыть о том вертепе разврата, что организовала за прошедшие полгода госпожа Сардон.
                Алек Дем.
ГЛАВА ПЕРВАЯ
ДРЕСС – КОД СЕРОСТИ
***
Тебя уже все называют госпожой Сардон. Поскольку, ты сама себе придумала такую жестокую роль. Роль секси – леди, политиканши, госпожи садо – мазо.  Так как ты, постоянно ходишь хмурой, злой и надменной девушкой, секси – лайнершей. И таков твой типаж, наряд – секси, да еще в высоких сапогах, да на высоких шпильках, что делает тебя еще более довольно злой, надменной и высокомерной. А грубить, огрызаться в изящной словесной форме, это, прежде всего твоя работа, теперь. При этом используя, постоянно цитаты мрачных личностей, далекого летописного прошлого. Но это лишь на работе, в клубе. За его пределами, ты совершенная противоположность своему такому образу. Все такая же, тихая, смиренная девушка – православна. Хотя и здесь, твое личное одиночество, дает тебе, о себе хорошо знать.
1.
- Алло, я слушаю вас. Вы очередной мой клиент, Владимир. Давайте перенесем нашу игру, на вторник, после трех дневных пасхальных выходных. Все ждите, я вам сама перезвоню.

Как тут же, Сардин, положила обратно свой мобиль – телефон, в свою черную дамскую сумочку, на небольшой золотистой цепочке, и почему – то тяжело вздохнув, медленно, томно – сексуально, громко цокая о пол, высокими черными сапогами, на шестнадцати сантиметровых шпильках, направилась далее в свою комнату. Где все, кстати, было по – прежнему времени. Не считая лишь одного, что она, Сардин, вновь в своей комнате, жила одна.

Но как только, Сардин сняла с себя длинное серое драповое пальто, с зауживанием сзади, что было, кстати, на ней нараспашку, она сразу же, сняла с глаз своих узкую дасклитовую секс – маску. Поскольку, такая маска, представляла, из себя, маску – аппликацию, с красивыми цветочными узорами, из мельчайших частиц золота. И конечно же, с прорезами для глаз, с стекло видными вставками. Что ограничивают видимость пространства, и позволяют, находится во сне, наяву. И, именно такой же эффект имеет и обычная дасклитовая секс – маска, что Сардин, также надевает довольно часто.
Но вот, уже сняв с шеи, свое черное брондолитовое кольцо, как впрочем, и бандану с правого бедра, в пятьдесят сантиметров длиной. Сардин, незамедлительно сняла с кистей рук, наигольники, в три иглы. Став тут же, сняв путы вначале, расшнуровать, и расстегивать молнии, своих черных высоких сапог. на шестнадцати сантиметровых шпильках. И сняв их, Сардин после стала постепенно снимать с себя свой мини – наряд. Что, кстати, состоял, из серого короткого пиджака при талии и такого же цвета, обтягивающей мини – юбки, и белой топ – майки, с длинными рукавами. И стянув с обеих рук, черные плотные перчатки, выше локтя, и бросив их небрежно себе на кровать. Сардин, незамедлительно стала снимать с ног телесные колготки. А после лишь, она вскрыла, и сняла со своего тела, горчичники.
Уже сразу же, взамен надев свое нижнее белье, как впрочем, и свои нежно – голубые штанишки, чуть ниже колен. И естественно, свою белую майку на бретелях.
Как Сардин, вдруг почему – то улыбнулась сама себе, и стремительно босиком, убежала в туалетно – ванную комнату, сделать свои жизненно – естественные дела, да и просто, чтобы умыться там самой, холодной водой здоровья.
2.
- Алло, я слушаю. Здравствуй Вероника, рада тебя вновь слышать. Я только  сейчас вспомнила, что кроме игры в мраки, есть еще и реальная, светлая жизнь. Да, не волнуйся, пожалуйста, Вероника. Я сейчас уже собираюсь, как  раз домой, нужно еще испечь свою пасху, и самой сходить в храм Божий, на пасхальную службу, да и просто помолиться за здравие любимого. Да Вероника, такая я полная противоположность, в диско – наряде я развратная госпожа садо – мазо, вне него я простая девушка – православна. Вся в суетных заботах и проблемах. Ладно, встретимся в воскресенье, двадцать девятого апреля. Да, конечно же, поговорим и о посевах. Все, пока, до встречи.

И положив свой мобиль – телефон, обратно в свою черную дамскую сумочку, Сардин уже вернулась в комнату, собрала свои черные волосы, в скромный, но красивый пучок, черных волос, чуть ниже плеч. И тотчас же, стала вешать на вешалку, свой мини – наряд. И повесив его в шкаф – купе, Сардин, стремительно сунула свои босые ноги, в простые белые тапочки, что специально купила себе недавно, чтобы ходить в легком, весеннем семейно – гражданском обряде, весной и летом. Что затем быстро, собрав, с собой свою холщовую сумку на молнии, она, легко и стремительно, покинула свой коттедж.

- О, Боже мой, какая здесь красота весенняя. Когда я была здесь дома, в прошлые выходные, на вербное воскресенье, такого великолепия еще не было. Ах, как жаль, что не видит его мой возлюбленный человек, Светлозар. Где он, и что с ним, я до сих пор, абсолютно ничего не знаю о нем.* Мне так холодно на сердце и одиноко, что кажется, и сама эта весна сурова и холодна.
И думая вслух о нем, Сардин, медленно походила по своему родовому поместью, не замечая как слезы любви и верности, медленно снова катятся из ее красивых глаз.

Но вот, уже переодевшись в красивый самотканый сарафан, и на широких бретелях, и чуть ниже колен, белого цвета, из льна, и в лапти из плетеня,  спрятав вновь свои слезы, глубоко в себе. Сардин, стремительно вновь ушла в центр родовых поместий, в простой магазин. Дабы купить там, все для приготовления пасхальных куличей, и для пасхальных яиц.

Уже стремительно возвращаясь обратно, к себе домой. Любуясь при этом, весенним цветеньем, благоуханьем многих родовых поместьях, в поселении родовых поместий. Сардин рассуждала мысленно про себя саму. Какую чудесную весну, сам Господь Бог, в этом 2341 – году послал на Славянскую землю – матушку, что именовалась Божественное чудо, весеннее цветенье земных садов.
Что думая именно об этом, Сардин, внезапно решилась зайти в родовое поместье, батюшки Феодосия, родного отца Светлозара. Чтобы просто поинтересоваться, не прислал ли, их любимый человек Светлозар, о себе какой – нибудь весточки. Ведь уже практически прошло полгода, как он, не подавал о себе абсолютно никаких вестей.

Поскольку, еще в декабре прошедшего 2340 – го года, окончилась довольно  страшная война людей, с человеко – роботами Вендорами. на планете Венере. Уже началось восстановление планет Венеры и Марса. Куда вновь летают военные и просто гражданские, яйцевидные, космические капсулы. Постепенно восстанавливая там нормальную жизнь, на всех военных инопланетных базах.
Те же, рядовые призывники солдаты, что служили там, уже постепенно вновь стали привыкать к нормальной земной жизни, в ласковых объятиях, своих возлюбленных людей, девушек и жен, на своей родной планете Земля. Гордясь  особенно тем, что они живые люди, настоящие мужчины, воины и рыцари  из плоти и крови, победили железных машин, человеко – роботов Вендоров, и отвоевали свое право, и далее именоваться живыми разумными людьми. Гордясь особенно тем, что они дети своей родной планеты Земля.

И только лишь Светлозар Нектарович, о коем постоянно думала с любовью, Сардин, с того самого дня, субботы, четырнадцатого сентября, прошлого 2340 – го года не дал о себе ни весточки. И если бы, он там случайно погиб, о чем, Сардин, даже боялась и помыслить. То уже бы, его родители, давно получили на него похоронную весть, и получили этот страшный груз в закрытом цинковом гробу, как это было со многими молодыми ребятами, что погибли от страшных электро – лучевых пуль человека – роботов Вендоров. А так, еще в сердце Сардин, еще крепко жили вера, любовь, надежда, увидеть и  нежно обнять, своего возлюбленного человека Светлозара.

С такими совсем не светлыми помыслами, Сардин, неспешно и вошла в родовое поместье, батюшки Феодосия и матушки Ольги. Что как раз, замесила два огромных таза, теста – замеси, и просто поставила их греться, на весеннее теплое солнышко, под белыми самоткаными покрывалами из льна. Став просто далее заниматься другими, домашними делами.

Что вначале, молча и по – матерински обняв Сардин, матушка Ольга вдруг произнесла лишь мгновенье спустя, вытерев вначале о белый фартук, свои простые рабочие женские руки.

- Сардин, мне к великому сожалению, абсолютно нечего тебе поведать. Вестей никаких нет. Вот видишь сама, поставила, два таза замеси теста, для пасхальных куличей. Сейчас буду яйца красить. А может, сейчас я согрешу, против, воли Господа, смерти.* Не знаю, пусть Бог простит меня. Но поверь, Сардин, на моем материнском сердце, сейчас лежит тяжкий камень, не веданья, как впрочем, и у тебя, я просто уверенна в этом. От безвестности, о нашем любимом Светлозаре. Но все же, Сардин, крепись нашим ПРАВОСЛАВНЫМ духом, и обязательно  дождись вестей о нем. И быть может, Господь Бог, пошлет нам великое чудо, возвращение живым нашего любимого Светлозара.
- Спасибо вам, матушка Ольга. Я внутренне душой еще верю, что он живой. И в то, что он скоро вернется к нам. Ладно, я пойду, буду сама готовить пасху. – Произнесла лишь тихо Сардин, и не прощаясь, опустила глаза, и просто неспешно ушла, чтобы самой не заплакать.

Поскольку, она, Сардин, хоть и стала жестокой госпожой садо – мазо, секси – леди, но все же, в глубине души, она осталась все такой же, девушкой – православной, простушкой. Что сохранила себя, свою честь и девственность, для своего возлюбленного человека Светлозара. И довольно часто, когда она была вне дресс – кода, диско – наряда, она просто не могла нормально уснуть ночью в постели. А коли и засыпала, так только лишь на час, или на два. А все остальное время, Сардин старалась быть жесткой и надменной госпожой политиканшей, садо – маз леди, в довольно откровенных секси, диско – нарядах.
3.
Наконец, пришло светлое Воскресение Христово, пасха, воскресенье двадцать девятого апреля. Отстояв, как и все, вначале всенощную пасхальную службу, в православном храме. Где, конечно же, праздничную пасхальную службу, сам отслужил батюшка Феодосий.
Освятив по обычаю, все пасхальные куличи и яйца, своих православных прихожан. Среди которых, была и естественно пасха Сардин. Что накануне, в красную субботу, двадцать восьмого апреля, все приготовила самостоятельно. Собираясь, два десятка, крашенных пасхальных яиц, раздать близким и дорогим ей людям, и конечно же, Сардин планировала в понедельник, тридцатого апреля, весь день провести с малышкой Осси, уже крещенной в православии. Что, кстати, стала на один годик старше. То есть, ей уже исполнилось три годика, и она уже стала не по – детски, осмысливать саму себя.

Что почему – то, вспомнив именно о ней, по окончании церковной службы, около пяти часов утра, когда уже на рассвете, все православные люди, стали постепенно расходиться по домам, неся в руках, свою освещенную пасху, в красивых плетеных корзинах. Она, Сардин, вполне спокойно подошла к батюшке Феодосию, за  пасхальным благословлением, в своем белом самотканом сарафане из льна, до пят, в лаптях на босу ногу, и в белом платке. Что она, как обычно при входе в православный храм, прикрыла свои черные, лениво распущенные волосы, в гладком зачесе.
И уже благословляя Сардин, четырех перстным рукотворным крестом, знамением, батюшка Феодосий, вдруг тихо произнес, лишь мгновенье спустя.

