Ностальгия по школе

    В некотором царстве, в некотором государстве жила-была школа-лицей Пять Дробь Шесть, она так называлась, потому что располагалась в двух типовых трехэтажных зданиях, огороженных одним забором. Поздней осенью вдоль забора набухала сочная красная рябина, соблазняя птиц. Невиданная случайность однажды осчастливила город прилетом несметного количества свиристелей, которые перелетали с крыш многоэтажных домов на провода, с детских качелей на деревья, оставляя повсюду после себя красные пятнышки рябины на первом робком снегу. Учителя прерывали уроки, выводили ребят в школьный двор, где с говорливым изумлением дети разглядывали это чудо природы с полосатыми цветными крыльями.
    В классе дети рисовали птиц под музыку Вивальди.

    В поезде было жарко. Четверо цыганят мал мала меньше с визгом носились по коридору, спотыкаясь о грязные серые тряпки, постеленные на длинный полосатый ковер. В купе вошел чернявый мужчина лет сорока, обвел быстрым взглядом двух женщин, устроился на краю нижней полки.
- Это ваши дети? – спросила молодая женщина, с любопытством разглядывая красивое лицо соседа.
- Теперь мои, – ответил цыган.
- Почему теперь? – удивилась женщина. Вторая, испытывая неловкость за подругу, отвернулась к окну, делая вид, что не прислушивается к разговору.
- Это дети наших погибших друзей, везу к себе домой, – спокойно ответил мужчина.
- Почему в интернат не отдали, раз у них нет родителей? – не могла никак угомониться Анжела Андреевна, так звали одну из попутчиц.
- Цыгане своих детей в интернаты не отдают, – твердо ответил мужчина и стал смотреть в окно. Поезд медленно тронулся, начал постепенно набирать скорость, проезжая мимо соседнего состава все быстрее и быстрее, вдруг встал, оглушив неожиданной тишиной. Пассажиры поняли, что все еще стоят, это соседний состав прошел мимо них.
- На что же вы будете жить с такой оравой? – задала очередной вопрос любопытная соседка.
- Таких дур, как вы, облапошим – на хлеб с маслом хватит, – ответил мужчина без улыбки и вышел из купе, с треском захлопнув дверь.
- Что вы пристали к человеку? – повернулась к Анжеле женщина постарше, – не видите – у человека горе.
- Слышали, что он сказал? Быстрее помогите поднять полку, надо вещи спрятать.
   Вторую как ветром сдуло с полки. Две женщины суетливо прятали свои нехитрые шмотки, толкаясь и ударяясь задами.
- Шапку! Шапку! – шептала Анжела, стягивая со второй норковую шапку.
    Когда цыган вернулся, тетки сидели на своих местах смирно, только легкий румянец на щеках говорил о недавней суете.
    Мужчина ухмыльнулся и вывалил на стол бутылку водки, шоколад, минералку, колбасу со словами:
- Угощайтесь.
    Повисло неловкое молчание, которое прервала Елена Сергеевна, начав копаться в клетчатой китайской сумке:
- Курочка, у нас есть курочка.
    Мужчина придвинулся к столу и стал разливать в разнокалиберные кружки водку. Потекла неторопливая беседа под перестук колес, поезд отошел со станции, направляясь в сторону Урала, медленно набирая скорость.
   В соседнем купе угомонилась детвора, женщины в цветастых юбках уложили их спать.
    Анжела оживленно беседовала с интересным человеком, Елена Сергеевна повернулась в сторону окна, прислонилась к стенке с неудобной ночной лампой, прикрыла глаза. Спать пока не хотелось, но беседа с незнакомцем наводила на неприятные размышления: «Хороший обычай у этих романтиков, нация не потеряет жизнеспособность при таком отношении к будущему, не утеряет культуру, традиции. А у нас что творится? Дети в интернатах живут при живых родителях. Свобода личности никак не означает, что можно бесконечно размножаться, не отвечая за свои поступки. Почему за бездумные игры взрослых отвечают дети сиротством, на всю жизнь уяснив свою ненужность».
    Елена Сергеевна вспомнила свою соседку по квартире, немолодую некрасивую женщину, всю жизнь прожившую вполсилы, вполголоса.
- Я же в интернате росла, ни печь не умею, ни ребенка воспитывать, – сказала она однажды, по привычке застенчиво улыбаясь.
   Елена Сергеевна невольно чувствовала перед ней свою вину. Обласканная родителями, она ощущала в себе такие силы, способности, которых, возможно, в ней не было; но ведь все, за что она смело бралась, получалось замечательно. В гимнастике, в живописи, в любви, наконец, она достигала желанных результатов. В тридцать четыре года она завуч огромного лицея, где есть даже 1 «Л» класс. Неплохо для семейной женщины, влюбленной в свой дом.