- Сардиния, я знаю, что ныне у тебя на сердце, царит мрак. Но все же, будь, пожалуйста, нашим ПРАВОСЛАВНЫМ духом, сильна, ведь ты Сардиния, настоящий воин духа ПРАВОСЛАВИЯ. И я веру в чудо Божье, спасение и в оберег твоей любви, к моему сыну.
- Спасибо вам, батюшка Феодосий, за вашу духовную поддержку.  Мне сейчас она нужна как никогда. Я также веру в вечное ВОСКРЕШЕНИЕ и в мою любовь, и я обязательно дождусь его. И, пожалуйста, батюшка Феодосий, простите и отпустите. Поскольку, этот пасхальный день, я проведу не с вами. – Произнесла как – то совсем уж неловко Сардин, склоня, при этом, свою голову.
- Сардиния благословляю, и прощаю тебя. Иди по пути жизни с Богом в сердце, и ВЕРОЙ в вечное ВОСКРЕШЕНИЕ из мертвых. Все мы дети Бога. – Произнес лишь мудро и философски в ответ батюшка Феодосий, и отпустил Сардин с добрым сердцем, перекрестив ее еще раз.

Ровно в 10.00, Сардин, вовсе не переодеваясь, в том же своем пасхальном славянском обряде, в котором она была и в церкви, прошедшей пасхальной ночью, и только лишь слегка позавтракав. Собрав, при этом, пасхальные гостинцы, уже села в свой электро – автомобиль. Она тут же, уже  медленно тронулась в обратный  путь, к мегаполису Менск. Сложив вначале свой легкий, полу брючный семейно – гражданский обряд, в холщовую сумку на молнии, и положив ее в дальний угол, в багажнике.

Буквально, полчаса спустя, Сардин, плавно и тихо припарковалась в красивом каменном боксе, напротив дома семьи Баяковых. Где, как и ожидала Сардин, уже собралось достаточно много знакомых ей электро – автомобилей.
И выйдя из своего электро – автомобиля, она, Сардин, по пасхальному обычаю, поздоровалась, и по славянскому обычаю, поклонилась в ноги, показывая уважение и свое личное почтение, абсолютно всем. Весело раздаривая при этом, свою освященную пасху в церкви. Показывая этим, свое личное почтение и уважение, к каждому члену семейно – трудовой артели Баяковых. Включая сюда и всех малышей.
Чувствуя, при этом, взаимное отношение к себе самой, хоть и не родных, но все же, весьма близких ей по ПРАВОСЛАВНОМУ духу людей.

Но все же, пробыв в этой веселой компаний, до двух часов дня, не разрешив почему – то себе, ни капли  алкоголя. Сардин почувствовала вдруг себя, в этой веселой, уже чуть хмельной компании, совершенно чужой, и почему – то абсолютно одинокой. И чтобы не мешать никому, она, решила неожиданно для самой себя уехать в мегаполис Менск, в памэл ночной клуб, ‘Ночной Нарцисс’, на работу.
Что, поблагодарив вначале хозяйку дома, Татьяну Баякову, за хороший и вкусный пасхальный обед. А затем и попрощавшись со всеми гостями, включая и Александра Борисовича, и его возлюбленную жену Шалиму, всегда, кстати, чуткими и возлюбленными друг в друга людьми. Сардин просто села затем в свой электро – автомобиль, и легко, и непринужденно  тронулась в путь, дальше в мегаполис Менск, скрыв ото всех истинную причину своего незапланированного отъезда, глубоко в себе.
4.
На стенных электро – часах, над кроватью Сардин, уже пробило начало седьмого вечера, воскресного пасхального вечера, двадцать девятого апреля. Когда Сардин, просто позволила самой себе, прилечь на свою кровать, и слегка расслабленно заснуть.

Но вот уже встав, Сардин, в легкой цветной пижаме, чуть ниже колен, брючно – женского типа, вышла в туалетно – ванную комнату, сделать свои естественно, жизненно – важные дела. Как тут же, она решила принять душ, чтобы после просто выйти погулять.

Что уже полчаса спустя Сардин, уже надела свое нижнее легкое белье белого цвета, как раз уже надевая свои синие узкие джинсы и белую легкую майку на бретелях.
Но как только Сардин, стала идеально расчесывать свои черные, уже сухие длинные волосы, она внезапно для самой себя, сладострастно возбудилась. Как
внезапно, она довольно грубо и дерзко, восклицательно произнесла самой себе, лишь только мгновенье спустя. 

- Ты не имеешь право так быть одета.** Ты что девица колхозная, из тех далеких летописных времен.* Нет, и вовсе нет.** А значит приведи себя в надлежащий порядок госпожи садо – леди.**

И говоря самой себе именно это, Сардин, тотчас же медленно и сладострастно сняла с себя, белую майку на бретелях, как и свой белый кружевной лифчик. И промокнув свои груди, бумажной салфеткой, тотчас же, расстегнула и сняла с себя синие и узкие джинсы. После чего, Сардин взяла и раскрыла свой серый чемоданчик с горчичниками.  И наложив вначале закрытые горчичники, на свои груди, в виде плотной топ – майки, как и горчичники, наручники, от локтей до запястья обеих рук, и плотно застегнув их. Как сразу же, Сардин, сняла с себя свои обычные трусы, и бросив их небрежно себе на кровать, она сладострастно наложила и застегнула горчичные трусы. Лишь только предварительно протерев свои промежности между ног, другой чистой салфеткой, и вспрыснув ренд – гелем, все свои горчичники в надлежащие места. Она, Сардин, тотчас  же вновь надела синие узкие джинсы, и застегнув их на талии, на пуговицу и ширинку, босиком подошла к шкафу – купе, где взяла и надела, белесо – голубую спортивную ковту на молнии и надела ее нараспашку.

И также босиком, она присела к зеркалу, делать самой себе сексуально – выразительный макияж, как и мощную фиксаж – прическу, пышно уложенных черных волос, чуть ниже плеч. Как вдруг она, Сардин неожиданно для самой себя произнесла цитату изучаемого ею Владимира Ульянова Ленина. Хотя глубоко в ее православной душе, эта летописная личность была отвратительна и весьма омерзительна.

- Кто хочет видеть в возникновении мира божественное начало, кто стремится обрести  истину в отвлеченном мудрствовании. А добро и право извлекают из внутреннего мира, тот идет по ложному дедуктивному пути, где люди, так сказать, мыслят брюхом, а постигают сердцем…

И произнеся именно эту цитату Владимира Ильича Ленина, Сардин неожиданно вдруг зло усмехнулась сама себе, уже нанеся при этом на свои губы, ярко – фиолетовую жгуче перцевидную помаду, причем как обычно, толстым и жирным слоем. Начав при этом, мысленно вслух рассуждать сама с собой.
 
- Да бесспорно Ленин был глубоко убежденным материалистом, что призывал по своим взглядам, верить и смотреть на мир, и на существующий тогда мировой порядок, земного материализма. Но, а если же, взглянуть на эту его философскую цитату с высоты дальности уже прожитых летописных времен, и с духовно – нравственной точки зрения. То получается, что по его замыслу, его Ленинский материализм, был более важен, чем мир возвышенно – духовный. Что может быть, кстати, вполне правдой. Ибо, в мире возвышено – духовном, что превращаясь в земной, постоянно берется помысел, жить гармонично, рассудительно, и что не менее значительно, творить все тот же земной материализм. То есть постигать своим частным РАЗУМОМ, что есть что, и не преступать  тот индивидуально твердый порог нравственно – духовного, мира, в каком и живет он сам. Каждый здравомыслящий, мудрый человек, любого летописного времени, как единица индивидуальности. Поскольку, сам Ленин, хоть и не верил в Господа, но все же, существовал и в духовной ипостаси, что и позволяло ему, создавать, все тот же, земной материализм. Такова моя собственная точка зрения на эту цитату.

И сказав именно это, Сардин, незамедлительно, уже без трепета в сердце, босиком подошла к своему  шкафу – купе. Где просто без всяких раздумий взяла себе,  недавно купленное темно – синее обтягивающее мини – платье, из драпа – бостона, с треугольно – образным вырезом сзади, и к нему белую топ – майку с рукавами. И бросив этот наряд себе на кровать, причем, весьма небрежно, Сардин, тотчас же взяла с полки шкафа – купе, телесные колготки, как и свои черные перчатки. И также небрежно бросив и их туда же, Сардин, стремительно взяла и вышла босиком, почистить свои черные высокие сапоги, на шестнадцати сантиметровых шпильках. Уже чувствуя пекцацию своих горчичников, что стала монотонно на ее теле печь, но не обжигали ее кожу.

Так как, как знала уже Сардин, что в каждом горчичнике устроен микро – чип, что просто не позволяет обжигать кожу любого  человека, кто только надевает диско – наряд.
5.
Незаметно прошло еще пять минут. А Сардин уже вымыла руки, и спешно вновь вошла в свою комнату, где сразу же, сладострастно сняла с себя свою белесо – голубую спортивную ковту, как и свои синие узкие джинсы. И тотчас же, стала стоя и медленно, причем также весьма сладострастно для себя самой, натягивать себе на ноги телесные колготки и черные плотные перчатки, выше локтя, себе на руки. После чего, Сардин надела белую топ – майку и свое темно – синее обтягивающее мини – платье из драпа – бостона, с плотным треугольно – образным вырезом сзади, на своей оголенной пояснице, и чувствуя саму себя довольно шикарно и сексуально, в этом довольно откровенном секси - наряде. Сардин, тотчас же, сексуально полу согнувшись, взяла, и уже стала медленно натягивать на свои ноги черные высокие сапоги, на шестнадцати сантиметровых шпильках. Став затем при этом застегивать молнии, выше колен, и плотно зашнуровать сапожные корсеты на большие шнурки – банты, что тотчас же стали болтаться. При ее медленной, томно – сексуальной ходьбе, на высоких шпильках.

Поскольку, Сардин, у зеркала уже сексуально стоя, стала надевать путы между ног, бандану в пятьдесят сантиметров длиной, на свое правое бедро, и наигольники в три иглы, на свои кисти рук. И уже вспрыснув ароматно своим сексуально – возбуждающим лейк – спреем, она тотчас же надела на свою шею черное брондолитовое кольцо. И почему – то зло, усмехнувшись сама себе, Сардин вдруг восклицательно произнесла, лишь только миг спустя.

- Вот сейчас я есть госпожа секси, жесткая, надменная.** Теперь я брезгаю вспоминать, что я всего час назад была добрая и смиренная девушка – православна.** Тьфу.** Гадко.**

Говоря именно это, Сардин внезапно захотела ударить кого – то плетью, сделать с кем – то визуальный фант, и просто развлечь саму себя, то есть кого – то унизить, оскорбить.

И понимая разумом, что она, сейчас Сардин, просто греховно помышляет, она надевает на свои глаза, черную  маску – аппликацию, и взяв свою дамскую черную сумочку, на небо3льшой золотистой цепочке. Она медленно, томно – сексуально, громко цокая о пол, высоких черных сапог, направляется из своей комнаты, как впрочем, и из своего коттеджа. Не пожелав даже почему – то в этот пасхальный весенний вечер, и поужинать.

Уже сексуально стоя, на высоких шпильках, в высоких черных сапогах перед своим коттеджем, у Сардин внезапно в ее дамской черной сумочке, раздался звонок мобиль – телефона, что она взяла и ответила, лишь только мгновенье спустя. Сексуально стоя в уже предзакатном весеннем солнце, чудесного пасхального вечера, воскресенье, двадцать девятого апреля.

- Алло, я слушаю. Ева добрый тебе пасхальный вечер. То есть как, ты не хочешь быть с родными на даче.* Хорошо, я поняла, ты желаешь этой ночью моей плетки и надругательства над твоим телом, и твоим личным я. Хорошо, говори адрес дачи, ты начинающая садомазохистка. Хорошо поняла, жди. Но предупреждаю тебя сразу же, от меня пощады не жди. Хорошо я поняла. Пожалуйста, жди, сейчас приеду, и заберу тебя.

И положа уже обратно свой мобиль – телефон, Сардин, глубоко вздохнув, развернулась, и медленно, томно – сексуально, громко цокая о тротуар, высокими черными сапогами на высоких шпильках, вновь вошла в свой коттедж, в свою комнату.
Где с не желанием, сняла вначале с глаз, свою маску – аппликацию, а затем только, черное брондолитовое кольцо, как и наигольники с банданой, и положа все в надлежащие места, Сардин, сняла затем путы, став незамедлительно, после расшнуровывать и расстегивать молнии высоких черных сапог. И оперев их о кровать, она тотчас же стала снимать свое темно – синее обтягивающее мини платье, белую топ – майку, и стянула с рук, черные плотные перчатки, и оставшись лишь в телесных колготках. Сардин просто незамедлительно вновь надела свои синие узкие джинсы, как и надев свою белесо – голубую спортивную ковту на молнии, и застегнув ее. Она тотчас же, сунула свои ноги в телесных колготках, в свои белые кроссовки, и надев на свои глаза широкие черные очки, чем, кстати, и скрыла свой сексуально – выразительный макияж на своем лице.

Что затем, лишь миг спустя, мимолетно взглянув на себя саму в отражении зеркале, Сардин просто стремительной походкой покинула свой коттедж. Взяв, конечно же, вновь с собой в руки, свою дамскую черную сумочку на небольшой золотистой цепочке.
6.
Уже едя на своем электро – автомобиле, по весеннему мегаполису Менск, Сардин лишь мимолетно замечает, как спокойно, не спеша, нежно и любя, гуляют возлюбленные пары. Как внезапно, лишь миг спустя, она произнесла вслух, сама себе, причем, весьма озлобленно.

- А жизнь здесь вечером, в мегаполисе Менск бурлит. Юная, босоногая девица Весна, ты как всегда невинна и свята. Но лично я, сейчас просто лютой ненавистью, ненавижу тебя. А по сему, будь ты проклята. Ибо, ты во всем гармонична и светла. А сейчас на сердце у меня, кладет печать сто пудовая гиря, грусть, одиночество, печаль, суровость и сладострастный грех. К тому же, я дева – осень, прекрасная стать, не обязана просто пускать нюни о любви. Мне сейчас просто безразличны вы.

И сказав именно так самой себе, причем с грубой и язвительной интонацией, и с болью в сердце, Сардин на своем электро – автомобиле, уже легко и плавно свернула с кольцевой автомагистрали, на Могилевскую автомагистраль, и проехав за две минуты, двадцать километров. Плавно свернула вправо, в малое дачное поселение, ‘Екатеринодария’. Что, кстати, все было в свежей и красивой зеленой листве, этой прекрасной весенней поры. Но, почему – то вовсе не заметив этой природной красоты, Сардин плавно и быстро въехала в это дачное поселение, на главную, центральную улицу. И проехав еще с километр, плавно вдруг, остановилась перед красивым белым домом, с желтым забором, из кирпича. Замечая как раз, шестнадцатилетнюю девушку Еву Кайнову.
Девушку, кстати, из памэл ночного клуба, ‘Ночной Нарцисс’, что по своему собственному пожеланию с февраля этого 2340 – го года, стала работать в этом ночном клубе. Тем самым сейчас, играя роль секси – служанки, и при этом готовясь к заключению контракту на десять лет, собираясь, стать после настоящей секси – лайнершей, заключив при этом, свой рабочий контракт в десять лет.

Что почему – то думая о этом, Сардин, уже проехала и развернула свой электро – автомобиль и припарковавшись напротив, она собралась уже не спеша выйти из него. Наблюдая при этом, саму Еву в цветном легком сарафане, на широких бретелях, и чуть ниже колен, и в простых белых туфлях, на плоской подошве, на босу ногу. Поскольку, Ева причесала свои длинные золотистые волосы, в гладкий зачес, что естественно собрала в один толстый, но красивый пучок. Держа, при этом в руках свою дамскую черную сумочку, с не большой холщовой сумкой  на молнии.
И уже собираясь выходить из своего электро – автомобиля, Сардин замечает, как впрочем, и ожидалось, что на даче у родителей Евы, было достаточно много гостей, что, как известно, отмечали православную пасху. Что она, Сардин, вовсе даже и не удивилась, почему Ева, выбрала эту ночь провести на работе. И естественно в трезвом состоянии души и тела.
Ибо, уже сама, Ева стремительно, так и не дав, кстати, самой Сардин выйти из салона своего электро - автомобиля, обошла, и с противоположной стороны, села в ее электро – автомобиль. Лишь, кратко, восклицательно произнеся, спустя один миг.

- Сардиния, все я готова.** Поехали.**
- Ева, постой, а ты с родителями уже попрощалась.*
- Да Сардин, я с ними уже попрощалась. Пожалуйста, поехали уже, поскольку, я не могу переносить пьяный бред, людей в алкогольном дурмане, хоть они и родные мне.
- Хорошо Ева, я прекрасно поняла тебя. – Вполне спокойно произнесла Сардин, и тотчас же, уже тронулась с места. Поскольку, она уже снова тихо завела свой электро – автомобиль, и медленно стала вновь набирать знакомую ей скорость, в обратном направлении, в мегаполис Менск.
7.
Было уже половина одиннадцатого вечера, когда уже Сардин и Ева, по ранней договоренности, между собой, стремительно вместе, вошли в коттедж Сардин, в ее комнату.

Как внезапно, Ева в своем цветном, легком сарафане, чуть ниже колен, и в простых белых туфлях, на босу ногу. Молча, присела на колени, на пол, отведя при этом, назад, за спину, свои руки. Положив, при этом, рядом на полу, свою дамскую черную сумочку и небольшую холщовую сумку, в коей, кстати, лежала пасха от родителей Евы.
В свою очередь Сардин, молча, взяла с тумбы у зеркала, стальные настоящие наручники, с острыми шипами внутрь, и надела их на кисти рук Евы, прикрепив одну стальную длинную цепь, к ножке белого дивана – канапе. После чего, Сардин, взяла с тумбы с зеркала, новую гигиеническую накладку для губ, и распаковав ее, прикрепила ее к гибким удилам, и, молча, поднесла их к губам Евы. И заткнув ей рот, Сардин вдруг язвительно и философски произнесла, лишь миг спустя.

- Прости Ева, но так мне хочется сейчас. Умей терпеть адовы муки, и испытывать сладострастный грех, одновременно. В вечер, когда за окном цветет весна, и так хочется сердцу радоваться и любить.

И получив уже согласие от Евы, одним лишь кивком ее головы, Сардин, тотчас же, сняла  с глаз, свои большие черные очки, и положив их на место. Как тут же, сняла с ног свои белые кроссовки, как и синие узкие джинсы, и оставшись лишь в телесных колготках, Сардин, тотчас же, расстегнула молнию своей белесо – голубой спортивной ковты, как и сняла ее. И тотчас же, сунула свои ноги в телесных колготках, в черные закрытые туфли, на десяти сантиметровых шпильках, и громко цокая ими о пол, причем сексуально сотрясая свои  ляжки ног, в телесных колготках, вышла просто вымыть свои руки.

Спустя пять минут, когда Сардин все, также сексуально  цокая о пол, десяти сантиметровыми шпильками, черных закрытых туфлей, вернулась назад в свою комнату, то тотчас же, начала медленно вновь натягивать свои черные плотные перчатки, на свои руки, выше локтя. Как внезапно она вдруг громко произнесла, лишь миг спустя.

- Слушай, Ева, коли садомазохистка ты.** Цитату Владимира Ульянова Ленина. И коли ты интересно рассудишь ее, то не будет тебе этой ночью моей садо – плетки, и моего визуального фанта тебе в губы.
- Внимательно слушаю, вас, моя госпожа. -  Произнесла вдруг кратко и вежливо уже едва не своим голосом Ева, через гибкие удила на своих губах. Став, при этом на коленях, внимательно слушать свою госпожу Сардон. Что как раз начала надевать белую топ – майку, с длинными рукавами, сексуально оголяя при этом, свою поясницу и живот.
Что как раз произнесла лишь миг спустя.

- Земной и загробный мир, господа и рабы, вера и знание – все находилось под единым управлением того, кто говорит; ‘Я господь бог твой’…

- Госпожа Сардон, эта философская цитата Ленина относит себя к непринятию всего христианства, и в том числе православия. Вспомните, пожалуйста, бога противие всех советских властей. Но вопрос, чем все это окончилось. Вначале свержением православного батюшки – царя. Затем кровопролитием всего славянского рода людей, что большею частью, существовал крестьянским собственным трудом. Что знавал свою многовековую Славянскую летописную культуру и обычаи. И все это гармонично было. Крестьянский род людей, многие века, трудился у своего господина – барина. И коли сам барин был ПСИХОЛОГИЧЕСКИ хорош и добр, то и сам крестьянский род жил благополучно и хорошо. Что на мой личный взгляд, и позволяло ему и верить в Бога, как впрочем, и в своего господина – барина. А это уже и есть словосочетание ‘Я господь бог твой’… Так я сама лично эту цитату разумею.

И окончив уже, Ева при этом наблюдает, как уже ее госпожа Сардин, уже снова надела свое темно – синее обтягивающее мини – платье, из драпа – бостона, с треугольно образным вырезом сзади, на своей оголенной пояснице. И чуть оправив его, Сардин внезапно у кровати, ловко нога о ногу, сняла с ног черные закрытые туфли, на десяти сантиметровых шпильках, и ловко взяла, прислоненные к своей кровати, черные высокие сапоги, на шестнадцати сантиметровых шпильках. Что затем стала, стоя и сладострастно и медленно надевать их себе на ноги. Что, уже застегнув молнии выше колен, она тотчас же стала плотно шнуровать сапожные корсеты, выше колен, завязав затем их как обычно на большие шнурки – банты, что стали лениво болтаться, при ее медленной томно – сексуальной ходьбе на высоких шпильках. И прикрепив затем путы, крест – накрест к сапожным корсетам, для усиления, своего сексуального эффекта. Сардин уже медленно, томно – сексуально, громко цокая о пол, высокими, шестнадцати сантиметровыми шпильками, черных высоких сапог, подошла вновь к зеркалу, при этом лишь мгновенье спустя сладострастно спрашивая у Евы, что как сразу стало видно визуально,  уже также сладострастно возбудилась.

- Что куколка, ты уже сладострастна.* Так погоди же чуток, скоро ты престанешь передо мной в надлежащем облике. Я сейчас.
И говоря именно это, Сардин уже снова надела на свою шею, черное брондолитовое кольцо, наигольники на свои кисти рук, и бандану, в пятьдесят сантиметров длиной, на свое правое бедро. И вспрыснув себя вновь, довольно ароматно. И надев на свои глаза ту же самую маску – аппликацию, что и ранее.
Как внезапно она взяла с тумбы зеркала, свой черный кнут, а вместе с ним, свою черную дамскую сумочку, на небольшой золотистой цепочке. И медленно, томно – сексуально, на высоких шпильках, в высоких черных сапогах, подошла к Еве, как внезапно воскликнула, лишь только миг спустя.

- Я кому сказала немедля встать.* Ты кукла недоделанная, пшла переодеваться под моим пристальным надсмотром.*
- Слушаюсь вас моя госпожа Сардон. – Лишь скромно произнесла Ева в ответ. И почувствовав, как ее госпожа Сардон, уже отцепила ее руки в наручниках от ножки белого дивана – канапе, и взяв в правую руку стальную длинную цепь, причем делая все это осторожно, но все же, грациозно и сексуально. Что внезапно она, госпожа Сардон, греховно загордилась сама собой, что не дозволила самой себе прикоснуться к Еве, и обжечь ее своим био, электро – током.

- Госпожа Сардон, позвольте, пока мы идем в мой восьмой коттедж, по четвертой улице Варлей, переодеваться, я прочитаю вам мое новое летописное  стихотворение. – Произнесла чуть стеснительно Ева, поскольку, руки ее были все в тех же стальных наручниках, сзади, а длинную цепь от их в своих руках держала госпожа Сардон, что медленно, томно – сексуально, на высоких шпильках, в высоких черных сапогах шла. При этом громко цокая о тротуарную плитку, и чуть поодаль, сзади. Причем все также грациозно и сексуально.
- Дозволяю, читай.* Ну же, Ева, я слушаю тебя.* - Воскликнула внезапно громко и грубо госпожа Сардон, и длинной цепью, вдруг причинила Еве, чуть больше боли. При этом глубоко в своей душе, сожалея, что она, Сардин как девушка Православна, причиняет другому человеку, физическую боль, хоть и по добровольному согласию самой девушки Евы.
- Так слушайте же, моя госпожа Сардон. Я начинаю. – Произнесла сразу же, Ева, и лишь мгновение спустя, вдруг поэтически и философски продолжила далее.