    В девять лет Елена поняла, что жить лучше дома. У ее родителей была обязанность приглашать на воскресенье одного ребенка из интерната, а в следующий выходной отправляли дочь с новоиспеченной подружкой в казенный дом.
    Все в новинку, интересно: на выделенной кровати Елене не захотелось спать, они устроились на тесной детской кровати с худенькой девочкой, крепко обнялись и, поболтав о том, о сем, заснули. Но дружбе не суждено было состояться, потому что через какое-то время девочек пришлось постричь наголо из-за педикулеза. Может, кому-то повезло больше. Но Елена Сергеевна была убеждена, что благотворительность по приказу свыше никогда не принесет блага, если не пройдет через душу.

    Поезд шел мимо заснеженных дачных городков Подмосковья, где кипела жизнь даже зимой, рисуя свой след паутиной лыжни, дымящимися трубами, немногочисленной толпой людей у маленьких магазинов вдоль железной дороги. Колеса дробно перестукивали: «Хо-ро-шо, хо-ро-шо!».
    Елена Сергеевна отвлеклась от воспоминаний и повторяла про себя: «Хорошо!». Какую замечательную штуку они везут, кто бы знал! Если называть вещи своими именами, они совершили самую обыкновенную кражу. Но все равно хорошо.
    Курсы не повышали квалификацию учителей, а давали возможность немного отдохнуть среди новых людей от сумасшедшей гонки, в режиме которой они жили в новом лицее у себя дома.
    Выступали авторы учебников для начальных классов, говорили на давно знакомые темы, долго и подробно размышляя о возможных вариантах учебников, которые сами же критиковали. Анжела потихоньку стала бегать по магазинам, а ответственная коллега вечерами пересказывала содержимое занятий, пока однажды не наткнулась на жемчужное зерно.
- У метро Коломенское есть школа, в котором математику изучают по экспериментальной программе, – сказала вечером Елена Сергеевна. – Может, съездим?
- Съездим, – живо согласилась Анжела. – Что за программа?
- Мы математику детям как даем? По зернышку, из крупиц простых понятий складываем гору. А они наоборот – сначала дают гору общих понятий, а потом по крупице вынимают элементы и изучают. Физики из МИФИ придумали эту программу для своих детей.
- Смысл в этом какой?
- Говорят, что после третьего класса дети решают задачки за седьмой.
- Да ладно! Не может такого быть! – воскликнула Анжела. – Поедем завтра, посмотрим?
- Поедем.
    На том и порешили.
    Долго искали школу. Забрели в церковь, стоящую среди звенящих от мороза деревьев. Редкие прохожие пробегали мимо двух провинциалок, неизвестно с какой целью забредших в довольно пустынное место.
   Школа встретила суровой охраной, через которую с трудом прошли; директор дал понять, что они здесь посторонние, всякие консультации исключены. За разрешенные полчаса учительницы ничего не узнали, везде встречая холодный отказ даже просто поговорить. Ничего не оставалось, как уйти несолоно хлебавши.
    Вышли с некоторой обидой и остановились около здания. Профессура, видите ли, у них работает, нельзя беспокоить. Нельзя, так нельзя, есть другие пути.
    В это время вышла та, молоденькая, у которой уроки закончились недавно.
- Хочешь хорошо заработать? – спросила Анжела, показывая довольно приличную сумму из-за пазухи, как спекулянтка на базаре.
    Уже далеко отошли от школы, но молодая все еще колебалась. Учительницы добавили еще и наконец дожали, отдав всю сумму полностью и сразу.
    На следующий день в метро долго стояли, подсчитывая убытки. Молодая пришла, когда все сроки истекли, с оглядкой, словно шпион из фильма, сунула толстый пакет в руки Елены Сергеевны и быстро убежала.

- Вы спите? – Анжела шепотом вывела из дремоты коллегу, – дайте мне спирт, пожалуйста.
- Успокойтесь, если заразились, то поздно после драки кулаками махать, – с улыбкой сказала Елена Сергеевна, наблюдая, как коллега усиленно вытирает рот. – Уже часа два прошло.
    В купе они были одни, попутчик, видимо, вышел в тамбур.
- Противно, – пожаловалась Анжела, – до сих пор противно.
- Мне тоже противно, – рассмеялась Елена, вспомнив постыдное приключение на Московском вокзале. Они потеряли квитанцию на сумку, после долгого нытья рослый носильщик обещал выдать двум теткам их поклажу в обмен на два поцелуя. Поезд уже стоял на перроне, женщины дружно кивнули головами, и мужик повел их по проходу мимо полок с чемоданами. Елена Сергеевна отделалась легко, однажды хоть обрадовавшись своему возрасту, а Анжеле достался горячий мокрый поцелуй в молодые уста. Они волокли свои сумки, пригибаясь от нервного хохота, а потом с остервенением терли губы спиртом.
- Хватит натираться, ложитесь спать, – сказала старшая, устраиваясь на нижней полке.
    В купе вошел попутчик, осторожно поднялся на верхнюю. Вторая полка пустовала.
    Елена Сергеевна с улыбкой думала о директоре. Интересно, как она встретит новость?
    В июле учителя поехали на недавно полученные дачные участки у черта на куличках. Луиза в ситцевом садовом платье и кирзовых сапогах шагами промерила участок Елены, недовольно бурча:
- Даже здесь ей повезло – все девять соток.
    Все тихо посмеивались над начальством, которому подсунули участок с болотом в центре – надо же такому случиться!