- На Славянской земле – матушке,
Во двадцатом веке, был свергнут православный Царь,
И человечий род, словно в мрачной мгле,
Пошел свергать свой Православный церковный алтарь.

Сменилась верховная власть, стало народовластие,
Что лишь грабило, уничтожало, убивало,
Словно Руссия, покатилась назад, в минувшие столетия,
И развития ее, как и не бывало.

Когда не согласных ссылали в конц лагеря,
Как никому не нужный, рогатый скот,
А во земле Славянской, прославилось имя нового Вождя,
Что попытался уничтожить весь наш Славянский, людской род.

- Браво, Ева хвалю. Ты  сейчас избежала моего визуального фанта тебе в губы, этим святым пасхальным вечером, но не избежала вот этого моего кнута. Все, ты временно свободна. Даю тебе ровно полчаса на переодевание. Все, пшла работать. Я передумала. – Вдруг достаточно грубо и нарочно фальшиво произнесла госпожа Сардон, лишь миг спустя.
Как тотчас же, при входе в ее восьмой коттедж, по той же четвертой Варлей, освободила Еву от стальных наручников, а сама же, весьма сексуально присела на низкую скамеечку, поджидать Еву, у входа в ее восьмой коттедж, по четвертой улице Варлей. Показав ей, при этом свой черный, но болевой кнут.
8.
Ровно через полчаса, входная дверь восьмого коттеджа, плавно распахнулись, и из них медленно, томно – сексуально вышла Ева.

Но уже в черных, плотно облегающих ее девичью стать, секси – шортах, что на фоне ее телесных колготках, в черную крупную сеточку, и черных сапог, чуть выше колен, на  двенадцати сантиметровых шпильках, с путами крест-накрест, меж ног. Смотрелись на Еве, обжигающе и сексуально красиво в этот весенний вечер, воскресенье двадцать девятого апреля.
Плюс черные перчатки, как и классическая белая топ – майка, что не только лишь сексуально оголяла ее живот и поясницу, но и придавала Еве, еще более сексуальности и грациозного шарма, с наигольниками на кистях рук, в три иглы. И с банданой в пятьдесят сантиметров длиной, на ее правом бедре. Что естественно с черного цвета, брондолитовым кольцом на ее шее, было в контрастном сочетании с ее длинными золотистыми волосами, в пышной, но распущенной фиксаж прическе. И еще больше усиливали этот ее эффект девушки секси, как и ее черная маска – аппликация. Но уже с чуть другим цветочным узором, чем у ее госпожи Сардон. И  с сексуально возбуждающим ароматом, поскольку, Ева, уже спрятала свой сексуально – выразительный макияж на глазах под свою маску – аппликацию, оставив лишь открытыми  свои губы в темно – красной жгуче перцевидной помаде, для визуального фанта.

Что тут же, ее госпожа Сардон, весьма медленно и сексуально на своих высоких шпильках, в высоких черных сапогах, встала со скамьи, у коттеджа. И медленно, томно – сексуально, на высоких шпильках, подошла к Еве, при этом грубо, но вопросительно говоря, лишь краткое мгновенье спустя. Надевая, при этом, на руки Еве вновь, стальные наручники, позади ее спины.

- Ты действительно желаешь моего визуального фанта тебе в губы.*
- Да госпожа Сардон, я желаю вашего визуального фанта себе в губы. Или вы желаете заменить его летописным рассказом от меня.*
- Что же, Ева, ты схитрила. И тебе повезло, что сегодня воскресный пасхальный вечер. А я особо не хочу тебя и себя загрязнять своей похотью. Итак, пошли в нашу секси – тюрьму, ‘Мраки’, и коли ты хорошо выполнишь сама себе поставленное задание, и мне оно понравится, то отпущу тебя. Ну, а коли, нет, то пеняй на саму себя. До шести утра, ты будешь в моей похотливой власти.
- Госпожа Сардон, да я согласна, пошли в нашу секси – тюрьму, ‘Мраки’. Где я попробую сдать перед вами своеобразный экзамен, словно перед совестью своей. – Произнесла достаточно тактично Ева, и медленно, томно – сексуально, в громкий, монотонный цокот, разных по высоте разных шпилек, разных черных сапог, направились на первую улицу Варлей, к коттеджу номер 2.
Где ранее жили девушки, что, кстати, самыми первыми пришли работать в памэл ночной клуб, ‘Ночной Нарцисс’, еще при Анне Лорбонович, и уже как несколько лет, как уже окончили успешно, свой десяти летний рабочий контракт.  И уже просто стали счастливыми, молодыми женщинами, женами, да и просто мамами, своих маленьких детей.

Но сейчас коттедж номер 2, по первой улице Варлей, представлял собой двух этажную секси – тюрьму, ‘Мраки’, с решетками, замками, с стенами, что окрашены были в серый цвет, низкими скамейками, и серым бетонным полом. С той лишь разницей, что эта тюрьма, была добровольная, для всех взрослых и состоятельных мужчин клиентов и девушек секси – лайнершей, что приходили сюда в откровенных диско – нарядах, в своих образовательных целях, дабы просто учиться всем летописно – философским наукам.

Что сейчас, когда Ева и госпожа Сардон, уже вошли в двух этажную секси – тюрьму, ‘Мраки’, и на своих высоких, но разных шпильках, они обе, весьма сексуально прошли в дальнюю малую камеру, что находись за бывшим огромным залом.
Что, кстати, теперь, представлял огромную серую камеру, для групп, что, только, пожелают через личностный садо – маз, изучить тот или иной предмет, любого отрезка летописного времени.

Как тут же, медленно, томно – сексуально, на шпильках, уже войдя в эту малую камеру, госпожа Сардон, молча, и весьма сексуально подошла к небольшой стальной шведской стенке, смотря при этом, молча, сквозь свою маску – аппликацию. Что камера вся эта, была окрашена в серо – мрачный тон. А на большом окне, забеленном также в белесо – серый тон, имела мрачный тон, стояла настоящая стальная решетка.

И миг спустя, уже осмотревшись вокруг, госпожа Сардон, показала Еве, молча, что также сексуально на шпильках, вошла вслед, что она просто обязана сексуально встать у канадской стенки. Дабы она, госпожа Сардон, приковала сзади ее руки, стальными наручниками к этой канадской стенке.

Когда же, все это было сделано, госпожа Сардон, медленно, томно – сексуально, громко цокая о серый, идеально гладкий бетонный пол, высокий черными сапогами, на шестнадцати сантиметровых шпильках, отошла чуть в сторонку. И махнув перед Евой, своим черным кнутом, внезапно, громко и довольно вульгарно произнесла, лишь миг спустя.

- Итак, раба Ева, соизволь поведать мне, свой летописный рассказ. А то видишь, мой  черный кнут, скучает без работы.
- Слушаюсь и повинуюсь вам, моя госпожа Сардон. Мой летописный рассказ именуется, АНАРХИЯ РАЗВРАТА. Госпожа Сардон, позвольте, начать.

- Дозволяю тебе раба Ева. А то видишь, мои губы, скучают без визуального фанта.** - Воскликнула вдруг, достаточно зло госпожа Сардон, погодя лишь миг.

- Мой летописный рассказ именуется ‘Анархия Разврата’. В начале XX – ого века, в Руссии, именуемой некогда Россией, всякая человеческая не стоила ни гроша. И здесь в пору подходит цитата Владимира Ульянова Ленина, из его собраний сочинений, том 10 – й. Приведу ее полностью.
- ‘Долой царское правительство.** Мы свергнем его и назначим временное революционное правительство для созыва народного учредительного собрания. Пусть выбраны будут народные депутаты всеобщим, прямым, равным и тайным голосованием. Пусть выйдут из тюрем, и вернуться из ссылки все борцы за свободу.’
- И здесь госпожа Сардон, будет в пору, и сказать, что Россией, в те далекие летописные времена, могли управлять и безродная кухарка, что вообще ничего не смыслила, в политике, в экономике, и рядовой молодой юнец, солдатик. Как впрочем, и нищий крестьянин, алкоголик и проситель милостыни. Значит, выходит, что Высшую Верховную Царскую власть свергли, нищие, православной веры, люди. А то есть, люди и солдаты, что предали Царя, рабочие, что мало того, были большею частью, малограмотны и нищие, но и вообще не ведали, что они творили. Что под первым этим Ленинским призывом, лозунгом, пошли свергать всю Высшую Царскую власть в Руссии. А это, между прочим, были люди высшего сословного и офицерства и духовенства, да и люди образованные, что представляли собой альтернативную точку мнения, то есть несогласные с новым коммунистическим режимом писатели и поэты. А это уже и есть настоящая Анархия Разврата, то есть мраки, того далекого уже XX – ого века, в Руссии. На этом я госпожа Сардон, уже оканчиваю свой маленький, летописный рассказ, ‘Анархия Разврата’. И желаю окончить его, еще одной цитатой, но уже из Георгия Валентиновича Плеханова. Вот эта цитата. Пожалуйста, послушайте.
- Нам нужно радоваться тому, что России предстоит пережить буржуазную революцию, и стараться придать этой революции возможно более широкий размах, а неизбежному и необходимому участию в ней пролетариата сообщить, возможно, более сознательный характер. К тому сводится, к этому должен быть сведен основной вопрос нынешней тактики нашей партии.
- И здесь же, госпожа Сардон, я позволю себе, еще одну цитату Георгия Валентиновича Плеханова, дабы подтвердить правоту моих уже выше сказанных слов. – Произнесла вдруг достаточно спокойно Ева, и спустя лишь миг, вдруг продолжила далее.

- Без массы мы – ничто. Не имея за собой массы, мы, несмотря ни на какое самоотвержение, ни на какую ‘конспиративную’ сноровку, должны заранее признать свое дело окончательно проигранным. Агитация в массе важна для нас теперь более, чем когда бы то ни было. Не будем обманывать себя; масса вовсе еще не вся проникнута ненавистью к царизму; она еще далеко не вся разделяет наши политические стремления.

- Браво, Ева, хвалю, ты сейчас избежала моего визуального фанта и кнута. Все на сегодня ты свободна, пшла отдыхать.** -  Воскликнула внезапно грубо госпожа Сардон, и тотчас же, уже освободив руки Евы, от стальных наручников. И также, молча, не прощаясь, медленно томно – сексуально громко цокая о пол, высокими шпильками, направилась прочь из малой комнаты, секси – тюрьмы, ‘Мраки’.
9.
Светало. Наставало весеннее утро понедельника, тридцатого апреля. И как раз по Божественному наитию, оно выдалось чудесно, ярко – солнечное, что даже  и на одинокой душе Сардин, вдруг проблеснул маленький лучик веры и надежды, в свое личное ближайшее будущее время.

И  почему – то думая именно так, Сардин уже сняв весь свой диско – наряд, оставшись лишь в горчичниках, и стремительно надев свой черный спортивный костюм, как и белые кроссовки на босу ногу. Она спокойно и легко вышла на свою обычную пешую спортивную пробежку, легкой и быстрой рысцой, в пять километров, вокруг всего коттеджного поселка.

Через час, возвратясь назад в свой коттедж, Сардин, как обычно по утрам, на работе в клубе, ушла на кухню, готовить самой себе завтрак.

После завтрака, убрав как обычно за собой, Сардин, стремительно собрала небольшую корзинку из плетеня, пасхи, для малышей из детского приюта, при Менском Доме Милосердия, где, как известно, находилась трехлетняя малышка Осси. И поставив эту небольшую корзинку, у входных дверей, а сама же стремительно вошла назад к себе в комнату.

Где подойдя к своему шкафу – купе, Сардин взяла себе белесо – розовое платье расклешь. Что, положа его себе на кровать, она тотчас же, сняла с себя черный спортивный костюм, и слегка подумав, про себя, она внезапно вдруг расстегнула и сняла с себя горчичники, и положа их себе на кровать, на электроды – птички. Как тотчас же, стала переодеваться, лишь вначале надев, свое нижнее белье, белого цвета. И уже оправив на себе свое белесо – розовое платье расклешь, слегка застегнув на своей пояснице широкий пояс, такого же цвета. Как и разбурив свою высокую фиксаж – прическу, сменив ее на скромный пучок, длинных черных волос, сзади. И тотчас же, Сардин, сунула свои босые ноги, в белые туфли – тапочки, как и схватив свою черную дамскую сумочку, на небольшой золотистой цепочке, и легкой, плавной походкой стремительно покинула коттедж, прихватив, конечно же, с собой, у входных дверей и приготовленную ранее, корзинку в пасхальными угощениями для малышки Осси.
Как впрочем, и для других малышей, что  жили там, поскольку, их родители, чисто случайно, погибли, оставив своих малышей, на попечении Белорусского государства. И в частности, православного Дома Милосердия, что ВОСПИТЫВАЕТ, абсолютно всех малышей, в БЛАГОРАЗУМИИ, и во Всевышней любви ко всему сущему и живому, и конечно же, в ПРАВОСЛАВИИ. 

Что Сардин, вовсе даже и не заметила, как весьма быстротечно пролетело время до часа дня, понедельника, тридцатого апреля, когда она просто весело и непринужденно бегала с малышкой Осси, забыв обо всем на свете.

Но пробыв с малышкой Осси, в детском приюте, при Менском доме милосердия, до часа дня, Сардин уже с глубоким сожалением покинула его, как и саму малышку Осси.
Поскольку, ей, малышке Осси, как впрочем, и другим малышам, нужно было идти отдыхать, и  ложиться спать, на дневной сон. И которых, кстати, Сардин, с некой материнской любовью, также угостила своей пасхой, и также немножко и поиграла с ними, уделив и им свою частичку, женского сердца, вспомнив, при этом, и свое детство, в детском доме, в местечке Белов.
10.
Уже возвратясь назад, на своем электро – автомобиле в памэл ночной клуб, ‘Ночной Нарцисс’, в свой коттедж номер 2, по четвертой улице Варлей. Сардин, при этом, вдруг набрала на ходу, номер своей родной сестры Виктории.

- Алло. Здравствуй Вика. Извини, что звоню поздравить с пасхой, с чуть опозданием. Да нет, дома я как раз не была. Вчера не выпила ни глотка, хоть и была в гостях. Да, вечером, переоделась в диско – наряд, и согрешила, став временно госпожой Сардон. Не знаю, но мне так чуть легче не думать о Светлозаре. Вот и сейчас, съездила в Менский дом милосердия, к малышке Осси. Погуляла с ней до обеда, сейчас уже иду назад к себе в коттедж. Наверное, буду переодеваться. Да, Вика, чтобы отвлечься, и не сойти с ума. Передай мои поздравления, всем нашим, и особенно, своей малышке Яне. Я вас всех люблю, и Господа Благодарю, за то, что вы есть у меня. Ладно, Вика, будем прощаться, жаль, что вы не приедете на майские праздники. Все я уже дошла до коттеджа. Всех люблю и нежно обнимаю.

И почему – то, стремительно окончив, телефонный разговор, с Викой, Сардин, внезапно тяжело вздохнула. Уже заведомо зная, что ей вновь надо сексуально перевоплощать саму себя. Где Сардин, привыкла язвить, грубить, огрызаться, и выражаться словесно, помойно – мусорно, словесным лексиконом, то есть разговаривать.
При этом, когда Сардин, сексуально перевоплощалась, она, почему – то постоянно вспоминала маленькую притчу – рассказ Александра Борисовича, о начале XX – ого века. Что всегда напоминала ей, Сардин, о ее образе секси, госпожи Сардон. Когда она, в юбке – мини, да на высоких шпильках, и в длинном, сером, драповом пальто, со всеми надлежащими аксессуарами для диско – наряда язвит, пререкается, сорит грубым словесным мусором. Что даже она, Сардин, не представляет как могли люди жить в той грязи, что назывался время раннего коммунизма.

Поскольку, сама эта притча о начале XX – ого века, гласит. Со слов самого Александра Борисовича Манкевича.

‘- В начале XX – ого века, когда только устанавливайся ранний коммунизм. Одна деревенская девица, воспитанная в духе православия, влюбляется в молодого городского человека, интеллигента, что уверовал в прогрессивный коммунизм. Постепенно, и молодая девица, стала забывать православные заветы родного отца. И вот, в один прекрасный день, эта девица выбросила из отцовского дома все православные иконы, а в дом внесла, огромный потрет Владимира Ильича Ленина. И объявила своему отцу.
- Это мой ныне кумир. И отныне он будет висеть в нашем красном углу, а твои иконы я выбросила вон. Они нынче не в моде.
- Как же так, дочь, все наши иконы, передавались нам по родовому завету, по родовому древу.* Им молились все твои прародители, и мы родители твои, тоже молимся им, а ты в раз, взяла и обрубила все наши родовые, православные корни.
- Пшел ты отец, со своими родовыми корнями, нынче я ярая активистка и коммунистка. И если ты не разделяешь моих взглядов, то я отрекаюсь от тебя. И отныне, я могу заявить на тебя, что ты ничтожный кулак, и пережиток старого времени, что доживает свои последние дни.
- И сник отец головой. Где и в чем он допустил ошибку в воспитании своей родной дочери.* А может, это всего лишь дань современной моде на коммунизм.* - Подумал вдруг отец, когда уже его родная дочь, глубоко обидев его, навсегда ушла, из своего родного дома’.
11.
И почему – то, повторив, вслух, про себя саму, именно эту притчу, Сардин уже тихо вошла в свой коттедж, в свою комнату, где посмотрев на свою кровать, где были разложены на птичках – электродах, ее горчичники. Что тотчас же, Сардин, положив вначале свою черную дамскую сумочку, на тумбу у зеркала. А сама же сняв, нога о ногу свои белые туфли – тапочки, и поставив их у своей кровати. И просто  незамедлительно, расстегнув на себе, широкий белесо – розовый пояс,  а затем только она сняла свое белесо – розовое платье расклешь. И в одном нижнем белье, повесив его обратно на вешалку, в шкаф – купе, Сардин тут же взяла себе другую вешалку, где висел ее дресс – код серости. Поскольку, ее серое драповое пальто,  висело на металлической круглой вешалке, в углу за зеркалом.

Но вдруг, Сардин почему – то передумав, бросив свой первый наряд себе небрежно на кровать, она вдруг взяла со шкафа – купе, свою черную мини – юбку расклешь, и к ней обычную белую топ – майку.

Через пять минут, когда Сардин, босиком, уже сходила в туалетно – ванную комнату, и подмыла промежности своих гениталий. Как тотчас же, она вернулась обратно в комнату, где уже отключила свои горчичники от электродов – птичек, и сладострастно наложила их себе на тело.
Буквально через минуту, уже натянув телесные колготки себе на ноги, Сардин, вдруг сунула свои ноги в черные закрытые туфли, на десяти сантиметровых шпильках. И уже громко цокая ими о пол, при этом, сладострастно чувствуя, как уже сотрясаются ляжки ее бедер в телесных колготках, Сардин, подошла к зеркалу, подправить свой макияж, и сделать вновь высокую фиксаж – прическу.
Как внезапно, она самой себе произнесла, вслух, лишь миг спустя.

- А пойду – ка я прогуляюсь, заодно и пообедаю в нашем кафе, ‘Бизон’. Ведь уже начало третьего часа дня. Поймаю себе новую девушку рабу, отслушав ее реплику, на ту или иную цитату.

И злорадно почему – то усмехнувшись сама себе, Сардин громко цокая о пол, шпильками черных закрытых туфлей отошла назад к своей кровати. Где уже натянула себе на руки, черные плотные перчатки выше локтя, и классическую белую топ – майку, как и черную мини – юбку, расклешь. Оставив как обычно сексуально оголенными свою поясницу и живот.
Когда же, Сардин все оправила у зеркала, и надела на шею свое черное брондолитовое кольцо, и вовсе не надевая остальных аксессуаров для диско – наряда. А лишь только ароматно вспрыснула саму себя, она взяла вновь в руки, свою черную дамскую сумочку на небольшой золотистой цепочке, и громко цокая о пол, высокими шпильками черных закрытых туфлей, направилась снова из коттеджа.
12.
Уже сексуально сидя и обедая, в ночном кафе, ‘Бизон’, Сардин замечает, как быстро и стремительно все девушки начали возвращаться в памэл ночной клуб, ‘Ночной Нарцисс’. Что сексуально сидя в кафе, Сардин, буквально наблюдает за ними, и предвкушает свое садо – маз удовольствие.

Поскольку, там за окнами ночного кафе, ‘Бизон’, торопливо, и не очень возвращаются девушки, после трех дневных пасхальных выходных.   
Но вот заметив уже семнадцатилетнюю девушку Изабеллу Юрскую, что, кстати, шла по тротуару довольно спокойно, по улице Сурицкой, и была в красных узких джинсах, в красных кроссовках, и в белой майке на широких бретелях. А короткие темно – каштановые волосы, Изабелла, просто уложила в гладкий зачес, сзади. Неся, при этом, за плечами, небольшой белый рюкзак.

Что, увидев Изабеллу, Сардин незамедлительно набрала ее по своему мобиль – телефону, и произнесла в приказном тоне, лишь только миг спустя.

- Изабелла, я обедаю в ночном кафе.* Вижу тебя.* Немедля явись ко мне.* Ты что тупа, конечно же, в ночное кафе.* Все, я жду.*
Буквально через минуту, Изабелла, вбежала в ночное кафе, ‘Бизон’, и быстро отыскав визуальным взглядом госпожу Сардон, тут же стремительно подбежала к ее маленькому и круглому столику.

- Слушай ты, цитату Владимира Ильича Ленина, и сегодня ночью, в нашей секси – тюрьме, ‘Мраки’, ты по своему разумению, растолкуешь ее. Ты поняла меня, Изабелла.**
- Да госпожа Сардон, я вас поняла. Внимательно слушаю вас. – Спокойно и кратко ответила, сразу же, Изабелла, стоя довольно скромно перед маленьким и круглым  столиком, госпожи Сардон.

- Так слушай же. Вот эта цитата.
- Самая возвышенная заповедь христианства гласит; ‘Возлюби бога превыше всего и своего ближнего, как самого себя’. Итак – бог превыше всего, но что такое бог.* Он – начало и конец, творец неба и земли. Мы не верим в его существование и тем не менее находим разумный смысл в заповеди, повелевающей любить его выше всего…

- Госпожа Сардон, уж коли это все, то позвольте, мне идти готовиться и переодеваться. – Вдруг робко произнесла Изабелла, и получив разрешение, вдруг, молча, развернулась и ушла, из ночного кафе, ‘Бизон’.

Спустя десять минут, когда уже Сардин  допила чашку горячего малинового чая, и любезно поблагодарив и заплатив десять драней, дежурной официантке девушке, Валентине. Кстати, девушке из их памэл ночного клуба, ‘Ночной Нарцисс’.
Как вдруг она сексуально  на шпильках, встала, и вышла из ночного кафе, ‘Бизон’, неся все также в руках свою черную дамскую сумочку, на небольшой золотистой цепочке.

Уже ближе подходя, на шпильках, к своему коттеджу номер 2, по четвертой улице Варлей, чувствуя, при этом, как довольно грациозно и красиво, развевается ее черная мини – юбка расклешь, при свежем весеннем, теплом ветерке. Как внезапно Сардин, издали замечает, как уже издали, со стороны задней автостоянки, идут к их коттеджу, Катя и Элин, в одинаковых, кстати, красных брючных костюмах, и в белых туфлях на босу ногу. Неся при этом, через плечо, большие холщовые сумки.

- О кого, я вижу, лицедейки, нище бродки, явились, наконец. Приказываю вам, тотчас же, переодеваться в ваш образ.
- Сардин, мы прекрасно знаем свою работу. Не указывай, пожалуйста, нам. – Произнесла довольно спокойно и тактично Элин, в ответ Сардин, уже спокойно, совсем не спеша, подходя к их коттеджу.