    Неудивительно, что директор сразу согласилась на эксперимент.
   Про этого человека можно рассказать много любопытного.
Начать хотя бы с того, что в кабинете у Луизы Ильясовны свет выключался около часу ночи.
    Все знали, что в шкафу у нее висят костюмы на разные случаи жизни, в приемной стоят чайник и коробка с едой, тоже на всякие случаи жизни. А на прием к ней приходить лучше вечером. Отношение к директору было неоднозначным, но уважали все. Ее попытка создать авторскую школу рухнула в конце концов из-за национального вопроса, но в свое время в республике лучше этой школы не было. Внутри двух типовых зданий умещался детский санаторий с шахтами для астматиков, зубным, массажным кабинетами, свои музыкальная и компьютерная школы, швейные мастерские, тир, множество кабинетов, которыми гордятся простые школы. В коридорах висели картины мастеров, подаренные авторами. Еженедельно филармония проводила в актовом зале школы концерт. Но все это терялось в сравнении с тем, как она поставила работу учителей. Шла настоящая, хорошо организованная муштра, которая привела к тому, что любой урок учителя стал открытым.
    Однажды через десять минут после начала урока открылась дверь в класс Елены Сергеевны, и Луиза шепнула:
- Принимайте гостей.
    Вошли двадцать шесть директоров республиканских школ со стульями. Дети привычно собрались, учительница тоже не растерялась, моментально перестроив урок с обучающего на урок повторения пройденного, чтобы показать ребят. А показать было что.

    После зимних каникул шлифовали испорченные детьми книги. В привезенных рабочих тетрадях не оставили ничего лишнего, затем отдали в типографию для издания книг на два класса. Параллельно всем коллективом изучали методички. Эксперимент начался с согласия родителей, которых честно просветили об истории происхождения программы. Сначала страшились последствий, никого постороннего не пускали в класс. Может, москвичи тоже последствий боялись? К Новому году выровнялись с другими классами, а потом двинулись вперед, словно набирающий скорость поезд. Через три года любовались результатами, а чуть позже программа пошла по другим школам из других источников. Сейчас по книгам Виленкина и Петерсона занимаются все лучшие школы и России, и ближнего зарубежья.

    Луиза Ильясовна не жалела денег на обучение учителей: все проходили компьютерные курсы, всевозможные курсы повышения квалификации, с ними работал профессиональный психолог. В старших классах преподавали профессора из вузов, выпускные экзамены приравнивались к вступительным, в результате однажды был поставлен рекорд – 93% лицеистов поступили в институты.
   Это было давным-давно, настоящая сказка не состоялась, потому что однажды на педсовете вывели на сцену женщину лет сорока и сказали:
- Знакомьтесь – ваш новый директор.
    Луизу увезли с инфарктом.
    В школе не поняли причины демонстративной отставки, поговаривали о финансовых махинациях, но в коллективном саду до сих пор строилась хижина дяди Тома – садовый домик директора школы размером четыре метра на четыре; жила она в трехкомнатной квартире с мужем и семьей, за рубеж не ездила. «Финансовые махинации», заставили сотрудников РОНО уничтожить лучшую школу республики?
    Шепотом передавалась другая версия, вызывая озноб у слушателя. Неужели национальный вопрос?

    Елена Сергеевна давно уехала к мужу в Казахстан, так решив личные проблемы. В новой школе бумажная волокита отнимает много времени учителей, ей хочется кричать: «Не так надо работать!» Но в чужой монастырь не лезут со своим уставом. Однажды на открытом уроке ребенок сделал фонетический разбор слова до того, как учитель продиктовал это слово. Елена поняла, что пришла на отрепетированный концерт, спросила:
- Когда разбор полетов?
- Зачем? – удивился завуч. – Открытый урок прошел.
    Елена вспомнила, как она краснела перед коллегами за мусор в речи – во время урока несколько раза сказала «так».

    Изредка она приезжает в свой родной город и идет в школу, где до сих пор работают несколько учителей старой закалки.
- Меня директор попросил уменьшить количество отличников в четвертом классе, – говорит Анжела Андреевна. – Девятнадцать человек – это слишком много.
    Директор еще не знает, что в одиннадцатом классе почти все эти дети будут отличниками. Школа! Главное требование Луизы было – не только дать знания детям, а научить их учиться.
    Елена Сергеевна слушает подругу, глядя в окно. На крышах соседних домов, припорошенных снегом, на сочной рябине в школьном саду, на заборе, разделяющем теперь уже две школы, Пять и Шесть, сидит несметное количество свиристелей с полосатыми крыльями.