Поскольку, им по работе, достались роли нище бродок. То есть, Элин и Катя, специально сексуально перевоплощались в куртизанок, нище бродок. То есть, они, налаживая сексуально – возбуждающие  горчичники, одевали серые и грязные наряды. А это могли быть и длинные грязные макси, расклешь юбки, и также юбки мини, но обязательно ботинки – башмаки на высоких шпильках, телесные колготки, что специально были изорваны, то есть, такие телесные колготки, имеют специальные дырки – вставки, только лишь черного цвета, в любых своих частях.
К тому же, Элин и Катя, надевают чуть другие брондолитовые кольца, что более похожи на ошейники, с той лишь разницей, что они имеют иголки внутрь. Причиняя им самим намного больше боли, при всех сексуальных движениях.

Ибо, куртизанки, нище бродки, Элин и Катя играют при секси – тюрьме, ‘Мраки’, роли жестких и надменных львиц любви.
Плюс в их обязанности входит, охрана и доставка мужчины и женщины клиента, в секси – тюрьму,  ‘Мраки’, и разыгрывания перед ним, и при госпоже Сардон, политических сцен, из далекого летописного начала XX – ого века.
К примеру, Катя может в работе сказать, цитату Карла Маркса, из его труда ‘Капитал’.
- Рабочий день есть не постоянная, а переменная величина. Правда, одна из его частей определяется рабочим временем, необходимым для постоянного воспроизводства самого рабочего, но его общая  величина изменяется вместе с  длиной, или продолжительностью, прибавочного труда. Поэтому рабочий день может быть определен, но сам по себе он – неопределенная величина.
А Элин, запросто ей, Кате, да ответит в ответ цитатой, все из того же труда ‘Капитал’, Карла Маркса.
- Капиталист купил рабочую силу по ее дневной стоимости. Ему принадлежит ее потребительская стоимость в течении одного рабочего дня. Он приобрел, таким образом, право заставить рабочего работать на него в продолжение одного рабочего дня.

И лишь после, госпожа Сардон, всегда театрально вставляет свою философскую реплику. Лишь вначале спрашивая у мужчины, клиента, а после и сама же, отвечая, на свой  же вопрос.
- Но есть такое один рабочий день.*
- Рабочий день по моему разумению, это есть некая единица времени, что каждый человек, как отдельная единица индивидуальности, отдает свои собственные силы, на производство того или иного материально – физического продукта, желая взамен от своего нанимателя, работодателя получить, денежные средства. Что и послужат ему в дальнейшем, важнейшим средством, для его дальнейшей жизнедеятельности, в уже его личной жизни.
Поскольку, сам мужчина, клиент пожелал, и уже предварительно заплатил за эту секси, политическую игру, определенную сумму денег. Махнув, при этом, перед ним, своим черным кнутом, или медленно, томно – сексуально. Ходя, по мрачной камере, перед клиентом, в строгом дресс – коде серости, и на высоких шпильках, в высоких черных сапогах.
И к тому же, он, клиент, скован настоящими наручниками, по рукам и ногам, уже подписал предварительно с госпожой Сардон, договор – контракт, на строго ограниченное время, что выбрал сам же он, мужчина, клиент.
13.
Что сейчас, когда Катя и Элин, а вслед за ними и Сардин, при этом, громко цокая высокими шпильками, черных, закрытых туфлей о пол, уже вошли в свой коттедж. И при этом говоря между собой о работе, на эту ночь.

Как внезапно Сардин произнесла, уже входя свою комнату.
- Ладно, девчата с работой все ясно, как дела у вас лично.* У меня все по – прежнему порядку, серо и мрачно.
- Сардин, ради Бога, не терзай саму себя. Коли уж, нет плохих вестей о Светлозаре, то считай, что он еще жив и скоро вернется к тебе. А дела у нас, весенние, мы любим и цветем. – Произнесла вдруг с улыбкой, Элин, уже входя в свою двухместную комнату, рядом с комнатой Сардин.

А сама же, Сардин, как только, сексуально, на шпильках вошла в свою комнату, то сразу же, сняв с шеи свое черное брондолитовое кольцо, и посмотрев на стенные часы, над своей кроватью, что, кстати,  показывали уже 16.08. как вдруг, сразу же вслух произнесла сама себе.
- Так, еще рано мне переодеваться в дресс – код серости, а значит, я могу сейчас, снять диско – наряд, и до восьми часов вечера, просто уйти работать в наш  палисадник перед нашим коттеджем.
И говоря именно это, Сардин уже у кровати сняла с ног, черные закрытые туфли на десяти сантиметровых шпильках. Став после снимать с себя, белую топ – майку, черные плотные перчатки с рук, и бросив их небрежно себе на кровать, она незамедлительно сняла с себя черную мини – юбку расклешь, и     оставшись лишь в телесных колготках. Сардин сразу же взяла и надела, свой старый, салатового цвета, спортивный костюм, и надев на ноги свои старенькие белые кроссовки, просто и стремительно вышла из комнаты лишь на ходу произнеся громко.
- Девчата, все, я временно ушла работать в наш палисадник перед нашим коттеджем.
14.
Ровно через час, когда уже Сардин, спокойно работала в палисаднике, перед своим коттеджем, аккуратно и тщательно, вырывая из красивых весенних цветущих цветов, всю сорную траву, собирая сразу же, ее в хозяйственное белое ведро.
Как внезапно раздался громкий цокот шпилек, что Сардин, сразу же подняла голову, чтобы просто увидеть кто это.
И увидев Элин, что весьма сексуально, на высоких шпильках, вышла из их коттеджа. Услышав внезапно от Элин, лишь миг спустя, при этом мимолетно наблюдая, как Сардин просто продолжила свою работу далее.

- Сардин, я в наш гастроном за хлебом.
Поскольку, сама Элин уже была, в темно – синей обтягивающей мини – юбке. Что на фоне ее телесных колготок, с черной узкой полосой сзади, сделали Элин, сразу же грациозной и сексуальной. Поскольку, Элин надела черные сапоги, чуть выше колен, на десяти сантиметровых шпильках. Что лишь только усилили ее сексуальный эффект, на фоне ее оголенной спины, так как она, надела на свои груди, узкий горчичник – нагрудник, с черным начехольником со шнурками меж грудей. А черные  плотные перчатки, выше локтей, только лишь еще больше усилили этот сексуальный эффект Элин. Как впрочем, и наигольники на ее кистях рук, в три иглы, и банданой в пятьдесят сантиметров длиной, на ее правом бедре. Ибо черное брондолитовое кольцо, как и светло – золотистые пышные волосы, с ее сексуально – выразительным макияжем, и особо сексуально – возбуждающим ароматом, сделали Элин настоящей секси – тигрицей. Со своей простой дамской сумочкой в руках, черного цвета.

- Пожалуйста, Элин, иди. Купи только лишь молока. За ужином мы попробуем друг друга пасхальные куличи. – Произнесла вдруг довольно спокойно Сардин, лишь миг спустя, посмотрев на Элин, и одновременно,  при этом продолжая далее свою работу в палисаднике.

И лишь около восьми часов вечера, когда Сардин, ополола, весь палисадник перед своим коттеджем, и уже отнесла сорную траву, в общую компостную яму, на задворках. Она явилась назад в свой коттедж.  Что сразу же, учуяла, два особых сексуально – возбуждающего аромата от лейк – спрея. Что, кстати, шли от Кати и Элин, поскольку, еще Элин была в том же, самом диско – наряде, что она ходила в гастроном за молоком. А вот Катя, уже была в дресс – коде серости.

То есть, Катя уже надела, телесные колготки, высокие черные полуботинки, на высокой платформе, в десять сантиметров, и на высоких, шестнадцати сантиметровых шпильках. Что контрастно на Кате, гармонировали с черной мини – юбкой расклешь. И с ее белым передником, что она просто завязала сзади, на своей оголенной пояснице. Поскольку, Катя, как и Элин, надела на свои груди, узкий горчичник – нагрудник, с точно, таким же начехольником. Что на фоне, ее черного короткого пиджака да талии, смотрелся на Кате, сексуально и возбуждающе, особенно со всеми надлежащими аксессуарами для диско – наряда. Ибо, Катя, специально уложила свои длинные черные волосы, в пышную фиксаж – прическу, что с сексуально – выразительным макияжем, более черного оттенка, на лице. И  добавляли ей еще больше грации и сексуальности, с ее особым сексуально – возбуждающим ароматом.

- Девчонки, вы сейчас одеты, супер. А я сейчас надену свой дресс – код серости, и приду обратно ужинать. А и еще, советую и вам перед ужином, надеть на глаза, свои маски – аппликации. – Произнесла вдруг резким тоном Сардин, при входе на кухню. А затем развернулась и ушла в ванную комнату, вымыть руки.

Спустя полчаса, госпожа Сардон, медленно, томно – сексуально, громко цокая о пол, высокими черными сапогами, на шестнадцати сантиметровых шпильках, вошла вновь в кухню, и весьма сексуально присела за обеденный стол, на высокий стул – шпильку, с полукруглой спинкой сзади. Увидев, уже Катю и Элин, в их масках – аппликациях на их глазах.
Поскольку, сама Сардин, уже была в серой обтягивающей мини – юбке, и в таком же коротком сером пиджаке при талии, нараспашку.
Так как, она, став уже снова госпожой Сардон, надела, ту же самую классическую белую топ – майку, что и ранее, как и черные перчатки с наигольниками, в три иглы, себе на руки. И, конечно же, все остальные аксессуары для диско – наряда. Надев, конечно же, и серое драповое длинное пальто, с зауживанием сзади, нараспашку, со своим особым сексуально – возбуждающим ароматом. Надев, конечно же, себе на глаза, свою маску – аппликацию, с цветочным узором. И со своим черным кнутом в своей правой руке.

Как внезапно, госпожа Сардон, достаточно грубо и восклицательно, вдруг произнесла, лишь только миг спустя.

- Лицедейки, нище бродки, тотчас же, подать ужин мне.** А то всажу вам десять раз, каждой, с визуальным фантом в мои губы.**
15.
Было уже ровно 22.00, когда госпожа Сардон, медленно, томно – сексуально, громко цокая о серый бетонный пол, вошла в секси – тюрьму, ‘Мраки’, в камеру номер 3, наблюдая там уже, секси девушку Изабеллу.
Что, кстати, весьма, сексуально и грациозно, уже сидела на низкой скамейке, что была вделана капитально в серый бетонный пол.

Поскольку, сама Изабелла, уже сидела скованная цепями, в классическом мини – наряде, Красной Шапочки, и в красных сапогах – ботфортах, на высокой платформе, в десять сантиметров, да на двадцати сантиметровых шпильках. Что  одновременно, причиняло Изабелле ужасную боль и сладострастное наслаждение, от самой себя. Так как ее колени, в высоких красных ботфортах, оказались намного выше, самой поверхности низкой скамейки. Поскольку, Изабелла, помимо всех надлежащих аксессуаров для диско – наряда, еще добровольно заковалась в настоящие железно – кованые цепи, крест – накрест. Так как, Изабелла, свои руки, также сковала сзади, настоящими стальными наручниками. Скрыв, конечно же, глаза свои под своей маской – аппликацией. А свои темно – каштановые волосы, Изабелла уложила, в мелко – летящие морские волны, положа на них треугольную шляпу – берет, красного цвета. Чем и создала себе эффект, секси – девушки, называемой, Красной Шапочкой.

- Итак, раба Изабелла, я желаю услышать ответ, повторю свой вопрос, а вернее цитату, из Владимира Ильича Ленина. – Вдруг резко произнесла госпожа Сардон, уже ближе, медленно, томно – сексуально, на высоких шпильках, подходя к Изабелле.
-  Самая возвышенная заповедь христианства гласит; ‘Возлюби бога превыше всего и своего ближнего, как самого себя’. Итак – бог превыше всего, но что такое бог.* Он – начало и конец, творец неба и земли. Мы не верим в его существование и тем не менее находим разумный смысл в заповеди, повелевающей любить его выше всего…
- Все раба Изабелла, я внимательно слушаю тебя.** - Вдруг восклицательно окончила госпожа Сардон, махнув, при этом, перед ней, своим черным кнутом для устрашения.

- Госпожа Сардон, что значит, ‘Возлюби бога превыше всего и своего ближнего, как самого себя’. Это, прежде всего человеколюбие ко всему человечеству. Это,  как известно из библии. Но вот, что такое бог.* Вопрос сложный и спорный. Так как, по моему разуму, Бог, Творец всего сущего, находится лишь частичкой в каждом из нас, из людей. А коли так, то здесь, становится, вполне понятна следующая фраза, ‘Он – начало и конец, творец неба и земли’. Так как, каждый человек, с начала всех летописных времен, был, есть, и будет, творцом. Причем, госпожа Сардон, прошу заметить вас, человек Творец, имеет двойственный словесный смысл. В одном смысле, человек Творец, сотворяет мир, а в другом смысле, он же, и разрушает его же, как это было в страшные мрачные времена, раннего дикого коммунизма, в начале XX – ого века. То есть, Владимир Ильич Ленин, являлся в свое время жития, для кого – то богом, а для кого – то и дьяволом, в человеческом обличье. Поэтому, мне лично понятна, и его следующая словесная цитата. Мы не верим в его существование и тем не менее находим разумный смысл в заповеди, повелевающей любить его выше всего. Так как она трактуется Владимиром Ильичом Лениным, в пользу земного материализма, но, тем не менее, она склоняется возлюбить ближнего своего. То есть, возлюбить и нищего, и алкаша. Дозволив им, и свершить революцию хаоса и мрака, в далеком начале XX – ого века, в православном государстве Россия. Благодарствую, вам госпожа Сардон за внимание.
16.
- Что же, Изабелла, ты весьма интересно трактуешь Владимира Ильича Ленина. Так слушай же, следующую его цитату.** – Вдруг резким тоном воскликнула госпожа Сардон, взмахнув перед Изабеллой, своим черным кнутом, и через миг, вдруг произнесла далее.

- Употребление машин в крестьянском хозяйстве вызывает существенные бытовые изменения; Сокращая в земледелии запрос на рабочие руки и делая еще более чувствительной для крестьян существующую у нас перенаселенность земледелие, оно способствует увеличению числа семей, которые, становясь лишними для села, должны искать заработка на стороне и фактически становиться безземельными. Введение крупных машин в крестьянское хозяйство вместе с тем поднимает, крестьянское благосостояние, при наличных приемах земледелия и его экстенсивности, на такую высоту, о которой до сих пор нельзя было и думать. В этом обстоятельстве лежит залог силы новых хозяйственных движений в крестьянской жизни.

- Что же, госпожа Сардон, нет ничего греховнее, чем подменить живой человеческий труд, на машинный бездушный труд. Ибо, за прошедшие три века, человечество, постигло, что такое есть машина, робот. Я говорю сейчас обобщенно, так как машины – роботы, могут делать абсолютно все. Но вопрос. Что же тогда будет делать сам человек.* Ответ, уходит вглубь нравственности. Человек будет нравственно деградировать, а то есть, он будет спиваться, принимать табак, и тому подобные химические негативные вещества. И именно такие проблемы, на мой взгляд, и возникли в начале XX – ого века. Когда в Славяно – Русской деревне, возникли первые примитивные машины. А это, как известно, прялки, зерносушилки и другие бездушные машины, что заменили собой человека, и его человеческий, живой труд. И здесь, в пору будет сказать цитатой все из того же, Владимира Ильича Ленина. – Вдруг произнесла Изабелла, и сделав лишь краткую паузу. Вдруг произнесла далее, лишь миг спустя.

- Крестьянин, у которого нет инвентаря и средства для собственного хозяйства, фактически не может пользоваться своим наделом и должен отдавать его внаем другим крестьянам со средствами для ведения хозяйства.

- А то есть, госпожа Сардон, этой цитатой, Владимир Ильич Ленин, буквально взял и перекроил миллионы человеческих судеб крестьян, поскольку, если у крестьянина нет машин, то он, по его Ленинскому понятию, обязан был просто так, отдать свой земельный надел, в руки другого, более современного крестьянина с машинами. А он сам же, должен был идти в город, становиться еще более нищенским пролетарием, или же в своей же, родной деревне просто спиваться, опускаясь ниже своего человеческого достоинства. А это уже и есть, госпожа Сардон, серость и страшный мрак помысла Ленинизма. Благодарю вас за внимание.
17.
Настало светлое, майское утро, утро вторника, первого мая. Когда Сардин, сняв с себя полностью диско – наряд, включая и горчичники, и надев свое нижнее белье, как и свой черный спортивный костюм, и белые кроссовки на босу ногу, просто и легко пошла рысцой, свои обычные пять километров, при этом, дыша уже свежим майским воздухом.

И почему – то идя уже быстрой и легкой рысцой, Сардин вдруг с позитивной улыбкой вспомнила диалог Кати и Элин, и улыбнулась. Когда они в диско – нарядах, в образе лицедеек, нище бродок, прошедшей ночью, в секси – тюрьме ‘Мраки’, громко и философски разговаривали меж собой, на тему мрачного Ленинизма. Так как, Элин, вдруг произнесла цитату Владимира Ильича Ленина.

‘- Если с одной стороны, крестьянин находит выгодным расширять свои посевы далеко за пределы собственной потребности в хлебе, то это происходит потому, что он может продать свой продукт. Если, с другой стороны, крестьянин находит выгодным бросить хозяйство и идти в батраки, то это происходит потому, что удотворение большей части его потребностей требует денежных расходов, то есть, продаж. А так как, продавая продукты своего хозяйства, он встречает на рынке соперника, борьба с которым ему непосильна, то ему только уже и остается – продавать свою рабочую силу. Одним словом, почвой, на которой вырастают вышеописанные явления, является производства продукта на продажу. Основная  причина возникновения в крестьянстве борьбы экономических интересов – существование таких порядков, при которых регулятором общественного производства является рынок.

А Катя ей, да философски рассудив, и весьма грубо ответила, лишь миг спустя.

- Послушай, Элин, нище бродка, лицедейка ты, как ты смеешь рассуждать на такие серьезные темы. Запомни, ты не крестьянка, ты практически никто. Ибо, каждому крестьянину, было жалко  расставаться с нажитым за долгие годы, добром. Он долгие годы, собирал свое богатство, а теперь вынужден отказаться от него. Поскольку, те, кто нищенствовал когда – то, теперь был приближен к новой коммунической власти. А это уже именуется подлостью, и предательством своего собственного РОДА людей. Что и привело к непосредственному перевороту в далеком, 1917 – ом году, во XX – ом веке.
- Слушай, ты Катя, ты все верно говоришь, я лишь здесь в конце, добавлю очередную цитату Владимира Ильича Ленина. Дабы еще раз подтвердить твои слова.

- Рабочий класс должен дать буржуазному обществу самую чистую, самую последовательную, самую решительную программу буржуазного переворота вплоть до буржуазной национализации земли. От мещанского реформаторства пролетариат с презрением отстраняется в буржуазной революции; его интересует свобода для борьбы, а не свобода для мещанского счастья.’

Что сейчас, это вспомнив, уже Сардин, спокойно вернулась назад в коттедж, то внезапно встретила Катю и Элин, что как раз, только стремительно, бегом, в одинаковых белых спортивных костюмах, и в своих белых кроссовках, кстати, еще только выбежали на свою спортивную пробежку. Что внезапно Сардин остановила их, и сразу же произнесла, с доброй улыбкой.
- Девчонки, я сейчас спешу поздравить вас, вы самостоятельно сдали очередной свой летописный экзамен, вы просто молодцы.
- Спасибо, тебе Сардин. Что не сделаешь, чтобы избежать кнута госпожи Сардон. Ладно, мы побежали на пробежку. Сардин, приготовь, и нам, пожалуйста, завтрак, мы позавтракаем позже. – Произнесла вдруг с улыбкой Катя, уже бегом догоняя Элин.
Поскольку, та уже научилась достаточно быстро бегать, и блюсти свою девичью стать, в надлежащей строгой форме, дозволяя себе порой, насладиться и аппетитными  блюдами, своего собственного приготовления.

И уже позавтракав, оставив, конечно же, завтрак, и для Элин с Катей, Сардин спокойно пошла и переоделась в свой старый салатовый спортивный костюм, и повязав себе белую косынку на голову, на свои черные волосы, и просто босиком ушла работать в общие палисадники памэл ночного клуба, ‘Ночной Нарцисс’. Что, работая спокойно там, Сардин, внезапно вслух самой себе произнесла цитату Владимира Ильича Ленина, начав после сама с собой философски рассуждать.

- Пределы развитию рынка, при существовании капиталического общества, ставятся пределами специализации общественного труда. А специализация эта, по самому существу своему, бесконечна – точно так же, как и развитие техники. Для того, чтобы повысилась производительность человеческого труда, направленного, например, на изготовление какой – нибудь частички всего продукта, необходимо, чтобы производство этой частички специализировалось, стало особым производством, имеющим дело с массовым продуктом и потому допускающим ‘и вызывающим’ применение машин и тому подобное. Это с одной стороны. А с другой стороны, прогресс техники в капиталистическом обществе состоит в обобществлении труда, а это обобществление необходимо требует специализации различных функций процесса производства, превращении их из раздробленных, единичных, повторяющихся особо в каждом заведении. Занятом этим производством, - во обобществленные, сосредоточившиеся в одном, новом заведении. И рассчитанные на удотворение потребностей всего общества. 

- Единственное верное решение, обобществить труд. Но если же, так, то как же, индивидуальность отдельно взятого человека.* Его добросовестный труд. Выходит, что он, получит в денежном отношении лишь столько же, сколько же, заработает человек с ленцой. Так, на этот вопрос я продолжу отвечать в диско – наряде, вечером и ночью.
18.
И переменив образ своей мысли, Сардин, вовсе забыла обо всем, а просто ушла в работу, при этом красуясь и мысленно разговаривая с живыми цветами, и тем самым, она отвлеклась от своих суетных рабочих дел.

Но вот уже в начале четвертого часа дня, вторника, первого мая, Сардин вся грязная и потная, вернулась назад в свой коттедж, в свою комнату, и взяв лишь свою легкую цветную пижаму, стремительно ушла в туалетно – ванную комнату, принять душ.

Буквально десять минут спустя, Сардин уже вернулась обратно, и сняв с себя свою легкую цветную пижаму, она сладострастно вновь наложила на свое тело горчичники, и вспрыснув их ренд – гелем, тотчас же, подошла к своему шкафу – купе, где взяв телесные колготки, и сразу же, стоя, медленно и аккуратно, натянула их себе на ноги, а после, и себе на попи. И просто сунув свои сексуально полуобнаженные ноги, в черные закрытые туфли, на десяти сантиметровых шпильках, Сардин громко цокая ими о пол, причем уже весьма сексуально сотрясая ляжками своих бедер. Подошла к зеркалу, и стоя стала делать себе,  сексуально – выразительный макияж, с более черным оттенком, и накрасив свои губы, ярко – фиолетовой жгуче перцевидной помадой, причем толстым и жирным. Как тотчас же, Сардин перешла к своим черным волосам, чуть ниже плеч. Вначале лишь, идеально расчесав их, а после и пышно уложила их, с помощью своего лайк – спрея.

Миг спустя, Сардин, уже посмотрев на саму себя в отражении зеркало, тотчас же, отошла, при этом громко цокая о пол, шпильками черных закрытых туфлей к шкафу – купе, где без каких – либо раздумий взяла себе черную обтягивающую мини – юбку, и к ней же классическую белую топ – майку. Собираясь после надеть, серый короткий пиджак до талии. Вспомнив, вдруг, вслух почему – то цитату из Владимира Ильича Ленина. Что тотчас же, Сардин, сама себе вслух проговорила, надевая, при этом, вначале себе на руки, черные плотные перчатки выше локтя. Что, кстати, лежали на кровати, когда Сардин, еще ранним утром, сняла их и просто небрежно бросила их, себе на кровать.

- В крестьянской семье ‘испокон веку’ водится, что жена одевает мужа, себя и детей. Пока лен сеяли свой, приходилось менее тратить денег на покупку материала и предметов, необходимых для одежды, и эти деньги добывались продажей курицы, яиц, грибов, ягод, оставшегося мотка ниток или лишнего конца холстины. Остальное все производилось дома. Именно такими условиями, то есть, домашним производством всех тех произведений, которые требовались от крестьянок, и тем, что на это уходило все свободное от полевых работ время, объясняется в данном случае чрезвычайно медленное развитие кружевного промысла в селениях Вороновской волости. Кружева плелись преимущественно девушками из более обеспеченных или более многочисленных семей, где не было необходимости, чтобы все наличные женские руки занимались прядением льна, тканьем холста. Но дешевые ситцы, миткаль, понемногу стали вытеснять холстину; к этому прибавились и другие условия; то лен не уродится, то захочется мужу сшить рубашку кумачную и себе ‘шубку’, сарафан, по наряднее, и вот мало – помалу вытесняется или очень сильно ограничивается обычай ткать дома различные холсты, платки для крестьянской одежды.  И одежда, сама изменяется, отчасти под влиянием вытеснения тканей домашнего производства и замены их тканями, произведенными на фабриках.

И зло, усмехнувшись сама себя, Сардин вдруг далее вслух произнесла, сама себе уже, при этом, надевая на себя белую топ – майку, и после, черную обтягивающую мини – юбку.

- Да, конечно же, было легко исковеркать Ленинизму, мудрый уклад жития, нашего далеко жившего ПРАВОСЛАВНОГО крестьянина. Лишить его корней с матушкой – землей, где он испокон веку жил, ладил свой быт. Что своеобразно сотворил культуру и традиции, поскольку, само ткачество. Также входило в самобытную культуру нашего СЛАВЯНСКОГО РОДА людей, а то есть ПРАВОСЛАВНОЙ РУСИИ. А не он, ли, Ленинизм, внушил крестьянам ехать в города, и вести там разгульный образ жизни, да и еще свершить там кровавую революцию.* И не он, ли, призвал их, одурманенных людей  изменить свою Царскую Верховную власть, на власть серого коммунизма, где все должно быть общественным и государственным.* А раз государственным, значит ничьим, такая моя личная психо – логика коммунизма. А это своего рода, уже и есть безнаказанность и воровство. Что в свою очередь, привело лишь только к лени и к пьянству людей, и к забвению абсолютно всех своих ПРАВОСЛАВНЫХ традиций и обычаев. Не понимаю я, куда шли люди, когда дозволяли себе, свершиться теории мрачного научного Ленинизма.* Что они сами, дозволили пасть черной пелене МРАКОВ, на их глаза.
19.
Как внезапно, философские размышления Сардин, прервал звонок ее мобиль – телефона, что она, уже полностью надетая в черную обтягивающую мини – юбку, и в белую классическую топ – майку, с черными перчатками на руках. И весьма сексуально, на шпильках, подошла к белому дивану – канапе, где лежала как обычно ее дамская сумочка, на небольшой золотистой цепочке, и весьма сексуально согнувшись, достала его, и громко ответила, лишь миг спустя.

- Алло, я слушаю. Здравствуйте, Владимир, любитель политического секс – экстрима. Да наш договор в силе, я сейчас уже практически готова, осталось только лишь пообедать. А вы уже у ворот клуба.*  Ну, хорошо, я как раз еще не обедала. Да, да, встретимся в ночном кафе, ‘Бизон’, да, конечно же, я буду в положенном дресс – коде серости. Хорошо, ждите, буду через десять минут.   

Спустя уже десять минут, госпожа Сардон, медленно, томно – сексуально, громко цокая о красиво выложенную тротуарную плитку, высокими черными сапогами, на шестнадцати сантиметровых шпильках, вошла в ночное кафе, ‘Бизон’.
Поскольку, госпожа Сардон, была в черной обтягивающей мини – юбке, и в классической белой топ – майке, надев еще и серый короткий, при талии пиджак, нараспашку. Что, на фоне черных перчаток, с наигольниками на кистях рук, в три иглы, и при бандане, в пятьдесят сантиметров длиной, на ее правом бедре, сделали госпожу Сардон, еще сексуально – суровой. К тому же путы меж ее ног крест-накрест, как и черное брондолитовое кольцо на ее шее, как и узкая, черная секс – маска аппликация, на ее глазах, сделали ее совершенной, грациозной и красивой, со своим сексуально – возбуждающим ароматом. Поскольку,  госпожа Сардон, помимо своей черной дамской сумочки, на небольшой золотистой цепочке, держала еще и свой черный, болевой кнут, в своей правой руке.

- Госпожа Сардон, позвольте, вас угостить мороженым с фруктами в бокале. – Произнес вдруг нерешительно Владимир, молодой человек лет тридцати, что внезапно почтенно вначале поклонился ей, а после  и предложил ей сладкий обед.

- Нет, раб Владимир, я на обед предпочитаю борщ, и вареный картофель  с салом, и компот. Но не тебе ведать, мои гастрономические вкусы. – Произнесла вдруг резко грубо, госпожа Сардон,  обратив взимание, как Владимир, молча, пошел и заказал, заказанные блюда им на обед.
20.
Ровно десять минут спустя, госпожа Сардон, вначале любезно поблагодарив Владимира за обед, внезапно зло миг спустя, вдруг вопросительно произнесла, лишь только ехидно усмехнувшись.

- Ну, что раб, ты поел.*
- Да, госпожа Сардон, я поел. Благодарю.
- Значит, пошли в нашу секси – тюрьму, ‘Мраки’. Но вначале, здесь, я прочту тебе цитату Владимира Ильича, Ленина, что я сегодня утром начала разбирать. Сейчас я посмотрю, как ты силен умом. Слушай же, внимательно.

- Пределы развитию рынка, при существовании капиталического общества, ставятся пределами специализации общественного труда. А специализация эта, по самому существу своему, бесконечна – точно так же, как и развитие техники. Для того, чтобы повысилась производительность человеческого труда, направленного, например, на изготовление какой – нибудь частички всего продукта, необходимо, чтобы производство этой частички специализировалось, стало особым производством, имеющим дело с массовым продуктом и потому допускающим ‘и вызывающим’ применение машин и тому подобное. Это с одной стороны. А с другой стороны, прогресс техники в капиталистическом обществе состоит в обобществлении труда, а это обобществление необходимо требует специализации различных функций процесса производства, превращении их из раздробленных, единичных, повторяющихся особо в каждом заведении. Занятом этим производством, - во обобществленные, сосредоточившиеся в одном, новом заведении. И рассчитанные на удотворение потребностей всего общества.

- Госпожа Сардон, позвольте, но при развитии рынка, развивается и капитализм, то есть развивается экономика, растут и финансы людей. Что же касается труда, то вы ведь также не станете отрицать, что каждый рабочий человек, желает меньше работать, но больше получать.* Так и человек – крестьянин, желал в те далекие времена, меньше работать в поле, а желай больше получать урожая какого – либо продукта, не желая при этом, подумать, что он лишь есть частичка одной огромной структуры, то есть общества, что и потребляет этот же самый продукт. И также было и на фабрике, или же заводе, в городе, о чем говорится в первой части этой цитаты. А во второй же, части этой цитаты, говориться о прогрессе техники. Но ведь, позвольте, госпожа Сардон, технический прогресс напрямую зависит, от человека, от того настолько он грамотен, и знает толк, например во дерева – обрабатывающем станке, допустим. И если же, дать не ведущему крестьянину с деревни, резать на нем доски, то понятно само собой, что он его сломает, и просто уйдет от возмещения денег, на его починку.

- Хорошо, раб Владимир, я прекрасно поняла тебя.** Пойдем же, в нашу секси – тюрьму, ‘Мраки’, где ты почувствуешь себя настоящим рабом, человеком бойкотом. Ибо, ты отныне грешник и цареубийца, а, следовательно, как говорил, Владимир Ильич Ленин.

- Ты человек Бойкот, и требуешь, следовательно, для своего успеха, непосредственной борьбы со старой властью, восстания против нее и массового неповиновения ей в целом ряде случаев, ‘такое массовое неповиновение есть одно из условий подготовляющих восстание’. Бойкот есть отказ признавать старую власть и, конечно, отказ не на словах, а на деле, то есть проявляющийся не в возгласах только или лозунгах организаций. А  в известном движении масс народа, систематически нарушающих законы старой власти, систематически создающих новые, противозаконные, но фактически существующие учреждения и так далее. Связь бойкота с широким революционным подъемом очевидна; бойкот есть самое решительное средство борьбы, отвергающее не формы организации данного учреждения, а самое его существование. Бойкот есть объявление прямой войны старой власти, прямая атака на нее. Вне широкого революционного подъема, вне массового возбуждения, повсюду переливающего, так сказать, через край старой легальности, не может быть и речи об успехе бойкота.** - Вдруг восклицательно окончила госпожа Сардон, и взмахнув перед Владимиром, своим черным кнутом, уже при входе в секси – тюрьму, ‘Мраки’. Где их уже встретили куртизанки, нище бродки, Элин и Катя, в своих диско – нарядах серости.

Поскольку, Элин и Катя, тут же временно обожгли своим био, электро – током, с помощью своих аксессуаров, наигольников, самого Владимира. Как тотчас же, они подняли под руки его, и весьма сексуально, на шпильках,  повели его, в камеру номер 1.
И туда же, медленно, томно – сексуально, громко цокая о серый бетонный пол, высокими шпильками, высоких черных сапог, высотой в шестнадцать сантиметров, последовала и госпожа Сардон. Наблюдая, при этом, сквозь свою маску – аппликацию, как Катя и Элин, уже сексуально полностью обнажили Владимира, лишь надев ему взамен, черные кожаные трусы, и просто усадили Владимира на низкую, деревянную скамейку, оставив при этом его руки и ноги свободными.
Когда же, сам Владимир, буквально десять минут спустя, вновь пришел в себя, как внезапно, госпожа Сардон продолжила далее, лишь миг спустя, и при этом, весьма жестко махнув перед Владимиром, своим черным кнутом.

- Ну, что же, человек бойкот, тебе ли в усладу все это.* Тогда продолжим цитатой, все того же Владимира Ильича Ленина.** - Вдруг громко воскликнула госпожа Сардон, и при этом, плеснув по его телу своим черным кнутом, вдруг громко продолжила далее, лишь миг спустя.

- Армия пролетариата крепнет во всех странах. Сознательность, сплоченность и решимость растут не по дням, а по часам. И капитализм успешно заботится об учащении кризисов, которыми воспользуется армия для разрушения капитализма.

- Или же, ты раб Владимир, желаешь услышать, как разрушалась многовековая русская власть ПРАВОСЛАВНОГО царизма.* Так я отвечу тебе же, словами самого Владимира Ильича Ленина.** - Вдруг далее воскликнула госпожа Сардон, и плеснув своим черны кнутом, Владимира, внезапно легко продолжила громко далее. При этом, вовсе не наблюдая, как нище бродки Элин и Катя, по строгим правилам политических игр садо – мазо. Сексуально на шпильках, отошли чуть в сторонку, и просто, молча, наблюдали, сквозь свои маски – аппликации, за происходящим в камере.

- Царь крепостников крикнул  беспартийным крестьянам, что он не допустит принудительного отчуждения. Пусть рабочий класс крикнет в ответ на это миллионам ‘беспартийных’ крестьян, что он зовет их на массовую борьбу за низвержение царизма и за конфискацию помещичьей земли.

- Но и тебе раб Владимир, как человеку бойкоту, было и этого мало, и ты назойливо вторил, словами Владимира Ильича Ленина. Так слушай же далее.* - Вдруг воскликнула госпожа Сардон, и лишь миг спустя, уже жестоко плеснув своим черным кнутом, полу оголенное тело Владимира, продолжила далее.

- Пусть оба эти грандиозные восстания рабочего класса подавлены – будет новее восстание, перед которым слабыми окажутся силы врагов пролетариата, из которого с полной победой выйдет социалистический пролетариат.

- Стоп, госпожа Сардон, на сегодня мне наверно, хватит. – Произнес внезапно Владимир, и сразу же дал знак, что их политическая игра в садо – маз, немедленно должна быть прекращена, о чем отлично знала и госпожа Сардон. Что тут же, она подала знак, Кате и Элин, помочь встать Владимиру, лишь только кратко и уже вполне спокойно произнесла, миг спустя. Опустив, при этом, вниз, и свой черный кнут.

- Что же я согласна Владимир. С вас за сегодняшний сеанс тысяча драней.

Конец первой главы, третьей части.